Текст книги "Огонь с юга"
Автор книги: Джульет Энн МакКенна
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)
Глава 11
Кейда пошевелился. Затем отчетливо ощутил, что за ним наблюдают. Открыв глаза, он обнаружил, что перевернулся во сне, несомненно, чтобы не мешал вездесущий дневной свет. Все, что он отсюда видел – это листы ореховой пальмы, которые он собрал, чтобы соорудить нехитрое укрытие вечером накануне.
Не стоило и беспокоиться. Да и когда они еще пойдут, эти дожди? Нынче по ночам не прохладней, чем днем. Нет ли в этой стороне некоего зла, вызванного колдовством с юга, прогнавшим прочь бурные ветра? А это еще что за шум? Кто-то явно есть сзади. Кто бы это мог быть? Ты спрятался – лучше не придумаешь.
В порядочном отдалении от любых охотничьих троп, не говоря о дороге, бегущей к какой-то неблизкой деревне, он нашел ложбину, густо устланную мятым камышом. Он не разводил огня, чтобы не привлечь паче чаяния неуместного внимания, хотя лодыжки у него ныли от укусов окрестных кровососов, и раздавленные листья душистого дерева мало помогали.
Вдобавок тебе нечего стряпать. Дэйш Рейк не слишком обрадовался бы, увидь он, как ты пытаешься позаботиться о себе в лесу. Какое бы оправдание ты ему привел – что голоден, хочешь пить и устал? Чего ты ждешь – когда Телуйет принесет тебе завтрак?
Кейда медленно перевернулся, изо всех сил стараясь выглядеть по-прежнему спящим. Сухие ветви лиллы, из которых он сделал себе постель, негромко затрещали под ним. Он медленно открыл глаза, ровно настолько, чтобы поглядеть сквозь ресницы. Да, за ним и впрямь наблюдали. Лоал настороженно взирал на сооруженный Кейдой из пальмовых листьев наклонный навес, навострив широкие уши, похожие на кошачьи. Зверь сидел, небрежно свив длинный пушистый хвост сбоку от себя, зажав в неприятно похожих на руки человека лапах палку, чтобы рыться в опавшей листве. Если он встанет на задние лапы, тоже больше похожие на руки, чем на ноги, то окажется по грудь человеку. И уж без труда сможет помериться с человеком силой – его поросшие густой шерстью конечности крепостью ничуть не уступят рукам и ногам Кейды. А в лице ничего сколько-нибудь человеческого: черная морда принюхивается и фыркает, розовый язычок вдруг выскакивает, слизывая последние кусочки какой-нибудь незадачливой ящерки с длинных белых зубов. Любой пес гордился бы такими клыками. Зверь медленно заморгал. Глаза – совершенно круглые, такие же темные, как плотный, почти дочерна бурый мех. Заключив, что Кейда то ли не угроза ему, то ли не стоит любопытства, зверь вернулся к рытью, ссутулив плечи и показав широкую белую полосу на шкуре.
Из-за нее-то тебя и называют «лоал в капюшоне». Хотя я понятия не имел, что вы вырастаете такими большими. Полосатые лоалы владения Дэйш вдвое меньше тебя.
Что-то в грязи привлекло внимание животного, и оно схватило извивающуюся тысяченожку, впихнуло ее себе в пасть и стало жевать с хрустом, доносящимся через поляну. Кейда осторожно приподнялся на локте и обнаружил, что его желудок властно требует добавить чего-нибудь к сморщенным сердцевинкам нескольких сочных стеблей тарита, единственному, что он смог найти, прежде чем пала темнота. Кейда позволил себе ухмыльнуться.
Поэты рассказывали о детях, застигнутых в лесу ночью, которым лоалы предлагали спелые плоды или вкусные орехи… А у тебя есть что-то, чем ты готов поделиться?
В ореховых пальмах и густых зарослях красного камыша Кейда слышал голоса птиц, взлетающие в торжественной песне. Когда солнце поднялось, чтобы залить ложбину светом, за этими трелями стало угадываться более глубокое и богатое эхо. Подняв глаза, Кейда увидел новых лоалов, более мелких, пестрых, вроде тех, которых встречал во время охотничьих походов с Дэйшем Рейком. Усевшись прямо, они повернули морды к солнцу и урчали от удовольствия, подняв передние лапы и блаженно греясь.
