Текст книги "Царственный паяц"
Автор книги: Игорь Северянин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)
рентген, легкие никуда не годятся, доктора прямо-таки погнали ее, как и меня, прочь из
болота, и вот мы очутились здесь. Большое и сердечное спасибо Вам за ускоренную
пересылку зарплаты из «Красной нови», также благодарю и за журнал, полученный 30
ап– р<еля>. Какие стихи идут в «Огоньке», т. е. на какую приблизительно сумму можно
рассчитывать? Получили ли Вы мои книжки, посланные 20 апр<еля>? Не писали ли
Вы мне письма после 17 апр<еля>, т. е. не потерялось ли оно? Кто выпустил строфу в
стих<отворении> «Привет Союзу!» и слово «вскоре» в последующей – Вы лично или
редколлегия? Предпочел бы, чтобы Вы. Вот я уже и устал, простите меня, придется
письмо закончить, а столько хотелось бы сказать! Но Вы, дорогой, меня отлично
поймете и не осудите. Пока благодаря гонорару из «К<расной> н<ови>» мы еще живы,
а что будет дальше – посмотрим. Одно только знаю: чрезвычайно Вам трудно
141
наладить переводную для меня работу, и мне крайне больно (именно больно!), что Вы
так хлопочете. Не стесняйтесь, прошу Вас написать обо всем от-
кровенно: всякая правда легче недомолвок. Я ведь все смогу понять. <...>
Крепко обнимаю Вас, крепко целуем, шлем Нине Леонтьевне и Вам наши лучшие
пожелания.
Надеюсь, теперь Вы сразу напишете, не станете терзать меня молчанием.
Всегда Ваш, всегда с Вами Игорь
ЫатЛбБии, УаЬасЫе, 3,
ЕЫБУ Нарва-Иезу, Вабадузе, 3,
Эстонская ССР
Р. Б. Не думаете ли Вы, что правильнее писать «Нарва-Иезу» вместо «Усть-Нарвы»,
которой теперь фактически не существует? «Ери– ван»... «Тбилисси»... «Таллин»...
Кажется, я прав.
18
Написано в период от 21.05 до 23.05.41 г.
Дорогой Георгий Аркадьевич,
заставил себя сесть к столу и одним махом переписать десять стихотворений.
Теперь у Вас, по крайне мере, будет выбор: что можно, возьмите для печати, остальное
оставьте себе на память. Мне очень ценно было бы иметь Ваше мнение о каждом в
отдельности (о всех пятнадцати). По два – по три слова хотя бы. Надеюсь, здоровье
Ваше лучше и Вы уже встали. Напишите, если уже все прошло. Из «Огонька» до сих
пор нет.
Я никуда не выхожу: температура, начиная с 4-5 дня, 38-39.
По утрам только и могу работать. А по ночам изнурительные поты.
Я спрашивал адрес Асеева. Но, м<ожет> б<ыть>, он меня не любит? Тогда не надо.
Куда поехал Маркушевич? Когда его можно ожидать? Было бы хорошо познакомиться,
поговорили бы о Вас. Нине Леонтьевне Верочка и я, как и Вам, шлем приветы. Верочке
очень понравились стихи Н<ины> Л<еонтьевны>, в особенности ее любовь к детям.
Обнимаю Вас, целую, Ваш Игорь
Светлая Нина Леонтьевна, спасибо Вам за стихи – грустные и трогательные,
изысканные и хрупкие. Отчего Вы бросили писать? Такие стихи нужны для
небольшого круга ценителей. Это тем ценнее.
Берегите моего и своего друга!
Всего хорошего от Верочки и меня.
Игорь
Усть-Нарва, 23 мая 1941 г.
Дорогой и милый Георгий Аркадьевич, из Вашей вчерашней открытки рад был
узнать, что Вы поправляетесь. О себе, увы, сказать этого не могу. .
Я просмотрел все книги, изданные за 23 года отсутствия. Просмотрел
наистрожайше. Среди бесчисленного мусора и всякой гнили я отобрал около 80
стихотворений безусловных. И вот я решил постепенно их переслать Вам: пусть лежат
у Вас, – так надежнее. Кое-что отдадите в журналы, по крайне мере выбор будет.
Лучшие стихи оказались в сборнике «Классич<еские> розы». А из других по 2-7.
Выходит, что я написал за эти годы очень и очень мало. При моей теперешней
строгости мне мало что может нравиться. Но то, что я посылаю Вам, я люблю, и
стилистически эти вещицы, возможно, совершенны. Из них со временем составится
неплохой избранник (исборник).
Что касается слова «предажа», Вы, конечно же, пошутили, что не понимаете!...
(продать – продажа, предать – предажа...)
