Текст книги "История всемирной литературы Т.7"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 102 страниц)

К лучшим образцам польской классики относится также «Без догмата» (1890) Сенкевича. Этот роман знаменует собою высшее достижение польского критического реализма в жанре психологического романа. С центре внимания писателя – складывающийся тип декадентской интеллигенции, запечатленный им в образе представителя родовитой шляхты Плошовского. Ставя «диагноз больной души» нового поколения, Сенкевич обнаруживает причину ее недуга в безверии людей, отошедших от традиционных представлений о жизни, сознающих необходимость трудиться на благо своего народа, но в то же время питающих неодолимое отвращение к буржуазному делячеству и оттого не находящих применения своим способностям, страдающих избытком рефлексии, парализующей их волю. В романе, написанном в форме дневника героя, Сенкевич, развивая традиции польской психологической повести (кстати, небогатой) на основе инонационального опыта, в особенности Лермонтова («Герой нашего времени») и П. Бурже («Ученик»), создал произведение, вошедшее в мировую литературу как еще одно звено в эволюции образа молодого человека XIX в. Правда, в самой Польше этот роман оценивался весьма сдержанно, но Л. Толстой, Чехов и Горький причисляли «Без догмата» к лучшим достижениям европейской прозы своего времени.

Если у польских читателей наибольшим успехом пользовалась трилогия, то за пределами страны таким произведением Сенкевича стало «Камо грядеши?» (1896), удостоенное в 1905 г. Нобелевской премии. Этот роман из истории гонений на христиан при Нероне писался с явной целью апологии католицизма. Однако в различных уголках земного шара он завоевывал себе читателей прежде всего колоритным изображением быта и нравов языческого Рима, а также сильным эмоциональным зарядом протеста против нероновского деспотизма.

Наиболее реалистическим произведением из исторических романов Сенкевича являются, несомненно, «Крестоносцы» (1900) – эпопея из истории борьбы поляков с Тевтонским орденом на рубеже XIV и XV вв. Роман, по яркости уступающий предыдущим, был, однако, явно нацелен на возбуждение всенародного сопротивления немецкой экспансии; не имевший особого успеха при жизни писателя, он приобрел большое идейно-воспитательное значение в годы гитлеровской агрессии.

Из польских прозаиков того времени Сенкевич, пожалуй, более других способствовал развитию литературного языка и искусства пластической лепки образов. Для развития жанра исторического романа чрезвычайно продуктивным оказался разработанный им принцип отбора архаической лексики и синтаксических конструкций.

Болеслав Прус (1847—1912; настоящее имя – Александр Гловацкий) справедливо признан крупнейшим польским прозаиком рассматриваемого периода. Сын обедневшего шляхтича, он еще гимназистом принял участие в польском восстании 1863 г. и ненадолго попал в тюрьму. Затем он поступил на физико-математический факультет в Варшаве, но не закончил его – приходилось думать о хлебе насущном, искать работу. Литературную деятельность Прус начал с юмористических рассказов и публицистических статей.

Прус был не так знаменит, как Сенкевич, и при жизни в зарубежной славе уступал даже Крашевскому и Ожешко. Однако в деле утверждения реализма в отечественной литературе ему принадлежит самая большая заслуга. Прус начал свою деятельность умеренным позитивисвом, твердо убежденным, что нормальное развитие нового, буржуазного уклада при необходимых коренных общественных реформах может привести к победе принципов всеобщего равенства и социальной справедливости. Во имя этих идеалов он боролся всю жизнь и пером публициста, и словом художника. Публицистика в его творчестве занимала еще большее место, чем у Сенкевича, и тоже была школой писательского мастерства. Начав с развлекательных юмористических рассказов, Прус перешел затем к острозлободневной социальной «новелле с тезисом» («Деревня и город», 1875, и др.). Вскоре он отказался от назидательной позитивистской тенденциозности и стал заботиться – особенно в пору расцвета своей новеллистики в 1878—1884 гг. – об объективности художественных обобщений, которые черпал из наблюдений над реальной жизнью простых людей, обманутых в надеждах на лучшее будущее, социально униженных и оскорбляемых в своем человеческом достоинстве. В тематическом аспекте творчество Пруса соприкасается с традициями Достоевского, хотя присущий польскому писателю юмор и нотки лирической задушевности, пронизывающие его тончайший социально-психологический анализ, скорее роднят эмоциональную атмосферу его новелл с позднейшими чеховскими рассказами. У Пруса можно найти немало превосходных сельских зарисовок, а также впечатляющих крестьянских и помещичьих типов. Но главным объектом его произведений был все же капиталистический город. Прусу принадлежит в польской литературе первая попытка показать стачку фабричных рабочих («Возвратная волна», 1880). Широко введя в литературу представителей городской бедноты, Прус, по словам Сенкевича, «раскрыл нам души этих людей, запечатлел их быт, долю и недолю, их обычаи, он первый отразил их образ мышления, их язык». Еще больше, чем Сенкевич, волновала Пруса судьба детей, а стилизация картин в духе представлений ребенка об окружавшем его мире стала, как у Диккенса, едва ли не самой характерной особенностью его писательского почерка («Сиротская доля», 1876; «Приключения Стася», 1879; «Анелька», 1880; «Грехи детства», 1883, и др.).

