Текст книги "Конец начала (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

   – Не всегда всё происходит так, как хочется, – произнес Ямасита. – У нас неприятности здесь, у Германии проблемы в России...

   – Так точно, – согласился Гэнда.

   Очередная ирония. Япония и СССР сохраняли нейтралитет. Советские суда ходили из Владивостока в США через Тихий океан, грузили там оружие, которое потом использовали против союзника Японии в Европе. Никто им не препятствовал. Война и дипломатия – очень хитрые занятия.

   Загрохотали зенитки. Гэнда не слышал рёва вражеских истребителей, летевших на низкой высоте и бомбивших всё, что движется. Наоборот, звук двигателей был одновременно ниже и тише. Значит, самолёты летели достаточно высоко. К стыду Гэнды, Ямасита обо всём догадался первым:

   – Бомбардировщики вернулись!

   Он даже не сдвинулся с места. Когда генерал не бежал в поисках убежища, Гэнда не мог себе этого позволить, как бы сам того не желал. Пока у них ещё оставались самолёты, японцы послали свои бомбардировщики на Кауаи, чтобы сравнять вражеские аэродромы с землёй. Пилоты докладывали о многочисленных разрушениях. Очевидно, эти доклады были неточными.

   Также очевидной, к невероятному ужасу Гэнды, оказалась логистическая мощь американцев. Их тяжёлые бомбардировщики могли добраться до Кауаи с полностью пустыми баками. Всё равно, у противника было достаточно и топлива, чтобы снова поднять технику в небо, и боеприпасов.

   "Пожалуй, надо было разворачивать на других островах гарнизоны побольше", – подумал Гэнда. Но в расчёт был взят только Оаху. Если бы японцы привезли сюда ещё больше солдат, это означало бы, что нужно было бы кормить ещё больше человек. Тогда всем показалось, что оно того не стоит.

   В нескольких сотнях метров начали падать бомбы, и земля под ногами коммандера задрожала. Ямасита продолжал спокойно сидеть перед картой. Возможно, он уже приговорил себя к скорой смерти. Гэнда решил, что ему следовало поступить так же. Так, по крайней мере, велел воинский долг. Но, как выяснилось, сохранять спокойствие оказалось очень и очень непросто.

XI

– Уверена, что тебе нужно на работу? – спросил Оскар ван дер Кёрк у Сьюзи. – Япошки сегодня сами не свои.

   – Всё будет хорошо, – ответила девушка.

   На ней было надето пышное платье, но ничто в этом мире не смогло бы заставить её быть похожей на Маргарет Дюмон*

   – В меня они, всё равно, стрелять не станут, – добавила она и посмотрела на него по-кошачьи блестящими глазами.

   В другое время Оскар не знал бы, смеяться ему или злиться. Он рассмеялся, потому как, начни он злиться, Сьюзи принялась бы швыряться в него вещами.

   – Нужно переживать и за кое-что ещё. Слыхал я про этих тварей...

   Сьюзи нетерпеливо махнула рукой.

   – Мы об этом слышим с того самого дня, как они тут оказались.

   – Иногда, это правда.

   – Иногда, но не всегда. В основном, они не такие ужасные.

   Насколько Оскар знал, это не совсем так, но Сьюзи могла думать, что хотела. Если кому-то это не нравилось – его проблемы. Словно в доказательство этого, она взяла сумочку, медленно и нежно поцеловала Оскара на прощание, словно обещая по возвращении устроить ему нечто более приятное, и вышла за дверь.

   – Господи, – выдохнул Оскар, прислушиваясь к её отдаляющимся шагам. Он помотал головой, успокаивая разогнавшееся биение сердца. Не получалось. Сьюзи – та ещё штучка. Нет, просто – та ещё.

   Продолжая мотать головой, он взял парусную лодку и отнёс её на пляж Ваикики. К его облегчению, япошки не стали обносить его колючей проволокой. Зато через каждые сорок метров они установили прямо в песке пулеметные гнёзда и миномётные расчёты, за которыми сидели те самые полусолдаты-полуматросы.

