Текст книги "Условия человеческого существования"

Автор книги: Дзюнпей Гамикава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

13

Голод мучил даже во сне. Когда Кадзи проснулся, костер угас. Брезжил рассвет. Рядом спали Тэрада и Тацуко. Тэрада что-то невнятно бормотал во сне. Тацуко скребла грудь. Снова нужно идти. Вставать не хотелось. Хватит, довольно!.. Но отказ от надежды означает смерть. Ну что ж, это даже легче, намного легче!.. Надежда уже иссякла, безрассудно пытаться вновь воскрешать ее. И все-таки Кадзи встал. Не бросать же борьбу за жизнь здесь, в этом лесу. Лучше было бы не начинать, проще было, подняв руки, сдаться в плен в день сражения. Он не сделал этого, потому что хотел обрести свободу. А раз так, нужно идти. Он поднялся, задрожали колени. Он ощущал неимоверную слабость. Казалось, из него вытащили все кости, столько сил нужно было напрягать только для того, чтоб устоять на ногах. Смерть уже начала свою разрушительную работу. А что, если этот день для него последний? Леденящий страх пробежал по спине. Нужно сосредоточить волю. Кадзи зачерпнул из ручья воды, напился, плеснул себе на грудь. Вода такая студеная, что, вздрогнув, сами втягиваются брюшные мышцы. Он развел огонь, разбудил остальных и заставил собирать траву для похлебки. Потом поровну разделил между всеми заветный рис. – Остановки не будет,– сказал он,– пока не выйдем к какому-нибудь огороду или жилью...– Не знаю, удастся ли, но попытаемся... А до тех пор остановок не будет! – выкрикнул он.– Кому дорога жизнь, пусть идет. Больше я не могу тащить отстающих... Сегодняшний день все решает, понятно? Он двинулся вперед. Цеплялся за корни, спотыкался, падал. Нелегко было побороть соблазн и не остаться лежать, махнув на все рукой. Он шел вперед, напрягая все силы. Расстояние между ним и шагавшим сзади постепенно увеличивалось. Он видел это, но остановиться не мог. Если он остановится, то не сумеет заставить себя двинуться с места. А может быть, наоборот, ноги сами передвигались, независимо от сознания. Но остановиться он не мог. Тэрада шел следом. Рана у него на плече почти затянулась – наверно, помогло прижигание порохом. Его мучил жар. Эх, не будь этой раны, он показал бы Кадзи, как он может шагать! А теперь он то и дело теряет его из виду. Черт побери! Ну и быстрые же у этого парня ноги! Вы назвали меня болваном, ефрейтор Кадзи! Я этого не забыл, не надейтесь! Вы вытащили меня из-под танка. Об этом я тоже помню. Кто вы вообще такой? Куда нас ведете? Неужели Япония и впрямь потерпит поражение в войне? Что тогда станет с нами?.. Если встретятся где-нибудь свои, лучше отделиться от Кадзи и пристать к какой-либо части. Ведь есть где-нибудь наша армия, не провалилась же она!.. Но прежде всего нужно выбраться из этого леса. Прежде всего! Ямаура плелся за Тэрадой. Его тошнило от запаха, исходившего от раны на голове. Что это, я гнию заживо... К тому времени, когда они выберутся отсюда, я сгнию. Нет, не может быть! Ведь вот иду же я наравне с остальными! Я здесь третий по силе, хотя и ранен. Выживу! Нужно только не терять Кадзи из виду, держаться его, и тогда я непременно выживу. И все-таки, черт бы его побрал, он мог бы идти помедленнее! Нет чтобы остановиться и подождать! Взгляни на мои ботинки! Пальцы наружу. Все равно что босой шагаю. Лучше уж разуться и идти босиком. Собью ноги. Ну и черт с ними... Хикида шел, вытянув шею, и качался, как пьяный. Ему мерещилась вся еда, какую он только знал. Ох, наесться бы до отвала! Если удастся выжить, уж что-что, а жратву он всегда будет беречь, это уж точно. Что женщины! Теперь он будет интересоваться только жратвой. В казарме все его помыслы сосредоточивались вокруг женщин. Теперь он понял, что женщины не играют ровно никакой роли в жизни. Что есть они, что их нет. Что главное в жизни? Задай ему кто-нибудь раньше подобный вопрос, он ухмыльнулся бы и ответил: женщины! Кого ни возьми, хоть самого что ни на есть важного министра или ученого, без женщины он не человек! Хикида имел твердые убеждения на этот счет. А теперь он понял, что все дело в еде. За один рисовый колобок он охотно уступил бы кому угодно на целый месяц, а то и на два самую распрекрасную женщину... Хиронака шел следом за Хикидой. Ноги у него заплетались. Он думал, что с того самого вечера перед боем, когда солдаты его взвода учинили "бунт" из-за этих подарков, в его жизни наступил резкий перелом. Нужно было любой ценой заставить Кадзи