Текст книги "Конец начала (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 33 страниц)

   На закате солнца просвистел свисток. Рабочие бригады выстроились за скудными порциями риса и зелени, которых совершенно не хватало, чтобы поддерживать силы, если только вы не бездельничали. Затем они отправились спать. Из-за усталости голая земля казалась прекрасным матрасом. Флетч прикрыл глаза и провалился в сон.

   Ему снилась Джейн. Давненько уже она ему не снилась. Но то был не такой сон, где она голая лежала на кровати, как в первые дни после расставания. Флетч уже и забыл, когда она, или какая-нибудь шлюха с Отель-стрит, снилась ему в таком виде.

   Этот сон был наполнен чувствами и оставил после себя лишь более сильное чувство утраты. Джейн снилась ему голой... на кухне. Она готовила самый лучший завтрак из всех. Полдюжины яиц средней прожарки на масле – всё, как он любил. Дюжина прожаренных кусочков бекона с каплями расплавленного сала на них. Стопка оладий толщиной с ладонь, обильно смазанные маслом, жёлтые, словно тигры, политые настоящим вермонтским кленовым сиропом. Тост из пшеничного хлеба намазанный домашним клубничным вареньем. Кофе столько, сколько он сможет выпить. Сливки. Сахар.

   – О, боже!

   Желудок урчал так громко, что Флетч проснулся. Он посмотрел вниз, чтобы узнать, не наделал ли он штаны. Не наделал. Один лишь бог знает, почему.

   Капрал Такео Симицу вёл отделение в патруле по Кинг-стрит. Японские солдаты шагали прямо посередине улицы. За исключением рикш, велоколясок и случайных повозок, запряжённых лошадьми, иного дорожного движения не было. Ещё один прекрасный день в Гонолулу, не слишком жаркий, не слишком душный – в самый раз.

   Взгляд Сиро Вакудзавы скользнул вправо.

   – Я всё ещё считаю, это самая смешная вещь, что я видел, – сказал он.

   – В зеркало давно смотрел? – поинтересовался Симицу.

   Всё отделение засмеялось над Вакудзавой. Но это был не злой смех, как в большинстве других подразделений. Симицу не старался задеть рядового. Он просто пошутил, и бойцы его так и поняли.

   К тому же, Вакудзава был не так уж и неправ. Водонапорная башня, обитая листовым железом, похожая на гигантский ананас, была самой смешной вещью, что и сам Симицу видел в своей жизни. Всегда задумчивый ефрейтор Ясуо Фурусава сказал:

   – Самое забавное, что она выстояла даже во время боёв.

   Он тоже был прав. После бомбардировки Перл Харбора, японская авиация также бомбила портовый район Гонолулу. Башня Алоха, расположенная чуть ближе к берегу, лежала разрушенной. Однако водонапорная башня – самое уродливое строение во всём городе – устояла.

   Патрулирование продолжалось. Японские солдаты и матросы в увольнении, расступались у них на пути. Так как Симицу был на службе, он мог бы потребовать у них документы, если бы захотел. У некоторых, вероятно, никаких нужных бумаг не было. Если бы капрал хотел поднять настроение своему командиру, следовало бы поймать пару таких "самовольщиков". Но Симицу был далёк от подобного поведения и не желал подлизываться к начальству. Он наслаждался моментом, почему остальным нельзя?

   Гражданские кланялись. Симицу вёл отделение через один из стихийных рынков Гонолулу. Формально, такие рынки незаконны. Если бы он хотел создать проблемы продавцам и покупателям, то мог легко задержать и тех и других. Но, опять же, зачем? Всё должно идти своим чередом, к тому же капрал не понимал, каким образом торговля рыбой, рисом и кокосами, может кому-то навредить.

   К тому же рынок располагался неподалёку от дворца Иолани. Если бы охрана имела что-то против, его быстро бы прикрыли. Симицу хихикнул. Японские солдаты и матросы стоявшие в карауле у дворца были точно такими же церемониальными подразделениями, как гавайцы, с которыми они служили. Для настоящей службы они, вероятно, не годились.

   – Интересно, капрал-сан, винтовки этих гавайцев снаряжены боевыми патронами? – спросил рядовой Вакудзава.

