Текст книги "Средь бала лжи (СИ)"

Автор книги: Евгения Сафонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

– Но разве сейчас они предназначались вам?

– Она думала иначе, хочешь сказать? – он сжал ладонь, поймав кончик пламени между пальцев: огонь жёг его кожу, не сжигая. – Но это был я. Мне хватит и этого.

Слуга осторожно шагнул к креслу.

– А вы не думаете, что всё можно было бы сделать… по-другому? Уверен, она смогла бы полюбить вас, а не вашу маску.

– Тот, кого она могла бы полюбить, тоже маска. Истинный я – Палач, чудовище из сказок, которыми в детстве пугала её мать. – Он смотрел на огонь, чувствуя упоительное тепло. – Я недостоин любви.

– Но вы могли бы…

– Нет, не мог бы. И в этом наше с ним принципиальное различие. – Огонёк дрогнул, спугнутый его дыханием. – Я не смог бы ей лгать. Только не ей.

Ему давно не было больно. Вспоминать это чувство оказалось несладко.

Это когда-то предпочёл Арон? Он пытался заставить его забыть, сотни лет пытался; забыть так же, как когда-то забыл он сам. Но брат цеплялся за свою любовь и свою боль, понимая, что одно от другого неотделимо – предпочитая смотреть, как умирают, страдают и предают его те, кого он любил, но не забывать то, что единственное у него не могли отнять ни меч, ни магия…

То, что отличает их друг от друга.

Эгоист.

Впрочем, если бы братишка сумел переступить черту, делавшую их игры такими интересными, и зайти за неё дальше, чем следовало – он бы убил его в ту же минуту. Оставлять его в живых после этого было слишком опасно.

– Хозяин…

– Да?

– А вы никогда не думали, что когда-нибудь вы… снова встретитесь? И, может, лучше остаться… достойным любви?

Хороший вопрос. Когда-то он часто приходил и в его голову. Когда-то он даже попытался обмануть предназначение: один раз, на короткое время наполнивший теплом и светом пустоту в его сердце.

Один проклятый раз, сделавший эту пустоту темнее и страшнее прежней.

Всё дело было в том, что они уже встречались снова. И то, чем их история закончилась тогда, помогло ему окончательно усвоить одну простую истину; истину, о которую разбивались все вопросы.

– Я не имею права на любовь, Альдрем. С того дня, как меня сделали нянькой для рода людского. – Он коснулся горящего фитиля: огонь был гладким, он струился по пальцам, как яркая вода. – А она не заслужила любви к существу, которое создали, чтобы его брат не пачкал руки кровью.

«О том, как он убивал ту, кого больше всех на свете хотел бы спасти»… Кто бы ни говорил тогда устами девчонки-менестреля, у него отличное чувство юмора. Ведь об этом как раз не поют в песнях. Там поют о том, что он сделал после; поют о славной победе великого воина, которого не сломила даже трагическая гибель возлюбленной.

Его всегда забавляло, как же мало знали все, кто сложил эти самые песни.

Если бы певцы знали правду, думается, у них бы резко пропал голос.

Разум – всё, что нужно для существования. Чувства только мешают. Он давным-давно это усвоил – с тех пор, когда в первый раз лишил человека жизни. Человека, который заслуживал этого; но кто сказал, что он, Лиар, заслуживал того, чтобы лишать кого-то жизни? Вечной участи Палача… Нет, он не мог сказать, что кого-то из них шестерых народ любил. Они были слишком другими для человеческой любви. Но если Зрящих уважали, то Палачей боялись.

Не более.

Он усмехнулся.

О чём он думает? Конечно, он этого заслужил. Вернее, оказался достоин: в понимании Кристали. И этой участи, и той задачи, особой – даже для амадэя – задачи, что их создательница взвалила на его плечи вместе с его Даром.

Огонь погас, когда он сжал фитиль между пальцев. Погас моментально, беззвучно, тая белым дымком, взлетавшим куда-то кверху. Это ведь так легко – убивать.

Гораздо легче, чем кажется.

