Текст книги "Конец начала (ЛП)"

Автор книги: Гарри Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

   – Мы из моря выловили бортстрелка, – сказал Хироси. – Как там его звали?

   Кензо охватила надежда.

   – Бёрлсон. Бёрт Бёрлсон, – ответил он так, словно проходил какой-то экзамен.

   Вместе с Хироси они рассказали о том, как вытащили этого человека из воды, а затем высадили его где-то в районе Эвы.

   Лейтенант записал и это.

   – Разберёмся, – сказал он. – Если ваш рассказ не подтвердится, вся ваша история обратится против вас.

   – Господи! – воскликнул Кензо. – Да мы ж не знаем, что с ним стало, когда он сошёл с сампана. Знаем только то, что через десять минут его схватили японцы, а ещё через несколько месяцев он умер.

   – А я знаю, что его никогда не было, и вы всё выдумали, – холодно произнёс лейтенант. – Разберёмся. Пока же...

   Пока же, их вернули в лагерь. После этого никто с ними больше не хотел иметь никаких дел. Люди думали, что сотрудничество с врагом сродни холере. А почему нет? Со стороны американских военных к ним было такое же отношение.

   Через одиннадцать дней – Кензо продолжал считать – они вновь выстроились на перекличку. Затем их снова отвели всё к тому же молоденькому лейтенанту.

   Выглядел он так, словно проглотил целый лимон.

   – Вот, – сказал он и передал им бумаги с напечатанным текстом.

   Кензо взглянул на них. В бумаге было написано, что он, Кензо Такахаси, доказал свою верность и полностью восстановлен в гражданских правах, невзирая на расу и национальность.

   – Боже, – тихо и напугано произнёс он.

   Хироси выглядел таким же испуганным.

   – Что не так? Вы же получили, что хотели? – поинтересовался лейтенант.

   – Я хочу, чтобы люди считали меня верным до тех пор, пока своими действиями не докажу обратного, – ответил Кензо. – Ведь за эти ценности дерется Америка, верно? Здесь же написано, что мы с братом были предателями, пока сами не доказали обратного. Разницу видите?

   – Может быть.

   Офицеру, судя по всему, было плевать.

   – Может, нынче всё так и работает. Не знаю. Но я точно знаю, что местные япошки заигрывали с оккупантами. Ваш отец заигрывал. Хорошо, вы не при делах. Прекрасно. Свободны. Если ждёте медаль за верность Америке – забудьте.

   – И что нам теперь делать? – спросил Хироси.

   – Да, что хотите. Повторяю: свободны. Если хватит ума, сохраните эти бумаги и будете предъявлять их по первому требованию.

   Лейтенант указал большим пальцем себе за спину.

   – Хватит. Валите отсюда.

   Они вышли. Охранники повели их обратно в фильтрационный лагерь. Кензо показал им письмо. Командовавший караулом капрал прочёл его, шевеля губами. Затем он неохотно кивнул.

   – Кажется, они чистые, – сказал он.

   – Да, нахуй. Это же япошки, – сказал солдат.

   – Ага.

   Капрал хмуро посмотрел на Кензо и Хироси.

   – Не знаю, каким макаром вы вписали сюда свои имена, но на вашем месте, я бы поскорее отсюда сваливал. Я серьёзно.

   Братья ушли как можно быстро. Хироси морщился от боли в ноге, но не замедлился ни на секунду. Кензо осматривал руины города, в котором прожил всю жизнь. Он посмотрел в сторону Даймонд-Хед, чтобы определить своё местоположение. Целых знакомых домов он не увидел.

   Надо будет позже зайти к Сандбергам, узнать, как там Элси. Он задумался, как часто придётся по дороге показывать письмо.

   – Свобода, – тихо произнёс он. – Понятно.

   Взвод сержанта Леса Диллона расположился на разбитой лужайке около дворца Иолани. Часовых приходилось выставлять даже сейчас. Неподалёку, до сих пор, прятались несколько японских снайперов. Недавно один ранил бойца рядом с городской ратушей Гонолулу. Морпехи быстро его выловили и отправили к праотцам.

   В воздухе стоял запах смерти. Среди развалин валялось множество тел. Рано или поздно приедут бульдозеры и, либо закопают их под обломками, либо зароют в землю. Пока же этого не произошло.

   К периметру приближался некто в чистой новенькой форме. Вид целой, отглаженной, чистой формы автоматически вызвал у Леса подозрения. Очередная бесполезная замена выбывших морпехов, которым не повезло? Однако этот парень передвигался уверенно, а в зубах у него была зажата сигара.

