Текст книги "История всемирной литературы Т.7"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 101 (всего у книги 102 страниц)

Наряду с собственно историческими преданиями, жанр лабари включал агиографические легенды о подвижниках веры, их стойкости перед испытаниями, совершаемых ими чудесах.

Традиционная коллизия этих рассказов: преданный вере стоик-малам – жестокий и властный эмир – выявляет характерные для мусульманского подвижника достоинства.

Религиозно-ученая историографическая литература переосмысляла традиционное хаусанское видение истории, включая ее в более широкий контекст «священной» истории ислама. Эта литература состояла в основном из арабоязычных трактатов, написанных в соответствующих традициях и восходивших, в частности, к трудам лидеров джихада – Усмана дан Фодио, его брата Абдуллахи и сына Мухаммада Белло. Скорее всего именно в рассматриваемый период появилась хаусаязычная версия хроники, написанной в мировоззрении этой историографии, «История хауса»; история хаусанских городов в ней излагается под совершенно иным углом зрения, чем это делалось в хрониках традиционных, – как история борьбы за веру; одновременно модифицируются и жанровые принципы. Традиционное хроникальное построение совмещено здесь с приемами симметрии. В произведении «отмечено» как бы два «начала»: общехаусанское (легенда о Баяджиде) и основное, «настоящее» – введение ислама мусульманскими подвижниками, возводимое к эпохе первых халифов; между ним и вторым столпом истории, переворотом Усмана дан Фодио, описывается смена симметричных друг другу праведных и неправедных эпох, выступают фигуры «реформаторов-неудачников». Все это в целом – предыстория, «начало» праведных, т. е. фульбских, правлений, составляющих, наконец, ряд. Стихотворные исторические сочинения на хауса, как правило, имели композицию, аналогичную традиционным прозаическим хроникам.

Хаусаязычная поэзия маламов заимствовала в принципе систему жанров из арабской поэзии, как и стихотворные квантитативные размеры. Она представлена панегириками, посвящавшимися пророку Мухаммаду, основателям суфийских сект и религиозным наставникам, Усману дан Фодио и их жизнеописаниями, также религиозно-философскими творениями (трактовавшими идею неделимости божественной сути), нумерологическими и астрологическими поэмами, версификациями на темы мусульманского ритуала и права. Поэмы распространялись в рукописях и рецитировались нередко для широкой аудитории. В целом эта поэзия воспроизводила мусульманскую космологическую картину и была пронизана эсхатологическими мотивами.

Большой популярностью пользовался жанр проповеди (ваази). Его основная тема – противопоставление быстротечной земной жизни с ее преходящими благами и вечной посмертной судьбы. Здесь особенно ярко проявилась тенденция к уходу от прямой зависимости в отношениях с арабоязычной поэзией. Коранические мотивы активно сочетаются с собственно хаусанской образностью, использующей приемы устного творчества, конкретность реалий, особенности языка. Возрастающую одновременно аллегоричность ваази связывают с распространяющимся на них влиянием мусульманского мистицизма (в этот период в Сокото расширяется активность новой для него суфийской секты – Тиджанийи, рядом со старой Кадирийей). Страстность увещания, проповедническая убежденность создают тональность произведений. Человеческое бытие, неизбежность смерти соотносятся здесь с противостоянием миров: мир земной деградирует, он дряхл, пуст и близится к концу (часты картины Страшного суда, «от мысли о котором никто уйти не может. Этот день – день крика и рева большого, день, от которого и стами тысяч не спасешься...»); мир небесный – истинен. Характерный образ, утверждающийся в этот период, – сравнение земного мира с блудницей-обманщицей (соблазнительница оказывается старухой). Жить следует во имя будущей жизни, ибо так приобретаемые блага – «запас, который не уничтожат ни крысы, ни муравьи».

Поэт-проповедник и историк обычно акцентировали в своих произведениях (как это видно из изложенного выше) разные, в некотором смысле – противоположные, аспекты течения времен.