Чувства мешают. Это невозможно: умирать вместе со всеми, кого убиваешь. Это невозможно: слышать крики и слёзы тех, кто любил их. Это невозможно: чувствовать вечную ненависть и вечный страх. Так он думал последнюю тысячу лет. И исключения из правил делал очень редко – хватило бы пальцев двух рук, чтобы пересчитать всех, к кому он искренне привязывался за своё бытие амадэем. Чья потеря вызвала бы у него настоящую печаль, не сожаление от потери ценной фигуры. Пятеро из них были другими амадэями.

Исключения делались лишь для тех, кто сам по себе был исключением.

Но ему было жаль этого мальчишку-колдуна. Пешку. Ничто. Он не мог спасти его, не мог сорвать свою маску раньше времени; но когда он слышал его последние слова, слышал, как она кричала потом – слышал через янтарную побрякушку, от которой она не смогла отключиться…

Что она сделала с ним? Что ещё сделает?

Что заставило его тогда оставить Ленмариэль Бьорк в живых? Опостылость разумных решений? Глупая дальновидность? Перст судьбы? Возможно, для них обоих было бы милосерднее, если бы он убил её до рождения. Или в момент, когда снова узнал её, когда осознал, кто улыбается по ту сторону зеркала – почти ему…

Но тогда, наверное, он ещё не так хорошо помнил, что такое милосердие.

– А теперь скажите, хозяин… вы точно в порядке?

Посмотрев на слугу, он тихо рассмеялся.

– Как же ты всё-таки проницателен, мой милый Альдрем. – Он повёл рукой, и фитиль, вспыхнув, вытянулся ровным и светлым огнём. – Да, я в беспорядке. Но, знаешь… пожалуй, мне это нравится.

Слуга с поклоном отступил:

– Это главное.

Убивать легко. Как и умирать, впрочем. Но вернуться к жизни, если подумать, тоже не слишком сложно. Особенно если мертва душа, но не тело.

Останется только убедить в этом её.

Убеждать в этом себя он не заслуживает.

– Что ж, довольно лирики на сегодня. – Он встал. – Настало время дел насущных.

– Финал? – печально спросил Альдрем.

– Да, – сказал он. – Игра подошла к концу.

* * *

– Значит, все эти дни ты просто спал? – спросила Таша, с невыразимой нежностью глядя на кудрявую макушку Джеми.

Вместе с ней спускаясь по лестнице Альденвейтса, мальчишка озадаченно почесал затылок. Для этого ему пришлось на миг высвободить левую руку из железной хватки Лив; освобождать правую – на неё опиралась Таша, пока не слишком окрепшая для самостоятельного передвижения – он не решился.

– Во всяком случае, ничего, кроме кошмаров, не помню. – Кудри мальчишки топорщились со свойственной одному лишь Джеми несуразностью, и эта несуразность сейчас казалась Таше милее всего на свете… за исключением разве что тёмных глазёнок Лив, восторженно оглядывавшей белоснежную лестницу королевского дворца. – Просто стою я на кухне в гостинице, собираюсь чай попить, и тут – раз! И темнота перед глазами. А потом просыпаюсь… вокруг поле битвы, рядом ты лежишь, а поодаль Арон, Лив, Мастера – и мирно так сидит дракон. Здорово, да? – Джеми скорбно поморщился. – Мне-то казалось, я на пару часов отключился, не больше.

– И как ты могла поверить, что Джеми умер, не понимаю? – фыркнула Лив: она весело прыгала через ступеньку, смиренно дожидаясь на каждой, пока старшие последуют за ней. – Разве может он просто так взять и умереть?

Перед глазами Таши на миг встали каменные кресты, снег и зеркальные осколки.

– Нет, – ответила она, и печаль в голосе была едва заметна. – Не может.

– Но как ты не заметила подмены? – нахмурился Джеми. – Это же очевидно, разве нет?

– Не так очевидно, как ты думаешь…

Толком мальчишкам никто ничего объяснить не удосужился. К тому же все дни, минувшие с их пробуждения перед замком Зельды, братья Сэмперы вынуждены были старательно скрывать от окружающих Двоедушие – хорошо хоть блок Арона надёжно охранил их сознание от Мастеров. И пока Таша никак не могла придумать, как бы так аккуратно поставить её рыцарей в известность, что Герланд прекрасно знал о треклятом обмене телами. Более того, наверняка их опекун и провёл подготовку к ритуалу: кто же ещё? И теперь им нужно будет понять, как альв связан с Лиаром, и разоблачить его, а того пуще – убить… и Принца забрать из Фар-Лойла… и…

Но пока Таша решительно не знала, как всё это сделать. И поскольку на ближайшую пару часов у них были куда более актуальные дела, а именно – долгожданный суд над Норманами, всё это определённо могло немножко подождать.

