Текст книги "Огонь с юга"

Автор книги: Джульет Энн МакКенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

Глава 13

Такой узкий пролив, а непреодолим точно так же, как если бы был в тысячу лиг шириной.

Кейда сидел, скрестив ноги, на круто вздымающемся песчаном откосе, и пылал досадой. Одинокая, усыпанная галькой бухта напротив была близнецом той, где он высадился, посередине мелководья, непрозрачно-зеленого после утренней бури. Ничтожная разница, между ними оказывалась решающей для любого, кто надеялся пересечь эти неширокие воды: зловещее здание из серого камня стояло четырьмя прямоугольниками на том берегу. По дорожкам вдоль краев крыши расхаживали дозорные в броне, окна представляли собой узкие бойницы. Двойные ворота на запоре. Черное дерево, железные острия. Как непохоже на открытые двери и ставни простых домишек позади него и чуть поодаль. Еще больше жилищ протянулось дугой и раскинулось дальше по обе стороны бухты. Отгоняя назойливых песчаных мух, Кейда наблюдал за детишками, высыпавшими поиграть, пользуясь затишьем между ливнями, за мужчинами и женщинами, бездельничавшими после полуденной трапезы, которая подкрепила их после житейских трудов. В животе у Кейды было пусто с самой зари, голод мешал думать.

Не помню, чтобы когда-либо так голодал. Хотел бы я знать, что они здесь едят. Хорошо накормленные, хорошо защищенные, эти люди не знают никаких забот. Уж точно, с такой крепостью, защищающей обиталище Шека Кула. Ни один корабль не встанет по ту сторону пролива без дозволения, а не то стрелы тучами полетят с укреплений, где не дремлет охрана.

Галеры и бесчисленные лодочки, пытающиеся найти стоянку в здешних водах, даже и не осмеливались туда ткнуться и скопились по эту сторону узкого морского пути. Здесь были и неустрашимые хранители покоя владыки. Кейда уныло покосился на тяжелые триремы, подтянутые к обоим концам пляжа, на котором он сидел. За ними скорые триремы несли дозор в более открытых водах, чтобы какое-нибудь непослушное судно не избрало запрещенного направления.

– Что-то ты слишком мрачен, дружище. Оказался без укрытия во время утреннего ливня? – Такой же растрепанный, как он, бродяга, выброшенный на этот берег, пылкий и словоохотливый, плюхнулся рядом.

– Я тоже, – горестно сообщил он, указав на мокрую и рваную рубаху, висящую на костлявой руке.

Кейда не стал возиться и сушить одежду. Все равно влажный воздух висит вокруг, что сырое одеяло. Он кивнул на ближайшую из тяжелых трирем.

– Хотел бы я знать, удавалось ли кому-нибудь спрятаться на борту одной из таких. – То было единственное судно, которое у него на глазах совершало краткие переходы через пролив за те полтора дня, что он наблюдал.

Его собеседник от души рассмеялся.

– Не доводилось слышать о таком, – он пожал плечами цвета пыльной земли. Как и многие здесь, он был достаточно светлокож, чтобы сойти за выходца с материка, загоревшего на здешнем солнце. – Говорят, есть владения, где старшие на триремах за взятку перевозят какого-нибудь чужака к их властителям, но я бы сам не дерзнул. – Он покачал головой и вздрогнул. – Нет, еще бросят за борт при первом намеке на беду. В любом случае, и думать не стоит, чтобы кто-либо из корабельщиков Шека Кула на такое согласился.

– Не сомневаюсь, – печально согласился Кейда.

Не с могуществом и опытом Шека Кула, власть которого столь очевидна в каждом шаге, который делают его люди, в каждом слове, которое они произносят. Его вездесущая власть – это то, по сравнению с чем вся гордость Дэйшей не больше, чем пустое хвастовство Чейзена Сарила. Да и не осталось ничего, чтобы их подкупить, что уж там.

