Текст книги "Условия человеческого существования"

Автор книги: Дзюнпей Гамикава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

30

Когда стемнело, Кадзи отправился за ужином. Кухню раскинули по другую сторону склона, ставшего последним рубежом роты Дои. В зарослях, совсем рядом, журчала речушка. Отличное место для пикника! – подумал Кадзи. Под деревьями спешно строились солдаты из пополнения. – Идем получать оружие, – окликнул его кто-то. Этапный пункт находился километрах в двадцати. – В добрый час! – сказал Кадзи. Пока он получал ужин, те ушли. Кадзи уже собирался в обратный путь, когда с другого берега речки, из зарослей за палатками выплыли шесть темных силуэтов. – Где отделение Хиронаки? – спросил один. Голос показался Кадзи знакомым, он остановился. – Здесь. – Все шестеро почти одновременно тяжело опустились на землю. – Совсем из сил выбились... Кадзи подошел ближе. – Кто тут? Темно, ничего не видать. Кто вы? – Я и ефрейтор Акабоси. – Кадзи узнал по голосу старослужащего из артиллеристов, из тех, кто остался в Циньюньтае. "Но ведь они все погибли... Значит, неправда?" – Да вот еще Онодэра, – продолжал тот. – Эй, Онодэра, встань! – А остальные трое? – спросил Кадзи. – Из штаба третьего батальона, – ответили ему. – Тоже из Циньюньтая? – Ладно, разговаривать будем после, дай поесть, – раздраженно проговорил Акабоси. – Эй, Онодэра, расскажи ты... – сказал артиллерист, когда Кадзи поделился с ними рисом. – Онодэра один удрал целым из Циньюньтая, – добавил он. – Не удрал! – огрызнулся Онодэра. – Меня послали связным! – Ладно, не злись. Так или иначе, а шкуру спас. Нас-то там не было, – объяснял артиллерист. – Нас направили в штаб от каждой роты... Тут русские и ударили! Что там было – не передать... А уж по пути сюда случайно встретились с Онодэрой... – А как Циньюньтай? – Нет Циньюньтая! – бросил Акабоси. – И твоих любезных новобранцев тоже нет! – Из катюш шпарили... Вой, свист, все пошло кувырком, – простонал Онодэра. – А подпоручик Кагэяма? – Возле дотов у сопки сказал мне: "Эй, Онодэра, беги в штаб..." Связным меня послал... Кадзи пытался разглядеть лицо Онодэры. – Тебя?.. Онодэра догадался, что Кадзи не верит. – Там командир роты был неподалеку, может, это он приказал подпоручику... Ну и что, если меня? – Ладно, – сказал Кадзи и повернулся, чтобы идти. – Пойдете докладывать батальонному, так палатка вон там, за кухней. Только учтите, он не в духе, так что поосторожнее... – Поосторожнее?.. А чего нам бояться? – В голосе Акабоси послышались угрожающие нотки. Кадзи принес ужин. В роте уже все знали о Циньюньтае. В палатку набились старослужащие; они разлеглись там и болтали с унтером Хиронакой. Никто из новобранцев не смел войти. Сбившись в кучку, они сидели поодаль, под деревьями. Покончив с делами, Кадзи тоже подсел к ним. Ихара спросил: – По нас тоже будут бить из орудий? – Кто его знает... – сказал Кадзи. – Они нашу артиллерию давить будут. Все зависит от того, где расположена наша артиллерия... – Циньюньтай они со своей территории громили, да так, что, говорят, сопки с землей сровняли... – На Филиппинах тоже всаживали в землю свыше тысячи тонн металла за день... – ответил Кадзи, загораживая рукой огонек сигареты. – А все-таки уцелели же некоторые... – Да ведь там, говорят, укрепления находились в пещерах... А у нас что? – Завтра на другом склоне каждый отроет себе индивидуальный окоп. Там и будем ждать... – Кадзи хотел сказать "смерти", но не сказал. – А твоя девушка, Ихара, спит себе на мягкой постели, – вмешался Накараи, – и небось думает: уж мой Ихара постоит за меня... А твоя девушка? – спросил Кадзи. – Его тоже спит, да хорошо, если одна... – пошутил кто-то. Накараи не обиделся. Лишь бы осталась довольна! – А ваша жена, господин ефрейтор? – спросил Ихара. – Вы нам никогда про нее не рассказывали. – А чего рассказывать? Жена у меня хорошая. Вот кончится война, познакомлю вас с ней. – Высокая? – спросил Накараи. – Среднего роста. Сто пятьдесят с чем-то сантиметров... Вес – килограммов пятьдесят, – шутливо доложил Кадзи. – Самый подходящий размер! – Дурень! Кадзи усмехнулся. Сближение с противником на их участке ожидалось, по всей вероятности, послезавтра... – Господин ефрейтор! – подошел Коидзуми. – Там с Энти творится что-то неладное. И Тэрада опять цепляется... Кадзи поднялся. – ...