Текст книги "Конец начала (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 33 страниц)

   Он вспомнил о предостережении Сьюзи. Ещё, с большим теплом, он вспомнил её прощальный подарок. Хотел ли он выяснить, что случилось с Чарли? Сложись всё наоборот, пошёл бы Чарли на такой шаг ради него? Ответ он знал ещё до того, как в голове оформился вопрос.

   Полицейский участок Ваикики выглядел скромно и грязно. Дежурным был полугаваец, который даже в столь тяжелые времена расплывался по всему креслу. Оскар сомневался, что полицейским не доставало еды, неважно, какой. Если бы на его месте оказался местный японец, Оскар не знал бы тогда, что делать дальше. Но он подошёл к дежурному и поинтересовался о том, что случилось с Чарли Каапу.

   Ответил сержант не сразу. Какое-то время он смотрел сквозь Оскара. По ту сторону его чёрных глаз виднелись картотечные шкафы. Никаких сомнений, он прекрасно знал Оскара и, что он общается с Чарли. Возможно, ему требовалось время, чтобы напомнить себе об этом, но он точно знал.

   – Его отправили в Гонолулу, – наконец, сказал полицейский.

   Его грубый прокуренный голос не выражал совершенно ничего.

   – Это зачем ещё?

   Оскар даже не пытался скрыть изумления.

   – Что он натворил? Что ему вменяют? Ничего серьезного, ведь, вы же знаете Чарли, правда?

   – Конечно.

   Коп снова посмотрел сквозь Оскара.

   – Хочешь его вытащить?

   – Конечно, хочу! Я могу внести залог? Деньги у меня есть.

   Сержант положил ладонь на нагрудный карман, где должны были находиться сигареты. Сколько раз он повторял этот жест с момента падения Гавайев? Судя по печальному выражению лица, не единожды.

   – Внести залог? – переспросил он. – Ничего не знаю. Им, эм, занимается не только полиция.

   – А кто ещё?

   Оскар и сам понимал, что стоило изображать наивного дурачка. Словно, догадавшись, он спросил:

   – Японцы, что ли?

   Лучше не произносить слово "япошки" среди тех, кто с ними, а, строго говоря, на них работал.

   – В точку. Похоже, он совал нос туда, куда его совать не стоит, – сказал полицейский. – Ты, конечно, можешь пойти за ним, но...

   Он не стал договаривать, позволяя Оскару додумать самому.

   Оскар вздрогнул.

   В Гонолулу? "Значит, в Гонолулу", – решил он и направился на запад. Ноги не дрожали, и он удивлялся, почему. Сам он позеленел от страха. В самом начале войны они с Чарли попали под перекрестный огонь в момент высадки японских войск. Когда рядом с домом рвались бомбы, он прятался в окопах. Но пойти за другом сейчас – это был просто отчаянный поступок. "Вот, значит, что такое мужество, – думал Оскар. – Не позволять никому, даже самому себе, видеть, насколько же ты напуган".

   Может, не всё так плохо. Начальник полиции Гонолулу по-прежнему сидел на своём месте и при япошках. Он прибыл на Гавайи из Калифорнии перед самой войной, чтобы бороться с коррупцией, и, вроде, неплохо справлялся. Заместителем начальника был коренной гаваец. В рядах полиции служили представители всех народов, населявших эти острова. Но если оккупанты прикажут прыгать, они примутся скакать, словно лягушки.

   Главный участок располагался неподалёку от Гонолулу Хале, городской ратуши. Когда Оскар вошёл внутрь, до него донесся стук печатной машинки. Ему стало интересно, откуда полиция брала новые ленты. Или они вымачивали в чернилах старые?

   Местный дежурный оказался азиатом. Японец? Китаец? Кореец? Оскар не был уверен. Голос дежурного тоже ясности не внёс.

   – Тебе чего, парень?

   – В вашей тюрьме сидит мой друг, – сказал Оскар.

   Сержант вопросительно приподнял бровь. Больше никакой реакции не последовало. Оскар назвал имя Чарли Каапу.

   Брови снова вскинулись вверх. Оскар ожидал, что сержант сейчас позовёт на помощь, либо наставит на него пистолет. Но он лишь сказал:

   – Извини, его не выпустят.