«Есть много причин презирать северных варваров, мой сын, и не меньшая из них та, что в солнце и лунах они видят богов – чем они тогда лучше поющих лоалов?» Хотел бы я знать, эти захватчики с юга тоже почитают каких-то своих ложных богов, отец мой?
Вопрос настолько поразил Кейду, что он резко сел. Болботанье на ореховой пальме заставило Кейду и большого лоала поднять глаза. Там сидел зверь поменьше, самочка, прижимавшая к груди хрупкого малыша. И голос ее звучал негодующе.
Как я понимаю, это твоя супруга, и она не слишком довольна, что ты ей ничего не принес к завтраку.
Внезапно самка прекратила кричать и устремила взгляд выше по склону. Хвост ее резко завернулся вверх, длинная бахрома шерсти упала через плечо. Она что-то рявкнула самцу, который бросил палку и полез на ореховую пальму, лупя по стволу длинным хвостом. С поразительной скоростью оба животных перемахнули через пустое пространство на высокое железное дерево, толчок их крепких пружинящих ног оказался для этого достаточным, а крепкие руки ловко и вовремя ухватили новый ствол. В следующий миг они исчезли, затерявшись в густом зеленом пологе листвы. Пестрые зверьки тоже бежали, и звонкое молчание стало рассказывать свою повесть. Иссиня-черный горбоклюв в мятом камыше выше по склону хрипло закричал в тревоге и тут же краткое эхо донесло не что иное, как людской кашель.
Кейда потянулся за мечом Телуйета и сунул его за пояс, прежде чем ползти к скудному укрытию запыленных кустов карнелилки. Он бдительно осматривал землю впереди, не желая наткнуться ладонью на какую-нибудь тысяченожку или скорпиона, всполошенных рывшимся неподалеку лоалом. Кашель раздался снова и оборвался. Слабый, но умышлено изданный. Тут же Кейда услышал треск сухих прутиков и шелест стоящих почти вплотную стеблей красного камыша. Какие-то охотники крадучись пробирались в ложбину.
Даже если они охотятся не на тебя, тебе ни к чему давать объяснения любому, кто мог бы отправить весть о тебе в Деразуллу – особенно теперь, когда ты так близок к берегу, после того, как пересек весь этот проклятый остров.
Жалея, что он не может шевелить ушами, как лоал, Кейда непрерывно ища в лесу какое-нибудь колыханье зелени или щебет потревоженных пташек, медленно подался в обход, чтобы ягодные кусты оказались между ним и звуками. Шум приближения людей внезапно стал громче. Кейда приготовился скользнуть вниз в ложок со всей возможной скоростью, твердо решив оставаться ниже уровня глаз любого преследователя.
Раздался крик. Затем другой, выше по ложку. Кейда выпрямился и побежал. Добежал до ручья, точнее, цепи луж среди камней в зеленых пятнах. Черная вязкая земля зачавкала у него под ногами. Он завяз в ней по щиколотки, потерял равновесие, потянулся к молодому побегу, но тот, увы, еще так неглубоко пустил корни, что Кейда мигом вырвал его из пахнущей болотом почвы.
– Помощь нужна? – охотник, широко ухмыляясь, возник рядом. Сеть была переброшена через плечо, в руке увесистое копье, которое тут же нацелилось на Кейду.
– Идите, посмотрите, что я поймал! – крикнул охотник другим. Кейда осматривал вязкую грязь вокруг, пока не увидел твердое местечко, где представилась возможность ухватиться за деревцо и выбраться. К этому времени его окружили шестеро. Кейда старался не менять выражения лица и опустил глаза.
Двое из них на другом берегу ручья и вооружены только кинжалами, это в твою пользу. В первый миг против тебя только четверо, но у двоих из них копья, так что важно правильно выбрать мгновение. Что сказал бы Телуйет? «Не начинай бой, если не можешь навязать своих условий».
– Тебе есть что нам сказать? – Помахивая тяжелым, расширяющимся к концу лезвием топорика, предводитель охотников медленно спустился по склону и встал лицом к лицу с Кейдой.
