Текст книги "Конец начала (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

   Благодаря ей, и еде, которую ему доставляли, возвращаться в каюту постоянно не было смысла. Время, которое он тратил на поход до каюты, Гэнда мог тратить на более полезные дела. Если он вдруг просыпался среди ночи – а такое случалось часто – он мог не лежать и не таращиться бесцельно в потолок. Гэнда мог включить лампу и заняться бумажной работой, которая никогда не кончалась, мог склониться над картой, гадая, где американцы нанесут следующий удар.

   В данный момент янки делали упор на подлодки. Видимо, украли идею у немцев, подлодки которых курсировали вдоль Атлантики. Если они сумеют отрезать Гавайи от поставок из Японии, взять острова будет гораздо проще.

   С этой задачей они справлялись не так хорошо, как немцы. Им не хватало лодок, чтобы устраивать облавы, а их торпеды оставляли желать лучшего. Но они делали всё, что могли, поэтому их удары были похожи, скорее на уколы, нежели на полноценную блокаду. Если удастся затопить несколько подлодок, это лишь укрепит моральный дух японцев.

   Укрепит, если удастся кому-нибудь придумать, как это сделать. Пока флот особых успехов не снискал, поэтому армия начала ворчать. По задумке петти-офицера Мидзуки по обратному маршруту подлодки был отправлен Н8К, но ни масляных пятен, ни мусора обнаружить не удалось. Либо вражеская лодка ушла чисто, либо встревоженный пилот отбомбился по пустому месту. Американцы обычно очень много говорили о собственных потерях, но последнее время как-то попритихли.

   Гэнда до полуночи размышлял над тем, как защитить японские суда. Ложась спать, он планировал подняться ещё до рассвета и вернуться к работе. Никто не посмеет обвинить его в том, что он не делает всё, от него зависящее.

   Однако вышло так, что он проснулся гораздо раньше запланированного времени. В половине первого ночи завыла противовоздушная сирена. Какое-то время Гэнда притворялся, что ему снится нападение на "Акаги", но спустя несколько секунд открыл глаза. Поднявшись в полной темноте, ему потребовалось ещё несколько секунд, чтобы понять, где он находится и почему. Затем он выругался и выскочил из койки.

   Сирена продолжала завывать. Приказано было, в случае тревоги, спуститься в бомбоубежище и ждать окончания атаки. Подобным приказам Гэнда никогда не следовал. Он надел брюки, спустился вниз и поспешил выяснять, что же произошло.

   – Осторожнее, господин! – предупредил его часовой у входа в здание.

   – Где вражеские самолёты? – строго спросил Гэнда.

   Не успел часовой ответить, как загрохотали зенитки Перл Харбора. В небе на западе расцвели фейерверки разрывов и трассеры. Через мгновение к этому грохоту добавились взрывы рвущихся бомб.

   – Дзакенайо! – испуганно вскрикнул Гэнда. – Они же летят к «Акаги»!

   Американские гидросамолеты не могли летать так далеко, как Н8К. Чтобы добраться до Гавайев с материка им нужна дозаправка от подводных лодок и, возможно, ещё одна дозаправка по пути назад. Раз уж вражеские гидросамолёты смогли найти подлодку на бескрайних просторах Тихого океана, значит, эта проблема не представляла особой сложности.

   Янки, видимо, решили так же. Да, они умели создавать неприятности.

   Коммандер Футида смеялся, рассказывая о внезапном появлении Н8К в небе Сан-Франциско и последующей бомбардировки порта. Теперь мяч на стороне противника, и Гэнде не нравилось это ощущение.

   Американские самолёты уже давно улетели, но зенитки продолжали обстреливать небо над Перл Харбором. На улицы и крыши домов Гонолулу падала шрапнель. Кусок стали, упавший с высоты в несколько сотен метров мог убить получше пули.

   Поняв, что здесь от него толку никакого, Гэнда вернулся в здание и быстро вбежал по ступенькам наверх. Ворвавшись в кабинет, он включил свет. Маскировочные занавески на окнах не пропускали свет на улицу. Именно сейчас, когда от них меньше всего толку. Американцы уже нанесли удар и ночью уже не вернутся.

   Гэнда схватил телефонную трубку.