   К счастью, один сержант, или кто там это был, уже знал Оскара. Оскар ему поклонился. Держа в одной руке неудобную доску, а в другой мачту с парусом, сделать это оказалось непросто, но он справился. Япошка даже снизошёл до ответного поклона, пусть и не столь низкого. Крепко сбитый коротышка махнул Оскару рукой в сторону океана.

   – Спасибо. Аригато, – ответил ему Оскар.

   Японских слов он знал немного, но это выучил ещё до войны. Раньше оно встречалось повсюду. Теперь же встречалось ещё чаще. Лицо япошки просветлело, ухмылка обнажила ряд золотых зубов. Он снова поклонился, на этот раз, как равному, и что-то прокричал подчинённым. Оскар не понял ни слова, но, судя по улыбкам и кивкам, это было что-то хорошее. "Как завести друзей и оказывать влияние на людей", – подумал Оскар.

   Японцы прогоняли с пляжа всех рыбаков, но Оскару позволили пройти. Его они знали, и не считали, что он отправится прямо на подлодку или на корабль. О встрече с подлодкой знал только он. Оскар даже Сьюзи о ней не рассказал, но попросил командира передать на материк весточку от неё.

   Он установил мачту, прицепил парус и вышел в море, подгоняемый ветром с холмов Гонолулу. Даже отойдя от берега, он продолжал слышать гул артиллерии в отдалении. Это навело его на мысли, к которым он уже давно не возвращался. Если его соотечественники вернут Гавайи обратно, сможет ли он запатентовать своё изобретение? Если сможет, на этом, наверняка, можно будет заработать. Он уже давно не жил в достатке. Немного денег точно не помешает.

   Он отошёл уже достаточно далеко, и уже решил забросить удочку, как заметил в воде какой-то предмет. Он был слишком мал для лодки и никуда не плыл, а просто качался на волнах. Заинтересовавшись, он направил доску в ту сторону.

   Оскар успел разглядеть, что перед ним резиновый плот, как из него высунулась голова.

   – Э, браток, это у тебя чо за хрень? – с чисто бруклинским акцентом спросил человек.

   – Парусная доска, – автоматически ответил Оскар. Затем спросил сам: – А ты кто? Ты там в порядке? Как ты там оказался? Помочь добраться до берега?

   – Парусная доска? Неужели? Чего только не придумают.

   Парень на плоту ткнул себя в грудь большим пальцем.

   – Я – Ник Тверски. Да, я пилот, так, что не доёбывай меня. Иногда, бывает, что и везёт. Сраная зенитка разбила мне движок, а по мне не попала. Сможешь довезти меня до берега так, чтобы Тодзё* не узнал?

   – Эм...

   Оскар задумался. До появления американцев в гавайских водах сделать это было несложно. Япошки тогда не были столь взвинченными.

   – Не знаю, смогу ли тебя спрятать.

   – Ладно. Ты только помалкивай.

   Сбитый пилот говорил намного спокойнее, чем чувствовал бы себя Оскар, окажись он на резиновом плоту.

   – Тут повсюду спасательные "Каталины" летают, – пояснил тот. – Наверное, больше шансов, что меня подберут, чем пробраться незамеченным мимо узкоглазых пидоров. Если попробую, думаю, смогу отплыть подальше.

   – Ладно, – с сомнением произнес Оскар. – Хочешь, дам тебе удочку и крючки? Может, поймаешь чего-нибудь.

   Он и сам собирался порыбачить, пока не заметил спасательный шлюп.

   – Очень мило с твоей стороны, братан, но, честно говоря, я переживу, – сказал Ник Тверски. Он провёл в воде совсем немного времени, ещё не обгорел на солнце, ему даже бриться пока не нужно. Очевидно, он очень хотел пить.

   Оскар не знал, что делать и что говорить. Он не раз думал о возможной встрече со сбитым пилотом. Но встретить сбитого пилота, который не хотел спасаться? Это уже совсем другое.

   – Круто, что Америка возвращается, – сказал он и тут же добавил: – Вовремя.

   – Слышь, я не штабист, ничем помочь не могу, – ответил на это Тверски. – К слову о штабистах: наверное, мы сюда не совались, потому что в прошлый раз получили по мордам, и решили удостовериться, что больше такого не будет.

   – Разумно, – согласился Оскар. – Мы по вас скучали.

   – Ну, а как иначе-то? Нужно стойко переносить тяготы и лишения.