– Мне нечего сказать, – резко ответил Кейда. – Я просто путник.
Кулак охотника тяжело заехал в живот Кейде под самой грудиной.
– Отвечай нам повежливей, нищий бродяга.
Кейда рухнул на колени, с усилиями пытаясь восстановить дыхание, не в состоянии помешать охотнику, склонившемуся и потянувшему меч Телуйета. Охотник тут же вырвал меч из-за пояса Кейды и провел концом ножен по его нагим ребрам.
– Нищий или вор? Ничто не говорит об имени, но есть жалкое подобие одежды и меч на поясе. Честный путник имел бы, во что закутаться ночью, какие-нибудь товары на продажу или орудия своего ремесла, – охотник свистнул с одобрением, метнув свой топорик спутнику, чтобы лучше изучить меч. – Сброду вроде тебя не должно носить такие клинки.
Кейде удалось опять встать на ноги. В боку у него горело, в животе ныло. Он постарался говорить умиротворяюще.
– Это мой меч, я могу дать слово.
– Меч твоего господина, раб, – одернул его глава охотников, подняв оружие, чтобы взглянуть внимательней. – Вдобавок на рукояти золото, серебро и сапфиры. – Он чуть-чуть вынул меч из ножен. – И клинок из закаленной стали. Никто не носит ничего такого, кроме тех, что сопровождают вождей. И в шелках не разгуливает.
Все охотники были одеты в грубый хлопок, некогда окрашенный в зеленый цвет, но вылинявший после бесчисленных стирок и помеченный следами бесчисленных охот.
– Шелк не годится для путешествия, которое ты совершаешь. – Кто-то из них прыснул, воззрившись на дыры и грязь, украшавшие штаны Кейды.
Чистая правда. Так почему же ты не нашел чего-нибудь более подходящего, дурень? Можно подумать, ты видел недостаточно одежды, которую повесили сушиться на душистых кустах вокруг этих затерянных среди холмов селений. Теперь ты согласен платить за свою неуместную щепетильность, за все беспокойство о ком-нибудь невинном, на которого падет подозрение, и о дружбе, надолго отныне омраченной?
– Мы весь вчерашний день шли по твоему следу, – раздраженный молчанием Кейды, предводитель пихнул его в плечо, чтобы привлечь внимание. – С тех пор, как ты перевалил через хребет. Потеряли тебя ненадолго, но нынче утром опять отыскали твой след.
Кейда невольно бросил взгляд вверх, на иззубренные вершины, еще затерянные в утреннем тумане.
– Тогда вы должны знать, что я никому не нанес ущерба и не взял ничего, кроме того, что предлагает лес.
– И все же ты беглый раб, – фыркнул один из них, опершись о копье.
– Раб Дэйшей, как я теперь вижу, – их предводитель кивнул на кривой кинжал Кейды.
Кейда не смог сдержаться. Его спина напряглась, плечи с вызовом расправились.
– Гляди, подпрыгнул, как вспугнутая птица, – заметил еще один охотник с удовлетворением.
– Кинжал прекрасной работы, – вожак взмахнул Телуйетовым мечом. – Это расскажет нам, из какого дома ты бежал, как только мы покажем кому-то, кто знает. Затем, думаю, мы хорошо заработаем, когда приведем тебя обратно, верно, парни?
И как только это дойдет до ушей Уллы Сафара, он пошлет войско по всему острову, чтобы живым или мертвым доставили ему человека, у которого отнят кинжал Дэйша Кейды.
– Я не беглец, – спокойно ответил Кейда.
– Говорят, Дэйш Кейда мертв, утонул или вроде того. – Предводитель подался вперед, дыхание тухлое, волосы и борода длинные и грязные. – Ты этим воспользовался, не так ли, чтобы убраться подальше, пока не провозгласят нового вождя?
Кейда покачал головой, но сердце у него упало.
Конечно, Улла Сафар постарается раззвонить о случившемся как можно шире, упиваясь тем, как все и каждый пытаются извлечь для себя какие-то преимущества из междувластия у Дэйшей, неустанно покачивая при этом головой в огорчении. И рабов всегда недосчитываются, если умирает вождь, порой целыми оравами. У Сиркета пока по закону нет звания и прав, он еще должен объявить себя правителем и отдать приказ о проверке всего имущества владения, которое он принимает. Улла Сафар будет более чем счастлив, если за этот период Дэйши потеряют горы имущества. Ты не подумал о такой возможности, когда пересекал горы и восхищался красотами?
