Текст книги "Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 68 страниц)
В 1965–1966 годах советское диссидентское движение только складывалось и не приобрело еще черты движения правозащитного. Главный толчок к его появлению дали арест А. Синявского и Ю. Даниэля и процесс над ними. Сведениями о знакомстве Эренбурга с Даниэлем мы не располагаем. Когда он узнал о Синявском, точно сказать нельзя, но в любом случае это произошло не позже начала августа 1957 года, когда Эренбург получил письмо от Светланы Сталиной, тогда научного сотрудника ИМЛИ. Это был ее отклик на эренбурговские «Уроки Стендаля», вызвавшие злобную реакцию идеологических служб ЦК КПСС. Письмо Св. Сталиной написано 7 августа, а 2-го была сочинена «Записка отдела культуры ЦК КПСС об ошибках в статье И. Г. Эренбурга „Уроки Стендаля“» [1899]1899
Аппарат ЦК КПСС и культура 1953–1957: Документы. М., 2001. С. 692–694.
[Закрыть]с грозным выводом: «Отдел культуры ЦК КПСС считает, что подобные выступления в печати наносят идеологический вред» – и рекомендацией советской печати выступить с критикой неправильных утверждений И. Эренбурга. Так, по указанию «сверху», началась антиэренбурговская кампания (нападкам подверглось не только его стендалевское эссе [1900]1900
В 1956–1957 гг. ЦК КПСС подготовил три записки об идеологических ошибках Эренбурга.
[Закрыть]), и в СССР никто не имел возможности поддержать Эренбурга публично. Даже номер «Леттр франсез» со статьей Арагона в его защиту был изъят из продажи в Москве и Ленинграде. Светлана Сталина была от «Уроков Стендаля» в восторге. В откровенном и очень личном, выдержанном в духе явного инакомыслия письме [1901]1901
См.: Уроки Стендаля и Светлана Сталина // Фрезинский Б.Писатели и советские вожди. М., 2008. С. 589–607, а также: П3. С. 347–355; Вопросы литературы. 1995. № 3. С. 293–304.
[Закрыть]она подробно описала обстановку в ИМЛИ:
«Все мы любим литературу со всей страстью сердца. Но вот беда: у каждого из нас, да и у других наших коллег, есть десятки интересных мыслей об искусстве, но мы никогда ихне произносим вслух в те моменты, когда нам представляется трибуна научной конференции и страницы журнала. Там мы пережевываем жвачку известных всем высушенных догм. И это не от нашего лицемерия, это какая-то болезнь века, в этой двойственности даже никто не видит порока, это стало единственной формой мышления интеллигенции (я говорю о своей среде, которую знаю)».
И дальше, когда речь пошла о работе коллег, она рассказала:
«Молодой талантливый литературовед А. Д. Синявский написал небольшую монографию о Пастернаке для 3-х томной истории Советской литературы, готовящейся в нашем институте. Эта великолепная работа написана именно с таких широких позиций гуманистического и жизнеутверждающего слова, как только и можно писать о Пастернаке. Ее очень хвалили, но, увы, в 3-х томник она очевидно не войдет [1902]1902
Трехтомник «История русской советской литературы», подготовленный в ИМЛИ, начали печатать в 1958 г., когда само упоминание имени Пастернака было в СССР немыслимо без бранных слов.
[Закрыть], потому что работа отходит от прямых норм и форм узкой классификации, в которые никак не втиснешь Пастернака. И вот таким образом из Истории советской литературы этот поэт – крупнейший художник – „выпадает“, ибо с этих узких позиций поставить его рядом с Горьким никак нельзя. А с точки зрения большого настоящего искусства, служащего народу, человечеству, прогрессу – это можно и должно, и необходимо было сделать!»
По многим причинам письмо дочери Сталина произвело на Эренбурга исключительное впечатление, он показывал его друзьям – и отечественным, и зарубежным.
