Текст книги "Прямо к цели"

Автор книги: Джеффри Арчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 43 страниц)

Вновь на такси он добрался до парикмахерской в Кенсингтоне, где мастер с радостью обесцветил его волосы, сделал пробор и даже добавил пару волн, добиваясь полного сходства с оригиналом на фотографии, представленной ему для руководства. Каждые несколько минут Дэниел контролировал процесс своего преображения в зеркале и, когда убедился в максимальном сходстве, расплатился по счету и вышел. Следующего таксиста он направил к Спинксу, специалисту по изготовлению медалей, разместившемуся на Кинг-стрит в Сент-Джеймсе. Прибыв туда, он уплатил наличными за четыре орденские планки, которые заказал накануне по телефону. К счастью, молодой служащий не поинтересовался наличием у него разрешения на их ношение. На очередном такси он добрался из Сент-Джеймса до отеля «Дорчестер», где снял однокомнатный номер и сообщил девушке за стойкой, что намерен съехать из отеля к шести часам этого вечера. Получив от нее ключ с номером 309, Дэниел вежливо отказался от услуг носильщика, спросив лишь, как пройти к лифту.

Оказавшись в номере, он запер дверь и выложил содержимое своего чемоданчика на кровать. Сменив свой костюм на военную форму, он прикрепил орденские планки над левым нагрудным карманом, как раз в том месте, где они находились у человека на фотографии, и посмотрел на свое отражение в большом зеркале, висевшем на двери ванной. Перед ним стоял вылитый капитан королевских фузилеров времен первой мировой войны. Окончательное сходство с ним придавала пурпурно-серебристая лента Военного креста и планки трех медалей за участие в военных кампаниях.

Еще раз сверившись с украденной фотографией, Дэниел впервые почувствовал неуверенность в себе. Но если он не пройдет через все это… Он сидел на краю кровати и каждые несколько минут смотрел на часы. Прошел час, прежде чем он встал, сделал глубокий вдох и надел свой длиннополый френч – пожалуй, единственное из всех предметов формы, на что имел право ношения, запер за собой дверь и спустился в вестибюль. Пробившись через вращающиеся двери, он остановил еще одно такси, которое доставило его на Честер-сквер. Расплатившись с таксистом, он посмотрел на часы. Три часа сорок семь минут. По его расчетам, у него оставалось еще двадцать минут до того, как партия в бридж начнет рассыпаться.

Из теперь уже знакомой телефонной будки он наблюдал, как дамы начали покидать дом под номером 19. Когда из дома вышла одиннадцатая из них, Дэниел был уверен, что миссис Трентам осталась одна, не считая прислуги.

Из парламентского расписания, помещенного этим утром в «Дейли телеграф», ему было известно, что муж миссис Трентам появится на Честер-сквер не раньше шести вечера. Он подождал еще пять минут, прежде чем покинуть свое укрытие и отправиться через дорогу. Ему было известно, что, допусти он хотя бы секундное колебание, нервы у него сдадут. После уверенного стука в дверь прошла целая вечность, прежде чем дворецкий ответил ему.

– Чем могу помочь, сэр?

– Добрый день, Гибсон. У меня назначена встреча с миссис Трентам на четыре пятнадцать.

– Да, конечно, сэр, – сказал Гибсон. Как Дэниел и предполагал, дворецкий заключил, что у человека, который знал его имя, действительно должна быть назначена встреча. – Сюда, пожалуйста, сэр, – проговорил он, прежде чем взять френч Дэниела. Когда они подошли к дверям гостиной, Гибсон поинтересовался: – Как мне о вас доложить?

– Капитан Дэниел Трентам.

Ошарашенный дворецкий открыл дверь гостиной и объявил:

– Капитан Дэниел Трентам, мадам.

Миссис Трентам стояла у окна, когда Дэниел вошел в комнату. Она резко обернулась, уставилась на молодого человека, сделала несколько шагов вперед, зашаталась и тяжело опустилась на диван.

«Только не падай в обморок, ради Бога», – первое, что подумал Дэниел, стоя посередине ковра перед своей бабушкой.

