Текст книги "Форд : Важнейшая проблема мира. том 1"

Автор книги: Генри Форд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 44 страниц)

4. ИУДЕЙСКИЙ ВОПРОС – ФАКТ ИЛИ ПЛОД ВООБРАЖЕНИЯ?

4. ИУДЕЙСКИЙ ВОПРОС – ФАКТ ИЛИ ПЛОД ВООБРАЖЕНИЯ?

«Иудейский вопрос все еще существует. Отрицать это бесцельно… Иудейский вопрос существует во всех местах, где иудеи проживают в значительном числе. Туда, где он существует, его приносят с собой иудеи все время своих странствований. Само собой понятно, что мы переселяемся туда, где нас не преследуют, но там наше присутствие вызывает преследование… Злосчастные иудеи внесли теперь антисемитизм в Англию; в Америку они занесли его еще раньше.

Теодор Герцль: Иудейское Государство, стр. 4.

Главная трудность писать об иудейском вопросе лежит в преувеличенной чувствительности, которую по отношению к нему проявляют и иудеи, и неиудеи. Вообще существует какое-то неопределенное чувство неловкости публично произносить или печатно применять слово «жид». Трусливо пробуют пользоваться для этого описательными выражениями, как то «Иудеи» или «Семиты», хотя оба эти выражения далеко не точны. Вообще с этим вопросом обращаются так жеманно, как будто существует какой-то запрет касаться его, пока, наконец, какой-нибудь неустрашимый иудейский мыслитель без обиняков не выступит с добрым старым словом «жид». Тогда заклятие исчезает, и атмосфера проясняется. Слово «жид» не содержит в себе ничего тенденциозного, это старое, доброе имя, содержащее в себе строго определенное понятие, которое можно встретить в любом отделе всемирной истории, в прошедшем, в настоящем и в будущем.

Но иудеи до крайности боятся гласного обсуждения иудейского вопроса. Охотнее всего они хотели бы похоронить его в глубинах своего сознания, скрыв под покровом молчания. Такое отношение можно объяснить наследственно приобретенным терпением, но вернее, что оно обусловливается бессознательным чувством сопряженных с этим вопросом трудностей. Более публично говорят об иудейском вопросе, то не иначе, как в духе гибкой политики или в форме милой болтовни. Большие иудейские имена в области философии, медицины, литературы, музыки и финансов проходят пред слушателем длинной вереницей; подчеркивают работоспособность, ловкость, бережливость иудейской расы, и каждый уходит домой с чувством, что он услышал нечто очень приятное о столь трудном вопросе. Но от этого ничего не меняется: как иудеи, так и неиудеи остаются теми же; иудей по-прежнему остается мировой загадкой. Чувства неиудеев в этом вопросе лучше всего выражаются в желании замолчать его. Постоянно слышишь фразу: «К чему вообще говорить об этом?» Но такое отношение к вопросу служит лучшим доказательством того, что проблема существует; проблема, которую, по возможности, лучше всего обойти. «К чему вообще об этом говорить?» Но ведь всякий логично мыслящий уже на основании этих слов должен придти к заключению, что проблема существует в действительности и что обойти ее молчанием или обсудить – не зависит от доброй воли хладнокровных людей. Существует ли в России иудейский вопрос? Бесспорно, и притом в острой форме. Должен ли он быть разрешен?

Бесспорно, и притом всеми возможными мерами, лишь бы они несли с собой свет и исцеление.

Числовое отношение иудеев к туземному народонаселению в России всего лишь на один процент больше, чем в Соединенных Штатах. Большинство иудеев там так же безобидно, как и здесь; они даже жили под известными ограничениями, которых здесь не было. И все же в России дух иудейства приобрел такую великую силу, что совершенно поработил русскую духовность. Будь то в Румынии, в России, в Австрии, Германии или в любом месте, где иудейский вопрос стал на очередь, как жизненная проблема, везде главную причину этого нужно искать в стремлении иудейского духа к господству.

