Текст книги "Прямо к цели"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 43 страниц)

Чарли
1926–1945

Глава 25

Я совершал свой обычный утренний обход Челси-террас в понедельник вместе с Томом Арнольдом, когда он впервые высказал свое мнение по этому поводу.

– Этого не случится, – сказал я.

– Вы, может быть, и правы, сэр, но в настоящий момент многие владельцы магазинов начинают паниковать.

– Трусливое отродье, – бросил я. – При наличии чуть ли не миллиона безработных найдется лишь горстка глупцов, которые всерьез воспримут призыв ко всеобщей забастовке.

– Возможно, но торговый комитет, тем не менее, рекомендует своим членам заколачивать витрины своих магазинов.

– Сид Рексал будет рекомендовать своим заколотить витрины даже тогда, когда китайский мопс только задерет свою лапу перед входом в «Мушкетер». При этом паршивой собачонке не надо даже писать, чтобы испугать его.

На губах Тома мелькнула улыбка.

– Значит, вы готовы к драке, мистер Трумпер?

– Можете не сомневаться в этом. Тут я полностью на стороне мистера Черчилля. – Я остановился, чтобы проверить витрину со шляпами и шарфами. – Сколько у нас занято сотрудников в настоящее время?

– Семьдесят один.

– И сколько из них, по вашему мнению, собираются принять участие в забастовке?

– С полдюжины, самое большое – с десяток, и то только те, которые являются членами союза торговых работников. Но, кроме того, некоторым из наших сотрудников будет нелегко добраться до места работы из-за остановки общественного транспорта.

– В таком случае дайте мне сегодня к вечеру фамилии всех тех, в ком вы не уверены, и я побеседую с каждым из них в течение недели. По крайней мере одному-двум из них я сумею раскрыть глаза на их будущее в этой компании.

– А что будет с самой компанией, если забастовка все же развернется?

– Когда вы возьмете в толк, Том, что ничего угрожающего для Трумперов не предвидится.

– Сид Рексал думает…

– Могу заверить вас, что как раз этого он не делает.

– …думает, что в следующем месяце на продажу пойдут по меньшей мере три магазина, а если случится всеобщая забастовка, то таких магазинов может внезапно оказаться гораздо больше. Шахтеры убеждают…

– Чарли Трумпера они не убедят, – сказал я ему. – Поэтому, как только услышите, что появился продавец, сразу же дайте мне знать, ибо я по-прежнему покупатель.

– В то время как все вокруг продавцы?

– Это как раз тот момент, когда надо покупать, – ответил я. – В трамвай надо входить тогда, когда все из него выходят. Так что предоставьте мне их фамилии, Том. А я пока схожу в банк, – сообщил я, направляясь в сторону Найтсбридж.

– В тишине своего нового кабинета на Бромптон-роуд Хадлоу проинформировал меня о том, что на счету у Трумперов в настоящее время находится свыше двенадцати тысяч фунтов, что является надежной гарантией от всяких неожиданностей, связанных со всеобщей забастовкой.

– И вы туда же, – заметил я с раздражением. – Никакой забастовки не будет. Но даже если она случится, то продлится не больше двух дней, по моим предположениям.

– Так же, как прошлая война? – сказал Хадлоу, бросая на меня внимательный взгляд через свои круглые очки. – Я от природы человек осторожный, мистер Трумпер…

– Ну, а я нет, – прервал я его. – Так что приготовьтесь к тому, что наличность будет употреблена с пользой для дела.

– Я уже зарезервировал примерно половину суммы на случай, если миссис Трентам не сможет расплатиться за 1-й номер, – напомнил он. – У нее все еще есть… – он повернулся к висевшему на стене календарю, – пятьдесят два дня, чтобы сделать это.

– Эти дни станут, я бы сказал, испытанием нашей выдержки.

– Если на рынке предстоят потрясения, то, может быть, нам не следует ставить на карту все до последнего. Вам не кажется, мистер Трумпер?

– Нет, не кажется, и как раз поэтому я… – мне едва удалось сдержаться, чтобы не дать выхода своим подлинным чувствам.

