Текст книги "Седьмой лимузин"

Автор книги: Дональд Стэнвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц)

Тед повиновался. Уши у него пылали.

Ни Джилл, ни я не произнесли ни слова. Он сел, беспомощный, и молчание стало еще невыносимей.

– Мама, – начал он в конце концов, – я не имею права говорить об этом. Я дал слово Карри. Это затрагивает интересы ее семьи.

У Джилл хватило здравого смысла не надавливать на сына, пока шла продажа «Моргана». Но огромный вопросительный знак висел в воздухе в каких-то пятидесяти футах от того места, где мы сидели, и в руке у этого вопросительного знака была шляпа. Сейчас он развернулся так, чтобы смотреть и в нашу сторону. Странная композиция, действующая почти успокаивающе.

Тед почесал в затылке.

– Его зовут Джон Сполдинг. Он сводный брат Карри. Ее отец, Джулиан, женат на ее матери вторым браком.

– А почему он здесь? – спросил я.

– Карри считает, что он будет бороться с нею за Тридцать пятую модель. Из зловредности, не более того. Он со своей матерью, знаете ли, просто сумасшедшие. Изводят себя ревностью.

Джон Сполдинг отвел от нас взгляд, и я, воспользовавшись этим, сфотографировал его.

– Развод в среде мормонов – это и впрямь нечто неслыханное. Я ведь верно тебя понял? Семья Карри принадлежит к мормонам, не так ли?

– Так, – рявкнул Тед, но в голосе его слышался сейчас уже не столько гнев, сколько страх. – Только не давите на меня, мистер Эшер.

Джилл раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но сразу же передумала. Внизу, на подиуме, Сирил в последний раз ударил молоточком. Он держал его за головку, никогда не прикасаясь к рукоятке. Судьба маленького «Моргана» была решена на уровне четырнадцати тысяч семисот пятидесяти долларов.

Я услышал Тридцать пятую модель прежде, чем увидел ее. Как будто застенал баньши – и этот стон разнесся по всему выставочному залу. Элио всегда говорил, что двигатель «Бугатти» в безупречном состоянии должен звучать, как разрыв шрапнели.

«Бугатти» поехал по ковровой дорожке, водитель сжал руль, борясь со сцеплением. Толпа приветствовала появление «Бугатти» с таким восторгом, как родственники, узнавшие о том, что роженица произвела на свет крикливого сына. Но как только водитель выключил невероятно мощный мотор, Сирил постучал молоточком, призывая к тишине.

– Пятнадцатый лот, – объявил он. – «Бугатти» Тридцать пятой модели А, 1924 года, принадлежавший Элио Чезале.

Он зачитал вслух выдержки из каталога, касающиеся гоночной истории этого автомобиля и его воскрешения после войны. Джилл, Тед и я, забыв о недавних разногласиях, дружно приуныли. Вот и пробил час. Сидя ближе к подиуму, Карри и Джон застыли, как две скаковые лошади перед стартом.

Мучительная пауза, у всех перехватило дыхание. Подобно большинству хороших аукционистов, Сирил наверняка убил в себе актера.

– Пятнадцатый лот. Могу ли я назвать цену в три тысячи? – Цена была смехотворно низкой, она понадобилась лишь для того, чтобы запустить механизм торгов.

Жан Жулу поднял в воздух свернутый в трубку каталог.

– Три тысячи? Могу ли я предложить три пятьсот?

Карри Сполдинг и Джон Сполдинг взметнули вверх руки одновременно. Сирил предпочел заметить первой Карри.

– Три пятьсот? Я предлагаю четыре!

Цена в четыре тысячи пробудила к жизни троих скучавших до того японцев.

– Четыре? Предлагаю четыре пятьсот!

Джон Сполдинг крикнул со своего места, спокойно и четко:

– Двадцать тысяч долларов.

Сирил подождал, пока не уляжется шум. Он выглядел раздосадованным: его игру кошки с мышью прервали слишком рано.

– Двадцать тысяч, раз…

Карри не отступалась:

– Двадцать пять тысяч.

