Текст книги "Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 68 страниц)
VIII. Какие были надежды! [**]**
Впервые: Вопросы литературы. 2003. № 3. С. 226–257.
[Закрыть]
(Илья Эренбург – Николаю Тихонову: 1925–1939 и о Николае Тихонове: 1922–1967)
Кажется, что время жестоко к прошлому. Оно на самом деле всего лишь безжалостно. Жестоки люди, они же – сентиментальны, забывчивы, самоуверенны, непонятливы, изредка мудры.
Советское прошлое (в частности – литературное), выражаясь ненаучно, еще не устаканилось. В бранном хоре высказываний на его счет различимы и голоса апологетов, но о выверенности суждений говорить пока не приходится. Есть времена, которые выбирают, – таковы времена для изучения. Ожидать общественного умиротворения к нашему XX веку – дело долгое, можно не дождаться. Надеяться, публикуя новые материалы о недавнем, на внутренний отклик чувствующих отошедшую эпоху, – не совсем беспочвенно, хотя число нечувствующих (по незнанию или нежеланию) не уменьшается…
Только однажды я видел Эренбурга и Тихонова рядом – 4 сентября 1967 года, на Новодевичьем кладбище. Эренбург лежал в гробу, обитом положенным кумачом. Тихонов с лицом такого же цвета кратким словом закрывал траурный митинг [1683]1683
Только две грани эренбурговской жизни Тихонов в тогдашнем интервью «Литературной газете» выделял как бесспорные: «Прощаясь в эти дни с Ильей Григорьевичем, мы с благодарностью думаем и о его борьбе с фашизмом, и о его страстной борьбе за мир» (6 сентября 1967 г.).
[Закрыть]. В этот момент милиция по настойчивой просьбе Слуцкого впустила группу молодежи, прорвавшуюся к воротам закрытого на «санитарный день» кладбища (многотысячная толпа пришедших проститься с писателем, прослоенная сомкнутыми военно-милицейскими цепями, заполняла огромное пространство перед Новодевичьим, оставаясь до окончания похорон оттиснутой от его ограды). На лице Тихонова, когда он увидел ринувшихся вперед молодых людей, запечатлелся испуг: сомнут еще…
Но вернемся на 45 лет раньше.
1. «Орда» и «Брага»1922 год отмечен взлетом в литературной судьбе многих молодых русских писателей, в частности – Ильи Эренбурга и Николая Тихонова [1684]1684
Почти шесть лет возрастной разницы между ними тогда были существенными, и Эренбург в 1920-е годы относил Тихонова к молодому, литературно сформировавшемуся в пору революции поколению. Потом, понятно, эта разница стерлась.
[Закрыть]. У Эренбурга в начале 1922-го вышел в Берлине роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито», сделавший в общем-то известного поэта и публициста знаменитым прозаиком. А у Тихонова в Петрограде вышли тогда две первые книги стихов («Орда» и «Брага»), сделавшие неизвестного автора очень многообещающим поэтом. Надо признать, что первый роман Эренбурга и те стихи Тихонова остались их вершинами соответственно в художественной прозе и в поэзии.
Именно в 1922 году Эренбург и Тихонов познакомились заочно: живя в Берлине, Эренбург получил из Питера от своего давнего друга Елизаветы Полонской посылку с новыми поэтическими сборниками и среди них – тихоновскую «Орду» [1685]1685
См. ответное письмо Эренбурга Полонской от 21 июня 1922 г.: П1. С. 180.
[Закрыть]; видимо, с той же посылкой было отправлено и письмо Тихонова. Фрагменты этого письма напечатаны со ссылкой на личный архив автора [1686]1686
Дружба народов. 1986. № 12. С. 262–264. Публикация В. Тихоновой и И. Чепик.
[Закрыть](надо полагать, по сохранившимся черновикам); публикаторами письмо датировано приближенно: 1920-ми годами. Оно содержит изложение «манифеста» поэтической группы «Островитяне» [1687]1687
В «Устной книге» (Тихонов Н.Собрание сочинений: В 7 тт. Т. 6. М., 1986. С. 25) рассказывается: «Мы выпустили даже что-то вроде манифеста, который напечатал Эренбург в Праге»; Эренбург впервые побывал в Праге в 1923 г., но эта публикация остается неизвестной. Следует иметь в виду вообще большое количество неточностей в достаточно пустопорожних радиорассказах Тихонова, составивших его «Устную книгу» (наиболее содержательным в ней является рассказ о 1920-х гг.). См. также: Дмитренко А. Л.К истории содружества поэтов «Островитяне» (машинописный альманах) // Русская литература. 1995. № 3. С. 215–223.
[Закрыть](Н. Тихонов входил в нее, в качестве лидера, наряду с К. Вагиновым, С. Колбасьевым и П. Волковым [1688]1688
В «Устной книге» утверждается, что группа «Островитяне» была создана уже после выхода книги стихов Тихонова «Орда», между тем на «Орде» значится: «Издательство „Островитяне“» (т. е. издательство группы). Отметим, что в письме к Лунцу (октябрь 1923 г.) Тихонов называл среди участников «Островитян» и Е. Г. Полонскую (см.: Новый журнал. Нью-Йорк, 1966. № 82. С. 174); состав группы был достаточно размыт, входили в нее и некоторые ученики Гумилева из «Звучащей раковины».
[Закрыть]). То, что письмо отправлено в 1922 году, следует из простого соображения: эренбурговская рецензия на «Орду» [1689]1689
Новая русская книга (дальше при ссылках: НРК). Берлин, 1922. № 7. С. 11.
[Закрыть], написанная тотчас же по получении от Полонской книжек, свидетельствует о знакомстве рецензента с этим «манифестом» [1690]1690
В частности, рассуждения об «островной» и «материковой» поэзии. Заметим, что название издательства «Островитяне», указанное на титуле книги Тихонова, само по себе информации о группе не несло.
[Закрыть], нигде ранее не печатавшимся. Опубликованные фрагменты письма Тихонова не содержат материалов личного порядка и суждений о работе Эренбурга – фактически это некая справка об «островитянах», излагающая их позицию; начала переписке Тихонова и Эренбурга то письмо не положило.
21 июня 1922 года, сразу по получении бандероли Полонской, Эренбург сообщил ей: «Книги пока только проглядел, но уж многое в „Орде“ определенно понравилось. О ней (а может, о всех) напишу» [1691]1691
П1. С. 180.
[Закрыть], а через день подтвердил это в письме редактору журнала «Новая русская книга» А. С. Ященко: «Я получил несколько сборников стихов из Петрограда, и об одном из них, „Орде“ Николая Тихонова, напишу для Вас заметку и привезу» [1692]1692
Там же. С. 181. Впервые: Флейшман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О.Русский Берлин 1921–1923. Paris, 1983. С. 148 (дальше при ссылках: Русский Берлин 1921–1923). В письме Ященко от Пильняка, написанном через четыре дня, говорилось: «Еще два талантища появилось в России» (Там же. С. 198) – одним из них назывался Тихонов. В итоге сам Ященко в обзоре «Литература за пять истекших лет» упомянул Тихонова – «революционного поэта, с талантом оригинальным и сильным» (НРК. 1922. № 11–12. С. 7).
[Закрыть]. Кратенькая рецензия Эренбурга на «Орду» была напечатана уже в июльском номере журнала. Вот ее основные соображения:
«Тихонов – главный „островитянин“. Вывеска этого поэтического содружества может легко ввести в обман. Островом „островитяне“, пожалуй, являются только в сомнительном море петербургской поэзии, где давно искоренены приливы и отливы. По существу „островитяне“ петербургские традиции стремятся преодолеть, и Тихонов, в частности, поэт материковый. Никаких изоляций нет и не предвидится. Пафос вполне соответствует эпохе <…>. Налицо все приметы хорошей молодости без худосочия и без архаического озорства. Но жаль, что географическое положение „острова“ ограничивает утварь туземцев <…>. Книга же вызывает не сожаления, а надежды. Кроме всяких соображений (первая, да еще в Петербурге и пр.), в ней много просто хороших строф».
(В качестве иллюстрации Эренбург полностью привел текст стихотворения «Мы разучились нищим подавать…».) Вместе с тем в рецензии приводились примеры очевидного влияния на Тихонова стихов Мандельштама и Гумилева и отмечалось недостаточное внимание к работе москвичей (Маяковского, «Центрифуги» и Есенина). А. С. Ященко получил на эренбурговскую рецензию, кажется, один только отклик – в письме (от 12 декабря 1922 года) уже вернувшегося из Германии в Россию прозаика И. Соколова-Микитова. Отклик этот особенно впечатляющ теперь, когда представление о масштабе ценностей русской поэзии XX века более или менее устоялось: «<…> свинство печатать такие порожниерецензии о русскомпоэте Тихонове (в седьмой книжке – Эренбургова): Тихонов стоит тысячи Пастернаков и Мандельштамов» [1693]1693
Русский Берлин 1921–1923. С. 212.
[Закрыть]…
Отношение Эренбурга к стихам Тихонова в 1922 году оставалось доброжелательным, хотя и не восторженным. 25 ноября 1922 года он писал Елизавете Полонской (в письмах к ней Эренбург, пожалуй, наиболее откровенен): «Стихи Тихонова мне нравятся, но в них есть одно плохое: какой-то arrière-gaût [1694]1694
Привкус (франц.).
[Закрыть]акмеизма. После стихов московских – Пастернака или даже Асеева стих (материал) порой пресен. Но думается, он (т. е. Тихонов) еще сильно переменится» [1695]1695
П1. С. 223.
[Закрыть]. В письме Полонской 7 января 1923 года, заметив, что «очень хорошие стихи пишет Тихонов», Эренбург с совершенно иным пылом сообщает: «Вышла „Темы и вариации“ Пастернака. Я брежу ею» [1696]1696
Там же. С. 244.
[Закрыть]. В письме от 23 августа 1923 года Эренбург возвращается к теме «Пастернак – Тихонов»: «Лучше Пастернака ничего не может быть! Тихонов при всех достоинствах в поэзии „корыстен“ (термин, кажется, шагинянский [1697]1697
В многочисленных литературно-критических статьях М. С. Шагинян 1921–1922 гг., собранных в ее книге «Литературный дневник» (М.; Пг., 1923), этот «термин» не встречается.
[Закрыть]), как самый закоренелый новеллист» [1698]1698
П1. С. 304.
[Закрыть].
Эренбург не ограничивается добрыми высказываниями; как всегда, он готов оказать коллеге помощь в части выпуска книг в Берлине (10 марта 1923 года, советуя Полонской напечатать сборник в берлинском «Книгоиздательстве писателей», пишет: «Да, передай Тихонову, что это же и<здательст>во предлагает ему издать для заграницы книгу („Брагу“ или другую комбинацию из 2 книг) на тех же условиях, т. е. 10 %» [1699]1699
Там же. С. 264.
[Закрыть]).
Характерное для тогдашнего Эренбурга противопоставление петербургской и московской поэтических школ владело им еще долго. В письмах 1923 года его отношение к поэзии Тихонова конкретизируется. Предельно четко оно выражено в письме Полонской 21 апреля 1923 года: «Прекрасен „Хам“ Тихонова. Баллад не люблю» [1700]1700
Там же. С. 272.
[Закрыть]. Фактически это оценка «Браги». Между тем из ее 52 стихотворений наибольший успех выпал на долю именно баллад [1701]1701
Вообще в Петрограде начала 1920-х гг., где поэтическим мэтром почитался Н. С. Гумилев, балладами увлекались широко; пожалуй, инициатором возрождения этого жанра был (еще до Тихонова) юный Владимир Познер (из огромного количества познеровских баллад опубликовано лишь несколько). Близость баллад Тихонова к познеровским (наиболее характерный пример – баллады о дезертире обоих авторов) была очевидна современникам, но сам Тихонов в «Устной книге» (1978 г.), говоря о начале 1920-х гг. и рассказывая о Гумилеве и о своих тогдашних коллегах, имени Познера даже не упомянул. Заметим, что постоянный адресат эренбурговских писем Елизавета Полонская в ту пору также сочиняла баллады, пользовавшиеся несомненным успехом (в частности – у Серапионов).
[Закрыть], но Эренбург принял лишь библейскую поэму «Хам». Глухо промолчал он и о второй поэме из «Браги», где автор, увязав сызмальства обожаемую им восточную экзотику с погубившей в итоге его дар политической конъюнктурой, приписал индусскому мальчику Сами восторженное отношение к русской революции и к Ленину. Именно баллады из «Браги» и поэма «Сами» были канонизированы в советскую эпоху [1702]1702
Эту канонизацию Эренбург в итоге принял. В мемуарах он дважды цитирует хрестоматийные строчки из «Баллады о гвоздях» (ЛГЖ. Т. 1. С. 361; Т. 3. С. 385). «Мы действительно стали гвоздями… Это воистину особое племя», – пишет Эренбург о части своего поколения, которое выжило, пережив все (Там же. Т. 3. С. 385). Любопытно, что примерно так же говорила Ахматова: «Мы железные. Те, которые не железные, давно погибли» (Об Анне Ахматовой. Л., 1990. С. 499).
[Закрыть], а вот «Хам» с 1922 года по сей день не переиздавался ни разу!
И дальше поминая «Хама» добрым словом, Эренбург высказывался о новых поэмах Тихонова (например, в письмах Полонской 2 и 9 февраля 1923 года: «Кланяйся от меня Серапионам. Они хорошие, особливо их иудейская часть + Зощенко и Тихонов (стихи о Хаме очень тяжелые – приятно даже до одышки)» и «„Хам“ Тихонова – здорово. Прекрасный тяжеловоз» [1703]1703
П1. С. 251, 257. Отметим, что и в тыняновском кругу поэмы Тихонова ценили высоко (см.: Гинзбург Л.Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 370).
[Закрыть], а потом 10 апреля 1924 года: «Новая поэма его мне показалась менее „всурьез“, нежели „Юг“. (Это и хорошо!)» [1704]1704
П1. С. 331. О «новой поэме» – см. ниже, примеч. 34. Цикл стихов «Юг», написанный в 1923 г., вошел в книгу Тихонова «Поиски героя» (1927); Эренбург знал его до публикации.
[Закрыть]).
Внятных отзывов Тихонова о литпродукции Эренбурга не сыскать [1705]1705
Разве что о публицистике времен Отечественной войны; об этом позже.
[Закрыть]даже в его воспоминаниях об Илье Григорьевиче [1706]1706
Тихонов Н.Выдающийся борец за мир // Воспоминания об Илье Эренбурге. М., 1975. С. 157–177.
[Закрыть](вполне, впрочем, пустопорожних). Из высказанного до первой личной встречи писателей известна фраза Тихонова в письме Льву Лунцу (2 февраля 1924 года): «Ждем Эренбурга. „Великий имитатор“ прибудет через неделю» [1707]1707
Новый журнал. Нью-Йорк, 1966. № 83. С. 164.
[Закрыть]. О несколько задержавшемся приезде Эренбурга в Питер Тихонов знал от Полонской. Что же касается «великого имитатора», то прозвище (авторство его принадлежало отнюдь не Тихонову, а, скорей всего, Шкловскому [1708]1708
Шкловский В.Сентиментальное путешествие. М., 1990. С. 200.
[Закрыть]) имело хождение среди Серапионов и было реакцией на беспрецедентную плодовитость Эренбурга-прозаика в общем-то в ущерб художественному качеству его книг; спровоцировано оно прозвищем главного героя «Хулио Хуренито» («великий провокатор»).
Первая встреча Эренбурга и Тихонова датируется 2 или 3 марта 1924 года (2 марта, приехав в Петроград, Эренбург сообщил Полонской в записке: «Болит голова, если пройдет, вечером приду к Серапионам»; о том, что «голова прошла», свидетельствует Б. М. Эйхенбаум, заставший Эренбурга в тот же день у Е. И. Замятина [1709]1709
Хронику пребывания Эренбурга в Петрограде см.: Попов В., Фрезинский Б.Илья Эренбург в 1924–1931 годы. СПб., 2000.
[Закрыть]). 9 марта 1924 года Тихонов точно был в Зубовском институте на чтении Эренбургом глав из его нового романа «Любовь Жанны Ней» («Народу было невероятно много, – записано в дневнике Б. М. Эйхенбаума, где перечислены многие из присутствовавших, Тихонов в том числе. – Эренбурга обстреливали, но он очень умно отвечал» [1710]1710
Филологические записки. Вып. 10. Воронеж, 1998. С. 214.
[Закрыть]). Возвращаясь из России на Запад, Эренбург написал из Риги 24 марта 1924 года М. М. Шкапской: «Привет от меня Тихонову» [1711]1711
П1. С. 328; см. также: Письма Ильи Эренбурга к Марии Шкапской (Берлин – Париж, 1921–1925) / Публ., вступ. ст. и комм. Б. Я. Фрезинского // Диаспора. СПб., 2002. Вып. 4. С. 511–583.
[Закрыть], – это единственный переданный им привет. А через две недели, подводя итог питерских встреч, Эренбург признался Полонской: «Публика у вас в Питере хорошая. Лучше всех Тихонов». В этом выделении Тихонова сказалась не только пылкая способность Н. С. очаровывать собеседников [1712]1712
Сошлюсь на критически относившуюся к Тихонову вдову Мандельштама: «Он умел покорять людей <…>. О. М. тоже попал под очарование Коли Тихонова, но это длилось не долго» ( Мандельштам Н. Я.Воспоминания. М., 1989. С. 224). Не долго – т. е., как следует из контекста мемуаров Н. Я., с начала 1920-х до 1929–1930 гг. (т. е. период сердечного отношения к Тихонову и Эренбурга). Заметим, что в конфликте Мандельштама с А. Г. Горнфельдом (1929 г.) Пастернак, судя по его письму к Тихонову, был явно не на стороне О. Э. ( Пастернак Б.Собрание сочинений: В 5 тт. Т. 5. М., 1992. С. 277).
[Закрыть], но и скрытая обида Эренбурга на «обстреливавших» его слушателей в Зубовском институте (Тихонова среди «обстреливавших» не было).
Впрочем, через 37 лет, дойдя в мемуарах «Люди, годы, жизнь» до 1924 года, Эренбург написал: «В Ленинграде я познакомился со многими писателями, которых раньше знал только по книгам, с А. А. Ахматовой, Е. И. Замятиным, Ю. Н. Тыняновым, К. А. Фединым, М. М. Зощенко». Имя Тихонова в список не попало – перечислены лишь те, чьи книги Эренбург по-прежнему считал значительными (отмечу, что эта фраза обнаружена мною среди черновиков; в беловом же, опубликованном варианте главы, где содержится рассказ о приезде в Москву в 1924 году и о поездке в Киев, Харьков, Гомель и Одессу, – о Питере вообще ни слова! [1713]1713
Дело тут, конечно, не в Тихонове, а в последующем отношении к нему; аналогично произошло и с Е. И. Замятиным (подробнее см. выше, главу «Эренбург и Замятин…»).
[Закрыть])… Правда, в главе о Москве 1920–1921 годов, говоря про молодую интеллигенцию, принявшую Октябрьскую революцию и в то же время полную сомнений, Эренбург вспоминает ранние стихи Тихонова наряду с прозой Вс. Иванова, Пильняка, Малышкина, Н. Огнева [1714]1714
ЛГЖ. Т. 1. С. 391.
[Закрыть]…
В 1924 году суждения о Тихонове перекочевали в письма Эренбурга к Шкапской:
10 апреля:«Спасибо за поэму Тихонова [1715]1715
Речь идет либо о поэме «Шахматы» (1923 г.), либо, скорее, о законченной 23 марта 1924 г. и посвященной событиям октября 1917 г. в Петрограде поэме «Лицом к лицу», которая, как кажется, не должна была вызвать у Эренбурга большого энтузиазма – во всяком случае, еще не опубликованный цикл стихов Тихонова «Юг» (1923) был ему несомненно симпатичнее. Тихонов тогда охотно знакомил друзей со своими новыми, ненапечатанными произведениями.
[Закрыть]. Вещь хорошая, но „Юг“ куда и куда больше обещает. Думаю, что он пойдет дальше от „Юга“»;3 ноября:«Как Тихонов? Как его стихи (оч<ень> люблю!)»;
3 декабря:«Очень растроган тем, что и болящая не поленились переписать мне поэму Тихонова [1716]1716
Имеется в виду законченная в ноябре 1924 г. поэма «Дорога», тематически посвященная осуществленному летом 1924 г. путешествию Тихонова по Военно-Грузинской дороге.
[Закрыть]. Стихи его мне очень понравились: свежестью, терпкостью и при всем осознании новой post-пастернаковской формы своей тихоновской мужественностью. Скажите ему еще раз, что он прекрасный поэт, и добавьте это всяческими приветствиями. Жаль, что пропало письмо Л. М.(Эренбург-Козинцевой. – Б.Ф.)к нему: там была фотография забавного его портрета, сделанного ею, с трубками, пароходами и прочим („фото-монтаж“ кажется так называются эти фокусы)»;26 января 1925 года:«Еще раз перечел Тихоновскую поэму. Она прекрасна и Вы бесконечно трогательны, что способствовали моей с нею встрече» [1717]1717
Цитаты из писем к Шкапской см.: П1. С. 334, 336, 376–377, 392.
[Закрыть].
Эренбург всегда радостно знакомил друзей с новинками литературы и искусства, которые произвели на него сильное впечатление. Поэма Тихонова «Дорога» была среди таких произведений. В 1924 году, перебравшись из Берлина в Париж, где оказалось значительно больше русских эмигрантов, чем в 1921-м, когда Эренбурга выслали по доносу, И. Г. познакомился и подружился с молодыми русскими стихотворцами из «Палаты поэтов». «Палата», созданная в Париже в 1922 году Довидом Кнутом, включала Бориса Поплавского, Бориса Божнева, Сергея Шаршуна, Александра Гингера и Валентина Парнаха. (У Эренбурга сохранилась книга Д. Кнута «Моих тысячелетий» с дарственной надписью, дружеское знакомство подтверждающей: «Илье Григорьевичу Эренбургу с глубоким уважением. Дов. Кнут. Париж, 27-го июня 925 г.».) Вот этому кружку Эренбург и дал прочесть еще не напечатанную поэму Тихонова «Дорога».
Именно с того времени и берет начало переписка двух писателей [1718]1718
Письма Тихонова к Эренбургу, как и весь довоенный архив И. Г., не сохранились; уцелевшие письма Эренбурга к Тихонову в начале 1980-х гг. любезно позволила мне скопировать В. Н. Тихонова, впоследствии сообщив, что при пожаре на даче Н. С. Тихонова в Переделкине подлинники эренбурговских писем вроде бы погибли вместе с массой других бумаг.
[Закрыть]. Началась она письмом Тихонова (январь 1925 года), стимулированным комплиментами Эренбурга, которые передала Шкапская. Ответ из Парижа последовал, как обычно, без промедления:
«30/I <1925>.Дорогой Николай Семенович,
Спасибо большое за письмо. Вновь на днях перечел Вашу поэму (дал ее также для прочтения кружку местных молодых поэтов). Она очень, очень хороша. И ее цвет – мутный горного потока – м<ожет> б<ыть> лучшее в ней (а не слабость ее). Сочетание „беспорядка“ с протокольностью, внутреннего лирического хребта с прозаическими пятнами мяса меня в ней особливо волнуют. Кажется мне, Вы в России единств<енная> наша надежда. Обязательно присылайте новое, что напишете!
А так у нас нежирно. Если Сейфуллина – Флобер, то куда же дальше? Здесь
(т. е. во Франции. – Б.Ф.)в литературе сейчас мало объема. Она плоская. Сказывается известная духота. И все же это – литература. У нас не понимают, что максимализм, м<ожет> б<ыть> (да и наверное) чудесный в жизни, не существует в искусстве. Там он не плох и не хорош, там он – ничто. Как привить нашим „чувство меры“ – этот аршин лавочника, в руках художника превращающ<ийся> в благодетельный циркуль?Федина я не читал (романа).
Моего „Рвача“ ценз<ура> (как я и ждал) зарезала. Мне очень больно. Он выйдет здесь [1719]1719
«Рвач» вышел по-русски в Париже в июне 1925 г.; в 1927 г. тираж романа был напечатан в Одессе, но почти весь погиб.
[Закрыть], но для кого и зачем?Вообще я скулю. Меня ругают все, партийные за одно, писатели за другое (вот и Каверин [1720]1720
Имеется в виду критическая рецензия В. А. Каверина (подписана В. К-н) на роман «Любовь Жанны Ней», в которой обращалось внимание на языковые небрежности романа (Русский современник. 1924. № 4. С. 241–242); Эренбург болезненно реагировал на эту рецензию – писал о ней в письмах Шкапской (26 января) и Полонской (25 марта).
[Закрыть]). Начинаю не на шутку сомневаться, стоит ли писать? М<ожет> б<ыть> поэтому начать халтурить (хотя многие думают, что я и до сих пор халтурю, но это не так – я, честное слово, писал всерьез, а лучше не умел).Пишите мне – очень радуют Ваши письма. Любовь Михайловна пишет Вам отдельно. Горячий привет.
Илья Эренбург.
Так завязалась переписка. Тихонов ответил на это письмо и получил новое:
«31/3 <1925>.
64, avdu Maine. Дорогой Николай Семенович,
Спасибо большое за письмо, за память, за ворох приневских бесед. Можно себя и в центре, где электричество парализует
<1 слово нрзб.>чувствовать пустынником. Радовался каждой строчке, каждому имени. Почему не прислали Ваших новых стихов? Я много еще думал над Вашей „Дорогой“. Вы нашли „выход“, то есть плотность, лучше сказать плотскость, не впадая в прозу. Это большой стиль, форма, которая еще пугает автора, еще ждет заполнения. Здесь кончится растерзанность отдельных лирических вздохов в 10 или в 20 строк каждый. Кроме того Вы показали, что романтизм соединим вполне со здоровым румянцем.Ах, этот романтизм!.. Вся европейская литература корчится и визжит, рожая и не смея родить этого очередного любимчика. Приходится преплоско острить – 30-ые годы [1722]1722
Понятие «30-ые годы» тогда стандартно употреблялось в смысле «30-е годы XIX века», как и слова «век безразличия», но здесь речь идет о приближающихся 30-х гг. XX века.
[Закрыть](век безразличия) на носу. Я весь кинулся в эту форму и сам того не замечая за год пережил большую перемену. Цветы и посредственные авторы(2 французских слова и 1 русское неразборчивы. – Б.Ф.)по форме. Романтическая взволнованность сменила нашу математику (нет, арифметику!). Немало уже в „Рваче“. Особенно в том, что пишу сейчас („Гид по кафе Европы“ или „Условный рефлекс кафе“ или „Взволнованность воска и стекла“ [1723]1723
Единственное прижизненное издание вышло в Одессе в 1927 г. под названием «Условные страдания завсегдатая кафе». Переиздано в составе НП.
[Закрыть]– еще сам не знаю). М<ожет> б<ыть> Вы прочтете 3 отрывка у Полонской [1724]1724
29 марта 1925 г. Эренбург выслал Е. Г. Полонской 3 рассказа из книги «Условные страдания завсегдатая кафе» с просьбой напечатать их в каком-нибудь из ленинградских журналов.
