Текст книги "Седьмой лимузин"

Автор книги: Дональд Стэнвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)

Официант улыбнулся, сдерживая зевок, когда мы вдвоем, практически обнявшись, проследовали мимо него, как двое самых упорных участников танцевального марафона.

– Спокойной ночи, мсье, смотрите, только поосторожней… – Какой негодяй! разве ему не ясно, что происходит?

А Гривена меж тем вело из стороны в сторону; учитывая немногочисленность публики, он явно переигрывал.

– Какая жалость, Алан! Время летит так быстро. В следующей жизни, хочется верить, все наши тайны окажутся отправлены на покой вместе с уже не нужными там часами. И когда-нибудь мы с вами потолкуем об этом ранчо поподробней. Правда же, это звучит идиллически?

И все это произносилось, пока его пальцы, впившись в мое плечо, притягивали меня плотнее к нему.

– Не надо бояться, – прошептал он. – Вас ждет сияние света, в котором скрываются все разгадки. И уже совсем скоро я к вам присоединюсь. Мы все к вам присоединимся, все, кто окажется этого достоин. И я поведаю вам о том, что мне удастся найти. Кит-Карсон. – Он ухмыльнулся, произнеся это название, ухмыльнулся, как мальчишка. – Передайте Элио, чтобы он не тревожился насчет королевского лимузина. И насчет Люсинды. Я долгие годы готовился к этому, готовился в нужный час поступить, как нужно. Я уверен, что он будет мной гордиться.

Чего я никак не мог бы сказать о самом себе. Да, Элио, если ты и впрямь наблюдаешь за нами с высоты, то вот он я, Алан-Львиное-Сердце, и меня гонят на убой, и я так же беспомощен, как эти несчастные люди из кинофильмов про Освенцим. И как храбро я держусь, уже представляя себе, как цепочка моих шагов тянется по холлу, потом – по улице и куда-нибудь в неприметную аллею. Но погоди-ка – какая гениальная мысль только что пришла мне в голову! Способ свернуть с этой тропы и продлить тем самым свою жизнь – пусть хотя бы на минуту-другую…

– Карл. – Я указал на дверь, ведущую в мужской туалет. – Мне и правда нужно.

– Вы должны быть сейчас выше этого.

Разумеется, и он разглядел сцену, не предусмотренную в сценарии. Я борюсь, пытаясь взять руль в свои руки. Мы уже очутились там, откуда нас было слышно метрдотелю, который сейчас, казалось, раскладывал пасьянс из регистрационных карточек. И официант по-прежнему возился у нас за спиной, складывая скатерти, задувая последние свечи.

– Как, по-вашему, они поведут себя, если я обмочусь прямо вам на брюки?

Так что мы сменили курс. Гривен выглядел очень расстроенным.

– Только, пожалуйста, не вздумайте вступать со мной в схватку. Все бремя возложено на меня. Я рассчитываю на ваше содействие…

Не слушай его, иди прямо к двум дверям, которые с каждым шагом становятся все ближе и ближе. За одной из них по-прежнему распевает свою песенку уборщица. Теперь, впрочем, уже другую. Разумеется, она высунется наружу, инстинктивно почувствовав мое приближение, замахнется на меня разок-другой шваброй. Будем надеяться, что именно так все и произойдет. Я не столько услышал шаги из холла, сколько уловил легкое колебание пола, краем глаза, не осмеливаясь поглядеть в ту сторону, ощутил какое-то шевеление. Только, прошу тебя, не отвлекайся. До меня уже доносился запах мочи, я уже представлял себе непристойные картинки, которыми непременно исписана стена во французской уборной…

– Алан, с вами все в порядке?

Мелинда Чосер в дверях «Ле Рези», волосы убраны под косынку, тело не столько одето, сколько закутано во что-то прозрачное. Все мы на мгновенье замерли. Она поглядела на меня, потом на Гривена. Алан, мне сказали, что вы тут веселитесь, но я все равно забеспокоилась, я всегда чувствую, когда происходит что-то неладное.

И это сообщение во всей своей безмолвности не осталось не-расслышано Карлом, который оробел и напрягся, тогда как Гарри широко, благожелательно улыбнулся и уже открыл рот, собираясь заговорить. Мы все собирались заговорить разом (и одному Богу ведомо, что бы мы сказали), но тут несостоявшаяся певица, закончив уборку, выскочила из женского туалета, ничего не замечая вокруг, и опрокинула полное ведро мне на колени. На чудовищный шум примчался метрдотель, уборщица принялась повторять «простите, мсье, простите» без особой, впрочем, убежденности, ибо в конце концов мне не стоило торчать здесь в такой поздний час. А я, согнувшись пополам, наконец-то дал волю своим нервам.

Но пока я падал, Гривен и не вздумал отпустить меня, напротив, он вцепился в меня с силой, удивительной в старом пьянчужке, ему во что бы то ни стало хотелось сохранить статус-кво. Но пропасть между нами становилась все шире, причем с такой стремительностью, что он не успел прикрыть карман пиджака, и маленький пистолет показался стволом наружу из его костистого кулака. И все увидели это, даже официант, и по мере прояснения ситуации на Гривена со всех сторон обрушились пронзительные взгляды.

Не гангстерские фильмы, а выпуски новостей по телевизору заранее готовят человека к тому, чтобы сказать: да, мне в глаза смотрит ствол заряженного пистолета, я повинуюсь его владельцу. К тому, чтобы застыть на месте и начать молиться, чтобы воздушное пространство, окружающее тебя, внезапно превратилось в пуленепробиваемое. Такова чисто человеческая реакция – и даже Карл на доли секунды поддался общему настроению. Но в герметическом пространстве была оставлена дыра – и не известно, как надолго, – а когда я поднял на него взгляд с полу, маленький крупнокалиберный пистолет, уже ни от кого не таясь, целился мне в голову.

Кто-то закричал, раздались и другие приглушенные звуки, а я смотрел не отрываясь в маленький черный глазок пистолета с внезапной отвагой и повторял, то ли мысленно, то ли вслух: не надо, Карл, не слушайся Гарри, думай своей головой. Ты будешь жалеть. И сам он какой-то частью, казалось, взывал о помощи, стараясь вырваться из собственной оболочки. Выпустите меня!

Но Гарри увидел, что путь к спасению стал узок, как щелка, и решил расширить его, сметя с дороги ближайшее препятствие, которым оказался смертельно побледневший метрдотель. Он нажал на курок.

Маленький пистолет, а выстрел прозвучал оглушительно, с какими-то явно телесными отголосками и подголосками; воздух сразу стал настолько плотным, что продираться сквозь него можно было только с трудом. Все пришли в движение, все бросились к несчастному, обхватившему оба плеча одной рукой, чтобы не рассыпаться на части. Насилие предписывает людям определенную модель поведения, и вот Мелинда и официант бросились в одну сторону, к раненому, а Гривен в другую. Я что-то крикнул, попробовал подняться на ноги, броситься в погоню, но каждый шаг еще отдавался во всем теле мучительной болью. На всем пространстве от паха до колен. О Господи! Только бы не упасть еще раз. У меня кончились запчасти – и в последний раз я увидел Гривена, когда он уже исчезал в двери-вертушке, а я сам, споткнувшись, вновь летел на колени.

В конце концов – через несколько минут или через несколько часов – мне удалось выбраться из гостиницы. Ветер яростно выл, улицы во всех направлениях терялись в непроглядной тьме. Не надо, Карл, – заорал я в сомнительной надежде на то, что он не ушел достаточно далеко, чтобы не расслышать. И кричал еще что-то, не помню, что. Но, несомненно, что-то очень важное.

Глава сорок пятая

Полиция и «скорая помощь» в конце концов появились – тоже своего рода уборщицы, которым предстояло прибраться в устроенном нами бардаке. Да нет, волноваться нечего, – заверили нас, когда метрдотеля на носилках унесли в карету. Значительная потеря крови, но жить будет. Что касается вас, мсье Эшер, то давайте присядем. Пугающее и невозможное указание, которому я тем не менее вынужден был последовать. Детективы со своими блокнотиками обступили меня со всех сторон. Естественно, мсье, мы подняли общую тревогу, предупредили все патрули. И понятно, что этому старику никак не ускользнуть. Ну, а теперь у нас к вам пара вопросов…

Колесо французского правосудия не вертится, а только скрипит.

– Сперва поймайте его, – кивнул я в окно, в сторону все еще одетых ночной тьмой зубчатых крыш Мюлуза: сцена, на которой Карлу пришло в голову поиграть в прятки, была весьма обширна. – Он вам все расскажет, не дожидаясь никаких расспросов. Сделает все, что угодно, лишь бы вы его выслушали.

Но детективы не пожелали убраться восвояси, их карандаши уже застрочили, время от времени в гостиницу врывался жандарм с младенческим лицом, докладывая о развитии событий, а вернее, об их отсутствии. Информацию он получал из припаркованного у входа в гостиницу «Ситроена», в котором работала радиосвязь. Каким-то образом мне необходимо было преодолеть эту бумажную волокиту, сонливость позднего часа, собственную тупость под воздействием паров выпитого шампанского; слишком много безотлагательных дел надо было совершить. И нельзя моргать, а то глаза могут и не открыться…

Детектив похлопал меня по плечу, выводя из минутного сна. Они с напарником пообещали вернуться позже, во второй половине дня, когда этот самый Карл, или Гарри, или как там еще уже наверняка запутается у них в сетях.

Я подождал, пока холл не покинули все за исключением спешно поднятого с постели заместителя метрдотеля. И, разумеется, осталась Мелинда. Она со своим художническим вниманием к деталям должна была оказаться квалифицированным свидетелем. По улице мимо гостиницы проехал молочный фургон, мы уже пересекли сумеречную пограничную черту между ночью и утром. Кабина телефона-автомата была ярко освещена изнутри. Я встал, но израненные ноги сразу же запротестовали.

– Я в состоянии уйти отсюда, – сказал я Мелинде, – если вы станете моим костылем.

Сперва она окинула изумленным взглядом множество телефонных аппаратов, расставленных по столикам. Потом поняла мою мысль, вспомнив, как я рассказал полицейским о том, как Гривен поколдовал над гостиничным коммутатором.

Оператор международной связи назвал цену трехминутного разговора, глядя на меня столь недоверчиво, словно я собирался его обмануть. Зазвенели монеты – мне пришлось опустошить все карманы. Я принялся считать часовые пояса – отсюда до Нью-Йорка. Час ночи или два – что-нибудь в этом роде. Только, пожалуйста, окажись дома. Пожалуйста, лежи у себя в постели и смотри по телевизору передачу для полуночников. Лежи, если можно, одна…

– Алло…

С пятого звонка, словно она восстала из мертвых.

– Джилл, послушай меня. Немедленно ступай в телефон-автомат вне стен дома. И позвони мне по этому номеру. – Я дважды продиктовал его.

– Алан, в чем…

– Не сейчас. Не теряй времени.

Четыре минуты, пять, шесть с половиной. Господи, неужели она снова уснула? Но вот…

– Джилл? Послушай, всего я объяснить не могу. Да, я его видел. – (Нет, полиция его еще не поймала и, думаю, никогда не поймает.) – Но мне кажется, что я знаю, куда он помчался. Первым же самолетом я возвращаюсь домой. А ты пока позвони Теду. И расскажи ему о… Гарри. Скажи, чтобы он все пересказал и Карри.

Теперь в ее голосе не осталось и тени сна. И зазвучал он взволнованно.

– Алан, что ты хочешь этим сказать?

Ничего такого, что тебе стоило бы выслушать. Будь мир не столь безумен, нам не пришлось бы бояться стать одним из объектов внимания Гривена.

– Просто считаю, что мы все должны быть настороже. Послушай, тебе надо еще позвонить…

Еще парочка щелчков. Другой оператор на линии, на этот раз – весьма озабоченный. Пожалуйста, оплатите счет в размере 7 долларов 35 центов, которые у вас наверняка под рукой…

– Ах ты, черт! Алан, ты слышишь меня? Я выбежала из дому без кошелька.