   – По идее, не должны, но я слышал, что их им всё-таки выдали, – ответил ему Симицу. – Мы притворяемся, будто у них настоящее королевство, поэтому не выдать им патроны будет оскорблением, разве нет?

   – Полагаю, да, – сказал Вакудзава. – А им можно доверять?

   Симицу опередил ефрейтор Фурусава:

   – Пока мы превосходим их числом, можно.

   Всё отделение, включая Симицу, рассмеялось. Он и сам так считал.

   – Здесь, как в Манчжоу-Го, только лучше, – сказал он.

   Бойцы закивали, все прекрасно понимали, о чём он говорил. В Манчжоу-Го была своя настоящая армия и авиация, а не игрушечная, которую завёл себе король Гавайев. Однако солдаты и лётчики той армии подчинялись японскому командованию, а не марионеточному правителю Манчжурии. А если бы они раздумали подчиняться, у японцев там было достаточно собственных войск, чтобы раскатать их в блин.

   Гавайцы выглядели внушительно. Многие были на голову выше своих японских коллег. Однако защищавшие Оаху американцы, были намного выше, чем Симицу и его боевые товарищи. "И что им это дало?", – подумал о них капрал.

   Отделение Симицу продолжало движение. Сам он постоянно оглядывался на бойцов, чтобы убедиться, что те выглядят соответствующе. Ему ни разу не удавалось застать их за каким-то неподобающим занятием. Они постоянно смотрели впёред, а их лица ничего не выражали. Если их глаза и скользили то вправо, то влево, то лишь за тем, чтобы оценить какую-нибудь красотку в прозрачном летнем платье или короткой блузке. Симицу тоже на них смотрел. Ни одна женщина в Японии не позволит себе одеваться – или, скорее, раздеваться – подобным образом.

   На улице появился японский капитан.

   – Приветствие! – воскликнул Симицу и шустро вскинул правую руку.

   Если кто-то из солдат приветствовал офицера недостаточно чётко или недостаточно своевременно, то проблемы могли возникнуть у всего отделения. Если бы Симицу его не заметил и всё отделение прошло мимо, не поприветствовав офицера... О том, что будет дальше, он постарался не думать. Помимо того, что их всех изобьют, командир их роты, скорее всего, разжалует Симицу в рядовые. Как потом жить с таким позором?

   Впрочем, этого не произошло. Капитан заметил их приветствие. Видимо, он счёл его приемлемым, поскольку направился своим путём и не стал останавливать Симицу.

   – Смотрите по сторонам, – предупредил бойцов капрал. – Скоро выйдем на Отель-стрит. Там, у борделей и баров будет полно офицеров. И большинству из них будет плевать, что они в увольнении. Если вы их не заметите, и не поприветствуете, как следует – пожалеете. Вакаримасу-ка?

   – Хаи! – хором ответили бойцы.

   Это был риторический вопрос. К этому моменту они уже прекрасно изучили все капризы, тщеславие и раздражительный характер офицеров, под началом которых служили. А так как офицеры имели над ними поистине безграничную власть, одного понимания было недостаточно. Офицеров они должны умасливать и ублажать, как любых других злобных богов.

   Отыгрывались бойцы обычно на тех, кто находился у них в подчинении. Фурусава указал на одного хоули.

   – Господин капрал, он не поклонился!

   – Не поклонился? – переспросил Симицу. – Сейчас пожалеет.

   Затем он крикнул:

   – Ты! – и указал на белого мужчину.

   Парень замер. Было видно, что ему хотелось сорваться с места, но он боялся, что японцы сделают с ним что-нибудь ужасное. И был абсолютно прав. Он и сам понял, что сделал. Парень поклонился и быстро залепетал по-английски. Японского он, очевидно, не знал.

   Всё равно, его это не спасло. Симицу подлетел к нему и потребовал:

   – Документы!

   Говорил он, разумеется, по-японски – других языков капрал не знал. Но тон его голоса и вытянутая рука говорили сами за себя. Местный парень вытащил бумажник и показал Симицу водительское удостоверение. Там была его фотография.