И у нас в Соединенных Штатах причиною возникновения иудейского вопроса явился тот бросающийся всем в глаза факт, что в стране с 110 миллионами жителей ничтожное по численности, всего в 3 процента, меньшинство в 50-летний период времени достигло такой степени могущества, какого не в состоянии было бы достигнуть в десять раз большее по численности население любой другой расы. Три процента любой другой расы не обратили бы на себя никакого внимания, так как почти ни одного представителя из их среды вы не могли бы найти на высших местах, ни в секретнейших «Совещаниях четырех» в Версале, ни в высшем суде, ни на конференциях в Белом Доме, ни в необозримой области мировых финансов, словом, вовсехтехместах, где стремятся к власти и где проявляют власть. Напротив, иудеев мы встречаем буквально везде в высших сферах, обладающих властью. Иудей обладает рассудком, работоспособностью, инстинктивной остротойума-качествами, которые почти автоматически возносят его на верхи. Поэтому само собой понятно, почему иудейская раса, более чем другая, привлекает на себя всеобщее внимание.

Тут-то и лежит начало иудейского вопроса, и притом в формулировке вполне ясной: почему иудей, обычно не встречая противодействия, стремится на высшие места? Как и почему он попадает на них? Что он там делает? Каковы результаты его там пребывания для человечества? Вот вопросы, являющиеся первоисточником иудейской проблемы. Из них вытекают все остальные. Получат ли они разрешение в юдофильском или антииудейском направлении, будет зависеть от степени предубежденности, под углом зрения которой их будут изучать; разрешение же их в духе человечности будет зависеть от степени прозорливости и знания лиц, их разрешающих.

Употребление слова «человечность» в соединении со словом «иудей» обычно приобретает, хотя и не умышленно, специфическое значение. Существует мнение, что к иудеям относятся не вполне человечно. Но ведь долг проявлять человечность по отношению ко всему остальному человечеству лежит также и на иудеях. Иудей в течение долгого времени привык требовать гуманного отношения исключительно только к самому себе. Но остальное человечество тоже имеет полное право требовать и от него отказа от такого одностороннего взгляда, требовать, чтобы он прекратил эксплуатацию мира, чтобы он перестал чисто иудейские достижения ставить началом и концом своей деятельности. На иудейском народе лежит обязанность исполнить старые пророчества, гласившие, что через него все народы земли будут благословенны, и для этого он должен начать новую работу, приступить к которой до сих пор мешала ему отчужденность.

Иудей должен перестать разыгрывать роль единого объекта человечности, и на нем лежит долг проявить то же чувство по отношению к обществу, которое с тревогой взирает на то, как высокие и сильные слои иудейства опустошают его столь немилосердно, что планомерное обнищание, отсюда вытекающее, можно назвать экономическим погромом беззащитного человеческого общества. Ибо на самом деле: против хорошо продуманных мучительских приемов иудейских финансовых групп общество находится в таком же беспомощном положении, в каком порою находились согнанные искусственно в одно место толпы русских иудеев против антииудейски настроенных масс.

С момента появления в печати этих моих писаний они находились под организованным запрещением. Почта, телеграф и словесная проповедь действовали все в одном и том же направлении: о каждой из моих статей кричали, что это травля. На первый взгляд могло показаться, что, действительно, в них есть бессердечное и грубое нападение на беспомощный и достойный жалости народ, пока, наконец, не стало ясно, что крик о помощи отмечен печатью власть имущих. Денежные средства тех, кто протестовал, и число членов союзов, председатели которых возбужденно требовали моего отречения от всего, что появилось в печати, ясно на это указывают. В глубине всей этой шумихи скрыта угроза бойкота: эта угроза и была причиной того, что все попытки предать гласности разоблачения самого невинного содержания по иудейскому вопросу до сих пор кончались в Америке неудачей.

