355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Деннис Лестер Маккирнан » Рассветный меч » Текст книги (страница 1)
Рассветный меч
  • Текст добавлен: 11 октября 2016, 23:37

Текст книги "Рассветный меч"


Автор книги: Деннис Лестер Маккирнан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

Рассветный меч

Марте Ли Маккирнан – как это началось, так продолжается и сейчас.

Особую благодарность и признательность выражаю Дэниэлу Кайэну Маккирнану за помощь в транслитерации древнегреческих слов и выражений, употребляемых черными магами; Парье Дебу, адъюнкт–профессору экономики Университета штата Индиана и Университета Пардью в Индианаполисе, за помощь в транслитерации слов и выражений на хинди, использованных в языке, на котором говорят в Бхараке, одном из государств Митгара; а также Марте Ли Маккирнан за ее постоянную поддержку, внимательное прочтение написанного мною и любовь. Я также хочу выразить особую признательность и благодарность Tanque Wordies [1]1
  Объединение писателей со штаб–квартирой в Тасконе, штат Аризона.


[Закрыть]
за проявленную доброжелательность при прочтении «Рассветного меча».

Хочу сделать общее замечание, касающееся всех языковых элементов, использованных в этой книге: часть из них – плод моих собственных изысканий, остальные заимствованы из других национальных языков. Поэтому упреки за возможное неправильное словоупотребление принимаю заранее.


ПРЕДИСЛОВИЕ

Это, вероятно, да, именно вероятно, мой последний роман митгарского цикла.

Если считать и этот роман, то получится, что из–под моего пера вышло восемь эпических произведений, составивших двенадцать книг, плюс собрание митгарских рассказов…

В каждом повествовании я пытался уделить внимание чему–то главному: идее либо проблеме – философской или метафизической. Нет, я не считаю лейтмотивом противостояние добра и зла, противостояние сил света и тьмы, хотя и об этом сказано в моих книгах. Однако сводить основную идею к борьбе добра со злом означало слишком уж обобщить ее.

Вместо этого я пытаюсь заглянуть поглубже в суть явлений, с которыми человечество живет уже не одно тысячелетие: предначертанная судьба и свободное желание; природа зла; причинная взаимосвязь между событиями и их последствиями; способность обычного человека найти в себе силы к тому, чтобы принять вызов; ложная романтика войны; вера, разум, религия и догма; воздействие человека на окружающий мир – вот некоторые проблемы, затронутые в митгарских мифах. Я не уверен в том, что мне удалось дать какие–либо конкретные ответы, но вопросы, которые я перечислил выше, дают обильную пищу для размышлений; над ними стоит задуматься в свободную минуту (если нет другого времени).

Причиной, по которой я включил в свои книги размышления над этими вопросами и проблемами, было желание придать повествованию некоторую практическую значимость, я старался воплотить это в решения, принимаемые героями, в их дела и поступки.

Конфликт, опасности, вызов насыщают повествование энергетикой, но произведение, в котором нет ничего, кроме конфликта (к примеру, пять сотен страниц непрерывного описания сражения), хотя таковые и используются успешно в сценариях некоторых компьютерных игр, будучи выпущено в качестве литературного произведения, почти моментально устаревает.

А если так, то, хотя и опасность, и конфликт, и вызов придают некую энергетику повествованию, ему требуется кое–что еще… И эта самая практическая значимость возникает из идей, которые пронизывают книгу. Однако повествование, в котором читатель не находит ничего, кроме вопросов, проблем, философии и метафизики, буквально с первых же страниц воспринимается как занудный трактат, схоластическая диссертация, высосанная из пальца, отчет неизвестно о чем.

Суть заключается в том, чтобы выбрать правильное соотношение между энергетикой и практической значимостью.

Кроме того, даже если в повествовании с избытком конфликтов, опасностей, вызовов, идей, проблем и серьезных вопросов, – это еще не все. В нем есть герои, описания событий, диалоги, спецэффекты, фабула, которую необходимо раскрыть, и так далее.

И все перечисленное должно быть представлено в правильном соотношении – с этим, как мне кажется, я неплохо справился.

