Текст книги "Седьмой лимузин"

Автор книги: Дональд Стэнвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)

Этот шаг мог оказаться и ложным, во всяком случае, мог заметно усложнить дальнейшую жизнь Теда. Лицо у него вытянулось. Нет, Джулиан никогда не говорил об этом. И Элио тоже.

Я рассказал ему все, что мне стало известно об ужине в Шорт-Крике, искренне надеясь, что это не окажется пустыми россказнями покойного Джулиана. Рассказал и о том, что Элио говорил о решении расстаться с Тридцать пятой моделью. О том, что ему позарез нужны были деньги.

– По словам Джулиана, твой отец также предложил ему сделку, попытавшись заинтересовать его приобретением участка земли в Колорадо. Ранчо или что-то вроде этого, сказал он, принадлежащее человеку по фамилии Мэй.

Тед обалдело посмотрел на меня.

– Это какая-то ерунда. Папа и сорняк из земли выдернуть не мог, не говоря уж…

Но у нас не осталось времени на то, чтобы задержаться на этой теме, еще одна тайна так и повисла неразгаданной. Без предупреждения дверь палаты раскрылась, и в проеме появилась сестра Черил и, скорее всего, ее начальник. В полной сержантской форме.

– Так вот вы где, мистер Чезале! А вы осознаете, что как раз сейчас вас разыскивает медперсонал трех этажей больницы?

Теда взяли за руку, к которой была прикручена табличка с его именем. Он позволил себя увести с удивительной безропотностью.

– Еще увидимся, Алан. Правда, может быть, и не завтра. Завтра меня должна навестить Карри.

Он схватывал на лету. Брось фанату, а сам делай ноги. Если бы мое тело не воспротивилось этому, я кинулся бы следом за ним по коридору, как какой-нибудь Коулмен, преследующий потенциального информатора. Она позвонила тебе? И что же она сказала? Верно ли, мистер Чезале, что вы…

Нет, пусть будет, как будет. Я откинулся на подушки и всмотрелся в забытый Тедом полицейский рисунок. Так что же, друг мой, это ты на меня охотишься? Значит, я стою на улице, а Гарри Стормгрин спасается бегством в машине. Карри, конечно, тоже услышит о нем. Интересно, впервые ли? И расскажет ли ей Тед о встрече их отцов у Люсинды? Или его прокол с Гарри отучил его доверяться ближнему?

Да? Нет? Все альтернативы уже отсняты на соответствующую пленку, ее достаточно вставить в проектор. Но, хорошо это или плохо, на кнопку на этот раз предстояло нажимать не мне.

Глава двенадцатая

24 октября 1968 г.

Две мили до берега моря, две мили обратно. Ежевечернюю прогулку я превратил в своего рода ритуал, свято выполняя последнюю инструкцию доктора Лукаса, полученную, когда меня в инвалидной коляске выкатили на свободу. «Не отсиживайте себе задницу», – такова была эта инструкция.

Выйдя на берег, я всегда подходил к самой полосе прибоя, погружал пальцы ног в пену и холодные брызги. Ощущение было приятным. И такие простые первородные удовольствия заставляли меня теперь благодарить судьбу.

8… 10… 12… 14… Это спасательная станция. Здесь пора поворачивать обратно. Я считал отпечатки чужих ног, забытые на песке доллары, жестянки из-под пива. Две жестянки из-под «Мишелобса», одна из-под «Кора», одна из-под «Пабста». Я собирал их в коричневый бумажный пакет. Я привносил порядок в здешний хаос; Прометей с бумажным фунтиком на голове. И мои собственные следы уже смыл прибой, нахлынув гигантской порцией живой ухи.

Я подбирал оставленный другими мусор. Я платил за свет и газ, не дожидаясь повторного извещения, и свел всю помощь, исходящую от Фрэнсис, к бессмысленным перестановкам мебели. Сердечно обняв, она выставила меня из лаборатории после того как я, проведя там целое утро, ухитрился опустить ее последнюю пленку не в тот проявитель. Ради всего святого, Алан, иди-ка ты лучше домой.

Так я и поступил. Я спал, осторожно прогуливался, получал на дом пищу из китайского ресторана, украдкой смотрел по телевизору «мыльные оперы», к которым успел пристраститься – простите меня, доктор Лукас! А за это время Королевский тур начался – и прекрасно обошелся без меня.

Я постоянно сравнивал потраченное попусту время с распорядком тура. Сегодня пятница, они должны быть в Дирборне. И хотя я уже чувствовал себя куда лучше, решимость пуститься за ними вдогонку меня оставила. Да и какой журнал принял бы у меня отчет о половине поездки, принял бы полстатьи? Я связался с редакторами по телефону. Разумеется, Алан, мы все прекрасно понимаем, надо же было случиться такому несчастью! Не можем ли мы вам чем-нибудь помочь? И прочие необходимые слова, по большей части, вполне искренние, но потом со мной прощались, чтобы вернуться к своему любимому занятию – подготовке очередного сногсшибательного номера еженедельника.

И та же история приключилась с поисками Гарри Стормгрина. Какое-то время мне повсюду попадались похожие на него люди, словно портреты Большого Брата. Любой, кому встретился этот человек, должен позвонить… и т. д., и т. п. Но никто так и не позвонил. Основываясь на показаниях Теда, полиция сконцентрировала свои усилия на поисках коммивояжера медицински обоснованных продуктов питания на трассе между Солт-Лейком и Споканом. Но им не повезло. Пожилой и насквозь виновный мистер Стормгрин ухитрился как сквозь землю провалиться.

Угрожала ли мне по-прежнему какая бы то ни было опасность? – В день выписки Даг Коулмен зажал меня в угол, чтобы мне было никуда не деться от его расспросов. Может быть, вы не в курсе таких ухищрений, мистер Эшер, но подержите эту штуку возле лица, чтобы вас нельзя было опознать по изображению на телеэкране.

Гибель Элио и Джулиана, «Бугатти» и все, с ними связанное, окружало меня со всех сторон, как на готической гравюре, украшенной фрагментами часовых механизмов и вписанных один в другой сферических контуров. Но на настоящий момент мне, по крайней мере, удалось стряхнуть с себя это наваждение, отправить его в духовный архив, в ту же самую папку, что и роковые вопросы о загробной жизни и о противоречии между свободной волей человека и Божественным предопределением. А может быть, собирая на пляже чужой мусор, я на самом деле искал какую-нибудь зловещую улику против Гарри Стормгрина и его возможных сообщников? Таким образом, на мое бессмысленное времяпрепровождение падала благодатная тень выполнения гражданского долга.

Я думал о Лоррен. Превосходно разбираясь во всех моих настроениях, она сейчас непременно улыбнулась бы со всезнающим видом. А может, ты и прав, Алан, может, и впрямь, есть некто, ведущий в этом поединке счет очкам.

Я обошел клубок водорослей, выдернул отросток, рассеянно глядя, как от него отрываются крошечные пузырьки воздуха. Шесть. Снова спасательная станция. Отсюда начинается прямая к дому. Спустившиеся сумерки становились меж тем все гуще и словно бы осязаемей.

Бип-бип. Я окинул взглядом полоску пляжа, поглядел на свой дом на склоне холма. Низкий туман делал это зрелище несколько расфокусированным, но я смог различить на стоянке у дома взятый напрокат (или только что купленный?) автомобиль с включенными фарами. Джилл вышла, помахала мне обеими руками. Что-то она сегодня раньше обычного.

Я помахал ей в ответ и побрел наискось по песку, так осторожно ступая, что, боюсь, мог показаться издали маленьким старичком. В семь часов, – сказала Джилл, нежданно-негаданно позвонив мне прямо из аэропорта. Разумеется, я ничем не занят, приезжай сразу же… Нет-нет, мне сначала нужно сделать кое-какие дела…

Многозначительные паузы становились все более и более затяжными. Один из мучительных разговоров на сплошном подтексте, но с полным отсутствием текста. Двое взрослых людей, а ни один из нас не решится сказать: послушай, мне стыдно из-за этой ерунды, которая приключилась в больнице.