Генрик Сенкевич

Фотография

Разочарование Пруса в позитивизме, заметное в новеллах, еще сильнее ощущается в его повестях и романах. В повести «Форпост» (1885) автор показывает, что в капитализирующейся Польше шляхетская усадьба, перестав быть оплотом патриотизма, капитулирует перед немецкими колонистами, что в новой обстановке только мужик способен сопротивляться насильственной германизации отечества.

Вслед за «Форпостом» (одним из лучших произведений польской классики о деревне) Прус издал свое крупнейшее произведение – роман «Кукла» (1889). Глубина и проницательность, с какой он прослеживает историю утверждения капитализма в Польше и влияние этого процесса на душу человека, делают этот социальный роман эпохальным произведением польской литературы. История Вокульского – главного героя «Куклы» – это одновременно история материального обогащения и духовного обнищания, возвеличения индивида и падения личности. Противоречивость характера Вокульского-капиталиста, не удовлетворенного буржуазной действительностью, – результат не угасших в нем симпатий патриота-повстанца, мечтавшего некогда об освобождении народа, как не переставал мечтать об этом и сам Прус. Неизжитый патриотический идеал молодости и делает Вокульского «белой вороной» среди капиталистов, и это обстоятельство, так же как несчастная любовь к светской кукле, не способной оценить подлинное чувство, толкает героя в конце концов на самоубийство. Роман «Кукла» представляет чрезвычайно широкую, эпическую картину социальной и нравственной жизни той эпохи, в нем освещаются важнейшие этапы изменения буржуазной идеологии, в 1848 г. еще весьма радикальной, но уже к середине 80-х годов зашедшей в тупик безысходного кризиса. Прус достигает большой глубины и четкости в изображении сложной, противоречивой психологии своих героев. «Кукла» явилась новаторским произведением, важной вехой в развитии польского романа.

Выдающимся достижением Пруса стал также его историко-философский роман «Фараон» (1896). Рассказывая о перипетиях политической борьбы за власть в Египте XI в. до н. э., автор раскрывает классовую функцию государства, роль народа в историческом процессе. Все это, существенно отличаясь от традиционной, вальтер-скоттовской схемы романа, придало «Фараону» законченную реалистическую монументальность, контуры которой едва намечались в ряде произведений Крашевского. Именно эта новаторская особенность, имеющая чрезвычайно важное значение для развития жанра исторического романа не только в Польше, позволяет причислить «Фараон» к замечательным достижениям польской классики.

В начале 90-х годов наблюдается идейно-художественный спад в творчестве Ожешко (романы «Два полюса», 1893; «Австралиец», 1895, и др.). В «Эмансипированных женщинах» (1893) Пруса отразилось бессилие писателя выпутаться из мировоззренческих противоречий, оставивших мистический осадок в этом романе из современной жизни. Сенкевич, осудив в «Без догмата» пессимизм и декаданс, не мог найти лучшего противоядия, как только противопоставить им в романе «Семья Поланецких» (1894) апологию буржуазного практицизма и филистерский идеал семейного счастья.

После расцвета польской прозы в 80-х годах кризисные явления в творчестве писателей-реалистов были весьма заметны.

НАТУРАЛИСТИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ. А. ДЫГАСИНЬСКИЙ

Стремясь наперекор апологетам мещанства выставить напоказ все наиболее уродливое из жизни буржуазного общества, некоторые писатели, не видя выхода из царства торжествующего зла, невольно превращали его изображение в самоцель, становясь на путь натурализма.

Начало активной переработки поэтики Золя в Польше положил журнал А. Грушецкого «Вендровец» (1884—1887). Эстетическая программа журнала, включавшая отдельные элементы теории экспериментального романа, содержала, однако, существенные оговорки. Тем не менее выступления таких влиятельных критиков, как Станислав Виткевич (1851—1915) и Антони Сыгетыньский (1850—1923), и особенно художественная практика А. Дыгасиньского и других членов группы «Вендровец» объективно способствовали натуралистическим веяниям.

Крупнейшим представителем натуралистического течения был Адольф Дыгасиньский (1839—1902), выдающийся педагог и публицист, едва ли не более всех способствовавший своими переводами ознакомлению польской общественности с трудами западноевропейских позитивистов и с учением Дарвина. Беллетристическую деятельность Дыгасиньский начал лишь на сорок пятом году жизни и тем не менее оставил богатое литературное наследство. Выходец из бедной шляхты, участник восстания 1863 г., он проникся позднее верой в историческую миссию крестьянства, с которым связывал надежду на возрождение Польши.

Самой ценной частью его наследства, обогатившей польскую классику, являются рассказы, сочетающие в себе композиционные принципы классической европейской новеллы и польской гавенды. Большинство из его новелл воссоздает будни захолустных деревень, а также мир животных, которые иногда становятся главными героями («Собачья доля», 1887).

Последователь натурализма Золя, Дыгасиньский выработал, однако, свой оригинальный стиль повествования, сочетающий подробнейшую бытовую детализацию с лирическими пейзажными зарисовками, стиль, искрящийся тем безыскусственным юмором, который позволяет ему выдерживать эстетическое чувство меры даже в изображении самых отталкивающих явлений. В большинстве его повестей и рассказов говорится о «слабых», которые пользуются неизменной авторской симпатией, и «сильных», нравственно неразборчивых и по-звериному хищных. Эти произведения – своеобразные попытки опереться при художественной интерпретации уродливых социальных отношений между людьми на научные принципы дарвинизма и социологическую теорию Спенсера. Такие попытки вели к идейно-схематической нарочитости и к преувеличению роли биологического начала в человеке, затемняющему социальную природу человеческих отношений даже в его превосходных этюдах («Волк, собаки и люди», 1883; «Что делается в гнездах», 1883; «Дворовые драмы», 1886) или в повести «Маргеля и Маргелька» (1901). Но в приложении к царству животных, где действительно властвует закон борьбы за существование, та же творческая установка на анализ природы «слабых» и «сильных» давала блестящие художественные результаты. В искусстве изображения четвероногих и пернатых, в меткости описания их повадок, юмористической оценке их характеров Дыгасиньский неподражаем. Дыгасиньский открыл читателям мир «фольварка и кухни», вывел ряд типов помещичьей дворни, сумел подметить в национальной жизни, и особенно в жизни деревни, такие явления и пороки, которых не видели или не смели касаться другие писатели его поколения. Его творчество – переходная ступень от искусства Ожешко, Сенкевича и Пруса к реализму Жеромского, Реймонта и Оркана.

Кроме Дыгасиньского к натурализму в этот период тяготели А. Сыгетыньский, Г. Запольская и др. Поскольку они противостояли апологетам мещанства, их творчество играло известную прогрессивную роль. Несмотря даже на ущербность натуралистического метода, его приверженцы сумели все же расширить изображение социальной сферы и заострить внимание на далеко зашедшем морально-бытовом разложении буржуазного общества. Это был еще один шаг по пути разрыва с буржуазными иллюзиями, но вместе с ними у зачинателей натуралистического течения исчезала и вера в человека, в его способность бороться и побеждать.

РАЗВИТИЕ ПОЭЗИИ. М. КОНОПНИЦКАЯ

С закатом эпохи шляхетского освободительного движения наступили сумерки и для романтической поэзии. На первом послеповстанческом этапе развития польской литературы из поэтов только А. Аснык и В. Гомулицкий поднимались над романтическим эпигонством и позитивистской бесплодностью в области поэзии.