   Тверски, очевидно, понятия не имел, что пережил Оаху после 7 декабря 1941 года. С другой стороны, Оскар понятия не имел, каково это – быть сбитым на самолёте. Разве одно не уравновешивало другое? Трудно сказать, возможно, на весы Фемиды эти вещи класть не стоит, но на какие-нибудь другие, вполне.

   – Ну, удачи тебе, – неуверенно произнес Оскар, полагая, что бросает пилота наедине с чем-то ужасным.

   Но Тверски, вдруг, закричал и указал на восток.

   – А, вот, и моя попутка. Надо только внимание привлечь!

   Оскар посмотрел в ту же сторону. Точка в небе очень быстро увеличивалась. Ну, точно, гидросамолёт. У япошек они тоже были. Ник Тверски, казалось, никаких сомнений не испытывал. Он размахивал руками, словно одержимый. Пилот вытащил нечто похожее на пистолет и выстрелил в воздух. Оказалось, что это сигнальная ракета. Светилась она не так впечатляюще, как ночью – просто, небольшой красный шарик. Но, то ли он, то ли активное размахивание руками, от которого плот, едва не перевернулся, привлёк нужное внимание. Гидросамолёт развернулся в их сторону. Пилот снова закричал криком индейца из второсортного вестерна.

   "Каталина", если это была она, плюхнулась на воду и подкатила к ним. Открылся люк – Оскар затруднялся вспомнить правильное название – появился человек и крикнул:

   – Это ещё кто? Местный что ли?

   – Это мой братан, – крикнул Тверски в ответ, затем тихо спросил: – Как тебя там?

   – Оскар, – ответил тот.

   – Оскар, приносящий удачу, – продолжил пилот. – Сначала появился он, затем вы.

   – И какой мудак назвал гавайца Оскаром? – поинтересовался парень с "Каталины".

   – Я из Калифорнии, – сухо ответил Оскар. – Здесь уже лет восемь живу.

   – Нихуя себе, – отозвался лётчик.

   Тверски затащили на борт. Зарычали ожившие двигатели. Большой неуклюжий с виду самолёт развернулся на воде, грациозно, подобно утке, разогнался по воде и взлетел. Оказавшись в воздухе, он уже вёл себя не так изящно, как утка. Но всё же, он летел. Самолёт вернулся на тот же курс, которым шёл до того, как заметить сбитого пилота.

   Оскар остался наедине с пустым плотом.

   – Один – ноль в нашу пользу, – сказал он.

   Он увидел Тверски впервые всего полчаса назад, и вот, он улетел. Через день, или, скорее, через несколько часов, он вернется на войну. А Оскар... "Надо рыбу ловить", – подумал он, отошел чуть подальше и закинул удочку.

   Он надеялся, что встреча с Тверски принесёт ему удачу, но нет. Улов оказался, мягко говоря, средним. Но приходится брать то, что есть. "Может, это ненадолго. Может, скоро всё вернется на круги своя". Оставалось только надеяться.

   На пляж Ваикики он вернулся, управляя доской автоматически, чего нельзя было сказать, когда он вышел в море таким образом впервые. Практика решает всё. Чарли Каапу обладал такими же навыками, как и сам Оскар. Что, блин, с ним стряслось? Качаясь на волнах, Оскар поморщился. В любом случае, исправить он ничего не может. Он и сам чуть не подставился. Слабое утешение.

   Когда он появился на берегу, некоторые япошки принялись аплодировать. Если бы Оскар в этот момент не думал о Чарли, ему бы это даже понравилось. Ему бы это понравилось, если бы в мешке было нечто большее, чем пара скумбрий, которыми придётся расплачиваться за хорошее отношение. "Так здесь дела и делаются", – подумал он. Эта мысль успокаивала его чуть лучше.

   Когда Оскар вернулся домой, то обнаружил там Сьюзи. Судя по всему, пришла она давно. Она была пьяна, а в квартире стоял терпкий запах фруктового пойла, которое здесь звали джином. Сколько он её знал, Сьюзи никогда так не поступала.

   – Что случилось? – спросил он.

   Она взглянула на него, лёжа на старом разбитом диване. Взгляд её скользил по сторонам.