   – Дайте Перл Харбор! – потребовал он у оператора.

   – Кто это? – ответил тот сквозь треск помех. – Вам разрешено пользоваться телефоном в экстренной ситуации?

   – Это коммандер Гэнда, – холодно произнес тот. – Соединяй, пока я не поинтересовался, кто ты такой.

   – Эм, есть, господин. – Теперь голос оператора звучал напугано. Именно этого и добивался Гэнда.

   – Перл Харбор. Энсин* Ясутаке на связи.

   В отличие от оператора, парень, ответивший на том конце провода, буквально лучился восторгом.

   Повторив своё имя, Гэнда спросил:

   – Что там у вас происходит? Авианосец цел?

   – Эм, так точно, господин. Пара промахов, попаданий нет, – ответил Ясутаке и Гэнда облегчённо выдохнул.

   Энсин продолжил:

   – Господин, откуда вы узнали, что американцы атакуют "Акаги"?

   – Потому что он здесь – главная мишень. Зачем лететь так далеко, чтобы не атаковать главную мишень? – ответил Гэнда. – Янки тоже о ней в курсе.

   Он был уверен, что Оаху, да и Гавайи вообще, был наводнён американскими шпионами. Скрытая беспроводная сеть, несколько быстрых зашифрованных сообщений и... неприятности.

   – Полагаю, ни одного вражеского самолёта мы не сбили?

   – Никак нет, господин. По крайней мере, признаков никаких нет, – ответил энсин Ясутаке.

   Гэнда вздохнул.

   – Плохо. Но могло быть и хуже. Особо вреда они нам тоже не нанесли.

   "Напугали только до чёртиков".

   – Уверены, что "Акаги" в порядке?

   – Так точно, господин. Никаких новых повреждений.

   Гэнда повесил трубку. Теперь какое-то время все будут бегать вокруг, словно цыплята при виде разделочного ножа. Армейские начнут вопить о том, американским гидросамолётам удалось застать флотских врасплох. И у них на это будет больше оснований, чем хотелось бы Гэнде.

   Зазвонил телефон. В полуночной тишине его трель заставила коммандера подскочить. Он снял трубку за секунду до второго сигнала.

   – Гэнда.

   – Это Футида.

   – Рад вас слышать. Рад, что вы в порядке. Рад, что "Акаги" цел.

   Футида рассмеялся.

   – Надо было догадаться, что вы уже в курсе. Нам повезло, Гэнда-сан, более чем повезло. Если бы американцы целились точнее, то нанесли бы нам серьезный урон. Нужно доставить сюда с родины несколько тех электронных устройств раннего обнаружения. Тогда мы будем замечать их раньше, чем они появятся у нас над головами.

   Его слова совпадали с мыслями самого Гэнды.

   – Сделаю всё, что смогу, – пообещал он. – Сообщу адмиралу Ямамото. Если кто и может решить этот вопрос в нашу пользу, так это он. Жаль, что американцы нас опередили. Когда мы только начали ходить, они уже побежали.

   – Ходить – это одно, – сказал на это Футида. – А, вот, думать, что мы стоим на месте – совершенно другое.

   На это Гэнда сказал лишь одно:

   – Хаи.

III

Хиро Такахаси нёс лучшего ахи по Нууану-авеню в японское консульство. Над его зданием всегда развевалось Восходящее солнце, напоминая о родине, которую Хиро покинул в возрасте Кензо и Хироси. Сегодня Восходящее солнце развевалось над дворцом Иолани и по всем Гавайям. Хиро гордился им, хотя сыновей знамя пугало.

   Хиро носил рыбу консулу ещё до войны. Те, кто служат Японии, заслуживают самого лучшего, разговаривая с ними, старый рыбак чувствовал себя как дома, поэтому он носил рыбу с радостью. Хиро было приятно думать, что, благодаря его рыбе, консул Кита и советник Моримура не будут голодать.

   У ворот консульства стояли одетые в хаки часовые. Помимо дворца и контроля территориальных вод Гавайев, это было ещё одно свидетельство превосходства Японии. Один из часовых указал на Хиро.

   – Вон, Рыбак идёт! – воскликнул он.