– Да, действительно, – ответил Хадлоу, еще более смутив меня. – И это как раз одна из причин, по которой я искренне поддерживал вас в прошлом, – добавил он великодушно.

С течением времени я вынужден был признать, что всеобщая забастовка действительно становилась все более и более вероятной. Витавшее в воздухе чувство беспокойства и неуверенности в будущем привело к тому, что один за другим на продажу пошли два магазина.

Я купил их по самым низким ценам на условиях немедленного расчета. И таким образом, благодаря расторопности, с которой Кроутер оформил все бумаги, а Хадлоу обеспечил наличность, записал в свой актив сначала обувной магазин, а затем аптеку.

Когда всеобщая забастовка все же началась, а это случилось во вторник 4 мая 1926 года, полковник и я были на улице ни свет ни заря и прошли ее из конца в конец, проверяя каждую из своих торговых точек. Все магазины, принадлежавшие членам комитета Сида Рексала, стояли закрытыми, что было равносильно капитуляции перед забастовщиками. Но я, тем не менее, одобрил разработанный полковником план операции «замыкание», которая по сигналу от меня позволяла Тому Арнольду закрыть и запереть все тринадцать наших магазинов за три минуты. В прошлую субботу я видел, как Том проводил «практическую отработку» этих действий, вызывая улыбки на лицах прохожих.

Хотя в первое утро забастовки стояла прекрасная погода, а улицы были переполнены, единственной уступкой с моей стороны перед беспорядочно шарахающимися толпами стало то, что я убрал товар с тротуаров перед 147-м и 131-м магазинами.

В восемь часов Том доложил мне, что всего восемь сотрудников не явились на работу, и это несмотря на огромные пробки на дорогах, вынуждающие общественный транспорт простаивать часами без движения. К тому же один из неприбывших был действительно болен.

Прогуливаясь с полковником по Челси-террас, мы лишь изредка сталкивались с грубостями, настоящей же угрозы беспорядков не чувствовалось, и люди в основной своей массе настроены были до странного добродушно. Молодые парни даже затеяли игру в футбол на улице.

Первые признаки настоящих беспорядков появились на следующее утро, когда в витрину ювелирно-часового магазина был брошен кирпич. Я видел, как двое или трое молодых разбойников схватили из витрины то, что попалось под руку, и бросились бежать. Толпу охватило беспокойство, и из нее понеслись призывы к действиям, поэтому мне ничего не осталось, как только подать сигнал Тому Арнольду, находившемуся в пятидесяти ярдах от меня на дороге, и от него тут же донеслось шесть свистков. В течение трех минут, как констатировал полковник, все до единого наши магазины были закрыты и заперты. Я не тронулся с места, пока не появилась полиция и не арестовала нескольких человек. Хотя напряжение еще не спало, через час я дал указание Тому открыть магазины и продолжить торговлю как ни в чем не бывало. А еще через три часа ювелирные изделия в витрине 5-го магазина были заменены скобяными товарами – это утро оказалось не совсем подходящим для торговли драгоценностями.

В четверг всего трое не явились на работу, зато на Челси-террас я насчитал еще четыре закрытых магазина. Улицы к этому времени казались намного спокойнее. За завтраком Бекки сообщила мне, что «Таймс» сегодня не выйдет, так как забастовали печатники. В ответ на это правительство стало выпускать свою собственную газету под названием «Бритиш газетт», являющуюся детищем мистера Черчилля, которая сообщила своим читателям, что железнодорожники и другие работники транспорта в настоящее время в массовом порядке возвращаются на свои рабочие места. Но, несмотря на это, Норман Косгрейв, владелец рыбного магазина под номером 11, решил, что с него достаточно, и обратился ко мне с вопросом, сколько я готов дать ему за его хозяйство. Договорившись о цене утром, мы после обеда уже были в банке, чтобы закрыть сделку. Одного телефонного звонка оказалось достаточно, чтобы Кроутер отпечатал необходимые документы, а Хадлоу выписал чек ко времени нашего прибытия, так что мне осталось лишь поставить свою подпись. Вернувшись на Челси-террас, я тут же поставил Тома Арнольда заведовать рыбным магазином, пока он не найдет подходящую замену на место Косгрейва. Я ничего не говорил ему в то время, но только через несколько недель после того, как он передал дело парню из Биллинсгейта, от него перестал исходить специфический и очень устойчивый запах.