   – Да, почему? Поверить не могу, что его посадили. Это же милейший парень на свете. Что он, по-вашему, натворил?

   Вместо ответа сержант спросил:

   – Старичок, ты что-нибудь слышал о кэмпэйтай?

   Оскар помотал головой.

   – Нет. А что это?

   – Это японская тайная полиция. А сейчас я окажу тебе величайшую услугу: я не стану спрашивать, кто ты такой. Вали отсюда на хер, пока я не передумал.

   Оскар последовал его совету. Оказавшись на улице, он какое-то время петлял по улицам, на случай, если сержант послал за ним наряд. Но ничего такого он не заметил. Оскар дрожал. Ни здесь, ни в Калифорнии, он не знал, что такое мороз – Сьюзи постоянно смеялась над его необразованностью. Но сейчас его поглотила настоящая зима.

   Кэмпэйтай. Это название не внушало такого ужаса, как, например, гестапо, по крайней мере, для Оскара. Но, тайная полиция? Видимо, занимались они тем же. И они взяли Чарли. Что же он натворил? Что же ему вменяли? "Как мне его вытащить? – отчаянно думал Оскар. – Как?".

   Едва капрал Такео Симицу уснул, как вой противовоздушной сирены вышвырнул его из койки. Спать он лёг в тонкой хлопчатобумажной рубашке и кальсонах, и, едва очнувшись, сгрёб в охапку форму и сапоги и бросился из казармы к окопам. Бомбардировщики американцев вряд ли успели подойти достаточно близко, однако, в такой ситуации, рассчитывать на что-либо наверняка, никак нельзя.

   Загрохотали зенитки. Нынче их в Гонолулу стало гораздо больше, чем раньше. И так как американцы всё чаще бомбили город, да и весь Оаху, зениток нужно ещё больше. Застучали пулемёты. Небо окрасилось синими и жёлтыми прерывистыми линиями трассеров. Несмотря на орудийный грохот, до Симицу донёсся равномерный гул вражеских гидросамолётов, а затем визг падающих снарядов.

   До сигнала отбоя тревоги прошло двадцать минут. Всё это время орудия не переставали стрелять, хотя, американцы, наверняка, давно улетели. С неба сыпалась шрапнель. Вреда она наносила не меньше, чем бомбы.

   Раздражённо ворча, Симицу вернулся в койку. Поспать практически не удалось, как вновь завыли сирены.

   – Дзакенайо! – зло выругался он. – Чем там заняты эти бака яро в штабе?

   Вскоре он узнал ответ на собственный вопрос: в небе появилось ещё больше американских самолётов. Пара бомбила Гонолулу, два других громили Перл Харбор. На западе вновь вспыхнуло зарево пожаров.

   Симицу хотелось видеть не пожары на земле, а горящий гидросамолёт. Желаемого он не получил. После отмены тревоги, он снова вернулся в постель.

   Часа через полтора, над Гонолулу появилась третья волна бомбардировщиков. К этому моменту, капрал уже настолько вымотался, что ему захотелось остаться в койке и пусть вся казарма рушится прямо на него. Однако крики офицеров подняли его на ноги. Его собственные окрики торопили бойцов.

   Вжавшийся в окоп, Ясуо Фурусава произнес:

   – Хотят лишить нас сна.

   – И знают, как этого добиться, – прорычал Симицу. – Особого вреда американцы не наносят. И не смогут, с таким-то грузом. Однако все японцы в Гонолулу, да, на всём Оаху, подскакивают, словно блохи на раскалённой сковородке.

   Он подумал, что до рассвета будет ещё одна волна авианалёта. Никто не прилетел, но какой-то нервный стрелок-наводчик начал палить по собственным фантазиям. Орудийная стрельба Симицу не разбудила. А, вот, падающие на крышу куски стали, разбудили. После чего он снова провалился в сон, что доказывало, что капрал был сделан из очень крепкого, но совершенно уставшего материала.

   Подъём на рассвете ни капельки не улучшил его настроение. Горячий чай, вприкуску с рисом и маринованными сливами на завтрак едва смогли разлепить веки. Иначе и быть не могло. Еду поставляли с родины, а её постоянно не хватало. То, что он сегодня, всё-таки, ел, означало, что до них добрался очередной транспорт. Лишь офицеры получали всё, что могли пожелать.

