355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгения Сафонова » Средь бала лжи (СИ) » Текст книги (страница 28)
Средь бала лжи (СИ)
  • Текст добавлен: 4 января 2021, 14:00

Текст книги "Средь бала лжи (СИ)"


Автор книги: Евгения Сафонова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)

А Найдж со своими намёками вполне мог ошибаться.

Да, конечно, он самый привлекательный молодой человеком из всех, что Таша видела в жизни. И он умён, силён, благороден и знатен. И он готов умереть, только чтобы не дать её в обиду. И полчаса назад четыре его слова заставили её перестать дышать, и вообще в последнее время он занимает подозрительно большую часть её мыслей; и что-то искристое и светлое, захлестнувшее душу в мгновение танца между небом и землёй, до сих пор там теплится…

Глубоко вздохнув, Таша закрыла глаза.

– Спокойной ночи, – пробормотала она.

В темноте перед закрытыми веками она услышала, как негромкий перестук четок стих.

– Доброй ночи, моя королева.

Чувствуя себя очень, очень одиноко, Таша отвернулась к окну.

В конце концов, сейчас ей попросту некогда размышлять над тем, как обернулась бы ситуация, не возникни та треклятая летучая мышь. А вот если они переживут завтрашний день, можно будет когда-нибудь вернуться к этому разговору.

Если, конечно, у неё когда-нибудь наскребётся столько смелости и глупости, чтобы спросить «а как именно ты меня любишь».

Демоны, и хоть бы посоветоваться с кем можно было! Хотя, наверное, любой другой на её месте не расценивал бы эти слова двояко… но любой другой и не знал об их отношениях с Алексасом столько, сколько она.

– Ты ощипываешь одеяло, – заметил он.

– И что? – буркнула Таша: осознав, что всё это время она сосредоточенно выдирала пальцами пушистую шерсть, скатывая её в катышки.

– Когда ты ощипываешь одеяло, ты нервничаешь. А если будешь всю ночь нервничать, то не выспишься и не сможешь завтра исполнить свою мечту, поразив злобных эйрдалей своей красой.

Таша почти хихикнула.

Нет, она никогда не смогла бы сказать Алексасу, какой мыслью обернулась её надежда. Надежда на то, что Арон сможет вернуть Джеми. Потому что этим вечером она поймала себя на ужасной, бесчеловечной, предательской – и очень простой мысли.

Которая заключалась в том, что так ли уж она хочет возвращения того, кто был и всегда будет третьим?..

– Любопытный факт, – когда она почти уже задремала, невзначай заметил Алексас. – Двум людям под одним одеялом теплее, чем двум людям под двумя разными одеялами.

– И что? – сонно спросила Таша.

– Через пару часов камин догорит. А потенциально последнюю ночь в своей жизни я бы предпочёл провести в тепле.

Осознав, на что он намекает, Таша тихо фыркнула, потерев друг о дружку так и не согревшиеся ступни.

– Смотрю, шантаж входит в привычку?

– Если после прошлой ночи у тебя всё ещё остались справедливые сомнения касательно моих высоких моральных качеств, могу тебя успокоить. Бурные события сегодняшнего дня не оставили мне никаких сил на какие-либо посягательства на чью-либо честь. Сейчас ты интересуешь меня не как моя королева, а исключительно как живая грелка.

– Что, правда?

– Разве что самую капельку неправда.

Таша, конечно, не могла этого видеть, но на улыбку Алексаса у неё уже развилось какое-то животное чутьё. Она могла поклясться, что он улыбался; и догадка эта подтвердилась, когда спустя некоторое время она всё же повернулась к нему лицом.

Таша, конечно, старалась на него не смотреть, – но не делать этого, заползая под его одеяло, было довольно сложно.

– Ни слова, – сонно пробормотала она, на всякий случай мстительно ткнув его ногтем в грудь.

– Разве что доброе пожелание, – мирно откликнулся Алексас. – Тёплых снов, моя королева.

Она подложила ладонь под щёку – и, ныряя в убаюкивающую тьму перед глазами, ещё успела почувствовать, как он обнимает её, тихо и бережно прижимая к себе, зарываясь носом в её волосы, согревая теплом рук и дыхания.

Но отстраняться и вырываться не стала.