Однако замолчать иудейский вопрос в Америке путем угроз не всегда удается; и столь же неудачными надо признать попытки писать и говорить обо всем иудейском исключительно в хвалебном тоне. Вопрос этот существует и превратить его путем ловкой пропаганды во что-то другое нельзя; равным образом нельзя задушить его угрозами. Иудеи Соединенных Штатов оказали бы величайшую услугу своим единоплеменникам во всем мире, если бы они перестали громко кричать об «антисемитизме», априняли бы другой, более подходящий тон, вместо того, который был быуместен, если бы дело шло о беззащитной жертве. Вообще им следовало бы подходить к этому вопросу с открытыми глазами и подвергнуть здравому обсуждению вопрос о том, каким образом каждый иудей, любящий свой народ, может послужить делу справедливого разрешения иудейского вопроса.

Выражение «международный иудей», которым мы все время пользовались, имеет двоякое значение: одно, что иудей везде остается иудеем, другое, что иудей обладает международным господством. Последнее и есть то, над чем задумывается весь мир.

Ъш международного иудея, который стремится к мировому господству или им уже обладает, является большим несчастьем для его народа. Для рядового иудея самое тяжелое в международном иудее есть то, что он тоже иудей. Поразительнее всего то, что подобного рода типы поставляются исключительно иудейским племенем.

Нельзя сказать, что среди международных финансовых мировых владык находятся два-три иудея. Напротив, владыки мира состоят исключительно из одних иудеев. Это поразительное явление создает для тех иудеев, которые не принадлежат к этой категории и никогда владыками мира не станут, а представляют собой просто низы иудейской расы, воистину тяжелое положение. Если бы в мировом господстве участвовали люди различных рас, как, скажем, например, в сахарном деле, то присутствие двух – трех иудеев среди этих финансовых величин не могло бы вообще создать проблемы; все сводилось бы к участию в мировом господстве кучки людей безотносительно к их расе и роду. Но так как мировое господство является целью, достигнуть которой удалось только одним иудеям и притом способами, ничего общего с обычными приемами так называемых мировых завоевателей не имеющими, то проблема эта должна быть всецело отнесена за счет этой загадочной расы. Здесь мы наталкиваемся на следующее затруднение: присваивая этой группе мировых владык имя «иудеев» – ибо они в действительности и являются таковыми, – не всегда имеется возможность эту особую группу точно выделить. Вдумчивому читателю это возможно, но иудей, склонный вообще считать себя обиженным, воспринимает этот упрек, имеющийввиду группу «выше стоящую», весьма болезненно, как направленный против него лично. Начинает спрашивать: «почему, рассуждая об этом высшем слое, говорят о иудеях, а не вообще о финансистах?» Да потому, что это на самом деле иудеи. Дело не в том, что в любом списке богатых людей имеется больше неиудеев, чем иудеев. Речь идет вовсе не о богатых людях вообще, из которых многие приобрели богатство благодаря определенной системе, а единственно только о тех, которые господствуют. А ведь ясно, что две вещи разные – быть просто богатым или господствовать. Царящий над миром иудей обладает богатством, но помимо его он обладает еще чем-то таким, что гораздо сильнее богатства. Международный иудей господствует, как я сказал выше, не потому, что он богат, а потому что он в высшей степени одарен торгашеским и властным духом, свойственным его расе, и сверх того опирается на такую расовую верность и солидарность, какую нельзя встретить ни в какой другой человеческой расе. Передайте сегодня мировое господство интернационального иудейства любой коммерчески высокоразвитой расе, и весь механизм мирового господства, по всей вероятности, распадется на части, потому что неиудею не достает определенных качеств, будь они божеские или человеческие, врожденные или приобретенные, которыми обладают иудеи.

Само собою разумеется, что современный иудей это отрицает Он оспаривает мнение, будто иудей отличается чем-либо от других людей, кроме своей веры. «Иудей, – говорит он, – это не расовый признак, а вероисповедный, как член епископальной церкви, католик или пресвитерианин». Тккой взгляд можно часто встретить в печати, где иудеи возмущаются, когда их единоплеменников, виновных в каком-либо преступлении, называют иудеями. «Ведь, когда говорят о других обвиняемых, не указывают их исповедания, почему же это делают, когда речь идет об иудеях?» Призыв к религиозной терпимости всегда производит известное впечатление; кроме того, часто бывает полезно отвлечь внимание от некоторых вещей.