   – Оскар! – воскликнула она. – Слава богу!

   Затем, икнув, она добавила:

   – Это могла быть я!

   – Что могла? Что случилось, малыш?

   Оскар пожалел, что у него не было кофе, нынче достать его крайне трудно. Поэтому он от него отвык.

   – Я шла на работу. На работу, – повторила Сьюзи, словно забыла, о чём говорила. – Там на баррикадах сидели яшки... япошки.

   Она трижды повторила это слово, пока не получилось правильно.

   – Япошки уложили девчонку посреди улицы... А потом... Они...

   Она не закончила. По щекам потекли слёзы.

   – Это могла быть я!

   – Эй, – тихо произнес Оскар. – Эй.

   Он, наверное, был нежен, как медведь. На языке вертелось "Я же говорил", но оно там и осталось, к счастью. Он слышал, что эти солдаты-матросы иногда так поступали, поэтому и не был в восторге, когда утром Сьюзи собралась на работу. Он подошёл к ней и осторожно положил ладонь ей на плечо. Она слегка дёрнулась.

   – Рад, что с тобой всё хорошо, – сказал Оскар.

   Она имела полное право напиться.

   – Это могла быть я, – вновь повторила она.

   Затем она прижалась к нему и заревела изо всех сил. Таких слёз он от неё прежде не видел.

   – Что мне теперь делать? – спросила Сьюзи, когда буря стихла.

   – Думаю, тебе следует остаться дома, чтобы эти твари тебя не заметили, – ответил Оскар.

   – Я тут рехнусь. И загар весь сойдёт.

   Видимо, это для неё было очень важно. Затем, вспомнив увиденное, она вздрогнула.

   – Я справлюсь.

   – Хорошо. А теперь, успокойся. Тебе нужно поспать. Боюсь, когда проснёшься, тебе будет несладко.

   – Я не пьяная! – зло воскликнула Сьюзи.

   – Конечно, малыш, конечно, – не раздумывая, соврал Оскар. "Чего не сделаешь ради любви", – грустно улыбнувшись, подумал он и замер. Как обычно, слова едва не сорвались с языка. Однако он кивнул своим мыслям. Заставляли ли они его нервничать или нет, но думал он верно. Оскар поцеловал Сьюзи.

   – Это ещё зачем? – спросила она.

   – Просто так, – ответил он. – Просто так.

   Охранники гнали пленных на юг, прочь от американских солдат, явившихся вернуть Оаху под тень звёздно-полосатого флага. Как и большинство своих товарищей, Флетч Армитидж, скорее бы побежал в сторону американцев, а не от них, невзирая ни на какие отряды смертников. Охранники, конечно, те ещё твари, но они не идиоты. Сами до всего додумались. Едва кто-то выбивался из строя, они открывали огонь. Всю дорогу до Гонолулу устилали мёртвые военнопленные.

   Люди всё равно засыпали, особенно, по ночам. Флетч не спал. В любой момент мог прозвучать выстрел из винтовки или очередь из пулемета. Промежутки между выстрелами заполняли крики раненых. Иногда япошки могли позволить раненым страдать. Но, чаще всего, их добивали прикладами или штыками. Флетч так и не решил, какой звук хуже.

   Но начеку его держали не звуки, а холодный подсчёт шансов. Можно ли убежать от охранников? Возможно, но маловероятно. Если он сбежит, сможет ли он прокрасться через линию фронта и не погибнуть под огнём обычных вражеских солдат? Тоже возможно, но ещё менее вероятно. Сложить два этих момента вместе, и шансов у него окажется меньше, чем вытащить короля пик, чтобы собрать "ройял-флеш".

   Когда взошло солнце, стало видно, сколько американцев погибло, пытаясь сбежать, и сколько ещё пока не умерло. Если бы в животе у Флетча что-то было, оно сейчас оказалось бы на земле. Впрочем, кормить пленных япошки не собирались. Да и не было заметно, что их покормят сейчас.

   Руганью и пинками пленных подняли на ноги. Один возмущался, и его закололи штыками. После этого более сильные пленные помогали встать слабым.

   – Исоги! – кричали охранники.

   Как пленные в таком состоянии могут идти ещё быстрее, было выше понимания Флетча, но они шли.