Всеобщая забастовка официально закончилась на девятый день, и к концу месяца я приобрел в общей сложности еще семь магазинов. Казалось, что все это время я непрерывно бегал в банк и обратно, но при этом цена моей покупки каждый раз была такой, что Хадлоу не мог сдержать улыбки, хотя и предупреждал меня об истощении наших ресурсов.

На следующем собрании нашего правления я смог доложить, что компания теперь владела двадцатью магазинами, что было больше, чем у всех членов торгового комитета, вместе взятых. Однако Хадлоу высказал мнение о том, что теперь нам необходим длительный период совершенствования, если мы хотим, чтобы вновь приобретенная собственность вышла на такой же уровень качества, как и первые тринадцать магазинов. На этом собрании я внес только одно значительное предложение, встретившее поддержку у всех без исключения членов, – включить в состав правления Тома Арнольда.

Я по-прежнему не мог отказать себе в удовольствии посидеть часок на скамейке перед 147-м магазином и своими глазами посмотреть на происходящие на Челси-террас перемены. Впервые мне бросилась в глаза разница между теми магазинами, которые принадлежали мне, и теми, которые мне нужно было еще приобрести. Таких насчитывалось четырнадцать, и принадлежали они членам комитета Рексала. Не забывал я, что среди них находилось такое престижное заведение, как 1-й магазин, а также «Мушкетер».

Со времени аукциона прошло семьдесят два дня, и, хотя мистер Фотерджилл так же регулярно покупал фрукты и овощи в 147-м, он ни разу не обмолвился и словом о том, выполнила ли миссис Трентам условия своего контракта. Джоан Мур сообщила моей жене, что недавно мистер Фотерджилл нанес визит ее бывшей хозяйке, и, хотя повар не мог слышать состоявшегося между ними разговора, он определенно велся на повышенных тонах.

Когда на следующей неделе меня посетила Дафни, я поинтересовался у нее, не располагает ли она информацией о том, чем занята в настоящее время миссис Трентам.

– Перестань беспокоиться об этой чертовке, – только и могла сказать Дафни на сей счет. – Так или иначе, девяносто дней скоро истекут, и тебе следует больше беспокоиться о второй части нашего плана, чем о финансовых проблемах миссис Трентам, – добавила она.

– Согласен. Но если я и дальше буду продвигаться такими темпами, то не смогу завершить намеченные дела к началу следующего года, – сказал я, отбирая дюжину безупречных слив и взвешивая их для нее.

– Вечно ты спешишь, Чарли. Почему дела всегда должны быть завершены к какой-то конкретной дате?

– Потому что это заставляет постоянно находиться в форме.

– Но на Бекки ты произведешь такое же впечатление, даже если завершишь их на год позднее.

– Это будет не то же самое, – сказал я ей. – Мне просто надо больше работать.

– Но ведь в сутках только двадцать четыре часа, – напомнила Дафни. – Даже для тебя.

– Что ж, это единственное, в чем я не могу обвинять себя.

Дафни засмеялась.

– Как у Бекки с диссертацией о Луини?

– Она закончила эту чертову работу. Осталось только проверить окончательный вариант из тридцати тысяч слов, так что она, как всегда, впереди меня. А я из-за этой несчастной забастовки и всех этих покупок собственности, не говоря уже о миссис Трентам, не смог даже выкроить времени, чтобы сводить Дэниела на игры с участием «Уэст Хэм» в этом сезоне. – Я стал укладывать ее покупки в большой коричневый пакет.

– Бекки еще не обнаружила, чем ты занимаешься? – спросила Дафни.

– Нет, я стараюсь исчезать только в те моменты, когда она допоздна работает у Сотби или уходит составлять каталог какой-нибудь выдающейся коллекции. К тому же, занимаюсь я в основном по утрам, вставая ежедневно в четыре тридцать, когда она еще спит. – Я вручил ей пакет со сливами и семнадцать пенсов сдачи.