   Симицу сурово на него посмотрел. Белый извлёк купюру в десять долларов. Та исчезла в одно мгновение – это было почти двухмесячное жалование капрала. Несмотря на взятку, он ударил белого по лицу, как бил кого-нибудь из подчинённых, когда тот вытворял какую-нибудь глупость. От неожиданности и боли парень вскрикнул, однако наказание перенёс, как солдат. Удовлетворившись, Симицу холодно кивнул и вернулся к своим.

   – Идём дальше, – приказал он.

   Они пошли дальше по улице. Капрал снова обернулся через плечо. Белый парень смотрел им вслед, его широкие глаза ярко блестели на бледном лице.

   Отель-стрит сочилась развратом и похотью. Впрочем, как всегда. Симицу очень хотелось бы оказаться здесь в увольнении, а не в патруле. Из открытых дверей неслась музыка. Частично японская, частично приторная западная. Симицу слышал, что американцы считали японскую музыку своеобразной. Он же считал западную музыку странной.

   Взмыленные военные полицейские пытались установить какое-то подобие порядка. Пьяные солдаты и матросы этому яростно сопротивлялись. То там, то тут военные полицейские уже разбили пару голов. Но толку от этого всё равно было мало.

   – Американцы зря нападают на наши корабли, – произнес ефрейтор Фурусава. – Если бы они бомбили Отель-стрит, то быстро разогнали бы всю нашу армию.

   Всё отделение, включая Симицу, снова рассмеялось, но смех быстро стих, потому как в словах ефрейтора было слишком много правды.

   – Эй! Вы! – один из военных полицейских указал на Симицу. – А, ну, идите сюда и разберитесь с ним.

   Он встряхнул пьяного вусмерть матроса, который стоял и глупо хихикал.

   – Прошу простить, сержант-сан, но мы в патруле и нам ещё очень много нужно пройти. Прошу простить, – ответил ему Симицу.

   Так как он и его люди сами находились при исполнении, сержанту ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Симицу не позволял себе улыбаться, пока не оказался к полицейскому спиной. Отказать кому-то, кто старше по званию, особенно отказать ненавистному военному полицейскому – само по себе прекрасно.

   – Вперёд! – приказал капрал, и они продолжили патрулирование.

IV

Оскар ван дер Кёрк и Чарли Каапу сидели в салуне Ваикики и пили то, что бармен назвал пивом «Примо». Гавайцы никогда не умели варить хоть что-нибудь даже отдалённо похожее на незабываемое немецкое пиво. Эта дрянь на вкус была похожа на воду из бассейна, после того, как в нём искупалась футбольная команда Гавайского университета.

   Чарли пришла на ум другая мысль.

   – Чем болел тот, конь, который ссал в эти бутылки? – спросил он у человека за стойкой.

   – Смешно, – ответил бармен. – До усрачки просто. Попробуй, блядь, найти тут ячмень. Для пива из риса вполне неплохо.

   – Это пиво сварено из риса? – удивился Оскар.

   – Типа того. Держу небольшой запас на случай, если японские офицеры зайдут.

   Вместо "японские офицеры" бармен очень сильно хотел сказать "япошки". Но он этого не сказал, не в окружении тех, кому он не доверял. Оскар-то знал, что они с Чарли – не стукачи, но бармен, ведь, не знал. Поправив черный галстук-бабочку, тот продолжил:

   – Но в нём есть настоящий хмель. Поэтому вполне можно считать это пойло пивом.

   – Не самое хорошее, – произнес Чарли, а затем, вдруг, добавил: – Дай мне ещё одну.

   – Мне тоже, – сказал Оскар, опустошая свой стакан. – Это "Примо" больше похоже на пиво, чем та штука "околехао" похожа на джин.

   – Ты, прав, братан.

   Чарли Каапу состроил гримасу.

   – Вам, парни, лучше и не знать, из какого говна её гонят, – сказал бармен, выставляя пиво. – Сорок.

   Оскар выложил на стойку монету в половину доллара.

   – Будь здоров, – сказал он Чарли.

   – Сам будь, – ответил ему полугаваец.

   Оба выпили. Затем оба выдохнули.

   Это "Примо" не такое хорошее, как хотелось бы, и не такое плохое, как могло бы быть. Чарли вновь вздохнул.

   – Надо бы заняться чем-нибудь другим, – сказал он.