   То, как он это сказал, означало, что именем "Рыбак" он назвал Такахаси. Все часовые звали Хиро Рыбаком. Когда старик подошёл ближе, они поклонились.

   – Конитива*, Рыбак-сама, – произнес один из них.

   Это уже было удивительно. Рыбак, Рыбак-сан, мистер Рыбак – это ещё нормально. Но, Рыбак-сама... Хиро поклонился и произнес:

   – Вы, ребята, наверное, очень голодны, раз зовёте меня "господин Рыбак".

   Часовые рассмеялись.

   – Мы очень голодны, Рыбак-сама, – сказал тот, кто назвал его так первым.

   Видимо, так и было. Японские солдаты питались лучше, чем гражданские, но ели они, в основном, только рис и больше ничего. Часовые были того же происхождения, что и Хиро, и родом они были тоже из окрестностей Хиросимы. При случае, он и им что-нибудь приносил. Но сегодня он ещё раз поклонился, на этот раз, извиняясь.

   – Прошу простить, друзья. В следующий раз, если получится. Возможно, люди внутри поделятся ахи с вами.

   Он показал рыбу.

   – Едва ли! – одновременно сказали сразу двое. Один ещё добавил:

   – Эти жадные твари даже не понимают, как им повезло, что у них есть такой друг, как вы.

   – Нет, мне кажется, это мне повезло, – сказал Хиро.

   Часовые лишь посмеялись. Старик пояснил:

   – Это важные люди с родных островов и они рады меня видеть. Разумеется, это мне повезло.

   – Ещё больше они рады видеть вашу рыбу, – ответил на это часовой.

   – Не будем его убеждать, – сказал другой. – Пусть проходит. Скоро сам всё поймёт.

   Они расступились. Хиро прошёл внутрь и оказался в здании консульства.

   К нему подошёл клерк.

   – Здравствуйте, Такахаси-сан. Как поживаете?

   – Неплохо, спасибо. Я бы хотел увидеться с консулом Китой, если можно.

   В качестве объяснения причины визита, он снова поднял ахи.

   – Мне очень жаль, но консула сейчас нет, – сказал клерк. – Он играет в гольф и до вечера не вернется.

   – В гольф, – пробормотал Хиро.

   Он слышал, что Ките нравится эта западная игра, но никак не мог взять в толк, почему. Бить клюшкой по мячу, пока тот не закатится в лунку? Какой в этом смысл, помимо бессмысленной траты времени?

   – Но советник Моримура здесь, – обнадёживающе произнес клерк. – Уверен, он будет рад повидаться с вами.

   При этом смотрел клерк на тунца, а не на Хиро. Возможно, часовые знали, о чём говорили.

   Когда клерк провёл Хиро в кабинет, Тадаси Моримура изучал карту Перл Харбора. Это был высокий мужчина приятной наружности с длинным лицом, аристократическими скулами и бровями. Лет ему было явно больше тридцати.

   – Рад тебя видеть, Такахаси-сан, – сказал он, поднявшись и поклонившись. – Какая милая у тебя рыбка. Хочешь, я присмотрю за ней, пока консул не вернется?

   – Да, пожалуйста, – ответил рыбак.

   Моримура не стал брать рыбу сам (его ладони имели примечательную особенность: на указательном пальце левой руки не хватало одной фаланги). Он позвал клерка и тот отнёс рыбу в холодильник. Если бы после этого Моримура прогнал Хиро, рыбак бы решил, что сотрудники консульства терпят его исключительно из-за рыбы. Однако советник, чей титул, хоть и звучал пафосно, на самом деле, мог ничего и не значить, произнес:

   – Прошу, присаживайся, Такахаси-сан. Рад тебя видеть. Если честно, я тебя сегодня уже вспоминал.

   – Меня? – удивился Хиро, усаживаясь в кресле.

   – Хаи, тебя, – кивнул Моримура. – Ты знаешь Осами Мурату?

   Хиро помотал головой.

   – Гомен насаи*, боюсь, что нет. Скажите, кто это?

   – Это ведущий. Радиоведущий, – пояснил Моримура. – Обычно он работает из Токио, где и живёт, но сейчас он на Гавайях. С тех пор, как мы отняли эти острова у американцев, он уже сделал о них несколько выпусков. Ты отлично подойдёшь ему для интервью. Ты расскажешь ему, расскажешь всей Японии, как тут всё устроено.

