Текст книги "История всемирной литературы Т.7"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 102 страниц)

Крупнейшие прозаические произведения Намыка Кемаля – два его романа – социально-бытовой «Приключения Али-бея» (1876) и исторический, оставшийся незавершенным – «Джезми» (1880). Оба романа, являющиеся первыми образцами этого жанра в турецкой литературе, пронизаны просветительским дидактизмом. Вместе с тем назидание соединено в прозе Намыка Кемаля с повышенным интересом к стихии чувства, и этот интерес идет в основном уже не в русле сентиментализма, хотя его элементы в романах достаточно сильны, а опирается также, как и в драмах Н. Кемаля, на принципы романтической эстетики. Печальная история благородного и чувствительного юноши, попавшего в сети коварной куртизанки («Приключения Али-бея»), получает в романе расширительную трактовку, за моральным конфликтом видится его общественная обусловленность, противопоставление идеала и действительности.

В историческом романе «Джезми», действие которого разворачивается в XVI в., автор стремится обосновать право народа на свержение тирана, утвердить идеал справедливого правителя. Этот идеал олицетворяет в романе предводитель крымского воинства Адыл Гирей, попавший во время турецко-иранской войны в плен к иранскому шаху. Значительное место отводится здесь связанным с политическим заговором дворцовым интригам, объектом которых становится Адыл Гирей. С последними переплетается и любовная линия романа, подчиненная общей нравоучительной заданности произведения. И хотя строится она по готовой схеме и герои призваны иллюстрировать те или иные нравственные принципы, в романе нельзя не обнаружить подступы к психологическому осмыслению их поведения.

Намык Кемаль объединяет вокруг себя плеяду выдающихся общественных деятелей, публицистов, писателей. Среди них одно из видных мест занимает Абдулхамид-Зия-паша (1825—1880), активный участник движения «Новых османов», на протяжении ряда лет и в Турции, а затем и в эмиграции сотрудничавший с Намыком Кемалем. В своих философских и политических стихах Зия-паша развивает идеи «естественного права», свободы личности, нравственного воспитания. Теории европейского Просвещения он пытается увязать с суфийскими доктринами.

Оставаясь в рамках традиционной формы, Зия-паша достигает высокого общественного пафоса в своих панегириках и сатире, например в «Поэме побед» (1868), где он мастерски использует приемы сатирического памфлета. Вместе с тем, обличая беззакония государственных сановников всех рангов, Зия-паша не поднимается до критики султанского деспотизма. Ратуя за конституцию, он видит в ней средство пресечения государственных злоупотреблений,

а не ограничения верховной власти. Трактуемая с просветительских позиций концепция «доброго правителя» и «злых министров» получила свое наиболее полное художественное отражение в ярко публицистически окрашенной философской повести Зии-паши «Сон» (1869), построенной на диалогах автора с правящим султаном и великим везиром.

Призывая к созданию новой, ориентированной на европейский художественный опыт культуры и обогатив родную литературу переводами французской классики («Тартюф» Мольера, «Эмиль, или О воспитании» Руссо и «Микромегас» Вольтера), Зия-паша в то же время бережно относился к национальным традициям. Высоко оценивая, в отличие от Намыка Кемаля, турецких поэтов прошлого, он составил антологию ближневосточной поэзии.

Поиски новых путей развития турецкой поэзии эпохи принадлежат прежде всего Абдулхаку Хамиду (1852—1937). Аристократ по происхождению, блестяще знавший иностранные языки и по долгу дипломатической службы отца, а затем и своей много живший за границей (во Франции, Иране, Греции, Индии, Англии, Бельгии, Австрии), Абдулхак Хамид шел, говоря его словами, «тем же путем», что и его наставник и друг Намык Кемаль, но шел «медленнее из-за боязни оступиться при спешке».

Уже в ранних своих стихах, относящихся к первой половине 70-х годов, Абдулхак Хамид заявляет о себе как о поборнике французского романтизма. Юношеской восторженностью отмечены стихи сборника «Мои безумства» или «Город» (опубл. лишь в 1886), вобравшие в себя парижские впечатления поэта. В стихах, вошедших в драму «Индийская девушка» (1875) и сборник «Пустыня» (1879), он воспевает патриархальные нравы и природу, часто экзотическую. После тяжелого потрясения – смерти молодой жены – в лирику поэта надолго входят темы скорби, бессилия перед судьбой (поэмы «Могила», 1885; «Умершая», 1885; а также сборники «Это они», 1886; «Покои новобрачных», «Страдание отверженной», 1886, и др.), которые, усиливая трагический разлад лирического героя с действительностью, включают в себя мотивы богоборчества и социального протеста.