Это было своего рода заочное знакомство Эренбурга с Синявским. Следующий их «контакт» начался в 1960 году и связан с небольшой книжкой о Пикассо, сочиненной любившим живопись и графику Пикассо A. Синявским вместе с его другом – искусствоведом, сотрудником ГМИИ им. Пушкина И. Голомштоком [1903]1903
Об этом рассказывает глава «Пляски вокруг Пикассо» в «Воспоминаниях старого пессимиста» Игоря Голомштока (Знамя, 2011. № 3. С. 158–163). Отметим, что работа над книжкой была заказана И. Н. Голомштоку, а идея привлечь к работе А. Д. Синявского принадлежала давней приятельнице Голомштока М. В. Розановой-Синявской (см.: Там же. С. 159).
[Закрыть]. Писалась она для издательства «Знание», подчиненного одноименному Всесоюзному обществу по распространению политических и научных знаний. Книжку предполагалось выпустить массовым тиражом. Это была первая (с 1920-х годов) работа о Пикассо отечественных авторов (сборник переводов зарубежных статей о творчестве Пикассо вышел малым тиражом в 1957-м и через год был осужден в Записке отдела культуры ЦК КПСС [1904]1904
Идеологические комиссии ЦК КПСС 1958–1964: Документы. М., 1998. С. 36, 37, 134.
[Закрыть]).
О том, что издательство «Знание» заказало книжку о Пикассо, Эренбург узнал в июне 1960 года, когда ему на дачу в Истру позвонил председатель общества «Знание», нобелевский лауреат по химии академик Н. Н. Семенов и попросил написать внутреннюю рецензию на эту книжку и, если она ему понравится, предисловие к ней (а попутно предложил подготовить брошюру на тему «Искусство и жизнь»). Точно не известно, кто был инициатором этого звонка: авторы или редактор книжки Велта Пличе. Мнение президента общества «СССР – Франция» И. Г. Эренбурга было, несомненно, авторитетным, и его одобрительная рецензия могла помочь изданию книжки, а предисловие – ее читательскому успеху. Эренбург ответил положительно на эти предложения Семенова, и редактор привезла ему рукопись Синявского и Голомштока. В ней не было никаких советских штампов и той дури, которая приводила Эренбурга в бешенство; однако возражений по существу у него было немало (об этом свидетельствовали его пометы на полях рукописи). Он пригласил авторов к себе для личного разговора. Синявского не было в Москве (он находился в поездке по Северу и ожидался лишь 25 августа). Голомшток приехал один, выслушал возражения Эренбурга и пообещал учесть их в ходе доработки. При прощании ему была выдана на прочтение привезенная Эренбургом из Парижа новая книга о Пикассо, написанная Элен Пармелен.
Убедившись, что имеет дело с серьезными, любящими Пикассо авторами, Эренбург написал на их книжку положительную рецензию («Вы знаете и видели по рецензии, – напоминал он потом в письме редактору, – что мне очень хочется способствовать выходу Вашей книги» [1905]1905
22 августа 1960 г. Авторская копия; архив автора.
[Закрыть]). B. О. Пличе его информировала:
«Ваша рецензия, Илья Григорьевич, подоспела в нужную минуту: из плана выбрасывают темы, по которым еще не сданы в издательство рукописи, а т. к. рукопись о Пикассо я не кажу в издательство, пока на ней не будет всех печатей, я показала Вашу бумагу – и тотчас все образовалось. Спасибо Вам» [1906]1906
Архив автора.
[Закрыть].
Между тем в отсутствие Синявского Голомшток переделывал рукопись. По завершении он написал Эренбургу:
«Я хочу еще раз поблагодарить Вас за те ценные замечания, которые Вы сделали по нашей работе о Пикассо. Я старался учесть Ваши замечания при переработке текста, т. к. целиком согласен с ними, за исключением одного вопроса. Речь идет о последней части, которую можно было бы условно назвать „Пикассо – последний великий художник мировой живописи“ <…>» [1907]1907
Архив автора.