[Закрыть].Начал читать роман Федина [1725]1725
«Города и годы». 8 апреля 1925 г. Эренбург писал Полонской: «Кончил роман Федина. Хорошо, за исключением композиции. Написал ему письмо» (П1. С. 421).
[Закрыть]. В следующем письме скажу Вам, что думаю о нем, пока боюсь по 20 страниц<ам>.Здесь существуют молодые (русские) поэты. Я им давал читать (в кружке) Ваши стихи. Они ошалели от восторгов. Есть среди них изрядно способные. „Рвач“ (здесь) выйдет вскоре. Постараюсь тогда переслать Вам. Выйдет ли там
(в СССР. – Б.Ф.)не знаю. На меня идет атака. Так запретили переиздавать тиражом („Курбова“ и „Жанну“) свыше 5 тысяч экз. и пр. [1726]1726
В ответ на запрос Эренбурга Л. Б. Каменеву касательно этих мер 1 июня 1925 г. в советском посольстве в Париже ему был вручен ответ из секретариата Каменева, в котором сообщалось, что запрет касался только лишь определенного издательства, а вообще же его книги не запрещены к изданию в СССР (см.: П1. С. 435–436).
[Закрыть]Это очень скверно.
Пишите! Любовь М<ихайловна> передает, что напишет Вам отдельно в ближайшие дни. Не забывайте!
Следующее письмо было отправлено в июле:
«13/VII <1925>.Дорогой Николай Семенович,
Я послал 3 экз. „Рвача“ – Вам, Полонской и Федину. Но находятся они в Москве в Наркоминделе у секретаря коллегии Канторовича. Прилагаю записочку для него. Очень прошу Вас попросить кого-ниб<удь> из Ваших московских знакомых получить книги и переслать Вам.
О том же пишу Полонской [1728]1728
Письма 1 и 12 июля 1925 г.
[Закрыть].Мне очень существенно знать, как Вы найдете „Рвача“, поэтому, прочитав книгу, не забудьте написать мне.
Что Вы делаете? Я все жду благодарения – присылки Ваших стихов. „Дорогу“ люблю и часто повторяю.
Уедете ли куда либо на лето?
Напишите.
Вам приветы от Любови Мих<айловны> и меня.
Сердечно Ваш
С конца мая по начало августа 1926 года Эренбург ездил по России и в Ленинграде повидался с Тихоновым. Их отношения стали еще более дружескими. По возвращении во Францию написано следующее, едва ли не исповедальное, письмо:
«18 августа 1926.
Тирренское море.Дорогой Николай Семенович,
не сердитесь, если это письмо будет лишено должной связанности. Я пишу Вам на пароходе – мы плывем уже 14-ый день и нет ничего более крепкого – для уничтожения и воли и логики, нежели это синее изобилие, льющееся в иллюминаторы и в глаза. Правда, внутри остается отчужденность, недоверие – слишком я чужд сейчас этому не раз прославленному началу – гармонии. Такое море создало Ренессанс и аперитивы. А когда под утро я шел московскими переулками с Тверской на Смоленский рынок, кричали коты, было призрачно светло, били беспризорных и стояла русская условность – любовь, дешевая
<1 слово нрзб.>, нет, все сорта ее, Есенин + романсы и прочее. Здесь поставим точку. 10 лет я пытался (внутренне) преодолеть это, стать писателем европейским, чтобы в итоге понять – от этого не уйти. Да, пусть я плыву на Запад, пусть я не могу жить без Парижа, пусть я в лад времени коверкаю язык, пусть моя кровь иного нагрева (или крепости) [1730]1730
Реакция на слова Шкловского 1923 г.: «У евреев базарная, утомительная кровь. Кровь Ильи Эренбурга – имитатора» ( Шкловский В.Сентиментальное путешествие. М., 1990. С. 200; эту книгу Эренбург считал лучшей у Шкловского – см.: ЛГЖ. Т. 1. С. 428).
[Закрыть], но я русский. Остается подчиниться. Я еще не умею „сделать выводы“ и я не знаю, как мне писать, что делать, жить ли всурьез или нет. Я знаю, что Вы крепкий, что вы из тех зодчих, на которых мы – люди промежуточного поколения и сборных блюд – должны надеяться.И помимо личной привязанности, так я повторяю Ваше имя.
Пришлите мне обязательно новые Ваши стихи. Я побывал на Кавказе и (хоть недолго) в Турции [1731]1731
Об этом путешествии см. очерки Эренбурга «Грузия» и «Глазами проезжего» в книге «Белый уголь, или Слезы Вертера» (Л., 1928).
