Текст книги "Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)"

Автор книги: Борис Фрезинский

«С первого дня войны я часто писал вещи без подписи и считаю, что писатель в дни войны, если он не может с оружием защищать Родину, должен выполнять любую работу, поскольку она полезна Красной Армии и стране. Не потому я протестовал против стилистической правки статей, что обиделся за свои „произведения“. Нет, не в этом дело. Но мне кажется, что писатель, говоря своим голосом, употребляя свой словарь, своими интонациями лучше доходит до читателя, является лучшим агитатором» [528]528
  Там же. С. 309–310.


[Закрыть].

Уже осенью 1941 года Эренбург начал получать письма с фронта; он чувствовал, что его слово доходит до бойцов, и работал, превозмогая усталость (8 июня 1942 года Эренбург писал знакомому литератору в Ташкент: «Я работаю, как поденщик: пишу и пишу, от „фрицев“ одурел» [529]529
  П2. С. 312.


[Закрыть]).

Письма читателей (в годы войны Эренбургу шли тысячи писем от незнакомых ему прежде людей – и каждому он отвечал) – это кровь его публицистики. В статье «Сильнее смерти» приведено замечательное письмо фронтовика из Казахстана Асхара Лехерова; которое потом Эренбург процитировал в мемуарах [530]530
  ЛГЖ. Т. 2. С. 349.


[Закрыть]. «Ваше письмо, которое я напечатал в „Красной звезде“ [531]531
  В статье «Сильнее смерти» (Красная звезда. 1942.18 июля); см. также: В. С. 253–256.


[Закрыть], – писал ему Эренбург, – дойдет до сердца всех бойцов и поможет еще глубже осознать любовь к Родине» [532]532
  Копия; архив автора.


[Закрыть]. Почти всю войну шла переписка Эренбурга с легендарным снайпером Гавриилом Хандогиным (она печаталась в красноармейской газете «Родина зовет»), с танкистом Иваном Чмилем и многими-многими другими. Беру наугад письма Эренбургу с фронта – 24 февраля 1942 года пишет политрук Медонов:

«Я с первых дней на фронте. Всякое бывало, печальное и радостное… В сентябре мы занимали оборону. На этом участке наступление противника было приостановлено. На помощь приходили ваши слова <…> достанешь „Звездочку“ (это наша любимая газета), читаешь. Что скажет Эренбург? Дружный взрыв смеха, веселье, бодрость, а в итоге суровые лица и кто-нибудь скажет сквозь зубы: „У, гады…“» [533]533
  РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 2539. Л. 77–78.


[Закрыть]

А вот другое письмо 1942 года:

«Почту нам приносят в 18.00. Уже за час до этого времени мы с нетерпением посматриваем в ту сторону, откуда обычно приходит наш письмоносец <…>. Раньше всего, конечно, просматриваем газеты. И всегда кто-нибудь задает вопрос: „Нет ли сегодня статьи Эренбурга?“ Конечно, есть, ведь Вы так часто пишете. Нетерпение прочесть у всех настолько велико, что приходится читать вслух. И вот где-нибудь на опушке леса, в одном из блиндажей или окопов, в 600–800 метров от противника звучат Ваши пламенные слова» [534]534
  Это из письма капитана И. Эйдинова от 18 июля 1942 г. (см.: Там же. Ед. хр. 2544. Л. 5–6). О военной понте Эренбурга речь еще пойдет дальше.


[Закрыть].

Почти не оставалось времени на то, чем Эренбург жил в мирные годы; но иногда ему удавалось написать несколько стихотворений или статью не про бои (скажем, о любимом им Хемингуэе [535]535
  См.: В. С. 269–277.


[Закрыть])… Эренбург был уверен, что настоящие книги о войне напишут ее участники, и ждал этих книг (стоит заметить, что, говоря о тогдашней прозе писателей, он выделил только двух авторов: Гроссмана и Платонова); он невероятно обрадовался стихам фронтовика Семена Гудзенко и читал их всем, кому мог…

Статьи Эренбурга распространяли информационные агентства США, Англии, Латинской Америки, подпольные издания Франции, они печатались в Скандинавии и на Ближнем Востоке. Их высоко оценивали не только рядовые читатели, но и профессионалы. Известный английский писатель Дж. Б. Пристли написал предисловие к книге военных статей Эренбурга «Россия в войне», вышедшей в 1943 году в Лондоне, в котором назвал ее автора «лучшим из известных нам русских военных публицистов» [536]536
  Пристли Дж. Б.Предисловие к книге И. Эренбурга «Россия в войне» / Перевод и публикация Б. Фрезинского // Памятные книжные даты 1991. М., 1991. С. 151.


[Закрыть]. Эрнест Хемингуэй, с которым Эренбург подружился на испанской войне, писал ему после Победы: «Я часто думал о тебе все эти годы после Испании и очень гордился той изумительной работой, которую ты делал во время войны» [537]537
  П3. С. 222.


[Закрыть]. Чилийский поэт Пабло Неруда на антифашистских митингах в Латинской Америке читал свое письмо Илье Эренбургу:

«Всех нас воспитала сила твоих обличений, никогда всеобщее равнодушие не знало более грозного меча, чем твое слово, а тем временем углублялись и углублялись морщины между твоих густых бровей. Мир молчал вокруг нас, словно зимняя ночь, и ты, Илья Эренбург, заполнял это молчание рассказами о России, старой, и новой, и вечной…» [538]538
  Неруда П.О поэзии и о жизни. М., 1974. С. 168.


[Закрыть].

Короткое, как выстрел, «Убей немца» относилось к конкретным времени и месту, когда немцы с оружием в руках и с планами уничтожения России ворвались на ее земли. В Германии и поныне вдруг оживает память о тех словах, и автора их обвиняют в ненависти к немцам вообще. 14 октября 1966 года Эренбурга навестил в Москве немецкий писатель Генрих Белль. Лев Копелев, сопровождавший его, записал в дневнике слова, сказанные Эренбургом гостю:

«Меня обвиняют, что я не люблю немцев. Это неправда. Я люблю все народы. Но я не скрываю, когда вижу у них недостатки. У немцев есть национальная особенность – всё доводить до экстремальных крайностей, и добро и зло. Гитлер – это крайнее зло. Недавно я встретил молодого немца, он стал мне доказывать, что в этой войне все стороны были жестоки, все народы одинаково виноваты. Это совершенно неправильно. Сталин обманывал народы. Он сулил им добро, обещал всем только хорошее, а действовал жестоко. Но Гитлер ведь прямо говорил, что будет завоевывать, утверждать расу господ, уничтожать евреев, подавлять, порабощать низшие расы. Так что нельзя уравнивать вины».

«Белль с этим согласен», – констатирует Копелев [539]539
  См.: Орлова Р., Копелев Л.Мы жили в Москве: 1956–1980. М., 1990. С. 165–166.


[Закрыть]… Конечно, в военных статьях Эренбурга и даже в его стихах 1942 года (не преодолевших инерции ежедневной газетной работы [540]540
  Эта же инерция сказалась и в некоторых статьях Эренбурга о литературе (например, в статье «Лирика провокатора» о книге Веркора «Молчание моря»).


[Закрыть]) немецкий солдат выписан одной краской – черно-черной. Понятно, что не все немецкие солдаты и офицеры были фашистами, не все испытывали удовольствие от расстрелов мирных жителей, но они все законопослушно исполняли присягу, и потому другой краски для изображения их во время войныбыть не могло. Эренбург это понимал как никто другой. Вот фрагмент из его письма, отправленного в 1964 году знаменитому адмиралу и хорошему писателю И. С. Исакову (по прочтении его новой вещи):

«Я позволю себе только один вопрос. Не кажется ли Вам, что сцена, где фигурируют наши противники, выпадает из остального: свои показаны с живописной глубиной, а враги – плакатно. Если бы это было в годы войны, я понял бы Ваше намерение, а сейчас эта страница мешает общему сильному впечатлению» [541]541
  П2. С. 566, 567.


[Закрыть].

Чем более радовали Эренбурга фронтовики, тем тяжелее становилось читать некоторые письма из тыла – особенно о бедствиях эвакуированных. Да и с фронта, бывало, писали о своих семьях, о том, как невнимательны и несправедливы к ним местные власти. Иногда Эренбургу удавалось писавшим помочь. Так, осенью 1942-го он получил письмо от старшего сержанта Тихона Ивановича Тришкина, которому написала жена, что она болеет, а начальство на работе лишило ее и маленькую дочь хлебных карточек. Тришкин тут же написал на завод с фронта, и его полковое начальство тоже туда написало, но все безрезультатно. Эренбурга этот случай возмутил. Он напечатал в главной газете страны «Правде» статью «Высокое дело» со всеми подлинными фамилиями и адресами – о том, как относятся тыловые чинуши к семьям фронтовиков, – закончив ее обязывающе: «Поддержать мать командира, помочь жене бойца – это высокое и благородное дело. Это значит подать патроны старшему сержанту Тихону Ивановичу Тришкину. Это значит помочь Красной Армии освободить Родину» [542]542
  Правда. 1942. 16 октября (см. также: В. С. 310–312).


[Закрыть]. Воздействие этой статьи было оглушительным – в редакцию и автору шел поток писем; жене Тришкина карточки немедленно выдали, а заводскому начальству никто бы не позавидовал. Публицистика Ильи Эренбурга не только поднимала дух бойцов на фронте, она была безотказно работающей силой в тылу.

Одна из самых острых проблем была связана с многонациональностью страны. Эренбург не упускал случая напоминать читателям, что воюют с фашистами всенароды Союза. Начиная с 1943 года шло фронтальное освобождение оккупированных районов. Объезжая их, Эренбург видел, как оккупация воздействовала и на поведение, и на сознание людей (в частности, повсеместно возрождался неприкрытый антисемитизм). Эренбург знал, что в аппарате ЦК, под немецкой оккупацией не находившемся, такие взгляды перестали быть редкостью. Как и многие, он наивно думал, что Сталин этих людей сдерживает [543]543
  Сталин умело дозировал чиновничий антисемитизм и, когда считал это целесообразным, давал ему максимальный ход. Впоследствии, расставшись со многими иллюзиями, Эренбург различал в СССР антисемитизм государственный и «народный» и первому, официально не афишируемому, старался противостоять.


[Закрыть]. В феврале 1943-го, вернувшись из Курской области, Эренбург написал секретарю ЦК Щербакову:

«Хочу поделиться с Вами следующим выводом, сделанным мною после двухнедельного пребывания в Курской области. Необходимо, во-первых, рассказывать нашей армии о демагогически-подлом характере немецкой оккупации. Во-вторых, снабдить каждого командира и бойца материалом для агитации среди населения, так как каждый солдат Красной армии становится агитатором. Наверное, товарищи, приезжающие с фронта, Вам уже говорили о положении в освобожденных областях. Я хотел только отметить срочность освещения вопроса в центральной и армейской печати».

Сам Эренбург написал тогда очерки «Новый порядок в Курске», напечатанные несколькими изданиями, и брошюру «Одно сердце» – ее издали без титульного листа и без фамилии автора на обложке: разбрасывали по еще оккупированным районам.

Придя в себя после поражений 1941–1942 годов, власть вспомнила о цензуре, и та начала свирепеть. В 1943 году набрали книгу Эренбурга «100 писем» (письма к нему фронтовиков), однако набор рассыпали, а напечатали ее в Москве только… по-французски. В мемуарах Эренбург написал обо всем этом поневоле иносказательно:

«В 1943 году начали собираться те тучи, которые пять лет спустя обложили небо. Но враг еще стоял на нашей земле. Народ стойко воевал, и была в его подвиге такая сила, что можно было жить честно, громко, не обращая внимания на многое. Я твердо верил, что после победы все сразу изменится. Теперь, когда я оглядываюсь назад, мне приходится то и дело признаваться в наивности, в слепоте. Это легче, чем в свое время было верить, порой наперекор всему. <…> Я вспоминаю беседы на фронте и в тылу, перечитываю письма, – кажется, все тогда думали, что после победы люди узнают настоящий мир, счастье. Конечно, мы знали, что страна разорена, обнищала, придется много работать, золотые горы нам не снились. Но мы верили, что победа принесет справедливость, что восторжествует человеческое достоинство <…>. Мы можем только горько усмехнуться, вспомнив мечты тех лет, но никто себя за них не осудит» [544]544
  ЛГЖ. Т. 2. С. 393.


[Закрыть].

Одна из самых больных и горьких тем этой книги – еврейская. Эренбург – человек русской культуры – не знал еврейского языка и считал себя ассимилянтом, хотя в молодости не раз к теме своего еврейства обращался. Он честно сказал о себе 24 августа 1941 года на митинге в Москве: «Я вырос в русском городе, в Москве. Мой родной язык русский. Я русский писатель. Сейчас, как все русские, я защищаю мою родину. Но гитлеровцы мне напомнили и другое: мать мою звали Ханой. Я – еврей. Я говорю это с гордостью. Нас сильней всего ненавидит Гитлер. И это нас красит» [545]545
  В. С. 77.


[Закрыть]. По мнению партчиновников, с 1943 года это уже никого не могло красить. Не проявляй Эренбург настойчивости, воли и изобретательности, не смог бы он пробиваться на страницы газет с напоминанием, что, вопреки лжи антисемитов, евреи воюют никак не хуже других народов СССР. Так, статью «Евреи» напечатали только потому, что до ее появления Эренбург написал и напечатал статьи о казахах, узбеках, татарах и других воюющих народах СССР. В этой книге впервые печатаются и две статьи 1943 года («Наше место» и «Немецкие фашисты не должны жить»), в Москве напечатанные только на идише, – напечатать их по-русски оказалось возможным лишь в Биробиджане. И все-таки даже в этих статьях Эренбург, и он сам это понимал, не был так свободен, как, скажем, Юлиан Тувим, написавший в Нью-Йорке обращение «Мы, польские евреи…». Оно было написано кровью и Эренбурга потрясло (не раз он его цитировал (даже в «Правде»!): «Антисемитизм – международный язык фашистов» [546]546
  См., например, статью «Помнить!» (Правда. 1944. 17 декабря; В. С. 680).


[Закрыть]); замечу, что перевод этой статьи Тувима на русский напечатан лишь в 2008 году…

Масштаб Холокоста Эренбург смог оценить лично, объездив освобожденные Украину, Белоруссию, Литву. Спаслись единицы.

Статьи Эренбурга 1941–1942 годов отличались от статей 1944–1945 годов не только настроением (барометр войны указывал на победу). Когда война вышла к границе СССР, призыв скорее освободить оккупированные земли естественно сменился призывом навсегда избавить человечество от фашистской угрозы, темой сурового, справедливого суда над гитлеровскими преступниками. Эренбург писал об этом без устали: о суде, а не о мести. Мировой авторитет Красной Армии, заработанный ценой жизни миллионов ее воинов, тогда был исключительно велик, и призывы Эренбурга, обращенные к Западу, имели моральный фундамент. Этот авторитет к 1947–48 годам был уже порядочно подрастерян. Сегодня некоторые фразы в статьях Эренбурга приобретают совершенно иной, горький смысл, который Эренбург в них не вкладывал. Например: «Нельзя освободить народы от фашистов одной масти и отдать их в руки фашистов другой масти», – тут нельзя не подумать о том, что стало с Восточной Европой после ее оккупации Красной Армией, но кому в СССР в 1944 году такое могло прийти в голову? И кто мог тогда подумать, что денацификация Германии будет осуществлена американцами быстро и неумолимо, а в СССР, напротив, со временем пригреют группы нацистских юнцов…

В 1944 году, побывав в захваченной Красной Армией Восточной Пруссии, Эренбург увидел, что наши военно-политические службы не подготовили армию к действиям на территории противника (не исключено, что они вообще не ставили себе такой задачи). Картина увиденного Эренбурга ужаснула. Публиковать об этом что-либо в советской печати было совершенно невозможно, но в устных выступлениях перед военными в Москве Эренбург об этом говорил открыто. В газетных же статьях Эренбург теперь писал не о том, что есть, а о том, что должно быть. Это были не новые мысли. Напомню его стихи страшного 1942 года, когда победа только грезилась, с картиной поверженного Берлина:

 
Настанет день, скажи – неумолимо,
Когда, закончив ратные труды,
По улицам сраженного Берлина
Пройдут бойцов суровые ряды.
От злобы побежденных и от лести
Своим значением ограждены,
Они ни шуткой, ни любимой песней
Не разрядят нависшей тишины.
Взглянув на эти улицы чужие,
На мишуру фасадов и оград,
Один припомнит омраченный Киев,
Другой – неукротимый Ленинград.
Нет, не забыть того, что было раньше.
И сердце скажет каждому: молчи!
Опустит руки строгий барабанщик,
И меди не коснутся трубачи.
Как тихо будет в их разбойном мире!
И только, прошлой кровью тяжелы,
Не перестанут каменных валькирий
Когтить кривые прусские орлы.
 

Когда теперь Эренбург получал с фронта от своих прежних или новых корреспондентов письма с недоумениями, а подчас и возмущениями: почему он пишет не так, как прежде, почему его голос стал иным, – он взрывался. Вот характерный его ответ такому фронтовику:

«Я не писал о милосердии к немцам. Это неправда. Я писал о том, что мы не можем убивать детей и старух. Это правда. Я писал, что мы не должны насиловать немок. Это я писал. В марте 1945 года я писал то же, что в марте 1942, но тогда перед нами были только немцы-солдаты, а теперь перед нами и немецкие дети. Мы должны и в победе остаться советскими людьми. Вы можете возмущаться моими статьями, это Ваше право, но не упрекайте меня в том, что я изменился – я писал и в 1942 году „мы жаждем не мести, а справедливости“. Всё» [547]547
  П2. С. 336–337.


[Закрыть].

Это написано 7 апреля 1945 года. В тот день «Красная звезда» напечатала статью Эренбурга «Перед финалом», а 9 апреля в «Правде» появилась его статья «Хватит!», которую 11 апреля перепечатали «Красная звезда» и «Вечерняя Москва». Эренбург писал в ней: «Бывают агонии, преисполненные величия. Германия погибает жалко – ни пафоса, ни достоинства»; он рассказывал, что немецкие войска без боя сдаются американцам, но цепко сопротивляются русским. Эренбург говорил о необходимости суда над фашистами и о заслуженной Россией роли на будущем процессе: «Мы настаиваем на нашей роли не потому, что мы честолюбивы: слишком много крови на лаврах. Мы настаиваем на нашей роли потому, что приближается час последнего суда…». Говорил он и о тех западных доброхотах, которые взывали о снисходительности к врагу; этим «адвокатам дьявола» он говорил: «Хватит!»

Утром 14 апреля, раскрыв газету «Правда», писатель увидел заголовок «Товарищ Эренбург упрощает»; эту статью (в ней особенным нападкам подвергалась статья «Хватит!») по личному заданию Сталина написал начальник Управления пропаганды и агитации ЦК Александров. Сталин полагал, что, дезавуировав антифашистскую публицистику Эренбурга, которую пропаганда Геббельса сделала жупелом в глазах немцев, можно будет склонить их к сдаче Красной Армии. Был у этого замысла вождя и другой аспект. 29 марта 1945 года начальник Главного управления контрразведки СМЕРШ Абакумов на основе агентурных сведений проинформировал Сталина, что вернувшийся из Восточной Пруссии Эренбург в своих публичных выступлениях в Москве «возводит клевету на Красную Армию», обвиняя ее вторые эшелоны в мародерстве, пьянстве и насилии на территории Германии [548]548
  См.: Новое время. 1994. № 8. С. 51; Невское время. 1995. 14 апреля.


[Закрыть]. Верный себе, Сталин обвинил Эренбурга в насаждении именно того, против чего тот выступил. Еще одной политической задачей Сталина было показать советской интеллигенции, что никтов СССР не защищен, если даже всенародно любимого публициста, четыре года поддерживавшего боевой дух страны, можно росчерком пера исключить из жизни (после статьи Александрова Эренбурга в одночасье и повсеместно в СССР перестали печатать и рассыпали набор четвертого тома его «Войны»).

Эренбург был настолько обескуражен этой дерзкой несправедливостью перед самой победой, что написал Сталину о категорическом несогласии с неправдой:

«Прочитав статью Г. Ф. Александрова, я подумал о своей работе в годы войны и не вижу своей вины. Не политический работник, не журналист, я отдался целиком газетной работе, выполняя свой долг писателя. В течение четырех лет ежедневно я писал статьи, хотел выполнить работу до конца, до победы, когда смог бы вернуться к труду романиста. Я выражал не какую-то свою линию, а чувства нашего народа, и то же самое писали другие, политически более ответственные. Ни редакторы, ни Отдел печати мне не говорили, что я пишу неправильно, и накануне появления статьи, осуждающей меня, мне сообщили из изд<ательст>ва „Правда“, что они переиздают массовым тиражом статью „Хватит“ [549]549
  Разумеется, эта брошюра была тут же запрещена.


[Закрыть]. Статья в „Правде“ говорит, что непонятно, когда антифашист призывает к поголовному уничтожению немецкого народа. Я к этому не призывал. В те годы, когда захватчики топтали нашу землю, я писал, что нужно убивать немецких оккупантов. Но и тогда я подчеркивал, что мы не фашисты и далеки от расправы. А вернувшись из Восточной Пруссии, в нескольких статьях („Рыцари справедливости“ и др.) я подчеркивал, что мы подходим к гражданскому населению с другим мерилом, нежели гитлеровцы. Совесть моя в этом чиста» [550]550
  П2. С. 337, 338.


[Закрыть].

Ответа на свое письмо Эренбург не получил. Его голос, звучавший всю войну, вдруг был повсеместно вырублен… Эренбург вспоминал: «Пожалуй, наиболее сильное впечатление статья Г. Александрова произвела на наших фронтовиков. Никогда в жизни я не получал столько приветственных писем. На улице незнакомые люди жали мне руку…» [551]551
  ЛГЖ. Т. 2. С. 468.


[Закрыть].

Вот выдержки из нескольких писем того времени, полученных Эренбургом:

«Мы одни и только мы можем со всей глубиной нашей пламенной патриотической души понимать Вас так, как это есть в действительности. Для нас нет „упрощений“, мы сами все видели собственными глазами» [552]552
  РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 2580. Л. 58.


[Закрыть];

«Прочитали мы на фронте статью Александрова „Товарищ Эренбург упрощает“; прочитали и удивились. Неужели т. Александров только и делает, что слушает немецкое радио и делает из него выводы. Пусть лучше послушает наш фронтовой разговор с немцами снарядами и танками. Вы пишите правильно, что Германия есть одна огромная шайка. Надо дать запомнить всем немцам и вообще всем, чтобы со страхом 100 лет смотрели на Восток. Я Вам писал в 1942 году. Сейчас пишу еще. Победа близка. В 1942 я был лейтенант. В 1945 я майор. Сижу под деревом и под хмурым небом немецким я, простой человек, выдержавший испытания 41 и 42 года…» [553]553
  Там же. Л. 81; письмо Георгия Кобыльника, пп. 06743.


[Закрыть];

«Читал все Ваши статьи. Читал и „Хватит!“. Читал статью т. Александрова „Товарищ Эренбург упрощает“. Разумеется, т. Александров говорит от имени ЦК и отражает линию партии, однако мой голос и голос моих товарищей с Вами… 26 апреля 1945» [554]554
  Там же. Л. 133; письмо комсомольца Н. Г. Канищева, пп. 11944-А.


[Закрыть];

«Только Ваше перо, только Ваше огненное слово могут выразить радость наших сердец. А Вы молчите. Почему? Ведь вероятно весь Советский Союз ждет Ваших статей. Не нахожу слов выразить Вам свое пожелание всего Вам хорошего. 9 мая 1945» [555]555
  Там же. Л. 79; письмо инвалида труда из Арзамаса.


[Закрыть];

«Пишите т. Эренбург. Мы, пережившие 1941–1942 гг., знаем Вам цену, что никто другой кроме Вас не вложил столько труда, чтобы научить нас ненавидеть немцев» [556]556
  Там же. Л. 117.


[Закрыть];

«Сегодня в 3 часа дня я слушала по радио статью Александрова „Товарищ Эренбург упрощает“. Я прочла Вашу статью „Хватит“… Неужели т. Александров думает, что своими вялыми строками он может на кого-нибудь повлиять? Кто он? Что он такое?..» [557]557
  Там же. Л. 141; письмо москвички А.


[Закрыть];

«У т. Александрова никто не погиб от руки немцев? У т. Александрова нет жажды мести, убивать немцев собственными руками? Тов. Александров, вероятно, меньше видел и меньше пережил, чем Вы, чем я, чем те – другие, которые мыслят и чувствуют, как Вы!.. Мне хотелось бы сказать тов. Александрову, что тов. Эренбург не мальчик, он вовсе не думает уничтожать всех немцев, он хотел уничтожать фашистов. 22 апреля 1945» [558]558
  Там же. Ед. хр. 2581. Л. 52; письмо лейтенанта Д. Ройтмана.


[Закрыть];

«Дорогой Илья! Родной наш боец, близкий нам всем человек!! Почему ты умолк, и не слышно больше твоего могучего слова?! Здоров ли ты?..» [559]559
  Там же. Л. 10; письмо майора И. А. Чирейкина, пп. 83576.


[Закрыть]

Когда пришла Победа, Эренбургу все-таки позволили напечатать в «Правде» статью «Утро мира». Поехать в Берлин ему, разумеется, не предложили. Вспоминая Победу, Эренбург с честной горечью написал в мемуарах:

«Последний день войны… Никогда я не испытывал такой связи с другими, как в военные годы. Некоторые писатели тогда написали хорошие романы, повести, поэмы. А что у меня осталось от тех лет? Тысячи статей, похожих одна на другую, которые теперь сможет прочитать только чрезмерно добросовестный историк, да несколько десятков стихотворений. Но я пуще всего дорожу теми годами: вместе со всеми я горевал, отчаивался, ненавидел, любил. Я лучше узнал людей, чем за долгие десятилетия, крепче их полюбил – столько было беды, столько душевной силы, так прощались и так держались.

Об этом думал ночью, когда погасли огни ракет, стихли песни и женщины плакали в подушку, боясь разбудить соседей, – о горе, о мужестве, о любви, о верности» [560]560
  ЛГЖ. Т. 2. С. 481.


[Закрыть].