[Закрыть].
Это письмо он показал редактору, когда сдавал исправленную рукопись, предупредив, что стилистической правкой займется Синявский. Времени было в обрез: готовую рукопись 30 августа надо было сдать в набор.
«Я посылаю Вам рукопись после исправлений, внесенных Игорем Голомштоком, – писала Эренбургу В. О. Пличе. – Думают Игорь и Андрей одинаково, но талантливы они по-разному: Андрей блистательно пишет. Он сядет за работу 25.VIII и трое суток будет точить и чистить текст. Одновременно я буду сверять – для того, чтобы ничегошеньки не было упущено – их экземпляр с моим, на котором у меня записано каждое Ваше слово. Тогда – 30.VIII – я сдам рукопись в набор, как я обязалась и как нужно, чтобы книжка вышла <…>. Я не могу сдать 30 VIII книжку без Вашего предисловия и я должна ее сдать 30 VIII <…>. И еще одна задача, которая может быть решена только с Вашей помощью. Игорь Наумович и Андрей Донатович считают, что Пикассо – последний великий, что он закрывает дверь. Вы считаете, что Пикассо открыл дверь <…>. Я хотела бы Вас просить убедить мальчишек-авторов в их неправоте» [1908]1908
Архив автора.
[Закрыть].
Эренбург на это ответил:
«31 августа я должен улететь в Женеву и сейчас пишу доклад – увы, не о Пикассо, но о помощи слаборазвитым странам. Таким образом написать что-либо до моего отъезда я не смогу. Есть только одна возможность сдать Ваш материал до 30 августа с предисловием – взять тот мой портрет Пикассо, который составляет одну из последних глав „Люди, годы, жизнь“ 1-й части. Но есть серьезное „но“ – эта глава будет напечатана в октябрьском номере „Н<ового> М<ира>“. Написать что-либо я смогу только в октябре <…>» [1909]1909
22 августа 1960 г. Копия Эренбурга; архив автора.
[Закрыть].
Редактор согласилась напечатать в качестве предисловия фрагмент мемуарной главы. Прочитав в тот же день большое письмо Голомштока и не согласившись со многим в нем (суждения о Возрождении, утверждение, что Кандинский – художник первого ряда, а Брак – второго и т. д.), Эренбург не принял утверждения, что «Пикассо последний великий художник мировой живописи». Напомнив, что «в восьмидесятые годы прошлого (т. е. XIX. – Б.Ф.) века Голомштоки эпохи, отмечая кризис импрессионизма, писали, что эпоха живописи кончена», Эренбург написал И. Н. Голомштоку: «Вы оставите читателя с ложным представлением, что Пикассо завершил период, а живопись продолжают у нас авторы картин „Письмо с фронта“ и „Вернулся“ [1910]1910
Мастера соцреализма А. Лактионов и Ф. Решетников (видимо, имеется в виду его картина «Опять двойка» о возвращении ученика из школы домой).
[Закрыть]. Вот над этим подумайте» – и, подводя итоги, высказался совершенно откровенно:
«Как бы ни были интересны и своеобразны мысли Ваши и Вашего соавтора, они настолько спорны, что я, например, с ними не согласен. Между тем задуманная книга предназначена не для знатоков живописи, а для средне образованного человека. Представляется редкая возможность ознакомить его с большим художником, которого он знает по дурацким статьям и только. В такую книгу нет смысла вводить спорные положения. Это попросту мой совет, я никак не хочу ограничивать Ваши права – это шло бы вразрез со всем тем, что я защищаю» [1911]1911
П2. С. 488–489.
[Закрыть].
Этому совету авторы вняли, и окончательный вариант рукописи благополучно ушел в набор.