   Некоторые командиры, в награду за отличную службу, делились своим щедрым пайком с бойцами. К сожалению, ни командир взвода Симицу, ни его ротный, о таких вещах не думали. День предстоял быть сонливым и скучным.

   Всё отделение еле шевелилось. Даже Сиро Вакудзава, который никогда не лез за словом карман, был вял и заторможен.

   – Если это продолжится каждую ночь, американцы сведут нас с ума, – сказал он.

   – Они не могут бомбить каждую ночь.

   Как всегда, ефрейтор Сиро Фурусава говорил увереннее, чем позволяло его звание.

   – А почему нет-то? – спросил Симицу и зевнул. – Последнее время они бомбят всё чаще и чаще.

   Фурусава тоже зевнул, однако, перед этим вежливо отвернулся от капрала.

   – Для дозаправки гидросамолётов им нужны подлодки, – сказал он. – У них нет самолётов, которые способны без дозаправки пролететь весь путь от материка до Гавайев и обратно. Даже у нас с этим проблемы, а у них техника лучше.

   – Откуда ты всё это знаешь? – поинтересовался Симицу.

   – Слушаю, что говорят. И не высовываюсь. Смотрю по сторонам. Те, кто много знают, любят потрепаться.

   – Видимо, да.

   Сам Симицу не был уверен, что, услышь он что-нибудь интересное, понял бы, о чём речь. Он всего лишь обыкновенный крестьянский сын. Фурусава же вырос в городе, его образования хватало на то, чтобы понимать, о чём говорили окружающие.

   "Так, почему я командую им, а не наоборот?", – гадал Симицу. Но на этот вопрос, ответ у него нашёлся. В армии, при повышении, в первую очередь, важнее опыт и сила, а не образование.

   И всё же, образование, или, по крайней мере, здравый ум, имели значение. Три или четыре ночи американцы не показывались. А затем они вернулись, накатываясь небольшими волнами, тревожа японский гарнизон в окрестностях Гонолулу. Симицу начал их по-настоящему ненавидеть. Пришлось очень сильно постараться, чтобы не возненавидеть заодно и ефрейтора Фурусаву.

   Коммандер Минору Гэнда перешагнул через металлический порог и вошёл в каюту командира «Акаги». Отсалютовав, он произнес:

   – Прибыл по вашему приказанию, господин, – а затем, добавил: – Поздравляю с повышением!

   Контр-адмирал Каку поклонился, не вставая со стула.

   – Премного благодарен, – сказал он.

   Даже по его суровому лицу было понятно, что ему приятно.

   – Закройте, пожалуйста, дверь и присаживайтесь. У меня для вас новости.

   Просьба закрыть дверь в каюту означала, что дальше разговор пойдёт о тайнах. Преисполнившись ожидания и любопытства, Гэнда подчинился. Ему хотелось присесть на краешек стула, однако, пытаясь скрыть напряжение, он облокотился на спинку. Стараясь говорить, как можно спокойнее, коммандер произнес:

   – Что случилось, господин?

   – "Дзуйкаку", наконец, возвращается в эти воды, – весело ответил Каку, довольный собой. – Минут десять назад я получил шифровку. Вам сообщаю первому.

   – Домо оригато.

   Гэнда поклонился ещё ниже, чем его командир.

   – Очень рад слышать. Если позволите, это очень вовремя. Ремонт длился дольше, чем следовало.

   – Соглашусь, – произнес контр-адмирал. – Я злился и бесился чаще, чем могу вспомнить, и ни к чему это не привело. Никакого толку.

   Гэнда кивнул – иногда злость совершенно бесполезна. Каку продолжил:

   – И всё же, авианосец уже на пути сюда. Он прибудет через пару недель. Я надеялся, что нам дадут ещё и "Тайхо", однако, мне ответили, что его ещё нужно обкатать. Никакого толку, – повторил он.

   – Плохо, господин. Он бы нам пригодился.

   Гэнда очень много слышал о "Тайхо" и прекрасно понимал, какая от него могла быть польза. Среди прочего, корабль был оборудован бронированной полётной палубой, которая была способна выдерживать прямое попадание бомбы, весом 450 кг – впервые в истории японского флота. Коммандер добавил:

   – Нам бы пригодились любые авианосцы, большие и малые. Американцы, определенно, готовы рискнуть.

