Текст книги "Седьмой лимузин"

Автор книги: Дональд Стэнвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Шумное прибытие в гостиничный двор. Теперь даже те, кто уже ухитрился уснуть, будут сплетничать. Наверняка это Элио. В машине просто не мог приехать никто другой, как ни жаль было бы ему расстаться с Люсиндой. Но тут Гривен услышал из коридора ее шаги.

– Не заперто.

Она попыталась войти бесшумно, но петли все равно жалобно заскрипели. Ну конечно же, сапоги для верховой езды! Тем удобней вонзать шпоры Элио в бока.

– Пожалуйста, не включай свет, – сказал Гривен. – Я уже привык к потемкам.

Люсинда присела на край кровати. От нее исходил странный запах – смесь конского пота, одеколона, которым пользовался Элио, и чего-то еще.

– Извини, Карл, – сдержанно произнесла она. – Я вовсе не хотела тебя волновать.

– Он мне позвонил. Я думал, тебе об этом известно. – Ответа он не дождался. – С его стороны это порядочно, – продолжил Гривен. – Проверить, чтобы тебя вписали в формуляр и выписали из него, как библиотечную книгу.

Повернувшееся к нему лицо Люсинды напугало его. Таким жалким стало оно внезапно.

– Ты меня, должно быть, чудовищно ненавидишь. И поделом. Я такая идиотка. Куда хуже тебя.

Ее плечи были сейчас остры, беззащитны.

– Что случилось? Он тебя ударил?

В глазах у Люсинды застыл подлинный ужас.

– Ах, Карл, не следовало тебе отпускать меня к нему! Да и мне надо было знать, что и без тебя, объясняющего мне, как себя вести, я бы все равно чувствовала себя такой же дрянью. – Она задрожала в его объятиях. – Элио не имеет права так меня расстраивать.

Как расстраивать? Что он сделал? Но Люсинда или внезапно уснула, или приняла решение замолчать. Что ж, дождемся рассвета, подумал Гривен, но не прошло и часа, как возвещая о восходе солнца, защебетали птицы.

– Просыпайся, дорогая.

– Ах…

– Все ждут нас. А тебе еще гримироваться.

Герр Гебель разместил у них в номере передвижную мастерскую.

– Боже милостивый, – выдохнул он, когда Люсинда, пересилив себя, подсела к зеркалу. – Я не смогу сделать вас красавицей, если вы сами не верите в то, что вы красавица.

И все же он попытался сотворить чудо, орудуя кисточками и карандашами, – и в результате к ней отчасти вернулась уверенность в собственных силах. Но хватило этой уверенности только до гостиничного холла, где на выходе ее уже дожидались Бугатти и Элио, погрузившись в то, чему еще только предстояло стать королевским лимузином.

– Доброе утро, Карл! – Этторе спрыгнул наземь, он был свежехоньким. – Я рад, что вы уже готовы!

Проклятая проверочная поездка. Только этого ему еще не хватало – очередного испытания. Гривен указал в сторону холла, где Топорков и Баберски возились с треногами и отражателями.

– Нам действительно нужно сейчас снимать, пока свет не станет…

– Это не займет много времени. – Элио, напротив, выглядел по контрасту измученным, в глазах у него была пустота, они с Люсиндой представляли собой достойную пару. – Короткий бросок в Кольмар и обратно. Вперед поведу я. У нее есть несколько трюков, которые мне хочется вам показать.

– Я не поеду. – Люсинда туго стиснула пальцы, разумеется, ей не хочется ехать. Потом, блаженно улыбнувшись, она благословила Гривена на удачную поездку – как будто у него имелся другой выход.

Гривен сел на пассажирское сиденье, потом перебрался на место Этторе – не так-то это было просто в наполовину не собранной машине. Внезапно ему стало хорошо: так на него подействовала окружающая нагота листового металла. Люсинда возвратилась в холл и, отвернувшись ото всех, начала подниматься по лестнице.

Мотор закашлял более чем оглушительно; в отсутствие капота машина походила на огромную, но всего лишь модель; восемь цилиндров мускулисто выстроились в ряд под отшлифованным до блеска алюминием. Перевод на первую скорость. Этторе поднял котелок. «Главное, запомните, не баловаться», – крикнул он, как оказалось, уже вдогонку, затерявшись в выхлопных вихрях.

Королевский «Бугатти» выехал с газона на дорогу, сперва ведя себя более чем спокойно. Затем они повернули налево, в направлении, параллельном задворкам завода, здесь Гривену ездить еще не доводилось.

– Дорога отсюда до Кольмара чертовски трудная! – Элио теперь улыбался. – Но в город мы заезжать не станем. Только дадим ей немного пропотеть – и не более того.

Элио слишком сильно принял на себя огромный рычаг. Машина перешла сразу с первой скорости на четвертую. Из-за столь резкого рывка их поволокло вперед. Ветер засвистел в ушах у Гривена, дубы, растущие вдоль дороги, сперва качнулись вперед, затем распались на два ряда и, казалось, трепет их листвы невольно подчиняется приказам, исходящим от самой машины.

– Мило, правда? – Элио пришлось кричать, чтобы Гривен его услышал. – Может быть, вам с Люсиндой стоило заказать вместо этой машины открытую гоночную.

За поворотом кузов грузовика заблокировал им дорогу. Крутой поворот руля – и огромное шасси вильнуло в сторону, чуть ли не встав на цыпочки. Водитель грузовика ругался и отчаянно жестикулировал им вслед. Деревья зарябили перед глазами.

– На какой скорости мы идем? – проорал Гривен.

– Нет спидометра. – Элио постучал по еще не законченному сборкой щитку. – Мы не знали, захочется ли тебе его поставить. На картине Фольбрехта этого не видать.

Мимо промелькнул дорожный знак: сорок восемь километров до Кольмара.

– Здесь надо развить настоящую скорость. Карл, тебе лучше пристегнуться.

К чему? Гривен огляделся, тщетно ища гнезда для ремней, наконец догадался полезть пальцами под сиденье. Но так ничего и не нашел, пока серебряный слоник не взлетел в воздух на каком-то ухабе. Однако Элио был начеку. Он дико рванул машину в сторону, гравий и галька градом посыпались возле самой головы Гривена.

– О Господи, Элио, ты…

Хочет убить меня? Нет, не спрашивай. Похожий в профиль на коршуна, Элио наверняка был способен на подобный поступок. Он повел машину зигзагами по петляющей дороге, но правое заднее колесо по-прежнему грохотало под самым ухом у Гривена, словно норовя запустить его в космос.

– Вот видишь, Карл. – Элио искоса посмотрел на Гривена, под ветром он сейчас отчаянно моргал. – Нам надо изучить ее, разоблачить, вывести на чистую воду со всеми ее штучками. Чтобы у вас с Люсиндой не возникло никаких проблем. Чтобы у всех у нас не возникло никаких проблем.

Он в курсе дела. Гривена наконец настигли подозрения, одолевавшие его с той минуты, как из коридора донеслись панические шаги Люсинды. Но в разгар этих размышлений он каким-то образом ухитрился увидеть прямо перед ними по дороге яму, огромную, как бомбовая воронка.

Элио нажал было на тормоза, затем передумал, врубив полный газ. Гривен помертвел, загнанный в машину, ставшую для него смертельной ловушкой. Да и сам себя он загнал в ловушку. Ему оставалось только ждать.

Оба колеса с разгону ударились о землю, послышался страшный удар стали о что-то твердое. Лимузин занесло влево. Руки Элио деловито хозяйничали, но по-прежнему запаздывая. Завизжали покрышки, запахло резиной. Шасси задрожало, готовое в любую секунду рухнуть.

Мир унесся вдаль – куда-то за ту черту, до которой доставала кровь Гривена с взыгравшим в ней адреналином. Затем каким-то чудом машина выровнялась и оказалась на дороге. В распаханном и огороженном поле трещали доски ограды, порванной струной гитары пела колючая проволока, тыква взлетела прямо в небо.

Сколько они после этого инцидента просидели не шевелясь? Казалось, все было объято болью: костяшки пальцев, в которые врезалась сталь, руки, которым в лучшем случае предстояло отделаться вывихами, – помогала разве что мысль о том, что если тело болит, значит, оно по-прежнему остается живым. О королевском лимузине сказать такое было бы сейчас трудновато.

Радиатор шипел. Металл гудел, едва почувствовав на своей поверхности малейшую тяжесть. Элио сидел неподвижно, в прическе у него не растрепался ни один волосок, затем он вдруг беспомощно рассмеялся, – рассмеялся, как человек, которому объявили, что на рассвете его расстреляют.

– Вот оно как кончается. – Он выкинул тыкву за борт. – Признаться, не этого я ожидал.

– Вы с Люсиндой, должно быть, провели недурную ночь.

– Скажи спасибо, что тебя там не было. – Элио смотрел на него так, будто видел впервые в жизни. – И кроме того, твое присутствие ощущалось.

– Так она тебе, значит, сказала.

– Честно говоря, да. И только ради того, чтобы досадить мне, – с невольным удивлением пояснил Элио. – Ночь вдвоем, всего одна ночь, – и Люсинда повернулась ко мне своей скверной стороной. Как ты такое выдерживаешь?

Еще один вопрос из великого множества тех, на которые сам Гривен не знал ответа. И все же он начал:

– Насчет Гитлера. Можешь мне поверить, я не его приверженец или вроде того…

– Заткнись, Карл! Я не желаю этого слушать! – Элио покачал головой – и, начав, уже не смог остановиться. – Вы с Люсиндой недурная парочка. Я сделал для вас нечто, даже не подозревая, что на такое способен.

Вдали, на тыквенном поле, из своего домика вышла крестьянская пара. Мужчина приставил руки трубками к глазам, затем помахал.

Элио с недовольным видом следил за тем, как они приближаются.

– Что ж, давай поглядим, велик ли нанесенный мною ущерб.

Встав на четвереньки, он подлез под шасси.

– О Господи! Вал сломан. И передняя ось. – Встав на ноги, он захлопал в ладоши. – Я это, знаешь ли, спланировал заранее. Раз у тебя не будет этой машины, то ее не будет ни у кого. Так сказать, жертвенная овечка, не правда ли? Но с тем же успехом я мог бы перерезать собственное горло.

Крестьянин подошел поближе, издали проорав приветствие. Типичный самодовольный эльзасец, пахнущий чесноком и плодами собственного урожая. Его жена, которая была даже толще мужа, вид имела цветущий и удовлетворенный, словно муж обрабатывал ее с неменьшим рвением, чем свою пашню.

– У вас есть телефон? – спросил Элио.

– Да нет, откуда же, – рассмеялся крестьянин. – Но у меня есть то, что вам нужно.

Он отошел и вернулся с двумя тягловыми лошадьми гигантских размеров, конем и кобылой. Выпряг их из плуга и привязал к передней оси «Бугатти». Тронул вожжи – и они двинулись с места, сперва малость поднапрягшись, когда лимузин выходил из вдавленных в землю следов, но потом перейдя на спокойный шаг – примерно пять миль в час – на ровной дороге. Колеса проворачивались с великим трудом, и вместе с ними, казалось, выворачивает наизнанку самого Гривена; лимузин заносило из стороны в сторону. Гривену оставалось задать один-единственный вопрос.

– Выходит, ты собираешься ввести Этторе в курс дела?

Глава тридцать седьмая

Еще не дотянув до главных ворот, они уже увидели, как он мчится навстречу из замковой гостиницы. Придерживая рукой котелок и словно бы не давая тем самым отвалиться и голове.

На сцене появились и зеваки – рабочие с завода, Топорков со своими людьми, примчавшиеся вслед за Патроном. Сперва Этторе заговорил, едва разжимая губы и спрашивая только о самом необходимом. Не ранены ли вы двое? Торжественно поблагодарил крестьянина, затем, побагровев, дождался, пока тот со своими лошадьми не отправится в обратный путь.

– Ну вот, – усталым голосом произнес он, обращаясь к Элио. – Выглядит все так, словно вы с дорогой не сумели поладить.

Гривен сидел крайне тихо. Перетерпеть еще одну катастрофу, вновь не зная, в какую сторону повернет Элио. Да и что хорошего принес их короткий разговор между Кольмаром и Молсхеймом, фрагментарный и яростный обмен мнениями? Только странное облегчение из-за того, что он повергся ниц и попросил пощадить себя и Люсинду. И, конечно, не давала покоя мысль, что Элио брал деньги студии УФА и, прежде всего, принял Тридцать пятую модель, и мучила неизвестность, как отреагирует Патрон, если истина выплывет наружу.

Но пусть даже так; жизнь сплошь и рядом сама выбирает, какой дорогой повести, – и какой-то частью души Гривену захотелось сбежать отсюда, захотелось бесследно раствориться, когда наконец Элио, потупившись, пробормотал Этторе что-то насчет воли Божьей. Что ж, и это правдоподобно, особенно если допустить, что Высшее Существо пяти футов семи дюймов росту и что у него родимое пятно на левой щеке.

Люсинда все время старалась спрятаться за плечами у Николая, собственно говоря, она не столько пряталась, сколько издалека наблюдала за происходящим. Ну вот, дорогой, говорили ее глаза, теперь ты в курсе дела. Были в ее взгляде отчаяние и страх и кое-что еще; Жанна д'Арк, которой хочется, чтобы ее поскорее осудили и казнили. И Гривен с удовольствием занялся бы этим, но все-таки не сейчас. В настоящий момент ему приходилось прислушиваться к тому, как перешептываются Элио и Этторе, забравшись под шасси и осматривая многочисленные поломки.

В конце концов башмаки одного из них показались из-под машины. Этторе, не обращая внимания на то, что его костюм весь залит бензином и машинным маслом, отвел Гривена в сторону.

– Карл, нам придется заменить вал и переднюю ось. Но не беспокойтесь, все расходы по ремонту я, разумеется, возьму на себя. Понимаю, какое это испытание…

Гривен бодро кивнул, стараясь взять себя в руки ради всех вовлеченных в эту историю – Гитлера, Гели, даже Элио, который молча глазел на них. Стоя возле развалин автомобиля, каждый внезапно подумал о том, что крестьянин убрался восвояси чересчур поспешно, оставив королевский лимузин без малейших средств транспортировки.

– Раз-два-три! – Патрон, подавая пример, навалился на задний бампер. – Толкаем!

Даже Люсинда присоединилась к общим попыткам, и Гривен машинально отметил про себя, что сейчас уже неважно, пострадает ли ее грим. Шасси, при всем своем ужасном состоянии, стронулось с места и постепенно начало набирать скорость, потому что, уже очутившись на территории завода, Бугатти стал скликать на подмогу всех, кто подворачивался под руку. Элио оставался в кабине и, управляя рулем, вел машину мимо литейного цеха туда, где, казалось, ее ждала безопасная гавань. Топорков попытался было организовать бурю оваций, но Патрон не нашел в происходящем ничего достойного похвалы.

– Хорошо, а теперь все возвращайтесь на рабочие места! – Формальный кивок. – Разумеется, Карл, это относится и к участникам вашей группы.

Он все еще называет меня по имени, подумал Карл, собирая своих людей и гадая над тем, не присоединиться ли к ним самому.

– Нет. Вас и фройляйн Краус я попрошу остаться.

Бугатти закрыл за ними двойную дверь, Элио в это время зажег верхний свет. Интересно, что они там, копошась под шасси, сумели выяснить? Патрон, не предложив никаких объяснений, задумчиво потеребил подбородок, еще раз всмотрелся в изувеченный остов автомобиля. А его сотрудник, знаменитый гонщик, на которого он во всем полагался даже сейчас, предпочел затеряться в мире грез, уставившись на картину Фольбрехта.

– Как знать, Карл? – Элио состроил гримасу. – Возможно, в конце концов это сущий подарок судьбы. Теперь у тебя появился шанс еще раз тщательно все обдумать.

– Не уверен, что правильно тебя понял.

Элио кивнул в сторону картины.

– Видишь, какой совершенной, какой законченной она выглядит? Но это ведь всего лишь… мазки кистью, не так ли? Так почему бы не улучшить немного ее внешний вид? Не облагородить, так сказать, родословную? – Элио подошел к «печатной форме». – Этот корпус никогда никого из нас не радовал. Я хочу сказать, никого из нас четверых.

Бугатти, повернувшись к нему, слушал с невозмутимым видом.

Гривен почувствовал, как заколебалась, как начала уходить у него из-под ног земля.

– Но разве всё, в общем и целом еще не закончено? Разве не слишком поздно для перемен, даже если бы мне захотелось их внести?

– Да нет, что вы, отнюдь! – Этторе аж подпрыгнул на месте; казалось, сама перспектива возможных перемен резко подняла ему настроение. – В сравнении с механическими работами, которые нам еще предстоят, это всего лишь небольшая косметическая операция.

Костяшками пальцев он постучал по задней панели, та отозвалась глухим полым звуком.

Умница Элио, эдакий он умница. Да и Люсинда тоже распознала опасность. Она взяла Гривена за руку, две потные ладони соприкоснулись.

– Честно говоря, – сказала она, очень легко, крайне непринужденно, – машина устраивает нас в нынешнем виде.

– Ну разумеется. – Переиграть Элио на его поле было непросто. – Все наши усилия направлены на то, чтобы развить и исправить ваш вкус. Хотя я, конечно, понимаю: вы, приверженцы Германской империи, народ чертовски упрямый! – Продолжая натиск, неудержимо напирая, он обратился теперь к своему начальнику. – Разве мы не пытались объяснить им, что это крыло подходит не автомобилю, а танку?

Бугатти попытался вспомнить, когда же такое было.

– Вы правы! Я не раз говорил об этом…

– А это. – Элио указал на салон с открытым верхом. – Чистый эксгибиционизм, не так ли?

– Конечно. И вся конструкция уязвима при встречном ветре. Я писал ему об этом, но какой смысл приводить серьезные доводы в споре с человеком, который…

Патрон внезапно преобразился, где-то в глубине его души словно поднялся занавес, лицо озарилось новым и крайне нежелательным светом.

– Объясните мне, Карл, – заговорил он в конце концов, тщательно взвешивая каждое слово. – Верите ли вы в то, что дух одного человека может водить рукой другого?

– Трудно сказать…

– Ну вот, и мне тоже так кажется. И все-таки это единственное пристойное объяснение тому, что я вижу. – Он подошел к Элио, который все это время оставался у картины. – Я ведь видел и раньше, еще в первых набросках. Видел – и все-таки допустил. «Невозможно», – подумал я. Но не дал сбить себя с толку собственной логике. Для такого человека нормальные правила, разумеется, не в счет.

– Этторе, надеюсь, вы не собираетесь…

– Ага! – Патрон улыбнулся. – Все-таки Этторе! Еще немного, и вы пригрелись бы у меня на груди. Он выбрал удачного кандидата, Карл.

Гривен почувствовал резкую боль, что-то под кожей съежилось, острые лезвия вонзились в нервные окончания. Ногти Люсинды впились ему в ладонь. Теперь даже Бугатти вынужденно заметил ее присутствие.

– Мои комплименты, фройляйн. Для многих из нас вы оказались таким очаровательным бонусом. – Он остро посмотрел на Элио. – Какая привлекательная композиция. – Бугатти указал на картину Фольбрехта: красивая женщина на берегу реки, и поджидающий ее лимузин. – И недурная маскировка, должен признать. Основная часть – согласно моему замыслу, но многое – и от него тоже. Проблема, Карл, только в том, что я неплохо разбираюсь в вопросах породности и воспроизводства. Повяжи красотку с дворняжкой, и, какой бы раскрасавицей она ни была, у щенка все равно вылезут дефекты. – Он побарабанил пальцем по радиатору, по рулю, – И сейчас-то уродливо, а тогда было еще уродливей. И я с самого начала сказал это господину Гитлеру.

Гривен замер, ему нечего было ответить и оставалось только надеяться, что и на лице у него ничего прочесть невозможно. А ведь поражение в данный момент означало бы, что он окажется разбит окончательно и никогда уже не сумеет подняться.

– Может быть, мы вернемся к этой теме после обеда.

Но Бугатти сделал вид, будто не расслышал этого предложения.

– Объясните мне, Карл, каким образом ему удалось подбить вас на это? Наверняка, дело не в одних лишь деньгах… Может быть, вам стало жаль его в неуклюжих ухаживаниях за собственной племянницей?

Даже Люсинда вздрогнула, услышав это, и Патрон поглядел на них обоих чуть ли не с состраданием.

– Разве вам не понятно? Он старается каждого превратить в своего конфидента. Заставляет каждого почувствовать себя избранным, почувствовать себя единственным. Помните, Элио? Это его первое письмо сюда?

Но Элио, смертельно побледнев, держался сейчас по возможности незаметно и прятался возле дальнего конца шасси. Опасное это занятие – возбуждать подозрения собственного начальника. Поневоле думаешь: что же было известно сотруднику, которому ты вроде бы доверяешь, и как давно он об этом узнал? И когда сейчас Бугатти повернулся к Элио, решив уделить ему все внимание, что-то из глубины души подсказало Гривену: это твой шанс, так не упусти же его. И Гривен не посмел ослушаться.

Шаг за шагом, только поживее. И крепко держись за руку Люсинды. Да, у нее тоже чутье, ей в этом не откажешь. С каждым шагом они оказывались все ближе и ближе к выходу.

Только вперед. Не обращая внимания на крики, куда это вы, да на что это похоже. Еще три шага, теперь два… и вот они уже оказались за дверью и закрыли ее снаружи на засов. У Бугатти наверняка есть ключ и на такой случай, да и поднять тревогу он сможет… и все-таки им удалось беспрепятственно выйти из главных ворот – и даже старый Жак бодро отсалютовал им.

Люсинда сказала что-то резкое насчет Элио и его ответственности за всю эту историю. Как всегда к месту. Главное сейчас не подвернуть ногу. И бегом в замковую гостиницу – к озадаченным и взволнованным Топоркову, Фернану, да и ко всем остальным…

– Мы уезжаем? Что вы хотите этим сказать?

Да, Николай, уезжаем. Причем сию же минуту. Прежде чем Этторе уберет подъемный мостик через ров и организует суд Линча. Топорков и Баберски принялись упаковывать камеры и так и не пригодившуюся пленку (только не здесь), пока Люсинда перетаскивала сверху в холл свой багаж. Фернан, ни о чем не догадываясь, пребывал в полном остолбенении. Звонка от Патрона пока, следовательно, не было.

– Ближайший поезд? Кажется, это местный на Страсбург в полдвенадцатого. Но почему, господин Гривен? Что стряслось?

– Нам надо будет добраться до станции. Не могли бы вы вызвать такси из Молсхейма?

Вспышка неуместного гостеприимства.

– Разумеется, нет! Господин Бугатти будет счастлив доставить вас лично. Или, возможно, Жан.

Фернан потянулся к телефону.

– Нет. Только не это!

Два такси в конце концов появились. Их водители явно робели из-за того, что их вызвали не куда-нибудь, а во владения самого Бугатти.

– Достопримечательности осмотрите в другой раз. – Гривен расплатился с ними вперед, и машины тронулись с места, объехав Тридцать пятую модель, по-прежнему припаркованную у входа в гостиницу.

По дороге Люсинда тесно прижималась к Гривену, глядя в окошко на деревья по обочинам – на деревья, мимо которых они совсем недавно проезжали столь триумфально. Она даже как будто стала меньше ростом – съежилась под гнетом того гигантского и непоправимого, что натворила. В машине царило молчание, невыносимое для Топоркова.

– Ради всего святого, Карл! Что означает вся эта таинственность? Кто-нибудь взял вилку не в ту руку?

– Нет, Николай. Тут дело… личное. Сейчас я не могу ничего объяснить.

Топорков, проявив лояльность, смирился с такой отповедью, разве что, в свою очередь, гаркнул на кого-то из подчиненных, которому вздумалось посетовать на поспешный отъезд. Им пришлось дожидаться поезда на перроне; Гривен трепетал, ожидая, что вот-вот издали заревет «Бугатти» – большой или маленький, новехонький или старый, раскалившийся в горячке преследования. Но этого так и не произошло. Возможно, на взгляд Этторе, их с Люсиндой следовало всего-навсего списать со счета.

Ровно полдвенадцатого – и черный дым уже стелется по железнодорожным путям. В поезде было мало народа, им без труда удалось отыскать свободные купе. Люсинда пожелала ехать в полном одиночестве. Гривен не возражал. Запершись в купе, он все же, снедаемый любопытством, не удержался и поднял шторку на окошке. И проследил за тем, как навсегда исчезает из его жизни указатель «Молсхейм». Здесь я побывал в последний раз, несколько туманно предположил он. И как удивительно, что в небе – отсюда до самых гор – не полыхают пожары, ведь они с Люсиндой, удирая, сожгли за собой все мосты.