   – Меня услышат в Японии? – спросил Хиро.

   – Совершенно верно.

   Моримура улыбнулся и кивнул. У него была очень обворожительная улыбка, благодаря ей, его голубые глаза блестели ещё ярче.

   – По правде сказать, тебя услышат по всему миру. Именно так работают коротковолновые радиостанции, – добавил он.

   – Меня? По всему миру?

   Хиро засмеялся.

   – У меня не получается даже привлечь внимание собственных сыновей.

   – Они обратили внимание на твоё интервью в "Японском вестнике"? – хитро спросил Моримура.

   – Ну... немного.

   Такахаси не хотелось объяснять, какого рода внимание обратили на него Хироси и Кензо, после того, как прочли его интервью в японоязычной газете. Они обозвали его коллаборационистом. "Какой я коллаборационист? Япония – это моя родина", – подумал Такахаси. Однако сыновья считали иначе.

   – Устроим интервью, – сказал советник Моримура. – Ты свободен завтра днём, Такахаси-сан?

   – Я буду на рыбалке, – неуверенно произнес Хиро.

   Моримура подмигнул ему. Хиро моргнул. Неужели не показалось? Советник сказал:

   – Твои сыновья смогут денёк поработать на "Осима-мару" самостоятельно?

   Хиро был шокирован тем, что сотрудник консульства знал название его сампана. Он удивился настолько, что начал кашлять и заикаться, словно школяр.

   – Смогут, наверное, – сказал он, понимая, что смогут.

   Кензо и Хироси ошалеют, когда узнают, что он не отправится в море с ними. Он никогда не уклонялся от работы, и что бы сыновья о нём не думали, в этом они его обвинить не смогут. Но они никогда не были счастливы в его компании. Если они отправятся рыбачить без него, то не расстроятся. Если они вернутся с хорошим уловом, то постоянно будут напоминать об этом отцу.

   Рыбак пожал широкими плечами. Бывало и похуже.

   – Когда мне прийти, Моримура-сан? – спросил он.

   – Походи к двум, – ответил тот. – Но не сюда. Иди к зданию радиостанции KGMB. Интервью пройдёт там. Ты знаешь адрес?

   – Простите, но нет.

   Хиро не имел ни малейшего представления, где находилась англоязычная музыкальная радиостанция KGMB. Моримура записал адрес. Оказалось, что та находится довольно недалеко от консульства.

   – Я приду, – пообещал Хиро.

   И он выполнил своё обещание. Когда он сказал сыновьям, что те выйдут в море в одиночку, они удивленно уставились на него. Однако ни спорить, ни задавать лишних вопросов они не стали. Этот факт слегка опечалил Хиро.

   Рядом с Осами Муратой долго оставаться в печали не получалось.

   – Что, мне рыбы не будет? – воскликнул он, когда Моримура представил ему Хиро. – Какой ужас. Пойду совершу сеппуку.

   Он изобразил, что вскрывает живот, затем захохотал.

   – Ну, Такахаси-сан, перед тем, как сесть к микрофону, давайте, для начала, обсудим, о чём будем говорить.

   Этот человек был полон шуток и энергии. Хиро ничего не смог бы поделать, если бы его сампан попал в шторм. Он даже не нервничал, когда Мурата усадил его на стул в комнате, каких он никогда прежде не видел. Потолок, три стены и даже внутренняя сторона двери были отделаны чем-то, напоминающим картонку для яиц.

   Мурата заметил его взгляд и пояснил:

   – Это чтобы звук глушить.

   Он указал на четвертую стену, на месте которой стояло огромное окно, и позволил Хиро заглянуть в соседнее помещение.

   – Там работают звукорежиссёры. Если они будут работать хорошо, когда передача закончится, мы позволим им выйти.

   Неужели он говорил правду? Возможно. Ведь несколько человек за стеклом были хоули, которые, вероятно, работали здесь ещё до прихода японцев. Либо он снова дурачится, разыгрывает Хиро.

   – Нервничаете? – спросил Мурата.