– Мы совсем как заговорщики, верно? – заметила Дафни. – Я, кстати, тоже до сих пор не посвятила Перси в наш секрет, но жду не дождусь, чтобы увидеть выражение на их лицах, когда…

– Тссс, ни слова…

Когда долго стремишься к какой-либо цели, то зачастую плод твоих усилий оказывается у тебя в руках, когда ты меньше всего ожидаешь этого.

В то утро я обслуживал покупателей в 147-м магазине. Боба Макинза всегда раздражал мой вид с закатанными рукавами, мне же доставляло удовольствие поболтать со своими старыми клиентами. К тому же в последнее время для меня это была единственная возможность познакомиться со слухами и узнать из первых рук мнение покупателей о других моих магазинах.

Признаюсь, однако, что ко времени, когда подошла очередь мистера Фотерджилла, цепочка покупателей вытянулась до самой бакалеи, которую, как мне было известно, Боб по-прежнему считал своим конкурентом.

– Доброе утро, – сказал я, когда Фотерджилл оказался у прилавка. – Что я могу предложить вам сегодня, сэр? У меня есть прекрасные…

– Не могли бы мы поговорить с вами наедине, мистер Трумпер?

Это было настолько неожиданным, что я не сразу нашелся, что ответить. Мне было известно, что у миссис Трентам оставалось еще девять дней, чтобы закрыть сделку, и я полагал, что до истечения этого срока ничего произойти не может. Так или иначе, у нее, должно быть, имелись свои хадлоу и кроутеры, занимавшиеся всей бумажной работой.

– Боюсь, что в данный момент мы можем уединиться только в подсобке, – предупредил я его, снимая зеленый фартук и надевая пиджак, – поскольку квартиру на втором этаже теперь занимает мой управляющий.

В подсобке я предложил ему сесть на перевернутый ящик из-под апельсинов и сам устроился напротив на таком же ящике. Мы сидели лицом к лицу, всего в нескольких футах друг от друга, как соперники-шахматисты. «Довольно странная обстановка для обсуждения крупнейшей сделки в моей жизни», – подумал я, стараясь сохранять спокойствие.

– Перейду прямо к делу, – начал Фотерджилл. – Миссис Трентам не объявляется уже несколько недель, а в последнее время даже отказывается отвечать на мои телефонные звонки. Более того, у Савилла мне ясно дали понять, что они не получали от миссис Трентам указаний относительно закрытия сделки от ее имени, а в последнее время до их сведения доведено, что она больше не заинтересована в этой собственности.

– Что ж, по крайней мере, вы получили тысячу двести фунтов задатка, – напомнил я, пытаясь сдержать усмешку.

– Я не отрицаю этого, – ответил Фотерджилл. – Но с тех пор у меня появились другие расходы, а что уж до всеобщей забастовки, то…

– Да, времена тяжелые, – согласился я и почувствовал, что ладони у меня стали влажными.

– Но вы никогда не скрывали своего желания стать владельцем 1-го магазина.

– Это верно, но со времени аукциона те деньги, что я первоначально откладывал для этой цели, мне пришлось употребить на покупку другой собственности.

– Мне это известно, мистер Трумпер. Но теперь я готов сойтись на гораздо более скромной цене…

– Три с половиной тысячи фунтов – таким было мое предложение, как вы, безусловно, помните.

– Вашим последним предложением было двенадцать тысяч, если я не ошибаюсь.

– Тактика, мистер Фотерджилл, и ничего больше. Я никогда не собирался платить двенадцать тысяч и думаю, что вам это хорошо известно.

– Но ваша жена давала пять с половиной тысяч фунтов, даже если забыть о ее последнем предложении.

– Я не могу отрицать этого, – я призвал на помощь свой акцент кокни. – Но, если бы вы когда-нибудь были женаты на такой женщине, вы бы отлично знали, почему мы в Ист-энде называем их «ходячими происшествиями».

– Я отдам салон за семь тысяч фунтов, – сказал он. – Но только вам.

– Вы отдадите его за пять тысяч, – ответил я, – любому, кто выложит такие денежки.

– Никогда, – выпалил Фотерджилл.

– Ручаюсь, что это произойдет через девять дней, но я скажу вам, что я намерен сделать. Я с уважением отнесусь к предложению, сделанному моей женой и составившему пять с половиной тысяч фунтов, что, признаюсь, является пределом, до которого правление разрешило нам подниматься, но только если вы к полуночи подготовите все необходимые бумаги мне на подпись. – Фотерджилл открыл рот, чтобы возмутиться. – Для вас, безусловно, – добавил я, прежде чем он начал протестовать, – это не составит труда. Ведь контракт валяется на вашем столе уже восемьдесят один день. Вам необходимо лишь заменить в нем фамилию и выбросить лишний нолик. Ну а теперь я, с вашего разрешения, пойду к своим покупателям.

– Со мной никогда не обращались столь беспардонным образом! – Фотерджилл в гневе вскочил на ноги и вылетел из помещения, оставив меня сидеть в одиночестве.

– В следующий раз в разговоре с ним придется чаще употреблять слово «пардон», – сказал я перевернутому ящику из-под апельсинов и пошел в торговый зал.

Дочитав Дэниелу очередную главу из «Алисы в Зазеркалье» и дождавшись, когда он уснет, я спустился вниз, чтобы поужинать вместе с Бекки. Пока она наливала мне в тарелку суп, я рассказал ей о разговоре с Фотерджиллом.

– Очень жаль, – такой была ее первая реакция. – Лучше бы он подошел сначала ко мне. Теперь мы можем навсегда потерять 1-й магазин, – с таким предчувствием она и отправилась спать. Выключая светильник, я подумал, что Бекки, возможно, права. Я уже начал дремать, когда у входной двери раздался звонок.

– Уже половина двенадцатого, – проговорила сквозь сон Бекки. – Кто это может быть?

– Человек, который понимает, что такое крайний срок, – предположил я, вновь включая светильник. Выбравшись из постели и накинув халат, я отправился открывать дверь.

– Милости прошу в мой кабинет, странствующий путник, – сказал я, поздоровавшись с Фотерджиллом.

– Спасибо, Чарли, – ответил он. Я же едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, пока убирал со стола учебник математики и освобождал себе доступ к ящику, где хранились платежные документы компании.

– Пять тысяч пятьсот, если я правильно помню, – проговорил я, отвинчивая колпачок у ручки и сверяясь с часами на камине. В одиннадцать тридцать семь я вручил Фотерджиллу чек на полную сумму в обмен на право владения 1-м магазином на Челси-террас.

Мы скрепили сделку рукопожатием, и я проводил бывшего аукциониста до выхода. Поднявшись по лестнице в спальню, я с удивлением обнаружил, что Бекки сидит за своим письменным столом.

– Чем это ты занимаешься? – потребовал я ответа.

– Пишу заявление об увольнении с работы у Сотби.

Том Арнольд стал с лупой обследовать салон еще за месяц до того, как в нем должна была появиться Бекки в качестве управляющего директора «Аукциона Трумперов по продаже предметов искусства». Он понимал, что я намерен быстро превратить наше новое приобретение во флагман империи Трумперов, даже несмотря на то, что, к неудовольствию Хадлоу, стоил он нам, как настоящий линкор.

Пятница 16 июля 1926 года стала для Бекки последним днем работы у Сотби. Следующим утром она вошла в салон Трумперов, бывшее владение Фотерджилла, чтобы возглавить работы по переоборудованию здания и освободить Тома Арнольда, который возвращался к своим обычным обязанностям. Она немедленно принялась приспосабливать подвал здания под хранилище, оставив главный торговый зал на первом этаже, а помещение для проведения аукционов – на втором.

Сама Бекки и ее команда специалистов должны были размещаться на третьем и четвертом этажах, в то время как на последнем, где раньше находилась квартира Фотерджилла, планировалось устроить кабинеты для администрации компании, выделив там же подходящую комнату для проведения собраний правления.

Первое собрание всех членов правления на Челси-террас 1 состоялось 17 октября 1926 года.

В течение трех месяцев после ухода от Сотби Бекки «переманила» семерых из одиннадцати нужных ей специалистов, позаимствовав оставшихся четверых у «Бонема энд Филлипс». На первом же собрании правления она предупредила нас всех, что для покрытия задолженности, возникшей в результате покупки и переоборудования салона, может потребоваться до трех лет и только через три года салон сможет приносить ощутимую прибыль компании.

– Совсем не так, как мой первый магазин, – проинформировал я правление, – который стал давать прибыль уже через три недели.

– Не будь таким самодовольным, Чарли Трумпер, и постарайся запомнить, что мы продаем не картошку, – посоветовала мне моя жена.

– О, а я и не знал, – ответил я и 21 октября 1926 года в день шестой годовщины нашей свадьбы подарил своей жене картину Ван Гога «Едоки картофеля».

Мистер Рид из галереи Лефевра, лично гнавший художника, утверждал, что этот эскиз почти не уступает тому, что выставлен в Рейхсмузее.

Я вынужден был согласиться, хотя и чувствовал, что цена была слегка сумасшедшей, но, поторговавшись, мы порешили на шестистах гинеях.

Довольно значительное время в стане миссис Трентам было тихо. Такое положение дел всегда настораживало меня, так как я полагал что от нее можно ждать всего что угодно. Когда продавался какой-либо магазин, я ждал, что она постарается перехватить его у меня, и, если что-то случалось на Челси-террас, мне казалось, что за этим стоит ока. Бекки сходилась во мнении с Дафни, что у меня появляется мания преследования. Но вот однажды Арнольд рассказал мне, что, находясь в пабе, он слышал, что миссис Трентам звонила Рексалу. Ничего существенного Арнольд сообщить не мог, потому что Сид разговаривал с ней из другого помещения. После этого моя жена стала соглашаться с тем, что с течением времени жажда мести у миссис Трентам, очевидно, не убывала.

Где-то в марте 1927 года Джоан проинформировала нас о том, что ее бывшая хозяйка после двухдневных сборов отправилась в Саутгемптон, где села на пароход, отплывающий в Австралию. Эту информацию подтвердила Дафни, побывавшая через неделю на ужине у Трента-мов.

– Так что можно предположить, дорогие мои, что она отправилась навестить своего ужасного сына.

– В прошлом она каждому встречному докладывала о его успехах, а сейчас не проронила ни слова. Что бы это могло значить?

– Не представляю себе, – ответила Дафни.

– Не кажется ли тебе, что теперь, когда наступила тишина, Гай собирается вернуться в Англию?

– Сомневаюсь, – нахмурилась Дафни. – В таком случае пароход должен был отплыть в прямо противоположном направлении, не так ли? В любом случае, если мнение его отца что-то значит в их семействе, то, когда бы Гай ни осмелился показаться в Ашхерсте, он будет встречен не просто, как блудный сын.

– Здесь что-то не так, – еказал я ей. – Вся эта завеса секретности, под которой миссис Трентам пребывала последнее время, требует какого-то объяснения.

Спустя три месяца, в июне 1927 года, полковник обратил мое внимание на опубликованное в «Таймс» сообщение о смерти Гая Трентама. «Как жил, так и ушел из жизни», – только и сказал он при этом.

Дафни посетила похороны в Ашхерсте, потому что хотела, по ее словам, увидеть своими глазами, как гроб опустят в землю, чтобы окончательно убедиться, что Гая больше нет среди нас.

Позднее Перси сказал мне, что она все время рвалась помочь могильщикам, когда те закапывали могилу. Тем не менее Дафни отнеслась скептически к официальной причине смерти, несмотря на отсутствие каких-либо доказательств обратного.

– По крайней мере, теперь у вас не будет больше неприятностей от этих людей, – заключил Перси наш разговор на эту тему.

– Я поверю в это только тогда, когда рядом с ним похоронят и миссис Трентам, – хмуро произнес я.