Но я также уверен и в том, что переплетение проблем придает произведению дополнительное и положительное качество, и вам, по всей вероятности, оно придется по вкусу.

Что касается меня, то я не думаю, что проблема борьбы добра и зла настолько грандиозна; для меня это обычная, хотя и сложная тема. Единой сюжетной нитью моего цикла является борьба тех, кто верит в свободу, в свободное волеизъявление, в свободу выбора, против тех, кто этого не признает; борьба, которую можно вести многими способами и которая продолжается по сей день.

Деннис Л. Маккирнан,

январь 1999 года

ОТ АВТОРА

История о Невозможном ребенке была воссоздана на основе нескольких источников, среди которых немаловажное значение имеют дополнения к дневнику Фэрил, отрывки из которого все–таки существуют, а также сгоревшая часть Джингарианского свитка, которую мне удалось восстановить благодаря усовершенствованию методов сканирования в инфракрасном свете.

Говоря о Джингарианском свитке, следует уточнить: когда я писал эпилог романа «Царство драконов», я сделал некое предположение о том, что было написано в части, уничтоженной огнем; при этом я необоснованно утверждал, что тот самый рыбак принес свой улов в деревню и там–то он и сделал свое открытие. С того времени у меня появились дополнительные материалы, и в этом повествовании о Невозможном ребенке я рассказал историю этого рыбака так, как она и была описана много лет назад в свитке, который долгое время считался утраченным.

Я использовал также в качестве справочного материала «Комментарии к балладам барда Эстора», которые также были частично повреждены огнем. Мои предположения, касающиеся Разделения, оказались неверными: 1) в период работы над «Царством драконов» я предполагал, что маги прибыли из Адонара, а в действительности они появились из Мира магов – Вадарии; 2) я предположил также, что дрэги появились на Митгаре из–за Разделения. В повествовании о Невозможном ребенке я исправил допущенные ошибки.

Я извиняюсь перед своими читателями за ранее допущенные неточности и в будущем буду прилагать максимум усилий к тому, чтобы избегать их. Вместе с тем, из–за того что мои первоисточники весьма малосодержательны, в некоторых местах этого повествования (как, впрочем, и в других) я заполняю лакуны своими предположениями; однако хочу сразу же подчеркнуть, что в целом история правдива, поскольку основывается на достоверном материале.

Здесь, как и в других написанных мною повествованиях митгарского цикла, люди, мага, эльфы и прочие живые создания изъясняются на своих языках; однако, дабы не утруждать читателя, я там, где это требовалось, переводил их речь на пелларский, общепринятый язык Митгара. Однако некоторые слова и выражения не поддаются адекватному переводу, и поэтому я оставил их без изменений.

РАССВЕТНЫЙ МЕЧ

Часто предсказания неясны, расплывчаты. В этом их коварство. Они могут означать совсем не то, что ты думаешь.


Пролог
ПОЛЕТ

ДЕНЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ 5Э1009

(настоящее время)

Глубокий снег, оседая, скрывал следы рвущегося изо всех сил вверх по крутому горному склону серебряного волка, преследуемого стаей заходящихся в лае валгов. Воющий гхол на взмыленном, храпящем коне Хель мчался по склону за сворой; рюкки и хлоки, с ревом преодолевая крутой подъем, карабкались на тот же холм. Черные вспышки стрел летели в сторону серебряного волка и черного сокола, оглашавшего злым клекотом затянутое тучами небо; и стрелы и сокол метались в кипящем котле свирепствовавшего наверху шторма.

На спине волка была какая–то ноша, закрепленная ремешками, а на шее этого зверя размером с пони поблескивала цепь, на которой висело кольцо. Нечто подобное сверкало и на шее кружившего в разбушевавшихся небесах сокола – у птицы было черное как ночь оперение, а то, что мерцало в этой черноте, выглядело как кулон из серебра и стекла.