   Когда Хиро кивнул, радиоведущий пихнул его в бок и состроил гримасу. Хоули постоянно дурачились. Хиро не мог взять в толк, зачем японец вёл себя точно так же. Мурата сделал несколько пометок в блокноте, затем указал на неработающую лампу.

   – Когда лампа загорится – начнём. Понятно?

   – Хаи.

   Хиро не был уверен, понял он или нет. Не знал он и когда всё начнётся.

   Лампа загорелась красным светом.

   – С вами Осами Мурата, – быстро произнес ведущий, наклонившись к микрофону. – Я проделал долгий путь и, вот, я здесь, в Гонолулу, столице Гавайского королевства. Рядом со мной Хиро Такахаси, который живёт здесь уже очень давно. Поздоровайтесь со слушателями на родине, Такахаси-сан.

   – Здравствуйте, – тихо произнес Хиро.

   Здесь, на Гавайях, его хиросимский акцент ничем не выделялся. На островах жило немало японцев из этого региона. Элегантный голос Мураты свидетельствовал о том, что он родом из Токио. Хиро вдруг застеснялся.

   Мурата ему подмигнул. Помогло слабо.

   – Для чего вы столько лет назад перебрались на Гавайи? – спросил ведущий.

   – Работать в полях, – ответил Хиро. – Здесь можно было заработать больше денег, чем дома, вот, я и перебрался.

   – И как? Понравилось?

   – Непростая работёнка! – воскликнул Хиро и Мурата от неожиданности рассмеялся.

   Такахаси продолжал:

   – При первой же возможности я бросил собирать ананасы и тростник. Я взял в аренду лодку, а потом сумел заработать столько, чтобы купить собственную. Короче говоря, я всё сделал правильно.

   – Тот, кто хорошо трудится, всегда всё делает правильно – сказал Мурата.

   Хиро кивнул. Молодой человек задал следующий вопрос:

   – Вы когда-нибудь думали, чтобы вернуться на родину?

   – Конечно, думал, но потом я женился, родил двоих сыновей и осел здесь, – пожав плечами, ответил Хиро. – Раз уж я здесь, значит, всё хорошо. Карма, так ведь?

   – Хаи, – согласился Мурата. – Но Япония пришла к вам и вы снова в лучах Восходящего солнца. Что об этом думаете?

   Он имел в виду Гавайское королевство, однако ведущий даже не стал скрывать, что острова находятся под японским протекторатом.

   – Я рад, – просто ответил Хиро. – Япония – моя родина. Я желаю ей только блага.

   – Это хорошо. Это я и хотел услышать, – радостно произнес Мурата. – Ваша семья с вами согласна?

   – Супруга погибла во время войны, но я уверен, она бы со мной согласилась, – сказал Хиро.

   Так и было. Реико тоже была старой закалки, его поколения. Разумеется, она была бы счастлива, узнав, что Япония победила Соединенные Штаты.

   – Скорблю по вашей утрате, Такахаси-сан, – со всей серьезностью произнес Осами Мурата. – А сыновья?

   Хиро должен был догадаться, что он о них спросит. И он знал, что ответить. Впрочем, ответ дался ему нелегко. Со всей осторожностью Такахаси произнес:

   – Я всегда старался воспитать их настоящими японцами. После американской школы они по вечерам ходили в японскую. Они научились читать и писать, и разговаривают они с меньшим акцентом, чем, к сожалению, я.

   – Всё у вас в порядке с акцентом, Такахаси-сан, – сказал на это Мурата.

   Если он и заметил, что Хиро уклонился от ответа об отношении сыновей к оккупации Гавайев, то виду не подал. Человек за стеклом подал ему какой-то сигнал. Ведущий кивнул, давая знать, что понял, затем вернулся к Хиро.

   – Не желаете что-нибудь передать соотечественникам на родине?

   – Только Банзай Императору! Я горжусь снова вернуться в лоно родины! – ответил Хиро.

   – Огромное спасибо, Хиро Такахаси! – сказал Мурата.

   Красная лампа погасла. Ведущий откинулся на стуле.

   – Вот и всё. Кажется, неплохо получилось. Аригато*.

   – Пожалуйста, – автоматически ответил Хиро. – Меня, что, правда, услышали в Японии?

   – Услышали, если погода не подвела. Я рад, что советник Моримура настоял на знакомстве с вами. Вы именно тот, кто нам нужен.