подняться в штыковую атаку, когда они уцелели тогда после обстрела... А раз Кадзи не послушал, он, Хиронака, должен был пристрелить его, и дело с концом! В действительности все вышло наоборот. Это Кадзи схватил его за грудь, тряс его и грозил. Хиронака не мог уразуметь сущность той силы, которой обладал Кадзи и которой не было у него. Вот так всегда и бывает: стоит раз уступить – и потеряешь власть. Ненавидя Кадзи, он тащился следом за ним, и от этого ненависть разгоралась еще сильнее. "Скоро, кажется, я совсем выбьюсь из сил... Черт возьми, откуда у этого мерзавца такая лошадиная сила? Унтер-офицер под командой ефрейтора! Если наткнемся на своих, какого срама я натерплюсь! Надо что-то предпринять!.." Ноги плохо слушались Хиронаку. У него хватало энергии лишь на то, чтобы не терять из вида спину Хи-киды. Идэ отстал. Он окончательно пал духом. Вот идиоты! Сколько ни иди, все равно придется заночевать в лесу. Выйти все равно не удастся. Вовсе не обязательно мчаться вперед, как одержимым. Если суждено спастись, значит, спасутся, а нет – так уж ничего не поделаешь! А что кому суждено – неизвестно. К дьяволу, можете топать, куда хотите! Я больше с места не сдвинусь. Его догнал торговец углем. Запавшие глаза его сверкали, он улыбался жуткой улыбкой. – Послушай, солдат,– хрипло, с присвистом произнес он,– по-моему, ваш начальник сбился с курса. Он идет не туда. Наверно, он хочет выйти к Владивостоку. Я не намерен идти за ним. Пойдешь со мной? Торговец углем показал на северо-запад. Этот путь вел в бескрайнюю глубину необъятных просторов Маньчжурии. – Пойдешь со мной? Мне нужен юго-запад... – Ну и ступай себе, куда хочешь! – ответил Идэ.– Я вообще остаюсь здесь. – Пропадешь! – Торговец углем повернулся и пошел в направлении, которое считал юго-западом.– Как знаешь... А мне надо добраться до Мукденского банка! Задыхаясь, подошла Тацуко. Она тащила подругу за руку. Та бросилась на землю рядом с ним. – Помрешь! Вставай! – уговаривала ее Тацуко и даже пыталась приподнять. – Не сердись, сестрица! – прошептала та и осталась лежать ничком. На равнину вышли к вечеру. Трава пожухла от зноя. Здесь не было сучьев, мешавших идти, зато гудели полчища оводов. Куда они, собственно, идут? Ну, доберутся они до южной Маньчжурии. А если и там все разрушено, разворочено? Если Квантунская армия, отступая, решила сражаться "до последнего солдата", их везде встретят лишь развалины и пепелища. Японцам некуда идти. Митико, жива ли ты?.. Лаохулин, где они расстались в тот памятный день, наверно, оккупирован, а японцев прогнали или убили... Куда же он стремится? Жива ли ты, Митико? Что, если он не застанет ее в живых? Если она умерла? Его преследовали страшные сцены, злобно и неотвязно, словно полчища оводов. Наступит день, когда спецрабочие снесут колючую проволоку, ворвутся в контору, лавиной хлынут в дома японцев. "Месть! Месть!" Со звоном падает посуда, горят дома, японцев вытаскивают на улицу и убивают... "Убейте Кадзи! – кричит кто-то.– Обманщик! Лицемер! Это по его вине совершена казнь!" – "Раз его нет, тащите жену!" – вопит толпа. Митико за волосы вытаскивают из дома. "Известно тебе, что натворил твой муж?" – "По его милости троим нашим товарищам отрубили головы. За это сейчас слетит твоя голова!" – "Знаешь, ли ты, какие муки приходилось терпеть китайцам из-за японцев?!" – "Тебе тоже придется держать за это ответ!" Митико, бледная как полотно, смотрит на Кадзи, впивается в него взглядом. Я любила тебя! Так вот чем окончилось наше короткое счастье... Я ни в чем не виновна. Я только любила его... "Вы терзали нас! Пили кровь!" Митико волокут за волосы. А вот и знакомое место казни. Огромное красное солнце насмешливо щурится над линией горизонта. Ван, постой! Не убивай ее! Я вернусь! Вернусь, и тогда вершите суд надо мной! Ты мстишь, Ван? Из мести готов казнить безвинную? "Здесь, в Лаохулине, ты совершил роковую ошибку, а потом, попав в армию, верой и правдой служил Японии. Ты храбро сражался, добиваясь победы в несправедливой войне. Да, храбро сражался, понимаешь ли ты, что это значит? Твоей жене приходится теперь отвечать за твои ошибки!" Ван, подожди! Умоляю тебя, подожди!.. Кадзи беззвучно плакал. Глаза оставались сухими. Он тряс головой, бессмысленно смотрел по сторонам, на небо и, шатаясь, тащился вперед. Пусть кто-нибудь скажет, жива она? В чем она виновата? Жива она? Лишь бы была жива! Лишь бы ей не пришлось умереть за меня! Жива она?

14

Тэрада шагал рядом с Кадзи. Он испытывал злорадное удовлетворение. Наконец-то и Кадзи дрогнул! Господина ефрейтора словно подменили. Он брел, шатаясь, и не только от голода и усталости. Тэрада даже приободрился, увидев, что Кадзи дрогнул, что он не сильнее его, Тэрады. Но что с ними станет, если вожак ослабеет? Хочешь не хочешь, а нужно, чтобы он оставался сильнее всех. Он украдкой поглядывал на Кадзи. Почему у него лицо бесстрастное и неподвижное, как у глиняной куклы? Солнце клонилось к западу. Тайга осталась позади, но и там, куда они шли, виднелись лишь безлюдные сопки, леса и долины. Кругом шелестели дикие травы, незаметно было никаких признаков жилья или пашни. – Выберемся сегодня? – спросил Тэрада, не в силах более противиться тревоге и угнетающей тишине. Ему хотелось услышать бодрый, полный уверенности ответ, пусть даже ни на чем не основанный. Но ответ Кадзи обманул его ожидания. – Кто его знает... Видно, Кадзи совсем оставил надежду выбраться отсюда. Тэрада стал отставать. Он смотрел в спину Кадзи – в спину равнодушного, ко всему безучастного человека. Кадзи остановился, дожидаясь его. – Видишь? – спросил он, указывая на холмы вдали. В низине, у подножья холмов, там, где виднелся редкий лесок, ввысь тянулась тонкая, чуть заметная струйка дыма. – Жилье?! На давно не бритом лице Кадзи появилась слабая улыбка. Он кивнул. – Это жилье! Определенно, жилье! – Тэрада зачем-то вытянулся, привстав на цыпочки, и хрипло закричал: – Да вот же, дым! Еще! И еще! Выбрались! Мы выбрались! – Ну, ну,– Кадзи с сомнением покачал головой.– Подождем остальных... Позади в высокой траве темнели фигуры отставших. Разбрелись, идут, напрягая последние силы. Медленно, будто стоят на месте. Кадзи пересчитал их. Четверо. – Трое отстали, так?.. Кто шел замыкающим? Последней появилась Тацуко. Дойдя до Кадзи, она улыбнулась белыми, похожими на выцветшую бумагу губами и пошатнулась. – Ну, еще усилие! – подхватывая ее, чтобы не дать упасть, сказал Кадзи. Он вылил ей на голову воду из фляжки.– Молодец, что не отстала. Еще одно усилие, последнее. Все шестеро потащились туда, где к небу поднимался дымок. Это не был ни поселок, ни вообще людское жилье. Отряд, по численности приближавшийся к роте, расположился в лесу на привал. – Давайте решим, как быть дальше,– Кадзи остановился немного поодаль, за деревьями.– Похоже, они не участвовали в боях... Видишь, какие свеженькие... Кто хочет, может присоединиться к ним. Лично я этого делать не собираюсь. По крайней мере постараемся раздобыть какую-нибудь еду... Никто не ответил. На всех лицах отражалась робость и неуверенность. – Ну, была не была... Пошли! – и Кадзи двинулся первым. Их появление было встречено с холодной отчужденностью и вместе с тем с любопытством. – Где командир? – спросил Кадзи. – А вы откуда, кто такие? – отозвался какой-то солдат. В голосе звучало явное пренебрежение. – Он там...– кивком головы показал другой. – Капитан Нагата! Господин капитан! Тут к вам подкидыши из леса явились! – крикнул первый. Солдаты рядом весело рассмеялись. Кадзи взял с собой Тэраду и Ямауру и, велев остальным ждать, направился к командиру. Он приветствовал развалившегося в небрежной позе капитана по всей форме, по давней солдатской привычке, на какой-то миг оказавшейся сильнее сознания. Назвав свою часть, звание и имя, он в двух словах рассказал, кто они и откуда, и спросил, нельзя ли получить немного еды. – Что это за женщина? – спросил капитан, показывая на Тацуко. – Мы подобрали ее в тайге. – Подобрали? – капитан усмехнулся.– Так ты говоришь, что вы из батальона Усидзимы из Циньюньтая? – Так точно. – А рабочим отрядом, говоришь, командовал Дои? – Так точно. – И всех, говоришь, разбили? Кадзи молча ждал. – А куда подевался этот, как его, Дои? – Убит. – А вы пятеро почему живы? Кадзи с трудом сдерживался. – Что же это получается? Командир ваш убит, а вы себе живете, не тужите, а? Почему не пошли в штыковую атаку? А? Я тебя спрашиваю! Выходит, вы дезертиры, вот вы кто! Тащите с собой бабу, безобразие! Ну, что молчишь? Говори, оправдывайся! – Оправдываться не буду...– у Кадзи дрогнул голос – Нельзя ли нам получить еды? – Ничего не получите! – рявкнул капитан.– Мы движемся к корейской границе, чтобы вступить там в последний бой. У нас нет продовольствия для таких слюнтяев, как вы. Проваливай, чтобы глаза мои тебя не видали, слышишь? А будете тут околачиваться – вздернем! – Ему, видно, понравилась эта угроза, потому что, взглянув на стоявшего рядом офицера, он засмеялся. Затем снова свирепо взглянул на Кадзи. Тэрада и Ямаура молчали. На побледневшем лице Кадзи появилась зловещая усмешка. – Капитан Нагата, так, кажется? – пересохшими губами произнес Кадзи.– Продовольствия нам не нужно, от проповедей тоже увольте. Мы и сами можем прочитать вам мораль – влепить заряд в башку! Вскинув винтовку, Кадзи прицелился. – Никто ни с места! Тэрада, Ямаура, если кто шевельнется – огонь! Вырядились в парадную форму, гады, и толкуете про последний бой! Если жалко жратвы, так и скажите, что жалко! Ради того, чтобы вы драпали со всем вашим барахлом, мы сражались и умирали! Умирали, слышишь? Пристрелю, сволочь! Это была не пустая угроза. Грянул выстрел. Кадзи выстрелил под ноги капитану. И тотчас перезарядил. – Тэрада, Ямаура, назад! А вы ни с места! С двухсот метров я бью без промаха. Пока не отойдем на двести метров, никому не двигаться! Кадзи начал медленно пятиться. Дойдя до своих, остановился и все с тем же бесстрастным выражением бросил им через плечо: – Вот он каков, отряд, к которому вы хотели присоединиться! Сволочи! Жалеют пачки галет. Ну, что будем делать? – уже спокойно закончил он.– Пойдете к ним с повинной? Я – нет. Хиронака и Хикида, то и дело оглядываясь, пошли со всеми за Кадзи. Кадзи не опускал винтовку. Так и шел, голова назад, палец на спусковом крючке. Только у опушки он наконец отбросил предосторожности. – Вот негодяи! – ни к кому не обращаясь, проговорил он.– В первый раз вижу таких сволочей! Перестрелять бы их. "Почему остались в живых?" – Черт с ними, с продуктами! – бросил Тэрада.– Не в этом дело. Но какой негодяй! А еще офицер! Лицо Кадзи внезапно осветилось улыбкой. – Тэрада, в тот вечер, перед боем, ты не очень почтительно держался с офицером, а? Тэрада досадливо потупился. – А сегодня приветствовал по всей форме... Выходит, как бы это сказать, нам с тобой нужно было для этого хорошенько поголодать, а? – Кто-то идет! – крикнула Тацуко. Спрятавшись за деревьями, они приготовились к обороне. Но человек бежал открыто. Не похоже, чтобы он замыслил дурное. Судя по его энергичным движениям, это был не изголодавшийся беженец из какой-нибудь разгромленной части, вроде Кадзи с товарищами, а один из отряда, с которым они столкнулись. – Наверно, поняли, что нехорошо обошлись с нами, и хотят вернуть! – прошептала Тацуко. – Вряд ли! – усмехнулся Кадзи. Солдат подбежал прямо к нему, улыбнулся во все лицо. – Здорово, Кадзи! Не узнаешь? Кадзи недоуменно уставился на него. "Госпиталь? Ну, конечно, госпиталь..." – Тангэ! – Он самый! Солдат первого разряда Тангэ, единственная живая душа, с которым Кадзи мог, не таясь, откровенно разговаривать в госпитале! Впрочем, нет, была еще сестра Токунага с мягким голосом и усыпанным веснушками лицом... Тангэ вытащил из вещевого мешка четыре пачки галет. – Ешьте! Ну и оброс же ты! Я сразу и не признал! Они набросились на еду. – Я было думал – подойду, когда ты закончишь разговор с капитаном,– объяснял Тангэ.