Охотники и загонщики добрались наконец до вершины; волк, время от времени бросавший взгляд на смоляно–черного сокола, продолжал стремительно нестись вперед, преследователи не отставали. Вдруг конь Хель издал пронзительный крик и сорвался вниз с откоса; рухнув на камни, покрытый пеной жеребец придавил собой гхола, и было слышно, как затрещали кости, раздавленные тяжелым телом. Изрыгая ругательства и команды и опираясь на копье, полутруп нашел все же силы, встал на ноги и продолжил погоню пешим, потому что конь Хель был уже ни на что не годен, – он лежал на снегу, с неестественно вывернутой шеей, а раздвоенные копыта отбивали дробь в предсмертных судорогах.

В этот момент сокол прокричал «скрии!» и устремился вправо, а серебряный волк продолжил бег в прежнем направлении. Снова раздался крик сокола, но волк бросился вперед к вершине, укутанной завитками штормовых туч. Издав еще один крик, сокол снизился, сложил крылья и спикировал вниз на волка. Как только он раскрыл крылья, – чак! – стрела, пущенная из арбалета, пронзила его тело, и, издав жалобный крик, птица камнем упала на заснеженный склон.

Не обращая внимания на ликующие крики приближающейся погони, серебряный волк резко изменил направление бега, метнувшись к распростертому на снегу соколу. Бережно взяв в пасть раненую птицу и стараясь не касаться пронзившей ее стрелы, серебряный зверь снова бросился вперед по крутому склону очередного откоса, рассекая сильным телом снежную круговерть.

А валги шли по следу, огромные черные волкоподобные существа, одержимые желанием покончить со своим смертельным врагом, покрытым серебристой шерстью.

Погоня продолжалась, враги поднимались по склону, борясь со свистящим встречным ветром, а темное небо над ними все больше мрачнело. Наконец серебряный волк перевалил через гребень и очутился на круглой плоской площадке, окруженной со всех сторон почти отвесной каменной стеной, заключившей этот клочок земли в тесные объятия, превратив его в капкан для беглецов.

Волк – дрэг – сделал несколько шагов и осторожно положил черного сокола на мягкий снег, а затем сам с глухим рычанием завертелся вокруг и бросился назад к стене скал, окружающих площадку.

Визжащая толпа валгов, рюкков, хлоков, а с ними вместе и гхол приближалась, оскалив клыки, обнажив клинки, изготовив стрелы луков и арбалетов, зажав в руках палицы с острыми шипами. Жаждой крови горели их глаза, какие можно видеть у змей и ехидн. В отдалении, неясно видимая сквозь пургу, стояла огромная крепость, ее черные как смоль стены были испещрены полосами ледяной глазури, перемежающимися с длинными белыми пятнами инея.

Гулко рыкнув и повернувшись спиной к преследователям, волк подошел к раненому соколу, и в этот момент завывающая снежная круговерть охватила и окутала все вокруг, рассыпая заряды колючего снега и погружая горы в белую мглу.

Глава 1
РОДОВЫЕ МУКИ

САМЫЙ ДЛИННЫЙ ДЕНЬ 5Э983

(двадцать шесть лет тому назад)

Первые родовые схватки начались сразу же после того, как утренняя заря Ха–Джи сошла на степи Моко. Юную Тейджи с большим, выступающим вперед животом сразу же препроводили в родильную палатку, где уже сидели повитухи. Они посадили Тейджи на родильный табурет, установленный над неглубокой выемкой в полу, выстланной плетеными матами из соломы. В палатке была уже подготовлена палочка, в которую роженице следовало впиваться зубами при схватках, а также сок желтого мака, чтобы облегчить боль, когда она станет совсем уж нестерпимой. В углах стояли курильницы с ладаном, распространяющие по юрте аромат, дающий успокоение. Вода уже вскипела, пеленки были приготовлены, а рядом с ними отдельной стопкой лежали полотенца для обтирания крови и для других возможных нужд. Приготовлены были и драгоценные благовонные масла, и благоуханные мыла для омовения после родов. Заблаговременно был принесен набор ритуальных ножей: бронзовый нож, которым надлежит воспользоваться, если женщина не сможет вытолкнуть ребенка и возникнет необходимость в кесаревом сечении; железный нож – для того, чтобы перерезать горло, если на свет появится уродец; процедура эта совершается быстро, а случившееся держится в тайне, дабы не опозорить племя. Но никто не думал, что придется воспользоваться каким–либо ножом, поскольку дело происходило в Ха–Джи – самый длинный день в году – благоприятное время, если таковое вообще бывает для рожениц.