Ты с родителями жил, потому так и рассуждаешь, – хрипло бормотал Энти. – А без кормильца как быть семье? Хорошо, если жена молодая, тогда еще полбеды, устроится как-нибудь. А если дети на руках и во второй раз замуж никак не выйти – такой что прикажешь делать? – Нытик! – негодовал Тэрада. – Когда дело идет о судьбах государства, тут уж не до какой-то ничтожной семьи. В твои-то годы надо бы, кажется, понять! Если погибнет Япония, пусть все идет к черту! – У тебя семьи не было, поэтому ты так и говоришь. Ну, допустим, погибнет это самое государство... Остался бы только хозяин в живых, тогда и женщине можно прожить на свете. Ведь если отец с матерью живы, они детей вырастят... Вот, скажем, убьют меня, кто позаботится о моей жене и детях? Государство? Налоги с нас государство драть здорово, это я понимаю, а чтобы заботиться о нас – что-то не припоминаю такого... – Довольно! – вмешался Кадзи. – Хватит! – Трус! – С приходом Кадзи Тэрада еще больше осмелел. – Прикрываешь свою трусость жалобными словами. Ты не о жене и детях тревожишься. Собственной шкуры жалко! – Пусть трус, – тихим, словно из-под земли идущим голосом отозвался Энти. – А пока такие пустобрехи, как ты, твердили: "Победа! Победа!" – вон куда докатились! – Военное счастье изменило нам потому, что народ недостаточно целеустремлен. Слишком много таких слюнтяев, как ты, которые пуще всего себя берегут! – Прекратите! – еще раз прикрикнул Кадзи. – Энти и ты, Тэрада, вечно ты в спор лезешь! – Я не лезу. Но когда в самые решающие для государства минуты находятся шкурники, которые думают только о себе... Им своей шкуры жалко, а прикрываются красивыми фразами... – А тебе не жаль? – Нет, меня иначе воспитывали. – Вот как? А мне жаль. – А я и не сомневался! Скоро нам в бой, так можно мне напоследок сказать откровенно? – Отчего же, говори! – Похоже, вы сами, господин ефрейтор, не хотите служить этой войне, как велит долг, вот что! – Эй, Тэрада! – пытался остановить его Коидзуми. – Оставь, пусть говорит! – Кадзи чиркнул спичкой. Огонек осветил лицо Тэрады, – Все? Ты совершенно прав, не хочу! – Я, Тэрада, душу свою продал, чтобы выбиться из рядовых, вот я какой! И в войне участвовать не хотел, а на деле изо всех сил работал на войну. И в том бою, который нам предстоит, тоже не хочу участвовать. Только и думаю, как бы исхитриться, чтоб не воевать... А воевать все-таки буду, наверно. С дистанции в триста метров я даю пять из пяти возможных за четыре секунды и три из пяти за две секунды... Это я не из хвастовства говорю, пойми. Я к тому, что завтра я, наверно, буду убивать из моей винтовки, убивать людей из далекой, чужой страны, против которых у меня нет ни ненависти, ни злобы... А ты, бодрячок, из тринадцати выстрелов не дал ни одного попадания... Так что, если уж кому-нибудь и упрекать меня в том, что я не выполняю свой долг, так не тебе... Тьма под деревьями, казалось, сгустилась еще сильнее. – Сказать по правде, я гораздо охотнее взял бы на прицел тех, кто воспитывает таких, как ты... Вот так, Тэрада... Командир батальона еще не спит. Ступай, доложи ему о крамольных мыслях ефрейтора Кадзи. Или, если хочешь, унтеру Хиронаке... Тэрада не шевелился. – Я часто, когда приходилось к слову, упоминал о твоем отце. Если тебя обижало это, извини. Конечно, мне следовало приводить другие примеры. Но согласиться с воспитанием, которое дал тебе твой отец и твои учителя в школе, я не могу. – Значит... вы против этой войны? – Должен быть против... Вот что я имею в виду. – Господин ефрейтор, – почему-то шепотом произнес Тэрада. – Это подлость... Вам присвоили звание, назначили воспитывать нас... А выходит, вы тоже как этот нытик Энти... Это я запомню! – Да запомни еще, что мне здорово из-за вас доставалось от этих... – Он показал на палатку. – Не будь я, как ты говоришь, подлым, не страдал бы за вас... – Кадзи поднялся. – Ты круглый дурак, Тэрада, как есть дурак! Неспособный понять даже горечь тех слез, которые прольет твоя мать, когда получит по тебе похоронную. – Он повернулся, чтобы идти, но задержался и добавил: – А чтобы не было этой собачьей смерти, чтобы по тебе не лили слез, действуй с одной целью – как-нибудь остаться в живых! И не трусь, слышишь? Если дрогнешь – пропал! Кадзи спустился к речушке. На душе было пусто. Слова, невольно сорвавшиеся с языка, теперь звучали в мозгу, как чей-то чужой голос, гулко отдающийся под пустынными сводами. Послезавтра он пойдет в бой. Как случилось, что он оказался у этого последнего рубежа? Ведь все его существо противилось этому... "Тебя пошлют на фронт, я уверена... Поэтому так хотелось повидаться еще раз..." Это было ровно год и четыре месяца назад. Кадзи пытался представить себе в пустоте ночи образ Митико. Какая черная, какая страшная ночь, Митико! Вот я стою сейчас у лесного ручья... Отвечай же, как я должен был жить, по-твоему?.. Вот видишь, какой я! Как быть дальше? Неужели я буду воевать? Чего мы искали в жизни, если сейчас я жду смерти и жду спокойно... Любил ли я тебя? Митико, скажи, ты действительно веришь, что после войны снова наступит жизнь? Ты действительно веришь, что для нас с тобой еще осталось что-нибудь впереди?