Под воздействием французских романтиков Гюго, Ламартина, Мюссе Абдулхак Хамид приступает к реформе турецкого стиха. Затронувшая некоторые аспекты его рифмической и ритмико-метрической организации, она, при всей своей непоследовательности, нанесла сильный удар традиционной системе аруза, открыв новые возможности для более глубокого и непосредственного выражения личных чувств. В своих художественных поисках поэт обращался и к народным размерам, и позднее – уже в XX в. – к свободному стиху.

В драматургическом творчестве, представленном разными жанрами, Абдулхак Хамид открыто выступает в защиту просветительских идеалов. В социально-бытовой драме «Чувствительная девушка» (1875) он поднимает проблему женского равноправия; идейный стержень политической трагедии «Нестерен» (1876) – протест против деспотизма и защита равенства людей. В аллегорической драме в стихах «Либерте» (1876) заключенная Деспотом в темницу Свобода рвется с помощью Либерала к своему возлюбленному Народу, полная уверенности в том, что «настанет день, и народ сокрушит тиранов».

Тираноборческие мотивы характерны и для трагедии Абдулхака Хамида «Тарык, или Завоевание Андалузии» (1876). Конфликт чувства и патриотического долга положен в основу трагедий «Сарданапал» (1875), «Тезер» (1878) и «Эшбер» (1880) – события последней относятся к истории похода Александра Македонского в Индию. Обращение с историческим материалом у Абдулхака Хамида свободно. Историческая тематика неизменно служит задачам современности, уроки прошлого воспринимаются как назидание и предостережение. Связывая борьбу за национальный подъем с укреплением ислама, он прославляет былое могущество стран Востока, завоевательные походы арабов («Тезер», «Назифе», «Тарык»); идеализированные образы арабских правителей олицетворяют новый идеал просвещенного государя.

Антиколониальная направленность характеризует романтическую драму в стихах и прозе «Индийская девушка» (1875), осуждающую произвол колонизаторов-англичан, угнетающих индийский народ.

Ревностный поклонник западноевропейской литературы, Абдулхак Хамид осваивает ее традиции активно и многосторонне. В своих политических трагедиях он тяготеет к французскому классицизму, трагедиям Корнеля и Расина. Идейно-художественный опыт западноевропейских драматургов преломляется в свете тех задач, которые ставятся им перед родной литературой. Турецкая драма делает свои первые шаги, но эти шаги, ускоренные и вместе с тем уверенные, позволяют ей выдвинуться в 70-е годы на первый план и стать наиболее яркой выразительницей просветительских идеалов.

К драматургическому творчеству закономерно обращаются крупнейшие писатели и публицисты – албанский просветитель, обогативший своим творчеством турецкую литературу, Шемсеттин Сами (1850—1904), Эбуззия Тевфик (1848—1913), Реджаизаде Махмуд Экрем (1847—1913), Ахмед Мидхат (1844—1912), Самипашазаде Сезаи (1858—1936) и др.

В драматургии этого периода сосуществуют и взаимодействуют разные литературные направления, стили и жанры. Наряду с историческими пьесами, представленными классицистской трагедией и романтической драмой на исторический или легендарный сюжет, где громко звучат тираноборческие мотивы (трагедии Абдулхака Хамида «Сеиди Яхья», 1875, и Шемсеттина Сами «Гаве», 1877), получает широкое распространение бытовая мещанская драма. Будучи обращена к проблемам современной жизни, она также несет в себе обличительную силу – протест против сословного неравенства, семейного деспотизма, насилия над чувством. Как правило, конфликт, положенный в ее основу, разрешается трагически – смертью, – чаще всего самоубийством молодых влюбленных, которым не дали возможности жить по велению сердца («Несчастное дитя» (1873) Намыка Кемаля; «Роковая смерть» (1873) Эбуззия Тевфика, «Вуслет, или Короткая радость» (1875), Реджаизаде Махмуда Экрема).

Магистральную линию развития драматургии 70-х годов представляет романтическая драма с социальным звучанием, которую прежде всего утверждает своим творчеством Намык Кемаль. В поисках положительного идеала писатели обращаются к «четвертому сословию» – народу (например, «Беса, или Верность клятве» (1875) Шемсеттина Сами). Наряду с оригинальными пьесами большое место занимают переводы (Расин, Вольтер, Гольдони, Гюго, Дюма и др.), а также переделки и адаптации (такова пьеса Реджаизаде Махмуда Экрема «Атала», восходящая к одноименной повести Шатобриана, «Возлюбленная, или Великодушие любви» Эбуззия Тевфика – вольная переделка «Анджело» Гюго и многие другие). Оформляется как самостоятельный жанр мелодрама, также испытавшая на себе влияние французской мелодрамы. К мелодраматическим произведениям могут быть отнесены и пьесы на сюжеты популярных восточных дестанов («Ферхад и Ширин», «Тахир и Зухра» и др.).

Успешно развивается национальная комедия, начало которой было положено «Женитьбой поэта» Ибрагима Шинаси. В турецкой комедиографии, демократичной, ярко социально окрашенной, наглядно проступает ее национальная основа, тесная связь с народной драмой, игравшейся в традиционном теневом театре Карагез и театре Ортаоюну, близком по своему характеру (маски, диалект, импровизация, клоунада) итальянской commedia dell’arte.

Становлению авторской комедии содействовала и переводная литература, прежде всего комедии Мольера. Одним из первых переводчиков Мольера был известный просветитель, историк и театральный деятель Ахмед Вефик-паша (1823—1891), переведший и адаптировавший шестнадцать пьес великого французского комедиографа. Перенесенные на турецкую почву комедии Мольера, составили веху в развитии турецкого театра. К началу 70-х годов появляются оригинальные развлекательные и морализирующие комедии «Изгнанный гость» (1871), «Болтливый брадобрей» (1873) Али-бея (1844—1899); «Два арбуза под одну подмышку не влезают» (1871) Хамди-бея; «Кто много знает, тот много ошибается» (1875) Реджаизаде Махмуда Экрема и др.

Развитие турецкой прозы начиная с 70-х годов в значительной мере связано с именем Ахмеда Мидхата. Выходец из ремесленной среды, писатель видел свою основную задачу в широком развитии образования, просвещения, популяризации знаний и этому посвятил и свою многостороннюю публицистическую и издательскую деятельность (выпуская многочисленные газеты, журналы, серии брошюр), и свое художественное творчество. Его политические взгляды отличались умеренностью, а после свержения султана Абдул-Азиза – откровенной консервативностью, но он верил в научный прогресс и нравственное оздоровление общества.

Человек необычайной работоспособности, А. Мидхат оставил после себя огромное литературное наследство: рассказы, десятки романов, научные трактаты, пьесы, переводы (точнее – адаптации) А. Дюма, Э. Сю, Поль де Кока и других французских романистов. Он адресовал свое творчество широкому кругу читателей и наряду с познавательными и дидактическими целями (проза Ахмеда Мидхата тенденциозно нравоучительна, перенасыщена всевозможными сведениями из разных областей научных знаний), которым придавал главное значение, заботился в то же время и об увлекательности сюжета.

В прозе Ахмеда Мидхата переплелись традиции национальной литературы, и прежде всего повествовательного искусства народных рассказчиков – меддахов, и художественный опыт французских романистов самой различной творческой ориентации. В рассказах и повестях Ахмеда Мидхата, объединенных в серии «Забавные истории», составившие 25 книг, и в тематически примыкающих к ним бытовых нравоучительных романах осуждаются еще существующее рабство («Рабство»), женское бесправие, семейный деспотизм («Женитьба», «Молодость», романы «Земной ангел», 1879; «Всего в семнадцать лет», 1880, и др.). Его общественный и этический идеал воплощает герой нового типа – представитель бедной разночинной семьи, энергичный, трудолюбивый, тянущийся к образованию и неизменно добивающийся жизненного успеха, сводящегося, однако, к мелкобуржуазному культу денежного достатка и семейных радостей. Для наглядного назидания ему обычно противопоставляется антипод – сынок богача, неуч и бездельник, проматывающий отцовское состояние и в конце концов терпящий жизненный крах (рассказы «Деньги», «Счастье», романы «Филятун-бей и Ракым-эфенди», 1870; «Карнавал», 1880, и др.).

Энергию, инициативу, тягу к знаниям прославляет Ахмед Мидхат в романах, во многом продолжающих традиции назидательного путешествия, «Турок в Париже» (1876), «Путешествие по Европе» (1889), «Чудеса мира» (1888) и др.; некоторые из его романов созданы под непосредственным воздействием европейской литературы: так, сюжет романа «Хасан Меллах» (1874) имеет своим источником «Графа Монте-Кристо» А. Дюма; роман «Танцовщица» (1877) – сервантесовского «Дон Кихота» (в его весьма упрощенном «прочтении»); «Чудеса мира» – научную фантастику Жюля Верна.

Писатель обращается и к исторической тематике: повесть «Янычары» (1871) посвящена событиям XVIII в.; романы «Сулейман Мусли» (1871) и «Возвращение к жизни, или То, что случилось в Стамбуле» (1875) – эпохе крестовых походов.

Интересы Ахмеда Мидхата распространялись и на русскую литературу: при его содействии в Турции были изданы первые переводы пушкинской прозы («Метель», «Пиковая дама»), рассказов Л. Н. Толстого, фрагментов лермонтовского «Демона».

ЛИТЕРАТУРА 80-х ГОДОВ

Период танзиматских реформ, ознаменовавшийся активной идеологической и политической борьбой, высоким накалом гражданских страстей, не привел непосредственно к буржуазной революции. «...Турки не сделали вовремя революцию в Константинополе», – указывал К. Маркс (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 247).

Между эпохой Танзимата и революцией 1908 г., в значительной мере подготовленной деятельностью турецких просветителей, пролегает период феодально-абсолютистской деспотии султана Абдул-Хамида II, вошедший в историю страны как эпоха зулюма, т. е. тирании. Турция превращается в полуколонию европейских держав, устанавливающих над ней открытый контроль.

В условиях террористического режима затормаживается общественная и культурная жизнь, меняет свой характер литература. Прогрессивные политические деятели и писатели подвергаются гонениям и ссылке. Вводится строжайшая цензура. Газеты и журналы, прежде служившие рупором передовых общественных взглядов, утрачивают свою прогрессивную направленность. На французскую просветительскую литературу налагается запрет. Книжный рынок заполняют детективные и любовно-авантюрные переводные французские романы.

Писатели-просветители постепенно уходят с исторической сцены, замолкают или обращаются к издательской деятельности. Шемсеттин Сами, Эбуззия Тевфик и другие выпускают нейтральные к политике популярные общеобразовательные книги и брошюры. Взгляды Ахмеда Мидхата становятся все более правыми, в его творчестве преобладает богословская проблематика («Апология» и др.).

Литература 80-х годов носит во многом переходный характер. Часть писателей еще сохраняет верность принципам Танзимата, и смена литературных поколений выражена еще не столь резко, как это произойдет десятилетием позже, в 90-е годы. Однако уже в творчестве писателей 80-х годов нет ни гражданского пафоса литературы Танзимата, ни активного, действенного героя. Крах надежд на радикальные общественные перемены приводит к тому, что она все более окрашивается в мрачные тона.

Вместе с тем литература периода потепенно обогащается новыми приметами, и прежде всего обращением к «маленькому человеку», усилением внимания к психологическим проблемам, художественному мастерству. На первое место выходят проза и поэзия, а драматургия и публицистика отодвигаются на дальний план. Из-за цензурных ограничений театральный репертуар оскудевает, а в 1885 г. по специальному указу султана закрывается профессиональный турецкий театр.

В то же время активизируют свою деятельность сторонники старой турецкой литературы, не воспринявшие идейных и художественных новшеств писателей Танзимата. В середине 80-х годов происходит наметившийся уже с начала десятилетия раскол на «западников» и «восточников». За ожесточенными спорами о дальнейших путях развития турецкой поэзии, предпочтения старых, традиционных поэтических форм или новых, сложившихся под воздействием европейских, стояло идеологическое размежевание, скрывались кардинальные общественные проблемы.

«Западники» объединялись вокруг Реджаизаде Махмуда Экрема, последователя традиций Абдулхака Хамида, развивавшего одну из более умеренных линий романтизма. Стихи поэта отмечены меланхолией, мечтательной грустью; музыкальные, они не столько рисуют картины природы или ситуации, сколько передают вызываемые ими чувства и настроения (например, сборники «Напевы» (т. 1—3), 1881—1883 «Молодость», 1884; «Размышления», 1888, и др.). Эти стихи обогатили турецкую поэзию новыми, сложившимися под воздействием французской романтической поэзии мотивами, образами, парафразами на стихи Мюссе, Сюлли Прюдома и др.

Поэзия Реджаизаде Махмуда Экрема и особенно его эстетические концепции, изложенные в «Литературных уроках» (1880), стали постоянной мишенью для возражений «восточников», которых возглавлял поэт и прозаик Муаллим Наджи (1850—1893).

Получивший традиционное мусульманское образование, Муаллим Наджи вошел в турецкую литературу прежде всего как автор исторических дестанов и лирических стихов (сб. «Искра», 1884; «Сверкающее», 1886; «Колос», 1890, и др.) Отстаивая художественные возможности дотанзиматской поэзии, он стремился реабилитировать «ущемленную европеизацией» национальную самобытность. Отсюда – прямо или косвенно представленная в его поэзии и прозе (прежде всего в известной автобиографической повести «Детство Омера», 1890) идеализация патриархального прошлого с его крепкими религиозными устоями и семейными традициями.

Среди «восточников» был и писатель Мехмед Тевфик Чайлак (1844—1898), неутомимый собиратель народных шуток и анекдотов («Сокровищница рассказов»). В подражание им он написал серию анекдотических историй, сгруппированных вокруг вымышленного персонажа Бу адам (букв. «Этот человек»), именем которого и названа книга (1882). В повести «Год в Стамбуле» (1881—1888) писатель с документальной точностью и обстоятельностью рисует быт и нравы старого Стамбула, уходящие в прошлое народные развлечения.

Наряду со стремлением запечатлеть традиции и приметы национальной старины, в литературе 80-х годов выявляется и другая линия, во многом смыкающаяся с первой, – сатира на галломанию. Примечательно, что ее начало было положено таким убежденным «западником», как Ахмед Мидхат, который нападал и в своей публицистике, и в романе «Филятун-бей и Ракым-эфенди» на крайности подражания европейской моде. Продолжая эту традицию, Реджаизаде Махмуд Экрем почти одновременно с сентиментально-меланхолической, родственной по интонационному настрою его стихам повестью «Мухсин-бей, или Печальный конец одного поэта» (1888) создает социально окрашенный роман «Любовь к экипажам» (1887). В образе героя романа – неуча и невежды, раболепствующего перед западной модой и захваченного страстью к показной роскоши, – писатель пытается создать обобщенный тип светского повесы – галломана.

Сатира на галломанию составляет основу и ранних романов Хюсейна Рахми (1864—1944), примыкающего в начале своего творческого пути к «восточникам» – «Зеркало, или Шик» (1888) и «Гувернантка» (1890). И в идейном, и в стилевом отношениях романы во многом отправляются от сатирических традиций просветительской прозы и народного театра.

Значительным событием литературной жизни 80-х годов стал роман Самипашазаде Сезаи «Злоключения» (1887), повествующий о трагической истории рабыни-черкешенки. Своим открытым протестом против рабства роман перекликается со знаменитой «Хижиной дяди Тома» Г. Бичер-Стоу. Продолжая традиции писателей Танзимата, Самипашазаде Сезаи стремится показать антигуманность самого принципа порабощения человека человеком. И свою задачу решает уже в значительной степени в реалистической манере, выписывая реалистически правдиво не только бытовой фон, но и в значительной степени человеческие характеры. В романе переплетаются реалистические и романтические черты, что характерно для начальной стадии формирования реалистического метода.

Новый этап на пути к реалистическому изображению жизни ознаменовали собой рассказы Самипашазаде Сезаи (сборник «Пустячки», 1890, и др.). Это короткие рассказы о впервые замеченном турецкой литературой «маленьком человеке» и о мелочах жизни, «пустячках», за которыми видятся тяжелые незадавшиеся судьбы, жестокие разочарования, обманутые надежды.

В конце 80-х годов начинают свой творческий путь талантливые прозаики Набизаде Назым (1864—1893), автор первой повести о тяжелой доле турецкого крестьянина «Кара Бибик» (1890) и романа «Зехра» (1893), и Халид Зия Ушаклыгиль (1866—1945), выступивший в это время со своими первыми рассказами и романами «Немиде» (1889), «Дневник мертвеца» (1889), «Запретная любовь» (1890). Творчество этих писателей, идейно-эстетические установки которых складываются под воздействием позитивистской философии и натуралистических концепций Золя и братьев Гонкур, приходится в основном на более поздний (с начала 90-х годов) период истории турецкой литературы.

*Глава вторая*

ЕГИПЕТСКАЯ И СИРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРЫ

В 60—70-е годы, во время правления хедива Исмаила (1863—1883), в Египте продолжался экономический подъем. Расшатывались феодальные порядки, развивалось товарно-денежное хозяйство, укреплялись ростки капиталистических отношений, расширялись сферы европеизации. Исмаил ассигновал большие средства на народное образование: при нем было открыто более четырех с половиной тысяч школ, в том числе школы для девочек. В 1873 г. была создана высшая школа «Дар аль-улум би-ль-мадарис» («Учебный дом наук»), в которой кроме богословских наук преподавались и науки светские. В 1870 г. была основана египетская Национальная библиотека, получившая название хедивской; к открытию Суэцкого канала построен Каирский оперный театр; великолепно оборудован Булакский музей древностей.

Исмаил прилагал большие усилия для того, чтобы страна стала окончательно независимой от Турции, но в то же время Египет все больше и больше оказывался в кабале у французских и английских капиталистов (особенно в связи с постройкой Суэцкого канала). С середины 70-х годов европейские державы начинают открыто вмешиваться во внутренние дела Египта. Это вызывает недовольство самых широких кругов населения, поддерживаемых прогрессивно настроенной частью мусульманского духовенства. Освободительное движение в 1879—1882 гг. возглавили офицеры-патриоты – Ахмед Ораби, Махмуд Сами аль-Баруди и другие, которые при преемнике низложенного хедива Исмаила – Тауфике – заняли руководящие посты в правительстве; они провели ряд преобразований, направленных на укрепление буржуазно-парламентских порядков, и требовали прекращения иностранного вмешательства. Феодально-помещичья верхушка, испуганная новой политикой, поддержала европейских колонизаторов; в июле 1882 г. патриотические силы были разгромлены, и Египет был оккупирован английскими войсками. Вся власть в стране сосредоточивалась в руках генерального консула лорда Кромера. Так называемый режим Кромера (1883—1907) означал, по сути, диктатуру английского финансового капитала, беспощадное подавление египетского национально-освободительного движения.

В сирийских провинциях с середины века, после реформы Танзимата, европейский капитал также расширяет сферы своего влияния, что ведет к усилению эксплуатации крестьян. Вооруженные выступления их против феодалов перерастают не без участия французского консула в религиозную резню, в результате которой Франция укрепляет свои позиции в Сирии. Положение сирийского народа, испытывающего двойной гнет, становится все более тяжелым. Воцарившийся при Абдул-Хамиде II режим султанского самодержавия (зулюм) тормозил экономическое, политическое и культурное развитие Сирии, оставляя при этом возможность для проникновения туда иностранного капитала.

Представители передовой сирийской интеллигенции (Ибрахим аль-Языджи, Фарис Нимр и др.) в середине 70-х годов создали тайное общество, программа которого предусматривала борьбу за независимость Сирии и за демократические преобразования. Политическая реакция и трудные экономические условия повлекли за собой и усиленную эмиграцию из страны – в Египет, Северную и Южную Америку, Европу. Многие прогрессивные писатели и публицисты второй половины XIX – начала XX в. жили и работали в Египте, где они не подвергались преследованиям за свои антитурецкие настроения; их деятельность была одинаково важна для обеих стран.

Середина XIX в. – время оформления просветительских концепций в Сирии и Египте. Первая из таких концепций возникла под несомненным влиянием французской просветительской мысли в среде более европеизированной сирийской интеллигенции. В основе ее лежало представление об особой роли разума и науки в жизни общества и неприятие всего, что препятствует реализации свободы человеческой личности, в первую очередь – осуждение политического деспотизма.

Отдельные положения этой концепции вырабатывались и высказывались в докладах и статьях Сирийского просветительского общества, наиболее же последовательное выражение она нашла в сочинениях Франсиса Марраша (1836—1873). Сын коммерсанта из Халеба, он изучал медицину в Париже, много занимался самообразованием и был хорошо знаком с европейской естественнонаучной и философской мыслью. Общественно-политические воззрения Марраша изложены в его философских повестях «Чаща права» (Бейрут, 1866), «Жемчуг раковины» и эссе «Взгляд на нынешнее положение» (изд. посмертно, Бейрут, 1883). Повести Марраша – по сути дела, философские трактаты с условным сюжетом. Так, в «Чаще права» автор рассказывает свой сон о победоносной войне «Королевства свободы», вооруженного «образованием и просвещенностью», против «Королевства рабства» и о суде над побежденным владыкой этого королевства; суд вершит судья-философ в присутствии короля Свободы и королевы Мудрости.

Марраш делает попытку обосновать понятие свободы исходя из «основного закона природы» – закона необходимости, которому должно подчиняться все в природе и обществе. Следовательно, в человеческом обществе для достижения свободы нужно уничтожить все ограничения, не вызванные необходимостью, все то, что мешает прогрессу. Отсюда делается вывод: всякое порабощение и тирания противны закону природы и разума, и против них следует бороться. В то же время каждый человек, чтобы пользоваться своим правом свободы, должен выполнять определенные общественные обязанности.

Идеальное человеческое общество, по Маррашу, должно основываться на правильной политике, просвещении умов, воспитании нравов, охране здоровья населения и всеобщей любви, которая является «божеством социальной структуры». Идеал государственного строя для арабских стран, по его мнению, – просвещенная конституционная монархия. Эти взгляды в основном разделяют все известные сирийские просветители.

В Египте развитие посветительской идеологии во второй половине XIX в. было связано с движением за реформу ислама (так называемый «модернизм в исламе» или «мусульманская реформация»), наложившим своеобразный отпечаток на характер египетского просветительства.

Основоположники этого движения Джамаль ад-дин аль-Афгани (1839—1897) и Мухаммад Абдо (1849—1905) утверждали, что для успешной борьбы против европейской колонизации мусульманские народы должны объединиться в независимый халифат. Это объединение, по их мнению, было возможно только при условии широкого просвещения народных масс в духе истинного ислама, очищенного от всех многовековых искажений. Ислам, учили они, есть единственная в мире религия, религия всех времен и народов, обращенная к разуму, поэтому она дает возможность для развития всех естественных способностей человека. Реформисты по-новому – иногда достаточно наивно – толковали Коран, доказывая, что в нем содержатся намеки на все современные научные открытия, на политические и социальные преобразования, направленные на ликвидацию феодальных порядков; лозунги ислама использовались и в национально-освободительной борьбе. При этом новая мусульманская просветительская идеология, подобно предшествующей ей концепции сирийских просветителей-христиан, складывалась (иногда неосознанно) в значительной степени под влиянием европейской общественной мысли, в первую очередь – взглядов французского Просвещения.

Однако в «мусульманском модернизме» основная установка была не на восприятие европейской культуры, а на возрождение лучших традиций своего прошлого, оживление арабского культурного наследия. Наиболее консервативное крыло реформистов вообще выступало против европеизации. Изображение идеализированных картин «славного прошлого» арабов, получившее в эти годы широкое распространение во всех жанрах арабской литературы, приобретало особый патриотический смысл. В недрах «мусульманского модернизма», использованного впоследствии официальным панисламизмом, стремившимся поставить турецкого султана во главе всего мусульманского мира, формировался и арабский патриотизм.

Новое учение в начале своем отличалось большой веротерпимостью, что давало возможность для сотрудничества египетских и сирийских просветителей. Идеи Джамаль ад-дина часто разделяли и немусульмане (Адиб Исхак, Якуб Санну, Джамиль аль-Мудаввар и др.), считавшие себя его учениками. Всех арабских просветителей, независимо от их ориентации, объединяла общая цель – распространенение просвещения в массах, стремление к рационалистическому пересмотру всего образа жизни арабского мира – политики, принципов управления, семейного строя, системы образования и т. п., вера в прогресс и торжество разума.

В периодической прессе, расцвет которой в XIX в. падает на 60-е – первую половину 80-х годов, широко были представлены просветительские концепции.