   Никто прежде не говорил Хиро таких слов.

   – Моя речь... – начал он.

   Мурата махнул рукой.

   – Не переживайте. Не все родом из Токио. Так даже лучше. Так люди будут знать, что страна едина.

   Вся страна... Лицо Хиро озарилось лёгкой улыбкой.

   – Приятно снова стать частью Японии.

   Мурата тоже улыбнулся.

   – Так и должно быть, – сказал он и положил ладонь на плечо Хиро. – Вы же не хотите стать американцем, правда?

   – Надеюсь, нет, – спешно произнес Хиро.

   Хироси и Кензо считали иначе, но, по крайней мере, они не пришли сюда и не сообщили об этом по радио.

   Когда Джим Петерсон издалека смотрел на джунгли на хребте Кулау, он всегда думал, что они красивы.

   Теперь же, оказавшись в долине Калихи на строительстве туннеля сквозь эти горы, он относился к джунглям иначе.

   Зелёный ад.

   Раньше он представлял себе джунгли полные деревьев, на которых росли сочные фрукты и животных, настолько миролюбивых, что они легко давались в руки. Его представления и то, с чем он столкнулся в долине Калихи, представляло собой две противоположности. До того, как япошки решили проложить здесь дорогу и прорубить в горах туннель, сюда никто особо не совался. Почти все деревья на Оаху были местными и никаких фруктов на них не росло.

   Что же касается животных, то пару раз он встречал в зарослях папоротника мангустов. Иногда в кронах деревьев вспархивала птичка. Он и его товарищи по несчастью, не могли ничем заменить скудный рацион из риса, который выдавала охрана. Приходилось либо есть то, что дают, либо сдохнуть.

   Точнее, есть то, что дают и сдохнуть. Ни один человек неспособен так тяжело трудиться на том, что выдавали япошки. По крайней мере, долго. Разумеется, если человек не трудился изо всех сил на этой пище, его убивали. Военнопленные в долине Калихи оказались в интересном положении.

   Точно, зелёный ад.

   В горах часто шёл дождь. Когда дождь не шёл, вода лилась с деревьев. Одежда Петерсона начала гнить и разваливаться гораздо быстрее, чем, когда он жил в менее влажном месте. Некоторые парни, с которыми он работал, и которые находились здесь чуть дольше, уже были практически голыми. Можно ли было получить что-то от япошек? Два варианта: удар или ничего.

   Пленные ночевали в бамбуковых шалашах, крыши которых были завалены всевозможными листьями и ветками. Внутри было так же сыро, как и снаружи. Лежанки немного отличались от луж грязи, но лишь немного.

   – Господи, – пробормотал Петерсон, глядя на свои руки, когда в небе появилось солнце. Они покрылись мозолями и царапинами ещё до того, как он попал сюда. Теперь стало ещё хуже. Здесь с военнопленными япошки обращались жёстче, чем в других местах. Такими работами они наказывали, когда вдруг решали не убивать провинившегося. Вопрос милосердия в данном случае оставался открытым.

   Кто-то поднялся со своего места и направился к выгребной яме. Почти все здесь страдали от дизентерии. Несколько новичков тоже успели её подхватить. Петерсон пока не успел, но понимал, что это вопрос времени.

   – Господи, – повторил он и добавил: – Будь ты проклят и гори в аду, Уолтер Лондон.

   – Аминь, – отозвался Горди Брэддон, парень из его отряда смертников. – Если эта падла будет в аду просить воды, я плесну ему бензина. Этилированного, не меньше.

   – Ага – зло согласился Петерсон. – Если бы не он, мы бы...

   Его голос внезапно стих. Даже без побега Лондона, их будущее не предвещало ничего хорошего. Но оно было бы немного лучше, чем сейчас. Всё могло быть лучше, чем сейчас.

   Петерсон уже не единожды обдумывал эту мысль. А, если считать с момента капитуляции, то многократно. Будь он проклят, как же он ошибся. Если он снова ошибётся... "Тогда я покойник", – подумал он.

   Петерсон мог легко стать покойником, даже если бы хуже этого ничего не было. Это он тоже понимал. По крайней мере, когда он укладывался на лежанке и закрывал глаза, спал он мертвецким сном.