– Нечего сказать? – поддел его старший охотник, все еще помахивая мечом Телуйета. – Вся ложь иссякла?
– Мы отведем его обратно в Деразуллу? – спросил охотник, который держал топорик.
– Туда тяжело добираться сушей, – с сомнением сказал кто-то еще. – Восемь, девять дней самое лучшее.
– Телохранитель, меченосец, кто бы он ни был, он стоит столько, сколько весит, шелком или сандаловым деревом, – укорил их предводитель. – Но кто честнее отнесется к нам, Улла Сафар или Улла Орхан? – И он оглядел их, ожидая мнений.
Если они думают, что отвести меня назад проще простого, то они явно понятия не имеют, как хорошо обучен биться любой телохранитель. Равно и о том, как сына вождя наставляют избегать убийц.
Кулак Кейды взлетел и со всей силы ударил предводителя охотников точно в горло. Тот споткнулся, попятившись, а Кейда между тем бросился наземь и вырвал меч Телуйета из онемевших рук. Он обнажил клинок неуловимым движением, сверкающая стальная дуга заставила в страхе отпрянуть второго охотника. Ловкий шаг в сторону увел Кейду с дороги парня, неуклюже взмахнувшего топориком, а стопа, с разгону угодившая в живот предводителю, вынудила его, едва ли не задохнувшегося, свалиться на второго охотника. Оба тяжело упали, треснула кость, человек, что был сзади, завопил от внезапной боли.
Ближайший из молодчиков с копьями бросил в сторону Кейды свою сеть, грузики по ее краю просвистели в воздухе. Кейда шагнул вперед, чтобы поймать бечевки, обмотавшие его под ребрами и грозившие нарушить его дыхание. Сеть задела свежий шрам на ребрах, но, не обращая внимания на боль, он всей тяжестью своего тела вынудил охотника с сетью подтянуться к острию меча Телуйета и нарваться на него плечом. Он выбил у охотника копье ножнами, которые держал в другой руке, прежде чем повести кулак вперед, уравновесив его теми самыми ножнами, чтобы превратить нос охотника в кровавое месиво.
Когда тот упал на колени, прижав ладонь к лицу, Кейда развернулся и вовремя поймал острый наконечник второго копья, зажав его между рукоятью меча и ножнами, а затем подал свое оружие назад и лишил равновесия не ожидавшего того охотника. Когда копейщик пришел в себя, Кейда с угрозой поднял меч Телуйета.
– Я просто путник, и вам незачем меня задерживать, – он бросил недобрый взгляд на двоих за ручьем. Оба разинули рты, один держал руку на кинжале у пояса, но по лицу его было ясно, что он и не мечтает испытать себя в схватке с таким умелым бойцом. Другой уже поднял обе руки, сдаваясь.
– Отлично, теперь я продолжу свой путь, – Кейда держал меч Телуйета наготове, пока рвал обволокшую его сеть. Никто не сделал ни движения в его сторону. Глава охотников все еще лежал, распростертый на земле, и судорожно пытался восстановить дыхание, вцепившись руками в раненое горло. Второй съежился подле него с лицом, искаженным болью и страхом, и держал обеими руками стопу, вывернутую под невероятным углом.
– Ступай, и да будет проклято твое путешествие, – рявкнул второй копейщик, стоявший на коленях рядом с товарищем. Он грязной тряпкой лихорадочно перевязывал тому раненое плечо, кровь уже пропитала тряпку, скользившую под пальцами. Раненый поскуливал, слезы и что-то липкое бежали сквозь его пальцы, которыми он обхватил сломанный нос.
– Пойдете за мной снова – перебью, – сказал Кейда со всей угрозой, на какую был способен. – Всех.