Только, пожалуйста, не подумайте, мой дорогой, что я послал сти– хотв<орение> о
142
Н. Н. Гончаровой Вам как-нибудь в пику (Вы на нее ведь по-иному смотрите ). Нет,
уверяю Вас, я даже забыл о Вашем взгляде и только потом вспомнил. Откровенно
говоря, никто из нас не знает ничего. Смотря кого читает, каким источникам вверяется.
Очень возможно, что она была идеальной женщиной. Не спорю и не могу спорить. Но
когда я это писал, мне казалось так (1924 г.). А теперь мне ничего не кажется. Если
«предажа» противно звучит, можно всю эту строфу исключить: потеря не из больших.
Итак, жду от Вас (когда будет время, конечно) мнения Вашего о каждом в отдельности.
Теперь у Вас уже 20 лирических и 10 «портретов». А из тех десяти (политических) два
напеч<атаны> в «К<расной> н<ови>», некоторые отпадают, т. к. я усвоил их
никчемность («К англ<ийскому> пролет<ариату>», «Старый Лондон»). А что «Красная
страна»? Разве ее никто не берет? На мой взгляд, она неплохо сработана. Не послать ли
ее мне Дунаевскому? Посоветуйте вообще, что ему послать. А Белосельскому дайте,
пожалуйста, возможность скопировать, что ему пригодится.
Обнимаю, целую, люблю. Будьте здоровы. Приезжайте летом: не так уж дорого
обойдется, если купить только билеты.
Всегда Ваш Игорь
<ПРИПИСКА НА полях:>
Остальные 40 пиес я пришлю Вам значительно позже, т. к. переписка для меня
крайне тяжела и кладет меня «в лоск».
Усть-Нарова, 15 июня 1941 г.
Дорогой Георгий Аркадьевич,
ждал, ждал от Вас дополнит<ельного> письма, да так и не дождался! Или Вы очень
снова заняты, или опять прихворнули. Лишь бы не второе, т. к. на опыте знаю, что это
значит...
25мая в 4 ч<аса> утра со мною произошел сердечный припадок. Верочке пришлось
вызвать врача – актера Тригорина-Круглова, зани– м<ающего> здесь место земского.
Уже много лет. Кое-как, с грехом пополам, оживил меня... К счастью, дня через два
приехал докт<ор> Ри– вес из Tartu (Юрьева), окончивший Базельск<ий>
унив<ерситет>. Он взялся за меня энергично, прописав ряд заграничн<ых> дорогих
лекарств: за одну неделю на 42 р<убля>. Велел лежать 12 дней, экономя движения. Мне
гутогку лучше. Это все... Докт<ор> заходит по средам. Он назначен директ<ором>
водолечебницы в Усть-Нарве. Человек со– врем<енный>, молодой, ироник и весельчак.
И все-таки Вера хочет позвать на днях европ<ейское> светило – проф<ессора>
Пуссепа, приехавшего на свою дачу. Вещи, правда, продаем полным ходом, но хватит
ли их на светил – не знаю... Кстати, «Огонек» давно уже перевел 200 р<ублей>.
Зарплата знатная: по червонцу строка! Жаль, что редко.
Переводы с туркм<енского> мне запрещены, как и вообще чтение и письмо. Но я не
слушаюсь, иначе с голода помрем: продавать вскоре нечего будет. Работа, конечно,
очень трудная и нудная, но она может дать деньги, и я энергично (понемногу!)
работаю. Теперь взялся за «Серго». Вы, со своей стороны, будьте строги и решительны:
исправляйте все, что надо.
Изд<ательство> «Сов<етский> писатель» обратилось ко мне с письмом, прося
матер<иал> для № 2 «Ленингр<адского> аль<манаха>». Я послал 4 сонета, из которых
принято 3, «Чайковск<ого>» браковали по понятным причинам: нытье. Кроме того,
взяли с мал<енькими> выпусками «Красную стрелу» (не отдайте ее в какой-нибудь
журнал!..).
С сегодняшним присылом стихов у Вас уже накопится 62. О, если бы хоть что-
нибудь взяли куда-нибудь: невыразимо трудно болеть в безденежьи!..
Лето у нас кошмарное: холода, ветры, бури, дожди. Солнце пропало* Топим печь
через день, готовит В<ера> Б<орисовна> на «Грэтц».
143
Нине Леонтьевне и Вам Верочка и я шлем сердечн<ые> пожелания. Пишите, очень
прошу Вас: переписка с Вами большое для меня удовольствие. Мне кажется, что,
получая столько стихов. Вы уже утомились от них. А они все идут... как дождь!.
Обнимаю, люблю. Всегда с Вами, Игорь
После 22 сентября 1927 г.