31

Была глубокая ночь, когда отряд, высланный за оружием, добрался до этапного пункта. Вечером городок подвергся ожесточенному артобстрелу, кое-где среди развалин еще змеились языки пламени. Этапный пункт спешно готовился эвакуироваться. По темному шоссе, вздымая клубы пыли, к пункту и обратно сновали грузовики, скрипели подводы. На территории в открытую валялось военное имущество, предметы самого различного назначения. Среди вещей бродили солдаты. Звучала площадная ругань, хриплые пьяные голоса, смех. Все это сливалось в раздражающий шум, от густой пыли першило в горле, пахло лошадиным потом, бензином, заплесневелыми мешками. Все стояло вверх дном, не заметно было ни малейших признаков порядка, и невольно брало сомнение: полно, организованный ли это коллектив или беспорядочная орда дикарей? Зауряд-офицер, молоденький подпрапорщик, пробрался со своим отрядом сквозь эту неразбериху к складу боепитания и, оставив солдат, пошел искать ответственного дежурного. В полутемной канцелярии, едва освещенной керосиновой лампой, несколько солдат и фельдфебель торопливо упаковывали документы. Все отлично видели, что вошел офицер, но никто даже не взглянул в его сторону. Некоторое время подпрапорщик стоял молча. Фельдфебель достал сигарету, закурил и принялся перелистывать накладные. – Где дежурный офицер? – подавив нарастающий гнев, спросил подпрапорщик. – В самом деле, куда это он запропастился? – как ни в чем не бывало откликнулся фельдфебель. – Затрудняюсь сказать, поскольку не состою при нем денщиком. Эй, ты, где дежурный? – спросил он у ефрейтора, проворно упаковывавшего свой вещевой мешок. Тот ответил, почти не скрывая насмешки: – Прощается с госпожой О-Хана, где же еще... Последнее свидание, так сказать... – В таком случае, фельдфебель, распорядитесь вы. Я с командой прибыл за оружием. Мы торопимся. До рассвета нужно вернуться. – Понимаю, господин подпрапорщик, но я здесь не уполномочен распоряжаться. Если будет письменное предписание от командования выдать оружие такому-то отряду, такого-то числа, в такое-то время – тогда я могу... – Вот мое удостоверение. Действуйте. Мы спешим. – Нет, так не пойдет, господин подпрапорщик. Должно быть предписание... – Где тут телефон? Фельдфебель показал на аппарат. Подпрапорщик долго и напрасно вертел ручку. Солдаты посмеивались. Наконец он швырнул трубку. – Что с телефоном? – Разбомбили... – ответил фельдфебель. Остальные, не стесняясь, захохотали. – Ну, взяли! – Один из солдат взвалил на спину огромный узел и пошел к дверям, бесцеремонно задев подпрапорщика. На пороге он остановился. – Может, сбегать в каптерку, поклянчить печенья? – спросил он у фельдфебеля. – А я и забыл! – Фельдфебель помог ему снять узел. – Это дело! Давай-ка живее! Тогда подпрапорщик не выдержал. – Ни с места! – Он вытащил саблю. – Зарублю мерзавцев! – Ч-что такое? – растерялся фельдфебель. – Что за безрассудство, господин подпрапорщик! – Предатели! – подпрапорщик с маху полоснул саблей по узлу у дверей. – Зарублю, негодяй! А ну быстро! Выдать оружие! Велев солдатам не выходить из строя и ждать подпрапорщика, ефрейтор Ивабути пошел поглядеть, что творится вокруг. У продовольственного склада стоял грузовик. Десяток солдат торопливо через борт нагружали его. – Из батальонного обоза, что ли? – спросил Ивабути у водителя. – Да вроде бы так... А попросту сказать – личное имущество господина капитана. Ты сам-то откуда? – Из рабочего отряда, – мрачно ответил Ивабути. – А-а... Бедняга! – сказал солдат, сидевший на вещах в кузове. – Крепко тебе не повезло! – в голосе водителя послышалось даже сочувствие. – Ну что ж, воюй хорошенько! А я дам стрекача! – А капитан ваш... Где он? – Эвакуирует женщин-служащих, вместе с ними и укатил. – Нам не доверил... – засмеялся солдат на узлах. – Весело вы живете! – кисло усмехнувшись, сказал Ивабути. Конечно, ему приходилось слышать, что интендантские живут в свое удовольствие. Но в час опасности, в чрезвычайное время, когда вся императорская армия в дружном порыве не жалеет усилий, чтобы оградить государство от нависшей опасности... Чрезвычайное положение, а тут вон что творится – полный развал... – Не сердись, друг! На, получай, – солдат бросил ему пачку сигарет. – Конечно, не повезло тебе, спору нет, но ты на судьбу сердись, на нас не за что... Да, ефрейтор, здесь кто воюет, кто в тылу жену милует... Такая она, жизнь... – Болтай побольше! – Ивабути чувствовал, что побит. – Ну, поехали! – крикнул солдат из кузова. – Если надо что передать жене, давай, передам, чем я хуже других... Ну да ладно, боевой друг! Не ревнуй! Грузовик взял с места. Водитель помахал Ивабути на прощанье. Тасиро, спросив разрешения у ефрейтора Кавамуры, вышел из строя и собирался уже справить нужду за стоявшими на дороге повозками, как до него донесся шепот. Шептались двое за повозкой рядом: – А фельдфебель куда девался? – Пошел, наверно, в хозяйственную часть, сопрет там талоны на вещевое довольствие. У него голова неплохо варит. – Столько барахла набрать! Куда, спрашивается? – Дурья твоя башка! Война – дело проигранное. Кто честен – останется в дураках, вон сколько кругом барахла валяется. Продаст его гражданским на сторону и разживется деньжатами... Вот я тебе и толкую – несправедливо, чтобы он один наживался... Тасиро спугнул их, неосторожно ступив. Его окликнули. – Из рабочего отряда я, за оружием прибыли, – сказал Тасиро. – Че-го? За оружием? Зачем? Зачем? Тасиро возмутился: – Наша часть будет воевать. Те умолкли. – А вы куда? – поинтересовался Тасиро. – Второй эшелон, что ли? Послышался приглушенный смех. – Справься у Отодзо Ямады! У Тасиро потемнело в глазах. Да, он охотно спросил бы об этом у самого Отодзо Ямады. Будет ли вообще воевать Квантунская армия? И если будет, то как понимать все, что здесь творится? Ведь это ее передовые части! Ни Тасиро, ни эти двое, сговаривавшиеся в темноте, как потуже набить карман, не знали, что командование "самой могучей и самой огромной армии в мире" в это время готовило спецпоезда, чтобы эвакуироваться со своими семьями и имуществом.