И попятился от них через заросли тонких стеблей карнелилки, изредка поглядывая через плечо, чтобы примечать дорогу. Наконец его остановила густая стена красного камыша. Он прислушался к звонко разносившимся по лесу возгласам охотников, одни спорили, другие сетовали. И ни одного звука, явно указывающего на погоню. Повернувшись, Кейда побежал, петляя меж сеянцев ореховых пальм, опутанных лианами. Первой его задачей было оказаться на как можно большем расстоянии от охотников.
Нет, теперь не ложбинами и овражками, если они опять попытаются тебя выследить, охваченные жаждой мести, это первое, куда они заглянут. Что ты тогда сделаешь? Действительно убьешь их всех? Вероятно, ты уже убил их предводителя, повредив ему горло. Рана в плече, весьма похоже, нагноится, а она нанесена слишком высоко, чтобы спасти бедолагу, отняв ему руку, если туда попадет черная гниль. Чем они такое заслужили? Лишь тем, что стремились исполнить долг перед своим господином и Дэйшем Сиркетом, вернув беглого раба?
Желчь поднялась из пустого желудка, точно едкий упрек. Кейда прорывался через самые доступные места подлеска, пытаясь не спускаться с холмов. Он раздраженно рубил усики ползучих огоньков у хрупких побегов тандры окровавленным мечом Телуйета. И, наконец, прорвался к узкой, изрядно заросшей тропе. Пот жег бесчисленные царапины, полученные во время бегства. Он остановился, сердце его колотилось. Поскольку все птицы и звери бежали от шума, который он производил, или молча затаились в укрытиях, в лесу воцарилась тягостная тишина. Кейда сосчитал десять умышленно-неторопливых вдохов. Нет, никаких признаков погони.
А ведь тебя было легче легкого преследовать, ты шумел, как разбушевавшееся пламя. Или зря Дэйш Рейк учил тебя пробираться по лесу украдкой и многому другому? А теперь – возьми себя в руки. Где ты по отношению к берегу? К тому торговому пляжу, куда держал путь? Убраться из этого владения теперь более важно, чем когда-либо, предпочтительно успеть, прежде чем половит охотников всех деревень выйдет, чтобы приколотить к дереву твою шкуру.
Кейда медленно тронулся по извилистой тропе, неустанно себя укоряя. Лес протянулся впереди и повсюду вокруг, неизменный, всегда тот же самый. Утро иссякало под стопами Кейды. Но вот жажда, наконец, положила конец его самообвинениям, ее хватка вокруг его горла мало-помалу крепла. С запозданием вспомнив один из уроков Дэйша Рейка, он покинул тропу и стал искать щетинистую лиану, обвивающую железное дерево. Помня, как смеялся Агас, когда он в юности по-глупому ошибся, Кейда сделал первый надрез как можно выше, затем отсек на длину руки бурую лиану вторым ударом клинка Телуйета. Ревностно скопленная растением влага щедро хлынула и плеснула ему в лицо, в то время как он ловил все, что удастся, разинутым ртом.
И я не отдал бы это питье за обещание десятка фляг прекраснейшего золотого вина.
Он отбросил в сторону обрубок лианы, и праздные мысли испарились, когда он невзначай увидел ярко-желтый четырехугольник сухих листьев пальмы сквозь потускневшую зелень живых деревьев чуть ниже по склону. Осторожно, как можно тише двинувшись вперед, Кейда убедился, что это действительно крыша хижины, запущенной, нуждающейся в значительной починке, если только люди, которые в ней ночуют, не хотят, чтобы скорые дожди залили их, пока они спят. Однако участку вокруг нее, судя по всему, уделялось больше заботы, его недавно окопали, и черная земля высокими валами тянулась вдоль рвов, нетерпеливо ждущих, когда удастся захватить всю драгоценную воду, которую принесут запоздавшие нынче дожди. Кейда покинул тропу и обогнул пыльное открытое пространство, откуда подлесок с давних пор брали на топливо.
С давних пор, но не в последнее время. Эти кусты карнелилки растут здесь вот уже несколько лет. Птичника также не видно, ни уток, ни гусей, готовых поднять шум, если кто чужой подойдет слишком близко – обычная защита в деревнях.