В конце концов, эта ночь действительно была потенциально последней ночью в их жизни. А когда ты знаешь, что хорошие вещи, от которых ты отказался сегодня, могут больше никогда не произойти – это разительно меняет твои взгляды на то, от каких вещей не стоит отказываться.

* * *

Лив ненавидела это. Ненавидела черноту, в которую проваливалась без возможности выбраться по собственной воле. Ненавидела странную музыку, звучавшую в эти мгновения в её голове.

Хотя она сама в этот миг находилась в своей голове. Вся она.

А музыка была действительно странной – механической и звенящей, словно бы из музыкальной шкатулки. Прилипчивый, навязчивый мотивчик. И со временем мелодия играла всё медленнее и тише, как в настоящей музыкальной шкатулке, пока не становилась искажённой до неузнаваемости, а слух не мог уловить нот. В тот момент, когда музыка прекращалась и шкатулка останавливалась, Лив просыпалась; но до этого момента она находилась в странном… ничто. Нет, это не был сон – к ней прорывались обрывки голосов, которые слышали её уши, и тепла, которое ощущали её губы. Отголоски ощущений, которое испытывало её тело. И всё это время она стояла в черноте, не имеющей направлений и границ, не имея возможности разглядеть даже собственной руки, не имея возможности сделать хоть что-то.

Поэтому она даже радовалась, когда в какой-то момент из темноты начинал звучать голос.

– Ты боишься меня?

Лив чувствовала его присутствие. И голос… он звучал так реально и так близко, что казалось, протянешь руку – и коснёшься его обладателя.

– Нет.

В этот раз темнота особенно пугала. Два раза шею сводило назойливой ноющей болью, после чего Лив ощутила слабость и дрожь в руках. И она уже поняла, что все ощущения здесь значительно приглушены по сравнению с тем, что она действительно чувствовала. Сюда доносилось лишь эхо реальности.

Если она ощутила такое здесь – страшно подумать, что же творилось в это время с её телом.

– Почему же? Меня стоит бояться.

– Я тебя ненавижу. Бояться глупо.

Лив действительно не боялась его. Ей рассказывали, что он делал с мамой и с Ташей – но это не пугало её, а злило.

– Храбрая девочка. – Голос тихо засмеялся. – Жаль, что храбрые дети чаще всего плохо заканчивают. У них нечасто достаёт храбрости, чтобы не прятаться под кроватью при появлении зла, но ещё реже им достаёт сил, чтобы этому злу противостоять.

– Убирайся, ты, слышишь? Скоро мы тебя найдём, и Мастера с Кесом и дядей Ароном тебя в порошок сотрут!

– Сомневаюсь.

Лив вздрогнула: голос звучал прямо за её спиной, и это странное ощущение в кончиках волос…

– Почему ты не уходишь сразу, как тебе перестаёт быть нужным моё тело? Я не хочу тебя слышать!

– Мне интересно. И не в моём стиле пользоваться чужой вещью, не перекинувшись словечком с её владельцем.

Лив помнила, как впервые услышала этот голос. Тихий, спокойный, такой безопасный…

Гулять по большому городу одной оказалось неуютно, но Лив спрашивала дорогу у прохожих. Только у женщин, как учила мама. Ей милостиво рассказали, где находится ближайшая контора колдуньи; так что, привязав Принца у входа под вывеской в виде восьмиконечной звезды – октограммы, ей про них Джеми рассказывал, – Лив вошла в комнатку, где в кресле сидела с книжкой женщина в тёмно-серой мантии. Колдунья встретила Лив подозрительно, но когда девочка протянула ей золотой (один из десяти, позаимствованных из комнаты дяди Арона) и сказала, что хочет найти сестру, вроде бы успокоилась. Правда, спросила, знают ли родители, что Лив здесь, но Лив уверенно кивнула и сказала, что ей очень-очень нужно.

В итоге колдунья всё же достала из шкатулки на столе карманное зеркальце и, отрезав у Лив прядь волос, зажгла чёрные свечи, горевшие зелёным огнём.

Лив следила, как женщина сжимает волосы в ладони, пока лицо её становится всё более удивлённым. Потом, с непонятной злостью кинув чёрную прядь на стол, она достала кинжал и сказала, что ей нужно взять у Лив немножко крови; нельзя сказать, что Лив в этот момент не было страшно, но разве что самую капельку. Колдунья сожгла волосы и смешала пепел с кровью, а потом капнула этим на зеркало, добавив туда каплю воска с чёрной свечи; и когда она наконец поманила Лив пальцем, предложив ей заглянуть в зеркальную гладь, девочка увидела Ташу, бредущую по заснеженному лесу… на один-единственный миг.