Семья рыбака, которая его спасла, более чем заслужила набор хрусталя. Высаженный на берег островка, вокруг которого оживленно сновали рыбацкие суденышки, Кейда вынужден был отдать кубок с листьями кантиры за переезд на торговый берег, раскинувшийся недалеко. Каждая из чашечек-визайлов помогла ему перебраться немного к востоку, и, наконец, золотой колокольчик, который он надеялся подарить Джанне, стал ценой проезда сюда. Теперь, прибыв во владение Шека Кула, он не располагал ничем. Кейда взял в пальцы витую кость, висевшую на шее.

Ничего, что я готов был бы отдать.

– Я здесь самое меньшее еще на несколько дней. – Незнакомец тряхнул головой в сторону кучки галер, бросивших якорь близ берега. – Ни одна из этих, прибывших утром, не идет куда мне надо. А ты как?

– Для меня тоже пока ничего. Есть какие-то новости от моряков, с которыми ты говорил? – спросил Кейда со старательной небрежностью. – Что-нибудь с юга? Я слышал толки, будто Улла Сафар превзошел себя.

– Да, что-то говорили о войне. – Его случайный собеседник выглядел растерянным. – Но больше о том, что владения Редигал и Ритсем объединяются с Дэйшами, чтобы разделить между собой острова Чейзена. Как тебе это нравится?

– Я слышал и более странные вещи. – Кейда произнес это с порядочным сомнением.

Разумеется, это означает, что Сиркета поддерживают союзники, которых, как я надеялся, обеспечила ему моя смерть. Три владения должны оказаться достаточно сильны, чтобы дать отпор захватчикам, иначе дурные вести пришли бы на север быстрее, чем разразились дожди. Приму это как доказательство, что я правильно толкую знамения и верно выбрал путь, направившись сюда. Но сколько они продержатся после того, как дожди пройдут, а бури перестанут быть им защитой?

Кейда поглядел за россыпь домишек на том берегу пролива. Темная каменная стена перерезала густую зелень деревьев. Двор Шека Кула окружен высокими стенами, по которым беспрерывно ходят дозоры, высокая сторожевая башня поднимается над главными воротами, и кто-то на ней не смыкает глаз ни днем, ни ночью. А за самой башней Кейда разглядел угол главного дворца. Несомненно, строители его столь же позаботились об обороне, сколь и о роскоши.

Где-то за этой неодолимой стеной есть кто-то, кто знает, как Шек Кул одолел волшебство и изгнал его из своего владения. Мне надо это узнать, если я хочу принести Дэйшам хоть какую-то надежду сдержать дикарей.

– А вот о чем я думал, – продолжал его новый собеседник вкрадчивым голосом. – Не объединиться ли нам с тобой на сегодняшний денек? – Он перегнулся, чтобы поглядеть вверх по крутому склону берега на дома, разбросанные среди деревьев лиллы, теперь покрытых влажной свежей зеленью. Утренние дожди превратили в лужи участки полей соллера, прочно огороженные остроугольными земляными насыпями, и утки с блаженством искали корм в грязной жиже. Куры высовывались из птичников, над крышами которых топорщились гребни соллерной соломы.

– Кто-нибудь наверху с радостью позволит двум крепким парням взмотыжить свой сад, а сам тем временем посидит там, где посуше и состряпает обед, достаточно большой, чтобы с ними поделиться, – говорил бродяга Кейде.

Или одному крепкому парню вместе с узкоплечим оборванцем, у которого под кожей четко видны ребра. Нет, это несправедливо.

Кейда видел, что его собеседник всей душой жаждет поработать. И лишь его щуплое сложение не внушало ни малейшего доверия.

– Женщина вон там, – незнакомец кивнул на один из ближних домов, где на привязи пес с тяжелыми челюстями раскинулся дугой под сенью воротец, поставленных в основательной изгороди из когтятника. – Она мне дала мяса за то, что несколько дней назад я чистил ее курятник. – Безобразный зверь навострил уши, покосившись на подозрительную парочку.

– Я не видел никого из людей Шеков, хотя бы собирающих топливо, с тех пор, как я здесь. – Кейда поразился, что высказал вслух эту горькую мысль. – Путники делают за них почти все.

Пребывание на борту галеры приучило тебя распускать язык больше, чем ты рассчитывал, и заходить далеко за пределы благоразумия.

– И что из того? – Бродяга начал терять терпение. – Ты хочешь поесть сегодня или нет?