32

Команда подпрапорщика вернулась на рассвете. Роту Дои удалось обеспечить винтовками процентов на восемьдесят, остальным не хватило. Солдат разбили на взводы. В бывший рабочий отряд явился строгий, сосредоточенный подпоручик Нонака, несколько дней назад по счастливой случайности откомандированный из Циньюньтая в роту Дои. – Третий взвод, смирно! Командование принимаю я. Будем сражаться, чтобы отомстить за Циньюньтай! – голос подпоручика Нонаки немного дрожал. – Построиться по отделениям! Ефрейторы, шаг вперед! Два отделения легких пулеметов, одно стрелковое, одно ПТО и одно гранатометное. В отделение противотанковой обороны попали главным образом горемыки, которым не хватило винтовок. Им выдали по одной противотанковой гранате и по одной наспех изготовленной самоделке. Они должны были укрыться па пути движения танков противника. Командиром злосчастного отделения назначили ефрейтора Акабоси. Когда читали приказ и Кадзи, получивший стрелковое отделение, увидел, как передернулось скуластое лицо Акабоси, он ощутил трудно поддающееся определению чувство – смесь жалости и злорадства. Ребята Кадзи, попавшие в отделение Акабоси, на прощанье улыбнулись своему ефрейтору. "Что поделаешь, господин ефрейтор! Приходится подчиняться!" – говорили эти улыбки. Услышав, что им подбросили десять гранатометов, поручик Дои восторженно всплеснул руками. – Вот и отлично! Теперь пожалуйте, гости дорогие! Разнесем в пух и прах! Гранатометы имели дальность огня всего шестьсот метров, но на ближних дистанциях представляли грозное оружие. Дои решил самолично возглавить гранатометное отделение. Взвод Нонаки получил скудный запас боеприпасов. Большую часть забрали пулеметчики. На долю стрелкового отделения пришлось по тринадцать патронов на солдата. Ивабути втихую отдал Кадзи еще около сотни патронов из числа полученных его пулеметным отделением. – Смотри, Кадзи, на тебя вся надежда. В первую очередь сними пулеметчика! – серьезно упрашивал Ивабути, глядя, как Кадзи укладывает патроны в сумку. Ивабути был совсем молод. Страх перед неизвестностью откровенно светился в его взгляде. Второе пулеметное отделение получил ефрейтор Хоси, из бывших артиллеристов, не знавший, как подступиться к пулемету. Но в бою легче, когда самолично ведешь огонь, поэтому Хоси решил сам попробовать и улегся за пулемет. – Когда открою огонь, слышите вы, новобранцы, подтаскивать патроны бесперебойно! Зазеваетесь – всем нам крышка! – покрикивал он на солдат. Кадзи назначили в разведку. – Кадзи, возьми двух солдат и отправляйся вдоль дороги, – приказал подпоручик Нонака. – Задача – добраться до высоты, – подпоручик показал на возвышавшуюся перед ними сопку, – и оттуда разведать обстановку в расположении противника. Наметить удобные места по обеим сторонам дороги, где мы разместим истребителей танков. Возвращайтесь к заходу солнца. Кадзи не испытывал ни страха, ни волнения. Может быть, оттого, что еще не проникся ощущением опасной близости к противнику. Повторив приказание, он оглядел строй. – Тэрада... Такасуги... Два шага вперед! Оба солдата вышли из строя. Тэрада, казалось, горел отвагой. У Такасуги был растерянный вид. Впереди, насколько хватал глаз, тянулся пологий склон, похожий на гигантскую покосившуюся коричневую стену. Дорога, служившая разграничительной линией между ротой Дои и соседними подразделениями, спускаясь в долину, пересекала узкую речку и тянулась вверх по этому унылому склону. По обеим сторонам дороги виднелись впадины, кое-где заросшие камышом, и небольшие группы деревьев – единственные укрытия на открытой местности. При таком рельефе подойти к противнику на близкое расстояние почти невозможно. Ложбины, тянувшиеся вдоль дороги, камыши и кустарник они преодолевали ползком, короткими перебежками. За сопками, высившимися рядом, послышался гул артперестрелки. С обеих сторон вели огонь по невидимым целям. Разведчики залегли. До вершины уже рукой подать. Отдохнем, – облизав пересохшие губы, сказал Кадзи. – А наши тоже здорово бьют! – прошептал Тэрада. Артперестрелка похожа на величественную симфонию. Ее мощные раскаты звучали бы даже красиво, если б не разрушение и смерть, которые они несли с собой. А может быть, трагическая красота этой симфонии тем сильнее, что она возвещает гибель сотен человеческих жизней... Все трое оглянулись назад. Там, на склоне, где сто шестьдесят их товарищей будут сегодня ночью рыть окопы, готовясь к бою, не видно было ни единой живой души. Буйно цветущий иван-чай окрашивал склоны в лиловое. – Вот не думал, – сказал Тэрада, – что воевать совсем нетрудно! Но почему они не атакуют? Ведь наша рота – вот она, беззащитная, не окопалась даже. – Потому что мы, пехота, в счет не идем! – вдыхая запах земли, ответил Кадзи. – Сперва они артогнем подавят прикрытия у нас в тылу, а потом вышлют в разведку танки – узнать, много ли у нас противотанковых орудий. – А они есть? – приоткрыв посиневшие губы, спросил Такасуги. – Вот начнется бой, тогда и узнаем. За нами, вроде бы, стоят двенадцать полевых орудий, но, кажется, это и все... – Кадзи взглянул на Тэраду. – Ты вот удивляешься, почему русские не атакуют. А я восхищаюсь их выдержкой. Ни под каким видом не хотят действовать опрометчиво! Даже когда имеют дело с такой слабосильной командой, как мы с тобой. В Советской Армии не то, что у нас, – они не считают, что "жизнь человеческая легче лебяжьего пуха..." Подготовятся основательно, тогда и ударят разом. Тэрада вспомнил, как вчера Кадзи обозвал его дураком. Зачем же он взял дурака в разведку? Вспомнил Тэрада и собственные слова – он назвал Кадзи малодушным и трусом... Положим, тут он погорячился, сейчас Тэрада вынужден признать, что ефрейтор вовсе не трус... Непонятный человек! – Дальше продвигаться опасно, – сказал Кадзи. – Пока идет артперестрелка, их пехота, пожалуй, не поднимется, но все-таки будем соблюдать осторожность. Вы оставайтесь здесь и без моего сигнала – ни с места! Кадзи пополз вперед и вскоре скрылся из виду. ...Человек пробирается ползком сквозь опасную зону совсем один. Он не чувствует ни особого страха, ни героического стремления выполнить свой воинский долг. Просто ничего другого не остается человеку... Кадзи не столько сознавал, сколько чувствовал это. Опасность близко, совсем рядом. Но единственный путь к спасению – еще ближе придвинуться к этой опасности, убедиться, что она действительно существует. Что, если там, за перевалом, он увидит их? Первая пуля, посланная Кадзи, наповал уложит светловолосого человека. А в следующую секунду автоматная очередь насквозь прошьет его самого. Зачем он вообще ползет туда? Убедиться, что противник действительно там? А что это даст? Какой абсурд! "Непобедимая Квантунская армия", Так зачем он ползет? Не лучше ли бросить вот тут, на перевале, винтовку, встать во весь рост, высоко поднять руки и пойти к ним? Я сдаюсь, не стреляйте!.. Сейчас светло, его увидят и, пожалуй, не встретят огнем. "А, струсил, явился все-таки в последнюю минуту..." – засмеется офицер, тот самый, которого уже не раз рисовало воображение. Помнится, Кадзи думал о нем в ту ночь, когда стоял на границе в дозоре. Это было в ночь, когда капитулировала Германия. А теперь наступает очередь Японии. "Ну, говори же, рассказывай все, что знаешь о расположении позиций, с которых ты удрал..." – "Слева от дороги – рота Дои, остатки части, разгромленной в Циньюньтае. Вооружение ничтожное. Главные силы – новобранцы, не участвовавшие даже в серьезных маневрах... Справа тоже, насколько мне известно, всего одна рота. На выдвинутом клином участке – два тяжелых пулемета. Противотанковых орудий, по-моему, вообще нет..." – "Хо-ро-шо! В таком случае начинаем атаку..." Кадзи оглянулся. Далеко внизу виден пятачок, занятый его взводом. Там ждут его возвращения. Туда полетят снаряды. Погибнут все, кого он там оставил. А он, Кадзи, будет смотреть отсюда, с перевала, и думать: "Простите меня, боевые друзья! Смиритесь, такова судьба японцев!.." Нет, так поступить он не может. Этого он не может! Тэрада, приподняв голову, смотрел вслед Кадзи, пока тот не скрылся за гребнем. Не пойму я этого парня. Трус? Храбрый? – Ни то, ни другое. – Такасуги, успокоенный вдруг наступившей тишиной, с улыбкой взглянул на товарища. – Просто ему охота всегда и во всем быть первым. Хочет, чтобы мы все считали его героем... Вот и лезет на рожон, старослужащих задирает... А я, например, сколько б он с ними ни ссорился, его за героя не считаю. Помнишь, он набросился на меня, тогда, на занятиях... – В тот раз ты сам был виноват. – А мне плевать. Думаешь, после этого я стал его больше уважать? Ты понял, почему он взял в разведку именно нас с тобой? – Вот я и сам удивляюсь... – Дурак! Сейчас светло, если противник обнаружит нас – тут нам и крышка. А он нас терпеть не может... Тэрада не отвечал. Он решил, что напрямик спросит об этом Кадзи, когда тот вернется. Небо затягивали тучи. Говорят, так всегда бывает после того, как поработает артиллерия. – В дождь они не сунутся... – прошептал Такасуги. – Дождь удобен для ночной атаки, – Тэрада помнил и свято чтил заповеди, которые преподавал ему отец-майор... Время шло, а Кадзи не возвращался. Давно смолкла артиллерия. Над сопками нависла жуткая тишина. Кадзи исчез и не подавал сигналов. А вдруг он убит? Тогда им придется самим выполнять задание. Тэрада лихорадочно пытался вспомнить инструкцию для разведчиков. Страх мешал сосредоточиться. Не было ни уверенности в себе, ни достаточной храбрости, чтобы решиться на самостоятельные действия в соответствии с обстановкой – как говорилось в наставлении. – Ты точно не слышал выстрелов? – Да вроде бы нет... – Голос Такасуги звучал неуверенно. У него дрожали губы. Тэрада собрался с духом. – Пойду посмотрю. – Постой... Подождем еще немножко. – Такасуги боялся остаться один. – Полезешь, а нас и обнаружат... Кадзи появился неожиданно, совсем не с той стороны, откуда его ждали. – За перевалом никого, они дальше, в сопках... Видать, чувствуют себя спокойно... Танков насчитал штук четырнадцать. – Только-то! – Тэрада воспрянул духом. – Достаточно двух десятков солдат, чтобы управиться с ними. – Только-то?.. – на усталом лице Кадзи появилась усмешка. – Одного хватит на всю роту, такую, как наша... Ну ладно... Кадзи стал подсчитывать, сколько у русских может быть на этом участке пехоты. Он считал по тридцать солдат на танк. Получалось около батальона. – А это ничего, что вы не разведали точно? – спросил Такасуги. – К сожалению, они не догадались выстроиться в шеренгу... Может, сбегаешь, попросишь? Такасуги потупился. – Если наша артиллерия сумеет остановить танки, с пехотой мы без труда справимся, правда? – Надежда снова засветилась в его глазах. – Все зависит от артиллерии, да? Кадзи нахмурился. Потому они и роют индивидуальные окопы, что надеяться на артиллерию нечего... Нет у них этой артиллерии... Танки обрушатся на позиции и отутюжат их, вот и вся оборона... А пехота у них во втором эшелоне. Он сам убедился, что противник располагает мощными, глубоко эшелонированными резервами. И если русские не спешат с наступлением, то лишь потому, что ожидают подхода этих резервов. Пройдет еще немного времени, и они будут здесь. Много ли пользы принесут тогда гранатометы, которым так радовался поручик Дои? – Пошли обратно, – мрачно проговорил Кадзи. На обратном пути, когда они добрались до камышей, Тэрада неожиданно обратился к Кадзи: – Господин ефрейтор, почему вы взяли с собой в разведку именно нас с Такасуги? Кадзи заметил, что Такасуги украдкой поглядывает на него. – Тебя, Такасуги, это тоже интересует? – Кадзи помолчал... – Будь здесь папаша Тэрада, он разъяснил бы вам, что такие вопросы задавать не положено... Я подумал, Тэрада, что если ты действительно любишь военное дело, то не струсишь в разведке. Ну а если струсишь – значит, ты просто-напросто болтун, трус. А труса не жаль, даже если он погибнет... – Почему же вы не испытали меня до конца, не взяли с собой дальше, до перевала? – Потому что мне самому стало страшно. А разве б ты, например, хотел, чтобы кто-нибудь видел, как ты струхнул? Тэрада ухмыльнулся, покачал головой. – Ну а ты что скажешь, Такасуги? – Кадзи оглянулся на вершину, оставшуюся за спиной и, пригибаясь, зашагал вперед. – Я думал, что эта вылазка поможет мне поближе сойтись с вами. Но, кажется, она мало пошла па пользу... "Опасность сама по себе не может сблизить людей, нужна общая цель", – подумал Кадзи. Поручик Нонака остался недоволен результатами вылазки. Унтер-офицерская разведка принесла другие, более точные данные: двадцать пять танков, два батальона пехоты... Когда Кадзи выразил сомнение, что вообще можно принести "точные" данные, не проникнув в расположение противника, поручик обозвал его трусом, – Сам вечером схожу! – сказал он.