   – Не понимаю, о чём вы, – невозмутимо ответил на это Каку.

   Строго говоря, он настолько убедительно изображал невозмутимость, что Гэнда едва ему не поверил. Командир "Акаги" так широко зевнул, что его лицо едва не разделилось надвое. Для него беспокоящие рейды американцев таковыми не являлись. Каждую ночь авианосец вставал на якорь в разных местах гавани Перл Харбора, дабы американским гидросамолётам было труднее его обнаружить и подбить. Пока такой метод работал; повреждения пока были лишь случайными. Но с каждой воздушной тревогой адмирал Каку обязан находиться на мостике. А, ведь, он уже не молод. Бессонные ночи не проходили для него даром.

   – Они бьют не только здесь, – сказал Гэнда. – Американцы топят лодки наблюдения везде, где только могут.

   – Да, я тоже об этом слышал.

   Говорил Каку совершенно серьезно, и радости в его голосе слышно не было.

   – Они считают, что, убрав их, обеспечат себе фактор внезапности.

   – Мне тоже так кажется, господин.

   Гэнда также считал, что американцы могут оказаться правы. Японцы постоянно заменяли выбывшие из строя сампаны новыми, но происходило это небыстро и с проблемами. Американцы могут пробить брешь и незаметно провести свои корабли ближе к Гавайям.

   – Я разговаривал с коммандером Футидой, – сказал контр-адмирал. – Он пообщался с людьми, которые летают на "Н8К". Наши гидросамолёты будут патрулировать, несмотря ни на что. Они не застанут нас врасплох.

   – Хорошо, господин, – согласился Гэнда. – И чем больше мы получим в свои руки радаров, тем лучше. Они видят гораздо дальше, чем человеческий глаз.

   – Полагаю, что так. Все эти устройства, – раздражённо произнес Каку. – Я вам так скажу: когда спустили на воду мой авианосец, всё было иначе. В моё время, чтобы уничтожить противника, нужно было, действительно, его видеть. А не посылать самолёты куда-то за горизонт.

   – Верно, господин. Я слышал, адмирал Ямамото высказывался в том же духе.

   Гэнда решил, что его слова обрадуют командира. Разница лишь в том, что контр-адмирал Каку ностальгировал по былым временам, в то время как, Исороку Ямамото жил в настоящем, когда не смотрел в будущее. В этом и был весь Ямамото, иначе он бы не командовал Объединенным флотом. Люди, вроде Каку очень важны, но их можно было и заменить.

   – Адмирал Ямамото, – задумчиво повторил Каку. – Если бы не адмирал Ямамото, нас бы здесь не было.

   Именно так. Разумеется, японцев здесь не было бы и без Гэнды. Именно он убедил Ямамото в том, что за авиаударом необходимо высадить на Оаху наземный десант. Контр-адмирал Каку вряд ли об этом знал. Он продолжал:

   – Мне иногда кажется, что было бы лучше, если бы мы не высадились. Тогда бы мы не застряли здесь, отрезанными от снабжения.

   – Хаи, – сказал на это Гэнда, и развивать тему не стал.

   Он извинился, и спешно вернулся на полётную палубу. Ему вдруг потребовался свежий воздух. Над водами гавани Перл Харбора до сих пор стоял едкий запах горелого топлива, вылившегося более года назад. Голубая некогда вода сияла радужными пятнами.

   Коммандер напомнил себе, что Каку – превосходный командир авианосца. Это было правдой, независимо от того, понимал ли старик весь стратегический замысел. Гэнда был непоколебимо убежден, что, если бы Япония не бросила на США все силы, они бросили бы на неё свои. Для него этот факт был важнее всего на свете.

   Мысли о независимых Гавайях сменились мыслями о короле Стэнли Лаануи. А мысли о короле Стэнли сменились более приятными размышлениями о королеве Синтии. "Нужно найти повод попасть во дворец Иолани", – подумал коммандер. Даже если ради этого придётся вести неприятную беседу с генералом Ямаситой.

   Гэнда не ждал от неё поцелуя. Она бы, наверное, и не стала его целовать. Но и обратного отрицать нельзя. Рано или поздно, он это выяснит.

   А если она не станет? Если разозлится? Худшее, что с ним сделают – отошлют домой. В этом Гэнда уверен. Более того, шансы на это, когда американцы стояли буквально за углом, были крайне низки.