– Надо будет вас с Кесом познакомить, – заявила Лив. – И с Верми. Они хорошие, вы их полюбите обязательно!

– Ну да, ну да. – Таша ласково потрепала Лив по тёмной макушке. – Кто бы мог подумать: моя сестрёнка – драконья избранница!

– А суд вообще долго будет?

– Суд этот – формальность и не более, вот что я скажу, – важно проговорил Джеми. – Могли бы уже сегодня Кэйрмиль голову отрубить, и дело с концом. И всем тем, кто сейчас в подземельях сидит. А то как заявится за ними Зельда, и…

– Не думаю. – Глядя на ступеньки, Таша задумчиво покачала головой. – Сюда ей точно так просто не проникнуть. Да и, наверное, она теперь долго раны зализывать будет…

Королевский дворец, бесконечно воспеваемый в книжках и песнях, действительно поражал воображение – однако ослепительная белизна вокруг начинала понемножку раздражать. Светлоту жилых покоев разбавляла мебельная пестрота, дворцовые анфилады радовали глаз разнообразным шиком, но вот беломраморную стерильность лестниц не нарушали ни ковровые дорожки, ни какие-либо посторонние предметы. Зато их троице (с Алексасом в качестве наблюдателя) периодически встречались придворные, спешившие склониться перед зваными гостями в почтительном поклоне: с момента возвращения из логова Зельды их успели объявить спасителями страны и народными героями. Таша и вовсе авансом возглавила негласный список фаворитов Его Величества – так что лебезить перед ней начинали уже сейчас.

– Чувствую себя ужасно неловко, – буркнул Джеми, когда очередной бедолага не решился выпрямиться, пока они не прошествовали мимо.

– Привыкай к славе…

Больше всего Таше сейчас хотелось вернуться в свою комнату, забыться и заснуть. Но суд она, как Ищущая и друг Норманов, пропустить никак не могла. Пришлось облачиться в подобающее случаю платье, нашедшееся в подаренном герцогом чемодане (его услужливо доставили из арпагенской гостиницы ещё вчера), и побрести на долгожданное заседание. От услуг горничных, настойчиво предлагавших помощь Морли-малэн, Таша решительно отказалась: в данный момент она могла вынести присутствие лишь двух людей на этом свете, и эти два… ладно, три – человека сейчас шли рядом с ней.

– Как только суд закончится, надо будет погулять по Адаманту. И в Школу зайдём. – Лив никак не могла успокоиться. – Я же буду там учиться, ты знаешь?

– Да знаю, знаю…

– Все знают, – добавил Джеми со снисходительной и чуть завистливой улыбкой.

– Я не хотела одно время. Но когда Мастера тебя спасли… Они ведь хорошие на самом деле. Хоть и не хотели меня с собой брать. – Лив нахмурилась. – А ты знаешь, что дядя Арон нам с тобой врал?

– О чём? – на удивление спокойно спросила Таша.

– Что мама за нами вернётся! Мне господин Гирен сказал. На самом деле она болеет очень тяжело, и не хочет возвращаться, но мы ведь найдём её? – Лив подняла на сестру исполненный надежды взгляд. – У нас теперь Кес есть, мы быстро долетим, где бы она ни была, и Мастера нам помогут её найти и вылечить! Возьмут у кого-нибудь из нас кровь, мы по карте узнаем, где мама, ну и…

Таша сделала ещё шаг, сойдя с последней ступеньки.

И остановилась.

– Лив…

Конечно, для подобного разговора это было не лучшее время и не лучшее место. Но Таша так устала от лжи, что хотела покончить с ней раз и навсегда.

Со своей собственной – в том числе.

– Лив… мама и правда не вернётся.

Она поймала взгляд Джеми: мальчишка смотрел на неё с затаённым ужасом, отчаянно мотая головой.

Плевать. Её сестра имеет право знать правду. Она не позволит дальше кутать Лив в паутину прекрасной лжи.

Так, как кутали её саму.

– Не вернётся?..