[Закрыть]. Были часы, когда с Вами я мог без натяжки разделить страсть к Востоку. Однако, об этом в другой раз.Не забывайте!
Ваш сердечно Илья Эренбург64, avdu Maine.
Это письмо Тихонов получил не скоро, и пришло оно на пару с еще одним:
«5 сентября <1926>.Дорогой Николай Семенович,
Письмо, написанное на пароходе, преспокойно высадилось на сушу и – контрабандой – пробыло две недели в моем кармане во Франции. Отсюда – медлительность в ответе. Сегодня (дождь, еду в Париж, нужно работать и т. д.) я нашел его и отсылаю. Я успел за это время побывать в Испании, хоть недолго, зато вполне авантюрно, т. е. без визы, благодаря доброте пограничника и своему легкомыслию [1733]1733
См. об этом главу «Сео де Урхэль» в очерке Эренбурга «Глазами проезжего» (1926).
[Закрыть]. Будь я один, я добрался бы до Барселоны. Жаль было поворачивать назад во Францию – кроме России Испания единственная страна, где „couleur local“ [1734]1734
Местный характер (франц.).
[Закрыть]– душа, а не приманка для английских туристов.Пишите!
Затем в переписке наступил годовой перерыв. За это время у Тихонова в ленинградском издательстве «Прибой», где верховодили Серапионы Федин, Груздев и Слонимский, вышла новая книга стихов «Поиски героя», и он послал ее почтой Эренбургу, надписав так:
«Старому путешественнику – дорогому другу Илье Григорьевичу Эренбургу с искренней любовью.
Ей богу – мы умеем смеяться.
Когда же за нами в лесу густом
Пускают собак в погоню,
Мы тоже кусаться умеем – притом
Кусаться с оттенком иронии [1736]1736
В опубликованных стихах Тихонова не отыскалось этой строфы; в любом случае она, будучи обращенной к Эренбургу, чье положение на советском издательском поле становилось с каждым годом все более затрудненным, многозначительна.
[Закрыть].
Ник. Тихонов.
В том же году Госиздат выпустил сборник из трех поэм Тихонова («Красные на Араксе», «Лицом к лицу» и «Дорога»), отправленный в Париж с надписью: «Прекрасному Илье Григорьевичу Эренбургу с искренней любовью. Ник. Тихонов. 1927. Ленинград». Обе тихоновские книжки Эренбург тогда переплел – такими они и сохранились [1738]1738
Архив автора.
[Закрыть]. Сохранилось и ответное письмо 1927 года:
«24 сентября <1927>.Дорогой Тихонов!
Еще раз спасибо за прекрасную книгу [1739]1739
Возможно, Эренбург благодарил за нее в несохранившемся письме или, скажем, в дарственной надписи Тихонову на какой-либо своей книге; здесь речь идет явно о «Поисках героя».
[Закрыть]. Я прочел ее вчера снова. Вот, что мне хочется сказать Вам: книга эта (впрочем, как и Ваши прежние – в этом ее основная преемственность) саморазбиранье и объятие всего отсюда. Чрезмерно богатый материал ослабляет вас, т. е. к стихии чисто поэтической примешивается столько воли, действия, ума, характера, что слово скачет от деспотических высот иных строк до полного подчинения. Так мог писать Гомер или поэт „chanson de geste“ [1740]1740
Эпос (франц.).
[Закрыть]. Современный материал часто не выдерживает этого. Я думаю, что если бы Вы написали героический роман (прозу!), то кроме – верю! – хорошего романа, Вы получили бы раскрепощение стиха от этого избытка и напряженности [1741]1741
Тихонов действительно вскоре начал писать прозу (не романы, конечно, а нечто среднее между рассказами и очерками), но она сохраняла дефект, все более свойственный его стихам: экстенсивность. Расширяясь на восток, география его путешествий порождала устойчивый литературный поток, привлекая внимание читателей лишь сюжетами, а не глубиной содержания и новизной формы.
[Закрыть]. Впрочем, все это не дефекты, а свойства. Стихи Ваши очень хороши. Особенно люблю я путевой дневник. Мы вернулись в Париж и я возвратился к моему „Лазику Ройтшванецу“ [1742]1742
Работа над очередным романом Эренбурга «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца» была прервана летними каникулами автора.
[Закрыть].Очень обидно, что не могу переслать Вам здешнего издания „В Проточном переулке“ [1743]1743
Эренбург И.В Проточном переулке. Париж, 1927. Обложка работы К. Тейге и О. Мрквички.
[Закрыть](московское – обкорнанное). Читали ли Вы эту книгу?Когда будет досуг, напишите о себе и о других.
Сердечно Ваш Илья Эренбург».