VII

– Это глупо, Оскар.

   В голосе Сьюзи Хиггинс звучала неподдельная тревога.

   – Тебя и самого убьют, и у всех, кто рядом с тобой, появятся проблемы.

   – И что же тревожит тебя сильнее? – поинтересовался Оскар ван дер Кёрк.

   – Если думаешь, что мне хочется, чтобы япошки за мной следили, то ты – сумасшедший.

   Сьюзи всегда была горячей девушкой.

   Оскар даже не мог с уверенностью сказать, что Чарли что-то натворил. Этого он не знал. По словам полицейского сержанта в Гонолулу, япошки считали, что натворил. Кэмпэйтай... Чем чаще он повторял это название про себя, тем страшнее оно звучало. Явятся ли они к нему домой посреди ночи, как это делает гестапо?

   – Я просто хочу немного поделиться рыбой, – сказал Оскар. – Нынче еда ценится выше денег.

   – Ты с япошками даже поговорить не сможешь, – сказала Сьюзи, что было, в общем-то, правдой. – Как ты собираешься добиваться от них того, что тебе надо? Они даже не поймут, что ты им говоришь.

   Оскар потёр большим и указательным пальцами, словно считал деньги. Как изобразить ловлю рыбы, он не знал. Да и никто не знал.

   – Я разберусь, – сказал он чуть более уверенно, чем сам считал. – К тому же, на местах, как правило, сидят местные клерки. Кто-нибудь меня поймёт. Когда пытаешься что-нибудь кому-нибудь вручить, тебя обычно неплохо понимают.

   С этим не стала спорить даже Сьюзи.

   – Ты только проблем себе наживёшь.

   – То же самое ты говорила, когда я ходил в полицию, – напомнил ей Оскар.

   Его слова её не впечатлили.

   – Ладно, тогда тебе повезло. С чего ты решил, что тебе повезет дважды?

   Весьма справедливый вопрос, вынужден был признать Оскар. Он не нашёл ничего лучше, чем сказать:

   – Эй, детка, мне всегда везёт. Ты же со мной.

   Сьюзи покраснела. С тех пор, как вторжение Японии оставило её на Гавайях, она сильно загорела, однако, румянец, всё же, был заметен.

   – Оскар, блин, ну зачем такое говорить? – зло сказала она.

   – Может, я серьёзно?

   Она покраснела ещё сильнее. Затем, она вскочила и убежала в крошечную ванную. Какое-то время она просидела там, а когда вышла, её лицо оставалось красным. В глазах горел подозрительный огонёк. Она поманила Оскара пальцем – точно так же его звала мать, когда ему было четыре года.

   – А, знаешь, это забавно.

   – Что именно?

   Чем бы Сьюзи там ни занималась, не смеялась она точно.

   – Когда я увидела тебя впервые, ещё до того, как ты меня коснулся и начал учить сёрфингу, я уже знала, что пересплю с тобой, – ответила она. – Мне хотелось как можно быстрее избавиться от вкуса Рика во рту.

   Рик – это её бывший муж, расставание с которым она и хотела отпраздновать на Гавайях. Сьюзи снова поманила его пальцем.

   – И только попробуй что-нибудь сказать о вкусе себя во рту.

   – Я? Я вообще молчу, – насколько мог невинно произнёс Оскар. Живя в тропическом раю, он переспал со множеством женщин. Это было одной из положительных сторон работы инструктором по сёрфингу.

   – О, нет, ты сказал. Сказал что-то приятное. Переспать с тобой несложно. Самое сложное это то, что я, возможно...

   – Возможно, что?

   – Возможно, я влюбилась в тебя, – тихо закончила она.

   – Ох.

   Оскар подошёл к ней и обнял.

   – Знаешь, что, малыш? Возможно, я тоже в тебя влюбился. А, знаешь, что ещё? Наверное, прежде чем что-то делать, нам стоит подождать и посмотреть, что будет дальше. Если окажется, что япошки победили и удержали этот остров, значит, мы будем знать, где оказались. Если же, американцы вернутся и отобьют Гавайи обратно, тогда мы тоже будем знать, где находимся. Сейчас же вокруг полный бардак. Как нам строить планы, если мы даже не знаем, что именно нужно планировать?