Мне ни за что не следовало бы принимать посетителей в первый день после перевода из отделения интенсивной терапии. А прибыли они все, казалось, одним гигантским автобусом.

Плохое начало потоку посетителей положила моя мать. Едва взглянув на меня, она запричитала. Ах, мой маленький… Слезы, обусловленные и ситуацией, и давнишними воспоминаниями.

У Фрэнсис, слава богу, хватило ума сначала позвонить. Мне прилететь к тебе? Нет. Спасибо за твое предложение, но не надо. Поэтому она постаралась говорить коротко и уклончиво, ценой немалых – и нарочитых – усилий уходя от разговора о реальных делах. Да, и без тебя я справляюсь, и, да, не могу дождаться, когда же ты наконец вернешься. Лишь бы это пошло тебе на пользу, Алан. Кстати, ты не знаешь, куда подевалась пленка с кадиллаками, в картотеке ее нет…

Она оставила меня наедине с яркими картинами загубленной работы, невероятных счетов за лечение и пошатнувшегося банковского баланса. Именно в таком настроении я и был, когда в палату впорхнула Джилл.

Я не видел ее с самого аукциона, поэтому едва взглянув, испытал облегчение. После недавних невзгод, обрушившихся на нас обоих, я ожидал увидеть ввалившиеся щеки, черные круги под глазами, сигареты, выкуриваемые одна за другой. Но ничто из моих опасений не соответствовало действительности. Выглядела она, напротив, похорошевшей и просветленной, как будто обрела наконец веру. Цветы, теперь уже подувядшие, переехали вместе со мной в новую палату, и Джилл буквально окунулась в них, совершив круговой обход моего больничного ложа.

– Вижу у тебя мои цветы, Алан. Попроси сиделку поставить их в свежую воду, может быть, они еще оживут.

Букет спасти не могло уже ничто, но, тем не менее, я кивнул и пробормотал что-то невнятное, пытаясь сразу же наладить с ней контакт. Но она ускользала. Ей явно хотелось поскорее отсюда убраться. Наконец она сдержанно поцеловала меня в лоб, как маленькая девочка, силком отправленная навестить захворавшего дядю.

– Ты прекрасно выглядишь, Алан. А я так боялась.

– Теда ты видела?

Смена темы, понадеялся я, могла пойти мне во благо.

– Только что. И он выглядит уже куда лучше. Собственно говоря, его завтра выписывают. – Джилл подошла к окну и показала на что-то в больничном дворе. – Карри отвезет его в Прово, чтобы помочь ему поскорее вернуться на круги своя.

Подружка взяла верх над Матерью. Оба слова с большой буквы. Это в какой-то мере объясняло угрюмость Джилл, хотя, конечно, не на все сто процентов. Но какова бы ни была причина, у меня не было ни малейшего шанса узнать ее.

– О Господи! Юдоль скорбей, хоть самое себя убей! – раздался резкий голос прямо с порога. – Можно подумать, что вас подстрелили обоих!

Так она себя всегда и вела. С самого начала в этом спектакле мне была отведена роль клоуна. Сара Бернар могла бы показаться начинающей по сравнению с Лоррен.

Прошло уже достаточно времени, так что вся наша совместная жизнь, от свадьбы до развода, оставалась не более чем преданием. Лоррен, которую я знал, жила только в воспоминаниях; ее физическое присутствие, ее приходы и уходы стали чисто гипотетическими. Вплоть до настоящей минуты.

Она перекрасилась в рыжий цвет, коротко постриглась. Ей это шло, превращая в радикальную и самоуверенную особу. Живет ли она по-прежнему в Лос-Анджелесе, играя на душевных струнах судейских работников, чтобы смягчить участь босоногих революционеров и представителей сексуальных меньшинств? И живет ли по-прежнему с Филом? Я не стал спрашивать.

Мы были похожи на плоские фигурки на экране игрального автомата – в аккурат перед тем, как бросишь в прорезь монетку. Лоррен, я понимал, завелась и готова была вот-вот взорваться еще за мгновенье до того, как она увидела у меня Джилл. Возгласы удивления и радости. Объятия, слезы. Дорогая, мне так жаль Элио. Баррикады, заблаговременно воздвигнутые Джилл, рухнули, и она раскрылась так, как никогда не раскрывалась передо мной. Ах, Лоррен, сколько же всего нам надо рассказать друг дружке.

Лежа в постели и наблюдая за ними обеими, я превратился во всеми забытого пятилетнего малыша. Не думаю, что когда-нибудь еще мне доводилось с такой силой ревновать – и так глубоко стыдиться своей ревности. Разумеется, Джилл имела полное право так обрадоваться Лоррен. Девичьи тайны; шанс исповедаться посторонней – во всяком случае, той, которая не является частью нынешней проблемы; да, у нее имелось и право, и причины, чтобы так себя вести.

Я подумал о нас четверых, включая Элио, и о – как это сформулировал Тед? – большой черной дыре, в которую он угодил. Я ощущал себя всеми покинутым, вышвырнутым из дома на стужу. В конце концов дамы, вспомнив о том, где они находятся, повернулись ко мне. Они держали друг друга под руку, как высокопоставленные посетительницы госпиталя для раненых.

– Алан, солнышко, – начала Лоррен. – Только не вздумай дуться! Представь себе, я проделала весь этот путь, чтобы повидаться с тобою.

Мы оба столько раз устраивали друг другу скандалы, что это поневоле стало второй натурой.

– Если речь обо мне, то смело можешь валить отсюда первым же рейсом. Обе можете валить!

Но даже в тот миг, когда я выкрикивал это, какая-то часть души, воспарив, наблюдала за мной с высоты. Ах ты, идиот, что это ты такое вытворяешь? Но я своего все-таки добился. Они обе ушли.

И лежа в больнице, и летя на самолете домой, и здесь, во время прогулок по пляжу, я мысленно репетировал всевозможные извинения. Но, насколько я могу судить по собственному опыту, холостые прогоны приносят мало пользы, в них отсутствует настоящая привязка к действительности. Труся по песку к дому, я успел сообразить, что все мои неотразимые заготовки не более чем жалкий вздор.

Джилл, глядя сверху вниз, стояла на крыльце.

– Привет! А что это там у тебя?

Она указала на мой бумажный пакет.

Грохоча пустыми жестянками, я прошел на автостоянку.

– Да так, всякая дрянь.

Джилл деланно улыбнулась. Морской воздух или некоторое время, проведенное наедине с собой, казалось, разогнали нависшие над нею тучи. Джилл выглядела и впрямь просветлевшей, хотя это и не означало, что с ней будет просто. Мы походили на двух подростков на танцплощадке: пуститься в пляс хочется обоим, но танцевать не умеет ни тот, ни другая.

Чтобы переломить собственную неуверенность, я приступил к всегдашним занятиям. Смыл из садового шланга песок, проверил, не стер ли ступни.

– Ах ты, черт! – Я измазался в дегте – и казалось, будто это пиявки, как в кинокартине «Королева Африки». – Присядь. Я сейчас.

Я пошел в гараж, вернулся с пемзой и мылом. Сидя на приступке, принялся соскребать с себя грязь.

– Только не начинай с того, что я не умею тебя развлекать!

Она рассмеялась.

– Ты пошел на поправку, Алан.

– Ты тоже.

Наши взгляды встретились. Кому начинать?

– Ладно, – в конце концов произнес я. – Как ты находишь жопу во человеческом образе, каковой я являюсь?

– Тебе не нужно извиняться…

– Разумеется, не нужно. Это ведь мое всегдашнее занятие: выгонять взашей старых друзей, доводить их до слез.

– Я хочу сказать, – кротко вступилась Джилл, – что мне понятно твое тогдашнее состояние.

– Ты просто невольно попала в самую гущу событий. Мы с Лоррен далеко не просто друг к другу относимся.

– Да нет. Я и сама вела себя как чудовище. – Ей стало зябко, она потерла плечи. Меж тем быстро темнело.

– Ты проголодалась?

– О Господи, ну конечно же.

– Проходи. – Я открыл раздвижную дверь. – Как насчет свинины по-китайски?

Джилл ничего не имела против моей китайской кухни. Свинина и фибы из ресторана Во Фонга плюс импровизированный салат с курятиной, который я на скорую руку сообразил из домашних припасов. «Джим Бим» с содовой и огонь в очаге.

О чем они говорили с Лоррен? Да так, обо всякой всячине.

(«Знаешь, Алан, она по-прежнему очень за тебя переживает». «К сожалению, кто-то некогда совершил великую ошибку, внушив ей, что она на редкость умная женщина».) Мы перешли к более насущным темам, но и это не принесло ничего хорошего. Нет, Элио никогда не заводил речи о ранчо или о целом поместье. («Можешь внести это обстоятельство в список вещей, которые он от меня утаивал».) Да, она видела полицейский портрет Гарри Стормгрина и, точь-в-точь как ее сын, не имеет ни малейшего представления о том, кем мог оказаться этот человек.

– Алан, – торжественно начала она, допивая виски. – Мне хочется внести ясность в… ну, сам понимаешь. – Джилл помахала в воздухе палочкой для еды, вид у нее сейчас был самый серьезный. – Только, пожалуйста, выслушай. Это для меня важно. С тех пор, как началась вся эта история, я стараюсь держаться молодцом. Нет, я не требую за это медали. Мне просто кажется, что мне – что всем нам – другого не остается. Значит, сперва был Элио, и я смирилась с этим, что бы оно на самом деле ни значило. Затем в разгар ужина зазвонил телефон, как гром среди ясного неба, и оказалось, что звонят из больницы и что мне надо прибыть к Теду, хотя не волнуйтесь, он уже вышел из критического состояния.

Она вытерла глаза салфеткой.

– Конечно, это прозвучит чудовищно, но я страшно обрадовалась, когда мне сказали, что к тебе меня не допустят. Все обрушилось на меня разом, а мне все же хотелось принимать несчастья малыми дозами. И когда к тебе в конце концов начали пускать посетителей, я вовсе не стремилась попасть в их число. Ты лежал на больничной койке, и мне было страшно поглядеть тебе в глаза. – Сейчас она явно разволновалась. – Еще одна катастрофа, против меня словно бы разом ополчился весь мир. Я чувствовала, что-то вот-вот надорвется или сломается. – Джилл смяла салфетку и швырнула ее на стол. – Ах, я такая паршивка.

– Ты напугала меня, только и всего. – Я подлил ей виски. – Но ожидал я куда худшего. И с паршивкой вполне в силах справиться.

Она попробовала было рассмеяться, но ей это не удалось.

– Хочешь ознакомиться с подлинной изюминкой всей этой истории? В день, когда я улетала из Солт-Лейка, ко мне пришел Тед. В аэропорт. Я стояла с билетом в руке, а он сказал: «Знаешь что, мама? Я сделал Карри предложение».

– О Господи!

Никого из нас это не должно было по-настоящему удивить, но все-таки… Я рассказал Джилл о видениях, посещающих меня на пляже, о том, как действительность преследует нас всех, улепетывающих от нее на босу ногу.

– Примерно так же отреагировала и я. Ну да, конечно же, я постаралась это скрыть. «Разумеется, я счастлива, сынок. Просто малость ошарашена, вот и все». Надо было меня тогда послушать! Алан, я выглядела точь-в-точь телематушкой из «мыльной оперы». И в то же самое время лихорадочно размышляла. А почему бы мне и впрямь не возрадоваться, сынок? Да и что за церемония нам предстоит? Отец невесты и отец жениха – они оба убиты. Не уведут ли невесту полицейские, прикрывающие нас всех от снайперов?

Прежде чем Джилл закончила свой рассказ, я понял, что она на грани истерики. А больше ей пойти было не к кому. Я сделал все, что было в моих силах. Давай, держись. Все в порядке. Вытри сопли. Тревожная улыбка. («Знаешь, стоит тебе выпить, и ты начинаешь разговаривать, как Люк Рикардо».) Яростная доброжелательность, косноязычная и самую малость парализованная. На первый взгляд, все это не слишком отличалось от встречи ночью непосредственно после убийства Элио. Но тогда мы пребывали в преддверии ада и не могли нести ответственности за свои поступки.

Джилл припала ко мне, спрятала лицо у меня на груди, ее волосы прикасались к моим скулам. Видеоматериалы, вопреки тому, что я сказал Джулиану, часто обманчивы. Если бы, например, сейчас гигантский телеобъектив шпионил за нами с берега, – два кадра, один за другим, практически неотличимы друг от друга. Но на первом – простое дружеское объятие, эмоциональный порыв друг к другу, а на втором – встреча пальцев и плоти, алые всплески тепла, покоряющиеся и сопротивляющиеся неизбежному очертания.

Почему такие дела никогда не даются просто? В кинофильмах и в «Плейбое» полным-полно бесхитростно совокупляющихся пар. И это идет людям на пользу, как четверть часа, проведенные в сауне.

Если бы все сводилось только к происходящему в данные минуты! Но у нас с Джилл имелся на двоих чемодан, битком набитый ношенными некогда одеждами. Лучший друг, чужая невеста, мать взрослого сына, друг покойного Элио, конфидентка Лоррен. Все это смешалось в самом нелепом порядке и в самых немыслимых сочетаниях. Я запутался во всех этих сложностях, и блаженный миг был непоправимо и безвозвратно утерян.

– Алан, – нежно шепнула она мне на ухо, – кажется, со мной уже все в порядке. Можешь отпустить меня. – Она мрачно посмотрела на меня, ее руки по-прежнему обнимали меня за шею. – Прости. Будь ты мне посторонним, я могла бы поддаться, могла бы сымитировать страсть. Но у нас с тобой уже ничто не может завершиться так просто.

– Я понимаю. Но мне не хочется, чтобы мы навешивали на все ярлыки. Был это порыв или… – я поднял одну бровь, пародируя безмолвную гримасу киноартиста. – Прелиминарии?

Все правильно, Алан, обрати все в шутку. Мы отлипли друг от друга, с деланным азартом принялись убирать со стола, мыть тарелки, выбрасывать объедки. Позволь, я тебе помогу. Нет-нет, посиди. Болтовня как подмена беседы. Ресторанный набор от Во Фонга включал два пирожка с вложенными в них предсказаниями. Джилл прочитала свое: «Малость безумья и малость доброты принесут большое счастье». В моем значилось: «Отпечатано в типографии Сан-Франциско», а оборотная сторона оказалась чистой.

Я скатал записку в шарик и бросил ее в огонь. Так мы и сидели, в домике на берегу моря, у зажженного очага, сытые и немного пьяные. Посторонний взгляд не смог бы определить, что встреча наша потерпела крушение, ожила, умерла и вернулась на круги своя, в том-то и заключалась главная шарада. Огонь в очаге пошел на убыль, и я уже собирался подложить дров, когда зазвонил телефон.

Джилл, закончив помогать мне, подсела поближе к огню. Я прошел на кухню снять трубку.

– Это мистер Эшер? – Мужской голос, резкий и в то же время колеблющийся, который я узнал, но оказался не в состоянии соотнести с конкретным человеком.

– Совершенно верно.

– С вами говорит Джон Сполдинг. Я звоню по поручению матери. Она хочет поговорить с вами немедленно. – Не слушая возможных возражений, он закончил свою мысль. – Нет-нет, я хочу сказать, лично.