Кейда заметил, что его собеседник – не единственный из бродяг, кого завидки берут насчет крова и пищи, доставшихся этим блаженным островитянам. Несомненно, потому-то острые частоколы или колючие живые изгороди и окружали каждый дом, и большинство ворот охраняли псы крупнее любых, каких Кейда когда-либо видел у себя на юге.

Старейшина крупной деревни у нас счел бы себя счастливцем, если бы получил хотя бы самого мелкого из таких псов как награду от своего господина. А вождь счел бы себя великодушным, если бы наделил таким даром самого отличившегося воина. Здесь они сторожат курятники.

– Если тебе нет дела… – Бродяга поднялся, неловко отряхивая влажный песок, налипший на его тощий зад.

– Мне есть дело. Мне нужна еда. – Кейда бросил последний взгляд на отдаленный двор Шека Кула.

Если я не могу попасть внутрь этих стен, чтобы узнать, как Шек Кул одолел злокозненную волшбу, привлеченную его бывшей первой женой, кто знает – а вдруг кто-то снаружи владеет какими-то полезными сведениями.

– Кстати, я Шеп. – Бродяга пошел впереди него вверх по склону к домику, на который указывал прежде. Пес в воротах медленно поднялся на могучие лапы, рыжий загривок ощетинился, отвислые черные губы сморщились, обнажив жуткие желтоватые зубы.

– Кадирн. – Кейда остановился, сложил руки и пристально посмотрел в глаза собаке.

Власть, но не вызов, помни, чему тебя учил Дэйш Рейк.

Пес не попятился, но и не залаял, явно не спеша принять решение.

– Добрый день этому дому! – крикнул Шеп, наблюдая за здоровенной псиной с известным беспокойством. На широком крыльце появилась женщина, остерегаясь капель, срывающихся порой с пальмовой кровли над ее головой.

– Что вам нужно?

– Мы просто хотели спросить, не можем ли сегодня быть чем-то полезными за любую еду, которой тебе для нас не жаль, – смиренно произнес Шеп и поспешно отступил, ибо пес сделал шаг в их сторону.

– Подождите. – Посовещавшись с кем-то внутри дома, женщина появилась вновь. – Можете прополоть участок рекала. – И мотнула головой в сторону изящных бороздок, где уже показались стебельки с бледными листьями. – Вы хоть умеете отличать рекал от сорняков? – сурово спросила она.

– Умеем, – уверил ее Шеп с угодливой восторженностью.

– Тогда входите туда, где вам рады. – Женщина спустилась с крыльца и отворила ворота, бедром отпихнув в сторону собаку. Как и большинство шекских островитянок, она была выше и отличалась более длинными ногами, чем женщины с юга. Шеп старался, чтобы Кейда находился между ним и собакой, к явному удовольствию женщины. Как только они очутились во дворе, женщина поймала животное за цепь и повела его туда же, внутрь, после чего накрепко заперла ворота.

– Оставьте ваши пожитки рядом с псом. Он будет их стеречь.

– Спасибо. – Шеп вручил Кейде безликий сверток плотной ткани, крепко перевязанный темной, изобилующей узлами веревкой. Кейда поставил обе скатки у воротного столба.

– Хороший мальчик, – ласково сказал он псу, любознательно склонившему набок голову с ушами торчком. Поняв, что женщина глядит на него с нетерпением, он последовал за Шепом.

Рекал. Зубчатые листья, темно-зеленый цвет, красноватые прожилки с нижней стороны. Повар Джанне подает одни корни, и лишь когда чувствует, что их огненный цвет украсит блюдо, считая, что вкус у них так себе.

– Ты начни с того конца, а я с этого, – Шеп уже сел на колени на окаймленном камнем овощном участке и начал выдергивать из влажной земли проросшие там да сям зеленые стебельки.

Кейда устроился на корточках на дальнем конце гряд, с любопытством изучая двух– и трехлистные побеги. Он тщательно разделил их указательным пальцем.

Ползучий огонек, неизбежно. Красное копье, хорошо для крови, и особенно для женских недомоганий. Аспи, листья помогают против червей, маслом из корня можно превосходно промывать раны.

Шеп встревожено поглядел на него со своей борозды.

– Рекал – единственное, у чего здесь зубчатые листочки.

– Тут есть кое-какие целебные растения. – И Кейда поглядел на него. – Их бы посадить где-то в другом месте.

– Она ничего об этом не говорила. – Шеп уже сжимал в кулаке горсть зелени с белыми усиками. – Оставляй рекал и выдирай все остальное, и, смотри, с корнями.

– Очень хорошо, – с неохотой уступил ему Кейда.

– Если мы не выполним работу как следует, то не поедим, – мрачно предупредил Шеп.

– Сорняки бросите в куриный загон. – Кейда оглянулся и увидел, что женщина вынесла из дому рамку с вышиванием, табурет и корзину с яркими цветными мотками шелка. Он наблюдал, как ее игла носится вверх-вниз над белым хлопком, пока она не поглядела, что он делает, и не нахмурилась, увидев, как мало он успел.

Конечно, владение Шек славится своими вышивками.

Кейда поспешно склонился над узкой бороздой и погрузил пальцы в мягкую влажную землю, меж тем как женщина обменялась несколькими пренебрежительными замечаниями с кем-то невидимым в доме. Вскоре у Кейды заныла спина, глаза его утомились от поиска ничтожных различий между одним ростком с острыми зубцами по краю листа и другими, скопившимися вокруг. Бедра немели, когда он нагибался и тащился вдоль ряда, стараясь не раздавить хрупкие листочки, оставленные позади. Вставая, чтобы добавить свои жалкие пригоршни к куче увядающей травы, он испытывал мало облегчения, да еще и голод всякий раз скручивал его внутренности. Рубаха стала липкой, сырые штаны натирали, а свежий пот неприятно напоминал о том, как сам он грубо пахнет.

Если уж выбирать, я бы предпочел работу гребца труду огородника.

Шеп прервал его мысли недовольным фырканьем.

– Если хочешь половину обеда, будь добр, сделай половину работы, дружище.

Видя, что костлявый напарник прополол на полторы борозды больше, чем он сам, Кейда воздержался от любого ответа и размял какой-то сорняк большим и указательным пальцами. Зеленая грязь добавилась к черной земле на его руках. Затем он попытался увеличить скорость, но Шеп опережал его уже на две борозды, когда они наконец встретились.

– Ты понесешь все это курам. – Шеп встал и простонал, уперев ладонь в крестец под выгнутой спиной, лопатки его выступали остриями, каждая косточка позвоночника ясно виднелась под кожей. – Посмотрю, что думает хозяйка и что мы от нее заслужили. Готовь миски.

Кейда подобрал охапку выполотых сорняков. Куры уже знали, что близится, и потому испустили пронзительное кудахтанье, которое подняло на ноги пса, готового предположить, что птицу крадут.

– Пустые руки, видишь? – Кейда расставил пальцы, показывая собаке. Затем приблизил к ее морде одну руку ладонью вниз. Собака небрежно принюхалась, затем села, позволяя ему забрать их имущество, все еще навострив уши и наблюдая, как Кейда присоединяется к Шепу у дома.

– У вас есть миски? – Женщина ждала с кухонным горшком из начищенной меди и поднятой в нетерпении поварешкой. Судя по тому, как она держала горшок, он был не горячий. Кейда и Шеп торопливо зашарили в торбах, ища свои миски.

Подливка, оставшаяся от вчерашней утки, тушеной и сдобренной кое-какими лежалыми овощами, куда для густоты добавили пыль со дна сосуда с соллером. Джанне Дэйш не дала бы такого рабам своих гостей, чтобы не оскорбить их хозяина или хозяйку.

Тем не менее Кейда с жадностью стал подбирать ложкой еду, отличая в ней немногочисленные ошметки мяса. Затем прочистил горло и улыбнулся.

– Превосходная вышивка, ты искусница, хозяйка. – И указал взглядом в сторону рамки с тканью.

Женщина кивнула, признавая, что ей воздано должное, и поскребла по дну своего горшка.

– Есть еще немного. Хотите?

– Владение Шек славится своими вышивками даже в южных пределах. – Кейда наклонил миску, чтобы вычерпать остатки похлебки.

И что ты собираешься сказать дальше? «Хорошо продается, не так ли? И никого не оттолкнет мысль, что, возможно, скверна колдовства неотделима от этой ткани?»

Шеп выставил миску вперед, как только женщина подняла черпак. Она дала ему вторую основательную долю, оставив Кейде лишь несколько неполных ложек варева.

– Ты ешь то, что заработал. – Ее острые черные глаза подстрекали его бросить вызов.

– Тебе – наша благодарность, а нам – надежда, что странствие приведет нас к успеху.

В дверях появился человек с обнаженной грудью, высокий и меднокожий, с плечами, по ширине не уступавшими любому, кого видел Кейда на галере Године. Он засунул большие пальцы за широкий тканый пояс, витая костяная рукоять его шекского кинжала белела на густо-синей ткани. На рукоятке угадывалось изображение цапли.

Почему бы не спросить его? «Скажи, приятель, как же все-таки Шек Кул взыскал плату со своей бывшей первой жены за то, что стакнулась с чародеем? Твой вождь, конечно же, доверил тебе эту тайну, и почему бы тебе не обсудить столь чувствительные дела с оборванным и угодливым путником?»

– Если я не попаду сегодня на корабль, можно будет заглянуть завтра? – Шек расправил узкие плечи, нарочито отстраняясь от Кейды.

– Можно, но я ничего не обещаю, – недовольно ответила женщина. К Кейде она при этом не обращалась.

– Тогда доброго тебе дня. – И Шеп, выпрямив спину, повернулся на пятках и направился к воротам. Пес преградил ему путь, насколько позволяла цепь.

– Назад, – рявкнул на животное Кейда, наградив его за невоспитанность яростным и хмурым взглядом. Он убрал засов, меж тем как смущенный пес поглядывал в сторону дома, прося указаний, и зашагал к морю, не думая о том, куда теперь подастся Шеп. Испытывая отчаянное желание запустить свою треснутую миску в воду, он сел, съежившись, но вместо того, чтобы бросить, вдруг принялся чистить миску песком и водой.

Это, разумеется, унизительная трата времени, за которое не найдено ничего сколько-нибудь полезного. Что теперь?

– Ты гадаешь по ладони? – Робкий голосок у его плеча мигом вывел его из мрачного настроения. На него глядела сверху девушка, едва ли не дитя, болезненно худая, темнокожая. Порядочно голодная, с запекшимися водянисто-голубыми глазами. – Человек вон там сказал, что ты прочел по рукам его путешествие.

– У меня есть к этому некоторый дар. – Кейда встал, стряхивая воду с ложки и миски. – А поможет ли он тебе, зависит от того, что ты можешь для меня сделать.

Девушка опустила глаза и погрузила пальцы ноги в серый песок, изрытый утренним дождем и взбитый множеством торопливых ног.

– Я нашла плавник нынче утром. – Она и впрямь сжимала под мышкой скудную связку расколотых палочек, каждая тоньше, чем ее рука.

– Тогда обменяй его на еду и принеси мне половину того, что получишь. – Кейда старался говорить сурово, и девушка уставила на него расширенные горестные глазищи, принуждая его дать объяснение. – Не могу обещать, что тебе понравится мое прорицание. Люди с галеры, которая отплыла нынче утром, пообещали уделить мне рыбы, но когда я увидел неудачу, грозящую их старшине гребцов, я остался голодным. – Гнев по поводу такой нежданной несправедливости проник в его голос.

Лицо девушки стало сочувствующим.

– Я принесу любую еду, какую смогу найти. – Вскинув свою вязаночку на плечо с поразительной ловкостью, она заторопилась прочь через убогое становище, растянувшееся за чертой прилива.

Почему ты ей так сказал? Почему ты согласился угадать ее будущее? Эта пропащая душа наверняка вцепится в любого, кто будет к ней сколько-нибудь добр, а если ты увидишь что-то опасное на ее пути, сможешь ли повернуться к ней спиной? Еще не хватало тебе забот о беззащитном ребенке.

Кейда следил, как она движется мимо жалких шалашиков из веток и полусгнивших отрезов парусины. Эти негодные убежища меняли обитателей с каждым приливом, насколько мог видеть Кейда, ибо мужчины и женщины то сходили на берег, то садились на какой-нибудь отбывающий корабль, поторговав какими-нибудь полезными вещами или побрякушками и пережидая под этим кровом ежедневные дожди. Некоторые из странников держались по двое, по трое, другие даже не трудились небрежно поздороваться или проститься с временными соседями и в полном одиночестве всходили на какую-нибудь галеру, идущую в желанном направлении.

Побалуй этих людей намеками на благую участь и сможешь рассчитывать на достойную долю в их пище и крове, а не на то, чтобы гнуть спину, роясь в грязи за те же объедки. Ты уже лишил себя чести, ограбив Године. Сколько ночей ты будешь страдать с пустым брюхом, прежде чем примиришься с несколькими пустяковыми выдумками при гадании ради ломтя соллерного хлеба?

Долгожданный бурный всплеск отвлек его от искушающих мыслей. Это лестницы падали через корму тяжелой триремы, вставшей чуть дальше у берега. По ним тут же заскользили вниз воины, едва ли трудясь считать ногами перекладины и один за другим плюхаясь в прибой, доходивший до колена человеку. Они вышли на берег двумя стремительными вереницами, в лад позванивая кольчугами, держа руки на рукоятях мечей.

Кейда огляделся, ища признаков тревоги. Странники рассеивались, точно деревенские утки, но лишь из страха перед меченосцами Шека. Некоторые заползли в свои убогие шалашики и съежились там, другие колебались, крепко вцепившись в потрепанные узлы и свертки. Самые напуганные успели оказаться по грудь в водах пролива, прежде чем сумели остановиться. Кое-кто бежал вглубь суши и там натыкался на деревенских жителей с метлами и псами, цепью преграждавшими путь. Псы взвивались на задние лапы, исходя возбужденным лаем.

Меченосцы ни на кого и ни на что не обращали внимания, лица непроницаемы, шаг неизменен. Трирема позади них разворачивалась, лопасти весел взметнулись, прежде чем врезаться глубоко в воду, когда невидимые гребцы повели корабль вдоль берега за воинами. Суета распространилась по пляжу, точно порыв бурного ветра. Мужчины, давным-давно распрощавшиеся с гордостью, пали на колени и приникли к земле. Женщины с тщетными слезами молили о защите от островитян Шека. Воинский строй бесстрастно громыхал вдоль берега.

Коварный заразительный страх поднял Кейду на ноги. Он обнаружил, что его полный ужаса блуждающий взгляд встретился со взглядом предводителя меченосцев. Он не мог отвести взора от темных, полных решимости, взирающих из-под сияющей бронзы налобного обруча шлема глаз.

Они явились за тобой. Что ты сделал? Это важно? Ты беззащитен, как и любой другой нищий на этом берегу. Ты безоружен. Вздумай сопротивляться, и тебя мигом прикончат. Лишенный брони свободен от бремени. Ты побежишь быстрее них. Но бежать здесь некуда. Попытаться прошмыгнуть мимо них? Они к этому готовы. Те, что сзади, рассыплются, чтобы тебя поймать.

И тем не менее, он искал любой возможности остаться свободным. Но вместо возможности увидел костлявую девчушку, ту самую, что просила погадать ей по руке. Она прижимала миску к щуплой груди, ее рот испачкало что-то липкое и рыжее.

Это предательство? Кому ты так отчаянно нужен? Године?

Мысль, что за ним могли проследить и теперь призовут к ответу за похищенные сокровища, которые он растратил, вызвала у Кейды тошноту. На один ужасающий миг он подумал: его вот-вот вырвет. Он что есть силы сглотнул и стиснул зубы.

Если поддамся, вся изнурительная работа в это утро окажется сделанной зря.

Пока он колебался, даже призрачной возможности бегства не осталось. Воины подступили вплотную. Их предводитель безжалостно и равнодушно бросил грязного оборванца на песок. Кейда поднял ладони, чтобы защититься от ударов, но, как оказалось, лишь протянул руки навстречу оковам, которые миг спустя защелкнулись на запястьях. Вывернув ему руки, стражники перекатили его на живот. Мучительная боль в спине подсказала, что кто-то встал на нее коленями в кожаных чулках с металлическими пластинами. Руки в наручах схватили его ноги, молотившие по воздуху, и усмирили их тяжестью ножной цепи. Чья-то стопа опустилась ему на шею, вдавливая его голову в густой удушающий песок.

Море не утопило тебя, а вот земля вполне может.

Когда гнев Кейды уступил ужасу, затрещала ткань, рубахи или штанов, он понятия не имел. Он опять оказался на спине, выплевывая песок, и заработал жгучую пощечину. Он открыл рот, желая что-то возразить, но тут скомканная хлопковая тряпка заглушила еще не сказанные слова. Другой конец или кусок той же ткани ослепил его, плотно стянув лицо, и он теперь только и мог, что яростно мычать. Песок, насыпавшийся под ткань, грубо тер его скулы, волосы, угодившие в узел, болезненно натянулись на затылке.

– Подымайте. – По отрывистой команде предводителя невидимые руки подняли его за плечи и за ноги. Ревя, точно связанное для забоя животное, Кейда извивался и корчился, гремя цепями. Кулак глубоко въехал в его живот.

– Прекрати, – прорычал кто-то у его уха.

Со сдавленным стоном Кейда попытался восстановить дыхание сквозь плотную тряпку. Утиная похлебка поднялась до самого горла вместе с новым страхом.

Если сейчас вырвет, вполне похоже, ты задохнешься, прежде чем они уберут эту тряпку. Пусть думают, что ты покорился. А вздумаешь и дальше биться – вполне могут нечаянно убить.

Он обмяк. К его огорчению, мертвая ноша, которой он для них стал, не причинила им ни малейших неудобств. Их резкий бег отдавался в его теле толчками, отчего у него мучительно прерывалось дыхание. Затем Кейда ощутил под собой соленое веяние морских волн. То и дело всплески касались холодом его кожи.

– Бросай веревку! – завопил кто-то. Кто-то другой поднял руки пленника над головой, и тут же толстая пенька обвила ему предплечья. В тот самый миг, когда он понял, что веревку пропустили через его оковы, его потянули наверх, и казалось, его руки вот-вот вывернет из суставов.

Ах вы, пожиратели ящериц, злополучные сыновья дрянных отцов!

Он тяжело ударился о корабельную обшивку по пути наверх. Раз, другой. И с каждым ударом ему все труднее становилось дышать. Когда его с глухим стуком швырнули на палубу, он лишь кое-как втянул немного воздуху в ноющие легкие.

– Смотрите, чтобы не скатился через край. – Очевидно, старшему на их корабле было мало дела до Кейды помимо этого.

– Да куда он укатится, если не в темницу нашего господина. – Твердая стопа уперлась в его крестец. Эта шутка вызвала всеобщий смех. Пронзительная флейта воззвала к гребцам. Кейда почувствовал, как затрепетало под его щекой дерево.

Последние три дня с утра до вечера ты только и желал так или эдак попасть через пролив, не правда ли? Сколько раз твердил тебе отец: «Будь осмотрителен в желаниях, а не то вдруг сбудутся»? Отлично, так чего мы желаем теперь? Быстрого конца этого неудобного плавания или какой-нибудь маловероятной задержки, прежде чем ты предстанешь перед Шеком Кулом? Да и приведут ли тебя вообще к Шеку Кулу? Может статься, ты просто лишишься головы по слову начальника стражи, как только Године опознает в тебе вора и обманщика.

Хотя, впрочем, за такое они вполне могли прикончить тебя там, на пляже. Это бы вернее предостерегло любого другого нищего бродягу от воровства и вероломства. Похоже, тебя и впрямь бросят в темницу. И если тебя станут охранять меченосцы вождя, разве ты не сможешь завязать с кем-то из них разговор, найти какую-то зацепку насчет того, как в их владении дали отпор волшебству, не навлекая на себя подозрений? Самое меньшее, ты сможешь узнать какую-то правду о событиях на юге, сообщенную через птичью почту или вестника, не оскверненную бесконечной передачей из уст в уста.

Хрупкая надежда заставила его воспрянуть духом, когда он почувствовал, как под днищем триремы скрипит галька.