   – Типа, чем? – спросил Оскар. – Просто жить – и так тяжело.

   – Именно. Именно поэтому и нужно заняться чем-нибудь другим.

   Один стэнфордский профессор философии, у которого Оскар учился, назвал бы такой вывод "non sequitur", то есть "нелогичным умозаключением".

   Оскар почему-то догадывался, что Чарли не очень хорошо разбирался в философии.

   – И что задумал? – спросил он.

   – Надо вернуться на северный берег, – ответил тот. – Давненько уже мы там не были.

   Оскар уставился на приятеля.

   – Совсем рехнулся? – воскликнул он. – В последний раз нас там чуть не грохнули.

   От этого воспоминания у него скрутило желудок, а мочевой пузырь сжался от первобытного ужаса.

   – Ага, я помню.

   Его хапа – приятель по-гавайски, выглядел слегка смущённым. Возможно, и он вспомнил о том ужасе. Однако он продолжал:

   – Это ещё одна причина, почему я хочу вернуться. Типа, если падаешь с лошади, то сразу же забираешься обратно, сечёшь?

   – Наверное.

   Оскар слабо разбирался в лошадях. К тому моменту, когда он родился, строительный бизнес отца уже был полностью моторизован. У него был конкурент, считавший грузовики лишь временным увлечением и до самого конца пользовался конной тягой. Очень быстро он разорился.

   – Ну, конечно.

   Если Чарли Каапу и испытывал сомнения, то очень ловко их скрывал.

   – К тому же, сёрфить тут уже уныло. Я хочу настоящей встряски.

   – В смысле, треснуться харей о доску, если сорвёшься, – вставил Оскар.

   Чарли показал ему средний палец. Оба рассмеялись. Оскар ещё глотнул якобы пива.

   – Мы, ведь, не просто сёрферы, мы ещё и рыбаки.

   Чарли поморщился.

   – Пустая трата времени, – пробормотал он. Он всегда так говорил, когда ему что-то не нравилось. Он тоже отпил из стакана жалкое подобие пива.

   – Сегодня по нам никто не стреляет.

   – Надейся, – ответил на это Оскар. – Бог его знает, чем там нынче японцы занимаются.

   Он тоже не стал в присутствии бармена говорить "япошки".

   – Ой, да ладно. Разве ты сам не хочешь выбраться отсюда, хоть ненадолго? Или уже успел жениться на той девчонке? – последняя фраза была сказана им с пренебрежением.

   Он попал в точку. Уши Оскара покраснели.

   – Сам же знаешь, что нет.

   Они со Сьюзи уже довольно давно живут вместе, но он на ней не женат. Он ткнул в Чарли пальцем.

   – Если мы собираемся перебраться на северный берег, как мы намерены туда добираться? Даже если найдём бензин, у моего "Шеви" сел аккумулятор и спущены шины. Блин, скорее всего, у него вообще уже шин никаких нет, так как... японцы, – чуть не сорвалось, – снимают покрышки со всех машин подряд.

   Чарли укоризненно произнес:

   – А я-то думал, что ты большой и умный хоули.

   – Это ты к чему?

   – Это ведь ты придумал парусную доску, – пояснил Чарли. – Можем пойти на них, на них же рыбачить.

   Раньше он не говорил, что тоже ловит рыбу.

   – Спать на пляже, – продолжал он. – Тусоваться. Никакой хуху*.

   Говорил он просто, наверное, намного проще, чем это дело было в действительности. Он явно соблазнял Оскара, а тот это прекрасно понимал. Он изложил самый весомый аргумент "против", какой только мог придумать:

   – А если, там не получится посёрфить?

   – Спорим, получится, – уверенно ответил Чарли. – На дворе октябрь, братан. Там отличные волны.

   Оскар знал, что его приятель прав. В декабре волны были не очень высокими, что разочаровало Оскара и Чарли, но облегчило задачу японским войскам. Оскару совсем не хотелось бы высаживаться на берегу при девятиметровых волнах, и япошкам, он был уверен, тоже. В это время года шторма могли возникать где-нибудь в заливе Аляски, а волны оттуда через весь Тихий океан доходили до самой бухты Ваимеа.

   Чарли Каапу слегла улыбнулся.