33

К вечеру небо заволокло тучами. Начали рыть индивидуальные окопы на склоне, обращенном к противнику. Оставались считанные часы на подготовку к обороне. Вернее, считанные часы жизни. Кадзи получил ужин для своего отделения. Он шел и думал, что, если подпоручик Нонака возьмет его в разведку, он не пойдет, наотрез откажется. Не потому, что опасно. Просто он не желает подчиняться Нонаке. В то же время ему даже хотелось очутиться вдвоем с подпоручиком в опасной зоне. Хотелось увидеть, как Нонака потеряет самообладание. Не успел он раздать своим котелки с ужином, как со сторожевой вышки часовой не своим голосом завопил, что видит продвижение противника. В первый момент все словно оцепенели. Смятение началось секунду спустя. Офицеры повыскакивали из палаток, каждый что-то кричал. Кадзи, как мог спокойно, построил своих и вывел в окопы стрелкового отделения. Три танка медленно спускались по склону. – Сюда движутся! – устанавливая пулемет, прокричал Ивабути. Наискосок по склону к ним бежал поручик Дои. – Разведка, наверно, – сказал Кадзи, и почти одновременно откуда-то сзади по танкам ударила артиллерия. Земля содрогнулась. Навесный огонь плохо приспособлен для поражения движущихся целей. Танки не спеша ползли вниз. Откуда-то сбоку по ним стали бить прямой наводкой. Снаряды ложились густо, но все мимо. – Тьфу! И это артиллеристы! – простонал ефрейтор Хоси. – У, пентюхи! Будь у меня пушка, я бы им показал, как стреляют! Танки проворно развернулись и беспрепятственно ушли обратно за перевал. При желании Дои мог оценить это как отказ от атаки из-за сосредоточенного заградительного огня. Все выглядело настолько неправдоподобно, до того походило на игру, что реальное ощущение боя так и не проникало в сознание. Солдаты явно приободрились, убедившись, что их поддерживает артиллерия. Только Коидзуми не разделял общего возбуждения по поводу удачно отбитой атаки. – Никакое это не отступление, – он мрачно посмотрел на Кадзи. – Они затем и явились, чтобы узнать расположение наших огневых точек. – Увидели небось, что голыми руками нас не возьмешь, правда? – вставил Тасиро. Кадзи пожал плечами. Он мысленно представил себе продуманную, организованную подготовку к завтрашнему наступлению, которая совершается там, за линией сопок. Все решит завтрашний день. Явился Хиронака передать приказ поручика Дои. Он тоже повеселел. – До особого приказа каждому подразделению оставаться на местах, – звонко крикнул он. – Дежурный ефрейтор!.. – Он сам подошел к приподнявшемуся Кадзи. – Раздавай ужин! – И, радостно улыбаясь, прибавил: – Наши части, говорят, уже вторглись в Сибирь, слыхали? – Правда?! – воскликнул Тэрада. – Конечно, правда! Скоро начнется одновременное наступление в Приморье совместно с нашими войсками в Корее! – Это правда? – спросил Тасиро после ужина. Кадзи молча взглянул на Тасиро. "Ложь!" – говорило лицо Кадзи. Откуда возникла эта ложь? Из настроения этих людей, которым в час испытаний хотелось верить хотя бы вымыслу? Хиронака, без сомнения, верил. И Тасиро тоже хотел верить. Л Кадзи? Он не взялся бы утверждать, что и его не порадовала бы такая новость, окажись она правдой. Мучительно хотелось верить, что военное счастье вдруг улыбнется и завтрашний день не будет грозить им смертью. И только несколько мгновений спустя явилась мысль, что в случае временного успеха, война затянулась бы на неопределенное время и страх смерти длился бы бесконечно. – Не нужно отчаиваться, – сказал Кадзи в ответ. – Пойду на речку, искупаюсь... Сбросив в кустах одежду, Кадзи вошел в воду. Ему всего тридцать лет, он еще молод. Вот оно, его тело, выдержавшее и жестокую муштру и всю нелегкую жизнь казармы. И тяжелый физический труд, если понадобится, тоже, наверно, вынесет. Да, оно могло бы еще долго служить ему, это тело. Он хочет жить, хочет радоваться ощущению жизни. И на свете есть женщина, которой он дорог. Все происходящее похоже на вымысел. Вот он здесь купается в чистой холодной воде, а его ждет смерть... А женщина далеко-далеко, на краю света. Между ними не просто географическое расстояние – их разделяет рубеж между жизнью и смертью. И он не принадлежит больше ни этой женщине, ни себе самому... Почему так случилось, что он не сумел остаться хозяином самому себе? Неужели это было невозможно? Действительно было невозможно? Или он не пытался?.. Накрапывал мелкий дождь. – Господин ефрейтор, где вы? – раздался голос из зарослей. – Смотрите не простудитесь! – Это ты, Коидзуми? – Кадзи засмеялся. – Это ты здорово сказал, насчет простуды! Кадзи вышел из воды, вытерся. Чистое белье он наденет завтра. Смерть надо встретить достойно. Так уж заведено у японцев... А ведь он в сущности обыкновенный японец. Сегодня ночью еще предстоит рыть окопы, и он опять пропотеет, лучше переодеться утром... – Ефрейтор Кадзи! – позвали его из темноты. – Ефрейтор Кадзи! Он узнал голос Тасиро и откликнулся. – Господин ефрейтор, идите скорей! Старослужащие распоряжаются подарками! – Какими подарками, успокойся Тасиро. – Старший солдат Онодэра принес... На всех получил. А теперь они хотят раздать только старослужащим. Но ведь сегодня не то, что всегда, правда, господин ефрейтор? Кадзи быстро оделся. Втроем они поднялись к палаткам