– Все в порядке! – заорал я как можно громче, как будто это могло увеличить шансы на то, что нас не разъединят. – Все что угодно, только не…

Отбой. Ах ты, сукин сын! Чтоб твою подружку задушили во сне. Но мне нужно было позвонить еще раз. Я вытащил записную книжку, отыскал номер Люсинды. Там сейчас одиннадцать часов? Или двенадцать? Наверное, все уже легли – в Шорт-Крике ведут не такую жизнь, как на Таймс-сквер. Однако трубку снял хозяин дома.

– Привет, Джон. – Времени на возобновление знакомства у меня не было. – Я знаю, что час поздний, но мне необходимо поговорить с вашей матушкой.

– Она в постели. Да и вам бы пора, мистер Эшер. Вы что, напились?

– Не в этом дело! Вопрос крайне срочный. Скажите ей, что я повидался с Карлом. Она поймет, кого я имею в виду.

– Моя мать уже несколько недель плохо спит, – едва ли не хвастая этим обстоятельством, заявил Джон. – А сейчас она наконец уснула. Я не собираюсь тревожить ее сон, тем более вы в таком состоянии…

На этот раз трубку повесил я.

– Алан! – Мелинда, открыв дверь, взяла меня за руку. – Что случилось?

– Слова, слова, слова… – Я погладил ее руку, внезапно почувствовав слишком сильную усталость, чтобы хотя бы рассердиться. – Нам бы с вами заниматься своим делом – картинами и фотографиями.

И вот я заковылял обратно в отель, покуда Карл хитроумными прыжками все увеличивал разделяющую нас дистанцию. А ведь мне надо было бы оставаться на улице, возглавлять погоню, делать… хоть что-нибудь. Но у тела свои права, и оно наконец напомнило мне, кто из нас главный. Мелинда настояла на том, чтобы проводить меня в номер, и стоило голове коснуться подушки, как я начал проваливаться… проваливаться…

И вот уже Элио и Карл ехали на высоких рессорах в королевском лимузине. Они заехали за мной в гостиницу «Юта». Колымагу надо подлатать, то и дело повторял Элио, и с логикой, соответствующей картинам Сальвадора Дали, колымага превратилась в живое существо и захлестнулась на шее у своего сына.

К сожалению, истинное несчастье заключалось вовсе не в моем утреннем кошмаре. Карл теперь должен был заняться Тедом, действуя по своему плану, который я не смог разгадать. Столь многие из нас попали в его Совершенно Специальный Список. И мне следовало бы догадаться об этом – или я не провел целый вечер, слушая его исповедь?

Я заставил себя праздно коротать время в кресле самолета, переносившем меня через океан. Рейс Пан Америкэн из Орли в аэропорот Кеннеди, беспосадочный, шесть часов как одна минута. Лампочки, то вспыхивающие, то гаснущие на схеме полетов. Из Нью-Йорка в Денвер? Из Нью-Йорка в… а собственно говоря, куда? На борту какого из этих самолетов как раз в настоящую минуту находится Карл? Намного обогнав меня, уже очаровав стюардессу и прокручивая с закрытыми глазами кинофильм индивидуального пользования.

Дознаватели из префектуры позволили мне уехать после того, как все их ловцы и охотники вернулись из погони с пустыми руками. Да, это очень странно, хотя какая-то девушка в Кольмаре видела старичка, похожего по приметам на мсье Гривена…

– Вы его упустили, господа. Почему бы вам не признать этого?

Никакого ответа, лишь меланхолическое пожимание плечами, за которым скрывается оскорбленная профессиональная гордость.

– Разумеется, мсье Эшер, возможно, вы правы. Но наверняка его рано или поздно остановят. На ноги поднято столько полицейских между Мюлузом и… Кит-Карсоном, правильно? – Инспектору явно понравилось экзотическое, чисто ковбойское звучание названия этого городка. – Мы известим ваши федеральные органы. Жаль, что нам с ними так и не удалось наладить нормальное сотрудничество. Просто беда, что ваш мсье Гувер оказался таким… как это у вас говорят? Занудой?

Я собрал вещи и торопливо покинул гостиницу: мне надо было успеть на пригородный поезд до Парижа, а перед этим – попрощаться с Мелиндой.

– Погодите-ка. – Она взяла альбом для рисунков и вырвала из него лист. – Вам, Алан, может понадобиться легкий источник вдохновения.

На протяжении всего полета я вглядывался в рисунок, пытаясь определить, что в нем – правда, а что – всего лишь карикатура. Я в охотничьей тирольке крадусь по уже остывающим следам.

– Говорит капитан Тернер. – Ничего себе голосок: у нас только что отвалилось крыло, но волноваться не надо. – Над всем Нью-Йорком тяжелый туман.

Что исключало посадку в аэропорту Кеннеди на час, если не на два. Поганые боги, отвечающие за погоду, откололи очередной номер. В конце концов гигантская небесная птица попала в, как выразился капитан, просвет и покатила по взлетно-посадочной полосе, как по тропе на дне Мирового океана.

В зале прилета в расплывчатой череде лиц я увидел Джилл. Она выглядела такой красоткой и сулила такое утешение, что какого черта было строить из себя бравого молодца с гордо задранным вверх подбородком? Просто обнять ее – и никогда не отпускать. Но ее губы избегали моих, да и улыбка пропала, у нас не было времени на счастье, пока еще не было. И тут я почувствовал, что она вся дрожит, и это испугало меня еще до того, как она успела шепнуть мне на ухо новости. О Господи, Карл, что ты еще натворил?

Полиция Солт-Лейк-Сити встретила самолет на взлетно-посадочной полосе и увела нас от репортеров, уже выстроившихся, взяв на изготовку карандаши и микрофоны, в ожидании наших глубокомысленных комментариев по поводу только что случившейся чудовищной, воистину чудовищной трагедии, – а уложиться мы должны были в какие-то пятнадцать секунд.

– Вы его только раззадориваете. – Я уставился в ближайший телеобъектив. Привет, Карл. Ты уже настроился на прием? – Пока его не схватят, он еще, пожалуй, соберет пресс-конференцию.

Благожелательные люди, конечно, но в центре оцепления оказался внушительного вида телохранитель в костюме-тройке. А у него из-за плеча суетливо выглядывал Тед. Прошу тебя, мамочка, давай обойдемся без сцен. Но что-то ужасное с грохотом обвалилось в груди молодого человека, вчерашнего подростка, и он припал к Джилл, бурно вздымая широкие плечи.

Увидев это, телевизионщики тут же перестроились в круг, чтобы заснять всю сцену. Образовав эдакую прелестную виньетку, эдакий крючок, прежде чем каждый из них забормотал комментарий в прикрепленный к воротнику микрофон. Костюм-тройка посмотрел на меня более чем сурово. О Господи. Как говаривал Мендес: менты, менты, кругом менты, а выпить ни хера.

– Прошу сюда. – Расчистив дорогу, он повел нас по какими-то коридорам в конторский бокс, затерявшийся где-то между почтой и таможней. Уселся за стол, показал нам документ. Франк Эдельсон, сотрудник службы преподобного Гувера. – Кое-кому из наших сотрудников хочется потолковать с вами, мистер Эшер. А сперва позвольте вам кое-что показать.

Из большой папки он достал несколько фотографий. Цветные, на высокочувствительной пленке, еще влажные отпечатки. Якоб Роше, привязанный к креслу, горло перерезано от уха до уха. На пестром персидском ковре у него под ногами чернильным пятном расплылась кровавая лужа. Вафельное полотенце, превращенное в кляп, торчит изо рта: оно примотано веревкой, нет, скорее, электропроводом. Тройной узел, которым скручен провод, болтается в воздухе. Возле самого уха Якоба, в которое воткнуто нечто тонкое, явно металлическое.

– Крючок от вешалки. – Эдельсон указал на загадочного назначения предмет. – То же самое и у другого.

Затемнение. Оскар Ритфельд, судя по всему, принял бой. Книги и бумаги в безумном беспорядке раскиданы по всей комнате; судя по тому, как глубоко врезался провод в оба его запястья, он пытался вырваться из оков. Но, конечно, безуспешно: его ждал тот же конец, что и Якоба. Затемнение. Более общий план: они оба лицом к лицу, похожие друг на друга, как два тома из библиотеки здесь, в профессорском кабинете. Одни и те же раны, одни и те же методы пыток.

Тед заговорил истерически высоким голосом.

– Мы нашли их утром, Стейси и я. В начале девятого. Мне не удалось связаться ни с профессором Роше, ни с Оскаром, поэтому я заехал к ней. У нее были ключи от его дома, на случай, если надо будет что-нибудь принести в аудиторию. Никто не ответил на стук, поэтому мы вошли, и… О Господи! – Он, сгорбившись, подался вперед, вытер глаза рукавом. – Занятий у них сегодня не было. Если бы мы не пришли, они бы там так и сидели…

И тут он в первый раз за все время по-настоящему обратил на меня внимание. Жалкая, зыбкая, хотя вроде бы и обрадованная улыбка, и пусть Тед тут же пожалел о ней, стереть ее сразу ему не удалось.

– Привет, Алан. Мне кажется, стоит вам уехать, и начинаются всякие несчастья.

Эдельсон указал на одну из фотографий, в самый угол ее.

– Форточка. – Подоконник за стеклом заставлен старинной горшечной утварью, чашами и вазами. – Мы предполагаем, что ваш мистер Стормгрин проник в дом именно здесь.

Мой Гарри, мой Карл. Только не надо говорить «ваш» так обвинительно и, в то же время, так бесстрастно. Почему я взвалил на себя это бремя? В конце концов, я еще возился с игрушками, когда Карл впервые попал в сумасшедший дом. Но жизнь наша, разворачивающаяся в разных плоскостях, сцепилась воедино, и я был не вправе отрицать это. Мой темный компаньон, где-то на дальнем сиденье королевского лимузина.

– Его отпечатки пальцев мы обнаружили во всем помещении. Его явно не беспокоит мысль о том, что он может быть пойман.

– Карла не беспокоит, это уж точно. – Я поглядел на маленькие фигурки двоих ученых – как две куколки, уложенные на пол. – Он стремится оставить свой след повсюду. Он бы и записку нам оставил, если бы только Гарри позволил.

А ведь мне надо было предвидеть это заранее. Карл сидел в «Ле Рези», его старческое лицо разрумянилось, глазки засияли – как ликующий мальчишка, он толковал о Якобе Роше. И вот он проделал весь этот долгий путь (я, правда, тоже), чтобы задать надлежащие вопросы, соединить разрозненные фрагменты информации, прийти первым к финишу в гонке за сокровищем. Но во всем этом ему потребовалось содействие Гарри – весьма специфического помощника, который, услышав «нет», не прекращает расспросов, пока не добьется своего.

Из глубины фотографий на меня смотрели глаза, широко раскрытые, но не видящие, застланные млечным туманом. Пытаются ли люди и в смертный час сторговаться с убийцей, выгадать для себя более чистую смерть? Но какую цену они в состоянии предложить? Я представлял себе, как профессор вытирает рукой пот со лба в жутком зное пустыни, как взволнованно улыбается. Нет, такое не устроило бы его, хранителем каких бы тайн он ни был. Он непременно разделил бы многолетнюю ношу с другом… что, в свою очередь, вызвало к жизни другое видение: призрак, который уже не покинет меня до конца. Стоимость сети, раскинутой Элио, попала в какую-то четкую конторскую книгу и вызвала интерес у Оскара, пока звезды не отвернулись от него.

Я ведь никогда ничего не узнаю, по крайней мере, читая по вашим губам. Расскажите же мне, сколько вы успели выложить в те минуты, когда Гарри столь аккуратно ликвидировал в доме электропроводку? Были вы в состоянии сохранять ясность мышления – или все силы уходили на то, чтобы давиться собственным языком…

– Алан?

Джилл потянулась к фотографиям, которые, соскользнув у меня с колен, упали на пол, изнанкой вверх.

– Нет. Ты обойдешься без этого. – Я поднял фотографии и вернул их Эдельсону.

– Могу я попросить стакан воды? – Дождавшись, когда он выйдет, я судорожно сглотнул. – А где Карри?

– У матери, – ответил Тед. – Они боятся выходить из лавки.

– Нам всем нужно поговорить. Прежде чем ты скажешь полицейским еще хоть слово.

– Я не…

Но в стеклянной двери уже показался Эдельсон. В руке у него был бумажный стаканчик. Принес он также и карту Колорадо. Разложил ее на письменном столе.

– Мы предупредили местных полицейских и полицию штата в графстве Чиень. – Эдельсон воткнул булавки в изображения городков Кит-Карсон, Уайлд-Хорс и Арапахо. – Никто пока не заметил ничего необычного. Но относительно этого ранчо… Девять тысяч акров – это огромная территория, и чтобы ее тщательно прочесать… И у вас нет никакой зацепки, верно ведь? Где на самом деле нужно искать этот чертов «Бугатти»?

– Зацепки есть у него. – Я постучал по стопке фотографий. – Вот ради чего Карл… все это проделал. Ему нужны были точные инструкции. – И нужен был еще кое-кто, с кем бы он мог поделиться своей находкой. – Я уже понимал Карла настолько – страсть его была всепоглощающей, и дорога могла привести его только в одно место. – Вы уже связались с Шорт-Криком?

Еще нет. В офисе имелась аварийная связь, поэтому мы сидели, дожидаясь… и услышали сигнал «занято». Неужели Джон просто-напросто отключил телефон, чтобы его мать смогла наконец всласть выспаться? Или прямо сейчас Карл разговаривает по телефону с Люсиндой? Да, дорогая, я понимаю, какой это шок – услышать мой голос после стольких лет. Но разве тебе в последнее время не довелось и без этого предаться воспоминаниям? С Элио? А я тут как раз по соседству…

Эдельсон пообещал попробовать прозвониться еще раз, но не раньше, чем, переключив кнопки, обеспечит бесперебойную связь с Колорадо, И это предоставило мне возможность подступиться к нему.

– Если Карла можно найти, то вам нужен кто-нибудь, кому бы он доверял. Кто-нибудь, с кем он стал бы разговаривать.

И тут же я натолкнулся на барьеры официальности. Огромное спасибо, гражданин Эшер, но ваша безопасность прежде всего.

– Вы и мистер Чезале являетесь основными свидетелями, и мне хотелось бы, чтобы вы оставались на месте. Собственно говоря, мы уже кое-что предприняли…

Возможно, Карл успел научить меня чему-то – в частности, тому, как проникать через запертую дверь. Даже если в уготованной для меня тюремной камере обнаружился бы цветной телевизор и официант, приходящий по вызову. Глаза Теда сперва широко раскрылись, а потом он с недоумением посмотрел на остающуюся безучастной Джилл, когда, импровизируя на вольную тему, я заговорил о том, что в доме у его будущей тещи, в этом большом старинном доме, наверняка найдется место для всех.

– И там вы сможете найти нас в любую минуту, – сказал я в заключение. – Куда проще, чем в какой-нибудь гостинице типа «Холидей-инн».

Эдельсон нахмурился. Обычная полицейская опаска: люди всегда излагают не те мотивы, которыми на самом деле руководствуются, а обо мне уж и говорить нечего. Но тут у него на пульте интенсивно замигали сразу две лампочки, и он просто-напросто отмахнулся от нас.

Караван состоял из двух машин – «Вольво» Теда и неприметный «Плимут», бивший нам в хвост алыми огнями на всей дороге по Храмовой улице. В «Антикварной лавке Сполдинга» витрины были опущены, а на одном из окон висела табличка «Закрыто». Да, с учетом сложившихся обстоятельств можно было понять Маргарет: ей не хотелось, чтобы к ней в дом запросто могли пожаловать посетители.

Но нас избавили от необходимости просительно стучаться в дверь. На втором этаже приоткрылась занавеска, вниз по лестнице послышались частые шаги, и Карри, сбежав по ступенькам крыльца, бросилась Теду в объятия. В таком положении они застыли надолго, пока мы с Джилл молча стояли рядышком, не зная, куда девать глаза. Почему любые проявления чужой любви всегда воздействуют на нас настолько удручающе?

– Мистер Эшер? – За раздвижной дверью появилась Маргарет. – Заходите, – сказала она после мучительной паузы. – Заходите оба. Это ведь миссис Чезале, если я не ошибаюсь?

Впятером мы неуверенно прошли по лавке с ее чучелами и предметами старины, выставленными на продажу. Приятный загар, присущий лицу Маргарет, приобрел еще более глубокий оттенок.

– Да, – в конце концов сказала она. – Я так и думала, что мы с вами еще увидимся. Прошу прошения, миссис Чезале. Не хочу показаться вам неучтивой. Все дело в том, что мистер Эшер всегда выглядит столь… многозначительно.

Все разом посмотрели на меня.

– Прошу прощения, Маргарет, но я вынужден… – В глубине магазина открылась дверь, свет из их изумительного дворика озарил развешенные над головой шпалеры. Вошла Адель. Увидев нас, она замедлила шаг; в руках у нее был порванный бумажный фонарь и клейкая лента.

– Что стряслось, мама?

Этот вопрос, казалось, был от рождения присущ девушке, хотя она, как всегда, знала на него ответ.

– Это нам собирается рассказать мистер Эшер.

Я посмотрел на Теда, потом перевел взгляд на Карри.

– Думаю, нам лучше поговорить с глазу на глаз.

Маргарет выросла передо мной с самым решительным видом.

– Мне надоели секреты под крышей моего дома!

– Нет, мама. Все правильно. – С несвойственной ей кротостью Карри потянула Теда куда-то в сторону. – Мы пойдем в дальнюю комнату.

Поединок между матерью и дочерью завершился обменом многозначительными взглядами.

– Что ж, хорошо, – согласилась Маргарет, словно бы для того, чтобы снизойти к пришельцам. – Только вы там недолго. Адель, дитя мое, пожалуйста, угости наших гостей лимонадом. Прошу вас, миссис Чезале, осмотритесь в моем доме как следует.

Мы с Джилл соприкоснулись кончиками пальцев, и она начала подниматься по лестнице. Запомни, дорогая, держись приветливо, но не откровенничай чересчур. Разве не так надо вести себя с будущими свояками – даже когда события развиваются самым приятным образом? Она кивнула – мол, все поняла, – а я попытался прогнать мысль о том, как хорошо смотрятся они вдвоем – две зрелые женщины.

Что касается меня, то я за «детьми» проследовал в комнату, где мне еще не доводилось бывать, – в большую гостиную со сказочной величины очагом и расписными окнами, сквозь которые можно было все же рассмотреть очаровательный здешний садик, в котором желтизна и ржавь уже пришли на смену буйству зелени. Палая листва лежала невысокими пирамидами возле совершенно голых деревьев. Несколько листьев вились вокруг самых драгоценных древних машин Джулиана, бесцеремонно закутанных в материю цвета хаки.

– Надо будет завести их в дом до первого снегопада. – Карри подсела к очагу, Тед пристроился рядышком на ручке кресла. – Раньше мы арендовали на зиму гараж, но сейчас мама только и говорит о том, что их все надо выставить на аукцион. Даже «Бугатти». А ведь каждый раз, когда она продает машину, она возвращается домой… постаревшей.

Я подошел к окну, поглядел на контуры машин под чехлами.

– Твоей матери не следовало бы винить их ни в чем, Карри. Они всего лишь красивые, но безжизненные изделия. Мы во всем виноваты. Это мы сами все портим.

Теду же я сказал:

– С Карлом ты, строго говоря, не виделся. Тебе повстречался Гарри, его, так сказать, сиамский близнец, только Гарри из них двоих главный. Даже они сами, наверное, не могли бы сказать, где заканчивается один и начинается другой. Этот человек подошел к самому краю пропасти – и упал в нее, и падал долгие годы, но сумел подняться, хотя в голове у него теперь полно битого стекла. Ты, знаешь ли, в разговоре с ним невзначай упомянул имя своего любимого профессора – и все для него сразу преобразилось.

Я подсел к Теду, чтобы он не мог от меня отвернуться.

– Карл просто счел, что если сын Элио Чезале из всех специалистов мира выбрал себе в учителя Якоба Роше – это никак не случайное совпадение. И, как тебе известно, никто не смог…

Дверь скрипнула, и мы все, умолкнув, посмотрели туда, где медленно, страшно медленно поворачивалась дверная ручка. В комнату проскользнула Адель, пытаясь заставить свои локти сыграть роль дополнительной пары рук. Я бросился к ней и помог управиться с подносом, прежде чем розовый кувшин лимонада и блюдо печенья очутились на полу.