   – Да ладно тебе, Оскар. Хорош брюзжать. Если поедем, потом будем до конца дней своих вспоминать. Хочешь вечно рыбу ловить? Купи сампан тогда.

   Если бы Оскар уже не выпил пива, то, скорее всего, ответил бы отрицательно. Но он уже выпил, и ему не больше Чарли нравилось каждый день возвращаться на пляж Ваикики.

   – А, давай! – воскликнул он. – Отправляемся завтра.

   – Вот, это я понимаю! Теперь дело говоришь!

   Ухмылка Чарли стала ещё шире.

   – Чтобы не было времени передумать, – добавил он.

   В этом Оскар уверен не был. Нужно было ещё сообщить Сьюзи. После этого она сможет его переубедить. Чарли до этого не додумался. Оскару казалось, что его приятель не оставался с женщинами дольше, чем на две недели. Для Чарли оседлая жизнь это примерно то же самое, что для бабочки постоянно сидеть на одном цветке. Такая жизнь не для бабочки, да и не для Чарли.

   А какая жизнь нужна Сьюзи? Интересный вопрос. Оскар рассказал ей обо всём за ужином, когда она резала пойманного этим же днём тунца, а он нарезал помидоры, обменянные на рыбу помельче.

   Оскар запинался и заикался больше, чем сам хотел бы. Какое-то время Сьюзи просто смотрела на него глазами, которые ему напоминали глаза сиамской кошки. Ум, что прятался за этими глазами, также напоминал кошачий. Но она лишь сказала:

   – Веселись.

   Оскар облегчённо выдохнул.

   – Спасибо, детка, – сказал он.

   – Веселись, – повторила Сьюзи. – И если вернешься, а я всё ещё буду здесь – будем снова жить вместе. А если меня нет, значит, мне тоже весело. В основном.

   Будь Оскар проклят, если это не чертовски выгодная для всех сделка.

   Он задумался, стоит ли уговаривать её остаться. Сьюзи бы над ним посмеялась. Она была не из тех, кто безропотно выполняет чужие указания. Ещё он подумал, стоило ли отделаться от Чарли. Проблема в том, что ему не хотелось. Если бы он так поступил, Сьюзи могла бы решить, что имеет право его оседлать. В общем, как бы то ни было, весело никому не будет.

   – Надеюсь, ты останешься, – сказал он после раздумий, длившихся секунды полторы. Он подумал, стоит ли добавить ещё что-нибудь и решил промолчать. Всё, что должен, он уже сказал.

   Сьюзи склонила голову набок.

   – Я, типа, тоже надеюсь, – сказала она. – Но никогда нельзя знать наверняка.

   Она не стала кричать: "Мне нужен только самый лучший и никакой другой", хотя могла. Оскар это понимал. Если Сьюзи упадёт, она всегда оказывается на ногах. Эта её черта также роднила её с кошкой.

   Она помыла посуду холодной водой без мыла. Ни она, ни Оскар ничего вредного не ели, так что никаких проблем не возникало. Он вытер посуду. Оскар уже порядком привык вести домашнее хозяйство.

   Протягивая ему последнюю тарелку, она спросила:

   – Хочешь разок на дорожку?

   – Само собой, – жадно ответил Оскар и Сьюзи рассмеялась. В постели они оба были просто огонь. Этот раз казался им особенным. Лишь, когда она попросила сигарету, Оскар догадался, почему. Возможно, это у них в последний раз.

   Сьюзи вытянулась на узкой кровати и поцеловала его.

   – Пытаешься вынудить меня никуда не уходить? – поинтересовалась она, поэтому Оскару не пришлось переживать из-за того, что ей тоже понравилось. Не то, чтобы он вообще в тот момент об этом переживал. Оскар повернулся на бок и уснул.

   Когда он проснулся на следующий день, Сьюзи ушла на работу. Она трудилась секретарём где-то в Гонолулу. Ни поцелуя на прощание, ни утреннего секса, ему не досталось. Лишь записка "Удачи!ХОХОХО" внушала надежду на то, что, когда он вернётся, она останется.

   На завтрак был холодный рис, сдобренный щепоткой сахара. Не кукурузные хлопья, и, конечно, не яичница с беконом, но хоть что-то. Оскар едва успел доесть, как в дверь постучал Чарли Каапу.

