Текст книги "История всемирной литературы Т.7"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 102 страниц)

В поэзии второй половины XIX в. произошло меньше изменений. Основными жанрами лирики оставались традиционные для таджикско-персидской поэзии газель, рубаи, касыда.

Особенно популярной в придворных кругах была касыда, в которой восхвалялись «мощь и власть повелителя мусульман – правоверного эмира». И поэтому в творчестве многих придворных панегиристов касыда превратилась в набор гиперболических восхвалений правителя, исчезли изысканность поэтического слога, высокий стиль, присущие мастерам этого жанра в классической поэзии – Унсури, Фаррухи (XI в.), Анвари (XII в.) и др.

Поэты просветительского направления, скажем Шохин, продолжая лучшие традиции одического жанра, обращаясь к повелителю, напоминали ему о жестокостях властей, о произволе эмирских чиновников, призывали к справедливости и правосудию. В конце своей недолгой жизни Шохин, убедившись в тщетности своих призывов, в одном из стихотворений с горечью писал о том, что он потратил лучшие свои годы, слагая касыды в честь недостойных и низких людей: За улыбки льстецов и награды вельмож, // Воспевал я не раз лицемерье и ложь. // Так в стихах описал кровожадного пса, // От которого ангел дрожал, как лоза... (перевод Г. Ашкинадзе).

В содержании газели произошли также заметные изменения. В творчестве Шохина, Возеха, Савдо и других поэтов газель освобождается от аллегорических и символических образов суфийской поэзии, в поэтических фигурах большее место занимают конкретные образы и сравнения, взятые из жизни.

В этот период менее был развит эпический жанр. Пожалуй, наиболее полно эпика была представлена в творчестве Шохина двумя его произведениями: поэмами «Лейли и Меджнун» и «Подарок друзьям» («Тухфаи дустон»). Поэма «Лейли и Меджнун», посвященная памяти безвременно скончавшейся жены поэта и написанная в традициях средневековых поэм на эту тему, так и не стала оригинальным произведением. Но в поэму-месневи «Подарок друзьям» (написана парными рифмами, как писались поэмы Руми, Саади и других классиков, не была закончена) Шохин сумел ввести много нового – и в содержание, и в форму. Он отказался от абстрактных рассуждений на морально-этические темы. Его критика отрицательных сторон как отдельного человеческого характера, так и общественного уклада в целом опиралась на реальные факты тогдашней действительности.

В этот период качественные изменения происходят в художественной прозе. Повествовательные традиции классиков средневековья были восприняты писателями XIX в. Однако отвлеченность философских рассуждений, вычурность стиля уступили место правдивому изображению событий. Это можно видеть на примере путевых заметок Возеха, «Редкостных событий» и «Исторического трактата» Дониша – сочинений, авторы которых, описывая конкретные исторические и политические факты, делают широкие социальные обобщения.

Сатирические произведения Возеха, юморески Савдо, философско-моралистические рассказы из «Редкостных событий» были новыми жанровыми формами таджикской художественной прозы. Совершенно особое место в литературе этого периода занимает «Исторический трактат» Дониша, который можно отнести к художественной публицистике. Сатира Савдо, Возеха и Шохина пронизана иронией, в которой под видом одобрения высмеивались отрицательные явления жизни. Художественная проза таджикских просветителей и по силе обличения и критическому пафосу, новаторству выразительных средств была типологически близка философско-художественной повести и публицистике такого, к примеру, французского писателя, как Вольтер. Это тем более знаменательно, что даже Дониш не был знаком ни с одним произведением западноевропейских просветителей.

К определению этой новой тенденции в таджикской литературе второй половины XIX в. вполне применим термин «просветительский реализм».

В поэзии, как в лирическом, так и в эпическом жанрах, абстрактно-аллегорические образы суфийской поэзии уступают место образам, близким к жизни, отражающим конкретные чувства людей.

Тенденция к реалистическому изображению явлений действительности выражалась также в демократизации языка художественной литературы за счет сближения его с разговорным языком в таком масштабе, о котором раньше не могло быть и речи, в использовании богатств фольклора.