Шакун, которой только что исполнилось одиннадцать, впервые было дозволено присутствовать при родах – ей самой предстояло выйти замуж не позже чем через год и, несомненно, сразу же забеременеть, а поэтому ей следовало знать подобные вещи – сейчас она бежала, неся бурдюк, наполненный водой из глубокого ручья, протекающего в степи. Холодная вода предназначалась для охлаждения лба Тейджи, и делать это в течение сегодняшнего дня было поручено Шакун.

Во всех остальных семьях варили чай, чтобы женщины племени, сидя в ожидании конца родов, могли потягивать его. Что до мужчин племени Холаи Чанг, то они в тот день не носились по степи верхом на своих косматых лошадках, а плясали вокруг центрального костра и пили сброженное молоко кобылиц за здоровье Тейджи, младшей жены вождя, которая должна была разрешиться от бремени.

…Когда в селении Югу на берегу Джингарианского моря наступил рассвет, Вангу стащил на воду свое маленькое суденышко и развернул косые паруса, чтобы поймать свежий утренний бриз, дующий с берега; у него было предчувствие, что улов в этот день, самый длинный в году, будет стоить того, чтобы отправиться с ним на главный базар великого портового города Джанйонга.

Он добрался до залива, омывающего западную часть Шабинга, крошечного скалистого островка, что возвышался над водой, как часовой, охраняющий вход в бездонную пучину. Пока лодку нес вперед попутный бриз, рыбак готовил многожильную шелковую бечеву; пожалуй, эта новая снасть окажется достаточно прочной, чтобы устоять под рывками даже самой крупной рыбы; и того, что произошло на прошлой рыбалке, когда его снасть разорвал какой–то неизвестный морской обитатель, на этот раз не случится.

…В юрте Тейджи шли уже последние приготовления. Крики и стоны роженицы становились все громче, хотя воды еще не отошли; а солнце между тем все выше и выше взбиралось по небосводу, и чем светлее становилось вокруг, тем более жарким становился этот долгий день. Юную Шакун снова послали к холодному ручью, чтобы вновь наполнить бурдюк свежей водой, и она пошла, стараясь держаться подальше от мужчин, сидевших вокруг главного костра и занятых возлияниями, дабы избежать их двусмысленных взглядов и похотливых замечаний.

…Вангу расправил свою новую снасть, выбрав самый большой крючок, имевшийся в его рыбацком арсенале, и насадил на острие сетчатый мешок с рыбьими потрохами. Он произнес короткую молитву, обращенную к богу морей, и, опустив цепь с крюком и приманкой за борт, стал понемногу разматывать прочную шелковую бечеву. Наживка скрылась под водой. Чуть позади того места, где сейчас находился Вангу, из моря под углом к поверхности выпирал один из утесов островка Шабинг; при взгляде на скалу в голову невольно приходила мысль о том, что этому утесу известно все, что происходит в водной пучине, – настолько строгим и непроницаемым казался этот каменный часовой моря.

…Ближе к полудню у Тейджи наконец отошли воды. Шакун, накладывая на лоб Тейджи холодное влажное полотенце, с изумлением смотрела на слегка розоватую жидкость, изливающуюся изнутри. Повивальные бабки велели Шакун заменить мат в углублении, на который положат ребенка, а испачканный отнести к костру и сжечь. Когда тоненькая девочка метнула влажный мат в вихрящееся пламя, мужчины, сидящие вокруг костра, разом издали громкий крик радости – это значило, что Тейджи вот–вот разродится. Огонь охватил солому, но Шакун не стала дожидаться, пока мат сгорит, а поспешила прочь от костра, поскольку несколько мужчин, пьяно улыбаясь, уже уставились на нее сальными глазами. Она вошла в родильную палатку как раз в тот момент, когда старая Тал просунула руку промеж ног Тейджи, проверяя величину просвета. Вынув руку, старуха нахмурилась и, посмотрев на остальных повитух, покачала головой:

– Даже и на палец не расширилась.