Присев на корточки, Таша перехватила руки сестры, сжав маленькие ладошки в своих:

– Нет.

– Почему?!

Не отвести взгляд стоило Таше неимоверных усилий.

– Потому что…

…скажи ей, шепнул голос девушки в чёрном. Скажи жестокую правду, которую она должна знать.

– Потому что она…

…скажи…

– …мертва. – Таша смолкла, смиряясь со звучанием собственного голоса. – Маму убил…

– Врёшь!

Лив отшатнулась – отчаянно пытаясь вырвать руки из пальцев сестры.

– Я не хотела тебе говорить. Но однажды ты бы всё равно поняла, и всё было бы только хуже. – Таша потянулась обнять сестру: Лив увернулась. – Я знаю, это…

– Она не могла умереть! Не могла! Она… она же была хорошей, она…

– Хорошие люди тоже часто умирают, Лив. – Таша сглотнула ком, тяжестью возникший в горле. – Мне бы тоже хотелось, чтобы это было не так.

Как жаль, что эту простую и очень печальную истину она сама поняла непростительно поздно.

– Она сейчас на небесах с папой. – Только не с твоим, с горечью добавила Таша про себя. Но этого я всё же пока не могу тебе рассказать. – Думаю, она счастлива.

Сестра смотрела на неё широко открытыми, на спелые вишни походящими глазами – и Таша впервые поняла, как они похожи на мамины.

– Значит… ты врала мне? – прошептала Лив. – Всё это время ты мне врала, а ты… – она даже как-то испуганно покосилась на Джеми, – ты знал?

На веснушчатом лице мальчишки застыло печально-совестливое выражение.

Лив отступила на шаг, и Таша сама разжала пальцы – такой ужас был написан на детском лице.

– И вы мне врали… вы, вы оба! А я думала, хоть вы… никогда не станете…

Всхлипнув, девочка устремилась прочь: вперёд по белому коридору.

– Лив!

Когда Таша кинулась следом, сестра на миг обернулась – и ненависть, так странно смотревшаяся на детском лице, заставила девушку замереть.

– Ненавижу! – в крике звенела недетская злоба. – Ненавижу тебя! Не хочу тебя видеть, никого из вас! Ненавижу, ненавижу, нена…

Захлебнувшись воздухом, Лив побежала дальше – а Таша следила за ней, пока сестра не скрылась за углом, свернув в одну из дворцовых зал, дававшую начало бесконечной анфиладе.

– Она несерьёзно, – тихо сказал Джеми, взяв Ташу за руку. – Просто сейчас лучше её не трогать. А она поймёт… потом. Ты же хотела как лучше.

– Да. – Чувствуя бесконечную усталость, она шагнула вперёд: зал суда ждал их в конце коридора. – Хотела.

Как они дошли до этого? Когда успели погрязнуть во лжи так глубоко, что ложь стала частью их самих? Потому сейчас так больно её разрывать – ведь вместе с ней ты уничтожаешь себя. Свою веру. Свои надежды.

Почему всё так сложно? Почему зло бывает не совсем злым, а добро не совсем добрым? Белое не всегда белым, как и чёрное чёрным? Как просто было бы существовать в мире однозначных понятий: мире, где не существует сомнений в своей правоте, где не надо жертвовать одним ради другого…

Это и было просто. Пока её не заставили понять, что существует другой мир.

Мир, в котором она живёт.

– Никогда не лги мне, хорошо? – Таша стиснула ладонь единственного человека, который остался подле неё: отчаянно надеясь, что он будет подле неё всегда. – Никогда. Ни в чём.

– А ты мне, – серьёзно ответил Джеми.

Таша помолчала.

Сможет ли однажды она сказать ему, что произошло в эти выпавшие из его жизни дни? Что было между ней и тем, кого она воспринимала как Алексаса – с частичкой его, Джеми, в глубине их слившейся души?

Что на пару ужасных, отвратительных, непозволительных мгновений Таша позволила себе смириться, что он никогда не вернётся?..

– Клянусь, – тихо произнесла она.

Сможет. Не прямо сейчас, но сможет.

Она ведь так устала лгать…

– Клянусь, – эхом откликнулся Джеми.

Таша крепче сжала его пальцы – хотя крепче, казалось, уже невозможно, – и по зелёной дорожке они вместе направились к открытым белоснежным дверям, за которыми уже шумели нетерпеливые придворные.

– Морли-малэн?..

Услышав негромкий голос, прозвучавший со стороны оставленной позади лестницы, ребята обернулись – и Джеми, сглотнув, застыл каменным изваянием.

По белой галерее, украшенной пёстрыми гобеленами и изысканной резьбой, вместе с Первым Советником к ним неторопливо шёл король.

– Морли-малэн, – приблизившись, Советник дружелюбно склонил голову, глядя на Ташу поверх дымчатых очков.

– Добро пожаловать в Альденвейтс, – молвил Шейлиреар Первый.

Как же он молод, подумала Таша, глядя в лицо того, чьё королевство она в итоге спасала. И одет так просто…

Шейлиреар избегал позолоты, украшений и помпезности, предпочитая простые элегантные наряды однородно чёрного цвета. Сейчас, когда Таша впервые видела его вблизи – не на портрете, не в агонии после смертельного проклятия, – она понимала, что у короля и правда удивительно приятное лицо. И удивительно приятный голос. Странно знакомый: должно быть, запомнился ещё с той праздничной ярмарки в Нордвуде, где Таша впервые его услышала.

– Ваше Величество…

Она присела было в поклоне, но Шейлиреар решительно перехватил её руки, вынудив выпрямиться:

– Не нужно, Морли-малэн. Это мне предстоит выражать глубочайшее почтение за тот неоспоримый вклад, что вы внесли в столь опасное дело. – Улыбка смягчила чёткие живые черты его лица, делая его куда человечнее, чем на официальных портретах. – И, думаю, тут и преклонённых колен не хватит… Впрочем, моё почтение подождёт до окончания суда. – Он сделал приглашающий жест, и светлые глаза под чёрными кудрями сверкнули весёлым блеском. – Дамы вперёд.

Таша покорно шагнула вперёд, мимо слуг, застывших у дверей бесстрастными статуями – и настойчиво потянула за собой Джеми, лишь сейчас кое-как выдавившего из себя поклон.

Мда. Учитывая, как горячо «любят» короля её рыцари, проблем в ближайшее время предстоит много. Ничего… как-нибудь разберутся.

Разбирались и с задачками посложнее.

Таша переступила порог – и окунулась в восторженный гул встречавшей их сиятельной толпы.

Пришла пора вершить справедливость.

* * *

Лив долго бежала по дворцовым анфиладам. Глотая злые слёзы, сама не зная, куда бежит: мимо картин, гобеленов и зеркал на дворцовых стенах, мимо изумлённых слуг и придворных, растерянно отступавших в стороны перед маленькой сестрой спасительницы королевства.

Почему, почему, почему все вокруг лжецы?! Почему Таша, почему Джеми, почему они, которых она любила… Хоть бы они все исчезли, хоть бы их никогда не было!

Или её самой не было…

Почему мама умерла? Почему Богиня допустила такое? Почему, почему, поче…

С разбегу врезавшись в кого-то, Лив пребольно ударилась лбом – и упала на ковровую дорожку, схватившись за голову.

– Кого я вижу! – удивлённо раздалось сверху.

Будь это кто угодно другой, Лив, наверное, кинулась бы на него с кулаками.

Но это оказался Иллюзионист.

Подхватив девочку под мышки, волшебник поставил её на ноги. Присев на корточки, дунул на пострадавший лоб: боль мгновенно утихла.

– И куда ты так… погоди, ты что, плачешь?

Пару секунд Лив судорожно грызла губы.

Потом, не выдержав, уткнулась волшебнику в плечо.

– Они все мне врали! – крик вырвался сам собой. – Таша, Джеми, Арон, все… а мама… мамааа…

Слова обратились в тоненький всхлип – и Лив зарыдала в голос.

Иллюзионист молча подхватил её на руки. Понёс куда-то. А Лив всё плакала и плакала, и слёзы выжигали в её душе что-то, что – откуда-то она знала – уже никогда не вернётся. Плакала, пока не поняла, что лицо её обжигают снежинки.

Она открыла глаза, когда Иллюзионист уже толкнул калитку Школы.

– За… зачем…

– Несу тебя к тому, с кем у вас теперь одна жизнь на двоих. – Волшебник перехватил её поудобнее. – Это поможет. Поверь.

К моменту, когда мимо кривых зелёных сосенок они поднялись на Драконью Скалу, Кес уже ждал на вершине: встревоженный и подобравшийся, точно готовый к охоте кот.

– Что стррялось?

– Тебе расскажут. – Иллюзионист осторожно поставил девочку на каменистую площадку перед драконьей пещерой. – Прости, мне пора. Хочу хотя бы на конец слушания попасть, а то выпытывай потом, как всё прошло… не вешай нос, стрекоза.

Улыбнулся ободряюще и тепло – как настоящий старший брат – и, не тратя время на пешую дорогу до дворца, исчез.

«Что случилось, маленькая волшебница?» – спросил Кес, когда Лив ткнулась лбом в чешуйчатый бок.

Вытирая слёзы, она больше не чувствовала ни боли, ни ярости. Одну лишь крайнюю, бесконечную, незнакомую ей до этого дня усталость.

Это чувство, которое появляется, когда становишься взрослой?..

«Мама… мама умерла. – Хлюпнув носом, Лив сердито вытерла щёки и губы рукавом свитера. – А они знали. И не сказали мне».

«Кто они?»

«Все! И Таша, и Джеми, и… я им верила, понимаешь?»

Плакать больше не хотелось.

Видеть кого-либо из них – тоже.

«Взррослые часто обманывают детей. – Кес свернулся вокруг неё клубком – тоже совсем по-кошачьи. – Для их же блага, как они считают».

«А мне плевать, что они считают! Если бы я знала сразу, я… я…»

Перед глазами всплыли странные видения. Человек в чёрном. Окровавленный меч. Мёртвая волчица на полу детской. Но этого ведь не было на самом деле – Лив помнила, что не было. Тогда что это? Видения, картинки из книжек, обрывки снов?

Явь, которую кто-то спрятал на задворки сознания?..

«Мне придётся спросить у них, – решила она. – Я спрошу, и они расскажут мне всю правду. А потом я уйду».

«Совсем-совсем уйдёшь?»

«Совсем. Во всяком случае, пока их не прощу».

Кес засмеялся одними глазами.

«Да ты гррозна в гневе, маленькая волшебница. – Дракон фыркнул, и морду его окутали белые струйки, мгновенно таявшие на ветру, овевавшем скалистую площадку. – Если однажды захочу поступить прравильно и оставить тебя в Школе вместо того, чтобы тащить в некое опасное место – буду знать, как лишить тебя всякого желания находиться в моём обществе».

Думая над ответом, Лив посмотрела в белёсое небо над их головами. Прислонила обе ладони к драконьему боку – понимая, что Иллюзионист был прав: одно прикосновение к Кесу успокаивало. И как чешуя может быть такой восхитительной на ощупь?..

«А почему тогда ты всё-таки вернулся за мной? – осмыслив его слова, спросила она внезапно. – Мастера ведь сказали тебе не брать меня… а ты всё равно взял».

Кес небрежно мотнул хвостом, обдав Лив каменной пылью.

«Мастерра теперрь имеют надо мной куда меньшую власть, чем ты. Желания его человека для дрракона – закон. А клятвы веррности я им не давал».

«Но ты ведь тоже не хотел меня брать. Ты только что сказал, что это правильная вещь – оставить меня в Школе. И сначала улетел, и тебе было всё равно, что там я хочу. Так почему?»

Дракон посмотрел на Лив узкими вертикальными зрачками.

Выпустил тонкую струйку дыма, витиеватую, как волшебная вязь.

«В одном можешь быть уверрена, маленькая волшебница. Я никогда не буду тебе лгать, – когда мурлыкающий голос вновь зазвучал в её ушах, он казался усталым. – Я веррнулся за тобой, потому что мне сказали сделать это».

«Но Мастерра…»

«Есть Мастерра, которых я слушаюсь. Есть ты, чьё желание для меня – закон. И есть третья сила, способная заставить меня подчиниться. Тот, кому когда-то я поклялся служить».

Лив непонимающе мотнула головой. Третья? Не Мастера, не она?

Но тогда…

– …кто? – заканчивая мысль вслух, спросила она.

Кес прикрыл глаза: лишь жёлтая полоска из-под прикрытых век светилась жидким золотом.