Ответьте мне, прошу Вас, на следующие вопросы:
1. ) Получили ли Вы письмо мое от 22.1Х?
2. ) Как фамилия Мих. Ал.?
3. ) Когда Вы едете в Ревель?
4. ) Ревельский адрес?
5. ) Удивитесь ли Вы, если я посвящу Вам несколько стихсотворе– ний>?..
Вот и все пока.
Давайте Ваши ручки!
Игорь.-
2
5 декабря 1927 г.
ТоИа, 5 XII. 1927.
Светлая Ирина Константиновна,
Вы такая прелесть, что выполнили все в точности! Конечно, я Вами доволен и
благодарю Вас.
Когда именно поедете Вы домой? Я, право, не знаю, удастся ли нам попасть к Вам:
мои лыжи сломаны, а новые я хотел купить в Ревеле, полагая, что вечер будет до
праздников. Теперь же я задумываюсь. За последнее время трижды ездил в Нарву, но
там ничего подходящего, – в смысле лыж, – нет. Мы ждем на Рождество из Юрьева
Вильмара Адамса и, возможно, если разрешите, вместе с ним заглянем к Вам, если не в
душу, то в дом. Впрочем, Вы известите меня еще, не правда ли? Постепенно
втягиваюсь вновь в прерванную поездкой работу.
Вчера написал новеллу (в прозе), отослал фельетон в газету. Стихов новых нет. В
Двинске написал всего три. Все сильнее тянет в лес, и на
днях хочу в монастырь. После 20 янв<аря> думаем вновь в путь – м<ожет>
б<ыть>, в Польшу. Через Двинск, где предложено повторение вечера: был полный зал,
и мне предлагали повторить через три дня, но я был связан Ригой, где пришлось
выступить семь раз подряд. Фелисса приветствует и Вас, и тех кукол, о кот<орых> Вы
сообщали: они не из живых, и ей нет оснований их не любить.
Жму Вашу ручку. По вечерам светит молодой месяц, и в парке бродят
замысловатые тени. И мы среди них. Поблескивает наст, и сияние его грустно и
болезненно. Как сияние некоторых чувств.
Ваш Игорь.-
Р. Б. Фелисса просит Вас подарить ей куклу. Дешевую, конечно.
3
22 июня 1929 г.
ТоПа, 22.VI.1929 г.
Самое лучшее, если вы навестите нас между 25-28 VI.
Мы будем очень Вам рады.
Удобнее и живописнее ст. Оги.
144
Сердечный привет от Фел<иссы> Мих<айловны> и меня. Итак, ждем.
Ваш Игорь.-
4
25
июня 1929 г.
ТоПа, 25.VI.1929 г.
Экстренно вызваны в Юрьев. Сейчас уезжаем. Сообщим о дне возвращения.
Привет. Вернемся дней через 5.
Игорь.-
й
9 июля 1929 г. ТоПа, 9.УН.1929 г.
Вчера, 8-го, мы вернулись в ТоПа из Ьшца, где гостили у Виснапу. Приезжайте
теперь к нам в ближайшие дни, не откладывая. Сердечно приветствуем Вас и ждем,
Ирина Константиновна.
145
Игорь.-
6
19 июля 1929 г. ТоПа, 19.VII.1929 г.
Итак, мы ждем Вас в дни, Вами назначенные. Постараемся встретить. Но жаль, что
не знаем станции. Сообщите, если успеете.
Привет искренний.
Игорь.-
7
9 июля 1930 г.
ТоПа, 9.УН.1930 г.
Фелисса сердечно благодарит Вас и всех Ваших за ласковый прием и просит
передать всем привет. Присоединяюсь к ней. Особая моя благодарность Мих<аилу>
Конст<антиновичу> за любезную доставку «верхом на палочке». Я жду его к себе. На
велосипеде это быстро делается. Итак, всего хорошего. Ф<елисса> просит сообщить
адрес госпожи Кульдвер. Ревельский.
Игорь.-
8
11
июля 1930 г. ТоПа, 11.VII. 1930 г.
Вы знаете, когда приезжайте? – 18—19-го июля: в воскресенье, 20-го, я и Фелисса
выступаем здесь в вечере, даваемом местным Музыкальным о<бщест>вом. Упросили,
и неловко было отказаться: о<бще-
ст>во хочет подработать, а я здесь уже 13-й год живу, и надо было внести свою
лепту.
Вчера вечером вернулся с озер, куда ходил вместе с Л. А. Андруш– кевичем и И. X.
Степановым. Вспоминали Вас. Они живут здесь на даче. Первый пробудет до 20
авг<уста>, второй вскоре уедет. Попали под четыре грозы, – славно освежились!
Провели там два дня. Третий раз в этом сезоне был я на своей воде. А к Вам около 1
авг<уста> на несколько часов. Идет?
Слезайте в Орро. Черкните заранее, – приду встречать на полпути.
Фелисса Вас приветствует и ждет
Игорь.-
9
1 июня 1931 г.
ТоПа. 1.У1.1931
На днях у нас были Винклеры, и мы от них узнали о Вашей болезни, и вот
выражаем сочувствие и искренние соболезнования. Берегите себя, в особенности на
закате. У меня весна тоже прошла под знаком всяких болезней, в том числе невралгии
правой стороны головы. А теперь Фелисса Мих<айловна> расхворалась: насморк,
кашель и пр. Думаю, что Вы уже в Шмецке, пишу туда. Напишите о своем здоровье, а
когда совсем будет хорошо, приезжайте сами. Верх у нас сдан, но внизу для Вас
местечко имеется. На днях ждем вдову худ<ожника> Бербера, а затем Инг Виснапу.
Вообще же, дачников, к нашей радости, в Тойле не предвидится. Приедете – обо всем
поговорим лично. Много есть о чем поговорить. Маме и Мих<аилу>
Конст<антиновичу> передайте наши приветы. Как Ваш журнал? Выходит?
Книги мои все еще печатаются. К июлю, вероятно, выйдут в свет. От И. X.
получили приглашение на свадьбу. Очень удивились. Итак, всего доброго.
Игорь.-
10
5 июля 1931 г.
ТоПа, 5.УН.1931 г.
146
Вам посылается привет, запрос о здоровье и ожидание Вас в ТоПа. И не
воображайте, пожалуйста, что бездождье продлится все лето, а
потому не очень-то ссылайтесь на «успеется»... «Поспешишь – людей
насмешишь», и все боятся почему-то смеха, между тем как он полезен для здоровья, а
обрекать ближнего на недуги не так уж вежливо. Какая зловредная сия пословица! И
вот – рассмешите людей – поспешите к нам!..
Игорь.-
11
5 августа 1931 г.
ТоПа, 5.УШ.1931 г.
Не все поездки оставляют после себя очаровательное впечатление, – такова,
напр<имер>, моя последняя к Вам. Нелепая, глупая, что она могла дать мне, кроме
досады, полнейшей неудовлетворенности? Невменяемое собственное состояние,
ненужные спутники. Бр!.. У нас гостит Адамс. Целыми днями стихи, острые
разговоры. Приезжайте в субботу в 2 ч<аса> дня из Аувере. Постараемся встретить в
Орро. Фе– лисса все знает. И не подумал скрыть! Она очень просит Вас к нам.
Настроение у всех чудесное. А что это за история с «Нарвск<им> листком?» Привезите
№. Я чрезмерно удивлен. Итак, до субботы.
Ваш Игорь.-
Пишите впредь на меня непосредственно. Эту открытку Вы получите в пятницу.
Спешил, – почта уходит. А если в субботу не приедете, ждем во вторник с тем же
поездом. Вообще не откладывайте очень приветы и ожидания.
Иг-
12
13
октября 1931 г.
ТоПа, 13.Х.1931 г.
Выезжаем мы отсюда во вторник, 20.Х, в 3 ч<аса> дня. Зайдите вечерком к Агате и
там сговоримся обо всем. Все дни будем очень заняты, но вечером, конечно, свободны.
Усиленно благодарствуем за хлопоты. Из Белграда уже получили два билета 1-го класса
по всей Югославии На 3 месяца. Дни стоят такие дивные, листва так лучезарно-
лимонна, м°ре такое тихое и опаловое, что расстаться с милой осенью нашей
трудно! Переписываю новые книги, кот<орые> повезу с собой. Приветы наши Вам.
Ваш Игорь.-
«Навидит» или ненавидит А. – не все ли равно? Да и нет, в сущности, ничего
подобного, конечно. А у меня для Вас есть «писулька», ко– т<орую> лично доставлю. А
в Европе что-то уж чересчур «атлантид– но». Где-то кого что застанет... Кажется, это
повсюдно...
13
9 ноября 1931 г.
Любляна, 9.Х1.1931 г.
Милушка. Вот мы и в Югославии, и уже в третьем городе. Сегодня здесь концерт.
З.Х1 был в Варшаве, 5 в Мариборе, 6 в Птуе (Петеум). Любляна на Саве, около
австр<ийской> границы, в 2 ч<асах> езды от Триеста. Завтра едем в Белград, до
кот<орого> 12 ч<асов> езды. Мари– бор, где мы провели двое суток, совершенное
очарование: в горах, на Драве, теплынь, чистота, асфальт, уют. Познакомились там с
весьма игривой обладательницей дивной виллы, роскошного авто и старого мужа... Она
угощала нас тончайшим обедом, винами и фруктами своих садов, возила, сама
управляя авто, в Птуй за [неразб], а когда провожала, вагон наполнила цветами. В ее
доме встретились с кн. Е. Оболенской и одной богатейшей помещицей под Марибором,
147
приглашавшей к себе гостить на месяц, но нет времени! В Любляне нас встречали
проф. Макледов и Кун, сестра Липковской, с букетом лимонных хризантем для
Ф<елиссы> М<ихайловны>. Шлем Вам привет. Жорж обещал писать Вам. Увы, нет
больше места.
Целую Игорь.-
Пишите на Белград. Один экземпляр, конечно Ваш!...
14
9 января 1932 г.
ТоПа, 9.1.1932 г.
Праздники мы встретили в Дубровнике на Ядране у наших очаровательнейших
Сливинских. У них же живет В. В. Шульгин – спутник
наших адриатических блужданий и просветитель по части красавиц из Конавли...
Побывали в Сараево у милейших из милых, Валентины Ва– сил<ьевны> Берниковой,
которую я 11 месяцев не видел и уж очень захотел видеть: не поленился для этой цели
16 часов просидеть в купэ, натопленном, как баня. Да и назад столько же. Она была так
обрадована и взволнована свиданием, что мне не пришлось пожалеть затраченных на
нее (точнее – для нее) сил. 27-го дал концерт в Белграде, а уж 28-го в 8.35 веч<ера>
домой. В Варшаве пробыли всего 18 час<ов>, 3 часа в Риге и около 10 в Юрьеве, я не
уверен в Вашем адресе: с Вами это случается, тем более что и на Ракитина не писали.
Так вот подтвердите получение открытки этой, и я напишу более подробно. А мои-то
открытки из Болгарии и Югославии Вы получили? Что Вы теперь вытворяете?
Сообщите. Фишечка Вам шлет привет.
Игорь.-
Как Ваше меццо? В Софии были 6 раз в опере. Слушали и «Шван– ду»
Вайнбергера, – гадость. Впрочем, Христова (контральто) спасла 2-й акт.
15
5 марта 1932 г.
ТоНа, 5.111.32 г.
Дорогая Ирина <...>
Да, гадалка Ваша во вкусе времени, слов нет, но почему же только два друга дома?
Не маловато ли несколько?... Уж на худой конец – дюжину. А что прославитесь —
недурственно, знаете ли... Только вот вопрос, как и в чем? А вдруг кого-нибудь там
ухлопаете, съедите или в корзинку упрячете? По нашим временам и это слава... на
всеобщем бесславии! Впрочем, все это шутки, и я действительно хочу Вам, детеныш,
всяких успехов... в пении, например.
А что касается валерьяшки, есть средства и повернее. Жалею, что я на таком
«почтительном» расстоянии нахожусь постоянно, а то живо излечил бы «болящую»...
При этом гарантировал бы «некоторую неприкосновенность», конечно, при желании, а
еще точнее – при неже– лании... Понимэ?
Впрочем, надо полагать, и в Ревеле такие «средствия» имеются. Только советую
побольше напирать на валерьянку при встрече с добрыми знакомыми, авось кто-нибудь
и посочувствует. Как я, примерно.
В Нарве все было «ничего себе»: и зал, и бал, и отэль. Публики было около 250,
причем русских, как и следовало ожидать, около пяти... Куль-туу-рный град, что и
говорить! Я был приглашен в «жюри», и уж как нас там <не> жури, выбрали некую
Мария Маркс. Обывательница, как обывательница. Миленькая, круглолицая,
конфузливая. «Веселились» до трех, а потом пошли в Петроградскую», где утром
уплатили счет за... бессонницу, однако не в Ирушкином смысле.
А мне все мерещится Ваш бальный туалет с бантиком!... Поедете на праздники
домой, заезжайте, право. Обязуюсь быть «паинькой» в моем смысле!
148
Читать здесь почти нечего. Попробовал было «Антлантиду-Евро– пу»
Мережковского, но «сробел» на десятой странице. Нет, уж я предпочитаю ей
«Атлантиду» Пьера Бенуа: понятнее и ближе. А еще тут читали рассказы Бунина,
Зайцева, Чирикова, Рощина, Куприна. Все весьма посредственно. А Куприн так и
совсем выдохся. И все время читателя по плечу похлопывает. Фамильярничает. Ужасно
хамит Бунин, заметно «академит». Порой даже до неприятности: задевает. Зайцев
неровен, Рощин еще совсем «желторотый», <но> с проблесками и остринкой. Но это с
ним редко все же. Лучшей книгой эмиграции остается по-прежнему вышедшая в свет
летом в Белграде «Книга Июнь» Тэффи, где она уже не только юморист, но и
тончайший, оригинальнейший лирик. Прочтите непременно.