Шакун почувствовала в груди холодный укол страха, поскольку то, что сказала старуха, было плохим известием – так по крайней мере она считала. А Тейджи, заходясь в крике, не слышала этих слов, а продолжала стонать и вопить все громче и громче.

…Тццц! – бечевка зашуршала – кто–то из подводных обитателей польстился на наживку и заглотил крючок,– а затем стала быстро разматываться.

– Ага! – радостно закричал Вангу. – Ну теперь–то ты попалась! – Он потянулся к бечевке, ухватился за нее и вскрикнул от боли – тонкая бечева обожгла ладони, разматываясь с бешеной скоростью. Перегнувшись за борт, он окунул руки в соленую воду Джингарианского моря; боль стала острее, но затем успокоилась.

Склонившись над водой, рыбак смотрел, как леска пропадает в глубине, а затем – танг! – раздался резкий звук, похожий на сухой, упругий щелчок, – это узел, которым бечева была закреплена на кормовом шпангоуте, воспринял нагрузку, но выдержал. А затем существо, заглотившее наживку, принялось таскать лодку из стороны в сторону по поверхности моря; вода вокруг суденышка кипела, пенилась и перехлестывала через борт.

Глаза Вангу расширились от ужаса.

– Что я поймал? – закричал он, обращаясь к морю. – Или что поймало меня?

…Солнце поднималось все выше и выше, перевалило через зенит и покатилось на запад – самый длинный день начал медленно угасать. А в родильной палатке несчастная Шакун закрыла глаза и зажала руками уши, чтобы не видеть и не слышать страданий Тейджи, однако это было бесполезно.

Повитухи с тревогой посмотрели друг на друга: молодой жене предстояли сухие роды, и никакого изменения в ее состоянии не наблюдалось – ребенок не спешил выйти на свет.

Они в очередной раз посадили Тейджи на родильный табурет, и старуха Тал, приникнув ухом к ее животу, стала слушать, несмотря на пронзительные крики, издаваемые несчастной роженицей. Она приложила к животу руки и, слегка надавив на ту область, где находился плод, стала совершать осторожные подталкивающие движения; несчастная Тейджи кричала все громче.

Старуха повернулась к остальным:

– Ребенок жив и находится в правильном положении… Он не пытается выбраться наружу задом вперед.

После этого Тал приготовила еще порцию сока желтого мака, чтобы приглушить тяжелую боль, терзающую Тейджи, хотя последняя порция помогла очень мало, если вообще хоть как–то облегчила страдания несчастной.

…Лодка металась по поверхности моря кормой вперед; вода перехлестывала через борт. Вангу лихорадочно вычерпывал ее, отчаянно пытаясь не дать лодке перевернуться и потонуть. И как только он подумал о том, что придется, как и в прошлый раз, перерезать новую дорогую снасть и этим спасти лодку… существо, заглотившее наживку, остановилось.

Возможно, оно уже мертвое.

Рыбак продолжал вычерпывать воду.

Не будь дураком, Вангу. Это всего лишь краткая пауза, и твою лодку скоро вновь понесет по морю… Аййй! А что, если это проделки злых духов?

Он как безумный работал руками, вычерпывая воду.

Вдруг лодку сотряс сильнейший удар, который сбил Вангу с ног. Он долго не мог подняться, а когда встал наконец на ноги, то увидел по правому борту громадную серую тушу, почти сразу скрывшуюся под водой.

– Аййй! – простонал Вангу. – Это же шайю.

И снова лодку понесло кормой вперед по водам Джингарианского моря. И тут Вангу достал нож. «Какая разница, сколько она стоит. Если чудовище, которое я только что видел, решит нырнуть в морскую бездну, оно утащит мою лодку за собой. Лучше уж я разрежу бечевку».