– О Господи, – пробормотал Тед. Сирил обратился к Карри:

– Юная леди, я не ослышался? Вы предлагаете двадцать пять тысяч долларов, верно? Отлично. Значит, двадцать пять тысяч. Кто предложит двадцать шесть?

Рукой с каталогом махнул в воздухе мсье Жулу.

– Двадцать шесть. Кто даст двадцать семь? – Двадцать семь дал Джон Сполдинг. Двадцать восемь, двадцать девять и тридцать тысяч – Карри. Японцы молча следили за развитием событий.

– Тридцать одна тысяча пятьсот. Кто даст тридцать две?

Цена «Бугатти» вновь поползла вверх в схватке четырех конкурентов. Тридцать четыре пятьсот. Возбужденная, теряющаяся в догадках толпа принялась перешептываться. Какова истинная цена «Бугатти»? Ему нет цены, если учесть блистательную предысторию. Но всем было понятно, что называемые сейчас цены уже близки к максимальным. Даже Жан Жулу как-то поскучнел.

– Даю тридцать пять!

Голос Карри донесся, словно с горной вершины. В объектив мне было видно, как судорожно мнет в руках шляпу Джон Сполдинг.

– Тридцать пять тысяч. А тридцать пять пятьсот?

Японцы дружно покачали головами. Жан Жулу бросил еще один взгляд на «Бугатти», после чего кивнул.

– А тридцать шесть?

Джон Сполдинг вытер пот со лба. Пот алчности. Мне знакомо это чувство. Так говорят торговцы «Роллс-ройсами», – если вы интересуетесь ценой, значит, она окажется для вас недоступной. Судя по всему, сводный брат Карри уже исчерпал свой лимит. Но не бухгалтерская логика руководила сейчас его поступками. Он настолько сконцентрировался на нелюбви к Карри, что все остальное перестало для него существовать.

– Тридцать шесть тысяч. Кто скажет – тридцать шесть пятьсот?

Жулу закусил губу, затем выдохнул: «Нет». Но и этот порог не устрашил Карри.

– Тридцать шесть пятьсот. Кто скажет – тридцать семь? – Взгляды всех обратились к Джону Сполдингу. Он поднялся на ноги. Он шевелил губами, но изо рта у него не раздавалось ни звука.

– Сэр? – Сирил в некотором недоумении поднял брови. – Торги остановились на тридцати шести тысячах пятистах. Не хотите ли вы…

– Я хочу… – Его голос сорвался. Сглотнув слюну, он собрался с духом. – Я хочу заявить официальный протест по поводу того, как проводятся эти торги.

Пальцы Джилл впились мне в плечо.

– Вы сами, мистер Иббетсон, наблюдали за этой молодой дамой. – Показав на Карри, он заговорил громче. – Вы видели, как ей передал приватную информацию нынешний владелец автомобиля. Более недостойного…

Карри тоже вскочила с места.

– Ради Бога, Джон, почему бы тебе не признать, что у вас с Люсиндой просто кончились деньги? – Она резко расхохоталась. – Папа обставил вас еще много лет назад.

Сирил ударил молоточком.

– Я категорически настаиваю…

Но Карри знала, как действовать, чтобы у Джона Сполдинга поехала крыша.

– Не смей упоминать о моем отце! Мы с ним тебе пеленки меняли!

Сирил и Билл Харра одновременно дали знак вмешаться охране.

– Нам всем так хорошо жилось вместе. Но нет, твоей полуспятившей сучке-матери понадобилось, чтобы…

Начиная с этого момента, я не могу поручиться за то, что буду излагать события в строгой последовательности. Атом плутония с таким же успехом взялся бы судить о том, как именно развивается ядерная реакция. Тед рванулся вперед, отшвыривая в сторону стулья, прежде чем нам удалось его остановить. Люди шарахались от него, бросившегося на выручку к Карри. Охранники загородили пространство, отделявшее Джона от Карри. Их округлые, похожие на плоды авокадо, доспехи выглядели сейчас особенно броско. Тед попытался прорваться сквозь заслон и ему заехали локтем в зубы. Я тоже вскочил с места и кинулся к нему на помощь. Толпа загудела и затрепыхалась, как разворошенный палкой улей. И, перекрывая весь этот шум, Сирил стучал и стучал молоточком. Стучал до тех пор, пока все не отступили перед его непреклонностью.

– Леди и джентльмены, – с подчеркнутой важностью начал он. – Еще ни разу в жизни я не становился свидетелем такого… циркового представления. – Он посмотрел на Джона и Карри, которых сейчас держали, предварительно растащив в разные стороны. Пусть и потрясенные происшедшим, они оба держались так, словно каждый был полностью уверен в своей правоте. Мученики в пасти у льва.

Тед бессильно опустился на ступени амфитеатра, из разбитой губы у него текла кровь. По нему не было заметно, что он испуган или удивлен, только крайне удручен.

– Мне не понятен смысл всего этого представления. – Сирил уже набирал максимальные обороты. – И я не желаю вникать в него. Вы, сэр, правы лишь в одном отношении. Данный аукцион проведен с серьезными нарушениями протокола, но сейчас я намереваюсь положить этому конец. – Он указал пальцем на Жана Жулу. – Как я припоминаю, сэр, вы предложили тридцать пять тысяч пятьсот долларов.

Жулу кивнул, не скрывая своего ликования.

Молоточек опустился.

– Продано! – Сирил кивнул охранникам. – Джентльмены, прошу вывести этих людей из помещения.

Жулу выглядел так, будто только что забил гол. Но я не мог думать сейчас о «Бугатти» и о невосполнимой потере. Джилл сбежала по лестнице, и мы с ней вдвоем подошли к Теду. Он предостерегающе поднял в воздух обе руки.

– Нет! Не приставайте ко мне! Не здесь и не сейчас! Может быть, позже я сумею вам все объяснить.

Карри позвала его, когда охранники, взяв за локоть, уже выводили ее из зала. Тед посмотрел на нее, перевел взгляд на мать, принялся смотреть то на одну, то на другую, – классический выбор между красавицей и чудовищем.

– Мама, мне надо идти. Мы во всем разберемся и все уладим, я тебе обещаю. – Затем, к моему удивлению, он удостоил меня улыбкой. – Вы были правы, мистер Эшер. Насчет аукциона. И насчет всего остального. Папа всегда говорил, что у вас уйма здравого смысла.

И вот, отвернувшись от нас, он поплелся следом за Карри. Несмотря на все его выходки и чуть ли не подростковую ревность, я почувствовал болезненную жалость и желание защитить его. И новое любопытство. Что еще за все эти годы успел наговорить обо мне Элио? И не сказал ли чего-нибудь, способного разрубить гордиев узел, который он нам оставил?

Но спрашивать об этом было слишком поздно, по крайней мере, сегодня. Тед ушел, исчез, подгоняемый любовью или каким-нибудь доводом здравого смысла. Доводом, который казался здравым его уму. Слишком хорошо я распознавал такие симптомы. Его отца вечно одолевали подобные внезапно нахлынувшие порывы.

Глава пятая

24 сентября 1968 г.

Пентагонские генералы, маневрируя оловянными солдатиками на полях сражений, смонтированных на поверхности штабного стола, любят в наши дни порассуждать о принципе домино. Сомнительная теория, – так мне, по крайней мере, всегда казалось, но после потери «Бугатти» ее образный ряд захватил мое воображение. Через двадцать четыре часа после окончания аукциона мсье Жулу увез машину и организовал ее переправу через океан во Францию. Поступив таким образом, он вынул костяшку домино из нашей пирамиды, и мы все повалились друг на дружку. Джилл и я, Тед и Карри, и… этот фантом, которого я не видел, но присутствие которого ощущал. Убийца Элио.

К тому времени, как мы с Джилл встретились за завтраком у «Дэнни» на Вирджиния-стрит, молодая парочка уже убыла к себе в университет. Официантка принесла нам кофе, вручила весьма жалкое меню, а потом вернулась за стойку и принялась расставлять аккуратным рядком бутылки пива «Хейнц».

Я дождался, пока Джилл выпила полчашки.

– Что ж, выходит, Тед уехал, даже не попрощавшись?

– Нет, Алан. Он вчера вечером позвонил. – Она выложила меню на столик между нами. – Был очень любезен, учитывая сложившиеся обстоятельства. Они с Карри решили уехать сегодня с утра пораньше.

– Но по-прежнему никаких объяснений?

– Ничего нового. Он говорит, что у него есть свои причины, и что бы это ни было, я ему верю.

Но вера эта, судя по всему, была весьма хлипкой. Даже она сама, кажется, поняла это и стала еще более изможденной и замкнутой.

– Джилл, разве я сплетник? Давай выкладывай.

Она устало и чуть заискивающе улыбнулась.

– Дело не в тебе, Алан. – Порывшись в сумочке, Джилл извлекла подписанный чек на тридцать три тысячи семьсот двадцать пять долларов. Деньги Жулу за вычетом комиссионных Харры. – Стоит мне поглядеть на этот чек, и мне становится весело, и грустно, и как-то тревожно.

– Все эти определения подошли бы для описания моей жизни.

– Моей тоже. – Она расправила чек, иронически аффектируя каждое движение пальцем. – А к полудню я улечу домой, и там эти деньги мне пригодятся. Не собираюсь еще когда-нибудь сюда возвращаться.

Ни один из нас не чувствовал голода. Официантка смирилась с таким поворотом событий. Круглосуточные кофейные представляют собой особый мир. Официантка уже вновь спешила к нам со свежей порцией кофе.

– Я тоже уезжаю, – дождавшись ее ухода, объявил я. – Фрэнсис, должно быть, уже с ума сходит, сколько бы она за это время ни заработала… – Я подлил себе в чашку сливок и последил за тем, как они пенятся. – Ответственность. Бремя ответственности. Ты меня слушаешь?

– Алан, никто же не ждет от тебя…

– Разумеется, никто! Потому-то мне так легко смыться. Появилась возможность спуститься наконец наземь с моего белого скакуна. Вот что происходит, когда выпадаешь из собственного жизненного стиля. – Шапка пены поднялась уже до обода чашки. – Ангел мщения! Элио бы посмеялся. Не правда ли?

Джилл промолчала. Но настояла на том, что сама заплатит за кофе.

– Думаю, я теперь в состоянии это себе позволить, – сказала она, бросив на меня взор, благодаря которому все сразу же утратило малейшее значение.

Мое возвращение в Сан-Диего в каком-то смысле превзошло все мои ожидания. На пять дней, проведенные без меня, творческий бардак, царящий на студии «Эшер и Бэрр», стал еще более творческим. Фрэнсис приняла срочный заказ на фотооформление интерьера в гостинице «Коронадо», ее негативы и пробные отпечатки были развешаны по всей лаборатории, как нижнее белье на веревке. Весь понедельник я провел, помогая ей печатать фотографии, а собственные снимки, сделанные на аукционе, включая свару между полубратом и полусестрой, отдал на проявление в обычную здешнюю лабораторию.

И во вторник утром, когда мы с Фрэнсис, как пара лунатиков, занимались своим делом, на уме у меня были только слайды.

Правда, Фрэнсис то и дело испытующе на меня посматривала. Я поведал ей о печальной необходимости расстаться с Тридцать пятой моделью, но больше не сказал ничего. Поэтому она и не подняла большого шума, когда я снял рабочий халат после того, как из «Кодака» позвонили, что мои снимки готовы. Мы рано заперли студию, а затем, во избежание пробки, поехали ко мне домой по старому приморскому шоссе.

Я обещал угостить ее «Кровавой Мэри» и портером. Я занялся напитками и барбекю, а она, усевшись на моем крошечном балконе, задрала ноги и принялась любоваться игрой закатных лучей на глади Тихого океана.

– Ну, и как там дела?

Я вышел на балкон, перевернул решетку для жарки мяса, подбавил соусу.

– Помаленьку, – с некоторым опозданием отозвалась Фрэнсис. Она размешала в бокале кубики льда, делая вид, будто полностью поглощена великолепным зрелищем. Одетые по погоде серфингисты по-прежнему сражались с изумрудными волнами. Вдоль берега в сторону Лa-Джоллы один за другим зажигались огни в домиках из калифорнийского дерева и стекла, усеявших скалы по океанскому побережью, превратив тем самым мой собственный в неновую и скорее жалкую коробочку.

Но жизнь в любом раскладе дарует нам свои утешения. Я достал из холодильника зеленый салат, вынул из микроволновки запеченный картофель, и мы накинулись на еду, любуясь тем, как все ярче разгораются огни по мере того, как на землю опускается тьма.

– Я и десерт приготовил. Французское ванильное мороженое от Уилла Райта с «амаретто».

– Спасибо, Алан, это, пожалуй, чуть попозже. Мне кажется, я сейчас лопну. Тридцать лет назад, если бы меня угостили таким ужином, я бы решила, что меня соблазняют.

– А почему ты думаешь, что это не так? – Подавшись к Фрэнсис, я помог ей встать. – Пойдем-ка внутрь, мне хочется тебе кое-что показать.

Она села на диван и, затаив дыхание, принялась следить за тем, как я роюсь у себя в ящике со спиртным. Должно быть, она решила, что речь идет о каком-нибудь дорогом и смертельно крепком напитке, аккуратно упакованном в бархатный футляр. Я открыл футляр и поставил перед ней на кофейный столик серебряную статуэтку слона, поднявшегося на задние ноги.

Фрэнсис по-прежнему разъезжала на старом «Студебеккере» с башенкой, сильно смахивавшем на танк с линии Зигфрида. Но по мере того, как шло время, она по закону сообщающихся сосудов начала недурно разбираться в автомобилях. И конечно же, взяв слоника в руки и принявшись вертеть его так и сяк, она догадалась о происхождении и предназначении статуэтки.

– Да, – в конце концов протянула она, – Элио всегда умел делать щедрые подарки. – Фрэнсис огладила холодную серебряную поверхность. – На ощупь, вроде бы, настоящая. Ты уже проверил?

Я сидел напротив от нее, закинув ногу на ногу.

– Мне почему-то кажется, что он не стал бы завещать мне подделку.

– Тогда откуда же этот слоник взялся?

Фрэнсис в одном деле не промах – она умеет задавать серьезные и оперативно важные вопросы. Я положил на столик истрепанный конверт, в котором держал старые профессиональные снимки разных лет. Черно-белые фотографии королевских «Бугатти» Харры, снимки из музеев Каннингхэма и Дирборна, даже редкостные газетные вырезки, подаренные мне Бобом Норрисом, на которых была представлена парочка лимузинов, принадлежащих Гансику и Фрицику. Снимок сделан на первой и единственной выставке, состоявшейся три года назад.

– На всех шести машинах слоники на месте. – Фрэнсис внимательно просмотрела фотографии.

– Столько трудов и такие результаты? Но, Алан, все это старые фотографии.

– Вот именно.

Она застонала, внезапно осознав, что только что сама вручила мне путеводную нить.

– Нет! Ты не имеешь права опять оставлять меня…

– Расслабься, дорогая. Я никуда не собираюсь, по меньшей мере, прямо сейчас. Но это ведь открытие, которое может изменить наше отношение к вере в судьбу.

Боб Норрис также вручил мне ксерокопию рекламного проспекта туристического агентства. Так что теперь я разъяснил Френсис в деталях амбициозный замысел.

– Они вылетают из Лондона семнадцатого октября. У меня остается чуть больше трех недель на то, чтобы все организовать. – Мои слова не убедили ее.

– Да брось, Фрэнсис. Это же совершенно естественно. Трансатлантическое паломничество к шести самым дорогим машинам мира. Журнал «Мотор, машина и водитель» с удовольствием проглотит такую наживку. Мы заработаем немного денег, а я получу возможность пристально осмотреть каждый из королевских «Бугатти». Не говоря уж о людях, с которыми сведу знакомство в ходе поездки. Я их тоже сниму – для тех изданий, которые людьми интересуются больше, чем машинами. «Лайф», «Лук», «Плейбой» – кто знает, куда мне удастся пробиться с подобным материалом?

– А как насчет Ивана Ламберта и этих людей из туристического бюро? Что если они вовсе не заинтересованы в сотрудничестве с тобою?

– Не будь пораженкой. Название фирмы «Эшер и Бэрр» кое-что значит в нашем мире – и кому, как не тебе, знать об этом? Почему же не воспользоваться собственной популярностью ради благого дела?

– Стоит ли тебе убеждать меня, Алан? Ведь самого себя ты уже уговорил.

Фрэнсис дала мне понять, что я рассуждаю, как цирковой зазывала. Я встал, взял с полки в кухне сверток с фотографиями, присланными из лаборатории.

– У меня еще не все. Так что не расслабляйся. – Я развесил экран и начал один за другим вставлять слайды в проектор. Луч померк, на экране появилась самоуверенно улыбающаяся Джилл во Втором выставочном зале. Я навел на резкость.

– Она изменилась, Алан.

– Стала лучше?

Фрэнсис немного замешкалась с ответом.

– Мудрее.

Я быстро прокрутил все приготовления к аукциону, задержавшись на первом снимке с Тедом и Карри. И затем показал Джона Сполдинга, уставившегося с экрана в мою гостиную. Какой странный, словно бы обращенный вглубь, взгляд. И у брата, и у сестры.

На экране появилась Тридцать пятая модель. В ходе аукциона я сделал больше снимков, чем мне тогда самому казалось. Разумеется, меня слишком потрясла свара, которой закончились торги. Но на экране появился забытый, не слишком четкий снимок: Карри и Джон, вскочив на ноги и размахивая руками, орут друг на друга, как делегаты из третьего мира на Ассамблее ООН.

– Судя по всему, они чего-то не поделили, – заметила Фрэнсис.

– Совершенно верно. Оба пытаются купить одну и ту же машину, чтобы ублажить одного и того же человека.

Фрэнсис в задумчивости посмотрела на меня.

– Какая жалость, Алан. Но, мне кажется, все это уже закончилось. Почему бы просто-напросто не позабыть обо всем?

– Начать с того, что Тед мой крестник.

– Он был твоим крестником десять лет назад. А сейчас он большой взрослый мужчина и, должно быть, как раз сейчас плодит на пару с этой мормонской девицей новых крестников. Или ты и с ними будешь, как курица, носиться?

Я взял статуэтку и поднес ее к лучу проектора.

– А ты помнишь историю про слона и слепца? Они только прикоснулись друг к дружке и «увидели», что в корне отличаются друг от друга. Это-то мы здесь и наблюдаем. Итак, накануне этого таинственного тура Элио убивают и он оставляет меня и своего сына, который по чисто случайному совпадению заводит роман с девушкой, отец которой коллекционирует «Бугатти». – Я покачал головой. – Это не совпадение, такого просто не может быть. Это часть дьявольского замысла. А у нас всего лишь повязки на глазах, и мы еще не догадались, как от них избавиться.

– Мы?

– Членство в этом ордене, к сожалению, не носит добровольного характера. Ты можешь помочь мне, созвонившись с журналами, пока я переговорю с Иваном Ламбертом. Примени все свое очарование.

– Пошел ты на хер, Алан.

– Вот в таком духе.

Фрэнсис рассмеялась, но столь же внезапно и помрачнела. Я и в мыслях не держал объявлять ей этого, но она порой напоминала мою матушку, от которой я не мог скрыть ничего.

– Значит, ты опять уезжаешь.

– Всего на пару дней. Думаю, мне надо нанести визит в университет к Теду.

– Алан…

– Так мы договорились, верно? Слепцы никогда никуда не доберутся, пока не начнут обмениваться между собой наблюдениями.

– Нет, Алан, смысл истории не в этом.

– Моя мораль мне все равно больше нравится.