То, что иудеи отличаются от остального человечества только своей религией и моральным ее содержанием, опровергается тем, что иудейское исповедание на самом деле является моральным фундаментом двух других больших вероисповеданий. Далее подтверждением этого может служить тот факт, что из всего числа иудеев, живущих среди народов, говорящих по-английски, два миллиона признают только свою расу, а не свое вероисповедание, и лишь один миллион признает последнее. Можно ли отсюда заключить, что первые менее иудеи, чем последние? Во всяком случае, весь мир, равно как и антропологи, такого различия не делают. Ирландец, покинувший лоно своей церкви, останется, несмотря на это, ирландцем; то же надо сказать и об иудее, покинувшем синагогу: он также не перестает быть иудеем. На этом сходятся как иудеи, так и неиудеи.

Если бы вышеизложенное, не так давно изобретенное иудеями объяснение было действительно правильно, то вопрос сделался бы еще более трудным; ибо тогда корень иудейского стремления к мировому господству пришлось бы искать в их религии. Мы должны были бы в таком случае сказать: «иудеи обязаны своими успехами своей религии» – и начать изучать вероисповедание, которое дает своим последователям столь большую материальную силу и богатство. Но, кроме сказанного, этому мнению противоречит еще и следующий факт: иудеи, господствующие над миром, на самом деле вовсе не так религиозны. Наконец, всем известно, что самыми набожными и самыми послушными приверженцами иудейской религии являются как раз беднейшие иудеи. Если видеть в иудейской правоверности устои ветхозаветной морали, то бесполезно искать ее среди иудейских владык, которые свое вероисповедание пропитали учением унитаристов в той же мере, как христианские унитаристы обиудеили свое, а надо искать ее между бедными, живущими в темных переулках, которые свои субботгешефты приносят в жертву святости субботы, сохраняя тем свое вероисповедание чистым от всякой примеси модернизма.

Если бы иудеи отличались от всего человечества только чистотой своей веры, то все вопросы разрешались бы очень просто: всякая критика иудейства стала бы тогда ничем иным, как лицемерным и ревнивым пустосвятством.

Это, понятно, было бы невыносимо, и после некоторого размышления все скоро согласились бы на том, что иудей в смысле веры меньше отличается от других людей, чем во всем остальном. Между двумя большими ветвями христианства существует более глубокая разница, чем между иудейством и каждой из них в отдельности.

Мир, несмотря на все новейшие попытки доказать противное, должен смотреть на иудейство как на известную расу. Стойкость ее сделала тщетными все попытки ее искоренения. Жизненная сила и мощность ее сохранились благодаря тому, что она развивалась в строгом согласии с теми законами природы, нарушение которых обратило другие народы в ублюдков. Две высокие ценности, единобожие и единобрачие, спасали ее в прошедшем и сохраняют поныне, и теперь она стоит перед нами, как знамение древности, из которой истекло все наше духовное содержание.

Иудей никогда не перестает сознавать себя частью народа, нации, расы. Проникновение его в мир наших мыслей, верований и чуждых ему привычек ничего в этом отношении изменить не может. Иудей есть иудей, и таковым останется до тех пор, пока пребудет в верности своим неприкосновенным преданиям. С его точки зрения за ним всегда останется право думать, что быть иудеем равносильно принадлежности к высшей расе.

Царящие над миром евреи стоят на вершине своего могущества, помимо всего прочего, главным образом, благодаря некоторым качествам, коренящимся в иудейской сущности. Каждый иудей обладает этими качествами, хотя и не в полной мере, подобно тому, как не всякий англичанин, говорящий на языке Шекспира, может достигнуть шекспировской выразительности. Поэтому бесцельно и даже невозможно постигнуть международного иудея, не изучив иудейского характера и психологии вообще.

Самое распространенное обвинение, будто большой успех иудеев основан на их нечестности, можно оставить без внимания. Вообще нет достаточного основания обвинять иудейский или любой другой народ на основании общих мест. Иудеи лучше, чем кто-либо, сами знают широко распространенное мнение, что все иудейские деловые приемы бессовестны. Несомненно, что простая неразборчивость в приемах в действительности встречается у них часто, когда нечестность в смысле нарушения закона даже отсутствует; поэтому возможно, что репутация, которой издавна пользуется в этом отношении иудейство, зависит не от свойственной им от рождения нечестности в собственном смысле, а от других причин.

Приведем одну из таких возможных причин. Иудей как торговец по природе своей проворнее, чем большинство остальных людей. Пэворят, что существуют другие расы, выказывающие в торговле такое же проворство, но среди таких народов иудеи не уживаются. Человеку же более медлительному естественно может прийти мысль, что проворный уже слишком проворен, почему он и начинает относиться к нему с недоверием– Ведь каждый не доверяет хитрецу, даже если эта хитрость невинного свойства. С другой же стороны, любой тугодум легко может додуматься до заключения, что деловой человек, который знает множество законных ходов и выходов и пользуется ими, может, если захочет, пойти и по незаконному пути. Кроме того, в сложных делах обыкновенно так легко рождается подозрение, что тот, кто дело устраивает, делает это при посредстве не вполне честных приемов. Медлительные, почтенные, честно мыслящие и действующие люди всегда будут относиться подозрительно к людям, которые умеют быстро извлекать выгоду из любой вещи.

Древние вековые свидетельства указывают, что иудеи былинародом, такбезумно любившимторговлю, что многие считали их бесноватыми. Из этого видно, что нелюбовь к иудеям возникла на деловой почве по основаниям, которые не могут быть приписаны всецело мнению отдельных личностей или выдумкам их врагов. Возьмем, например, преследования, которым подвергались в Англии иудейские купцы. В Старой Англии среди сословия купцов господствовало много почтенных обычаев. Так, купец, пользующийся уважением, никогда не должен был начинать дело по собственному почину, а лишь тогда, когда оно ему было предложено. Точно также украшение витрин свечами или красками, равно как и выставка товаров, рассчитанная на приманку публики, считались позорным и нечистым приемом, имеющим целью отбить клиентов у соседа. Наконец, считалось совершенно неприличным и противным купеческим обычаям торговать более чем одним товаром. Если, например, кто-нибудь торговал чаем, то, казалось, он мог бы продавать и чайные ложки? Однако, если бы кто-либо сделал такого рода объявление, то он рисковал бы погубить свое дело, – до того такой прием казался общественному мнению чудовищным. Приличие требовало, чтобыкупец делал вид, что он неохотно расстается со своим товаром.

Можно себе представить, что произошло, когда в эту чащу спокойных обычаев ворвался иудейский торговец. Он просто разбил их вдребезги. В те времена обычай имел силу Богом установленного этического закона; поэтому иудей, благодаря своему поведению, казался великим грешником. Кто мог нарушить эти почтенные купеческие обычаи, тот не остановится ни перед чем.

Иудея неудержимо влекло продавать. Если он не мог продать покупателю определенный предмет, то под рукой у него был другой, который он и предлагал. Иудейские лавки сделались базарами, предшественниками современных универсальных магазинов, и старый английский обычай – каждая лавка только для определенного рода товаров – был уничтожен. Иудей гонялся за делом, преследовал его, выговаривал его себе. Он первый ввел «быстроту оборота при малой прибыли», он же ввел продажу в рассрочку. Единственное, чего он не выносил, были покой и постоянство: все мысли его были направлены к тому, чтобы все вокруг него находилось в движении. Он был отцом рекламы в те времена, когда даже простое объявление о том, какой товар имеется в лавке, наводило публику на мысль, что собственник переживает денежные затруднения и что ему грозит банкротство, почему он и прибег к последнему, отчаянному средству, к которому ни один уважающий себя купец прибегнуть не решится.

Принять столь большую энергию за бесчестность при тогдашней обстановке было нетрудно. Иудей ведет нечистую игру – так, по крайней мере, думал коренной английский купец. А между тем, иудей вел эту игру только для того, чтобы стать хозяином ее и взять все в свои руки, чего он и добился.

С тех пор иудей выказывал ту же ловкость всегда. Его способность отводить потоки золота в свой карман давалась ему инстинктом. Когда он оседал в известной стране, он тем создавал поле деятельности для своих единоплеменников. Безразлично, было ли то врожденным свойством или планомерным выражением расовых единства и верности, но несомненно одно, что все иудейские торговые общины были связаны между собою. По мере того, как отдельные общины богатели, приобретали силу и занимали известное положение по отношению к правительствам и жизненным интересам страны, где они работали, возрастала и сила центральных общин безразлично от мест их нахождения в Испании, Голландии или Англии. Умышленно или нет, но между общинами и центром существовала более прочная связь, чем между различными ветвями любого частного предприятия, так как цемент расового единства, связь расового братства между неиудеями никогда не могут быть столь же крепкими, как между иудеями. Неиудеи никогда не могут представить себя «неиудеями» как неким целым, почему и не могут чувствовать себя обязанными неиудею как таковому. Благодаря этому, они делались самыми добросовестными агентами иудейских планов в тех местах и тогда, когда иудейским властителям почему-либо было неудобным выступать открыто. Однако удачными конкурентами иудеев в области мирового господства неиудеи никогда не были.

Центральные общины, где имели пребывание главные хозяева – банкиры и воротилы предприятий, черпали свое могущество из отдельных местных общин; из центра в свою очередь шли драгоценные указания и помощь во все места, где они были нужны. Нетрудно понять, что при таком положении дела народ, который относился к иудеям недружелюбно, страдал, и, наоборот, для народа, который исполнял все иудейские желания, иудеи создавали благоприятную обстановку. Достоверно установлено, что многим народам пришлось испытать на себе силу их немилости.

Эта система, существующая издавна, сохранилась и поныне. Но теперь ей грозит опасность, как никогда. Пятьдесят лет назад международное банковское дело, в котором, главным образом, царят в качестве всесветных маклеров иудеи, находилось в полном расцвете. Банки везде имели высший надзор за правительствами и финансами. Но тут появилось нечто новое, – промышленность, которая приняла такой размер, какой не снился мудрейшим пророкам и наблюдателям. По мере возрастания силы и мощи промышленности, она сделалась могучим денежным магнитом, который привлек к себе богатства всего мира, и притом не с целью овладеть деньгами, но для работы. Производство и прибыль от производства вместо займов и процентов от займов – такова была новая главная метода уже в течение продолжительного времени. Но пришла мировая война, в которой прежде всесветные маклеры, несомненно, принимали большое участие, и теперь обе силы, промышленность и финансы, борются между собою; бой должен решить, за кем останется господство – за властью денег или за производящей промышленностью. Это решение и является одной из причин, почему иудейский вопрос вновь отдан на суд общественного мнения.

Для того, чтобы решить и понять эту проблему, нужно признать превосходство иудейского умения. Только сказать, что иудеи имеют удивительный успех, почему их и надо прибрать к рукам, не выдерживает критики. Точно так же не согласно с истиной было бы утверждать, что равноправная совместная работа с иудеями в целом принесла человечеству вред. Можно, пожалуй, даже сказать, что до настоящего времени она была полезной. За успех нельзя ни осуждать, ни обвинять. Если в данном случае можно говорить о нравственности, то только в отношении использования успешных достижений. В этом и заключается центр тяжести всего вопроса: в праве ли иудеи поступать так, как они поступали до настоящего времени, или, напротив, их долг перед человечеством сделать иное употребление из достигнутого положения?