Он почувствовал, как в нем закипает злоба,– разве «Вангу» не означает «настойчивый»?! Квейл, его отец, дал ему это имя за то, что еще ребенком Вангу проявлял завидное упрямство. Да, если громадную акулу продать в Джанйонге, можно выручить немало золота. Если бы только вытащить ее на берег – ведь из ее плавников готовят самый целебный суп, а сердце, печень и другие органы можно очень выгодно продать на базаре. Особо ценятся глаза, которыми, как говорят, пользуются колдуньи и гадалки, предсказывая будущее.

Мозг тоже ценится колдуньями, которые определяют по нему, какое зло готовят людям те, кто умеет насылать порчу. А уж мясо акулы просто на вес золота – ведь оно придает силы тому, кто его ест. То же самое и хрящи: люди говорят, будто бы они предохраняют от опасных болезней, поедающих человека изнутри. Зубы воины носят как амулеты, за них тоже можно было бы выручить немало – они придают человеку бесстрашие в бою. Да… Если бы он смог вытащить шайю на сушу…

Вангу отложил нож и взял в руки багор.

…Тейджи каталась по земле, обессилев настолько, что не могла ни сидеть, ни стоять, ни ходить. Повитухи тщетно пытались успокоить ее, и, хотя Тал знала, что чрезмерное количество сока желтого мака смертельно опасно, она все–таки пыталась заставить Тейджи выпить еще, хотя, казалось, сок был совершенно бесполезен.

Шакун по–прежнему клала на лоб Тейджи холодные влажные полотенца; девочка страшно устала, что уж говорить о роженице. Если для того, чтобы родить ребенка, необходимо пройти через такие муки, Шакун согласна дать обет безбрачия, стать жрицей Моко и дожидаться предсказанного пророками прихода магического короля–воителя.

…Ваамп! Шайю обнажила свои страшные зубы, о которые скрежетала цепь с прикрепленным к ней крючком. Громадная рыба в бешенстве металась по водной поверхности, вперив свои холодные черные глаза, в которых застыла смерть, в визжащего от ужаса Вангу.

Ужас насквозь пронизал все существо несчастного рыбака, но, собрав все силы, – йеех! – Вангу вонзил железный клык багра в тело чудовища, острие крюка проткнуло жесткую кожу акулы и глубоко вошло в ее тело.

Шайю пыталась освободиться, и Вангу едва успел выхватить багор, когда чудовище забилось в конвульсиях, таща лодку по мелководью на отвесную скалу, стоящую вблизи западной оконечности острова Шабинг, как будто намереваясь с разгону ударить полузатопленное суденышко о камни и совершить тем самым сокрушительный и суровый акт возмездия. Вновь и вновь акула бросалась в неистовые атаки, и вновь и вновь Вангу, заходясь в крике ужаса, вонзал свой багор в тело морского чудовища. И вот сейчас шайю в очередной раз развернулась всем телом, готовясь к следующей атаке.

Совершая очередной маневр, акула ринулась от лодки, и Вангу буквально в последний момент изловчился выдернуть багор из ее тела и накрепко впиться пальцами в древко, потому что, кроме багра и потрепанной в сражении с чудовищем лодки, ничто не отделяло его от смерти.

– Меня называют Настойчивым! – громко закричал Вангу, и его голос уже не дрожал от отчаяния и страха. – Меня называют Настойчивым… Настойчивым из рода Сюн!

Водная поверхность снова вздыбилась, лодку затрясло на набежавших волнах; шайю снова ринулась вперед. Впившись обеими руками в древко багра, Вангу вновь приготовился к отражению атаки.

…Вместе с последним лучом солнца, скатившегося за горизонт, из груди Тейджи вырвался последний стон, похожий на шепот, – настолько слаб был ее голос… Ее челюсти сомкнулись с такой силой, что она перекусила палочку, которую сжимала в зубах. Тело Тейджи обмякло, жизнь уходила из него. Сердце Шакун лихорадочно забилось, когда старая Тал, наклонясь, приложила ухо к груди Тейджи и прислушалась. Старуха приподнялась и произнесла:

– Несите бронзовый нож. Тейджи мертва. Может быть, нам удастся спасти ребенка.

Шакун в ужасе отвернулась, увидев, как Тал взяла нож и сделала разрез почти через весь живот Тейджи; хлынувшая из разреза кровь залила все вокруг.