Пока что-то не потянуло её в зеркало, словно в омут.

Лив долго падала куда-то, хотя падать было вроде бы некуда. Когда падение закончилось, вокруг была эта страшная, сосущая чернота, и ничего и никого вокруг… кроме чьих-то тёплых спокойных рук, вдруг обнявших её за плечи.

– Не бойся, Лив.

– Кто ты? – она рванулась, но её удержали.

– Я не причиню тебе вреда. Я помогу тебе выбраться отсюда.

Его голос был таким ласковым… Сейчас-то она понимала, что мама была права. Незнакомцам никогда, никогда нельзя доверять.

Но в тот момент почему-то перестала вырываться.

– Где я?

– Внутри своего сознания. Разреши мне занять твоё тело, и я вытащу тебя отсюда.

– Разрешить что?..

– Просто скажи «разрешаю», и всё. Скажешь? Тогда я вытащу тебя отсюда. И мы вместе поможем Арону спасти Ташу.

– Правда? Ты сможешь… Но кто ты?

– Старый знакомый вашей мамы.

– Да? Но…

– Просто скажи «разрешаю». Пожалуйста. Разрешаешь?

Почему-то тогда смысл его слов ускользнул от неё. Почему-то тогда она не усмотрела в этих словах ничего сомнительного. И почему-то тогда ей не вспомнилось, что маленьким девочкам не стоит доверять незнакомцам, и не сообразила: она ведь ни разу не видела и не слышала их с Ташей врага, и это вполне может оказаться…

Ошибки, ошибки, которые Лив потом так и не могла себе простить. Даже если он очаровал её (а он скорее всего очаровал её), дела это не меняло. Потому что тогда она успокоилась – вокруг была странная и страшная чернота, а его голос и тёплые руки на плечах заставляли чувствовать себя в безопасности – и сказала «разрешаю», и он погладил её по волосам и исчез, оставив её одну в этой черноте; и в тот же миг зазвучала эта музыка, и Лив кричала, перекрывая звенящую мелодию, пока не охрипла. Потом ей почему-то стало тепло, словно она вошла с мороза в тёплый дом, и Лив стала различать голоса: там была госпожа Лиден, и дядя Арон тоже, и – странно – её собственный голос… И когда мелодия смолкла, чернота исчезла, и она открыла глаза уже наяву – чтобы обнаружить, что она вовсе не в конторе нордвудской колдуньи, а дома, в башне звездочёта, и над ней склонилась обеспокоенная госпожа Лиден.

Но как она вернулась домой, Лив не помнила.

С тех пор это и началось. Только с тех пор он больше не спрашивал разрешения.

Одного-единственного неосторожного «да» оказалось достаточно.

– Ты говорил, что не причинишь мне вреда! – кричала она в следующий раз: не потому, что надеялась услышать оправдания, просто от бешенства и бессилия.

– Разве я причинил тебе вред?

– Ты говорил, что вытащишь меня из темноты!

– Разве после ты не вернулась обратно?

А ещё он смеялся. Каждый раз, когда говорил с ней в черноте. Иногда просто интересовался, как дела. Иногда задавал другие вопросы. Поначалу она не отвечала: просто кричала и пыталась приблизиться, чтобы сделать с ним… что-нибудь.

Потом, когда поняла, что ей этого не удастся, продолжила кричать, но уже в ответ.

– Скоро тебя не будет. – Лив сжала кулачки. – Мы уже совсем близко.

– О, да. Вы пошли по ложному следу, но моё вмешательство вернёт Арона на верный путь.

– И когда мы убьём Зельду, настанет твоя очередь!

Он вновь тихо рассмеялся:

– Какая кровожадность. Я в девять лет таким не был.

Музыка потихоньку стихала – Лив знала, что скоро вернётся в свет.

– Ты не веришь мне?

– Верю. Ты бы с радостью меня убила – во всяком случае, сейчас ты сама в это веришь. Но тебе это не под силу… ни тебе, ни твоим новым учителям.