И произнёс имя.

* * *

Когда король выпрямился для вынесения вердикта, в зале воцарилась полная тишина: её нарушил лишь шорох, с каким сотня человек одновременно поднялась на ноги.

– Ищущая, остались ли у вас аргументы, что вы утаили? – посмотрев на Ташу, задал Шейлиреар один из последних традиционных вопросов отсроченного суда.

– Нет, Ваше Величество, – звонко ответил она.

Просторный зал – тоже белый – украшало лишь разноцветье одежд любопытных придворных. Зал строили по принципу чаши: внизу расположилась судейская трибуна и места для непосредственных участников, выше поднимались ряды тёмных деревянных скамей для зрителей. Стол Первого Советника, выступавшего защитником интересов короны, расположился слева от трибуны; Кэйрмиль, скованную по рукам и ногам, заключили в сияющую волшебную клетку справа; ну а перед трибуной устроились прочие задействованные лица.

Старые знакомые маги-досмотрители скромно поправляли свои бумажки. Таша комкала в ладонях атлас юбки, заняв место перед Норманами. Тем наконец позволили переодеться и вымыться, да и сковывать их не стали, ограничившись деревянным ограждением вокруг скамьи; но семейство герцога всё равно выглядело не слишком хорошо, да и сидело как на иголках. Заклинатель, выступивший от лица четверых Мастеров, неодобрительно оглядывался на публику, до сего момента вовсю шушукавшуюся за его спиной. Ещё бы: за минувший час придворным довелось узнать едва ли не самую захватывающую историю в своей жизни, включавшую в себя злобную нечисть и воскресших из небытия амадэев.

Эту историю Таша поведала очень складно. Почти всё время до суда она потратила на то, чтобы вызубрить копию оставленного Ароном протокола – и память девочки-отличницы не подвела. Как и привычка убедительно врать, выработавшаяся у неё за последнее время. В принципе, многое в рассказе было правдиво, включая обмен телами и визит в штаб-квартиру «Венца»… только вот лже-Алексас превратился в лже-Джеми, о Двоедушии и его окончании не говорилось ни слова, а члены «Венца» предстали друзьями Лиара. Связавшимися с Ташей и лже-Джеми под предлогом того, что они-де являются Джеминой семьёй, о которой ему отшибло память – что, естественно, оказалось ложью. Имена Основателей «Венца» Таша, конечно же, подменила, описания дала максимально непохожие, и никаких альвов там не было и быть не могло; а прошлое Джеми до встречи с Ташей, увы-увы, осталось тайной, покрытой мраком. Даже Найдж в этой повести предстал человеком Палача. Если Мастера и подозревали, что «потерянная память» Джеми суть мыслеблок амадэя, поделать они всё равно ничего не могли – официальным свидетелем мальчишка по понятным причинам не выступал.

О Вратах Таша тоже пока предпочла умолчать. Кэйрмиль об этом не знала, а сеять в королевстве панику и смуту ей совершенно не хотелось.

– Обвиняемые, остались ли у вас возражения, что вы хотели бы озвучить?

– Нет, Ваше Величество, – вразнобой откликнулись взволнованные Норманы.

Кэйрмиль молчала. Она осела на стуле в полубессознательном состоянии, пока глаза её остекленело смотрели прямо перед собой. Девушке явно было всё равно, что будет с ней дальше; и Таша подозревала, что далеко не последнюю роль в этом сыграло предательство Андукара.

– Тогда я, Шейлиреар Первый из династии Дарфулл, владыка человеческих земель, хранитель, законный король, Верховный Предстоятель и судья Срединного королевства долины Аллигран, выношу свой приговор.

Перехватив Ташин взгляд, Тьен ободряюще ей подмигнул. Она кое-как выдавила ответную улыбку: гадая, как бы маг-досмотритель отреагировал на всё, что увидел в её памяти, если бы не Арон.

Арон…

– Кэйрмиль Норман, в девичестве Дориэл, – заговорил король. – Вы обвиняетесь в покушении на своего законного короля; в покушении на Орека Нормана, Леограна Нормана и Лавиэлль Норман; в убийстве Раксаны Норман, Валдора Норман и Диаманды Норман; а также в составлении преступного заговора против своего законного мужа с целью его убийства. Дата суда над вами будет оглашена отдельно.