   – Готов? – поинтересовался его хапа.

   – Ага, – ответил Оскар.

   Они улыбнулись друг другу и поспешили на пляж Ваикики.

   Как часто бывало с начала оккупации, на берегу несколько рыбаков уже ставили на доски мачты. Они расступились в стороны, позволяя Чарли и Оскару выйти в море. Более того, они даже перестали собирать свои мачты, пока эти двое не скрылись из вида.

   – Сколько раз тебя едва не грабили, когда ты возвращался? – поинтересовался Оскар.

   – Грабили? Был один здоровый хоули. Этот козел уже был готов меня выпотрошить ради марлина, когда увидел, что мой улов того не стоит, – ответил Чарли.

   Оскар хмыкнул.

   – Трата времени, дебил!

   Оба рассмеялись.

   Выбравшись в открытое море, они установили паруса. Оскар прежде уходил достаточно далеко, чтобы понять, что из Тихого океана выловили далеко не всю рыбу. Вместо того, чтобы идти с попутным ветром, он повернул парус на сорок пять градусов и направился параллельно южному берегу Оаху. Рядом скользила доска Чарли.

   – Если говорить о трате времени, давай поговорим о рыбалке, – сказал Чарли.

   – С каких пор тебе разонравилось жрать? – спросил Оскар.

   – Жрать – это хорошо. А рыбалка – это труд. Было бы ещё хуже, если бы я больше не мог сёрфить.

   Слова, достойные только Чарли. Оскар слышал, что коренные гавайцы рыбачили гарпунами и сетями. Если для этой работы не требовалось терпение, Оскар терялся в догадках, для чего же оно вообще требовалось. Однако Чарли, как и многие другие гавайцы в нынешние времена, выполнял только ту работу, которая ему нравилась, и был убежден, что все хоули будут бегать вокруг него кругами.

   Они прошли мимо Даймонд Хэд. На вершине потухшего вулкана развевался гигантский флаг с Восходящим солнцем. "Такая честь для Гавайского королевства" – подумал Оскар. Вслух он ничего говорить не стал. Чарли Каапу вообще не говорил о короле Стэнли Лаануи, хотя признавался, что рыжеволосая королева Синтия – горячая штучка. Глядя на фотографии, Оскар был вынужден с ним согласиться.

   Пустая дорога вогнала Оскара в ступор. В Гонолулу имелось дорожное движение, пускай там и передвигались, в основном, пешком. Здесь же вообще никого не было. Ни туристов, направлявшихся в мормонский храм неподалеку от Лайе. Ни японских дантистов, направлявшихся повидать своих престарелых родителей, державших небольшой магазинчик. Ничего. Совсем.

   Чарли тоже это заметил.

   – Будто весь остров вымер, – сказал он и сплюнул в воду.

   – Ага, – согласился Оскар. От того, что они шли под парусом, впечатление нереальности увиденного лишь усиливалось. Пейзаж сменялся очень медленно. Пустота же, казалось, оставалась неизменной. Но вскоре и она изменилась: Оскар и Чарли заметили колонну японских солдат, маршировавших на восток. Передвигались они тоже очень медленно, почти с той же скоростью, с какой Оскар и Чарли шли под парусом. Несколько япошек, завидев паруса, указали в их сторону. Оскар сказал:

   – Я практически счастлив видеть этих ребят, если понимаешь, о чём я.

   – Прекрасно понимаю, – ответил Чарли. – А я, вот, их совсем не рад видеть. Нам повезло, что эти твари в нас не стреляют.

   Голова Оскара резко дёрнулась в сторону берега. Если он заметит, как какой-нибудь япошка становится на колено и целится в них, то сразу же спрыгнет в воду. Япошки известны тем, что убивают людей просто ради забавы. Однако солдаты в забавной форме цвета "хаки" продолжали идти дальше. Спустя мгновение, Оскар понял, что забавного в японской форме: она была другого оттенка, чем американская.

   Он просто привык к армейскому хаки. Вот и всё.

   Вскоре, но далеко не сразу после замечания Чарли, солдаты скрылись за кормой парусной доски.