14 декабря 1960 года тоненькую книжку о Пикассо (с предисловием и черно-белыми иллюстрациями) подписали в печать, и 100 тысяч ее тиража тут же отпечатали, а следом выдали авторские экземпляры. Получивший их Эренбург в первые же свои зарубежные поездки 1961 года показывал советскую книжку о Пикассо друзьям и упоминал ее в интервью журналистам [1912]1912
На книжке был указан 1960 год издания и стоимость в ценах 1960-го (1 р. 90 коп.) и 1961-го (19 коп.).
[Закрыть]. Но именно тогда и разразился скандал, инициаторами которого оказались прознавшие о книжке сталинисты из руководства Академии художеств СССР – давние антагонисты Эренбурга и ненавистники современного западного искусства: они подняли на ноги всех своих покровителей в ЦК КПСС. Продажу тиража приостановили. Редактор книжки обо всем информировала Эренбурга. Но многих подробностей она не знала. В частности, что еще 12 января 1961 года глава Агитпропа ЦК, набиравший при Хрущеве силу Л. Ф. Ильичев доложил главному идеологу КПСС М. А. Суслову:
«Издательством „Знание“ <…> выпущена 100-тысячным тиражом брошюра И. Голомштока и А. Синявского „Пикассо“ <…>. В этой брошюре авторы основное внимание обращают не на те стороны творчества Пикассо, которые сближают его с реалистическим искусством, а на его формалистические и абстракционистские произведения <…>. Тираж брошюры отпечатан, однако распространение его задержано» [1913]1913
См.: Голомшток И.Воспоминания старого пессимиста. С. 159.
[Закрыть].
На вопрос Суслова «А как быть с брошюрой?» ответ был предложен: пустить под нож. Не зная об этом обсуждении брошюры в Агитпропе и полагая, что распространению тиража препятствуют сталинисты из аппарата общества «Знание», Эренбург 20 января 1961 года запросил председателя общества Н. Н. Семенова, удалось ли преодолеть возникшие затруднения. Семенов ничего не ответил. 16 февраля 1961 года Эренбург снова обратился к нему «по чрезвычайно неприятному делу» и, напомнив о его летнем звонке, заметил, что свои обещания он выполнил, между тем выход книжки задерживают, а вокруг нее поднята непонятная ему шумиха:
«С одной стороны, политически, все это чрезвычайно неприятно, – писал Эренбург, – в этом году исполняется 80 лет Пикассо, и, насколько я знаю, все прогрессивные и коммунистические круги Запада готовятся к этому юбилею. С другой стороны, лично мне обидно, что я оказался причастен к книге, которую осуждают в Обществе, где Вы являетесь председателем. Вы для меня большой ученый. Я знаю, что живопись не Ваша специальность, но ведь предисловие я написал по Вашей просьбе, и мне кажется, что Вы должны здесь вмешаться в дело» [1914]1914
П2. С. 498.
[Закрыть].
Ответа снова не было. И только узнав, что две трети готового тиража собираются уничтожить, Эренбург понял, что дело не в издательстве, а в ЦК. 4 мая он написал главному идеологу партии М. А. Суслову, которого знал со сталинских времен, прося немедленно вмешаться и предотвратить международный скандал, поскольку сообщение про вышедшую в Москве книжку о Пикассо с его легкой руки широко распространили западные газеты [1915]1915
См.: Там же. С. 502–503; где дата указана неточно (из-за опечатки – июнь вместо мая – Н. И. Столяровой в одной из машинописных копий личного архива Эренбурга).
[Закрыть]. По-видимому, лишнего международного скандала Суслов не захотел, и тираж книжки «Пикассо» был спасен. Эренбург отправил ее художнику 5 июля 1961 года, сообщив, что всего таких книжек отпечатано 100 тысяч по цене 19 копеек за штуку (т. е. купить ее в состоянии каждый желающий) [1916]1916
См.: Там же. С. 504.
[Закрыть]…
Что же касается личной встречи Синявского с Эренбургом, то ее описал Голомшток. Она состоялась весной 1963 года, когда в ГМИИ готовили выставку Фернана Леже и Голомштоку поручили забрать для выставки два полотна Леже из собрания Эренбурга:
«С собой я прихватил Синявского, которому было интересно познакомиться с автором предисловия к нашему „Пикассо“. Тогда только что прошла встреча правительства с творческой интеллигенцией, на которой Хрущев бранил непечатными словами мастеров кисти и пера. Говорили, что когда брань вождя коснулась его персонально, Илья Григорьевич просто встал и покинул собрание. Теперь, у себя дома, Эренбург находился в состоянии некоторого возбуждения. Вскоре должен был быть опубликован второй том его воспоминаний „Люди, годы, жизнь“, и он боялся, что на книге, да и на всем его творчестве, будет поставлен крест [1917]1917
Главной причиной беспокойства Эренбурга (о ней он мало с кем мог говорить в силу сугубо личных обстоятельств) было опасение, что ему не позволят выезжать за границу.
[Закрыть]. „Илья Григорьевич, – вставил в разговор Синявский, – пишите в стол“. Эренбург помрачнел, помолчал и сказал (привожу его слова по памяти): „Я средний писатель. Я не могу писать в стол. Я знаю: то, что я пишу сегодня, нужно людям, а завтра это будет уже не нужным“. Это было точно! Даже в самых скучных своих романах 40-х годов Эренбург всегда доходил до грани запретного, слегка переступал за эту грань, за что неоднократно подвергался строгой критике в прессе. Я, по крайней мере, всегда находил в его романах что-то мне „нужное“. И кто бы из наших „письменников“ назвал себя средним писателем! Температура моего уважения к Эренбургу подскочила на несколько градусов!» [1918]1918
Голомшток И.Указ. соч. С. 161.
[Закрыть]
Вполне возможно, что в 1964-м Эренбург держал в руках книгу Синявского и Меньшутина «Поэзия первых лет революции». И, уж конечно, будучи членом комиссии по литнаследству Пастернака [1919]1919
Еще в 1961 г. при содействии Эренбурга вышло первое посмертное, куцее «Избранное» Пастернака.
[Закрыть], знал большую вступительную статью Синявского к тому Пастернака в «Библиотеке поэта», подписанному в печать 25 мая 1965 года (книгу открывали четыре страницы издательского предисловия – они поправляли Синявского для власти и читателей)…
(Вокруг и после него)
В сентябре 1965-го Синявского и Даниэля арестовали; официальное извещение появилось в советской печати в январе 1966-го [1920]1920
Здесь и далее используются материалы из книги «Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля» (М., 1989).
[Закрыть]. Однако уже в ноябре – декабре 1965-го в СССР шли письма и телеграммы протеста из разных стран (поскольку осенью 1965 года Шолохову присудили Нобелевскую премию, то многие протесты направлялись лично ему: новоиспеченного лауреата просили о помощи арестованным)…
В конце декабря 1965 года Эренбург обратился к М. А. Суслову с личной (против обыкновения) просьбой о разрешении ему отдохнуть месяц на юге Франции за счет своих тамошних друзей [1921]1921
См.: П2. С. 593. Эренбург не написал Суслову, что помимо страшной усталости, требовавшей отдыха, ему очень не хотелось оставаться дома в дни своего 75-летия и выслушивать фальшивые официальные поздравления.
[Закрыть]. Просьба была удовлетворена, и часть января – февраля 1966-го Эренбург провел во Франции.