Мария Конопницкая

Фотография

Адам Аснык (1838—1897), поклонник музы Словацкого, до прихода в литературу Конопницкой был крупнейшим поэтом своей эпохи. Он прославился как певец печальных раздумий. У Асныка – автора фантастической поэмы «Сон могил» (1865), несущей следы влияния Данте, Словацкого и Гейне, – не было сомнений, что январское восстание, которому он отдал свою молодость, – это последняя вспышка уходящей героической эпохи. Но, в отличие от эпигонов романтизма, он верил в неотвратимость прогресса и понимал, что «надо с живыми идти вперед» («Тщетные жалобы», 1877). Именно эта позиция мыслителя, сердцем прикованного к прошлому, но разумом понимающего необходимость считаться с реальностью, не видящего в жизни движущих сил прогресса, но и не принимающего за благо мещанское благополучие, – эта позиция благородного и думающего человека обеспечила его поэзии в «век рационализма» огромный успех у читателей. Особой благосклонностью у современников Асныка пользовались его любовная и пейзажная лирика («В Татрах», 1880) и цикл философских сонетов «Над глубинами» (1894).

В сравнении с лирикой Асныка поэзия «певца Старой Варшавы» Виктора Гомулицкого (1848—1919) не отличалась глубиной философского осмысления бытия. Кроме восьми поэтических сборников, нескольких поэм и многочисленных переводов из Пушкина, Некрасова, Гюго, Мюссе, Врхлицкого и др. ему принадлежит немало романов, повестей, рассказов и научных публикаций. Среди польских поэтов Гомулицкий был первым крупным урбанистом.

Поэт поднимает голос против мира унизительной буржуазной несправедливости («Варшавянка» и др.).

Сатирическое направление в польской поэзии этого периода, как и в прозе, достигло наибольшего развития в Галиции. Его представляла группа демократических поэтов во главе с Миколаем Бернацким (1836—1901), известным под псевдонимом Родоць. Прирожденное чувство комизма и едкое остроумие при его страстной патриотической и гражданской целеустремленности делали сатиру Родоця, прозванного «польским Беранже», безошибочно разящей.

Решающую роль в утверждении реализма в польской поэзии сыграла Мария Конопницкая (1842—1910). Ее отец, юрист, прививал детям вкус к литературе, особенно к поэзии. Между тем интересы мужа, заурядного шляхтича, оказались настолько чужды ей, что в 1878 г. Конопницкая порывает с ним и с шестью детьми переезжает к отцу в Варшаву. На следующий год, после смерти отца, начинающей поэтессе, чтобы прокормить семью, пришлось уже зарабатывать на хлеб уроками.

Мировоззрение Конопницкой складывалось под воздействием вольнодумно-просветительских тенденций позитивизма, однако позитивистские иллюзии не обременяли поэтессу – она начала свою деятельность в пору их крушения. Овеянные «мятежным», «жаждущим» духом стихи Конопницкой очень скоро завоевали ей признание поэта нового поколения, «поколения социальных бунтовщиков» (Л. Кшивицкий).

Конопницкая начала с того, на чем остановились Аснык и Гомулицкий, – с мотивов несоответствия действительности возлагавшимся на нее надеждам. В этом она следовала бунтарским традициям романтизма (ее кумирами были Словацкий, Мицкевич и Гюго). Ранние стихи Конопницкой не свободны от выспренней риторики и сентиментальности. Овладевая искусством версификации, она вскоре находит и тот «оригинальный ключ», который помог ей открыть новую страницу в польской поэзии.

Хотя Конопницкая создала ряд драматических «фрагментов» и поэм, написала немало замечательных новелл, путевых очерков и литературно-критических этюдов, в польскую литературу она вошла как лирик – прежде всего как автор трех серий «Стихотворений» (1881, 1883 и 1887), дополненных позднее четвертой серией (1896), поэтическим собранием «Линии и звуки» (1897) и др. Наиболее часто звучащим здесь мотивом является пропасть, разделяющая людей на «угнетателей» и «обездоленных», извечный внутренний раскол общества, приносящий труженикам неисчислимые страдания, бездну горьких обид и толкающий их к бунту против несправедливости, против господ, церкви и самого бога («В дни грусти», «Мечтают ли они», «Не удивляйся» и др.).

Почему так безбрежна, как океаны,

И так страшна, как открытая рана, —

Пропасть, что делит людей произвольно

На угнетателей и обездоленных?

(«В дни грусти». Перевод В. Журавлева)

Этот мотив звучит у Конопницкой и в риторических вопросах, и в афористических сентенциях, и в апострофах, он подчеркивается остротою иронии, патетической приподнятостью, контрастностью метафор и т. п. С его разработкой сопряжены у поэтессы и образы прометеевских вождей-освободителей народа, навеянные романтической традицией исторических и мифологических противопоставлений свободы и рабства. Наибольшую популярность в ее творчестве завоевал жанр «картинки». Этот далеко не новый лиро-эпический жанр, представляющий собою новеллу в стихах или балладу, оказался чрезвычайно удобной формой для развития реализма в поэзии. К нему обращались Некрасов, Я. Неруда и другие поэты-реалисты. В этом жанре рассказ о грубой народной жизни, по-настоящему только что начинавшей входить в сферу утонченной лирики, сливался с высокой художественной культурой стиха. Огромное значение «картинок» Конопницкой («Свободный батрак», «Перед судом», «Ясь не дождался», «Крестьянское сердце» и др.) как раз и заключалось в том, что они резко расширили содержание поэзии.

Не менее существенным достижением стала и так называемая народная лирика Конопницкой, представленная преимущественно второй и третьей сериями ее «Стихотворений» (циклы «Вечерние песни», «На свирели», «С лугов и полей» и др.). Обличительная страстность социальных «картинок» соединилась здесь с лирическим излиянием народной души. По свидетельству Жеромского, никто из польских поэтов не умел так глубоко проникаться крестьянской недолей, как Конопницкая. В этом и заключалась поэтическая оригинальность Конопницкой, подчеркнутая силлабо-тоническим стихосложением, в общем не свойственным польской поэзии, не характерным и для ее «картинок», где еще используется в основном силлабический стих. Помимо живых наблюдений над народным бытом новаторство поэтессы опиралось также на широкое использование фольклорной поэтики, характерное для романтиков. Но если для зачинателей романтизма фольклор был в основном источником создания национальной и лишь вследствие этого также и народной по духу поэзии, то Конопницкая, как и Некрасов, искала в фольклоре адекватную форму собственно народных настроений.

Вполне закономерно, что в конце своего творческого пути, работая над эпопеей «Пан Бальцер в Бразилии» (1910), поэтесса пришла к революционной идее совместной борьбы крестьян и рабочего люда.

Поэзия Конопницкой пользовалась большой популярностью и в самой Польше, и за ее пределами. И сама Конопницкая, переводя Гейне, Гауптмана, Врхлицкого и других, сделала немало для освоения Польшей сокровищ мировой литературы.

В поэзии Польши зародилось и пролетарское течение. Его первой ласточкой был коллективный сборник революционных песен и сатирических стихов «Чего они хотят?», изданный в 1882 г. в Женеве.

Почти одновременно с возникновением пролетарского течения в польской поэзии наметилось и декадентское направление. Но история их становления и борьбы относится уже к последующему периоду.

*Глава вторая*

ЧЕШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ЛИТЕРАТУРА 50-х ГОДОВ

Революционные события 1848 г. имели огромное значение для становления чешской национальной культуры, стали важным этапом в развитии общественного и художественного сознания, способствовали более глубокому осмыслению национальной жизни.

После подавления революции 1848 г. наступило десятилетие жестокой политической реакции и репрессий, чешские рацикальные демократы Сабина, Фрич, Арнольд, Хохолоушек и другие несколько лет томились в заключении, Гавличек-Боровский – в ссылке. Фрич в середине 50-х годов был вынужден эмигрировать и долгие годы жил вне родины. Однако и в эпоху реакции, названную Яном Нерудой «временем погребенных заживо», передовая литература стойко сопротивлялась давлению реакционно-охранительных и консервативных сил.

Не только опыт революции 1848 г., но и горькие уроки ее поражения пробивали брешь в феодально-абсолютистских представлениях, порождали первые трещины в устойчивых иллюзиях эпохи национального возрождения о единстве чешской нации. Общей чертой литературы 50-х годов стало стремление поддержать моральный дух народа, его стойкость, его верность демократическим и национально-освободительным идеалам.

Крупным явлением в литературе предреволюционных и особенно революционных лет стала публицистика и сатирическая поэзия К. Гавличека-Боровского, драматургия и проза Тыла, эти писатели творили и в годы реакции.

Характерные тенденции в развитии литературы этих лет отражает романтическая поэзия Йозефа Вацлава Фрича (1829—1890), развивавшего маховские традиции. Его стихи, созданные в тюрьме, увидели свет четверть века спустя («Песни из крепости», 1881). Атмосферу поэзии Фрича определяет трагедийность переживаний, вызванных поражением революции, и вместе с тем мотивы героики гражданского подвига и благородной жертвы во имя народного блага и свободы.

Заметным литературным событием в годы политической реакции был выход в свет поэтического сборника Карела Яромира Эрбена (1811—1870) «Букет народных преданий» (1853), в котором утверждалось бессмертие творческой энергии народа, его моральное и нравственное здоровье. Сын бедного сапожника, Эрбен, получив образование в Пражском университете, стал знатоком и собирателем фольклора. В основу большинства баллад, составляющих «Букет», положена ситуация, в которой герой совершает выбор. Нарушение того или иного морально-нравственного запрета становится источником трагических последствий. В общем контексте сборника эти мотивы соотносятся с ключевой метафорой вступительного стихотворения, в котором олицетворением родины является образ матери. Содержание баллад внушало читателям мысль о необходимости хранить верность отчизне и родному народу.

Эрбен испытал влияние романтической поэзии Махи, он был близок и к тому крылу европейских романтиков, которое ориентировалось на народное творчество, воспринятое в духе идеи Гердера как сокровищница национального духа. «Букет» Эрбена оказал большое влияние на развитие жанра баллады, чрезвычайно распространенного в дальнейшем в чешской поэзии XIX и XX вв.

Божена Немцова

Рисунок М. Швабинского

В развитии прозы, в укреплении ее реалистических тенденций значительную роль сыграло творчество Божены Немцовой (1820—1862). Человек широких интересов, разностороннего образования, большой душевной красоты, Немцова выступала не только как писательница, но и как страстный публицист, проповедник демократических и патриотических идей. Очень чуткая к социальной несправедливости, Немцова исповедовала идеалы утопического социализма, питая надежду на исправление общества путем морального просвещения. С этим связаны романтически-нравоучительные тенденции ее произведений. В основе ее очерков, ставших своеобразной подготовкой к более масштабной художественной прозе («Из Домажлиц», 1847; «Картины жизни Словаков», 1859) и обработок чешских, словацких народных сказок, лежит представление о простом народе, крестьянстве как главном носителе социальных и морально-этических ценностей человеческого общества, протест против социального неравенства. Рассказы и повести писательницы («Дикая Бара», 1856; «В замке и около замка», 1857, и др.) проникнуты особой поэтической атмосферой в изображении жизни народа и в то же время духом социального критицизма. В центральном произведении писательницы – повести «Бабушка» (1855) – впервые в чешской литературе был создан монументальный и в то же время лирический образ крестьянки, овеянный поэзией народной жизни и ставший символом мудрости и морального здоровья простого народа. Внутренний мир героини и все ее поведение неотделимы в романе от народно-национальной стихии. Этот образ был крупным завоеванием на пути освоения реалистической типизации.

Немцова мастерски использовала живую народную речь, обогащая ее народной лексикой и народными оборотами. От произведений писательницы ведет начало новый язык чешской прозы. Ю. Фучик называл ее «революционеркой слова».

СТАНОВЛЕНИЕ РЕАЛИЗМА В ЧЕШСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. ЯН НЕРУДА

60—80-е годы в развитии чешской литературы ознаменованы рождением реалистического направления. Однако наряду с утверждением нового продолжалось активное развитие тенденций, характерных для литературы предыдущего этапа.

Буржуазно-демократическая революция 1848 г. в Чехии не была завершена, не исчерпала своих возможностей. Национальный вопрос, вопрос о создании национального государства, об осуществлении буржуазных демократических свобод в 50—80-е годы XIX в. по-прежнему оставался актуальным. Таким образом, общественные настроения, питавшие развитие чешского романтизма в предреволюционные годы, получают после революции новую почву для дальнейшего развития. Через романтический этап творчества прошли почти все писатели этих лет. Революционно-романтические тенденции, романтическая приподнятость и образность связаны у прогрессивных писателей этого периода с задачами освободительной борьбы. Эти черты особенно проявились в патриотической гражданской поэзии Сватоплука Чеха (1846—1908), Йозефа Вацлава Сладека (1845—1912), Витезслава Галека (1835—1874).

В этот период изображение народной жизни порой сохраняет и черты сентиментальной патриархальности, отличается недостаточно глубоким пониманием природы социальных конфликтов, часто преломлявшихся в сознании писателей лишь как противоречия чисто национального или чисто этического характера (романы Г. Пфлегера-Моравского, некоторые произведения В. Галека, Я. Арбеса, К. Светлой).

Вместе с тем дальнейшее интенсивное развитие получили и реалистические тенденции литературы 40—50-х годов, которые все более активно завоевывали ведущие позиции в литературном движении.

Заметным рубежом в этом процессе стали 60-е годы, годы мощного общественно-национального подъема. Для этого периода характерны массовые патриотические манифестации, имевшие зачастую и ярко выраженное социальное содержание. На многолюдных собраниях, которые по давней гусистской традиции получили название «таборов» ^[2], звучали требования восьмичасового рабочего дня, всеобщего избирательного права. В это время идет процесс консолидации духовных сил нации, создаются национально-патриотические культурные организации «Умелецкая беседа», «Сокол» и др. Следующие десятилетия принесли Чехии обострение социальных и политических противоречий, размах стачечного движения и образование в 1878 г. социал-демократической партии. В 70—80-е годы все более и более обнажала свою истинную антинародную сущность чешская буржуазная политика, вырождавшаяся в пустое политиканство и тяжбу с правящей Веной за мелкие уступки по национальному вопросу.

Основное ядро складывающегося реалистического направления составляли молодые поэты и писатели, объединившиеся в 1858 г. вокруг альманаха «Май» (Я. Неруда, В. Галек, К. Светлая, Г. Пфлегер-Моравский, а из старшего поколения – В. Фрич, К. Сабина, Б. Немцова). Этот альманах стал заявкой на новое слово в литературе и положил начало ожесточенной полемике, которая развернулась в дальнейшем между «маевцами» и представителями лагеря официальной литературы, тяготеющей к сохранению концепции национально-патриотического романтизма эпохи национального возрождения.

Утверждение реализма принесло в чешскую литературу небывалую до той поры широту проблематики, стремление осмыслить и отразить всю сложность современной действительности в ее общественно-политических и семейно-бытовых отношениях, воссоздать богатый духовный мир современного человека. На первый план выдвигается проблема народа не только как носителя национальной идеи и патриотических идеалов (как это было в период национального возрождения у писателей-романтиков), но прежде всего как основной части общества со своей сложной социальной структурой.

Неруда, Галек и их единомышленники горячо выступали против ограниченного понимания самобытности чешской литературы как прежде всего фольклорно-этнографического изображения действительности, против рабского следования образам литературы чешского национального возрождения. Они содействовали приобщению чешского читателя к духовным ценностям европейских литератур, широко пропагандируя творчество таких великих писателей, как Лонгфелло, Гюго, Беранже, Петефи. Патриотически настроенная чешская интеллигенция стремилась противодействовать влиянию насильно насаждаемой немецкой культуры. В то же время было весьма популярно творчество Гейне, большие симпатии встретила деятельность группы «Молодая Германия», творчество Берне, Ленау.

Особенно широкими и плодотворными были в 60—80-х годах связи с русской литературой. Неруда и его литературные единомышленники пытались повернуть отечественную литературу к тому же познанию глубинных процессов социальной действительности, которое отличало русский реализм. Именно литераторы маевского круга открывали соотечественникам глубокую идейность русской литературы, ее гуманистическую устремленность и высокую художественность. Творчество Пушкина, Гоголя, Тургенева, Лермонтова, Островского, Некрасова становится не только объектом читательского освоения, но и как бы слагаемым чешского литературного процесса, катализатором, который способствовал созреванию в чешской литературе прогрессивных сил.