   – Мы же не хотим сходить на берег там, где они могут нас сцапать? – поинтересовался Чарли и Оскар кивнул.

   Когда они обошли Макапу Пойнт, Оскар увидел, что маяк, стоявший там, разбомбили. Ему стало неприятно. Свет от этого маяка долгие годы вёл и привлекал к берегу суда. Развалины, в которые он превратился... лишь очередное свидетельство перемен.

   Наветренное побережье Оаху выглядело иначе. Практически сразу же Оскар и Чарли ощутили на себе капли дождя, а вскоре и не только капли. В этих местах дождь шёл постоянно. Воздух здесь был более горячим и влажным, почти таким же, как на востоке, на материке. На море появились волны, словно оно превратилось в разъярённого зверя.

   На берегу всё цвело и зеленело. Из водной глади постепенно поднимался хребет Куулау. Повсюду тянулись джунгли, скрывавшие острые выступы вулканической породы. Та была практически полностью скрыта изумрудным бархатным покрывалом. Вспоминая уроки палеонтологии, Оскар указал на скалы и произнес:

   – Похоже на огромные зубы игуанодона.

   Чарли Каапу посмотрел не на хребет, а на Оскара.

   – Ты о чём, вообще? – спросил он.

   Оскар решил, что мир отлично проживёт и без его сравнений.

   Очень скоро он понял, почему эти места звали Наветренным берегом: ветер постоянно тащил их с Чарли к берегу. Берег здесь был не песчаным, он был испещрен скалами и камнями. Нужно было приложить немало сил, чтобы остаться в море.

   Полуостров Канеохе оказался последним препятствием, которое они преодолели этим вечером. Они и его преодолели с немалым трудом. Если они хотели сойти на берег, делать это нужно было сейчас, пока ещё на их пути лежал пологий берег. Однако на месте бывшей базы морской пехоты располагались японские войска. Оскару совсем не хотелось знакомиться с ними поближе.

   Вдоль берега лежали похожие на непогребенные трупы остовы разломанных гидросамолётов. Двигатели с их крыльев исчезли. На некоторых машинах не хватало и других деталей. Захватив Гавайи, япошки тащили всё, до чего могли дотянуться.

   Уже смеркалось, когда Чарли указал на полосу песка за полуостровом. Оскар кивнул. Они направили доски к берегу.

   – Ух! – воскликнул Оскар, оказавшись на песке. – Я выжат.

   – Непростая работёнка, – согласился Чарли.

   Эта фраза, буквально переведенная с японского, стала среди местных довольно распространённой.

   – Рыбы, впрочем, тут что-то не видать, – добавил он.

   До этого он что-то бурчал про бесполезность рыбалки. Оскар не стал ему об этом напоминать.

   – С голоду не помрём, – сказал он.

   Затем он проверил герметичный карман.

   – Спички сухие. Разведем костер и приготовим то, что есть.

   Они натаскали коряг для костра. Дождь прекратился и стало полегче. Чарли Каапу прохаживался по кромке берега. Время от времени, он наклонялся. Вскоре он принёс горсть моллюсков.

   -Вот. Их и приготовим, – сказал он.

   Моллюски оказались небольшим – всего лишь на один укус – но это уже лучше, чем ничего. После еды Оскар и Чарли улеглись прямо на песок. Лежать было бы комфортнее, если бы не постоянно начинающийся и прекращающийся дождь. Оскар даже проснулся. Он подумал о том, чтобы спрятаться под крышу, однако никаких крыш тут не было. Ночь казалась бесконечной.

   – Пора повеселиться, – сказал Чарли, когда они вновь выкатили доски в море.

   Оскар не удержался от подколки:

   – И кто всё это придумал? – поинтересовался он.

   Чарли укоризненно на него посмотрел.

   Весь день они провели в плавании на северо-запад, идя вдоль красивого, но часто недоступного побережья. О еде они могли не переживать: примерно через час после того, как они подняли паруса, Чарли поймал превосходного тунца.

   – Ты сильно голоден? – поинтересовался Чарли.

   – Ты это к чему?

   – Съедим его сырым, как япошки?

   – Конечно. Почему нет? Я пару раз пробовал.