   – Твари, – сказал кто-то.

   Флетч кивнул. Япошки – это твари, которые едят. Рис они несли с собой.

   Вскоре над колонной шагающих, а точнее, едва волочащихся пленных собрались тучи. Пошёл дождь. Мгновенно все задрали головы и максимально широко раскрыли рты. То и дело люди падали, потому что не видели, куда шли. Всем было плевать. До того как вновь вышло солнце, Флетч и сам успел сделать несколько глотков.

   К полудню второго дня марша они дошли до окраин Гонолулу. В этот раз сбежать решилось меньше народу, чем днём ранее. Они всё дальше отходили от фронта, к тому же в памяти ещё были свежи примеры расправ. Гонолулу выглядел отлично укрепленным. Американцы не стали сражаться в городе. Они сдались, чтобы не подвергать опасности пару сотен тысяч гражданских. Судя по всему, о гражданских япошки пеклись ещё меньше, чем о пленных. Флетч не знал, что могло вынудить их сдаться. Он даже придумать ничего не смог.

   После построения, пленных покормили. Они пришли сюда ради плошки риса. Каждый получил от повара полную ложку прямо в рот. Тот смотрел на пленных так, словно всех их ненавидел. Всех кормили с одной ложки. Флетчу было плевать. Сейчас он был готов есть рис хоть с коровьей лепешки. Он был бы не прочь съесть и саму лепёшку тоже.

   Горожан на улицах почти не было. Попадавшиеся, жались к стенам домов и изо всех сил делали безобидный вид. На пленных они смотрели с ужасом.

   Через Гонолулу. Через Ваикики. Флетч уже начал догадываться, куда их ведут.

   Убедившись в своей правоте, он рассмеялся. Пленный, что шёл рядом, видимо, решил, что он спятил, и был недалёк от истины.

   – Чего ржёшь, блин? – спросил он.

   – Вот я и дома, – ответил Флетч.

   Он снова в парке Капиолани, в лагере военнопленных. Снова за ворота из колючей проволоки, через которые он проходил, когда япошки решили, что лучше занять пленных работой, и не давать просто сидеть и подыхать от голода. "Нас можно и морить голодом, и использовать. Вот, что называется – эффективное управление".

   Флетч гадал, зачем япошки привели их обратно в лагерь. Чтобы они не сбежали к американцам? Вполне разумно. Чтобы американцы не перестреляли их по ошибке? Несмотря на усталость, он снова рассмеялся. Следующий раз, когда япошки проявят заботу о пленных, окажется и самым первым. Собрать всех в кучу, чтобы потом было проще их перебить? Флетч посмотрел на пулеметные вышки за забором. А, вот, это уже, весьма вероятно.

   И что теперь делать? Ни единой мысли. За военнопленными закрылись ворота.

   Флетч огляделся. Лагерь был уже не так переполнен, как в прошлый раз. Это могло бы вдохновить, если бы не страх того, что большинство отсутствующих мертвы.

   Старая палатка стояла где-то... здесь. Теперь, её нет. Место оказалось занято кем-то другим. Этот кто-то даже соорудил некое подобие навеса, который, казалось, вот-вот, перестанет нависать и рухнет. Бараки стояли на месте, но идти в них не хотелось. Любое место, где пленные могли собраться вместе, было местом, которое япошки могли в любой момент уничтожить.

   Флетч не имел ничего против того, чтобы спать на земле. Да и с чего бы? Он уже привык. Тут ещё можно найти какую-нибудь тряпку и палки. Если понадобится, соорудить себе защиту от дождя будет несложно. До сей поры Флетч особо не переживал из-за погоды. Намокнуть здесь далеко не то же самое, что намокнуть на материке. Он отправился к единственному фонтану в парке. Марш выжал его досуха.

   Из-за того, что в парке стало не так многолюдно, очередь к фонтану оказалась довольно короткой. Но, пока он ждал, в лагерь прибыла ещё одна колонна пленных. Он, наконец, добрался до воды и пил, пил, пил, и пил.

   – Через Сахару шёл? – поинтересовались позади.

   – Типа того.

   Флетч ополоснул лицо. Прекрасно. Наконец, успокоившись, он занял своё место.