   – Датч! – крикнул Лес. – Сучий ты потрох!

   – Ага, я тебя тоже люблю, братан, – отозвался Датч Вензел.

   Его рука всё ещё была перевязана, но он показал, что пальцами шевелить уже может.

   – Там решили, что нефиг тратить грузовое место в корабле на материк, поэтому я здесь.

   – Рад тебя видеть. Рад видеть любого, кто знает, куда нужно прятать жопу. Кого-то, кто восполнит потери.

   Лес рассмеялся.

   – Когда меня призывали в 1918, говорили о том же.

   – И разве они не правы?

   Лес аккуратно ткнул его кулаком в голову. Вензел огляделся.

   – Ё-моё, мы же здесь всё зачистили, да?

   – Это точно, бля, – не без гордости ответил Диллон.

   Дворец Иолани уже никогда не станет прежним. Примерно половина здания обрушилась. Впрочем, кому-то удалось вытащить из-под развалин флагшток. На нём вновь развевалось звёздно-полосатое знамя. Лес решил, что скорее он начнёт торговать в аду тёплыми кофтами, чем здесь вновь появится флаг Гавайских территорий. Всё, что было связано с марионеточным королём, быстро становилось непопулярным.

   Ратуша Гонолулу на востоке выглядела ещё хуже. Здание построено недавно, поэтому оно было гораздо крепче древнего дворца. Япошки превратили его в настоящую крепость. Когда артиллерия и танки сравняли его с землёй, морпехи и солдаты принялись зачищать то, что осталось огнемётами и штыками. Там тоже развевался американский флаг. Лес был рад видеть там знамя своей страны, но участвовать в боях за ратушу не согласился бы. Он и так их достаточно повидал.

   Остальной Гонолулу выглядел не лучше. Даже в устоявших домах зияли дыры. Япошки из каждого куска камня пытались создать непреодолимый рубеж. Под раздачу попадали и гражданские, отчего вонь в воздухе была ещё сильнее.

   Лес вздохнул, размышляя о том, что осталось от притонов на Отель-стрит. Мало чего.

   – Город уже никогда не станет прежним, – сказал он.

   – Весь остров уже никогда не станет прежним, – поправил его Датч Вензел. – Ананасы? Сахарный тростник? Всей этой херни тут уже и не найдёшь. Кругом только рис. Доулы пойдут по миру.

   Он рассмеялся собственной шутке. Лес тоже.

   – Кто сейчас будет о таких вещах переживать? Кто займётся уборкой всего этого бардака? Всех волнует лишь подготовка к обороне острова. Хикам и Уилер снова работают, поэтому авианосцы тут надолго не задержатся. Кто ж знает, когда мы сумеем восстановить Перл Харбор.

   – Мне не рассказывай, – сказал Датч. – Там столько мусора, и нашего и японского. Выгоревшее топливо, разбитые ремонтные доки... Нескоро починят.

   – Полагаю, так.

   Лес закурил, чтобы отогнать вонь дыма сигары приятеля. Он посмотрел на северо-запад.

   – Так или иначе, надо выкинуть этих гадов с Мидуэя и Уэйка, особенно с Мидуэя. Грохнуть Стиральные Машины Чарли* будет совсем не жаль.

   "Бетти" с Мидуэя легко могли долететь до Оаху. Раз в несколько ночей в небе появлялся гул, падали несколько бомб, затем самолёты улетали обратно. Налёты эти никакой опасности не представляли... пока одна из бомб не падала вам на голову.

   Вензел кивнул.

   – Ага, чем раньше начнём, тем лучше. А закончим там, пойдём дальше, вот и всё.

   – Куда бы мы, блядь, не сунулись, там понадобятся морпехи, – весело произнёс Лес.

   Датч Вензел снова кивнул. Оба посмотрели на запад, в сторону островов, названий которых и опасности которых они пока и знать не могли. Лес выпустил облако дыма.

   – Интересно, сколько нас останется, когда война закончится? Надеюсь, достаточно.

   Датч опять кивнул.

   При захвате Оаху в плен попало лишь несколько сотен японских солдат и матросов. Американцы держали их всех в лагере в Перл Сити, на северном краю Перл Харбора.

   Ясуо Фурусава полагал, что сделано это было ради того, чтобы пленные видели, как они работают. Возвращение Перл Харбора в строй заняло бы у Японии годы, если бы она вообще когда-нибудь за это взялась. Фурусаве эта работа казалась невыполнимой. Американцы привезли сюда больше техники, чем можно было найти на всех японских островах. Ещё они привезли тонны топлива, хоть им и пришлось тащить его аж с материка.

   И работа шла. Затонувшие корабли были подняты. Некоторые утащили на ремонт. Другие распилили на металлолом. На берегу и на острове Форд появлялись дома. Всё происходило так быстро, что ефрейтору увиденное казалось каким-то фильмом на быстрой перемотке.

   – Мы и не знали, насколько они сильны, пока не начали с ними воевать, – мрачно произнёс он, стоя в очереди на обед.

   Даже еда здесь демонстрировала мощь США. Как пленный он ел гораздо лучше, чем как солдат японской императорской армии. Фурусава помнил, как и чем его страна кормила американских пленных, и как те потом выглядели. Сравнение было пугающим.

   Пленный, что стоял перед ним, лишь пожал плечами.

   – Какая теперь разница? – спросил он. – Какая вообще уже разница? Мы опозорены. Наши семьи теперь будут вечно нас ненавидеть.

   Даже в рядах униженной японской армии сохранялась своя иерархия. Будучи всего лишь ефрейтором, Фурусава стоял ближе к верхней части пирамиды. В плен он попал без сознания. Отбиваться он не мог. Он сам и такие же, как он, те, кто были слишком тяжело ранены, чтобы покончить с собой, стояли выше тех, кто просто хотел жить и бросил оружие, подняв руки, вместо того, чтобы прижать к груди гранату или броситься на американцев и погибнуть с честью.

   Несколько пленных уже покончили с собой. Американцы делали всё возможное, лишь бы не дать им умереть. Некоторые пленные считали, что подобное отношение лишь сильнее их позорит. Поначалу Фурусава тоже так думал. Теперь нет. Американцы жили по своим правилам, отличным от японских. Самоубийство было в ходу среди его народа, но не среди янки. Если бы он не видел их в бою, то назвал бы их мягкими. Они и в первый раз сражались отчаянно. Попытки остановить их вторжение были сродни попыткам остановить поток лавы голыми руками.

   Время от времени пленных вызывали на допрос. У противника имелось множество следователей, которые говорили по-японски. Фурусава гадал, сколько местных японцев, сотрудничавших ныне с США, ранее сотрудничали с оккупационными властями. Он бы не удивился, если бы узнал, что некоторые пытались порядочным настоящим прикрыть сомнительное прошлое.

   Он отвечал на все интересующие их вопросы. Почему нет? После катастрофы плена, что может быть ещё хуже?

   – Вы когда-нибудь встречали или были знакомы с командующим обороной Гонолулу, капитаном Ивабути? – спросил следователь.

   – Видел несколько раз, как он тренировал своих бойцов. Я никогда с ним не общался, как и он со мной. Я всё-таки, был простым солдатом.

   Следователь сделал несколько записей.

   – Что думаете о капитане Ивабути?

   – Что он требовал от своих людей больше, чем те могли дать.

   – Считаете, есть и другие офицеры, подобные ему? Считаете, есть и другие оборонительные рубежи, подобные этому?

   – Возможно, – ответил Фурусава.

   Судя по тому, как вытянулся рот следователя, тот ждал не такого ответа. Ефрейтор продолжал:

   – Как ещё можно воевать, если не выкладывать все силы? Американцы с нами тоже не особо сюсюкались, когда высадились.

   – На длительной дистанции это будет стоить Японии лишь ещё больших жертв, – сказал следователь. – Вы и сами видели, что не можете ничего сделать, если Америка ударит в полную силу.

   Фурусава видел. И увиденное его напугало. Его пугал даже собственный полный желудок.

   – Я всего лишь ефрейтор. Делаю то, что прикажут. Если бы вам удалось захватить генерала, эти вопросы вы могли бы обсудить с ним.

   – Мы взяли подполковника и двух майоров – один был без сознания, как и вы, другие тяжело ранены. Всё высшее командование мертво. Старшие офицеры тоже почти все мертвы.

   – Не удивлён, – сказал Фурусава. – Вы победили. Больше мне вам нечего сказать. Но война ещё не скоро закончится.

   В итоге, его вернули в лагерь. Фурусава наблюдал, как с аэродрома Хикам взлетали четырёхмоторные бомбардировщики. Полосы аэродрома также восстановили с поразительной скоростью. Громадные самолёты уходили на северо-запад. Война закончится ещё не скоро, и американцы были к ней готовы.