   Осторожно, качаясь на высоких волнах, Оскар подошел ближе к Чарли. Его хапа передал ему кусок свежайшего розового рыбьего мяса. Рыбу он нарезал ножом. Куски получились не очень красивыми и привлекательными, как в нормальном японском ресторане. Но Чарли не переживал. Мясо оказалось вкусным и сочным, и совсем не походило на рыбу.

   – Почти как говядина, – заметил Оскар.

   – Неплохо, но не так хорошо, как говядина, – сказал Чарли.

   Гавайская ветвь его семьи ни разу не видела живой коровы, пока белые не привезли их на острова где-то в середине XIX века. Чарли подобные сравнения не волновали. Он просто знал, что ему это нравится. Родившиеся на Гавайях японцы также предпочитали сырой рыбе гамбургеры и стейки. Сегодня многие из них, вероятно, притворялись, что всю жизнь любили суши и сасими, которых прежде никогда не пробовали.

   Из-за того, что приходилось часто маневрировать, продвигались они медленно. Чтобы обойти северную оконечность Оаху – Кахуку Пойнт – им потребовалось два с половиной дня. Добравшись до места, Оскар воскликнул:

   – И совсем недалеко!

   При попутном ветре, так и было. Однако возвращаться на берег на ночлег оказалось тем ещё приключением. На берег набегали большие волны. Перед тем, как сойти на берег Оскар и Чарли спустили паруса и сняли мачты. Оскар бы хотел сойти на берег под парусом, но если что-то пойдёт не так, он перевернется и разобьёт доску о скалы. Тогда у него не останется иного выхода, кроме как возвращаться на Ваикики по шоссе Камеамеха – не самая приятная перспектива.

   Чарли поступил также, поэтому Оскар особо не переживал. Чарли вообще был более безрассуден, чем он. На берегу они поели рыбы и моллюсков. Чарли вновь проявил безрассудство и полез в прибрежные скалы, откуда добыл несколько морских ежей. Чтобы добраться до оранжевого мяса, он расколол ежей камнем.

   – Япошки едят эту хрень, – сказал он.

   Оскар никогда не пробовал ежей, но он был слишком голоден, чтобы возражать. Мясо оказалось лучше, чем он ожидал. Оно не было похоже на то, что он ел прежде. Вкус йода на языке напомнил о море.

   – Нужно придумать, как добыть вон тех зуйков, – произнес он, указывая на птиц на берегу. – И зажарить их.

   – Лучше бы это были горлицы, – ответил ему Чарли. – Они слишком тупы и легко даются в руки.

   Зуйки оказались весьма неглупыми птицами. Они улетали раньше, чем Оскар и Чарли успевали к ним подобраться достаточно близко для броска камня.

   – Ну, что ж, – сказал Оскар. – Мы хотя бы попытались.

   Они добрались до бухты Ваимеа на следующий день. И вновь, чтобы сойти на берег, им пришлось убрать всю оснастку. По пути к берегу, Оскар обернулся через плечо. На этот раз никакого японского флота за спиной не оказалось. Американцев за пулеметами в джунглях тоже не было.

   Оказавшись на золотистом песке, они бросили мачты и паруса и вновь вернулись в море.

   – Наконец-то, – сказал Чарли.

   Оскар кивнул.

   Они повторили попытку. Волны не были высотой в три этажа, как бывало на северном берегу в лучшие времена. Их высота не превышала полутора, может, двух этажей – достаточно для всех стандартных трюков и парочки необычных. Скольжение на гребне волны или проход под ним между зелено-синих стен воды – это то, ради чего стоит вставать с постели, и по впечатлениям и ощущениям не так уж сильно отличается от того, что можно в этой постели вытворять.

   – Вот поэтому мы здесь, – сказал Чарли после очередного впечатляющего захода.

   Оскар так и не понял, имел ли он в виду то, что они сюда приехали, или то, что они вообще появились на свет. В любом случае, спорить он не собирался.

   Частью этого восторга было знание, того, что будет, если что-то пойдёт не так. Оскар держался на доске подобно кошке, но даже кошки хоть раз, но соскальзывают. После этого они притворяются, что ничего не произошло. У Оскара такой возможности не было. Он направлялся в одну сторону, доска шла в другую и, вот, волна уже его захлёстывает. Времени хватало на краткий вскрик.