   Следующим утром япошка ударил молотком по снарядной гильзе и Петерсон открыл глаза. Со всех сторон в шалаше послышалось раздраженное ворчание. Несмотря на грохот железа о медь, поднялись не все. Подошли япошки и начали пинать тех, кто не встал. Большинство пленных, всё-таки, поднялись и пошли. Один тощий парень остался лежать. Охранник принялся на него орать и бить ногами. Затем он присел рядом с ним, а спустя полминуты поднялся.

   – Синде иру* – сказал он и указал большим пальцем в сторону выхода, словно добавляя: «Убрать эту падаль».

   – Бедный Джонси, – произнес кто-то позади Петерсона. – Он был неплохим парнем.

   Несмотря на то, что мёртвый Джонси не весил более сорока пяти килограммов, нести его пришлось вчетвером. Одним из них был Петерсон. Все они представляли собой бледные тени самих себя прежних. На кладбище трупы складывали не в индивидуальные могилы, а в вырытые канавы. Не обращая внимания на негашеную известь, которую япошки высыпали на каждый новый труп, вокруг роились мухи.

   Тело Джонси швырнули в канаву. Они постарались не швырять его поверх остальных, но яма была уже переполнена. Несмотря на известь, стояла жуткая вонь.

   – Следующим может быть один из нас, – сказал кто-то из могильщиков.

   Петерсон уверенно помотал головой.

   – Пока мы ещё способны таскать остальных, нам до них ещё далеко. Я собираюсь дождаться возвращения американцев.

   – Ну и когда оно, по-твоему, состоится? – поинтересовался другой. Он не спросил "состоится ли оно вообще?", а это уже что-то да значило.

   Петерсон пожал плечами.

   – Чёрт его знает. Но собираюсь это выяснить. Япошки загоняют нас в могилы, но я намерен плюнуть на их собственную.

   Даже говорить о подобных вещах означало рисковать. Если один из трёх оставшихся могильщиков донесёт на него япошкам, те его шлёпнут. Но это вряд ли. Ничего поделать с ними Петерсон не мог, что бы он ни говорил. Скорее, они изобьют его, а потом заставят работать до самой смерти.

   – Пора возвращаться, – произнес он. – Если опоздаем на перекличку – еды не получим.

   Эти слова заставили его товарищей по несчастью шевелиться. Хуже всего здесь – остаться без еды, хуже даже, чем побои. Еда позволяла двигаться. Это хорошо, если человек планировал здесь выжить. На обратном пути Петерсону и остальным встретилась четверка из другого шалаша, которая тащила ещё более тощее тело, чем Джонси. За спиной Петерсона раздался глухой звук удара тел друг о друга.

   Оборачиваться он не стал.

   Как всегда бывает, когда выносят трупы, перекличка затянулась. Япошки всегда злились и горячились, когда видели меньше народу, чем ожидали. Они знали, что Джонси умер, но их, кажется, это совершенно не волновало. Они суетились, орали и размахивали руками до тех пор, пока не понимали, что количество живых людей минус один мёртвый равняется тому количеству, какое они видели в данный момент перед собой.

   Когда пленные, наконец, отправились за порцией риса, пошёл дождь. Это не был привычный "жидкий рассвет". Дождь в горах, если и шёл, то шёл от всей души. Ботинки Петерсона чавкали по грязи. Сквозь дыры в подошве протекала жижа. Очень скоро ботинки совсем развалятся. Что делать потом, он не знал. Впрочем знал: он будет ходить босиком.

   Первые несколько минут после еды, Петерсон вновь ощутил себя нормальным человеком. Он направился к тоннелю.

   Рабочие из других бригад подвели к горе дорогу. Вымащивать её не стали, вместо этого её посыпали гравием. Так она сохранится при любой погоде. Если тоннель удастся закончить, то в восточной части Оаху у япошек появится короткий путь между Гонолулу и Канеохе.

   Был ли в этом смысл? Пленные здесь работали ради какой-то цели или лишь ради того, чтобы уморить себя работой? Одно из двух, решил Петерсон. С его точки зрения, разницы никакой. Нужен ли япошкам этот тоннель или нет, пленные будут вкалывать до самой смерти.

   Охрана не носила кирки и лопаты. У них были винтовки, а у некоторых ручные топорики. Если им не нравилось, с какой скоростью идёт пленный, его били тем или другим, а иногда валили на землю и пинали ногами. Ответить пленный ничем не мог. Если отвечал, охранники закалывали его штыками и бросали медленно умирать. Они прекрасно знали, какие раны несут быструю смерть, поэтому старались их не наносить.

   Охранников было не очень много. Иногда Петерсон думал, что внезапный бунт может увенчаться успехом. Но, даже если увенчается, что с того? Пленные останутся сидеть в этой глуши в долине Калихи, япошки просто их блокируют... после чего они все перемрут от голода, когда есть станет совсем нечего. "Что бы мы ни делали – мы обречены", – подумал Петерсон.

   Обреченные пленные принялись за работу. Петерсон схватил кирку и закинул её за плечо, словно винтовку "Спрингфилд". Единственными источниками света, освещавшими тьму тоннеля, были факелы и свечи. Дергающееся пламя отбрасывало на стены тени шевелящихся людей. Римские рабы, трудившиеся на шахтах, должно быть, отлично знали эту обстановку. Петерсон гадал, помнил ли её кто-нибудь ещё с тех времен.

   Звук кирок, вгрызавшихся в вулканическую породу, вынудил его двинуться вперёд. Люди с лопатами нагружали породой плетёные корзины. Заполненные корзины выносили наружу носильщики. Пленные часто спорили – какая работа хуже всего. Эти споры помогали отвлечься.

   Раскопки только начались. Петерсон вскинул кирку и опустил её перед собой. Когда он выдернул её обратно, отвалился кусок базальта, или гранита, или как его там. Человек с лопатой откатил кусок камня в сторону. Петерсон вновь вскинул кирку.

   Как и во время строительства дороги, работа здесь шла небыстро. Тех, кто торопился, одёргивали. В этом был определенный резон: если кто-то работал быстро, япошки думали, что и остальные смогут. Зачем давать этим узкоглазым макакам возможность морить людей ради этого сраного тоннеля? Пленные и так делали больше того, что могли. Если заставлять их работать усерднее, они просто раньше умрут.

   Вверх. Вперед. Скол. Вытащить. Пауза. Вверх. Вперёд. Скол... В конечном итоге, в любой работе, даже в самой тяжёлой, появлялся свой ритм. Петерсон работал настолько бездумно, насколько позволял этот бесконечно повторяющийся труд. Лучше всего вообще не думать. В таком случае, он не задумывался, насколько сильно он устал, как сильно проголодался или насколько грязным стал.

   Дошло до того, что он внезапно чуть не ударил киркой по собственной ноге. Помимо нестерпимой боли, эта травма привлекла бы внимание охраны. По их мнению, любой, кто наносил себе травму – уклонялся от работы, поэтому все уклонисты жалели о содеянном.

   Но, если япошки всерьез задумали проложить в этих горах тоннель, почему они не привезли динамит и отбойные молотки, вместо того, чтобы пользоваться примитивным устаревшим ручным трудом? Разумеется, они могли бы. Любой человек в здравом уме так бы и поступил. Собственных бульдозеров у япошек было немного, но они уже пользовались захваченными для выравнивания взлётных полос и строительства укреплений. Они, конечно, твари ещё те, но далеко не идиоты.

   Значит, тоннель этот нужен исключительно для того, чтобы уморить пленных до смерти. Тоже разумно, и если бы Петерсон не так сильно устал и не так сильно хотел есть, он бы оценил этот замысел по достоинству.

   Впрочем, в его положении разницы никакой не было. Воздух пах потом, каменной пылью и горелым жиром. Обломки на земле больно кусали ноги под подошвами ботинок. Что будет, когда обувь прикажет долго жить? Станет ещё больнее, вот и всё.

   Вверх. Вперед. Скол. Вытащить. Расколоть. Пауза. Вверх. Вперёд...

   Лейтенант Сабуро Синдо оглядел окрестности аэродрома в Халеиве. Здесь красиво, без сомнения: зелёная трава, кремового цвета пляж, а за ним синева Тихого океана. Лейтенанта тревожило именно, то, что таилось в этой синеве.