Таджикские просветители, и в первую очередь Ахмад Дониш, оказали огромное влияние на развитие передовой общественно-политической мысли народов Средней Азии конца XIX и начала XX в., на развитие реалистической литературы. С. Айни, переживший «духовную революцию» после знакомства с произведениями Дониша, назвал его «яркой утренней звездой на темном горизонте Бухарского эмирата».

ТУРКМЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Вторая половина XIX в. ознаменована рядом побед туркменского народа в борьбе с войсками иранского шаха и хивинского хана, а также событием исторического значения – присоединением земель, населенных туркменами, к России. Эти факторы способствовали приобщению туркмен к передовой культуре русского народа, территориальной и идейно-политической консолидации разобщенных племен.

В народе крепло сопротивление захватническим притязаниям со стороны Бухарского эмирата, Хивинского ханства, усиливались вольнолюбивые стремления, вдохновляемые поэтами и певцами свободы.

Важнейшие исторические события эпохи находили воплощение в сказаниях и исторических поэмах, проникнутых патриотическим пафосом. Одно из таких произведений – историческая поэма Абдысетдара Казы «Дженг-наме», в которой рассказано о победах туркмен в сражениях с войсками иранского шаха в 1858 и 1861 гг. В духе традиций народно-героического эпоса поэт прославляет храбрость воинов, показывает их самоотверженность в бою.

Автор поэмы стремился описать мощь, силу объединенных туркменских племен, способных дать отпор агрессору. Если в XVIII в. Махтумкули первым воспел в стихах идею единения туркмен, то спустя сто лет Абдысетдар Казы воссоздал один из важных периодов истории народа, когда разбросанные племена, на время объединившись, одержали победу в борьбе с захватчиком.

А. Н. Самойлович, издавший критический текст этой поэмы с комментариями в 1914 г., обоснованно сравнивал ее со знаменитой героической эпопеей Фирдоуси «Шах-наме» (XI в.).

Историческая тема характерна для творчества Мухаммедрахима (сына Молланепеса), Мискинклыча, Дована и некоторых других поэтов того времени. Мухаммедрахим посвятил свой дестан «Война текинцев с каджарами» исторической победе объединенных сил туркмен в борьбе с иранскими войсками, напавшими на Туркменистан в 1861 г.

В туркменской литературе развивалась в это время социально-сатирическая, назидательно-дидактическая поэзия, любовная лирика. Замечательными творцами ее были Мятаджи и Мискинклыч.

Мятаджи (1824—1884) относится к плеяде поэтов дореволюционного Туркменистана, продолжавших и развивавших традиции Махтумкули. Поэзия Мятаджи имела большое общественно-политическое, нравственно-эстетическое, историко-культурное значение. В его наследии немало оригинальных содержательных стихов о любви и семье, о родине и героизме. Он изображает нравы и обычаи туркмен, труд земледельца и животновода, ряд стихов посвящен верному другу джигита – коню. Поэт выступает как истинный сын своего народа, как выразитель его героико-патриотических идеалов. Он с горечью пишет об угнетении, нищете и тяжкой зависимости тружеников от феодалов. Многие стихотворения Мятаджи стали народными, например стихотворение «В моем краю», которое, по преданию, было создано на чужбине, когда поэт томился в плену у иранского феодала.

Сочетание романтических и реалистических элементов, свойственное Махтумкули и его последователям, в том числе и Мятаджи, было характерно для прогрессивно мыслящих туркменских поэтов. Обращаясь к романтически-возвышенным образам, они выражали идеалы, чаяния, стремления целого поколения туркменского народа, но порой, идеализируя действительность, отрывались в своих мечтах от суровой реальности. Эта черта заметна и в стихотворении «В моем краю». Поэт, критикуя социальное неравенство, невежество, жадность, жестокость власть имущих, духовенства, ищет выход из такого положения. Он пользуется и традиционным приемом, предостерегая тех, кто за свои жестокие, бесчеловечные дела должен понести неминуемое наказание. Особенность поэзии Мятаджи заключается в том, что он не ограничивается предостережениями о суровом возмездии «на том свете», как это делали его предшественники, разделявшие суфийское учение. Поэт берет факты из жизни, обращается к людям, которых хорошо знал, среди них есть достойные, уважаемые народом, но есть и жестокие, жадные, бессердечные, которых история не простит. Конкретность, ясность мысли, отсутствие отвлеченных рассуждений – знаменательные черты поэзии Мятаджи.