– Кто вы? – прошептала она наконец.

– Давайте не будем устраивать спектакль, бабушка. Вам хорошо известно, кто я, – сказал Дэниел, надеясь, что голос его звучит уверенно.

– Это она послала вас, не так ли?

– Если вы имеете в виду мою мать, то она меня не посылала. На самом деле она даже не знает, что я здесь.

Миссис Трентам хотела было запротестовать, но так и осталась сидеть с открытым ртом. Дэниел переступал с ноги на ногу, не в силах вытерпеть эту затянувшуюся паузу. В глаза ему бросился Военный крест, установленный на каминной доске.

– Так что же вы хотите? – спросила она.

– Я прешел, чтобы заключить с вами сделку, бабушка.

– Какую еще сделку? Вы не можете заключать со мной сделки.

– Думаю, что могу, бабушка. Видите ли, я только что вернулся из путешествия по Австралии, – он помолчал, – которое оказалось очень познавательным.

Миссис Трентам поежилась, но взгляд ее ни на секунду не отрывался от него.

– И то, что я узнал о своем отце, находясь там, невозможно пересказать. Я не буду вдаваться в детали, поскольку уверен, что вам известно отнюдь не меньше моего.

Она по-прежнему не отводила от него глаз, но в них уже появились признаки того, что она начинает приходить в себя.

– Если, конечно, вы не захотите узнать, где они первоначально собирались похоронить моего отца, потому что этим местом был отнюдь не семейный склеп в церкви ашхерстского прихода.

– Что вы хотите? – повторила она.

– Как я уже сказал, бабушка, я пришел заключить сделку.

– Я слушаю.

– Мне нужно, чтобы вы отказались от своего намерения выстроить этот ужасный дом на Челси-террас и в то же время забрали все свои протесты против предоставления разрешения на строительство, за которым обратился Трумпер.

– Никогда.

– В таком случае я боюсь, что наступит время, когда миру станет известна подлинная причина вашей вендетты против моей матери.

– Но это навредит твоей матери точно так же, как и мне.

– О, я так не думаю, бабушка, – проговорил Дэниел. – Особенно если пресса узнает, что ваш сын ушел в отставку отнюдь не под пение фанфар и умер позднее в Мельбурне по причине еще менее благовидной, несмотря на то что его тело в конечном итоге нашло свой покой в глухой деревушке в Беркшире, куда вы перевезли его, сообщая всем своим знакомым о том, что он был удачливым брокером на бирже скота и трагически скончался от туберкулеза.

– Но это шантаж.

– О нет, бабушка, просто обеспокоенный сын, жаждущий узнать, что случилось с его давно исчезнувшим отцом, выясняет шокирующую правду, тщательно скрываемую семьей Трентамов. Думаю, что пресса представит этот случай всего лишь как семейную вражду. В одном я уверен твердо – моя мать выйдет из всего этого совершенно незапятнанной, тогда как с вами за карточный стол сядут немногие, после того как выяснятся некоторые подробности.

Миссис Трентам вскочила на ноги и, сжав кулаки, с угрожающим видом двинулась вперед. Дэниел стоял, не шелохнувшись.

– Без истерик, бабушка. Не забывайте, что мне известно о вас все, – он остро почувствовал, как мало он знает в действительности.

Миссис Трентам остановилась и даже сделала шаг назад.

– И если я соглашусь с вашими требованиями?

– Я уйду из этой комнаты, и вы никогда больше не услышите обо мне до конца вашей жизни. Даю вам слово.

Она тяжело вздохнула, но ответила не сразу.

– Вы победили, – наконец сказала она, демонстрируя замечательную выдержку. – Но у меня тоже есть свое условие, коль скоро я должна подчиняться вашим требованиям.

Для Дэниела это оказалось неожиданным. Он не рассчитывал ни на какие условия с ее стороны.

– Что это за условие? – спросил он с подозрением.

Внимательно выслушав ее требование и несколько удивившись ему, он, тем не менее, не нашел оснований для тревоги.

– Я принимаю ваше условие, – заявил он в конечном итоге.

– В письменном виде, – добавила она спокойно. – И сейчас.

– В таком случае я тоже требую, чтобы наше маленькое соглашение было оформлено в письменном виде, – сказал Дэниел, пытаясь получить очко в свою пользу.

– Согласна.

Неуверенной походкой миссис Трентам прошла к своему письменному столу и, выдвинув средний ящик, достала два листа бумаги с вензелями в верхней части. Тщательно изложив каждое соглашение в двух экземплярах, она отдала их Дэниелу. Он медленно прочел. Она включила все пункты, на которых настаивал он, ничего при этом не опустив, и изложила также витиеватое положение, которое выдвинула сама. Дэниел согласно кивнул головой и вернул ей листы.

Подписав оба экземпляра, она передала свою ручку Дэниелу, который тоже поставил свою подпись на обоих листах. Вернув один экземпляр Дэниелу, она встала из-за стола и потянула за шнур звонка у камина. Через секунду появился дворецкий.

– Гибсон, вы нужны нам, чтобы засвидетельствовать наши подписи на двух документах. Как только вы это сделаете, джентльмен покинет нас, – объявила она. Дворецкий поставил свою подпись на обоих листах без каких-либо вопросов или комментариев.

Несколькими мгновениями позже Дэниел оказался на улице с неприятным ощущением, что все прошло не совсем так, как он ожидал. Возвращаясь на такси в отель «Дорчестер», он вновь перечитал лист бумаги, под которым они оба расписались. Его требования представлялись исчерпывающими, а вот условие, на включении которого настояла миссис Трентам, казалось ему бессмысленным и несколько озадачивало его. Но вызванное этим беспокойство он старался отодвинуть на задний план.

Прибыв в отель «Дорчестер», он, уединившись в номере 309, быстро сменил военную форму на свой гражданский костюм и впервые за день вздохнул с облегчением. Уложив затем форму и фуражку в чемодан, он спустился в вестибюль, где сдал ключ и расплатился за номер.

Еще одно такси доставило его в Кенсингтон, где, к неудовольствию парикмахера, он попросил убрать все следы обесцвечивания, ликвидировать волны, а заодно и пробор.

Последнюю остановку по пути домой Дэниел сделал на заброшенной строительной площадке в Пимлико. Постояв возле огромного крана и убедившись, что никто его не видит, он бросил форму с фуражкой в кучу мусора и поджег фотографию.

По телу пробегала легкая дрожь, когда его отец исчезал в языках алого пламени.

Миссис Трентам
1938–1948

Глава 32

– Цель, с которой я пригласил тебя в Йоркшир на этот уик-энд, состоит в том, чтобы познакомить тебя с тем, что я отписал тебе в своем завещании.

Отец располагался за столом, а я сидела напротив в кожаном кресле, которое всегда предпочитала моя мать. Он назвал меня Маргарет Этель в честь нее, но на этом всякое сходство кончалось, как не уставал он напоминать. Я смотрела, как отец набивает табаком свою трубку из корня эрики, и гадала, что же он может сообщить мне. Помолчав еще какое-то время, он поднял на меня глаза и объявил:

– Я принял решение оставить все свое состояние Дэниелу Трумперу.

Я была настолько оглушена этим сообщением, что в течение нескольких секунд не могла найти, что сказать.

– Но, отец, ведь теперь, когда умер Гай, законным наследником должен быть Найджел?

– Законным наследником был бы Дэниел, если бы ваш сын поступил, как полагается человеку чести. Гаю следовало вернуться из Индии и жениться на мисс Сэлмон тотчас же, как ему стало известно, что она носит его ребенка.

– Но отцом Дэниела является Трумпер, – запротестовала я. – И он никогда не отрицал этого. Свидетельство о рождении…

– Он никогда не отрицал этого, тут я с тобой согласен. Но не делай из меня дурака, Этель. Свидетельство о рождении только доказывает, что, в отличие от моего покойного внука, Чарли Трумпер обладает чувством ответственности. Как бы там ни было, те из нас, кто видел Гая в его детские годы, а также следил за развитием Дэниела, вряд ли усомнятся в наличии кровных уз между ними.

Я не поверила своим ушам.

– Ты действительно видел Дэниела Трумпера?

– О да, – ответил он деловито, взяв со стола коробку спичек. – Я дважды посетил школу Святого Павла. Однажды, когда мальчик выступал в концерте, я сидел в первых рядах и наблюдал за ним больше двух часов – он был действительно хорош. И затем, год спустя, в день основания школы, когда его наградили Ньютоновской премией по математике, я следил, как он сопровождал своих родителей в директорский садик на послеполуденный чай. Так что могу заверить не только в том, что он как две капли воды похож на Гая, но и в том, что он унаследовал некоторые из манер своего покойного отца.

– Но ведь Найджел должен рассматриваться наравне с ним? – Я ломала голову, как заставить его пересмотреть свое решение.

– Найджел не годится ему в подметки и никогда не будет равным ему, – ответил отец, зажигая спичку, прежде чем начать свое бесконечное посасывание, чтобы раскурить трубку. – Давай не будем обманывать самих себя, Этель. Нам обоим уже давно известно, что парень не заслуживает даже места в правлении фирмы Хардкаслов, не говоря уже о том, чтобы стать моим преемником.

Пока мой отец усиленно пыхтел трубкой, я смотрела невидящими глазами на картину с изображением двух лошадей в загоне, висевшую на стене за ним, и пыталась собраться с мыслями.

– Я уверен, что ты не забыла, дорогая, что Найджел даже не смог закончить школу в Сандхерсте, что совсем нелегко в наше время. Меня также проинформировали недавно, что он удерживается на своем нынешнем месте в «Киткэт энд Эйткен» только благодаря тому, что вы убедили старшего компаньона, что они со временем получат в свое распоряжение портфель Хардкасла. – Он завершал каждую фразу клубом дыма из трубки. – Но могу заверить вас – этого не случится.

Я не могла смотреть ему в глаза. Мой взгляд перебегал от Стаббза на стене за ним к рядам книг, которые он собирал всю свою жизнь. Диккенс – все первые издания; Генри Джеймс – современный автор, которого он обожал, и бесчисленные книги Блейка, начиная от редкостных рукописных сборников писем и кончая юбилейными изданиями. И тут на меня обрушился второй удар.

– И поскольку среди членов семьи нет ни одного, кто бы мог в настоящее время заменить меня в качестве главы фирмы, – продолжал он, – я пришел к заключению, что в условиях надвигающейся войны мне необходимо пересмотреть будущее фирмы Хардкаслов. – В воздухе висел едкий запах табака.

– Но ты ведь не позволишь, чтобы дело попало в чьи-то другие руки? – произнесла я с недоверием. – Твой отец никогда бы…

– Мой отец поступил бы так, как было бы лучше для всех, без исключения, кого это касается, и отнюдь не в первую очередь руководствовался бы при этом родственными соображениями. – Трубка у него потухла, и в ход была пущена вторая спичка. После нескольких посасываний на лице у него появилось удовлетворение, и он вновь заговорил. – Я несколько лет просидел в правлениях «Харрогейт Холидж» и Йоркширского банка, а все последнее время провел в руководстве «Джон Браун инжиниринг», где, как мне кажется, нашел наконец своего преемника. Сын сэра Джона, может быть, и не прирожденный председатель компании, но он способный работник и, что самое важное, выходец и Йоркшира. Как бы там ни было, я пришел к выводу, что слияние с этой компанией явится наилучшим решением для всех, кого это касается.

Пытаясь осмыслить все, о чем он говорил, я по-прежнему не могла поднять глаз.

– Они предлагают мне неплохие условия в обмен на мои акции, – добавил он, – что в свое время будет приносить вам с Ами доход, достаточный для более чем безбедного существования после моей смерти.

– Но мы обе надеемся, отец, что у тебя еще много лет впереди.

– Не утруждай себя, Этель, пытаясь польстить старому человеку, который знает, что смерть не за горами. Я, может быть, и старик, но в маразм еще не впал.

– Отец, – опять запротестовала я, но он целиком сосредоточился на посасывании своей трубки и не обратил на меня никакого внимания. Поэтому я прибегла к другой хитрости.

– Значит ли это, что Найджел не получит ничего?

– Найджел получит ровно столько, сколько я сочту необходимым и уместным в данных обстоятельствах.

– Я не вполне понимаю, отец.

– Тогда я объясню. Я оставил ему пять тысяч фунтов, которыми после моей смерти он волен распорядиться по собственному усмотрению. – Он помолчал, как бы раздумывая, следует ли ему добавить к этому что-нибудь еще. – Я по меньшей мере избавил вас от одной неловкости, – наконец заявил он. – Хотя после моей смерти Дэниел Трумпер и унаследует мое поместье, он узнает об этом только в момент своего тридцатилетия, а к этому времени вам уже перевалит за семьдесят и не так трудно будет смириться с моим решением.

«Еще двенадцать лет», – подумала я, чувствуя, как слеза катится по щеке.

– Не утруждай себя слезами, Этель, или истерикой и даже разумными доводами на этот счет. – Он выпустил длинную струю дыма. – Я уже определился, и, что бы ты ни говорила и ни делала, я не изменю своего решения.

Теперь он пыхтел своей трубкой, как курьерский поезд. Я вынула из сумочки платок, стараясь таким образом выиграть немного времени на обдумывание ситуации.

– На случай, если вам когда-нибудь взбредет в голову попытаться аннулировать завещание под видом моего умопомешательства, – я в ужасе подняла глаза, – на что вы вполне способны, я позаботился о том, чтобы составленное мистером Баверстоком завещание было засвидетельствовано отставным судьей, членом кабинета министров и, что более существенно, врачом из Шеффилда, специализирующимся в области умственных расстройств.

Я готова была возмутиться опять, по раздался приглушенный стук в дверь, и в комнату вошла Ами.

– Извини, ради Бога, что прерываю тебя, папа, но я хочу спросить, подавать ли мне чай в гостиную или вы предпочтете, чтобы я накрыла на стол прямо здесь?

Отец улыбнулся своей старшей дочери.

– Гостиная нас вполне устроит, моя дорогая, – сказал он гораздо более мягким тоном, чем в разговоре со мной. Тяжело поднявшись из-за стола, он выбил пепел из трубки в стоявшую рядом пепельницу и, не сказав больше ни слова, вышел вслед за сестрой из комнаты.

За чаем я почти не участвовала в беседе, так как пыталась оценить последствия того, что услышала от отца. Ами же, напротив, беззаботно трещала о том, как скажется недостаток дождей на петуньях на клумбе под окнами комнаты отца. «Они весь день не видят солнца», – поведала она нам обеспокоенным тоном, в то время как ее кот запрыгнул на диван и устроился у нее на коленях. Старый полосатик, чью кличку я никогда не помнила, всегда действовал мне на нервы, но я молча терпела его, ибо знала, что после отца Ами никого так не любила, как его. Ами тут же принялась гладить животное, не замечая, очевидно, напряжения, возникшего после разговора в кабинете.

В тот вечер я рано легла в постель и всю бессонную ночь пыталась решить, что мне делать. Признаюсь, что я не ждала ничего существенного от завещания ни для себя, ни для Ами, поскольку обеим из нас было под шестьдесят и мы не испытывали особой нужды в дополнительных доходах. Однако я всегда полагала, что дом и поместье перейдут по наследству ко мне, в то время как компания достанется Гаю, а после его смерти – Найджелу. К утру я вынуждена была признать, что, если завещание составлено мистером Баверстоком, давним адвокатом и другом отца, то и сам Ф. Е. Смит вряд ли сможет найти в нем хоть одну зацепку, а я тем более ничего не могла поделать с его решением. Мне стало ясно, что обеспечить Найджелу его наследство можно только с помощью самого Дэниела Трумпера.

В конце концов, мой отец не будет жить вечно.

Мы сидели в одиночестве, скрытые от посторонних глаз в темном углу комнаты. Он начал поочередно щелкать суставами пальцев правой руки.

– Где она находится в данный момент? – спросила я человека, которому уплатила тысячи фунтов с момента нашей первой встречи, состоявшейся почти двадцать лет назад. Но он по-прежнему приходил на наши еженедельные встречи в «Святой Агнессе» все в том же коричневом пиджаке с блестящим желтым галстуком, хотя и приобрел в последнее время пару новых рубах. Поставив свой стакан с виски, он достал из-под стула коричневый пакет и отдал его мне.

– Сколько вам пришлось заплатить, чтобы выкупить ее?

– Пятьдесят фунтов.

– Я же говорила вам, чтобы вы не давали ему больше двадцати фунтов без предварительной консультации со мной.

– Я знаю, но там как раз крутился какой-то делец из Уэст-энда, и я просто не мог рисковать.

Я ни на секунду не поверила в то, что это обошлось Харрису в пятьдесят фунтов. Однако я допускала, что он понимает, какое значение отводилось картине в моих планах на будущее.

– Вы хотите, чтобы я передал картину полиции? – спросил он. – Я могу намекнуть им, что она, возможно…

– Конечно же нет, – сказала я, не раздумывая. – Полиция слишком щепетильна в таких вопросах. К тому же то, что я уготовила Трумперу в своих планах, будет гораздо унизительнее, чем просто допрос в тиши Скотланд-Ярда.

Харрис откинулся на спинку кожаного кресла и принялся щелкать суставами на левой руке.

– Что еще вы можете доложить?

– Дэниел Трумпер зачислен в колледж Тринити. Его можно найти в новом корпусе, подъезд «Б», комната 7.

– Все это уже было в вашем прошлом докладе.

Мы помолчали, пока пожилой постоялец выбирал себе журнал на соседнем столике.

– Он также стал довольно часто встречаться с девицей по имени Марджори Карпентер. Она студентка третьего курса математического колледжа в Джиртоне.

– Неужели? Ну что ж, если дело примет серьезный оборот, сразу же дайте мне знать и начинайте собирать на нее досье. – Я посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает. Щелканье началось опять, и когда я перевела взгляд на Харриса, то увидела, что он в упор смотрит на меня.

– Вас что-нибудь беспокоит? – спросила я, наливая еще одну чашку чая.

– Ну, если быть честным с вами, то есть одна штука, миссис Трентам. Я подумал, что пора мне уже попросить у вас очередную прибавку к моей почасовой оплате. Ведь мне приходится хранить так много секретов… – на какой-то момент уверенность покинула его —…секретов, которые могут…

– Которые могут что?

– Оказаться бесценными для другой одинаково заинтересованной стороны.

– Вы что, угрожаете мне, мистер Харрис?

– Конечно, нет, миссис Трентам, это просто…

– Зарубите себе на носу, мистер Харрис. Если вы когда-нибудь расскажете кому бы то ни было о том, что должно быть известно только нам двоим, то вам придется беспокоиться не о своей почасовой оплате, а о продолжительности вашего пребывания в тюрьме. Потому что я тоже вела на вас досье, которое теперь может весьма заинтересовать некоторых из ваших бывших коллег. И не последнюю роль в этом сыграет сдача в ломбард ворованной картины и уничтожение армейской шинели после того, как было совершено преступление. Вам ясно?

Харрис молча вставлял суставы пальцев на свои места.

Через несколько недель после объявления войны я узнала, что Дэниел избежал отправки на фронт. Не вызывало сомнений, что службу он будет проходить за канцелярским столом в Блетчли-парк и вряд ли изведает, что такое смерть, если, конечно, бомба не свалится прямо ему на голову.

Но случилось так, что бомба свалилась прямо на мой многоквартирный дом, ничего не оставив от него. Гнев, охвативший меня в связи с этой катастрофой, исчез, когда я увидела, какой кошмарный вид в результате этого приобрела Челси-террас. Несколько дней я просто наслаждалась этим зрелищем, стоя на противоположной стороне улицы и восхищаясь делом рук немцев.

Несколькими неделями спустя настала очередь «Мушкетера» и овощной лавки Трумпера ощутить на себе мощь ударов люфтваффе. Единственным имеющим значение результатом этой второй бомбардировки стала запись на следующей неделе Чарли Трумпера в полк королевских фузилеров. Но насколько я желала смерти Дэниела от шальной пули, настолько же мне хотелось, чтобы Чарли остался жив и невредим и сполна бы испытал публичную экзекуцию, которую я готовила ему.

Мне не потребовались услуги Харриса, чтобы узнать о назначении Чарли Трумпера в министерство продовольствия, ибо о нем писалось чуть ли не в каждой газете. Однако я не пыталась воспользоваться его продолжительным отсутствием, ибо рассудила, что в дальнейшей скупке собственности на Челси-террас в условиях продолжающейся войны не было никакого смысла. К тому же месячные отчеты Харриса показывали, что Трумпер я без того постоянно нес убытки.

Затем, когда я меньше всего была к этому готова, от сердечного приступа умер мой отец. Все бросив, я тут же поспешила в Йоркшир, чтобы проследить за подготовкой к похоронам.

Через два дня в церкви Уэтербийского прихода состоялись похороны, где я возглавляла процессию. Как титулованная глава семейства, я сидела с левого края первой скамьи, справа от меня находились Джеральд и Найджел. На панихиде присутствовали многие члены семьи, друзья и коллеги по работе, включая торжественного в своей скорби мистера Баверстока, крепко сжимавшего свой неизменный портфель, с которым, как я заметила, он никогда не расставался. Ами, сидевшая сразу за мной, так расстроилась во время молитвы архидиакона, что вряд ли дотянула бы до конца дня, не будь я рядом с ней.

После похорон я решила остаться в Йоркшире еще на несколько дней, а Джеральд с Найджелом возвратились в Лондон. Ами большую часть времени проводила в своей спальне, так что у меня была возможность осмотреть дом и выяснить, остались ли в нем какие-либо ценности, о которых следовало позаботиться до возвращения в Ашхерст. В конце концов, после введения завещания в силу собственность в худшем случае будет поделена между нами.

Из таких ценностей я нашла украшения своей матери, к которым, очевидно, никто не притрагивался со времени ее смерти, а также картину Стаббза, по-прежнему висевшую в кабинете отца. Украшения я забрала из спальни отца, а что касается Стаббза, то Ами согласилась за легким ужином в ее комнате, что он повисит пока у меня В Ашхерсте. Из других ценностей, заключила я, оставалась только великолепная библиотека моего отца. Однако в голове у меня уже сложился план действий в отношении этой коллекции, который не предусматривал продажу ни одной книги.

Первого числа следующего месяца я отправилась в Лондон, где в конторе фирмы «Баверсток, Диккенс энд Кобб» до меня должны были официально довести содержание завещания.

Мистер Баверсток был разочарован, когда узнал, что Ами не смогла приехать, но согласился с тем, что она еще недостаточно окрепла после потрясения, вызванного смертью отца. Несколько других родственников, большинство которых я видела только на крестинах, свадьбах и похоронах, сидели вокруг стола и с надеждой взирали на адвоката. Я точно знала, что им следует ожидать.

Баверстоку потребовался целый час, чтобы исполнить довольно простую, по моему мнению, процедуру, хотя, если честно признать, ему удалось проявить значительную ловкость, чтобы не раскрыть имя Дэниела Трумпера, когда дело дошло до объяснения того, что в конечном итоге случится с поместьем. Мои мысли стали разбредаться, когда подошла очередь дальних родственников узнать о своих с неба свалявшихся тысячефунтовых наследствах. Но монотонный голос Баверстока вновь резко вернул меня на землю, когда я услышала свое имя.

«Миссис Джеральд Трентам я мисс Ами Хардкасл в течение жизни будут получать равные части любого дохода, приносимого компанией. – Адвокат перевернул страницу и положил обе ладони на стол. – И последнее: дом, поместье в Йоркшире и все имеющееся там имущество, а также сумму в двадцать тысяч долларов, – продолжал он, – я завещаю моей старшей дочери мисс Ами Хардкасл».