   Он поцеловал её, а затем сказал:

   – Я должен, милая. Всем плевать на Чарли, а он, ведь, мой друг.

   Сьюзи глубоко вздохнула. Если бы она сказала "Если бы ты меня любил...", то возникли бы сложности. Ещё несколько месяцев назад она так и сказала бы. Однако сейчас она сказала иначе:

   – Я не вправе тебя отговаривать, правда?

   – Неа.

   – Тогда, буду ждать твоего возвращения.

   На этот раз она не стала манить его пальцем – она ткнула им его в ребро.

   – А теперь, полагаю, ты ждёшь какого-то веселья. Ждёшь, ведь? А? Ждёшь? – И снова ткнула его пальцем.

   – Кто? Я? – спросил Оскар, словно, ни о чём подобном не думал. Сьюзи рассмеялась, видимо, заметила его уловку. Той же ночью они страстно наслаждались обществом друг друга. Спал Оскар крепко.

   Утром он отправился в Гонолулу Хале. Жизнь продолжалась даже под властью японцев. Люди женились. Продавали и покупали недвижимость. Платили за неё налоги. Получали торговые лицензии. Судились друг с другом. Большинство клерков, работавших на Американские Гавайские территории, продолжали работать и на Японское Королевство Гавайи.

   Впрочем, появился и новый отдел. Над его дверью висела табличка: "ОСОБЫЕ СЛУЧАИ". Она, конечно, не означала "Оставь надежду, всяк сюда входящий", но смысл был примерно тем же. Несколько человек, стоявших в других, более безопасных очередях, уставились на входящего Оскара. Маленькая пожилая женщина, хапа – гавайка, а, возможно, полугавайка-полукитаянка, перекрестилась.

   Сидевший за столом клерк тех же кровей, поднял взгляд от бумаг. На дощечке значилось имя: "Альфред Чои". Он изо всех сил старался показать, что удивить его нечем.

   – Да? Чего желаете?

   – У меня есть приятель, которого, эм, арестовали. Я не считаю, что он что-то натворил, поэтому хочу помочь его вытащить, – сказал Оскар.

   – Обратитесь в полицию, или к адвокату, – ответил Альфред Чои.

   Оскар печально помотал головой. Чои посмотрел на него так, словно дверь не открывалась, и через неё никто не входил.

   – Этот человек, этот "друг", – последнее слово он произнес, словно какое-то ругательство, – имел какое-то отношение к оккупационным властям?

   – Ага, – признал Оскар, ещё более печально, чем до этого мотал головой.

   – Назовите его имя.

   – Чарли Каапу.

   Оскар подумал, что сейчас Чои нажмёт потайную кнопку и в комнату ворвётся десяток сотрудников кэмпэйтай с пистолетами и самурайскими мечами наперевес. Ничего подобного не произошло. Клерк поднялся, подошёл к четырёхстворчатому шкафу, стоявшему метрах в трёх от него, и около минуты изучал содержимое третьей створки.

   Когда он вернулся, его лицо было мрачным.

   – Вы ничем ему не поможете, – сказал он. – Я ничем ему не помогу. Никто не поможет. Им занимаются оккупационные власти.

   – Он, что, мёртв?

   Оскар не хотел даже думать об этом, не то, что произносить вслух.

   Альфред Чои помотал головой.

   – Пока нет, – ответил он и его слова не сулили ничего хорошего.

   Возможно, он пытался на что-то намекнуть. Оскар на это надеялся – всяко лучше альтернативы. С осторожностью подбирая слова, он сказал:

   – Я ловлю много рыбы, больше, чем нужно мне самому.

   – Благодарю, мне хватает еды, – ответил на это Чои. – Я мог бы взять вашу рыбу и наколоть вас, – сленговое словцо он подобрал сознательно. – Однако еды мне хватает, и я вам прямо скажу: я ничем не могу помочь вашему другу. Никто не может. Его дело пау.

   Гавайское слово, означавшее "решено", было в ходу среди местных, но ещё никогда оно не звучало столь фатально.

   – Могу я переговорить с кем-то ещё? – спросил Оскар.

   – Хотите, чтобы с вами начала говорить кэмпэйтай? – в голосе Альфреда Чои звучало искреннее любопытство, как будто ему было совершенно наплевать, что будет дальше. Скорее всего, так и было. Его этот вопрос вообще не касался.

   – Наверное, нет, – быстро ответил Оскар.

   – Вот и мне кажется, что нет. Это разумно.

   Клерк указал на дверь.

   – Выйдите через ту же дверь, через которую вошли.

   Оскар вышел. Несколько человек, стоявших в коридоре, с удивлением смотрели, как из двери "ОСОБЫЕ СЛУЧАИ" кто-то выходил. Оскар решил, что сделал для Чарли Каапу всё возможное. Ему очень хотелось узнать, что же такое натворил Чарли, или в чём его обвиняли япошки. Ещё ему очень хотелось знать, что его ждёт дальше.

   Последние несколько дней воспоминание о полусырой-полугорелой кабанятине оставалось для Джима Петерсона лишь воспоминанием. Он снова вернулся к скудному пайку долины Калихи, работая каждый день до упаду.

   Он стоял под дождём на утренней перекличке. Разумеется, япошки, которые вели пересчёт, стояли под зонтами. А пленные? Смешно даже думать. Петерсон надеялся, что перекличка пройдёт гладко. Если нет, япошки, скорее всего, погонят их на работу без завтрака. Пленные дохнут? И что? Работа стоит? Катастрофа!

   Всё шло вроде бы гладко, когда на юго-западе началось какое-то движение. Япошки надёжно оградили периметр. И всё равно, так или иначе, кто-нибудь из вконец отчаявшихся пленных пытался его прорвать. Тех, кто сбегал, ловили. На их примере остальным преподавали урок. Демонстрация кровавых пыток лишь добавляла к ночным кошмарам Джима Петерсона ещё один.

   В этот раз вели не беглеца. На этот раз в этот ад привели новых проклятых. Вместе с остальными страдальцами, Петерсон смотрел на новичков.

   – Это не солдаты, – сказал кто-то позади, за пеленой дождя.

   Этот парень оказался прав. Одеты они были не в изодранный хаки или синюю флотскую форму, а в изодранные джинсы и цветастые футболки. Несмотря на то, что это гражданские, обходились с ними точно так же. Они были побиты, измучены, уставшие. Несколько человек хромали. У большинства рты были в крови. Во рту у них зияли дыры от недавно выдранных или выбитых зубов.

   Один из конвоировавших их япошек, по неведомой причине ударил прикладом по голове какого-то полугавайца. Парень споткнулся, застонал, но остался на ногах. Петерсон решил, что таким ударом можно было свалить и слона. Если бы он упал, япошки забили бы его до смерти. В этом месте собрались самые невезучие заключённые.

   Кто-то неподалёку пробормотал:

   – Какие же они все жирные.

   Эти люди были не совсем толстыми. Даже японская охрана, за исключением парочки типов, не была толстой. Однако на них было больше мяса, чем на грязных заросших скелетах, что трудились в долине Калихи.

   Пока новоприбывших передавали в руки охраны лагеря, повсюду стояла оживленная японская речь. Охранники были так же рады новеньким, как домохозяйка радуется марширующим по кухне мышам.

   Петерсон мог понять, как минимум, одну причину, почему.

   – Вот теперь перекличка пойдёт по пизде... – мрачно произнес он. Несколько человек, стоявших рядом, застонали. На них посмотрел охранник. Предполагалось, что они не должны издавать ни звука. После продолжительного, достойного фильма про бандитов, взгляда, япошка отвернулся.

   Благодаря какому-то маленькому чуду, вновь прибывшие практически не испортили перекличку. Вставляя в свою речь окрики на английском, япошки построили их в колонны по десять человек. Так охранникам было проще их посчитать. Затем они вернулись к пересчёту тех, кто уже находился в лагере. Чтобы удовлетвориться, им оказалось достаточно посчитать их всего лишь дважды.

   На завтрак, в итоге, оставалось минут пятнадцать. Для япошек даже пятнадцать минут – это слишком долго. Не обращая внимания на стоны и ругань пленных, они погнали их на строительство туннеля. Ругань и стоны мало чего стоили против сытых людей, штыков и боевых патронов.

   Новичков тоже погнали на работу. Новички не жаловались. Они не знали, что пропустили завтрак. Не знали они и о том, куда, собственно говоря, их ведут.

   – Интересно, за каким хером их сюда притащили, – заметил Петерсон.

   – Наверное, натворили что-то, – ответил Горди Брэддон. Немного подумав, он добавил: – Это первые гражданские, кого сюда прислали. Япошки определенно хотят их уморить.

   – Ага, как и нас, – сказал Петерсон.

   Брэддон кивнул.

   – И что мы будем здесь делать? – спросил тот самый полугаваец, которого ударили прикладом.

   По его лицу текла кровь вперемежку с дождевой водой. Если он об этом знал, то не обращал внимания.

   – Рыть туннель через горы.

   Петерсону вдруг начало нравиться спокойствие новичка. Он представился и протянул руку.

   – Джим, – повторил новенький. – А я Чарли. Чарли Каапу.

   Рукопожатие у него оказалось крепким. Да и с чего ему таким не быть? Бери-бери не выжимал из него все силы. По крайней мере, пока. Начнёт, если он проживёт здесь достаточно долго.

   – Что ты такого натворил, что тебя настолько возлюбили и отправили в этот райский уголок? – спросил Петерсон.

   – Возлюбил, – ответил Чарли и рассмеялся.

   Смеялся он от души, так смеются люди, которых никогда не били, или, те, кто и подумать о таком не мог.

   – Сказали, я шпионил на Америку, – сказал он.

   – Да, ну? А ты шпионил?

   Это спросил не Петерсон, а парень по имени Сеймур Харпер. Не только Петерсон подозревал, что он стучал япошкам, хотя доказательств тому ещё ни у кого не было.

   Пара человек закашлялась. Так они предупреждали новичка о грозящих неприятностях. Однако Чарли Каапу все эти уловки оказались без надобности. Он помотал головой, а затем ухмыльнулся.

   – Блин, нет, – ответил он. – Просто подружка одного японского майора решила, что я в койке лучше него.

   Он снова самодовольно рассмеялся.

   – Знаете, хуи у япошек просто крошечные. Однажды она на него рассердилась и всё рассказала, а этот пидор уже взялся за меня. Ну, или копам приказал.

   Горди Брэддон сказал:

   – В отличие от нас, ты отлично повеселился.

   Петерсон кивнул. Затем улыбнулся, а улыбался он нечасто, по крайней мере, в долине Калихи.

   Чарли тоже улыбался, что явственно говорило о причинах его попадания сюда.

   – И как мы будем рыть этот сраный туннель?

   Они уже подходили к последнему повороту к месту работ. Джунгли уже не скрывали отрытый кусок туннеля и скудный инструментарий. Под дождём инструмент мог проржаветь, но япошкам плевать. Если он сломается, у них появится лишнее оправдание отыграться на пленном. Петерсон указал на кирки, лопаты и ломы.

   – Добро пожаловать на Чёртов остров образца 1943 года, Чарли.

   – Ого.

   Полугаваец мелодичным баритоном запел "Ду-ду-ду. Ду-ду-ду. На работу я иду". Петерсон смотрел "Белоснежку" – а кто не смотрел? – но пения здесь он прежде не слышал.

   Света от факелов и керосинок внутри туннеля едва хватало для работы. Раньше там стоял свечи и лампы, работавшие от пальмового масла или чего-то подобного. Пленные их украли, сожрали жир и выпили масло.

   – Ты работа!

   Если япошка и знал английский, его словарный запас ограничивался этими словами. Эти слова сержант подтверждал взмахом бамбуковой палки. Время от времени, он охаживал ею кого-нибудь, но новичкам доставалось сильнее и чаще.

   Тихим голосом Петерсон произнес:

   – Мы не работаем быстрее, чем нужно.

   Тень Чарли Каапу кивнула, дёрнулась и склонилась над базальтовой породой горы.

   – Да, хуху, Джим, – сказал он. – Я понял.

   Однако и он сам, и другие новички, сделали больше работы, чем все те, кто находился тут давно вместе взятые. Дело не в том, что они старались, Джим Петерсон понимал, что до них дошло, что особо напирать не нужно. Как бы они ни относились к япошкам, иначе они просто не могли. По сравнению с тощими, измученными военнопленными, новички казались Чарльзами Атласами*. Разумеется, человек с нормальными мышцами будет работать активнее, чем тот, у кого остались только кожа да кости, причём, буквально.