стрелкового отделения. Новобранцы, сгрудившись все вместе, с волнением наблюдали, как шестеро старослужащих, расстелив плащ-палатку, делили на несколько кучек сласти и табак. От Кадзи не укрылось замешательство унтера Хоси, когда тот увидел его. Остальные пятеро не подняли головы, но движения рук, деливших пакеты, замедлились – казалось, они ждали, что предпримет Кадзи. – Эта кучка чья? – спросил Кадзи. – Офицеров, – ответил Акабоси. – А эта? – Унтер-офицеров. – А третья, значит, солдатская? Почему же они равные? Офицеров у нас всего четверо, унтер-офицеров – шесть человек... – Ну и что из того? – спросил Акабоси. – Первый день, что ли, существует такой порядок? – поддержал его другой старослужащий. – Ты ведь тоже ефрейтор. Давай, сыпь отсюда и не срами старослужащих, понял? Кадзи чувствовал за спиной взгляды новобранцев. Если б не это, он, возможно, оставил без внимания очередное самоуправство старослужащих. Но теперь надо было решительно встать на сторону солдат, если он не хотел очутиться в положении человека, не нужного ни тем, ни другим. – Придется делить заново, – сказал Кадзи. – Дележ сделан несправедливо. – Что такое? – Акабоси даже привстал от удивления. – Оставь, Кадзи! – деланно усмехнулся Хоси. – Подумаешь, велика важность – подарки! Поручи это нам. – Придется поделить заново, – повторил Кадзи. Прежде чем Онодэра успел остановить Акабоси, тот схватил Кадзи за грудь и притянул к себе: – Не ты ли будешь делить? Ну-ка сунься, попробуй! Кадзи спокойно отвел руку Акабоси. Он вовсе не собирался затевать ссору. Но тот первый его ударил. Кадзи поддел ногой плащ-палатку, все смешалось в общую кучу. – Дежурный ефрейтор – я! Я и буду делить! А с тобой, Акабоси, мы еще сочтемся! Кадзи повернулся к солдатам и подал команду: – Новобранцы, раздача подарков! Сбор бегом! На мгновение шевельнулась тревога: а если не решатся? Все зависело от этой секунды. Но Кадзи не ошибся в солдатах. Новобранцы дружно двинулись к нему. Подбежали, топая башмаками, даже малознакомые Кадзи люди из пулеметного и гранатометного отделений. Когда сзади выросла плотная стена, Кадзи повернулся к старослужащим: – Завтра нам всем умирать. Не помогут ни звания, ни выслуга лет! Здесь вам не казарма, понятно? Здесь фронт! По правде говоря, завтра во время боя противник будет не только перед вами, но и сзади вас, и сбоку. Хорошенько запомните это! – Ты что разоряешься, Кадзи? – Вместе с подпоручиком подоспел унтер Хиронака. – Что тут стряслось? – Ничего, – сказал Кадзи, изо всех сил стараясь придать голосу спокойный тон. – Рано или поздно надо было объясниться начистоту, господин унтер-офицер. – Сволочь, пользуешься численным превосходством! – крикнул Акабоси. – Да на что они способны, твои мокроштанные новобранцы! Сунься, попробуй! – И сунемся! – прозвучал сзади отрывистый голос. Это крикнул Тасиро, и почти одновременно послышался металлический лязг затвора. – И сунемся! – подхватил другой голос. Это выкрикнул шутник и балагур Накараи. Он поднял винтовку. – Пусть только господин ефрейтор скомандует – любого на месте уложу! Теперь и остальные наперебой залязгали затворами. – Мы хоть и новобранцы, а патроны зря тратить не будем! – Даже тихий Ихара поднял винтовку. – Разойдись! – закричал Хиронако. – Вы что, бунт затеяли? За это трибунал! – Не бойтесь, новобранцы! – Кадзи повернулся к ним лицом. – Трибунала больше не существует! Нет трибунала, нет такого человека на свете, который мог бы наказать вас! А кто будет воевать завтра? – Разойдись! – взвизгнул подпоручик Нонака. – Подстрекать? Перестреляю... – А, не пугайте, господин подпоручик! – оборвал его Кадзи. – И не вмешивайтесь понапрасну, так будет лучше. Мы сами разберемся. – Хиронака, арестовать! – подпоручик показал на Кадзи. – Экий непонятливый! – Теперь Кадзи хотел только одного – борьбы. – Попробуй, арестуй, если можешь! Хиронака, уже собравшись сделать шаг к нему, застыл на месте – его удерживал не столько страх перед Кадзи, сколько решительное настроение солдат – их набралось больше четырех отделений. Нонака потянулся за пистолетом. Увидев, как его рука, дрожа, тянется к кобуре, Кадзи одним прыжком подскочил к новобранцам и вырвал у кого-то винтовку. Он не хотел этого, но отступать было поздно. – Солдаты! Ответственность беру на себя! Оружие к бою! Разом поднялись десятки винтовок. Кадзи следил за рукой подпоручика. Она замерла на кожаной кобуре. – Кадзи! – крикнул Хиронака, отделяясь от группы старослужащих и загораживая подпоручика Нонака. – Распусти новобранцев! А с тобой поговорим после. Приходи в палатку командира батальона. – Уведи господина подпоручика и сам уходи! Это солдатский спор. Вмешательство офицера только ухудшит дело, – в голосе Кадзи зазвучали гневные нотки. – Я останусь с солдатами! – Кадзи повернулся к новобранцам. – Выделите несколько человек, и пусть они разделят подарки справедливо, всем поровну, по числу людей, без различия званий. Остальные – разойдись!.. Стычка закончилась. Новобранцы не отходили от Кадзи. Недавнее возбуждение сменилось безотчетной тревогой. Все молчали. – Третий взвод! Командирам отделений развести людей на позиции! – послышался от палаток голос унтера Хиронаки. Никто не шел арестовывать Кадзи.