– Спускайте его за борт. – Голос корабельщика звучал устало.

– Прямо так? – Чьи-то руки схватили его за руки и за ноги, качнули назад, а затем вперед, словно собираясь швырнуть в море. Непроизвольное и тщетное сопротивление узника вызвало очередной всплеск веселья, который чуть погодя заглушили отзывающиеся у него в ушах неистовые удары сердца.

– Давайте сюда. – Даже когда им надоело веселиться за его счет, его страх не прошел полностью. Его перекидывали с рук на руки, точно тюк ткани, в краткие мгновения между одной хваткой и другой он ощущал лишь воздух между собой и морем внизу.

– Снимите цепи, – приказал вдруг кто-то с веселой уверенностью. – Мы его не понесем.

Поставленный прямо, Кейда пошатнулся, так как у него кружилась голова. Ножные оковы упали. Он попытался встать тверже и ровней.

– Вперед, – приказал тот же уверенный голос, и рука, направляя его, твердо легла на плечо.

Очень хорошо, раз ты настаиваешь. Пока жаловаться не на что. Не убили на месте, и радуйся.

Он стал неловко нащупывать дорогу пальцами ног. Как можно медленней, но не так, чтобы вызвать нарекания. Галечник пляжа вскоре сменился твердой сырой землей изрядно протоптанной дороги, и Кейда почувствовал, что они идут в гору.

Меня ведут на двор Шека Кула?

– Сюда. – Рука внезапно повернула его. Скрип голышей, случайно упавших на каменный порог из-за двери, вызвал невольную дрожь, пробежавшую по спинному хребту Кейды. Затем ворота тяжело захлопнулись позади него, раздавив надежду, точно тяжелая стопа – нежный цветок. Внутри крепости земля была вымощена принесенными с берега крупными камнями, и Кейда споткнулся, ушиб палец и оцарапал край стопы чем-то острым. Он закусил ткань, напиханную ему в рот, чтобы унять боль, и, что еще хуже, горькую досаду.

– Куда его? – спросил кто-то новый.

– Нижний уровень, в сторону моря. – С этими словами уверенный голос, который его сюда сопровождал, стал удаляться к воротам. Они отворились, и через них долетел неожиданный смех, так же внезапно оборвавшийся, когда их закрыли.

– Если можно, без глупостей. – И новый страж развязал закрывавшую лицо тряпку. Кейда стал хватать ртом воздух, передергиваясь отчасти из-за яркого света, отчасти от ощущения, что на голове не хватает половины волос.

Страж принялся изучать его с откровенным любопытством, и Кейда невольно ответил тем же. Меднокожий, с коротко подстриженной, тронутой сединой бородкой, одетый в замшелый кожаный панцирь с бляхами, похожими на шляпки гвоздей, вместо кольчуги, зато в отделанном медью изукрашенном круглом шлеме и начищенных до блеска наручах, самых великолепных, какие когда-либо видывал Кейда.

Значит, долгая служба принесла тебе более легкие обязанности, чем бегать по пляжам и ударами приводить к повиновению оборванных скитальцев вдвадцатером против одного. Такое ответственное положение, вероятно, означает, что ты можешь выбить из меня дух, не подняв особого шуму.

Кейда поспешно опустил взгляд. Тюремщик что-то невнятно хмыкнул.

– Следуй за мной. – Повернулся и двинулся прочь, даже не подождав, чтобы удостовериться, что ему повиновались. Кейда стоял в упрямом молчании, наскоро оглядываясь. Наверху над двумя рядами закрытых плотными ставнями и завешенных изнутри окон виднелись стрелки, наблюдавшие за ним с парапета на крыше, луки наготове, полные стрел колчаны на поясах. Кто-то невидимый презрительно рассмеялся.

Сколько у меня времени, прежде чем вы откроете стрельбу?

Решив, что проверять не стоит, Кейда поспешил за тюремщиком, выдернув тряпки у себя изо рта. Страж уже дошагал до какой-то двери и перебирал ключи, свисавшие с пояса на цепочке. Отворив дверь, за которой нисходили во тьму ступени, он исчез. Кейда последовал за ним, моргая, неловко протягивая вбок скованные руки, чтобы ощупывать стену в темноте.