Кэйрмиль лишь закрыла глаза.

– Орек Норман, вы обвиняетесь в составлении преступного заговора против своего законного короля, а также покушении на его жизнь. – Шейлиреар помолчал – и заключил: – Обвинение снято по всем пунктам. Вы свободны.

Зал взревел.

Не тратя больше ни слов, ни действий, король проследовал к выходу. За ним поспешил Советник, за тем – Заклинатель и трое Мастеров, белыми мантиями выделявшихся среди зрителей. Лавиэлль, завизжав, кинулась дяде на шею; Леогран рванул вперёд – и ещё прежде, чем стражники открыли ограждение, юный герцог ничтоже сумняшеся перемахнул через него, спеша заключить фиктивную невесту в крепкие и совсем не фиктивные объятия.

– Таша, Таша! – глаза юноши сияли. – Вы не представляете, чем мы вам обязаны!

– Представляю, – спокойно поправила она.

Кэйрмиль не пошевелилась, даже когда в сияющую клетку вошли стражники.

– Ох, Таша… – волоча на шее любимую племянницу, Орек наконец приблизился к своей Ищущей: измождённое лицо герцога лучилось признательностью. – Как мы можем отблагодарить тебя?

– Больше не влипайте в неприятности, – почти улыбнулась она. – Второй раз подобного, боюсь, никто из нас не переживёт.

Пока герцог расцеловывал её в обе щеки, Таша наконец увидела Алексаса: тот сидел в первом ряду, созерцая происходящее с привычным скептицизмом, утирая несуществующие слёзы невидимым платком. Таша погрозила ему пальцем – и мрачно подумала о том, что со своим отношением к настоящему Алексасу ей ещё предстоит разобраться.

В конце концов, она ведь думала, что это в него она…

При воспоминании о признании внутри всплеснулось столько всего, что Таша зажмурилась – и усилием воли заставила себя думать исключительно о том, что происходит сейчас.

– Неплохо поработала, Морли-малэн, – как раз небрежно произнесла Лавиэлль. – Может, покраска пошла тебе на пользу? Я уже почти готова признать, что под светлой шевелюрой тоже могут скрываться мозги.

– А я – что под рыжими…

Герцогиня прищурилась – и, тут же разгладив лоб, рассмеялась.

– Как и под рыжими, – миролюбиво заключила она. – Только не думай, что на радостях я позволю тебе действительно заполучить Лео в своё вечное пользование, – добавила она заговорщицким шёпотом.

– Больно мне нужно такое сокровище, – заверила её Таша.

Их окружили: восхищаясь, поздравляя, сочувствуя…

– Вы совершили то, что достойно воспеть в легендах. – Внезапно вернувшийся Советник просочился сквозь толпу, как нож сквозь воду – и, изящно склонившись, поцеловал ей руку. – Это невероятно, Морли-малэн. Впрочем, что-то не позволяло мне в вас сомневаться.

Таша улыбнулась, вспоминая, как несколько дней назад этот человек провожал её на поиски истины с ненавистью во взгляде.

– Благодарю, Советник.

– Вы свободны?

Подобная постановка вопроса Ташу несколько удивила.

– Кажется, да…

– Тогда прошу за мной. Вас одну. Надо уладить ещё кое-какие дела.

Слишком уставшая, чтобы тревожиться (да и с чего бы?), Таша распрощалась с Норманами, успокаивающе махнула рукой Алексасу, откланялась остальным – и проследовала за мужчиной в чёрном.

– Куда мы? – где-то на полпути по головокружительным лестницам всё-таки решилась спросить она.

– Увидите.

Долгий подъём и не менее долгие переходы привели их к закрытым дубовым дверям, приятно разбавлявшим дворцовую белизну своим тёмным оттенком. У дверей сидели и играли в карты двое кеаров; тут Таша поняла, что за дела им предстоит сейчас уладить, но мысль эта не вызвала в ней ни малейшего волнения. Кажется, теперь мало что в этом мире способно было её взволновать.

Точно. Она ведь официальная наследница рода Морли. Ей должны передать титул, земли и всё такое. И в Арпагене король хотел поговорить с ней. Тогда их встреча так и не состоялась, а после покушения всем было как-то не до титулов и земель, но сейчас…