Чувствую себя, если говорить серьезно, не очень-то хорошо: душа нестерпимо
тоскует и мечется. Все чего-то не хватает. Иногда беспредметно, но часто и весьма
определенно. И этому есть много почти неустранимых причин. Жизнь налажена очень
правильно, приятно, даже уютно и вместе с тем...
Я стараюсь, по возможности, винить во всей неурядице себя самого. И уж конечно,
известная доля вины лежит на мне. Но, принимая в соображение свои навыки, свои
привычки и вкусы, т. е. свою сущность... Не знаю, право, как Вам, дорогая Ирина, ясно
и лучше все это выразить, но, верьте мне, мучаюсь я порой самым недвусмысленным
образом.
Как следствие всего этого – частая апатия, чисто физическое недомогание,
побаливает сердце, и, вообще, меня мутит.
И это тем больнее и нестерпимее, что Фишенька редкостно-порядочный, тонкий,
любимый и любящий человек. Она все видит, бедная, и мучается в свою очередь. А
«утешения» здешние (я имею в виду живых людей) чрезвычайно слабые и не всегда
рациональны...
Пишите, Ирушка, чаще и, если что-нибудь более интимное и откровенное,
адресуйте на «нее»: жена может расстроиться иногда и из-за
пустяка, стойко перенося зачастую более серьезное. Люди уж так устроены. Дайте
мне Ваши ручки: надежные, испытанные, понимающие.
Приближается весна. Солнце-то, заметьте, какое! Душа полна грусти и радости,
боли и блаженства. Стареющий поэт (как это жутко звучит!) все еще преисполнен
любви к миру, людям и молодым женщинам. И это, думается, так понятно, так
неизбежно, так нужно!...
Ваш Игорь.-
16
18
июля 1932 г.
ТоПа, 18.VII.1932
Миленькая невежа!
Где ответ на мое обращение от 9-го мая? Злитесь? Нужно ли? Не лучше ли было
сразу откликнуться? Ваше молчание несколько осложняет пустяк, в сущности
производит неблагоприятное впечатление. Вы понимаете меня, надеюсь? Вы хотите
меня понять – вернее?...
Фелисса Мих<айловна> и я ждем Вас 28—30: 31-го здесь будет много оркестров и
хоров. Съезд всего. Захватите с собой простыни. Одеяло есть. Я хочу Вас видеть.
Сообщите день и поезд – я приду на ст. Орро Вас встретить. Мне нравится прийти. В
Нарве – надо думать – печатается моя «Адриатика». 25.У1 Волгин увез от меня
рукопись, обещая, что типография в ближайшие же дни пришлет корректуру. Однако до
сих пор ничего нет. И сам Волгин примолк. Я ему черкнул открытку. Он пробормотал в
ответ по телефону что-то невразумительное. Голосок его был какой-то неуверенный.
Мягко выражаясь – я смущен... Я получаю со всех сторон заказы. И у меня кончаются
149
сбережения. Мне книга необходима. Если увидите его, попросите его поторопить
типографию. Мы приветствуем Вас. Равно маму и Мих<а– ила> Константиновичам Я
жду от Вас очень скорого письма.
Ваш Игорь.-
Я жду Вас, Ирушка, одну – мне нужно с Вами говорить более или Менее интимно.
Для других есть другие дни.
Иг.
6
августа 1932 г.
6.У1П.1932
Милая Ирушка!
На днях пришлю к Вам, – конечно, с Вашего разрешения, – пять экземпл<яров>
«Адриатики», вышедшей в свет 5-го августа, и попрошу Вас, деточка, распродать их по
знакомым. Цена всего одна крона. Я послал много экз<емпляров> в Югославию,
Варшаву, Берлин и пр. Если разойдутся все 500 экз<емпляров>, я смогу осенью уехать
в Румынию и уж, конечно, опять на Адриатику. Иным способом теперь денег не
заработаешь, и Вы это отлично понимаете.
Вчера от нас уехал Вася. Он пробыл неделю. Что-то с ним произошло: мрачен,
тяжел, удручен, молчалив и даже не хихикает. Старался его рассеять, но тщетно.
Посоветовал приехать другой раз в лучшем настроении. В нем есть признаки безумия.
Говорю это совершенно серьезно.
Приезжал как-то Иван Хар<итонович>, затем Россбаум из Ревеля, иногда бывает
Маслов. Брейтвейт живет уже две недели. Энергична, деловита, современна. Умна и
воспитанна. Ежедневно купаются с Фи– шенькой и Дусей. По вечерам читаем Гумилева
(она его лично знала), Сологуба, Блока. Собираемся к Эссену, который усиленно зовет.
Он приезжал к нам 10-го июля. Ночевал. Был мил и занятен. Приезжайте же в
ближайшие дни к нам. Не забудьте, пожалуйста, простыни.
Фишенька, Грациэлла и Дуся Вас приветствуют. И ждут. Познакомитесь и с Аурой,
и с Норой. Вы их еще не знаете? В Тойле очень много дачников. Вчера чуть-чуть не
попали к Вам ночью в авто: из Ревеля в Гунгербург ехал вечером Стильмарк, заехал
пить чай и катал нас. Приглашал всех на курорт. Дамы запротестовали: шел дождь и
боялись за туалеты.
Итак, Ирина, жду. Целую.
Привет маме и М<ихаилу> К<онстантиновичу>. Ваш Игорь.-
18
12
августа 1932 г.
ТоПа 12.VIII.1932
Я приду обязательно встретить Вас. Дождя не предвидится. Но и если бы и был,
пусть он не смутит Вас: дороги настолько хороши (из-за
засухи), что сразу испортиться не могут. Мы с Фелиссой очень рады повидаться с
вами: столько тем, впечатлений, оттенков!..
Всегда Ваш Игорь.-
19
26
октября 1932 г.
Toila, 26.Х.1932 г.
Милая Ирушка!
«Не осуди за долгое молчание»: столько приходится писать ежедневно писем, что
никак не собраться было. Уедем мы не ранее чем между 20—25 XI, если, конечно,
достанем деньги, а это теперь, сами знаете, трудно. Пока что живем с 1 сент<ября>
исключительно на проданные экз<емпляры>, поэтому крайне заинтересованы в
скорейшей продаже. До сих продано повсеместно 101 экз<емпляров>, вернее —
150
продано-то больше, но не отовсюду разрешено пересылать деньги. Есть уже и долги.
Вообще, трудненько. Как только угораздит Вас отделаться хотя бы от двух
экз<емпляров>, шлите переводом. Если увидите Ив<ана> Хар<итоновича>,
подстегните его: у него 25, и он молчит, «как убитый». Все жалуются, что дорого, но
снижать цену и не думаю: «мал золотник» и т. д. Отчасти я рад, что задерживаемся:
осень здесь прелестна. «Дочь Альбиона» 1 окт<ября> переехала в leve, а раззнакомился
с нею я 15 сент<ября>: не мог простить ей того, что не оправдала себя, как мечты, а
предстала вопиющей прозой пред светлые очи мои!.. Вас же мы всегда помним и
любим, чего и Вам желаем касательно нас.
Привет Ст. Ив. и Вам от Фелиссы и меня. Пишите!
Игорь.-
20
28
июня 1933 г.
28. VI. 1933 г. Замок «Храстовац» Словения
Дорогая Ирушка!
1-го июля исполнится ровно четыре месяца, как мы уехали из Той– Ла– С Вами мы
расстались 16 февраля. Побыли два дня в Юрьеве, день
в Риге, три в Варшаве, где я дал вечер, и 9 марта, в сумерки, мы уже ехали по
Кишиневу в отэль «Paris». В этом уютном и обворожительном городе с улицами-
аллеями провели без трех дней два месяца, дали там три концерта, выезжали на три дня
в Аккерман, дал и там вечер, затем в авто съездили в Бугае за 18 кил<ометров> к
Черному морю, а 5-го мая покинули Бессарабию и направились читать в Бухарест, гда и
пробыли четыре дня. 11-го мая приехали в Белград, дали вечер и пробыли три недели,
потом уехали на природу в Дубровник и на восемь в Сараево (и тут был концерт),
вернулись на неделю в Белград, а 21 июня приехали, по предлож<ению>
пр<авительст>ва, сюда на лето, в старинный (600 лет!) австр<ийский> замок гр.
Герберштейна, в котором 120 комнат. Из окна дивный вид на окрестности: холмистые
буковые леса и поля, горы, река, а вдалеке синеют Альпы, начинается Триест. От Вены
четыре часа езды, от Триеста и Фиуля – пять, от Белграда – 12 ч<асов> езды в ск<ором>
поезде. Хотя посещаемость концертов и была хорошей (бывали вечера по 500-700
чел<овек>!), цены билетов стояли крайне низкие, и в результате все, что заработали,
ушло на поезд в Румынию и отэли. Здесь же у нас билеты бесплатные, как всегда.
Финансовая сторона дела, след<овательно>, оставляет желать лучшего. Зато бездна
впечатлений и переживаний, сотни новых знакомств, среди которых есть более чем
интересные. Да и старых друзей в Югославии почти всех перевидали. Напишите нам,
давно ли Вы в Шмецке, что у Вас нового, встречали ли в Ревеле Россбаума, Вебер и
друг<их> знакомых. Я никому ничего все это время не писал, и лишь теперь, в природе
и тишине, ни о чем (я не сказал: ни о ком!) не думая. Постепенно принимаюсь за
переписку и вообще письм<енную> работу. В Румынии написал 10 стих<отворений> и
4 в Дубровнике. Шлем сердечный привет маме и Мих<аилу> Конст<антиновичу>, а
если Нина Конст<антиновна> и Мих<аил> Алекс<андрович> у вас, то, конечно, и им.
Встречаете ли Вы Василия Аким<овича>? Кланяйтесь и ему. Мы много гуляем в лесу и
полях, ловим рыбу. Попадаются сазаны и проч. В Бух<аресте> видели Липковскую,
пришедшую на мой концерт. Она похудала, что ей к лицу. Недавно вышла замуж – в
53 года – за датчанина [неразб.]. Ему 27. Бух<арест> – элегантнейший из городов.
Там же живет теперь и Елена Ив<ановна> Арцыбашева. Целую Вас.
Пишите поскорее!
Ваш Игорь.-
Мы живем в 18 кил<ометрах> от пограничного г. Марибора (Марбурга). Сообщение
автобусное.
151
7
января 1935 г. [ТоИа] 7.1.1935
Я жду Вас, милая Ирушка, от 2 до 4 дня у Шульца в пятницу, 11 января.
Целую ручки. Приветствую.
На Тойла не отвечайте.
Игорь.-
22
19
марта 1935 г. 19.III.1935
Милая Ирина Константиновна, неуловимейшая!!
А не зайдете ли Вы сегодня, во вторник, к 8-9 час<ам> веч<ера>? Завтра я уеду -
имейте в виду. А повидаться бы нам было нужно. Не правда ли, дитятко?
– Руку!
Игорь.-
о
а
28 января 1930 г.
ТоИа, 28.1.1930 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Василий Иванович!
Мне грустно, что приходится поздравлять Вас с восемьдесят пятым днем Вашего
рождения с таким большим опозданием, но только сегодня получил я от редакции
«Сегодня» Ваш адрес, о котором своевременно сделал запрос, поэтому простите меня
великодушно и примите самые искренние, самые добрые от Фелиссы Михайловны и
меня пожелания здоровья и всяческого благополучия.
Летом исполнится пять лет, как мы виделись с Вами в Праге, и мы не забывали за
это время Вашего к нам сердечного и участливого отношения, ласково и радостно
вспоминая дни, с Вами проведенные. Помним и совместные обеды в «Радио», и часы у
Вас.
Передайте, пожалуйста, наши искренние воспоминания Елене Самсоновне,
Валентине Георгиевне, Евгению Николаевичу, Сергею Ивановичу, Бельговскому и всем
тем милым людям, с кот<орыми> мы встречались пять лет назад у Вас.
За эти годы мы побывали однажды в Польше, дважды в Латвии. Больше никуда не
ездили. Постоянно живем в своей деревушке у моря. Живется трудненько, заработков
никаких, если не считать четырех долларов в месяц из «Сегодня». До сих пор, слава
Богу, помогало Эстонское правительство, благодаря которому мы кое-как и
существовали. Однако нельзя ручаться за это впредь. Писатель я никакой, поэтому
заработать что-либо трудно. Как лирик не могу много заработать: никому никакая
лирика в наше время не нужна, и уж во всяком случае она не кормит. До сих пор мучает
меня долг проф<ессору> Заблоцкому (12 долл<аров>), но отдать, при всем желании,
никаким образом не могу. И нет даже надежд, т.к. книги не выходят, вечера дают такие
гро
ши, что едва на дорогу хватает. Здоровье и мое, и жены тоже оставляет желать
лучшего.
Но, несмотря на все невзгоды (а у кого их нет?), живем мы, погруженные целиком в
природу, отрешившись от мирской суеты и бестолочи. Судьбой своей мы очень
довольны и на Бога не ропщем.
В глубине душ теплится надежда на скорое возрождение Родины: уж слишком нагло
152
и безобразно гоненье на Церковь, и значит – вскоре восстанет, возмутится народ. Не
может не возмутиться: Русский он! Пока я думаю так, я могу жить.
А я так – наперекор очень многому – все же думаю.
Да сохранит Господь Вас, дорогой и любимый Василий Иванович, и да поможет он
нам увидеть Россию, снова обратившейся к религии, а значит – и к поэзии.
Всегда неизменно Ваш
Игорь-Северянин
Письмо в редакцию
1 февраля с<его> г<ода> исполнилось 25-летие моей литературной деятельности.