Стоя на отмели и орудуя багром как рычагом, Вангу старался перекатить мертвую акулу на более мелкое место, заливаясь при этом истерическим хохотом. Морское чудовище было не менее семнадцати футов в длину и весило никак не меньше полутора тонн. Тело акулы находилось в воде, благодаря чему было не таким тяжелым, так что пока Вангу должен был заботиться о том, как перемещать такой объем, а о том, как перемещать такую тяжесть, ему еще предстояло подумать. Как бы то ни было, солнце садилось, и Вангу надо было сохранить все, что возможно, пока не наступит ночь и другие акулы, привлеченные запахом крови, не окажутся здесь. Туша акулы на три четверти выступала из воды, бечевка, торчащая из ее пасти, была привязана к скале. Вашу взял нож и, ворча под нос проклятия, принялся резать толстую кожу на акульем брюхе, добираясь до внутренностей. Затем он по локти засунул руки внутрь шайю, чтобы извлечь ценные органы, и его пальцы неожиданно нащупали что–то, чего не должно быть в акульем брюхе. Твердое, гладкое, сферической… а может, яйцевидной формы. Не торопясь, он извлек находку на свет и поднес ее к глазам – вааах! – это был горный хрусталь или, возможно, другой драгоценный камень. Нет! Это был нефрит! А может, это был?..

…Они вынули ребенка из вспоротого живота матери, и сразу же пронзительный крик раздался под пологом родильной юрты. Шакун велели обтереть новорожденного мальчика, а старая Тал рылась тем временем в своей сумке, ища нить для того, чтобы перетянуть пуповину, перед тем как перерезать ее. Когда Шакун обтерла ребенка, она увидела темную отметину, обвивающую его шейку и затылок.

Держа нить в руке, Тал отложила в сторону сумку и тоже посмотрела на отметину.

– Несите железный родильный нож, – сказала старуха ледяным голосом, сделав беспристрастно–равнодушное лицо, – на этом ребенке проклятие.

– Но это всего лишь младенец, – запротестовала Шакун.

– Какая разница, – прошипела Тал, зажав в руке нож, – рожденный в боли, смерти и крови, он убил свою мать, на нем отметина; он должен быть умерщвлен, ему надо перерезать горло, иначе племя будет опозорено.

Со слезами на глазах Шакун повернула плачущего ребенка на спину… и вскрикнула от удивления – отметина заканчивалась на лобике ребенка.

– Йонг! – закричала Шакун. – Это знак Йонга!

На лобике ребенка был четкий профиль морды Йонга – дракона, – его извилистое тело опоясывало головку, а хвост обвивал шейку малыша.

Все повитухи с воплями рухнули на пол, преисполненные благоговейного страха: Масула Йонгза Ванг – магический король–воитель – пришел наконец в мир.

…Глаза Вангу сузились от изумления – на его ладонях лежал немного сплюснутый полупрозрачный камень сферической формы, похожий на нефрит, без всякого изъяна, бледно–зеленый и вместе с тем яркий. Камень был примерно шести дюймов длиной и четырех дюймов в поперечнике; казалось, что он излучает какое–то едва заметное свечение. Вангу подставил камень неярким лучам закатного солнца – малиновый свет, упавший на кристалл, отразился сиянием, напоминающим по цвету пятна запекшейся крови.

…Ребенка из родильной палатки перенесли в центр стойбища – этой чести удостоилась Шакун. А почему бы и нет, ведь это именно она увидела знак на голове младенца. Она торжественно прошествовала к главному костру, все повивальные бабки во главе с Тал с почтением следовали за ней. Когда Шакун приблизилась к мужчинам, сидевшим вокруг огня, она смело прошла через их круг и громко, так чтобы слышали все, объявила:

– Его будут называть Кутсен Йонг, – и подняла младенца, чтобы все увидели и ребенка, и метку, ясно проступающую на его головке, – Могучий Дракон.

С почтительными возгласами все мужчины распростерлись на земле, поскольку столь долго ожидаемый магический король–воитель выбрал именно это племя для того, чтобы начать среди них свою земную жизнь.