За убогим укрытием увядшего душистого куста он присел на корточки, чтобы заглянуть в ветхие расколотые ставни, криво повисшие на прогнувшихся петлях. С того места, где он сидел, он ясно видел груду одеял, брошенную как попало на узкую кровать. Одежда в таком же беспорядке валялась на полу вместе с единственным накрытым крышкой горшком, а также полуразмотанным отрезом грубого хлопка, в какой любой островитянин Дэйш собирает нехитрые пожитки для недолгого путешествия.
Кто здесь останавливается? Кто-нибудь, не желающий жить в такой уединенной хижине в настоящее время, но все еще пользующийся плодородным садовым участком, пока его не отнял лес. Но где же сейчас этот усердный труженик? Собирает что-нибудь или занят каким-нибудь тайным делом?
Кейда подкрался ближе, по коже меж лопаток пробежали мурашки: а вдруг неведомый садовник сейчас вернется? С внезапной решимостью он убрал в ножны меч Телуйета, рукоять при этом щелкнула. Подтянувшись на низком подоконнике, Кейда схватил верхнее одеяло и кожаный ремень, завитком лежавший на полу. Увидев запятнанную потом рубаху, Кейда немедля натянул ее через голову, брезгливо морщась, меж тем как его руки упорно искали рукава. Ее шили на более высокого и полного человека, но она хотя бы поможет скрыть от небрежного взгляда его драные штаны.
Если явиться на торговый берег с голой грудью, это привлечет слишком много внимания, а, думается, нынче утром его нам хватило с избытком. Так, что тут есть еще, чтобы придать путнику более убедительный вид? Ты не можешь позволить себе привередничать, не теперь.
Кейда встал на колени и быстро свернул в трубку одеяло, затем туго стянул ремнем. В желудке урчало ужасающе громко в тихом полумраке заброшенного жилища. Кейда снял крышку с горшка. Внутри оказалась холодная и липкая похлебка из соллера, зерно которого смешали с раздавленными семенами тандры, стручками перца и солью, чтобы дольше не портилось. Сверху были набросаны корочки плодов лиллы. После недолгого колебания Кейда выудил корочки и соскреб со дна горшка все остатки, холодные и склизкие, выплюнув куски мякоти лиллы и подавившись этой скромной пищей после нескольких первых жадных глотков.
Вот до чего дошло, ты ешь то, чем живет один из низших островитян. Это сделано с разумным намерением или в безумии? Не знаю. Все, что я знаю сейчас, это что в пище для меня больше толку, чем в гордости.
Затем он увидел нож, которым резали плоды. Не ахти какой нож, короткая полоса неумело заточенной стали, запятнанная соком и тронутая ржавчиной. Деревянная ручка треснула, видать, отсырела когда-то, а потом ее положили сушиться, не смазав. Кейда переместился на пятки, держа руку на рукояти меча Телуйета, а другую на своем кинжале. Оба клинка выдают его как человека из некоего большого дома. Этот нож отметит своего владельца как нижайшего из низших. Все и каждый презирают человека, который достиг возраста благоразумия и не зовет своим порядочный кинжал, полученный от отца, которому так и не удалось достаточно наторговать, заработать ремеслом или усердно послужить, чтобы наделить своего сына таким подарком.
Лучше казаться нижайшим из низших, чем беглым рабом, сейчас-то уж точно.
Кейда вскочил на кровать. И оказался достаточно высоко, чтобы достать до грубо вырубленных стропил. Он бережно засунул меч Телуйета в плотно связанные пальмовые листья, повертев его из стороны в сторону, пока тот не лег ровно, спрятанный в крыше. Пристроив там же и кинжал, Кейда спрыгнул на пол, подхватил одеяло, пихнул самодельный ножик в ножны на поясе и выбежал через открытую дверь.
Пусть испытанием моего благоразумия послужит, удастся ли спокойно уйти, не обвиненным в этой краже. Это может стать знамением, которое укажет мне, на верном ли я пути.
Напряженный от ожидания разъяренных криков сзади в любой момент, Кейда поспешил дальше по петляющей тропе. Заброшенная хижина вскоре осталась далеко позади, а с ней и опасность разоблачения. Чуть далее он натолкнулся на более широкую стежку и, двинувшись по ней, обнаружил, что она вывела его к вершине долгого хребта из низких разрушенных скал, в подножие которого бьются темные волны. Не имея иного выбора, кроме как идти вперед, он обогнул, наконец, угол и встал на плоской вершине кручи. У него ушло одно мгновение, чтобы осознать, что он смотрит отсюда на истоптанную полосу песка, к которой стремился с тех самых пор, когда увидел ее с высокого горного перевала.
Любое удовлетворение при таком повороте событий продлилось бы недолго. Кейда нахмурился. Всего четыре галеры на якоре в укромном проливе между пляжем и расползшимся коралловым рифом, увенчанным пальмами. Лишь два парусных судна поменьше, отведенных на отмели. Несколько ярких навесов трепещут на берегу, скрывая товары, которые кто-то под ними предлагает. Но никто не шел мимо по песку, чтобы поглазеть или поторговаться. Кейда прошел чуть дальше, чтобы осмотреть широкое пространство меж двух гостеприимных зарослей иглоплода. Всего два костра. Спутники вождя, совершающего большой поход, могли бы разбить здесь лагерь, никого существенно не потеснив.
Как тебя порадовало бы менее десяти дней назад, узнай ты, что самые прославленные торговые пляжи Уллы Сафара в равном пренебрежении у купцов и у людей из его владения. Какое удовольствие тебе доставило бы сочувствовать жирному Сафару, тщательно выбирая выражения, чтобы он заметил, как ты на самом деле рад.
«Любому разрешено испытывать удовольствие при неудачах врага, – всегда откровенно говаривал Дэйш Рейк о таких вещах. – Помните, глупо позволять, чтобы враг это увидел, если только вы не потопили его триремы и он их больше не увидит, а ваши меченосцы у ворот его последней твердыни».
Но теперь неудача Сафара стала и твоей. Что бы сказал о таком Дэйш Рейк? «Можно ждать, пока ветер переменится, а можно самому добиться для себя множества удач, используя каждую возможность, которая представляется».
Кейда наблюдал, как гребная лодка с одной из галер приближается к берегу. Гребцам мешали бочки для воды, уложенные меж них. Соскользнув по нанесенной на скалу земле, он умудрился достичь пляжа как раз в тот момент, когда лодка коснулась грубого песка.
– Я могу вам помочь? – Кейда вошел в ленивый прибой.
Главный из гребцов кинул ему канат.
– Подтяни.
Кейда поймал конец и потянул. Старший гребец перепрыгнул через борт и присоединился к нему. Лодка один раз недовольно колыхнулась, а затем прочно встала на песке.
– Надо почистить эти бочки и наполнить, и чтобы никто не видел то, что можно увидеть, пока дело не сделано. – Он насмешливо нахмурился, покосившись на своих людей.
– Не похоже, чтобы здесь было что увидеть, на этом-то берегу, – подал голос один из гребцов, когда те начали поднимать пустые бочки над бортом.
– А ну-ка дайте мне, – несколько сдавленно предложил Кейда. – И за весло я могу взяться вместе с другими, когда вы отбудете.
– За весло? – Старшина, изумившись, потянулся, чтобы взять его руку, повернул ее ладонью вверх и проследил красную борозду, которую оставила веревка, мозолистым и твердым, как старая кожа, пальцем. – Мягкие руки, друг мой. Может, ты и готов на любую работу, но ты не гребец, а мы держим путь в северные пределы, и нам надо спешить. У нас на скамьях нет места для того, кто не может налегать на весло весь день и весь следующий.
Кейда вынудил себя наклонить голову, признавая его правоту.
– Конечно.
Последняя бочка вызвала плеск на отмели, когда гребец перебросил ее через борт. Старшина поколебался.
– Помоги нам наполнить бочки водой, и это принесет тебе немного хлеба.
Хороший вопрос для спора о нравственности важного господина с его собратьями-правителями, когда они, насытившись, ставят перед собой сласти и откидываются на шелковых подушках. Хуже быть вынужденным обокрасть островитянина, у которого нет ничего ценного, прежде всего, или принять милостыню от какого-нибудь добросердечного моряка, который сжалится над бродягой, не имеющим друзей и дошедшим до полной нужды?
Осознание, насколько он одинок, пробежало по его хребту, словно струйки холодной воды. Он глубоко вздохнул.
– Спасибо.