Между тем еще 5 декабря 1965 года в Москве у памятника Пушкину по инициативе сына С. Есенина А. С. Есенина-Вольпина прошла разогнанная демонстрация (200 участников) под лозунгом «Уважайте Конституцию!». Тогда же диссидент Александр Гинзбург отправил письмо премьеру Косыгину («Я люблю русскую литературу и не хочу, чтобы еще два ее представителя отправились под конвоем валить лес»). «Ответом» послужила статья «Перевертыши» в «Известиях» от 13 января 1966 года (автор – секретарь московского отделения Союза писателей Дмитрий Еремин). 18 января «Известия» напечатали письма согласных с Ереминым, его противников такой возможности лишили [1922]1922
Возмущенные этим читатели протестовали. Немало писем получил и Эренбург, долго разбиравший свою почту по возвращении из Франции. Вот как он 12 апреля 1966 г. откликнулся на оценку статьи Еремина читателем В. В. Манукяном: «Я согласен с Вашими словами о статье Дм. Еремина, считаю ее тон недопустимым, независимо от оценки вопроса по существу» (архив автора).
[Закрыть]. 23 января датирован протест В. Корнилова и Л. Чуковской, а за день до него «правильной» статьей критика 3. Кедриной в «дискуссию» включилась «Литературная газета».
31 января 1966 года писатели Франции, Германии, Италии, США и Великобритании, обращаясь к правительству СССР с просьбой об освобождении арестованных, заявили, что если бы арестованные в Москве литераторы жили у них и писали столь же сатирично, их никто бы не тронул [1923]1923
Письмо подписали: Мориак, Кассу, Бретон, Белль, Грасс, Моравиа, Кальвино, Оден, Беллоу, Миллер, Грин, Мердок и др.
[Закрыть]. 3 февраля в ответ на запрос юридической консультации Бауманского района Москвы Вяч. Вс. Иванов представил заявление с подробным анализом сочинений А. Терца (Синявского) и выводом, что они не дают никакого основания для судебного преследования. Суд над Синявским и Даниэлем (сопровождавшийся репортажами в газетах) прошел в феврале. Подсудимые не признали себя виновными и получили 7 и 5 лет заключения в колонии строгого режима.
После столь жестокого приговора группа писателей обратилась с письмом к Президиуму XXIII съезда КПСС, Президиумам Верховных Советов СССР и РСФСР с просьбой освободить Синявского и Даниэля на поруки [1924]1924
См. Орлова Р., Копелев Л.Мы жили в Москве: 1956–1980. М., 1990. С. 202.
[Закрыть]. Текст его был дипломатичным:
«Хотя мы не одобряем тех средств, к которым прибегали эти писатели, публикуя свои произведения за границей, мы не можем согласиться с тем, что в их действиях присутствовал антисоветский умысел, доказательства которого были бы необходимы для столь тяжкого наказания. Этот злой умысел не был доказан в ходе процесса. Между тем осуждение писателей за сатирические произведения – чрезвычайно опасный прецедент, способный затормозить процесс развития советской культуры. Ни науки, ни искусство не могут существовать без возможности высказывать парадоксальные идеи, создавать гиперболические образы… Синявский и Даниэль – люди талантливые, и им должна быть предоставлена возможность исправить совершенные ими политические просчеты и бестактности. Будучи взятыми на поруки, Синявский и Даниэль скорее бы осознали ошибки, которые допустили… Этого требуют интересы нашей страны. Этого требуют интересы мира. Этого требуют интересы мирового коммунистического движения».
В числе 62 подписавших были Чуковский К. И., Эренбург И. Г., Шкловский В. Б., Антокольский П. Г., Славин Л. И., Каверин В. А., Дорош Е. Я. и др. [1925]1925
Цена метафоры. С. 499–500.