   Пленные продолжали прибывать. Флетч вспомнил слова одного сумасшедшего римского императора, сказанные пару тысяч лет назад: "Я бы хотел, чтобы у всех людей была одна шея, дабы я мог перерубить её одним ударом". Флетч же хотел, чтобы воспоминания об уроках истории больше к нему не возвращались. Эти слова лучше всего подходили к тому, что планировали сделать япошки.

   Проблема с миномётами в том, что пока мина не разорвётся, её почти не слышно. Лес Диллон услышал в небе тихое шипение и рухнул на землю. Над головой пролетели осколки. Сержант позволил себе расслабленно выдохнуть. У япошек было такое гадкое орудие, которое американцы прозвали «ручной миномёт». Стрелять из него можно было с рук, орудовать им можно было и в одиночку, и такие штуки, казалось, были у каждого япошки. Одна из таких мин едва не отправила его на тот свет.

   Впереди стояли казармы Скофилда. Бомбардировщики основательно над ними потрудились. Но япошкам, кажется, плевать. Они были готовы защищать эти руины до самого конца, словно там хранились все драгоценности Хирохито.

   Со стороны казарм дал несколько очередей пулемёт. Это напомнило Лесу не высовывать голову, если он не хотел её лишиться. Япошки оказались крепче, чем он думал. Если рассуждать логически, шансов у них никаких. У них не осталось авиации. У них почти не осталось бронетехники, а та, что имелась, ничего хорошего не показала. Будь Лес их командующим, он немедленно бы начал выторговывать себе наиболее удобные условия капитуляции.

   Япошки так не считали. Они не сдавались, точка. В плен захватить удавалось лишь контуженных и раненых настолько тяжело, что они просто не имели сил покончить с собой. Сами они тоже пленных не брали.

   Если кто-то попадал им в плен, помочь ему мог только бог. Порой, своими безумными контратаками они захватывали передовые позиции американцев. Лесу пару раз приходилось отбивать их обратно. Вид трупов американских солдат вынуждал его ненавидеть своего противника, а не относиться к нему с чисто профессиональной точки зрения, как это было с немцами в 1918. После увиденного он и сам не стал бы брать япошек в плен, даже если бы те этого сами захотели.

   Рядом с ним приземлился молодой новобранец из Оклахомы, добродушный парень по имени Рэнди Кастил.

   – Сержант, зачем япошкам такое вытворять? Они, разве не понимают, что так мы будем драться ещё злее? – спросил он.

   Его медленная речь делала его ещё более напуганным и сбитым с толку.

   Лес Диллон тоже был сбит с толку, но он и повидал побольше, чем рядовой Кастил.

   – Да хрен бы его знал, – ответил он. – Может, решили, что, если будут вытворять подобное с трупами, то напугают нас.

   – Пусть ещё разок подумают, – зло произнес Кастил.

   – Да, я в курсе.

   Сам Лес знал, что трупы япошки практически не трогали. Когда за них принимались, большинство растерзанных бедолаг были ещё живы. Оставалось лишь надеяться, что умерли они быстро.

   – Надо продолжать давить. Если все они передохнут, никто над нашими издеваться не станет.

   – Чем скорее, тем лучше, – отозвался Кастил.

   – О, да, блин, – по-отечески, или, даже, по-дедовски произнес Лес. – Ты, главное, помни – никаких глупостей. Цель у нас: валить япошек. Не дай им завалить тебя. Начнёшь тупить, глазом не успеешь моргнуть, как поплатишься. Примкнуть штыки.

   Рэнди Кастил спешно кивнул.

   – Да, сержант. Я помню.

   – Запомни накрепко, мать твою. У япошек столько сюрпризов, ты таких даже не видел.

   Обычно, штык крепился режущей стороной к земле. Но у японских штыков была загнутая гарда. Ею они цепляли штыки американцев. Рывок, и американская винтовка уже летит.

   – Ставь тыльной стороной вниз и всё будет в порядке.

   – Понял, сержант, – ответил Кастил.

   Несколько человек успело погибнуть, пока кто-то не догадался до такого простого решения. Глядя на обыкновенного японского солдата, трудно предположить, что он способен победить в штыковом бою, но так и было.