– Вот. – Кто-то бросил ему обрывок мешковины. – Их обильно трут песком, а не то нам придется через денек-другой пить зеленую слизь.
Кейда наклонился, чтобы дотянуться до днища одной из широких бочек, и ненароком стукнулся головами с еще одним гребцом.
– Прости.
– Скреби как можно сильнее. – Гребец крякнул от усилия, забрасывая горсть грубого песка в бочку. Кейда постарался работать так же, как он. Работа была невероятно тяжелой, приходилось, сложившись вдвое, двигать рукой на всю длину, а тут еще обод бочки впивается в подреберье. Дыхание его отражалось от деревянных стенок, а человек, работавший с ним, пах не слишком свежо.
Вероятно, он думает, что ты достаточно воняешь, чтобы распугать рыбу. И нигде не найдешь Телуйета наготове с горячей водой, ароматным мылом и мягкими душистыми полотенцами. Лучшее, на что можно надеяться, это помыться в море и натереться песком. Да будет так. Если уж я сделался нищим, я все же могу заботиться о чистоте.
– Так сойдет. – Гребец встал и шумно выдохнул. – Теперь ополоснем ее и наполним.
– Ага. – Кейда перевернул бочку и пихнул в сторону слабого ручейка, сбегающего по крошащейся скале.
– Наполнить надо, пока еще не слишком высохли, – крикнул старшина. – Если хоть одна доска треснет, я вас ею отлуплю.
В заводи у основания каменной кручи скопилось совсем мало воды, так что споласкивание бочек, освобожденных от песка, оказалось сложным и утомительным делом. Впрочем, вода не теряла прохлады, хотя солнце и стояло над самой головой. Кейду поразило, когда он понял, что уже почти полдень.
– Это последняя, верно? – Старшина гребцов появился вновь, когда последнюю бочку надежно закрыли крышкой. Он вручил Кейде неровный ломоть ломкого соллерного хлеба с копченой медузой. – Отлично, ребятки, погрузим это на борт – и можно в путь. – Гребцы без единого слова покинули Кейду у крохотной лужицы, никто даже не оглянулся на него.
Никому не нужна твоя помощь, чтобы вернуть бочки на судно, пусть даже они теперь тяжелее и с ними сложнее управиться. Никто не хочет возбудить в тебе надежду, что тебе могут позволить остаться на их галере. У них был выбор, они его сделали. А каков твой выбор? Для начала – нечего стоять здесь с видом брошенного пса. Уж на это-то у тебя должно хватить гордости.
Жуя хлеб с острой медузой, Кейда зашагал по песку к месту для привалов меж тенистыми деревьями. Люди, развалившиеся вокруг кострищ, усеянных остывшим пеплом, бросили на него взгляд-другой, не враждебно, не приветливо, едва ли с любопытством.
В конце концов, все они и прежде видали нищих, промышляющих на торговых пляжах, тех, что не связаны присягой ни с одним владением, не зовут ни один остров домом, ни в одной деревне не найдут кров и пищу.
Приуныв оттого, что увидел себя глазами этих людей, Кейда шел все дальше, пока не миновал самые дальние из деревьев и не наткнулся на неровную гряду серых пятнистых камней, перерезающих пляж, похожих на пеньки сломанных зубов в дряхлой челюсти, дочиста вымытой морями. Он повернул к воде, вступил в нее и стал мыться со всем возможным тщанием.
Вернувшись на берег, он мгновение наслаждался блаженной прохладой, прежде чем недобрый жаркий ветер, которому предстояло беспрерывно дуть до заката, не высушил его. Изменчивые приливы набросали на берег причудливую мешанину всякого хлама, застрявшего среди камней. Высохшие морские ежи, узловатые и рыжие обломки крабьих лап, обрывки водорослей, похожие на завитки старой бумаги. Тут яркий белый отблеск привлек внимание Кейды. Присев на корточки, он отмел в сторону мусор и отыскал нечто, похожее на слоновую кость. Обломанный кончик витого бивня рогатой рыбы, недостаточно долго пробывший в воде, чтобы песок и море убили его блеск. Он почти не истерся. Кейда сжал кулак вокруг белой спирали. Она оказалась теплой и живой на ощупь.