[Закрыть]
В ответ М. А. Шолохов, выступая на XXIII съезде КПСС, выразил сожаление о мягкости вынесенного Синявскому и Даниэлю приговора, припомнив времена, когда «предателей» расстреливали на месте, и под бурные аплодисменты зала заявил: «Вдвойне стыдно за тех, кто предлагает свои услуги и обращается с просьбой отдать им на поруки осужденных отщепенцев». Впрочем, Шолохов учел в своем выступлении авторитетное мнение верхов об осужденных Синявском и Даниэле, высказанное в отчетном докладе ЦК, зачитанном Л. И. Брежневым. Вспоминая историю с писательским письмом XXIII съезду, Эренбург – сторонник лишь таких писем, что помогают делу, а не пишутся ради красного словца, – печально заметил: «И вообще все это бесполезно… Написали мы тут письмо в защиту Даниэля и Синявского, и последствием этого явились фразы в докладе Брежнева…» [1926]1926
Возвышенный корабль: Виктор Дмитриевич Дувакин в воспоминаниях. М., 2009. С. 208.
[Закрыть]. Для оценки этого коллективного писательского письма в адрес партийного съезда целесообразно сравнить его стилистику с фразами из другого документа, где говорится о
«презрении и даже гадливости в отношении этих двух литераторов, навсегда покрывших себя позором в глазах нашей общественности своим трусливым двоедушием и гражданской бесчестностью, позволившим им, называясь советскими писателями, печатать тайком за границей свою в сущности антисоветскую и антихудожественную стряпню под псевдонимами Абрам Терц и Н. Аржак» [1927]1927
Из письма А. Т. Твардовского, огорченного жестоким судебным приговором, в Секретариат Союза писателей СССР 1 марта 1966 г. ( Твардовский А.Новомирский дневник: В 2 тт. Т. 1. М., 2009. С. 433–434).
[Закрыть].
К содержанию коллективного письма в защиту Синявского и Даниэля Эренбургу пришлось вернуться в конце марта 1966 года, когда по наводке В. Каверина к нему пришел сотрудник филфака МГУ [1928]1928
Рассказ этого сотрудника (В. Е. Хализева) о походе к Эренбургу 31 марта 1966 г. см.: Возвышенный корабль. С. 205–211.
[Закрыть]с письмом в поддержку доцента филфака, специалиста по Маяковскому В. Д. Дувакина, уволенного с работы за выступление на процессе Синявского и Даниэля в их поддержку. Каверин дал ему номер телефона Н. И. Столяровой, попросив не ссылаться на себя, а просто чтобы спросить у Н. И. совета, как быть. Эренбург оказался дома, и, прочитав письмо, Н. И. пошла к нему в кабинет, пробыла там минут 10, вернулась и сказала, что Эренбург хочет с пришедшим поговорить лично. Эренбург медленно читал письмо, подписанное Кавериным, Кроном, Алигер, и монотонно повторял, насколько оно бесполезно и как плохо написано. «Пишете ректору, как будто собираетесь жаловаться на него в ЦК. <…>. Надо обращаться к нему как к порядочному человеку. <…> Устраняют ведь только с педагогической работы? <…> Но научная-то работа интересней». Эренбург продиктовал Н. И. Столяровой новый текст и попросил его напечатать. Он посоветовал получить под письмом подпись специалиста по Маяковскому, поморщился на предложенного Метченко и предложил Катаняна. Поглядывая на гостя изучающе, Эренбург сказал с хитрецой: «Сейчас такое время, что все пишут: одни по одним адресам, а другие совсем по другим» – и произвел на гостя впечатление человека крайне осторожного, весьма дипломатичного, а вместе с тем – искреннего, доброжелательного. Получив письмо писателей, ректор МГУ восстановил Дувакина (хоть и не на филфаке, но на межвузовской кафедре, где можно было заниматься исследовательской работой, потом Дувакина прославившей)…
В мае 1966 года Эренбург выезжал в Башкирию, где «избирался» депутатом Верховного Совета СССР. Все его выступления и встречи с избирателями в ходе предвыборной кампании тщательно отслеживались, и по итогам поездки писателя первый секретарь Башкирского обкома КПСС З. Н. Нуриев направил 4 июня 1966 г. секретную записку в Политбюро ЦК КПСС, в которой подробно описаны «демагогические и аполитичные заявления» кандидата в депутаты. Среди прочих фактов в записке приведен и такой:
«Касаясь мер, принятых в отношении Синявского и Даниэля, И. Эренбург заявил, что он их не одобряет. По его мнению репрессия Синявского и Даниэля была ошибкой и вызвала ненужный резонанс за рубежом, особенно среди французских и итальянских коммунистов» [1929]1929
Источник. 2000. № 2. С. 110.
[Закрыть].
Присутствовавшие на процессе Синявского – Даниэля жены обвиняемых вели запись судебных заседаний. По материалам этих записей Александр Гинзбург подготовил «Белую книгу», предполагая разослать ее текст в официальные советские органы, включая КГБ, редакции газет и т. д. С этим текстом в ноябре 1966 г. он пришел к Эренбургу, и тот сказал: «Жаль, что вы не собрались ко мне, когда только еще собирались заняться этой работой». Эренбург сделал ряд замечаний, думая о том, чтобы реально помочь осужденным, а не о том, чтобы продемонстрировать свое инакомыслие (он заметил, например, что, обращаясь к официальным советским лицам, стоило ссылаться на слова в защиту Синявского и Даниэля не «идеологического противника» Р. Конквеста, а коммуниста Луи Арагона, написавшего в «Юманите»: «Ради нашего общего дела мы надеемся, что приговор будет обжалован»). Гинзбург с этим категорически не согласился и в ответ услышал раздосадованное: «Посадят вас, а не меня» [1930]1930
Рубинштейн Дж.Жизнь и время Ильи Эренбурга. СПб., 2002. С. 408.
[Закрыть]. Гинзбурга и арестовали в январе 1967-го. Эренбурга вызывали к следователям, ион сказал им, что этот молодой человек ему симпатичен и что ничего, могущего пойти ему во вред, он не скажет. Процесс над А. Гинзбургом прошел в январе 1968 года, когда Эренбурга уже не было в живых, и Н. И. Столярова на суде подтвердила, что Гинзбург приходил советоваться к Эренбургу о своем тексте.
Последний диссидентский процесс, с которым успел познакомиться Эренбург, – дело генерала П. Г. Григоренко, первоначально арестованного еще в 1964 году за распространение материалов о Новочеркасском расстреле 1962 года и о нехватке хлеба в различных районах страны; затем год продержанного в ленинградской психиатрической больнице, признанного больным и уволенного из армии. Поскольку правительство к тому времени разжаловало опального генерала в рядовые, пенсию ему не назначили, и генерал зарабатывал на жизнь грузчиком в магазине. Столярова постоянно держала с ним связь по телефону. Григоренко обратился к Эренбургу, объяснив свою ситуацию, и И. Г. согласился принять от него письменное описание всех нарушений закона в его деле [1931]1931
См.: П3. С. 601–605.
[Закрыть]. В разговоре генерал спросил у писателя, почему так мало людей прислушиваются к его призыву бороться с беззакониями власти. Эренбург на это грустно заметил, что «понадобится три смены поколения, пока люди будут слушать» [1932]1932
См.: Рубинштейн Дж.Указ. соч. С. 406.
[Закрыть]. Эту мысль писатель не раз повторял собеседникам, а также на тех редких встречах с читателями, которые ему дозволялись. О том, что последние годы жизни Эренбурга были скорее печальными, говорят и его поздние стихи.
Илья Эренбург умер 31 августа 1967-го. Исторически очевидно, что он ушел вовремя, – подобно тому, как нельзя и помыслить себе Маяковского в Москве 1937 года, невозможно представить и Эренбурга в августе 1968-го. Пришли «другие времена» и «другие люди». И самые смелые диссиденты, героически не щадившие себя, чтобы добиться от власти решительных перемен к лучшему, цитированным выше словам Н. Я. Мандельштам о «смягчении нравов» не вняли. Неохотно вспоминая об Эренбурге, они брюзжали на его несговорчивость и на его, как им казалось, высокомерную прагматичность…