– Дядя Арон это сделает!

– Если бы я ещё ему позволил. – Это явно его позабавило. – К тому же он сам виноват во всём, что происходит, и он прекрасно об этом знает.

– Он виноват?! Это ты убил его возлюбленную!

– Я к этому причастен, – голос сделался непривычно мягким. – Тоже.

– Причастен?! Ты…

– Будь хорошей девочкой, ладно? – завод «шкатулки» истекал: едва слышная мелодия уже не пела, а заикалась. – И держись своего дракона.

Лёгкая рука коснулась её макушки, Лив обернулась, пытаясь её перехватить…

Последняя нота механического мотивчика звякнула во тьме оборванной струной.

Лив дёрнуло и потащило куда-то. Затем она ощутила жгучую боль в шее – и, схватившись за неё, поняла, что лежит и смотрит снизу вверх на лицо Иллюзиониста.

– Тише, тише. – Волшебник перехватил её ладони. – Ты не ранена. Ты просто чувствуешь боль Кеса.

– Жжёт!

– Придётся потерпеть. Ты стойкая девочка, ты сможешь, правда?

Испытывая жуткое желание расчесать себе кожу в кровь, Лив села на его коленях. Повернула голову, посмотрев на чешуйчатый драконий бок и двух Мастеров, дремлющих рядом.

Оглядела тёмный туннель, освещённый волшебным костерком, неярко горевшим в воздухе перед ними – и открыла рот, увидев чуть поодаль огромную тушу скользкой чешуйчатой твари.

– На нас напали, – предугадав её вопрос, ответил Иллюзионист. – Виверн. Подземный дракон. Он мёртв.

Да что тут вообще произошло? Где дядя Арон и Странник?..

– Кес… ранен? – Лив трясло, в руках и ногах ощущалась жуткая слабость.

– Да, но вскоре оклемается.

– А где дядя Арон?

– Ушёл вместе со Странником. Ненадолго. Они скоро вернутся.

Чтобы не дать собственным пальцам тянуться к шее, Лив отчаянно вцепилась в руки волшебника.

– А я думала, если Кеса ранят, у меня тоже будет кровь…

– Нет, крови у тебя не будет. Но ты будешь чувствовать его боль так, словно тоже ранена.

– И если он умрёт, то…

– Да. – Иллюзионист не пытался отнять рук, хотя пальцы Лив вцепились в его ладони до боли. – Тут ничего не поделаешь.

– Мне казалось, Кесу никто никогда не сможет навредить.

– Немногие могут это сделать. Но кто-то всё-таки может.

Лив посмотрела на мёртвого виверна со смесью брезгливости и любопытства. Всё равно это лучше, если бы я осталась в Школе, подумав, решила она. Там бы мне тоже было больно, но я даже не знала бы, отчего.

– Знаете, – тихо сказала она, – когда он приходит… я оказываюсь в темноте. И там ещё звучит музыка…

Лив хотелось с кем-то поделиться своими мыслями по этому поводу. И из всех, с кем она коротала последние дни, Иллюзионист (ну ещё Кес, но он мог и не знать ответов на интересующие её вопросы) казался ей наиболее достойным того, чтобы делиться с ним секретами. На дядю Арона она до сих пор немножко злилась.

– Твоё сознание должно где-то пребывать, пока он занимает тело, – печально откликнулся волшебник. – Темнота, говоришь? А голоса ты слышишь?

– Плохо. Иногда.

– Чтобы после ты не смогла никому ничего рассказать. – Иллюзионист вздохнул. – Ничего не поделаешь, Лив. Когда-то ты дала ему разрешение. Теперь придётся терпеть.

– Я и терплю. Я вообще не жалуюсь.

– А что тогда?

– Просто… Один мой друг… Его брат когда-то умер, и он пустил его в своё тело. И теперь их телом управляет то один, то другой. – Лив надеялась, что объясняет более-менее понятно. Хотя бы менее. – И я подумала…

Заклинатель, до сего момента вроде бы преспокойно дремавший, моментально открыл глаза.

– Двоедушие? – вкрадчиво осведомился он. – Ты говоришь о Двоедушии?

Лив в искреннем недоумении пожала плечами.

– Вряд ли девочка знает, что это, – мягко напомнил Мечник: как выяснилось, тоже вовсе не спавший.

– Это богомерзкий обряд, запрещённый Ликбером Великим, вот что это. – Впившись взглядом в лицо девочка, Заклинатель выпрямился. – Кто этот друг? Кто сделал это с ним?

– Его учитель. Он их с братом воспитывал.

– Имя!

– Я не знаю, – честно ответила Лив.

Если бы она знала, конечно, всё равно бы не сказала. Однако сейчас взять с неё действительно было нечего.

– Он колдун?

– Ага, – подумав, подтвердила Лив.

Она не знала, зачем Заклинатель допрашивает её, но что-то ей подсказывало, что учитель Джеми и Алексаса сделал нечто не очень хорошее. И поскольку Джеми с Алексасом любили своего учителя, лучше не помогать Заклинателю его найти; а если обмолвиться о том, что учитель братьев – альв, круг поисков значительно сузиться. Вряд ли по Аллиграну разгуливает так уж много альвов.

– А как зовут твоего друга?

Не обманувшись ласковым голосом волшебника, Лив мотнула головой.

– Ну же. Скажи. Мы не сделаем ему ничего плохого… просто поговорим.

– Не скажу.

– Если не скажешь, девчонка, – в один момент изменив интонацию на ледяную, отчеканил Заклинатель, – вылетишь из Школы, ещё не поступив.

– Ничего не знаю, – упрямо повторила Лив, решив идти до конца.

– А вопрос о принятии ученика решается голосованием Шестерых, – непринуждённо напомнил Вер. – На твоё слово есть слова остальных пятерых.

Вид Заклинателя вдруг чем-то напомнил Лив дракона, которому только что посулили дюжину сочных овечек, а потом посадили на цепь и оставили глотать голодные слюнки.

Несмотря на то, что Мастер Заклинатель был первоклассным волшебником, взрастившим не одно поколение талантливых и даже бесталанных учеников, ставших в свою очередь… ну, не первоклассными, но очень даже неплохими волшебниками – он не слишком хорошо понимал, как нужно вести себя с детьми. И когда какой-то ребёнок оказывался вне рамок его преподавательского авторитета, Заклинатель совершенно терялся, зачастую ведя себя абсолютно беспомощно.

То, что он прекрасно это осознавал, лишь усугубляло ситуацию.

– Так вот, – нетерпеливо подёргав Иллюзиониста за рукав, вернулась к разговору Лив, – когда мой друг не управляет свои телом, он тоже оказывается в темноте?

– А бывает так, что братья разговаривают друг с другом? Как будто человек говорит сам с собой?

– Конечно! Постоянно.

– Вот видишь. Если б твой друг в это время был в темноте, вряд ли он смог бы разговаривать с братом.

Лив покивала с облегчением.

А потом, на свою беду, спросила:

– И где он тогда в это время?

– Как я понимаю, смотрит на мир вместе с братом. Но видит только то, что в этот миг видит его тело, слышит то, что слышит его тело… чувствует то, что чувствует его тело. И абсолютно беспомощен. – Иллюзионист накрыл её ладошки своими, словно в знак утешения. – Его руки, ноги, губы и глаза подчиняются другому человеку. Он двигается помимо своей воли. Он смотрит туда, куда не хочет. Его губы размыкаются, когда он хотел бы смолчать.

– То есть темнота даже лучше? – помолчав, тихо спросила Лив.

– Возможно. В чём-то.

Шею, о которой Лив забыла на время разговора, снова обожгло. Поёрзав на коленях волшебника, она неуверенно покосилась на Заклинателя.

Всё же решившись, подалась вперёд: к уху Иллюзиониста, щекочущемуся обрамлявшими его золотыми кудрями.

– А вы не можете как-нибудь ему помочь? – прикрыв губы ладонью, прошептала она. – Чтобы у них у каждого снова стало своё тело?

Под испепеляющим взглядом Заклинателя Мастер безо всякого смущения склонился к лицу девочки:

– Если познакомишь меня со своим другом, – заговорщицки шепнул он в ответ – тоже на ушко, – попробую.

Наблюдая за их шушуканьем, Мечник усмехнулся с какой-то снисходительной нежностью.

– Правда?

– Правда. – На миг отстранившись, кончиком пальца Иллюзионист задорно поддел её нос. – Я ведь наследник Ликбера, как-никак. Что-нибудь да могу.

– А ты не выдашь его Заклинателю?

– Ни в коем случае. Я детей не обижаю.

Лив никогда не мечтала о старшем брате. Ей вполне хватало сестры.

Но сейчас она поняла, что если бы хотела старшего брата – то только такого, как Вермиллион Морли.

Когда Арон и Странник шагнули вперёд, словно соткавшись из темноты Штолен, трое волшебников и драконья избранница вскинули головы с одинаковым напряжением.

– Что хорошего скажете? – со своей извечной шутливостью осведомился Иллюзионист.

– Не знаю, хорошо это или плохо, но мой брат не лгал. – Амадэй обвёл всех четверых усталым взглядом. Мельком посмотрел на спящего дракона. – Таша действительно наверху. И я надеюсь, что кое-кто придёт в себя достаточно скоро, чтобы доставить нас в нужное место к нужному часу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА МАСКАРАД

– Дурацкая это всё-таки идея, – поправляя маску, буркнула Таша. – И зачем нужно было так выряжаться?

– Моя королева, учитесь получать удовольствие при каждом удобном случае, – поучительно откликнулся Алексас.

– Тем более кто знает, представится ли нам следующий, – туманно заметил Найдж, первым вступая в бальный зал.

Иллюзии, которые он сотворил в качестве бальных нарядов, были на диво материальными: несуществующая парча тяжёлой юбки весьма убедительно волочилась за Ташей длинным сапфировым шлейфом, узкие рукава не менее убедительно сковывали движения. Волосы пришлось оставить распущенными – они были слишком коротки, чтобы собрать их в причёску. Картину довершили кружевные перчатки и маска в тон платью; и хоть зеркала в комнате не было, Таша сделала выводы о своём виде по тому, что прочла в глазах своих спутников.

С мужскими нарядами Найдж особо заморачиваться не стал. Наколдовал штаны, рубашку и камзол – алый себе, сапфирно-синий Алексасу, – обойдясь без кружев и позолоты. Впрочем, вступив в бальный зал, Таша понимала, что она скорее выделяется из толпы: большинство предпочло карнавальные наряды, и по изяществу отделки они не шли ни в какое сравнение ни с платьем, что Таше сшили к королевскому балу, ни с костюмом, в котором герцог Орек явился на королевскую аудиенцию.

Бальный зал, впрочем, тоже не особо походил на те, что Таша видела прежде.

Зал был огромен. И производил довольно-таки гнетущее впечатление. Вместо сверкающего мрамора отделали тем же камнем, что и по всему замку – зато куполовидный потолок и стены, скруглённые по углам, оказались зеркальными. В качестве украшения дворцовых зал часто использовали зеркала, но здешние стены и потолок не украсили зеркалами: они сами были единым огромным зеркалом. В пожелтевшем от времени куполе отражались медные люстры, горевшие приглушённым светом неярких волшебных огней, и маски под ними; из-за тусклого света тени в зале плясали наравне с людьми и эйрдалями. Игра отражений рождала ощущение, что зал бесконечен, и гости, пестревшие внизу, оттого казались ещё ничтожнее.

Довершала картину музыка, звучавшая из ниоткуда, игравшая безо всяких инструментов. Она была чистой, мелодичной, безукоризненно подражавшей пению настоящих скрипок и флейт, но было в ней что-то… неправильное. Механическое.

Мёртвое.

А ещё в дальнем конце зала виднелся трон. Самый настоящий, с высокой спинкой, бархатной подушкой и занятной резьбой. Он был не просто на возвышении – он высился на широком балкончике, заботливо окружённом парапетом.

Вот там и появится Зельда, поняла Таша. Появится в конце бала, как появлялась всегда.

Если, конечно, верить рассказам Андукара.

«Зачем всё это? – спросила она вчера у эйрдаля. – Зачем вы устраиваете балы?»

Тот в ответ равнодушно и неопределённо повёл рукой.

«Попытка создать подобие блестящих дворов людей. Попытка походить на тех, кто привык скрывать свою личность только на маскарадах. Попытка забыть о том, кто мы на самом деле, и на пару часов притвориться теми, кем мы не являемся. – Он пожал плечами. – Зельде нравится будить в своих слугах… предвкушение будущей жизни. В конце концов, сейчас жизнь многих обитателей замка не слишком радостная».

Они шли сквозь толпу втроём, рассекая её, как мыс лодки – разноцветную воду. Окутанные незримым маревом чужих взглядов, окунаясь в созвучие смеха и шепотков, мирных разговоров и красноречивого молчания. Их встречали монархи и разбойники, ведьмы и рыцари, мантии и платья, лохмотья и королевские одежды – и маски, маски, маски…

Здесь все казались равными. Все казались людьми. Эйрдали и оборотни, века назад селившиеся в деревнях, чтобы под маской доброго соседа убивать женщин, детей и стариков. Кто-то из них не хочет убивать; кто-то лишь делает то, что им скажут, лишь бы живы были близкие. Кто-то – хочет.

И все хотят вернуться. Ибо всем им надоело прятаться.

Они хотят сорвать свои маски и править. Они хотят, чтобы люди сами отдавали им своих женщин, детей и стариков, перестав понимать, что это неправильно. Глупцы, обманутые ещё более жестоко, чем пришедшие сюда против воли…

Таша подобрала шлейф, накинув на руку пришитую к нему петельку, посмотрела в потолок, где правили бал отражения нечисти – и когда музыка стихла, готовая завести следующий танец, вложила пальцы в ладони Алексаса: чтобы вместе с ним пройти к центру, где кружились пары.

Да будет бал.

* * *

– И кто же всё-таки сообщил вам, где искать вашу возлюбленную дочурку?

Не обратив ни малейшего внимания на то, что сарказм в голосе Иллюзиониста значительно превышает норму, Арон поправил одеяло мирно спящей Лив:

– Доверенный источник.

Мечник лишь усмехнулся неодобрительно, прихлебнув из глиняной кружки.

Разговаривали тихо, чтобы не разбудить Лив. Мечник присел в кресле с кружкой парки, Заклинатель занял позицию за столом, живой компании снова предпочтя доску для аустэйна. Иллюзионист со Странником, материализовав колоду карт, играли в «болванчика» – вынуждая Вермиллиона Морли попутно упражняться в ментальном блоке. Арон ходил по комнате; ничто в нём не выдало бы напряжения, но это напряжение, сгущаясь, почти ощутимо искрилось в воздухе.

Мастера и амадэй вернулись на постоялый двор не так давно, скоротав почти всю ночь за обратной дорогой. Даже успели недолго вздремнуть.

Но по-настоящему расслабиться во время передышки, которую им предоставили до вечера, не мог никто.

– Близится финал, – высказался Мечник в пространство.

Арон молчал, размеренно вышагивая из одного угла комнаты в другой; когда амадэй поворачивался, концы шёлкового пояса подлетали ласточкиными крыльями.

– Как настроение?

Фортэнья шелестела при ходьбе. Шорох шёлка напоминал шуршание листьев: так по осени они, медленно умирая, кружат в своём первом и последнем воздушном вальсе.

– Рад, если хорошее, – не дождавшись ответа, невозмутимо произнёс Мечник. – А то мало ли… есть небольшая вероятность, что для кого-то из нас сегодняшний день станет последним днём.

Его товарищи не проявили ни малейшего признака того, что услышали это.

Арон посмотрел на волшебника. Спокойно, будто изучающе – хотя, казалось бы, что там ещё изучать? Всё, что хотел, амадэй мог увидеть в первую же минуту знакомства.

– Утешу вас только тем, – сказал Арон наконец, – что сегодня я тоже могу умереть. Бессмертие бессмертием, но от меча Зельды оно меня не спасёт.

– Или от меча вашего брата.

– Вряд ли. – Поразмыслив, Арон опустился в кресло напротив. – Во всяком случае, не сегодня.

– А когда?

– Когда он наиграется. И получит то, чего хочет.

– И чего же он хочет?

– Я догадываюсь. Но даже я не смогу сказать точно, пока он не объявит, что получил своё.

– Забавно, но иногда мне кажется, что вы им восхищаетесь.

– Нет. Не восхищаюсь. Уже нет. – Соединив кончики пальцев, амадэй взглянул на свои ладони. – Но я до сих пор чувствую вину перед ним. И… я помню, что он любил меня. А я любил его.

Мечник, криво усмехнувшись, поднёс кружку к губам:

– Пока не появилась женщина…

Пока он пил, Арон смотрел на него – во взгляде читался невысказанный вопрос.

– Да вы же сами всё знаете, чего спрашивать-то? – Мечник, морщась, прикрыл глаза. – Была одна… Я тогда уже магистром был. Требовала, требовала и ничего не отдавала. Вернее, отдавала, но другому. Я понял потом, правда. Но всё равно слишком поздно. – Допив последний глоток забористой цверговой бурды, Мастер с размаху опустил пустую кружку на тумбочку. – Я и в Школу вернулся с горя, можно сказать. И правильно сделал. Заботы другие стали, дети… радость. – Он помолчал. – Забавно, её давно уже на свете нет… она ведь смертная была, обычный человечек… а здесь всё равно живёт. – Мечник опустил взгляд, будто разглядывая нагрудный карман рубашки. – И даже теперь боль причиняет… даже оттуда, куда теперь ушла.

Амадэй ничего не говорил. Только слушал.

– Мастера от всего отрекаются, когда посвящение проходят. От дома, имени, семьи… Остаётся только Школа. Школа становится твоим домом, Шестеро становятся твоими братьями, школьники становятся твоими детьми. А я вот так и не отрёкся. – Коротко рассмеявшись, Мечник откинулся на спинку кресла. – Не лучший из меня Мастер, видать.

– Я бы с этим поспорил, – мягко произнёс амадэй. – А почему вы встали на сторону Шейлиреара?

Озадаченный неожиданным вопросом, Мечник поднял глаза.

– С чего вдруг спрашиваете?

– Всегда интересовало.

Мастер покосился на Заклинателя, задумчиво вертевшего в руке фигурку чёрного рыцаря. Потом на молодых Мастеров, увлечённо созерцавших веера собственных карт.

Их глубочайшая заинтересованность собственными занятиями вовсе не являлась гарантом того, что они ничего не слышат. Скорее наоборот.

– Вы знали Ралендона Девятого, последнего из Бьорков? – спросил Мечник наконец.

– Лично знаком не был, – уклончиво ответил Арон.

– А я был. Все Шестеро были. И если бы не Шейлиреар, дёргавший за ниточки из-за спинки трона, королевство давно пришло бы в состояние полного упадка – потому что королю было плевать на управление страной. А когда место Первого Советника занял сумасшедший кровожадный ублюдок и нашептал королю отправить Шейлиреара в отставку, потому что, мол, народ ему симпатизирует… а потом начал раздавать приказы от имени короны… – Мечник скривился. – Мы были на этой кухне. Шестеро всегда знают, что творится во дворце. Это их обязанность: служить монарху.

– Служить монарху, чтобы убить его?

– К его убийству мы не имеем ни малейшего отношения, – безмятежно заметил Иллюзионист, эффектным жестом выбросив на покрывало трёх королей. – Даже заперли Школу на ночь, чтобы ни один ученик в этом безумии не участвовал.

– Но знали, что оно состоится. И пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить убийство своего господина.

– Нашего господина? – Заклинатель так и не поднял взгляда от доски, но голос Мастера, вертевшего в руках фигурку белого короля, прямо-таки истекал ядом. – Ну да. Пожалуй, он и правда считал себя нашим господином. Держал нас за комнатных шавок, постоянно отрывал от работы, требуя безумных иллюзий на своих безумных празднествах, которые устраивал через день… и подзабыл, что мы не ярмарочные фокусники.

– Человек любил безобидное веселье. Это не грех.

– Из-за его веселья страна находилась на пороге гражданской войны. Одна свадьба принцессы чего стоит, – прохладно напомнил Иллюзионист. – За стенами дворца людей сжигают заживо, чтобы не дать распространиться заразе, оставшиеся в живых умирают от голода – а в Альденвейтсе бал и свадебный ужин на шестьдесят шесть блюд…

– Король был безумцем, жившим своими фантазиями. – Заклинатель сердито поставил белую фигурку на одну из чёрных клеток. – Ему было плевать, что его Первый Советник на досуге собственноручно пытает узников в застенках альденвейтской тюрьмы. Ему было плевать, что даже в столице грабежи, убийства и насилие стали привычным делом. Ему было плевать на голод и эпидемию, на ворующих герцогов и жирующих Князей, на назревающую войну… даже на то, что его дочь и наша будущая королева – зверь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю