Текст книги "Прямо к цели"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

– Правильно ли я тебя понял? – в голосе у Биркеншоу появилась настороженность. – Ты звонишь мне посреди ночи для того, чтобы узнать, сколько сейчас времени?

– Совершенно верно, – согласился Баверсток. – Видишь ли, мне нужно, чтобы ты подтвердил, что последний час еще не наступил. Так что будь умницей и скажи мне, в какое время ты фиксируешь этот звонок?

– Я фиксирую его в одиннадцать семнадцать, но мне непонятно…

– На моих часах одиннадцать шестнадцать, – сказал Баверсток, – но в отношении точности я готов полностью положиться на твое просвещенное мнение. Цель этого звонка, кстати, в том, чтобы довести до твоего сведения, что второй человек, который представляется более прямым потомком сэра Раймонда, чем твой клиент, заявил о своем праве на наследство Хардкасла.

– Как ее зовут?

– Подозреваю, что тебе это известно, – ответил старый адвокат, прежде чем положить трубку. – Черт, – бросил он, взглянув на Чарли, – мне следовало записать этот разговор на пленку.

– Почему?

– Потому что Биркеншоу никогда не признает, что сказал «ее».

Глава 47

– Вы говорите, что Гай Трентам был моим отцом? – спросила Кэти. – Но как?..

После того как с постели был поднят доктор Аткинз, который привык к тому, что его беспокоят посреди ночи, Чарли счел возможным рассказать Кэти о сделанных им открытиях в Австралии, которые все содержались в бумагах, представленных ею при поступлении на работу к Трумперам. Баверсток напряженно слушал, время от времени кивая головой и постоянно сверяясь с подробными записями, сделанными им во время продолжительного разговора с племянником из Сиднея.

Кэти старалась не пропускать ни слова из того, о чем говорил Чарли. Но несмотря на отдельные эпизоды из жизни в Австралии, всплывавшие в ее сознании, она лишь смутно припоминала дни, проведенные в университете Мельбурна, и почти ничего не помнила о своем пребывании в «Святой Хильде». Имя «мисс Бенсон» вообще ни о чем не говорило ей.

– Я много раз пыталась вспомнить, что предшествовало моему приезду в Англию, но из этого почти ничего не вышло, несмотря на то что я могу восстановить в памяти почти все, что происходило со мной после того, как я сошла с парохода в Саутгемптоне. Доктор Аткинз, наверное, не в восторге от этого, не так ли?

– Правил тут не существует – вот все, о чем он постоянно напоминает мне.

Чарли встал, пересек комнату и повернул картину. В его взгляде, устремленном на Кэти, светилась нескрываемая надежда, но она лишь покачала головой при виде лесного пейзажа.

– Я согласна, что могла когда-то нарисовать это, но вот когда и где – совершенно не представляю себе.

Около четырех часов утра Чарли заказал по телефону такси, чтобы возвратиться на Итон-сквер, условившись с Баверстоком о том, что он в самое ближайшее время устроит ему личную встречу с противной стороной. Когда они вернулись домой, Кэти была настолько уставшей, что отправилась прямо в кровать. У Чарли же внутренние часы уже показывали начало рабочего дня, поэтому он заперся в своем кабинете и продолжал ломать голову в поисках недостающего звена, хорошо представляя себе, какую битву с законниками ему предстоит выдержать, даже если он преуспеет в этом.

На следующий день они с Кэти отправились в Кембридж и всю вторую половину дня провели в маленьком кабинете доктора Аткинза в Адденбруке. Доктора, казалось, больше интересовало личное дело Кэти, предоставленное миссис Калвер, чем тот факт, что она может приходиться родственницей миссис Трентам и поэтому иметь право на наследство Хардкасла.

Он не спеша прошелся с ней по каждому моменту, нашедшему отражение в деле, – урокам рисования, поощрениям, взысканиям, матчам по теннису, учебе в женской классической гимназии – но результат всегда был одним и тем же: вначале глубокая задумчивость, а затем лишь смутные воспоминания. Он попытался вызвать у нее ассоциации, связанные со словами Мельбурн, мисс Бенсон, крикет, пароход, отель. В ответ прозвучало: Австралия, заборы, счетчик, Саутгемптон, долгие часы.

Единственное, что заинтересовало доктора Аткинза, было слово «счетчик», после дальнейших попыток в памяти у Кэти всплыли лишь отрывочные воспоминания о классической гимназии, несколько более ярких эпизодов из университетской жизни, юноша по имени Мел Николз и последовавшее за этим долгое путешествие на пароходе в Лондон. Тут она смогла назвать даже имена своих попутчиц – Пэм и Морин, а вот откуда они были родом, в памяти у нее не сохранилось.

Пребывание в отеле «Мелроз» запечатлелось в ее памяти до мельчайших подробностей, да и воспоминания о первых днях работы у Трумперов не вызывали у Чарли никаких сомнений в своей точности.

Когда она описывала свою первую встречу с Дэниелом, вплоть до смены табличек на столе во время празднования новоселья, у Чарли на глаза навернулись слезы. Но на вопросы о своем происхождении и таких именах, как «Маргарет Этель Трентам» или «мисс Рейчел Бенсон», ей по-прежнему нечего было ответить.

К шести часам Кэти выдохлась окончательно. Доктор Аткинз взял Чарли под руку и предупредил, что дальнейшие попытки, по его мнению, не приведут к тому, что она вспомнит что-то еще, имевшее место в ее жизни до приезда в Лондон. Возможно, мелкие инциденты будут время от времени всплывать в ее памяти, но не более того.

– Мне жаль, что от меня было мало толку, – проговорила Кэти, когда он вез ее домой.

Взяв ее за руку, Чарли проговорил:

– Еще не все потеряно, – хотя вероятность доказать, что Кэти является законной наследницей Хардкасла, самому ему уже не казалась столь высокой, как Тревору Робертсу, когда тот оценивал большей, чем как «пятьдесят на пятьдесят».

Бекки ждала их дома, и они втроем тихо поужинали. Чарли даже не пытался заводить разговор о том, как прошла их встреча с врачом в Кембридже, пока Кэти не удалилась в свою комнату. Узнав, как Кэти реагировала на беседу, она заявила, что впредь девушку надо оставить в покое.

– Из-за этой старухи я потеряла Дэниела, – сказала она мужу. – И не хочу, чтобы это же случилось с Кэти. Если ты собираешься продолжать свою битву за компанию Трумперов, то делай это без Кэти.

Чарли кивнул, соглашаясь с ней, хотя самому ему хотелось крикнуть: «Как, интересно, я должен не допустить, чтобы все, созданное мною, не попало в руки другого Трентама, без того, чтобы не вовлекать в эту тяжбу Кэти?»

Только он собрался выключить свет в спальне, как зазвонил телефон. Из Сиднея звонил Тревор Робертс, но новости у него были неутешительные. Уолтер Слейд отказался дать какую-либо информацию об Этель Трентам и даже не подписал документ, подтверждающий свое знакомство с ней. Чарли вновь клял себя за ту непроходимую глупость, которую он проявил в разговоре со старым йоркширцем.

– А как насчет банка? – спросил он без всякой надежды в голосе.

– В Коммерческом банке Австралии сказали, что они разрешат доступ к личному счету мисс Бенсон только в том случае, если мы докажем, что имело место преступление.

То, что миссис Трентам причинила Кэти, вполне можно назвать злом, но, строго говоря, это еще не преступление.

– Это был нелегкий день для каждого из нас, – признался Чарли.

– Не забывайте, что противная сторона не знает об этом.

– Это верно, но как много она знает вообще?

– Дядя рассказал мне, как у Биркеншоу сорвалось с языка слово «ее», поэтому бьюсь об заклад, что им известно не меньше нашего. Лучше исходите из этого, когда сойдетесь с ними, и в то же время не прекращайте поисков недостающего звена.

Положив трубку, Чарли какое-то время лежал без движения, пока не убедился, что Бекки заснула. Затем выбрался из постели, накинул халат, крадучись спустился в кабинет, где принялся выписывать в блокнот собранные за последние дни факты, надеясь, что они наведут его на какую-нибудь мысль. На Следующий день Кэти обнаружила его спящим в кабинете за столом.

– Я вам плохая помощница, Чарли, – шепотом произнесла она и прикоснулась губами к его лбу. Он зашевелился и открыл глаза.

– Мы победим, – сонно пробормотал он и даже выдавил из себя улыбку, но по выражению на ее лице ему было ясно, что она не верит в победу.

Через час за завтраком к ним присоединилась Бекки, которая за все время не произнесла ни слова о предстоящей очной ставке во второй половине дня в кабинете Баверстока.

Когда Чарли уже встал из-за стола, Кэти совершенно неожиданно заявила:

– Мне бы хотелось присутствовать на этой встрече.

– Ты думаешь, это разумно? – спросила Бекки, с беспокойством поглядывая на мужа.

– Скорее всего, нет, – ответила Кэти. – Но я почему-то уверена, что мне надо присутствовать там, а не просто узнать об исходе задним числом и через вторые руки.

– Молодец, девочка, – похвалил Чарли. – В три часа мы должны будем прибыть к Баверстоку и изложить ему свое дело. Адвокат Трентама присоединится к нам в четыре. Я зайду за тобой в два тридцать, но, если к этому времени ты передумаешь, это ничуть не расстроит меня.

Бекки повернулась, чтобы увидеть реакцию Кэти на это предложение, и осталась разочарованной.

Когда ровно в восемь тридцать Чарли влетел в свой офис, там его, как было условлено, уже ждали Дафни и Артур Селвин.

– Три кофе, пожалуйста, и никаких посетителей, – распорядился Чарли, выкладывая перед собой плоды своего ночного бдения.

– Итак, с чего начнем? – после этих слов Дафни следующие полтора часа они отрабатывали вопросы, заявления и тактические ходы, стараясь предвосхитить все возможные ситуации, которые могли возникнуть во время встречи с Трентамом и его адвокатом.

К двенадцати часам, когда был подан легкий ланч, силы у них были на исходе, и некоторое время никто больше не произносил ни слова.

– Вам важно помнить, что на сей раз вы имеете дело с другим Трентамом, – сказал наконец Артур Селвин, бросая в кофе кусочек сахара.

– Для меня они все одинаковые, – проговорил Чарли.

– Найджел, возможно, такой же непробиваемый, как его брат, но я не думаю, что он обладает хитростью своей матери или способностью Гая схватывать на лету.

– К чему вы говорите это, Артур? – спросила Дафни.

– Пусть Трентам побольше говорит во время этой встречи. За годы, проведенные с ним на заседаниях правления, я заметил, что чем больше он говорит, тем чаще проигрывает свое дело.

Прислушиваясь к нему, Чарли задумчиво жевал свой сандвич.

– Интересно, что называют ему в качестве моих слабых мест его консультанты?

– Твой темперамент, – заверила Дафни. – Ты всегда заводишься с полоборота. Так что не давай им воспользоваться этим.

В час Дафни с Артуром оставили Чарли одного. Как только за ними закрылась дверь, он снял пиджак, растянулся на диване и заснул крепким сном. Через час Джессика разбудила его. Он улыбнулся ей, чувствуя себя хорошо отдохнувшим – все еще срабатывала привычка, приобретенная на войне.

Вернувшись к столу, он вновь прочел свои записи и отправился за Кэти, которая не только не передумала, а уже сидела в пальто и ждала его. В кабинет Баверстока они прибыли за час до того, как там должны были появиться Трентам и Биркеншоу.

Старый адвокат слушал Чарли внимательно, изредка кивая головой или делая пометки в блокноте, но по выражению его лица Кэти так и не могла понять, какие чувства он при этом испытывает.

Когда монолог Чарли подошел к концу, Баверсток положил свое вечное перо на стол и откинулся в кресле. Какое-то время он продолжал сидеть молча.

– Логичность ваших аргументов производит впечатление, сэр Чарлз, – наконец произнес он, наклонившись вперед и положив руки ладонями на стол перед собой. – Так же как и собранные вами свидетельства. Однако я обязан сказать вам, что без подтверждения со стороны вашего главного свидетеля и при отсутствии письменных показаний Уолтера Слейда или мисс Бенсон мистер Биркеншоу тут же заявит, что ваши претензии почти полностью основаны на косвенных свидетельствах. Тем не менее, – продолжал он, – посмотрим, что может предложить другая сторона. После разговора с Биркеншоу в субботу вечером мне трудно поверить, что ваши откровения явятся полной неожиданностью для них.

Часы на камине пробили четыре раза. Баверсток сверился со своими карманными часами. Никто не появлялся, и пальцы старого адвоката нервно забарабанили по столу. Чарли же не сомневался в том, что это была всего лишь уловка со стороны его противника.

Найджел Трентам и его адвокат появились наконец в двенадцать минут пятого, не посчитав необходимым при этом принести свои извинения за опоздание.

Чарли встал, когда Баверсток представил его Виктору Биркеншоу, высокому и тощему мужчине, не достигшему еще пятидесятилетнего возраста, но уже серьезно облысевшему и скрывавшему это остатками жидких серых прядей, зачесанных снизу вверх. Единственное, что он имел общего с Баверстоком, был его костюм, сшитый у одного и того же портного. Биркеншоу опустился в одно из свободных кресел напротив хозяина кабинета, не удостоив Кэти даже взглядом. Достав из верхнего кармана ручку, он вынул из портфеля блокнот и пристроил его у себя на коленях.

– Мой клиент, мистер Найджел Трентам, явился, чтобы предъявить свое право на имущество Хардкасла в качестве его законного наследника, – начал он, – о чем ясно указано в завещании сэра Раймонда.

– Позвольте вам напомнить о том, что ваш клиент, – Баверсток подстраивался под тон, взятый Биркеншоу, – даже не упоминается в завещании сэра Раймонда, и в настоящее время возник спор о том, кто является его законным наследником. И не забывайте, пожалуйста, что право созывать подобные встречи в случае их необходимости и выступать от его имени сэр Раймонд предоставил мне.

– Мой клиент, – продолжал гнуть свою линию Биркеншоу, – является вторым сыном покойных Джеральда и Маргарет Этель Трентам и внуком сэра Раймонда Хардкасла. Поэтому после смерти Гая Трентама, своего старшего брата, он без всяких сомнений должен быть признан законным наследником.

– По условиям завещания я обязан признать право вашего клиента, – согласился Баверсток, – но только в том случае, если будет доказано, что у Гая Трентама не осталось детей. Нам уже известно, что Гай был отцом Дэниела Трумпера…

– Это никогда не было доказано удовлетворяющим моего клиента образом. – Биркеншоу торопливо записывал слова Баверстока.

– Это доказано уже тем, что сэр Раймонд в своем завещании предпочел назвать Дэниела и промолчать в отношении вашего клиента. И после встречи между миссис Трентам и ее внуком у нас есть все основания считать, что она тоже не сомневалась в том, кто был отцом Дэниела. Иначе зачем бы ей понадобилось заключать с ним такое серьезное соглашение?

– Это все домыслы, – отрезал Биркеншоу. – Доподлинно известно только то, что этого джентльмена больше нет среди нас и, как всем известно, детей у него не осталось. – Он по-прежнему не смотрел в сторону Кэти, которая сидела тихо и слушала пикировку двух профессионалов.

– Это было принято нами без всяких возражений, – впервые вмешался Чарли. – Но вот чего мы не знали до самого последнего времени, так это того, что у Гая Трентама был второй ребенок, по имени Маргарет Этель.

– Какие у вас есть основания для такого возмутительного заявления? – встрепенулся Биркеншоу.

– Основанием служит банковский отчет, который я направил вам на дом в воскресенье утром.

– Отчет, позвольте заметить, – заметил Биркеншоу, – не должен был вскрываться никем, кроме моего клиента. – Он бросил взгляд в сторону Найджела Трентама, который был занят прикуриванием сигареты.

– Согласен. – Чарли перешел на повышенный тон. – Но мне тоже захотелось воспользоваться приемами миссис Трентам.

Баверсток поморщился, опасаясь, что его друг вот-вот сорвется.

– Кем бы девочка ни была, но она почему-то фигурирует в полицейском досье в качестве ребенка Гая Трентама, а нарисованная ею картина провисела на стене столовой мельбурнского приюта больше двадцати лет. Картина, которая, смею вас заверить, не может быть воспроизведена больше никем, кроме самого автора. Это лучшее свидетельство, чем даже отпечаток пальца, вы не находите? Или это тоже домысел?

– Картина доказывает, – возразил Биркеншоу, – только то, что мисс Росс какое-то время в период с 1927 по 1946 год находилась в мельбурнском приюте, и не более того. К тому же нам известно, что она совершенно ничего не помнит из своей жизни в этом приюте, включая и свою настоятельницу. Разве это не так, мисс Росс? – он впервые посмотрел на Кэти.

Она нехотя кивнула, по-прежнему продолжая безмолвствовать.

– Вот так свидетельница! – воскликнул Биркеншоу, не пытаясь скрыть своего торжества. – Она даже не может подтвердить ту историю, которую вы приписываете ей. Нам известно только, что ее зовут мисс Росс. И, несмотря на ваши так называемые доказательства, не существует ничего, что бы указывало на ее родство с сэром Раймондом Хардкаслом.

– Существуют несколько человек, которые могут подтвердить ее «историю», как вы называете это, – вклинился Чарли. Баверсток поднял удивленно брови, поскольку никаких подтверждений этого ему представлено не было.

– То, что она воспитывалась в мельбурнском приюте, не является подтверждением вашей версии. – Биркеншоу отбросил жидкую прядь, свалившуюся ему на лоб. – Я повторяю, даже если принять все ваши дикие домыслы о какой-то мнимой встрече между миссис Трентам и мисс Бенсон, это еще не будет значить, что у мисс Росс та же кровь, что у Гая Трентама.

– Может быть, вы хотите проверить сами, какая у нее группа крови? – спросил Чарли. Брови у Баверстока опять поползли вверх, поскольку этот вопрос никогда не обсуждался между ними.

– Такая же группа крови, смею заверить вас, может оказаться у половины населения земли, – Биркеншоу подергал отвороты своего пиджака.

– О, так вы уже проверяли? – поинтересовался Чарли с довольным видом. – Так что у вас в голове должны были зародиться некоторые сомнения.

– В моей голове нет никаких сомнений в том, кто является законным наследником Хардкасла, – повернувшись к Баверстоку, адвокат вопрошающе воздел руки. – Сколько еще будет продолжаться этот фарс? – За вопросом последовал тяжкий вздох.

– Столько, сколько потребуется для того, чтобы кто-то из вас убедил меня в том, что он законный наследник сэра Раймонда, – сказал Баверсток невозмутимым и авторитетным голосом.

– Что еще вы хотите? – спросил Биркеншоу. – Моему клиенту нечего скрывать, тогда как мисс Росс, похоже, нечего предложить.

– Тогда, может быть, вы объясните мне, – продолжал Баверсток, – почему миссис Трентам в течение нескольких лет регулярно производила выплаты мисс Бенсон, настоятельнице приюта Святой Хильды в Мельбурне, где, как мы теперь убедились, мисс Росс проживала в период с 1927 по 1946 год?

– Я не имею чести представлять здесь миссис Трентам или, тем более, мисс Бенсон, поэтому я не могу высказывать свое мнение. Так же, как и вы, сэр, не так ли?

– Может быть, вашему клиенту известны причины этих платежей и он хочет высказать свое мнение? – вмешался Чарли. Они оба повернулись к Найджелу Трентаму, который затушил окурок, но продолжал хранить молчание.

– Моему клиенту незачем отвечать на такой надуманный вопрос.

– Но если ваш клиент проявляет такое нежелание говорить за себя, – настаивал Баверсток, – то мне становится трудно поверить в то, что ему нечего скрывать.

– Это не делает вам чести, сэр, – заявил Биркеншоу. – Вам лучше других должно быть известно, что, если клиента представляет адвокат, ему не обязательно говорить самому за себя. Более того, мистеру Трентаму даже необязательно было присутствовать на этой встрече.

– Это не судебное заседание, – резко сказал Баверсток. – К тому же, я подозреваю, что дед мистера Трентама вряд ли одобрил бы такую тактику с его стороны.

– Вы что, лишаете моего клиента его законных прав?

– Нет, конечно. Однако если из-за его нежелания говорить я не смогу прийти к какому-либо решению, то мне придется передать это дело в суд, как это предусмотрено клаузулой двадцать семь завещания сэра Раймонда.

«Еще одна клаузула, о существовании которой я не подозревал», – с обидой подумал Чарли.

– Но прежде чем такое дело дойдет до суда, могут пройти годы, – указал Биркеншоу. – Более того, оно может закончиться огромными судебными издержками для каждой из сторон. Я не могу поверить, что сэр Раймонд хотел этого.

– Возможно, вы правы, – согласился Баверсток. – Но в этом случае вашему клиенту по меньшей мере придется объяснить присяжным причину этих ежеквартальных платежей, если, конечно, она известна ему.

Биркеншоу, похоже, впервые заколебался, но Трентам продолжал сидеть молча, целиком сосредоточившись на второй сигарете.

– В глазах присяжных мисс Росс может с таким же успехом оказаться не кем иным, как воспользовавшейся благоприятными возможностями, – предположил Биркеншоу, меняя тактику. – Подцепив случайно удачную сказочку, она оказалась в Англии, где ловко подтасовала факты так, чтобы они совпадали с ее собственной биографией.

– Не чересчур ли она оказалась ловкой, – вмешался Чарли, – чтобы в трехлетием возрасте определиться в приют в Мельбурне? Как раз в то время, когда Гай Трентам сидел в местной тюрьме…

– Совпадение, – бросил в ответ Биркеншоу.

– …И после того, как ее привезла туда миссис Трентам, которая затем стала регулярно платить настоятельнице приюта вплоть до самой ее смерти. Это делалось не иначе как за то, что мисс Росс хранила какой-то секрет.

– Это опять косвенное обвинение, и к тому же недопустимое, – возмутился Биркеншоу.

Найджел Трентам подался вперед, собираясь вступить в разговор, но адвокат крепко сжал его руку.

– Мы не клюнем на эту тактику уличных хулиганов, сэр Чарлз, которую вы принесли с собой из Уайтчапела.

Чарли вскочил с кресла со сжатыми кулаками и шагнул к Биркеншоу.

– Успокойтесь, сэр Чарлз, – резко бросил Баверсток.

Чарли остановился в шаге от Биркеншоу, который сидел не шелохнувшись. После секундного колебания он вспомнил совет Дафни и вернулся в свое кресло. Адвокат Трентама продолжал с вызовом смотреть на него.

– Как я уже сказал, – повторил Биркеншоу, – моему клиенту нечего скрывать. И, конечно же, ему не надо прибегать к физическому насилию, чтобы доказать свою правоту.

Чарли разжал кулаки, но голос его продолжал звенеть:

– Я все же надеюсь, что вашему клиенту придется ответить, когда главный судья спросит, почему его мать выплачивала крупные суммы какому-то человеку на другом конце земли, с которым она, как вы утверждаете, даже не встречалась. И почему Уолтер Слейд, шофер из загородного клуба «Виктория», возил миссис Трентам в приют Святой Хильды 20 апреля 1927 года вместе с маленькой девочкой в возрасте Кэти, которую звали Маргарет? И почему назад миссис Трентам возвратилась уже без девочки? Я бьюсь об заклад, что если мы попросим судью раскрыть банковский счет мисс Бенсон, то убедимся, что эти платежи начались с того самого дня, когда мисс Росс была записана в приют. Ну а то, что банковский счет был ликвидирован на той же неделе, когда мисс Бенсон умерла, – это мы уже знаем.

Баверсток опять испугался, что Чарли сорвется, и поднял руку, предостерегая его от новой вспышки ярости.

Биркеншоу, напротив, не мог сдержать улыбки:

– Сэр Чарлз, несмотря на то что вас представляет здесь адвокат, я все же раскрою вам пару домашних секретов, Для начала позвольте объяснить вам следующее: мой клиент заверил меня, что до вчерашнего дня он никогда не слышал о существовании мисс Бенсон. И потом, ни один английский судья не может раскрыть счет австралийского банка, если не доказано, что в обеих странах совершено преступление. Более того, сэр Чарлз, два ваших главных свидетеля, к сожалению, лежат в могилах, тогда как ваш третий свидетель, Уолтер Слейд, ни при каких обстоятельствах не приедет в Лондон, и вы не сможете вызвать его повесткой.

Ну, а теперь давайте перейдем к вашему заявлению, сэр Чарлз, о том, что присяжные будут удивлены, если мой клиент не станет свидетельствовать от имени своей матери. Я подозреваю, что они будут еще более удивлены, когда узнают, что основной свидетель и истец также не хочет отвечать на вопросы, касающиеся ее собственной персоны, по той причине, что она просто не помнит ничего или почти ничего из того времени, о котором идет речь. Я не думаю, что найдется судья, который захочет устроить мисс Росс такую пытку, чтобы на каждый вопрос, заданный ей, как свидетелю, слышать в ответ: «Извините, я не помню». А может быть, все это оттого, что ей просто нечего сказать? Позвольте заверить вас, сэр Чарлз, что мы будем только рады предстать перед судом, потому что вас там просто высмеют.

Взгляд Баверстока говорил Чарли, что его карта бита. Кэти по-прежнему сидела с непроницаемым выражением лица.

Медленно сняв очки, Баверсток принялся тщательно протирать стекла вынутым из верхнего кармана платком. Наконец он заговорил:

– Признаюсь, сэр Чарлз, что я не вижу достаточных причин для того, чтобы отнимать у суда время на это дело. Более того, это было бы безответственно с моей стороны – поступить подобным образом, если, конечно, мисс Росс не сможет предъявить какие-нибудь новые факты, подтверждающие правоту ваших заявлений. – Он повернулся к Кэти. – Мисс Росс, есть у вас, что сказать на этот счет?

Все четверо мужчин посмотрели на Кэти, которая сидела тихо и потирала большим пальцем об указательный, приложив руку к груди, чуть пониже подбородка.

– Прошу прощения, мисс Росс, – сказал Баверсток, – но мне кажется, что вы не поняли меня.

– Нет, нет, это я должна просить прощения, мистер Баверсток, – ответила Кэти. – Я всегда так делаю, когда нервничаю. Это напоминает мне о вещице, которую дал мне отец, когда я была совсем маленькой.

– О вещице, которую дал вам отец? – тихо переспросил Баверсток, не будучи уверенным, что правильно понял ее.

– Да, в качестве украшения. – Она расстегнула верхнюю пуговицу кофты и достала миниатюрный крест, висевший у нее на груди.

– Вам дал это ваш отец? – спросил Чарли.

– О да, – ответила Кэти. – Это единственное, что у меня осталось от него.

– Могу я посмотреть это украшение, с вашего разрешения? – спросил Баверсток.

– Конечно, – ответила Кэти и, сняв через голову золотую цепочку, передала крест Чарли. Он осмотрел его и только тогда отдал Баверстоку.

– Хоть я не специалист по наградам, но мне кажется, что это малый Военный крест, – заметил Чарли.

– Гай Трентам был награжден Военным крестом? – задал вопрос Баверсток.

– Да, был, – ответил Биркеншоу, – и ходил в ту же школу в Харроу, но его старый школьный галстук еще не доказательство того, что мой клиент является его братом. На самом деле, это ничего не доказывает и не может быть предъявлено в суде в качестве доказательства. В конце концов, можно найти сотни Военных крестов. Мисс Росс вполне могла подобрать такую награду у любого старьевщика в Лондоне, раз она собиралась подогнать факты биографии Гая Трентама под свою. Уж не думаете ли вы, сэр Чарлз, что мы попадемся на такой избитый трюк?

– Я могу заверить вас, мистер Баверсток, в том, что именно этот крест дал мне мой отец, – настаивала Кэти, глядя прямо в глаза адвокату. – Может, он и был не вправе носить его, но то, что он собственноручно повесил мне его на шею, – это я хорошо помню.

– Этот Военный крест никак не мог принадлежать моему брату, – впервые заговорил Найджел Трентам. – Более того, я могу доказать это.

– Что вы можете доказать? – спросил Баверсток.

– Вы уверены?.. – начал Биркеншоу. Но на этот раз Трентам остановил его, крепко взяв адвоката за руку.

– Я могу с успехом доказать вам, мистер Баверсток, – продолжил Трентам, – что лежащий перед вами крест не является тем, которым был в свое время награжден мой брат.

– И каким образом вы намерены сделать это? – спросил Баверсток.

– Крест Гая был уникальным. После того как он был награжден им, моя мать отправляла оригинал Спинксу, где по ее просьбе они выгравировали инициалы Гая на ребре одного из концов креста. Эти инициалы можно увидеть только с помощью увеличительного стекла. Мне известно это потому, что крест, которым он был награжден за Марнское сражение, все еще стоит на камине в моем доме на Честер-сквер. Если существовал его уменьшенный вариант, моя мать обязательно побеспокоилась бы, чтобы такие же инициалы были выгравированы и на нем. Причем точно таким же образом…

Все молча наблюдали, как Баверсток открыл ящик своего стола и достал из него лупу с ручкой из слоновой кости, которой он обычно пользовался при чтении неразборчивых рукописных документов. Подставив крест к свету, он один за другим осмотрел его серебряные концы.

– Вы совершенно правы, – признал Баверсток, вновь поднимая взгляд на Трентама. – Ваше дело доказано. – Он передал крест вместе с лупой Биркеншоу, который после внимательного изучения вернул его Кэти, слегка склонив перед ней голову. Повернувшись затем к своему клиенту, он спросил:

– У вашего брата были инициалы Г.Ф.Т.?

– Да, правильно. Гай Фрэнсис Трентам.

– Тогда мне остается только сожалеть о том, что вы раскрыли свой рот.