Своеобразно творчество одного из виднейших туркменских поэтов второй половины XIX и начала XX в. Мискинклыча (1847—1905), автора лирико-эпических стихотворений, посвященных жизни, истории, быту народа. Особенно привлекательны стихи назидательно-дидактического содержания, в которых поэт выступает с критикой представителей правящей верхушки и духовенства. Он уверен, что чаша терпенья народа переполнится и «бедняк, страдающий от ран, всю жизнь терпеть разбой не будет».

Во второй половине XIX в. крепнут русско-туркменские литературные связи. Русские писатели и путешественники создают первые художественные произведения и очерки о туркменах (Н. Каразин – «Тигрица», «Туркмен Сярей» и др.; Н. Грабовский – «Текинка»; Щербак – «История одной текинской девочки и ее няни, солдата Родиона» и др.); туркмены пишут о русском народе, о его силе и непобедимости (рассказ в стихах туркменского певца Нури с острова Челекен, написанный в 1870 г., – «О многочисленности и могуществе уруса»; «Воззвание Мухамет-Сафы к адаевцам в 1870 году» Мухамат-Сафы и др.). В этот период появляются научные исследования о туркменских литературе и фольклоре, первые учебники туркменского языка, принадлежащие видным востоковедам России, в том числе труды А. Н. Самойловича, Н. Березина, А. Крымского, позднее В. Бартольда.

Героический пафос, дух оптимизма и патриотизма – своеобразные черты туркменской литературы второй половины века. Ее традиции восприняли и другие поэты – Молламурт, Дурды Клыч, Байрам-шахир, Мухамметкули Атабаев, творчество которых определило следующий этап развития туркменской литературы.

УЗБЕКСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Развитие узбекской литературы второй половины XIX в. тесно связано с большими переменами как в экономической, социально-политической, так и в культурной жизни края. К середине 80-х годов завершилось присоединение Средней Азии к России. Хотя Бухарский эмират и Хивинское ханство формально сохраняли политическую самостоятельность, фактически они находились в вассальной зависимости от царизма. Кокандское ханство перестало существовать еще в 1876 г.

Указанные исторические события объективно сыграли огромную прогрессивную роль в жизни и дальнейшей судьбе всех народов Туркестана. Оно ознаменовало собой и новый этап в истории узбекского народа, содействовало вовлечению его передовой части в сферу революционного движения народов России. В крае распространялись демократические, а к началу XX в. социал-демократические и марксистские идеи. В Ташкенте, Самарканде и других городах открываются публичные библиотеки, возникают научно-просветительные общества, клубы, театры, организуются художественные и промышленные выставки.

С 1870 г. на узбекском языке стала выходить первая газета, вначале как приложение к правительственному органу «Туркестанские ведомости», а с 1883 г. отдельно под названием «Туркистон вилоятининг газети» («Туркестанская краевая газета»). Русско-узбекские литературные связи стали приобретать к концу века постоянный и все более плодотворный характер. На страницах узбекской газеты нередко печатались статьи о классиках русской литературы и переводы их произведений. А на русский язык переводились образцы узбекской литературы и устного народного творчества. Были переведены и изданы почти все произведения просветительского характера Фурката, его автобиография («Фуркат-наме»), письма, а также некоторые сатиры Мукими.

Если передовая русская общественная мысль, культура, искусство способствовали развитию и обогащению прогрессивно-демократического направления в узбекской литературе, то царские власти всячески поддерживали местную реакцию, содействовали распространению ортодоксально-религиозной идеологии. В демократической литературе развивалось два течения: просветительское во главе с Закирджаном Фуркатом (1859—1909), представители которого рассматривали присоединение к России как положительное историческое явление, и сатирическое, во главе с Мухаммедом Аминходжи Мукими (1850—1903), беспощадно критикующее существующий строй, господствующие порядки, двойной гнет, буржуазно-собственническую мораль. Мировоззренческие основы художественного творчества Мукими, Закирджана Фурката, Камила (1825—1899), Убайдуллы Завки (1853—1921), Дильшод-Барно (1800—1905), Надима (1840—1910) формировались под воздействием именно такой конкретной исторической обстановки.

Некоторые узбекские писатели знакомились с русской литературой посредством переводов не только на узбекский, но и на другие тюркские языки (татарский, азербайджанский и т. д.). Так, Фуркат в одном из стихотворений 90-х годов упоминает Пушкина, Лермонтова, Некрасова, пишет рецензии на произведения русской литературы. Такие новаторские произведения Фурката, как «О представлении, состоявшемся 5 октября 1890 г. в Ташкентском театре», «О музыке, музыкантах, их инструментах...», «О музыкальном вечере в Ташкенте», написанные стихами, были созданы после знакомства с русским театральным искусством. Публицистические газетные жанры – очерк, фельетон, памфлет – возникали в узбекской литературе также под влиянием русской печати.

Поездки по центральным городам России, непосредственное знакомство с русской культурой и искусством оказали заметное влияние на мировоззрение, творческую и общественную деятельность Камила. Так, познакомившись с русской музыкальной культурой в Петербурге, он создает широко известную «Хорезмскую ноту».

Поэты-демократы остро ставили важнейшие вопросы эпохи: «Кому принадлежит власть? Кто правит миром? Кто пользуется благами общества?» В этом отношении характерны стихотворения-инвективы «Порицание времени», «Новоявленный бай» (Мукими), «Так много», «Селение Янги Курган» (Завки), «Их цель – серебро да злато» (Надим) и др. В них общество четко разделено на богатых – с их роскошными дворцами – и бедных – обитателей убогих хижин; на голодных и сытых, на крупных землевладельцев и безземельных дехкан, на банкиров-торговцев и обнищавших ремесленников, заводовладельцев и наемных рабочих... «Разве званьем человека мы не все равны!» – восклицает Завки. А в другом его стихотворении гневно звучат слова: «Кто честен – растоптан, кто низок – обласкан законом...»

Мукими в сатире «Случай с одноглазым Ашурбаем-Ходжи» на примере, взятом из повседневной жизни, показывает, что существующий строй защищает интересы богачей и крупных чиновников, а у народа нет никаких прав. Мукими, Завки, Фуркат и их последователи выступали как певцы обнищавших ремесленников и кустарей, «разутых и раздетых» (Мукими). Тема народного страдания звучит во многих произведениях этих талантливых поэтов.

Их творчество насыщено патриотическими идеями, в нем звучат мотивы уважения к культуре, традициям и обычаям других народов. Особенно ярко это проявилось у Фурката, вынужденного под напором реакции в 1891 г. покинуть родину и до конца своих дней жить на чужбине. Тоска по родине, жалобы на муки скитания и горечь одиночества – основные темы его произведений, созданных в арабских странах, Индии, Кашгаре. «На чужбине солнце не греет, оно светит холодно», – пишет он. А Камил утверждает, что если человек в разлуке «с родной стороной», то для него «нет радости никакой». Патриотические мотивы присущи стихотворениям поэтессы Дильшод.

В противовес мистицизму и призывам отречься от мирских благ, характерным для литературы феодально-клерикального направления, демократические писатели внушали надежду и веру на счастливое будущее. Фуркат надеялся, что новое поколение овладеет современной культурой, научным знанием.

Достойны серьезного внимания и образы, несущие в себе положительный идеал. Это образы великого полководца А. В. Суворова из одноименной поэмы Фурката, честного рыбака-спасителя из его же «Греческой легенды», разоренного дехканина-рассказчика в стихотворении «Землемеры» Мукими и др. Позитивное начало проявляется в образе самого поэта, в его авторском «я». Он представитель передовой части общества, гуманист, патриот, просветитель, он борец за правду и справедливость, певец дружбы между народами.

В поэзии было немало символико-аллегорических образов. Так, стихотворение Фурката «Охотник, отпусти газель» открывает цикл произведений на тему охоты и добычи. В образе охотника (сайёд) – здесь олицетворение тиранов, деспотов, врагов свободы, а пойманная им газель (сайд) – символ угнетаемых, всех тех, кто стремится к свободе.

Узбекские поэты развивали традиции классической поэзии. Поэт из Хорезма Мухаммед Расул Мирза создавал произведения в древнейшем жанре «диспута», «спора» (муназаре). Поэты Мири и Шавки создавали эпические поэмы (дастаны) на исторические и современные темы. Традиционные жанры поэтических посланий и путевых записок в творчестве Мукими, Фурката, Завки, Надима, сохраняя автобиографический характер, приобрели публицистическую направленность. Встречаются произведения и одического плана. В касыдах Фурката («Гимназия»), Камила («Ода Ташкенту») утверждались идеи просветительства, говорилось о пользе наук.

По-прежнему ведущее место в литературе занимает лирика – самый древний жанр в узбекской литературе. Лирическое наследие великого Навои для поэтов-демократов и их последователей было хорошей школой поэтического мастерства. В отличие от поэтов феодально-клерикального направления, которые воспевали отвлеченную красоту, божественную любовь, покорность судьбе, представители демократической литературы обращались к реальной действительности, чувствам человека, его внутреннему миру. Сокровенные стремления человека к лучшей доле, к прекрасному отображены романтически возвышенно и правдиво. В их лирике любовь чиста и возвышенна, влюбленный безгранично верен своей возлюбленной, ради своей любви он готов преодолеть все препятствия, выдержать все испытания. Сами поэты, выходцы из народа, испытали все тяготы «невеждолюбивого времени». Поэтому в их лирических произведениях мотивы неудовлетворенности судьбой и одиночества сочетаются с презрением к богачам, с ненавистью к существующим порядкам. И, казалось бы, субъективный протест приобретает здесь характер обобщения, а нередко переходит и в социально осознанное сопротивление.

Демократизм, тревога и забота о настоящем и будущем своего народа, о судьбе края, стремление к дружбе с русским народом – вот характерные черты просветительской литературы нового времени, возникшей как идейная оппозиция феодальным отношениям, как вызов средневековой отсталости, религиозным догмам и схоластической системе образования. Не следуя традициям назидательно-дидактической литературы, поэты начинают мыслить исторически конкретно, в соответствии с духом времени.

Прогресс, по твердому убеждению поэтов-просветителей, осуществим путем сближения с русским народом, путем изучения его языка, восприятия его культуры, приобщения к достижениям науки.

В сатирических произведениях этого периода также нашли отражение те значительные изменения, которые произошли после присоединения Туркестана к России. Сатирики подвергали беспощадной критике социальную несправедливость, разоблачали алчность и жестокость царских чиновников и местных баев, лицемерие реакционного духовенства, стремящегося удержать народ в темноте и невежестве.

Сатирические произведения поэтов-демократов способствовали формированию общественного мнения. Поэты высмеивали конкретных носителей социального зла: ростовщиков, купцов-перекупщиков, чиновников, мулл, таких как Ашур-бай, Ходи Ходжа, Виктор-бай и др.

В этом отношении характерны сатиры на так называемые свободные выборы, а также на денежную реформу, которую проводила царская администрация после ликвидации Кокандского ханства. Разработка такой остросоциальной, политической темы с передовых позиций свидетельствовала об идейной зрелости сатирического направления.

Поэты-сатирики обращались и к антиклерикальным мотивам («Святой», «Порицание лягушки», «Ответ Мукими Надиму из Намангана», «Сатира на Дукчи-ишана» Завки и др.). В стихотворных «Путевых очерках» Мукими пришел к выводу, что «существующий мир – это виселица для народа». А Завки (стихотворения «Спор о воде», «Долги» и др.) показывает, как в результате эксплуатации и разорения дехкан богатеют баи и мингбаши-чиновники. Этому миру поэт противопоставляет нищенскую жизнь «худых, пожелтевших, опухших от голода» дехкан, которые «с утра до вечера думают только о куске хлеба». Тема горя, страданий народа стала ведущей в демократической литературе.

В основу сатиры Мукими «Новоявленный бай» положен типичный для того времени факт – безудержное стремление бая Ходи Ходжи к богатству и его последующее банкротство. В этом произведении поэт правдиво освещает и отношение рабочих к заводчику-тирану, их ненависть к нему. Поэт первым в истории узбекской литературы изобразил жизнь местных рабочих.

Сатирические и юмористические произведения Мукими и Завки пользовались широкой популярностью. Они создавались с позиций народных идеалов, защищающих мечту о счастливой и свободной жизни народа.

Узбекская демократическая литература второй половины XIX в. – важнейший этап в идейно-художественном развитии ее многовековых национальных традиций.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

-=ЛИТЕРАТУРЫ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ=-

ВВЕДЕНИЕ

Вторая половина XIX в. представляет собой в масштабах европейской истории законченный период. Он начинается с разгрома революционных выступлений 1848—1849 гг. во многих европейских странах, а завершение его совпадает с ясно обозначившимися в 90-е годы признаками наступления эпохи империализма. Историческое содержание эпохи – стабилизация, упрочение и быстрое развитие капиталистических порядков во всех западноевропейских странах, хотя и с разной степенью интенсивности.

Конечно, темп и формы исторического процесса определялись конкретными условиями. Так, в ряде стран (например, в Италии, Германии) только в этот период происходит становление национального государства, объединение разрозненных до той поры земель. Пафос национально-освободительной борьбы в Италии, с одной стороны, милитаристские настроения, сопутствовавшие объединению германских земель под эгидой Пруссии, – с другой, создавали в каждом случае особые культурно-исторические предпосылки развития литератур. Необыкновенно быстрое развитие Бельгии, которая за несколько десятилетий превратилась из патриархальной страны мирных пастбищ в высокопромышленное империалистическое государство, владеющее огромными колониями, отличалось от процесса постепенного преодоления патриархальной замкнутости, скажем, в Скандинавских странах, представляющих собой и в этот период регион, характеризующийся известной исторической общностью. В некоторых странах, например в Испании и Португалии, становление капитализма во второй половине XIX в. сильно тормозилось феодальными пережитками, а Португалия, владевшая огромными колониями, оставалась одной из самых отсталых стран Европы.

Пожалуй, наиболее быстрое историческое развитие переживает в этот период Франция, в которой первые схватки пролетариата с буржуазией, характерные и для других стран, вылились в вооруженное столкновение, приведшее, пусть на короткое время, к новой форме организации общества, вошедшего в историю под названием Парижской коммуны. Типологически много общего между историческим развитием Франции и Англии, однако и тут заметны серьезные различия. В Англии волна первых организованных выступлений пролетариата, связанных с чартизмом, уже спала. Викторианская Англия представлялась более традиционной, более «мирно» развивающейся. Там тщательнее соблюдались «приличия», не было ни такого колоссального, можно сказать, «триумфального» разложения нравов, как во Франции Второй империи, ни такого открытого цинизма и продажности, как при французской Третьей республике. Бешеный ажиотаж погони за состояниями и карьерой, определявший атмосферу французского общества, сдерживался там и сословными привилегиями, и известным викторианским ханжеством. Недаром образ ханжи, притворщика характерен в это время для английской, а не для французской литературы. И оледеневшая чинность старинной фирмы «Домби и сын» у Диккенса не идет ни в какое сравнение с лихорадочной предприимчивостью таких выскочек, как Саккар у Золя или Андерматт у Мопассана.

Заметны и различия в отношении писателей к империалистической политике, активно проводившейся правящими кругами и Франции и Англии. Если у англичан оставались иллюзии относительно цивилизаторской миссии белого человека и двужильного героизма рядового «строителя империи», то во Франции наблюдался гораздо более циничный подход к колониальным авантюрам, представляющимся таким же делом, требующим лишь энергии и азарта, как биржевые спекуляции и организации кампаний в прессе. Неудивительно, что иллюзии «строителей империи» породили в дальнейшем такое значительное явление, как поэзия Киплинга, тогда как самым известным представителем французской колониальной литературы стал Пьер Лоти, автор сентиментальных историй о победах французских лейтенантов над чувствительными сердцами красавиц в колониях. Правда, сентиментальность Лоти «восполнялась» агрессивностью другого французского автора произведений на колониальную тему – Клода Фаррера. Тема преступности колониальной политики, может быть, впервые с такой остротой была поставлена в литературе маленькой Голландии, в произведениях Мультатули о страданиях «прекрасной Инсулины» – Индонезии.

Однако, сколь бы ни были велики различия в историческом развитии европейских стран, можно говорить о второй половине века как об определенном, четко обозначившемся этапе в истории Европы.

Границы в истории европейских литератур данного периода далеко не так бесспорны. В советском литературоведении существует тенденция периодизации с конца 20-х – начала 30-х годов XIX в. до Парижской коммуны. В таком случае начало периода определяется переходом от романтизма к критическому реализму. Несомненно, именно в это время в некоторых литературах, например в английской и французской, действительно складывается классический европейский реализм XIX в. Но если подойти к литературному процессу с точки зрения системного понимания взаимодействия методов и направлений, то момент «перехода от романтизма к реализму» никак не может считаться гранью, обозначающей новый период. Во-первых, потому, что само становление реализма в 20—30-е годы было отмечено сложным взаимопроникновением этого метода и романтизма, которое не закончилось полностью и во второй половине века. Более того, романтизм продолжает свой цикл развития и в этот период и играет важную роль в литературном процессе. Кроме того, становление реализма в большинстве европейских стран относится не к 20—30-м, а к 60—70-м годам. Но главное, во второй половине века и сам реализм как метод претерпевает серьезнейшие изменения. Это ясно видно при сопоставлении творчества Бальзака и Стендаля, с одной стороны, и Флобера – с другой.

В то же время такие кризисные явления, как натурализм или нереалистические направления в поэзии последних десятилетий века, не «приходят на смену» реализму, а находятся в сложном соотношении с некоторыми его чертами, характерными именно для данного периода западноевропейских литератур. Знаменательно, кстати, что творчество Шарля Бодлера, в поэзии которого так ясно проявились подобные новые тенденции, падает на 50—60-е годы. С другой стороны, Эжен Потье и Жюль Валлес, ставшие певцами и солдатами Парижской коммуны, уже в 60-е годы выступают как представители революционного направления в литературе.

Таким образом, несмотря на известную условность почти всяких жестких хронологических градаций в литературном процессе, вторая половина XIX в. представляет собой нечто завершенное в литературе Западной Европы, рассмотренной как целое.

Для понимания судеб культуры необходимо приглядеться к некоторым общим социально-историческим параметрам того всеобщего распространения капиталистических отношений, которым характеризуется эпоха. Пожалуй, наиболее четко особенности ситуации в культуре этого времени проявились во Франции. Именно во Франции чреватое бурями и классовыми боями историческое развитие раньше и наиболее энергично сбросило со счетов такие идеалы старого времени, которые еще существовали во многих других странах, как сословные и религиозные традиции, как идея цивилизаторской миссии колонизаторов или «купеческой чести». Император Наполеон III много сделал, чтобы окончательно исчезло обаяние памяти о «маленьком капрале» – Наполеоне I. Дискредитированы были, особенно в практике Третьей республики, великие идеалы 1789 г., опошленные в речах парламентских болтунов (достаточно вспомнить болтливых «прогрессистов» у Флобера или Мопассана). Всюду, где буржуазия пришла к власти и укрепила свое господство, наступила безудержная прозаизация человеческого бытия.

Во второй половине века мы наблюдаем во Франции наглядные результаты тех процессов в культуре, которые были связаны с укреплением буржуазных порядков; в других западноевропейских странах они протекали не столь бурно и неуклонно, но направление движения было то же.

Принципы Французской революции формально были осуществлены в ряде стран, прежде всего на их родине, во Франции. Феодальные перегородки были упразднены, выборная система обеспечивала равенство перед законом, свободу должны были гарантировать демократически избранные парламентские учреждения. Понятие равенства относилось скорее к ведомству несколько архаичной, но необходимой для власть имущих католической церкви. Что касается вопиющего материального неравенства, то ведь, по официальной версии, каждый имел возможность обогащаться. И тем не менее ощущение социального неблагополучия, порой прорывавшееся в виде вооруженных классовых столкновений в одних странах и крепнущего рабочего движения в других, буквально пронизывает всю жизнь Европы того времени.