   Флетч Армитидж отутюжил форму так, как никогда не утюжил её с момента прибытия в Вахиаву. Глядя на себя в зеркало и сравнивая с теми, кто не умирал от голода, он понимал, что ещё слишком худой. Но, если обернуться назад, прогресс очевиден.

   Вахиава тоже изменилась. С улиц убрали мусор и обломки. С обочины шоссе Камеамеха также убрали остовы автомобилей. На тротуарах появилось больше людей. Как и Флетч, выглядели они намного полнее, чем раньше.

   Флетч похлопал водителя по плечу.

   – Может, остановимся?

   – Как скажете, сэр, – спокойно ответил водитель и свернул на обочину.

   Мимо на юг прогрохотала колонна оливковых грузовиков. Флетч подумал, что же такое они везли в Гонолулу или в Перл Сити. Обоим городам, по-прежнему, требовалось всё, что есть. Он пожал плечами. Не его проблема. Его проблемы здесь, в этом городе.

   В этот раз путь до квартиры, в которой он когда-то жил вместе с Джейн, дался ему легче. Он даже почти не устал. Тренировки пошли на пользу. Больше ему ничего не приходилось делать через силу, как во время плена. Если он замедлится, больше никакой японский сержант не ударит его бамбуковой палкой или прикладом.

   Но ему и не нужно было замедляться. Он поднялся по ступенькам. Оказавшись перед дверью, он дважды поднимал руку, чтобы постучать и дважды её опускал. Дело не в усталости, а в нервах. Так он, по крайней мере, объяснил себе.

   "Дома, наверное, нет", – подумал он. Однако дверь открылась.

   – О, – выдохнула Джейн. – Это ты. Входи.

   Она отошла в сторону.

   – А ты ждала Кэри Гранта*? – ухмыльнувшись поинтересовался Флетч.

   Джейн горько рассмеялась.

   – Никого я не ждала. Все знают, что меня принуждали... к тому, чем я занималась. Но, всё же, люди знают, что я этим занималась. Общаться со мной особо никто не хочет.

   Она закрыла дверь, затем внимательно оглядела Флетча.

   – А ты выглядишь получше. Теперь не похоже, что сильный ветер тебя сдует.

   – Перед выходом я в карман пару гирь положил, на всякий случай, – ответил Флетч.

   На этот раз Джейн рассмеялась искренне. Взгляд Флетча скользил по ней.

   – Для меня ты всегда прекрасна, детка.

   Она уставилась на драный коврик.

   – Даже после всего этого?

   – Ага. Я знаю, будь у тебя выбор, ты бы ничем подобным не занималась. Поверь, так и есть. Я рыл окопы и капониры, из которых убивали наших ребят. Думаешь, я их по своей воле рыл? Но, япошки убили бы меня, поэтому я рыл.

   Джейн повернула разговор в неожиданную для Флетча сторону.

   – Убили, – пробормотала она и посмотрела на него.

   – Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? В смысле, точно зная, что убил?

   Как правило, артиллеристы находились на таком расстоянии, с которого не было видно, куда точно прилетел снаряд, но не всегда. Когда япошки высадились на Оаху, ему приходилось бить из 105мм орудия прямой наводкой.

   – Ага, – ответил он и рассказал, как подбил и сжёг вражеский танк. Затем он спросил:

   – А ты это к чему?

   – К тому, что я тоже убивала. Думаю, что убила.

   Джейн рассказала про Аннабель Чанг.

   – В тот момент я думала, что поступаю правильно. Иногда мне до сих пор так кажется. Но порой я думаю, что была не в себе, понимаешь?

   – Любая на твоём месте чувствовала бы то же самое. Если тебе станет от этого легче, ты была не одна такая.

   Джейн кивнула.

   – Я тоже себе так говорю. Иногда помогает. Иногда, нет. За последние два года столько произошло, что уже ничто не может помочь.

   – Правда это! – от волнения Флетч даже заговорил неправильно.

   Он неловко встал на одно колено.

   – Раз уж процедура развода не завершена, не останешься ли ты моей женой?

   Джейн уставилась на него. Затем она снова начала смеяться.

   – В прошлый раз ты говорил по-другому!

   – Ну, теперь я знаю тебя получше, да и смысл немного иной. Я постараюсь стать лучшим мужем, чем раньше. Луны тебе не обещаю, но я постараюсь. А ты?

   – Вставай, дурачок, – сказала она. – Что, я?

   Джейн, словно обращалась к себе, а не к нему. Она медленно кивнула.

   – Если ты настолько безумен, чтобы остаться со мной, наверное, я согласна. Поживём, увидим, наверное. А если нет... кто-нибудь из нас заполнит все бумаги, и всё.

   – Разумеется.

   Флетч согласился, скорее из-за того, что не желал спорить, нежели потому, что хотел думать о бумагах, адвокатах и всём том, что мешало ему жить до японского вторжения. Но он понимал ещё одну вещь: после японского плена, никакие юристы ему не страшны. По сравнению с адом, чистилище не такое уж и жуткое место. Поднимаясь на ноги, он тихо застонал.

   – Спасибо, детка!

   – Рано благодаришь, Флетч. Насколько я понимаю, ты пока на испытательном сроке. Если пройдёшь, хорошо. Нет, и я сразу же пойду к юристам.

   Она смотрела на него с какой-то издевательской, как ему показалось, серьёзностью.

   – Это угроза, засранец. Не надо лыбиться, как дурак, когда я тебе угрожаю.

   – Да? Нельзя, даже, если я счастлив?

   Указательными пальцами Флетч оттянул уголки рта вниз.

   – Так лучше? – невнятно спросил он, продолжая держать пальцы у рта.

   Джейн хмыкнула.

   – Боже, ну и дурак же ты.

   – Да, мэм. Благодарю, мэм.

   Флетч постарался отсалютовать так, словно только поступил в Вест Пойнт.

   – Могу я поцеловать невесту... жену... чёрт, кого бы то ни было, мэм?

   Как правило, на такие предложения она автоматически отвечала согласием. Сейчас же, судя по её лицу, всё было иначе. Вспомнив о причинах, его радость улетучилась. Через пару секунд Джейн кивнула.

   – Только осторожно, – сказала она.

   – Осторожно, – пообещал Флетч.

   Он аккуратно её приобнял, словно они впервые танцевали вальс. Джейн закрыла глаза и приподняла подбородок, лицо её лишь на четверть выражало желание, и на три четверти страх. Флетч поцеловал её. Их губы едва соприкоснулись, но это было лишь частью того, что он хотел. Точно так же они поцеловались в прошлый раз.

   Когда всё закончилось, он её отпустил.

   – Хорошо? – спросил Флетч.

   Джейн кивнула.

   – Хорошо. Спасибо.

   Она посмотрела на окно, в комнату, куда угодно, только не на него.

   – Мне было непросто. Прости. Если решишь передумать, я пойму.

   – Только не я. Я знал, что на дороге будут ухабы. Но сама дорога-то есть. За эти два года...

   Продолжать он не стал, да и не надо было.

   – Поступим, как ты сказала. Поживём, увидим, как всё пойдёт. Договорились?

   – Договорились.

   Джейн протянула руку.

   Флетч пожал её.

   – Я тебе подарок принёс, – сказал он и вытащил две пачки "Лаки Страйк".

   – Ого!

   Джейн едва не вырвала их у него из рук.

   – Нынче это гораздо лучше роз.

   Она распечатала пачку и сунула в рот сигарету. Флетч прикурил ей.

   – Ого! – повторила Джейн после первой затяжки.

   – Пойду я.

   Останавливать его она не стала, хоть Флетч и желал обратного. Коснувшись дверной ручки, он остановился.

   – Ещё одно. Если меня отправят служить дальше, а меня точно отправят, я за тебя поквитаюсь.

   – Ага.

   Джейн ещё раз глубоко затянулась.

   – Договорились, Флетч.

   Осень. Почти тридцать лет это слово для Хиро Такахаси оставалось лишь словом. На Гавайях всегда лето. Чуть теплее, чуть холоднее, чуть суше, чуть влажнее, но всегда бесконечное лето.

   Но теперь, несмотря ни на что, вернувшись в Японию, Хиро снова увидел различия во временах года. Южная оконечность Хонсю всегда славилась хорошей погодой, а Внутреннее море отлично в этом помогало. Хиро полагал, что здесь не будет так же отвратительно, как на Хоккайдо, где каждую зиму случались снежные бури. И всё же, здесь было холоднее и противнее.

   "Я зажрался", – подумал он.

   Власти делали всё, чтобы он был счастлив. Передачи с Гавайев сделали его на родине своего рода знаменитостью. А угрюмая знаменитость – это очень нехорошо.

   Хиро думал, что будет счастливее, если его поселят в префектуре Ямагути, там, где он родился. Он съездил в родную деревню. Там у него остались брат с сестрой и несколько старых знакомых. Встреча вышла более неловкой, чем он предполагал: никто не знал, что сказать. После стольких лет разлуки, у Хиро не осталось ничего общего ни с родственниками, ни со старыми приятелями.

   Наверное, те, кто всем здесь заправляли, поступили разумно, перевезя его в большой город. В деревню он может ездить, когда захочет, если захочет. Префектура Ямагути оставалась преимущественно сельской. Здесь постепенно расцветала жизнь, но, сравнивая с Гонолулу, это место оставалось до ужаса сонным.

   Например, тут не было ни одного города с первоклассными средствами вещания. Властям хотелось, чтобы он продолжал выходить в эфир, чтобы хоть как-то компенсировать потерю Гавайев. Никто так и не вышел и не сказал прямо, что Гавайи потеряны. О них просто перестали говорить в новостях. Хиро надеялся, что сыновья пережили бои. Ещё он надеялся, что при американцах они будут счастливы. Сам он понимал, что при них он счастья не обретёт, а американцы не будут счастливы видеть его рядом с собой.

   Хиро сошёл с троллейбуса на ближайшей к радиостанции остановке. Она находилась всего в квартале от Зала Промышленного Развития в центре города. Хиро посмотрел на север и увидел уткнувшиеся в небо горы Тюгоку. Снега на их вершинах пока не было, но ближе к зиме он появится. С момента возвращения с Оаху снега старик пока не видел. Он подумал, что просто видеть его – не так уж плохо. Но жить среди него... Придётся жить, будет жить, вот и всё.

   – Здравствуй, Такахаси-сан, – приветствовал его местный ведущий по имени Дзюнтиро Ходзуми. Он напоминал Хиро дешёвое подобие Осами Мураты. Он сыпал грубыми и глупыми шутками и постоянно дышал прямо в лицо, показывая, какой он близкий друг. Впрочем, ведущий обладал приятным баритоном.

   – Сегодня поговорим о твоём возвращении в Японию?

   Хиро думал над этим. Он вспомнил жутко переполненную подводную лодку, вонь, которая буквально сшибала с ног. Он вспомнил свой всепоглощающий страх, когда лодка, раскачиваясь и маневрируя, прорывалась сквозь кольцо американских кораблей, стоявших вокруг Оаху. Вспомнил он жуткий писк вражеского эхолота и гулкий грохот глубинных бомб. Хиро вспомнил, как тряслась подлодка, словно вокруг трясло всё море. И он вспомнил, как страх превратился в ужас.

   Понимал ли Ходзуми, о чём спрашивал? Хотел ли он, чтобы слушатели обо всём этом узнали? Что с ними сделает правительство, если они выпустят всё это в эфир? Ничего хорошего. В этом Хиро был уверен. Он тактично произнёс:

   – Может, поговорим о чём-то другом, Ходзуми-сан...

   Тот, на удивление, уловил намёк. Его широкая ухмылка оголила золотые передние зубы.

   – Как скажешь. Как насчёт, тогда, поговорить о прелести настоящего риса, который растёт только на родине?

   – Хорошо. Давайте об этом, – сказал Хиро.

   Рис здесь, действительно, был намного лучше той слизи, которой он питался с начала оккупации. Порции тоже здесь были больше тех, что получали жители Оаху, не намного, но больше. Обо всём этом можно рассказать так, что местные решат, будто так было всё время, пока Хиро жил на Гавайях. Старик начинал понимать, как тут всё устроено.

   Студия напоминала ему радиостанцию KGMB, из которой вёл передачи Мурата. Обстановка, кажется, была точно такой же. Неужели японцы забрали её у американцев? Хиро бы не удивился. Даже жесты звукоинженеров за стеклом были такими же.

   – Отличная работа! – сказал Хидзуми, когда передача закончилась. – Отличная работа!

   – Аригато, – ответил Хиро.

   Ещё один рабочий день закончен.

   Выйдя из студии, он на троллейбусе отправился на побережье и долго смотрел через Внутреннее море на Итаку Сима, Остров Света. В стародавние времена этот остров принадлежал богине любви Бентин. Главный храм стоял уже 1300 лет. К нему стекались паломники со всей Японии.

   На Гавайях ничего подобного не было. Хиро кивнул собственным мыслям. Даже если погода здесь была далека от идеала, всё равно, Хиросима – отличное место.