   – Ещё: не используй штык до последнего момента, – добавил Лес. – Лучше прострели пидору башку. Пусть дергается, уклоняясь от выстрела.

   На учениях штыки никто не любил. В бою же, они отлично прорезали колючую проволоку. Как боевой нож, штык так себе, поэтому Лес, как и все морпехи, пользовался кабаром*.

   – Сюда! Эй! Сюда! – закричали впереди на чистом английском.

   Рэнди Кастил взглянул на Леса.

   Взводный сержант помотал головой.

   – Сиди тихо, – сказал он. – Очередная ловушка.

   Некоторые японские солдаты говорили по-английски, к тому же, им зачастую помогали местные. Последние выросли в англоязычной среде, поэтому у них не было отличительного акцента, который бы их выдал. Если обращать внимание на окрики от незнакомцев, быстро заведешь своё подразделение в засаду.

   Лес на мгновение высунулся. Выглядывал он не из того места, откуда смотрел в прошлый раз. Впереди шевелился одетый в хаки силуэт. Сержант выстрелил и снова спрятался. Даже последовавший крик не вынудил его высунуться снова. Видать, этот япошка посещал театральный кружок. Начни высматривать того, кого недавно подстрелил, и неизменно получишь пулю промеж глаз.

   Солнце закатывалось за хребет Ваиана.

   – После темноты опять попрут, – пробормотал Лес.

   – Ага, – кивнул Рэнди Кастил.

   Днём бал правили американское оружие и американская авиация. Ночью наставал черёд япошек. Они пробирались на американские позиции поодиночке и парами. Затем швыряли в окопы гранаты или бросались с ножом. Выработалось правило: в окопе всегда должны быть двое, и один должен бодрствовать. От этого воевать становилось ещё утомительнее, зато люди не гибли понапрасну.

   Как минимум одного американца подстрелили, потому что тот не смог быстро назвать правильный пароль взвинченному морпеху. Лес сожалел о случившемся, но не сильно. Любой, кто настолько туп, чтобы шляться по ночам без дела, кто настолько туп, чтобы забыть пароль, был, наверное, достаточно туп, чтобы подохнуть, тем или иным способом.

   – Помнишь пароль на эту ночь? – спросил Лес у Кастила.

   – Поцелуй ящерицы, – ответил пацан.

   В большинстве паролей имелись звуки "л" и "р". Их япошки произносили с трудом.

   Опустилась тьма. Сумерки здесь короткие, не такие, как на севере. И тьма здесь означала настоящую темень. Электричество отключено. Никакого свечения горящих неподалёку огней. Горело несколько костров, но из-за сырой земли рисовых плантаций, их было немного.

   – Ты не против, если постоишь смену первым? – спросил Диллон. – Говори прямо. Если устал, спи, разбужу в полночь. Я-то потерплю. Не хочу, чтобы мы оба облажались из-за того, что ты вырубился.

   – Если вы не против, сержант, я лучше посплю. Устал.

   – Ладно. Давай.

   Парень съёжился, какое-то время поворочался, словно, собака, устраивавшаяся на своём месте, и через пару минут отрубился. Лес понимал, что и сам провалится в беспамятство, как только настанет его очередь. Сырая земля? Голая земля? Дождь? Он готов спать хоть на гвоздях, подобно индийскому факиру.

   Сейчас же, спать нельзя. Сержант высунул голову и огляделся. Больше ничего делать он не стал. Любой, кто разгуливает среди ночи – однозначно, япошка. Диллон уставился на юг, прижимая к себе винтовку. Пожары в казармах Скофилда, в основном, прекратились. Он неразборчиво выругался. При свете огня можно было бы выследить подкрадывающегося япошку. Теперь же, это будет непросто.

   Сержант пожалел, что не было видно луны. Это не было какое-то ребяческое сожаление о том, чего ему очень хотелось. Он просто сожалел, что её не было видно. Луна не появится до тех пор, пока на смену не заступит Рэнди Кастил. Лес пожал плечами. Судя по всему, парню понадобится помощь. Ну, и ладно, решил он про себя.

   Чуть впереди американских позиций виднелись несколько полос колючей проволоки. Лес сомневался, что она сумеет сдержать япошек. Однако морпехи, что её устанавливали, понавесили на неё банки из-под консервов, наполненные пригоршнями мелкой гальки. Если повезёт, дребезжание банок предупредит бойцов о противнике.

   Немного левее треснула винтовка – "Арисака". Ей ответил очередью американский пулемёт. Лес гадал, не начнётся ли ночная перестрелка. Вот, этого, уж точно, никому не надо. Но, стрелять всё равно прекратили. Насколько понял сержант, вся её суть заключалась в том, чтобы перепугать тех, кто стоял на часах. Дыхание спящего Кастила даже не сбилось.

   Хотелось курить. Нет, это подождёт до рассвета. Вражеский снайпер только и ждёт, когда вспыхнет спичка или затлеет уголёк. Курить хотелось, но не смертельно.

   По небу рассыпались звёзды. Ничего не происходило, но обязательно могло. От постоянного ожидания, размышлений, когда что-то случится, и насколько плохо всё будет, стягивало живот.

   Впереди что-то зазвенело. Винтовка оказалась в руках Леса раньше, чем он успел это осознать. Звенеть могло и не из-за япошек. В другую ночь, какая-нибудь приблудившаяся кошка могла за раз рискнуть всеми девятью жизнями. Но, наверняка, знать нельзя.

   Это, что, там, тень какая-то движется, по эту сторону проволочной ограды? Для человека она маловата, но и это не наверняка. Япошки умеют ползать, словно змеи. Переместив палец на спусковой крючок, Лес тихо прошипел:

   – Пароль!

   Нет ответа. Движения тоже нет. Тишина. Неужели, нервы начали сдавать. Сержант вновь потребовал пароль. Всё ещё ничего. Но тёмная форма впереди выглядела иначе, чем до того, как он услышал звон. Воображение, наверное, разыгралось. Впрочем, сам Диллон так не считал. Скорее всего, это япошка, возможно, двое. Приклад винтовки ударил в плечо.

   Дисциплина у япошек на высшем уровне, всяко выше, чем у морпехов. Но лежать спокойно и не издавать ни звука при попадании пули .30 калибра к ней не относится. Кто-то застонал. Лес снова выстрелил. Япошка закричал, крик вскоре сменился предсмертным стоном.

   Разумеется, там, во тьме, прятался не один вражеский солдат. С душераздирающим воплем япошка бросился на Леса. Тот ещё раз выстрелил, но не попал. Стреляя ночью, в основном, полагаешься на удачу. Не переставая вопить, япошка прыгнул к ним в окоп.

   Если бы Лес вовремя не вскинул винтовку, япошка выпотрошил бы его, как тунца. Нож, которым он размахивал, отскочил от цевья. Лес сам учил Рэнди стрелять, а не идти в штыковую. Сейчас времени на прицеливание не было. Не было ни времени, ни места, чтобы бить его штыком. Пришлось пользоваться прикладом. Лес услышал чёткий стук о голову япошки.

   Он надеялся, нет, был уверен, что удар проломил ему череп. Но, либо голова у япошки оказалась деревянная, либо ударил он не так сильно, как думал. Пусть и слегка вяло, но япошка продолжал бороться. Он взмахнул ножом. Лес услышал звук рвущейся ткани и жгучую боль от пореза на руке. Он тихо выругался.

   Внезапно, япошка вскрикнул, скорее от удивления, и завалился на бок. В окопе появился металлический запах крови и другой, менее приятный запах, от выпавших внутренностей. Япошка сдох раньше, чем упал на землю.

   – Ну, у вас тут и побудка, – проворчал Рэнди Кастил.

   – Спасибо, пацан, – выдохнул сержант. – Раны перевязывать умеешь? Он меня зацепил слегка.

   Он поработал кулаком. Пальцы сжимались и разжимались, как обычно. Диллон кивнул.

   – Вроде, не страшно.

   – Дайте, гляну.

   Рэнди присел в окопе и присмотрелся.

   – Ага, я перевяжу. К звезде вы только что заработали Пурпурное сердце*.

   Он полез в поясную сумку за перевязкой.

   – Я бы предпочёл минет, – ответил на это Лес, отчего второй морпех хихикнул.

   – Что там ещё за хуйня? – крикнули неподалёку.

   Если не ответить, следом полетит граната.