– Вдруг слышу – как бабахнет! – Танга засмеялся.– Может, ты и правильно поступил, да только, видать, здорово ты переменился! – Переменишься, когда за тобой охотятся, да и сам только знаешь, что убивать...– без улыбки ответил Кадзи.– А как тебе удалось уйти от них? – он показал в сторону лагеря. – Сказал, иду за водой... – А... Тангэ взглянул на Кадзи. – А вы куда? – На юго-запад. По моим расчетам, на этой линии должен находиться город Дуньхуа. Вот туда. Тангэ кивнул. – Я... с вами,– решительно сказал он.– Добраться бы до Фушуня, там у меня много знакомых, устроимся как-нибудь... Остальные не возражают? Никто не возражал. Четыре пачки галет в такую минуту – это дар самого бога счастья. – Окапываться на корейской границе да вести там "долговременное сопротивление" – ну нет, это не для меня!..– сказал Тангэ. – Тогда пошли! – Кадзи встал. Маленький отряд – теперь их стало семеро – двинулся вперед. Говорить не хотелось. Долго шли молча. – Война-то, наверно, уже окончилась,– сказал Кадзи, вглядываясь в лицо Тангэ.– Что-то с нами будет, а? – Должна бы кончиться...– Тангэ тоже не знал, что Япония уже объявила капитуляцию. – Послушай, а о ней ты ничего не слыхал? Что с ней? – неожиданно спросил Кадзи, и Тангэ не понял, о чем это он.– Ну, о ней... О сестре Токунага,– объяснил Кадзи. "Вот странный парень,– подумал Тангэ.– Как это в нем сочетается дерзкая угроза офицеру, свидетелем которой они были несколько часов назад, и вдруг самые неожиданные воспоминания..." – Встретил ее раз, когда отступали... Кадзи молчал, весь обратившись в слух. – Нас послали в сторожевое охранение. А почему лазарет не эвакуировали вместе с начальством – не знаю. Когда мы отступали, встретили грузовик – застрял на дороге. Медсестры просили взять их с собой, а мерзавец Нагата отказался – дескать, нам предстоят бои... На самом деле просто лишних ртов побоялся... – И она там была? Тангэ кивнул. – В кузове сидела. Поклонилась мне... И на этом всему конец? "Доведется ли еще встретиться?" – спросила она, когда они расставались. И на этом всему конец... – Ну и как она выглядела? Бодро? Бессмысленный вопрос! Он больше не стал спрашивать, пошел быстрее. – Да не спеши ты так,– попросил Тангэ.– Темно уже, люди отстанут, заплутаемся... Вот ты спросил, что теперь с нами будет? – неторопливо продолжал он.– Все зависит от того, в чьих руках окажется власть после войны...– Тангэ пытался отвлечь Кадзи от воспоминаний, которые мучили того, он видел...– Конечно, лучше б всего, если бы демократические силы объединились и навели порядок в послевоенной Японии... Кадзи посмотрел на него долгим взглядом. Он собирался с мыслями. – Демократические силы? А где ты их в Японии видел? – вырвалось у него резче, чем он хотел. В другое время он иначе отнесся бы к словам Тангэ. Но сейчас нервное напряжение после стычки с капитаном, усталость и голод окончательно вывели его из душевного равновесия, а то, что он услышал о сестре Токунага, наполнило сердце безудержным гневом.– Подавляющее большинство – типы вроде меня, а то и похуже! Ни на что они не способны! Не могут даже сохранись собственное достоинство... – Ну зачем так мрачно! – Тангэ улыбнулся.– Борьба только начинается. – Да брось ты! – устало отмахнулся Кадзи.– Вот призвали нас в армию, и мы воевали. Потом нас разбили, и теперь мы бредем здесь, злые, голодные... Нагромождали одну несуразность на другую. И чего ради? Спасали каждый свою шкуру – и только... Так как же нам теперь возвращаться, с каким лицом? Прежняя наша жизнь полностью разрушена. Вот ты говоришь: строить жизнь заново... А как, я тебя спрашиваю. Да и кто за это возьмется? – Не понимаю, что ты хочешь сказать,– после небольшой паузы сказал Тангэ. – А что, разве я непонятно выразился? Я имею в виду то "строительство новой жизни" после войны, о котором ты сам говорил. Много ли найдется людей, у которых есть моральное право браться за такое строительство? А ответственность за войну? Это, по-твоему, пустяки? Вот я, например, несу я ответственность за эту войну? Сейчас он идет вперед просто для того, чтобы жить. Да и то, если бы не Митико, если б не тревога о ней, и жить-то ни к чему. А какая она будет, эта самая жизнь, кто скажет? Будет в ней какой-нибудь смысл? Может быть высокая, прекрасная цель? Ему хочется, чтобы была. Но ведь он убивал и шел вперед, бросая на произвол судьбы умирающих. Ради этой жизни? Ему и дальше еще не раз придется поступать так же... И противоречие это возникло не сегодня, оно существовало уже давно, пусть по-иному, на другой лад, но существовало. Так кто же поверит, что в один прекрасный день сердце внезапно вновь обретет мир и покой? Тангэ молчал. "Этого человека нужно как можно скорее накормить досыта,– думал он о Кадзи.– Он изголодался не только телом, но и душой..."

15

У крутого обрыва уже глубокой ночью Кадзи подозвал к себе Ямауру. – Взгляни-ка, как по-твоему, что там? На противоположном склоне, отделенном долиной, отлого тянулось вверх ровное, темнеющее даже сквозь мрак пятно. Издали его можно было принять за лес, а при желании – за поле. – Поле...– немного спустя ответил Ямаура. – Какое? – Если это просо или овес, не стоит пробираться туда, зерновые еще не наливались. – Похоже на кукурузу... – Хорошо бы!.. Кадзи машинально сглотнул, но слюны не было, во рту пересохло.– Километра три будет? Да нет, меньше, пожалуй... Ну, еще один последний бросок!.. – Не могу больше, сил нет...– простонала Тацуко. – Если это не кукуруза, я начну землю жрать...– сказал Хикида. – Тангэ, уж потрудись, иди первым...– попросил Кадзи.– А я пойду замыкающим, буду подталкивать ее в спину.– Он встал за Тацуко. Тангэ пошел впереди. – Ну, двинули! Стисни зубы и шагай, слышишь! – Кадзи подтолкнул Тацуко.– За ручку тебя вести некому, так и знай! Тацуко падала чуть не через каждые десять шагов. Но всякий раз со стоном поднималась. В долине текла речушка, узкая, холодная и глубокая – по грудь. Тацуко вода дошла бы до шеи. Передав винтовку Хикиде, Кадзи поднял женщину себе на спину. В воде она весила меньше. Кадзи споткнулся, упал и оба наглотались воды. Снова поднять ее на спину уже не было сил. Она только цеплялась за него заледеневшими руками, даже не пытаясь встать на ноги. Осталось пройти каких-нибудь пять, самое большее – десять шагов, но Кадзи показалось, что он не дойдет. Он несколько раз оступался, с головой окунаясь в холодную воду. Хикида сказал уже с берега: – Ишь, баловаться вздумали, дьявол вас забери? Наконец Кадзи вытащил Тацуко. Он едва стоял на ногах. – Ты-то, конечно, бросил бы ее еще в тайге! – сказал он Хикиде. – Поле! – кричал Тангэ откуда-то спереди.– Идите сюда скорее! – Да, это было поле. Как правильно определил Ямаура, кукурузное поле. Они ворвались в него, точно стадо диких кабанов. Задыхаясь, с бьющимся сердцем, рвали, крушили. И все зря. Початки еще не созрели. Крохотные зерна, величиной с просо,– и только! Сладковатый вкус сырой зелени... Влажная мякоть, похожая на прикосновение человеческого тела. Ну и что, все-таки еда. При желании можно есть и самые початки... Никто не обмолвился ни словом. Мягкие початки налиты сладковатым соком... Выглянула луна, осветив семерых хищников, поглощенных опустошением посевов. Они пожалели, что поторопились насытиться зелеными початками, когда обнаружили, что кукурузное поле переходит в огород, а за огородом, погруженный в мертвую тишину, стоит крестьянский дом. Должно быть, прошло уже много времени с тех пор, как хозяева покинули жилище. В огороде росли бобы, уже совсем спелые, никто их не обирал. Ямаура нашел таз и сварил их. Жизнь постепенно заискрилась в измученном теле. Как все это просто в сущности! Счастье начинается с полного желудка. Голова только чуть прикрашивает ощущение счастья, не более. Насытившись, они ощутили приятную сонливость, блаженную жажду сна, которой невозможно сопротивляться. Наверно, так клонит в сон человека, наглотавшегося наркотиков. Не входя в дом, они улеглись прямо на землю и уснули. На рассвете похолодало. Таигэ проснулся первый. Он собрал хворост и разжег костер. Влажный от росы хворост потрескивал, дым от костра потянулся в сторону Тацуко. Она поднялась, дрожа всем телом. Вчера она вымокла до нитки, но не могла, как мужчины, раздеться и просушить у огня белье и одежду. Некоторое время она молча грелась у костра, потом взглянула на спящего Кадзи. – Крепко уснул...– пробормотала она. Тангэ, добродушно усмехаясь, промолчал. – Теперь, когда вы, господин солдат, прибились к нашей компании, у него на сердце стало спокойно,– сказала Тацуко. Она говорила правду. До сих пор она не видела Кадзи спящим, все эти дни он почти не сомкнул глаз. – Да, он, видать, немало намучился...– устанавливая на огне таз с бобами, сказал Тангэ.– А ты даром что женщина, а сумела продержаться наравне с мужчинами. Молодчина! – Какое там молодчина! Сколько раз хотела повалиться на землю, да и не вставать больше... Так и не дошла бы, если б не этот солдат. А с виду суровый... Ну, и еще хотелось узнать, как там сестренка. Вот и дошла. – А сестра где живет? – В Дашицзяо. – Значит, недалеко от Кадзи? – Угу. Вот я и не отстаю от него...– Тацуко улыбнулась каким-то своим мыслям.– А ведь забавно получается... Я вот беспокоюсь о сестре, а она, может, обо мне и не вспоминает. Гулящая сестра ей поперек дороги... Уезжай куда-нибудь, скажет, а то людей совестно... Тангэ поправил огонь под тазом. Наверно, все так и будет, как она говорит. Эта женщина, проститутка, обслуживала солдат пограничных частей. Выходит, она тоже в какой-то мере сотрудничала в этой войне... Жалкое, трагическое сотрудничество! Сейчас она пробирается в тыл, и это тоже не что иное, как переход от одного несчастья к другому. Те, кому выпал на долю хоть немного больший паек счастья, жестоки к отверженным. А вообще-то все они нищие. Скудная доля счастья выдается японцам. И все же те, кто обездолен, менее жадны. – А вы, господин солдат? – поинтересовалась она. Вопрос Тацуко вывел его из задумчивости. – Что я?.. Я по специальности механик, но заводы сейчас, наверно, стоят, так что придется искать любую работу, лишь бы прокормиться. Ну и, конечно, собираюсь участвовать в демократическом движении. – В каком? "Что это я,– подумал Тангэ,– откуда ей все это знать?" – Ну вот, к примеру, один мудрец сказал: "Небо не создало человека выше других, не создало и ниже других". Слышала? – И проституток? – Конечно. Разве Кадзи плохо обращался с тобой из-за твоего прошлого? – Нет. – Вот видишь. Мы, демократы, вообще... Тацуко приготовилась слушать серьезно, но тут вдруг рассмеялась. – Э, нет! Все это только красивые слова. А как вернемся домой, все пойдет по-старому! – На первых порах – конечно.– Тангэ поднялся.– Но мы приложим усилия, чтобы все изменилось. И если ты, например, вздумаешь опять приняться за старое, тогда, конечно, разговор будет другой! Точно!.. Слушай, погляди-ка за варевом. Маловато будет... Пойду наберу еще. Пока Тангэ ходил на огород, проснулись Хикида и Хиронака и тоже подошли к костру погреться. – Простыл, что ли, за ночь...– С животом что-то неладно...– проворчал Хиронака, кривя худое лицо. Хикида впился глазами в Тацуко. – О, слюнки текут! – Хочешь есть? Уже сварилось...– сказала Тацуко. – Да я не про то. Я про твои ляжки. – Чего болтаешь! – Тацуко вспыхнула. Слова Хикиды разом разрушили впечатление от беседы с Тангэ.– Небось и денег-то нет! Еще вчера с голоду подыхал. А туда же! Тацуко не робела в разговоре с мужчинами. Просто ей стало противно. Захотелось разбудить Кадзи. При нем Хикида не осмелился бы похабничать. Но Кадзи крепко спал. Она встала и направилась в огород, к Тангэ. – Ну, господин унтер, что будем делать дальше-то? – Хикида повернулся к Хиронаке.– Теперь вот пошли жилые места, так что голодовки можно не опасаться. Выбираться отсюда нужно, насчет этого спору нет, да ведь нам с вами в Японию. Правильно я говорю? Так что на юг идти нам вроде бы ни к чему... Лучше все-таки пристать к какой-нибудь части, другого выхода нет. Вчера я не то чтобы испугался нашего умника, а просто ни о чем, кроме жратвы, не мог думать... Ну и эти, в отряде, тоже не больно-то ласково встретили, вот я и дал маху, поплелся за ним... – А где она, эта часть? – угрюмо произнес Хиронака. Куда ни подайся, будущее одинаково покрыто мраком. Отряд Нагата, который повстречали вчера, был отлично вооружен, капитан держался воинственно и разглагольствовал о "последнем, решающем сражении", но Хиронака, на себе испытавший мощь сокрушительного удара русских, органически, всем своим существом не мог больше верить таким словам. Укоренившаяся в мозгу мысль о "сопротивлении до последнего солдата", которое при всех обстоятельствах должна оказывать неприятелю императорская армия, и этот инстинктивный страх прямо противоречили друг другу. И тем не менее они жили в его сознании, и то, и другое. Когда приходилось решать, какому из этих двух ощущений повиноваться, Хиронака предпочитал уклоняться от выбора. Удобнее всего было подчиняться. В свое время он с жаром требовал от Кадзи присоединиться к какой-нибудь воинской части, но вчера, когда они встретились с тем отрядом, им прежде всего завладел страх. А может быть, это укол самолюбия... Унтер-офицер, которым помыкает ефрейтор, может вызвать только насмешки в чужой части, где не знают всех обстоятельств. Так уж повелось в армии. Чужаков всегда встречают враждебно. Хиронака хорошо знал армейские порядки. Чем чувствовать себя приниженным среди незнакомых унтер-офицеров и старослужащих солдат, лучше уж, пожалуй, остаться с Кадзи, которого он как-никак давно и хорошо знает. Конечно, и это ему не по нутру, но здесь легче сохранить чувство собственного достоинства. Ну а если сказать всю правду, его больше всего пугала мысль о том, что, присоединившись к какому-нибудь отряду, он может снова, неровен час, попасть в переплет. Сейчас, когда Хикида предложил отделиться от Кадзи и действовать самостоятельно, Хиронака не склонился на это предложение, потому что не мог не признать, хотя бы и против воли, неистощимой энергии Кадзи. – Ситуация неясная, самостоятельно действовать вдвоем мало проку... – Это ничего, господин унтер-офицер, вот увидите, все пойдет, как надо! А что за смысл идти на юг? Сами посудите! Лучше пробираться в Корею, а? – Не задерживаю! – неожиданно услышали они голос Кадзи.– Только если менять курс, как кому вздумается, ни черта у нас не получится! Нужно добраться туда, где есть японское население, а уж там каждый пусть идет, куда хочет! – Он поднялся и растолкал Тэраду и Ямауру.– С сегодняшнего дня будем идти полями, пусть даже придется иногда делать крюк. Я тоже ведь не любитель голодных походов... Вернулись с огорода Тангэ и Тацуко. Они несли в плащ-палатке целую гору бобов.