Их взгляды совмещаются в поэме «Песнь о Багауде» (Багауда – легендарный основатель государства Кано, внук Баяджиды), которая популярна и в наши дни. Образец хаусанской гомилетической поэзии, «Песнь» в качестве традиционного перечисления великих мира сего, не избежавших участи смертных, включает историческую часть («микрохронику») – весь ряд правителей Кано, от Багауды до последнего по времени. Краткое сообщение о каждом завершается фразами типа: «Он правил 30 лет, но пребывание в этом мире не прочно...»; «К нему пришла смерть, раздающая пощечины». Начинаясь с «начала», с истока, возводя каждое индивидуальное существование в ранг исторического, такое перечисление с особенной яркостью утверждает бренность земной истории как таковой, противопоставляет ее вечности.

В произведениях жанра ваази нередко воплощались и политические амбиции, принимавшие форму обличений грешников.

Поэма малама Маммана Конни, созданная в середине века, очевидно, не менее чем на полстолетия опережает широкое распространение в ученой среде произведений, построенных на приемах, аналогичных тем, что найдены ее автором. Сатира в адрес собственной жены и всего женского рода, творение светское, она совмещает демонстрацию ученой эрудиции с использованием жанровой формы («замбо») из хаусанской устной поэзии и до сих пор вызывает восторг литературных ценителей.

Поэзия бродячих певцов, поэзия устная, лежит в русле национальных традиций. В ней особенно ярко проявился один из пластов представлений того времени о месте человека в социальной иерархии. Эта поэзия разработала три основных жанра – похвальные песни (ябо) и позорящие (замбо), а также плачи (беге) – как правило, об утерянной возлюбленной. Она имеет свои стихотворные размеры, носит, по-видимому, формульный характер, использует во многом стандартный набор мотивов и образов и знает разные типы музыкального сопровождения. Здесь широко использовались клише типа кирари (кратких стихотворных эпитетов, которыми наделяются существа в хаусанском обществе: духи, люди, животные, также некоторые предметы – это своего рода «базис» хаусанского устного творчества): «седло из шкуры дикобраза – трудно сесть, таков глава этого дома» (здесь и далее переводы Ю. Щеглова).

Наиболее известны похвальные песни. Исполнение панегирика (как и песен других жанров) было публичным, могло предназначаться практически любому члену общества, требовало от него немедленной оплаты. Аналогичные панегирики адресовались крупным феодалам их придворными певцами.

Основные типы мотивов в похвальных песнях – похвала (собственно панегирическая часть), похвальба – самовосхваление автора (развивающееся аналогично похвале), просьба о вознаграждении и покровительстве. Поэтика этого жанра основывалась как раз на абсолютизации социальных противопоставлений. Адресат панегирика, как и автор песни, преданный «вассал» своего кумира, фактически второй герой произведения, олицетворяли «высокое», все остальные – «низкое». Наряду с противопоставлением высокого социального статуса низкому, богатства (понимаемого прежде всего как личностное свойство, проявление особой благополучности) – бедности, щедрости – скупости, известности, престижа – безызвестности, большое значение придавалось высокому профессионализму, противопоставлявшемуся обыкновенному ремеслу («он выковал копье, равного которому нет в мире», «цирюльники поносят его, ибо он бреет лучше всех, и они видят, сколь он славен»). Профессионализм предстает столь высоким, что сообщает герою сверхъестественные возможности, неуязвимость, делает его обладателем чудесных предметов. Такое мастерство – наследственное («сын унаследовал доблесть отца»), оно является основой для высшего положения героя в профессиональной среде, вызывает соперничество и зависть коллег и врагов, а с другой стороны – признание полезности героя обществом («Если бы не ты, люди голодали бы, слава царю зерна!»).

Такой же профессионализм певец приписывал и себе – в искусстве складывать песнь. Поэт осознает свое творчество как индивидуальное, противопоставляет себя другим певцам, как бы утверждает собственное авторство в мотиве «похвальбы», подчеркивая свои профессиональные достоинства. В произведениях талантливых певцов века появляются свидетельства того, что наряду с представлением о своем занятии как средстве обеспечить существование они начинают осознавать его как художественное творчество, обладающее некоей самостоятельной ценностью и спецификой.

Поэзия бродячих певцов, безусловно, использовала многие мотивы собственно народного, фольклорного, поэтического искусства, продолжавшего развиваться.

От последних десятилетий века дошли примеры поэтического творчества странствующих маламов, ярким представителем которых был опальный Такунта. Развивая в своих стихотворных проповедях идеи, характерные для религиозной поэзии носителей ученой традиции,

он вместе с тем в большой мере использует стилистику и метрику, специфичные для творчества бродячих певцов. Контаминация черт, присущих этим двум направлениям, достигает в произведениях Такунты особой полноты, что приводит к передаче системы мусульманских ценностей в отчетливо национальных традициях. Выступления Такунты имели громкий резонанс.

Рассматриваемый период – время расширяющегося изучения хаусанской культуры европейцами. В Европе появляются публикации произведений письменной и устной словесности хаусанцев, для хаусанской Африки создаются переводы библейских текстов (оставшиеся, как показало время, здесь в целом чуждыми); ведется изучение языка, закладываются основы его латинской графики. Записанный на хауса миссионером Шёном рассказ хаусанца Доругу, оказавшегося в середине века в Англии, предвосхитил черты писаных автобиографических произведений, появившихся в следующем столетии.

Взаимодействие с европейской культурой, обостряющее, в частности, интерес к национальным культурным ценностям, станет в ближайшем будущем одним из важных факторов развития хаусанской словесности.

*Глава вторая*

ЛИТЕРАТУРА ФУЛЬБЕ

50—60-е годы XIX в. характеризовались дальнейшим укреплением и ростом международного авторитета мусульманских государств фульбе полуфеодального типа. Среди государств западных фульбе ведущая роль по-прежнему принадлежала эмиратам Фута-Торо (современный Сенегал) и Фута-Джаллон (современная Гвинея). Правители Фута-Торо и Фута-Джаллона вели непрекращающиеся войны со своими соседями, стремясь прибрать к рукам их страны, в том числе и земли своих соплеменников. В 50-е годы XIX в. Масина (современное Мали) еще сохраняла независимость, но ее «золотой век» уже прошел. На востоке главным политическим, религиозным и культурным центром продолжал оставаться халифат Сокото (Северная Нигерия). Набирал силу эмират Йола (Северный Камерун и пограничные районы современной Нигерии), который к этому периоду уже осуществлял сюзеренитет над многочисленными мелкими государствами фульбе. Вместе с эмиратом Йола эти государства составляли объединение, которое принято называть Адамауа.

В 50-е годы в истории Западной Африки появляется новое имя – аль-Хадж Омар Таль. Этому выдающемуся политическому и военному деятелю из тукулеров (фульбе-метисы) удалось объединить под своей властью земли многих суданских стран (древний Бамбук, Каарта, Ньоро, Томбукту, часть Фута-Джаллона и др.). Образованное им государство было одним из наиболее значительных в Африке XIX в.

В 1861 г. под ударами армии тукулеров пало фульбское государство Масина. После смерти ал-Хадж Омара (1864) ведущая роль среди стран Западного Судана переходит к государствам его сына и преемника – Ахмаду. Именно государства Ахмаду (Масина, Сегу, Кунари, Липтако и др.) стали позже самым серьезным препятствием на пути продвижения французских отрядов.

В 50-е годы активизируется колониальная политика в Западной Африке. В борьбе против последних африканских государств европейцы широко использовали политику разъединения сил. Так, с помощью расчленения Фута-Торо на несколько эфемерных государств французам удалось лишить силы и опоры могущественного правителя Абдула Бубакара, который вел успешную борьбу с французскими отрядами. В 1891 г. во время карательной экспедиции Абдул Бубакар погиб, и с его смертью фактически прекратилось сопротивление тукулеров Фута-Торо.

Планам воссоединения Сегу и Фута-Торо, которые вынашивал Ахмаду, не суждено было сбыться: в 1890 г. французская армия вошла в Сегу. А в 1893 г. перестало существовать государство Масина. В 1896 г. потеряло независимость государство Фута-Джаллон. На востоке близилась к драматическому финалу борьба мусульманских государств фульбе с англичанами и немцами. В 1901 г. англичане захватили эмират Йола. А в 1903 г. они окончательно сломили сопротивление защитников халифата Сокото. Период независимого развития государств фульбе и тукулеров завершился, они стали частью французской, английской, немецкой и португальской колониальных империй.

Национальная культура фульбских государств имела много черт, сближающих ее с культурой других мусульманских народов Судана.

Ислам был мощным катализатором, ускорившим социальные, политические и культурные процессы в жизни фульбского общества, одним из основных итогов которых было вовлечение в исторически короткий срок огромных масс фульбе разных районов Западной Африки в активную политическую жизнь. Вне этого политического и культурного потока осталось довольно значительное число кочевников, сохранивших приверженность языческим верованиям и традиционному укладу жизни.

Благодаря деятельности так называемой книжной аристократии, т. е. ученых, население государств фульбе получило возможность познакомиться с арабской литературой. Особенно широкое распространение здесь получила арабская литература религиозно-дидактического содержания (адаба). Были известны и образцы арабской поэзии. Можно говорить и о большом интересе к научной арабской литературе по богословию, праву, истории, филологии, астрономии.

Большое влияние на духовную жизнь фульбе оказывали культурные центры-города, где было сосредоточено образование и где творили знаменитые ученые и поэты. Особым уважением пользовались такие центры, как Верхнее Фута, Колладе, Дален, Момбейя и др. Ученые и поэты Верхнего Фута поддерживали тесную связь с марабутами – мусульманскими учеными и проповедниками государств Фута-Торо, Бунду, Масины и юга Сахеля.

К сожалению, в распоряжении исследователей имеется немного образцов литературного творчества на языке фула и мало сведений о литературе таких небольших государств фульбе, как Бунду, Кунари, Нгабу, Липтако и др. Известно только, что литературная традиция развивалась и здесь, но, несомненно, она была слабее, чем на Фута-Торо, в Сокото, Адамауа или на Фута-Джаллоне.

По многим чертам литература на языке фула может быть причислена к литературам средневекового типа. Прежде всего необходимо подчеркнуть утилитарный характер этой литературы: ее появление было обусловлено практическими задачами распространения догматов ислама среди неграмотного населения. Литература фульбе начального периода носила в основном комментаторский, разъясняющий характер.

Ряд черт ранней литературы фульбе сближает ее с фольклором. Произведения фульбских поэтов рассчитаны для пения или чтения вслух и имеют преимущественно изустный характер распространения. Поэты, называющие себя певцами, слагают стихотворные произведения, именуемые «песнями», особенности которых обусловливаются традицией их музыкального исполнения.

Писцы, чей труд приравнивался к искусству, принимали непосредственное участие в литературном процессе. Поэт, создав произведение, диктовал его писцу или отдавал для копирования. Писец часто вмешивался в текст, перерабатывал его. Все это определяло неустойчивость литературного текста, который, как и фольклорные произведения, мог обрастать многочисленными вариантами.

«Профессия» поэта, как правило, переходила от отца к сыну или от дяди к племяннику, как ремесло в кастах кузнецов, ткачей и т п. Известность литературного произведения во многом определялась авторитетом поэтической династии.

В обществе фульбе периода феодально-теоккратических государств с его сложной социальной иерархией взаимоотношения людей, как и их отношение к Аллаху, строго подчинялись этикету, лежавшему в основе развитой обрядности. Этикет был неотъемлемой частью всей жизни, в том числе духовной. В известной мере он проникал и в искусство. Именно в этот период складывается и приобретает важное значение так называемый язык вежливости. Основу его составляла своеобразная куртуазная лексика. «Язык вежливости» характерен и для литературных произведений.

Во второй половине XIX в. дальнейшее развитие получают все жанры, возникшие в предыдущие периоды. Литература продолжает оставаться религиозной по содержанию. В ней по-прежнему господствует поэзия. Ее авторы – марабуты-проповедники. Наиболее почитаемые из них выполняют функции придворных поэтов, рассказчиков, официальных писателей, хронистов, историков.

Ведущее место в творчестве поэтов-книжников продолжают занимать бейтоджи (религиозные песни), подразделяющиеся на ваджуджи (советы, нравоучения) и литургические песни. К последним относятся заморе (гимн в честь Аллаха и Мухаммада) и похоронные элегии: джеторе (надгробное слово) и вайнорде (буквально – прощальная песнь, более лиричная, чем джеторе).

Просодия произведений, написанных поэтами фульбе, в некотором смысле представляет собой копию арабской классической просодии. Однако она вполне соответствует фонетическим особенностям языка фула. Фульбская просодия является квантитативно-ударной. В ее основе лежит сложное соотношение длительных слогов, чередующихся с краткими, и словесных ударений, которые не являются стабильными. Как и в классической арабской поэзии, стих, который составляют два равных полустишия, представляет собой единое синтаксическое и семантическое целое; он оканчивается рифмой, как правило единой для стиха.

Самым выдающимся поэтом в литературе фульбе второй половины XIX в. был Тьерно Алийю Буба Ндиам (1845—1927), фута-джаллонский представитель плеяды «великих учителей». Он известен как автор многочисленных научно-схоластических сочинений по богословию и праву. Его перу принадлежит грамматика арабского языка. Блестящий оратор, он оставил большое число проповедей, полных страстных призывов и увещеваний. Наибольшую известность приобрели его ваджуджи «Призываю обратиться к знанию», содержащее призыв изучать слово Аллаха, дабы укрепиться в вере; «Полны сладостного яда прелести этого мира», в котором автор предостерегает читателя от мирской суеты и таящих в себе опасность земных наслаждений; «Разговор Мекки и Медины» и др. Известное его стихотворение «Гимн в честь Пророка» является образцом жанра заморе. К тому же жанру следует отнести и «Баллафуйе» (букв. «Песнь») Тяиджу Дядье. В небольшом по размеру стихотворении автор говорит о своей любви к Пророку, полной смирения и почтительности, и о страстном желании следовать всем его заветам, чтобы стать «избранным из избранных».

К сожалению, далеко не все известные произведения периода имеют датировку, что осложняет исследование литературного творчества поэтов. Впрочем, можно предположить, что именно во второй половине XIX в. получает развитие новый жанр – касыда, представляющая собой сложное в композиционном отношении произведение. Самой знаменитой касыдой на языке фула является касыда Мохаммаду Алиу Тиама, посвященная аль-Хадж Омару. Созданная в соответствии с правилами арабского стихосложения, касыда Алиу Тиама во многом отличается от арабской классической касыды. Если последняя, как правило, состоит из нескольких слабо связанных между собой частей, то касыда тукулерского поэта, насчитывающая более тысячи стихов, что делает ее уникальным произведением в литературе на фула, представляет собой органическое целое. Это скрепленное единым сюжетом повествование о жизни знаменитого деятеля XIX в.: о юности шейха, истории его хаджа в Мекку, о подготовке к деятельности халифа, о его военных походах и гибели. Можно говорить об исторической ценности касыды, хотя тенденциозность ее автора, восторженного почитателя шейха, очевидна. Алиу Тиам писал свое произведение более двадцати лет и окончил его после смерти ал-Хадж Омара, уже во времена французов. Близкая к героическому эпосу касыда Алиу Тиама знаменует переход к подлинно национальной литературе фульбе.

Известны имена и других авторов касыд. Это, например, Ламин Голлера, Ахмаду Тиджани, также Шейх Дядье Диавандо, чьи произведения были популярны на Фута-Торо во второй половине XIX в.

На основе уже сложившихся традиционных поэтических жанров возникают новые. Так, истоком мантодже – хвалебных песен, видимо, можно считать заморе. Герои мантодже – земные люди: правители, прославленные фульбе прошлого, выдающиеся современники панегиристов. К жанру мантодже относится песнь в честь основателя государства Масина – Секу Амаду, написанная в эпоху господства тукулеров марабутом Амаду Вангарой. Прекрасным образцом мантодже может служить стихотворение «Хвала Фату Сейди», автор которого Бадемба Альфа Исака. Этот панегирик, в котором ощущается влияние лирики гриотов, – гимн женщине. Героиня стихотворения – Фату Сейди, жена правителя Умару Сорийя, о красоте которой слагались легенды.

Немаловажное место в литературе фульбе занимают хроники (тарикхи). Обычно они создавались по указанию правителя или какого-либо высокого должностного лица. Работая над текстом тарикхи, ее автор, как правило, хороший знаток исторических сказаний и генеалогий, широко пользовался устными традициями и письменными источниками. Именно так создавались на рубеже XIX—XX вв. известные хроники Сире Аббаса Со. Хроники написаны скупым в литературном отношении языком и весьма однообразны по строению. Среди них немало так называемых списков царей, т. е. простых перечислений правителей. Но существуют тарикхи, включающие в себя развернутые эпизоды и даже диалоги. Иногда хроники создавались для фиксации какого-то важного события. Так, небольшая хроника «Турубан» повествует о взятии в 1863 г. столицы фульбского государства Нгабу войсками правителя Фута-Джаллона.

Рассматриваемый период, видимо, можно считать переходным в литературе фульбе. И связано это во многом с тем, что с превращением ислама в народную религию огромные массы фульбе оказались приобщенными к образованию, знанию. Первыми среди них были, пожалуй, гриоты – профессиональные певцы и сказители при дворах правителей. К этой эпохе относится появление письменных образцов фольклорных жанров, которые фиксировали как гриоты, так и марабуты. В результате «встречи» двух культурных потоков – устного народного творчества и литературной традиции – религиозно-дидактическая литература становится более светской, наполняется новым содержанием. Появляются новые жанры, принесенные в литературу гриотами. Это эпические песни, любовная лирика, хвалебные песни, сатира. В письменную литературу входят буколические («коровьи», как называют фульбе) песни поэтов-пастухов.

Совсем иные интонации, иные темы появляются в литературе фульбе с приходом европейцев. В поэзии этой поры звучит грусть об ушедших временах, ненависть к завоевателям, презрение к тем, кто пошел на службу к колонизаторам. Однако наиболее полно антиколониальная тема развивается в литературе фульбе в последующие годы – в начале XX в., когда появляются многочисленные произведения, написанные как в духе народной поэзии, так и в стиле адаба.

Колониальное завоевание затормозило развитие национальной литературы фульбе. Но литературная традиция не прервалась. Напротив, она оказалась удивительно живучей. И силу ее следует искать в творчестве лучших поэтов фульбе, прежде всего «великих учителей», в чьих произведениях были заложены основы литературного языка фула и фульбской поэтики.

*Глава третья*

СУАХИЛИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Суахилийские города на Восточноафриканском побережье – Пате, Ламу, Момбаса, Килва и другие, расположенные севернее Мозамбика, освободившись от португальского владычества с помощью Омана, с середины XVIII в. находились в сфере влияния Оманского султаната. В 30-х годах XIX в. оманский султан Сейид Саид перенес свою резиденцию из Маската на остров Занзибар и подчинил себе города побережья. Именно Занзибар, ставший полностью независимым от Омана в 1856 г., с этого времени превратился в ведущий экономический и

политический центр Восточной Африки, вокруг которого образовался Занзибарский султанат. Он включал в себя собственно остров Занзибар, другие близлежащие острова и прибрежные территории, на которые распространялась власть занзибарского султана.

В 40—50-е годы XIX в. Восточная Африка начинает привлекать внимание европейцев. На Занзибаре учредили консульства США, Великобритания, Франция, неподалеку от Момбасы была основана первая протестантская миссия.

В последней четверти XIX в. в Восточной Африке развернулось острое соперничество между Великобританией и Германией. Германским эмиссарам удалось навязать правителям отдельных районов так называемые договоры о подчинении, которые позволили Германии в 1885 г. заявить о своих правах на огромную часть прибрежных территорий, находившихся под властью Занзибара. По Гельголандскому договору (1890), который завершил англо-германское соперничество, Великобритания получала Уганду и Кению, устанавливала свой протекторат над Занзибаром. Обширные территории к югу, вплоть до реки Рувума и до озера Танганьика на западе, отошли к Германии. Эти имперские владения стали называться Германская Восточная Африка. Территория Мозамбика продолжала оставаться под португальским господством. На севере Италия в 1889 г. установила свой контроль над северной частью суахилийского побережья – районом Бравы, Марки и Могадишо. Суахилийские города, таким образом, оказались в пределах различных территорий, зависимых от европейских государств, начался колониальный период в истории Восточной Африки.

Таков был исторический фон, на котором шли процессы этнокультурного развития этого региона, где задолго до европейской колонизации складывалась крупная этническая общность – суахилийцы – с общим языком – суахили, а также самобытная исламизированная суахилийская культура, важными элементами которой были старосуахилийская письменность, основанная на арабском алфавите, литературный язык и письменная литература.

С образованием Занзибарского султаната, где ислам был государственной религией, арабо-мусульманская культура стала оказывать особо сильное влияние на все стороны культурной жизни суахилийцев, в том числе и на язык суахили. Если на ранних этапах формирования языка суахили и его литературной нормы ведущую роль играли северные диалекты – киаму и кимвита, то со времени Занзибарского султаната важное значение получил киунгуджа – городской говор Занзибара, постоянно расширявший границы своего распространения на побережье, где появился его материковый вариант – кимрима. Уже в колониальных условиях киунгуджа был взят европейцами (колониальной администрацией и миссионерами) за основу при выработке такого единого «стандартного» суахили (с использованием латинской графики), который бы отвечал потребностям колониального общества. Однако литературной нормой языка суахили продолжал оставаться, так сказать, классический литературный язык, основанный на диалекте киаму.

С XVII в. и особенно в период Занзибарского султаната высший слой суахилийских ученых людей получил возможность обращаться к религиозным книгам и литературе на арабском языке. Многие суахилийские богословы имели богатые библиотеки. В начале XX в. известный исламовед К. Беккер познакомился с несколькими такими библиотеками. Они содержали книги по юриспруденции (фикх), книги, излагающие догматы ислама, жизнеописания пророка Мухаммада, книги о мусульманских мистических представлениях, грамматики и словари, истории и легенды, описания магической практики.

Однако до подавляющего числа суахилийских валиму (мусульманских проповедников), которыми на практике являлись традиционные знахари-ваганга, а также до других грамотных слоев общества, религиозная, нравоучительная литература, связанная с исламом, доходила на языке суахили в традиционной поэтической форме. В разных городах вокруг знатных и образованных семей складывались литературные центры, куда входили знатоки устной традиции, творческого наследия предыдущих поколений сказителей и поэтов, толкователи и интерпретаторы мусульманской нравоучительной и исторической литературы.

Суахилийская литература второй половины XIX в., продолжавшая развиваться в своих традиционных поэтических жанрах – тенди (крупные эпические поэмы) и машаири (стихотворения), стала авторской в полном смысле этого слова.

Таким авторским произведением является небольшая поэма «Песнь об Акиде», рассказывающая о реальных исторических событиях. Герой поэмы – Мухаммад бин Абдаллах (род. 1837) по прозвищу Акида, комендант форта в Момбасе, оказавший неповиновение занзибарскому султану, которому пришлось силой доставить его на Занзибар. В поэме отражен эпизод падения Акиды, изображенный в традициях старинных суахилийских батально-эпических тенди. К непокорному Акиде прибывает посланец султана с 55 солдатами и передает ему письменное распоряжение, в котором предписывается сдать полномочия. В крепости готовятся к сражению. «Против врага я обернусь леопардом, пусть все узнают, что шутки со мной плохи», – заявляет Акида. Английские военные корабли (по просьбе султана Сейида Баргаша) обстреливают форт, и Акида выбрасывает белый флаг.

Современные танзанийские литераторы рассматривают эту поэму как одно из немногих произведений антисултанской направленности, отразивших борьбу Момбасы против Занзибара за свою самостоятельность. Автор этого политически острого произведения известный поэт и сказитель Абдаллах бин Масуд (1797—1894) из Такаунгу, небольшого городка севернее Момбасы. Ему принадлежат такие тенди, как «Песнь о Барасисе» и «Песнь о Хасине».

История о монахе Барасисе распространена по всему мусульманскому миру, известна она и в Хадрамауте, откуда сюжет, по мнению Л. Хэрриса, и попал в Восточную Африку. Она повествует о святоше, который прожил в уединении семьдесят лет (в суахилийском варианте), борясь с искушениями, посылаемыми сатаной. В конце концов он совершает грех, вступая в связь с женщиной, одержимой духами, – пепо. Узнав о том, что женщина беременна, он убивает ее.

«Песнь о Хасине» – тоже история об искушении: дочь султана влюбляется в святошу, который отвергает все попытки соблазнить его. Тогда по требованию дочери отец сооружает уединенное жилище, где она будет брать уроки у святоши. Осторожный учитель подвергает себя кастрации и, когда девушка оказывается беременной, доказывает свою невиновность.