Старуха Тал вышла вперед и сказала:

– Тейджи умерла, а ребенку нужно молоко.

– Молоко кобылицы? – спросил все еще стоящий на коленях вождь племени Холаи Чанг.

Старая женщина метнула на него суровый взгляд:

– Это же Масула Йонгза Ванг, приход которого давно был предсказан. Он тот, кому поклоняются драконы. Ему не нужно сейчас ничего, кроме женской груди, наполненной молоком.

При этих словах всех охватил леденящий ужас. Холаи Чанг поднялся с колен и направился к кучке женщин, стоящих поодаль. Подойдя к ним, он выхватил крошечного младенца из рук матери, которая в ужасе закричала, и убил его одним ударом ножа.

…«Аййй! Да этой рыбе цены нет! Тем не менее надо приниматься за работу, пока не пожаловали ночные падальщики».

Вангу спрятал нефритовый камень в лодке и вернулся к добыче. Он ловко извлек из туши сердце и печень, а затем вынул глаза. Мозг он решил извлечь завтра, если, конечно, к тому времени от него что–нибудь останется, и преподнести его покровительнице удачи – богине Янчи, ведь именно она направляла его багор, железное острие которого вонзилось в голову шайю и убило огромного хищника на последнем рывке той изматывающей смертельной гонки.

Вангу принялся за плавники, рассчитывая срезать их до наступления темноты. Уже в сумерках он забрался в свою полуразбитую лодку – она почти до половины была затоплена – и, перед тем как его, измотанного и обессиленного, свалил сон, вычерпал почти всю воду.

В течение ночи несколько раз Вангу просыпался от шума ожесточенной возни, происходившей неподалеку, – любители мертвечины пожаловали за своей долей. С восходом солнца они исчезли.

…На следующее утро было решено, что плачущая Кхот, чей сын, которому была всего неделя от роду, был умерщвлен, станет вскармливать ребенка своим молоком. Шакун будет главной служанкой, исполняющей все, что будет нужно Кутсен Йонгу. Ведь именно она первой признала в новорожденном Масулу Йонгза Ванга, к тому же ей исполнилось одиннадцать лет – достаточный возраст для исполнения таких обязанностей.

Магический король–воитель должен быть окружен заботой.

…Большая часть мяса акулы уцелела после ночного набега, но почти все внутренности были съедены, падальщики добрались до них через разрез на брюхе. Что случилось, то случилось, и Вангу, отгоняя прочь крабов, погрузил большую часть уцелевшего мяса в лодку; он получит за него хорошую цену в Джанйонге.

Завершая разделку туши, Вангу принялся за челюсти и, пользуясь ножом как рычагом, стал расшатывать зубы шайю – ему было известно, что от императорской стражи он получит немало золота за эти зазубренные треугольные кости. Он сунул руку в зев чудовища, чтобы начать работу над очередным зубом, и тут пасть неожиданно захлопнулась. Взвыв от боли и ужаса, Вангу уставился на окровавленную культю, которая лишь секунду назад была его левой рукой.

Мертвая шайю отомстила рыбаку за свою смерть.

…Далеко к югу, в стране Джюнг, желтоглазого снаряжали в путь, и не только потому, что уже пришло время. Были предвестия о том, что его не знающий снисхождения враг находится рядом. Черноволосый эльф перешел границу страны Джюнг. Он нес с собой копье с черным древком и острым наконечником из горного хрусталя, на его шее висел маленький голубой камешек. Проехав верхом по стране Джюнг, он достиг наконец великого столичного города, в котором властвовал наиглавнейший из всех полководцев. Там эльф расспрашивал о желтоглазом человеке, и, хотя лишь немногим было что–то известно об этом зловещем затворнике, никто из видевших его не знал, куда он исчез, но произошло это недавно. Эльф обследовал все дороги, ведущие из города, объехал одну за другой все общины, расспрашивая о желтоглазом человеке на фермах и постоялых дворах, попадавшихся на его пути, но создавалось впечатление, что заклятый враг как будто растворился в воздухе. В очередной раз испытав разочарование, эльф в конце концов направил коня назад, на запад, и покинул страну Джюнг.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю