Текст книги "Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 68 страниц)
Вскоре по возвращении в Россию (июль 1917 года) Эренбургу пришлось стать свидетелем всеобщего раздрая, завершившегося Октябрьским переворотом; о его отношении к катастрофическим событиям повествуют статьи и стихи 1917–1918 годов. Личное знакомство Эренбурга с Мандельштамом произошло лишь летом 1918 года в Москве в «неком небезызвестном салоне», где «безукоризненный эстет из „Аполлона“ с жаром излагал свои большевистские идеи» [1431]1431
Эренбург И.Стилистическая ошибка. (Отметим, что в написанной в конце 1918 г. статье Эренбурга «На тонущем корабле» в списке поэтов, «очарованных катастрофой», Мандельштам уже не значился).
[Закрыть], как полемически описывал это настроенный резко антибольшевистски Эренбург; впервые услышав тогда «Сумерки свободы», он воспринял их как смену политической позиции Мандельштама после осени 1917 года, т. е. после стихотворения «Когда октябрьский нам готовил временщик…»: «Мандельштам, изведав прелесть службы в каком-то комиссариате, гордо возглашает: как сладостно стоять ныне у государственного руля!» (слово «руль» в этом и многих иных высказываниях Эренбурга неизменно отсылало к «Сумеркам свободы»); столь же воспаленно Эренбург воспринимал тогда позицию Блока, Белого, Есенина, Клюева, Маяковского, даже Кузмина. Впоследствии, отдавая должное мудрости Мандельштама, опередившего его на два года в осознании предстоявшего стране, Эренбург неоднократно цитировал «Сумерки свободы» в контекстах, позволявших судить об эволюции его собственных взглядов.
Географический пунктир дальнейших (1919–1920), уже дружеских встреч Эренбурга и Мандельштама включает Украину, Крым, Кавказ и возвращение в Москву.
В октябре 1918-го бежав от ареста из большевистской Москвы в Киев, Эренбург уже при большевиках, в апреле 1919-го, встретился там с Мандельштамом, бежавшим на юг в феврале, опасаясь преследования эсеров. Апрель-август 1919 года – время их постоянных встреч: в знаменитом клубе ХЛАМ, на «мероприятиях» литературной секции подотдела искусств кульпросветотдела киевского Наробраза, в Мастерской художественного слова, где Эренбург, ее организатор, наряду с Б. Лившицем и В. Маккавейским вел постоянные занятия, а Мандельштам выступил с несколькими докладами [1432]1432
См.: Фрезинский Б.Илья Эренбург в Киеве: (1918–1919) // Минувшее. Вып. 22. М.; СПб., 1997. С. 248–335.
[Закрыть]. Две встречи датируются по киевской газете левых эсеров «Борьба»: 24 апреля 1919 года – участие в диспуте о современном искусстве в зале б. Купеческого собрания (24 апреля – объявление, 27 апреля – отчет); 28 апреля – на «Вечере искусств» в театре б. Соловцова (30 апреля – отчет). Встречи в киевских кафе (обычно – в греческой кофейне на Софиевской ул.), куда, случалось, заходил Мандельштам и где Эренбург был завсегдатаем и читал молодым спутницам свои и чужие стихи (из стихов Мандельштама: «Я не слыхал рассказов Оссиана…», «Декабрист» и чаще всего «Я изучил науку расставанья…»), упоминаются мемуаристами: самим Эренбургом, Я. Соммер, Б. Букиник и др. [1433]1433
ЛГЖ. Т. 1. С. 308; Соммер Я.Записки / Публ., предисл. и примеч. Б. Я. Фрезинского // Минувшее. Вып. 17. М.; СПб., 1994. С. 131–133; Букиник Б.Воспоминания (запись Б. Я. Фрезинского; архив автора).
[Закрыть]Среди спутниц Эренбурга были Я. Соммер, Е. Молдавская, Л. Козинцева (его двоюродная племянница по матери, ставшая вскоре его женой), а также ее подруга Н. Хазина (будущая Мандельштам; с ней Эренбург познакомился еще в 1918 году; «Надя любила вспоминать, что Эренбург, один из законодателей вкуса в ХЛАМ’е шепнул ей на ушко, что она похожа на женщин с полотен Кранаха» [1434]1434
Герштейн Э. Г.Новое о Мандельштаме. Paris, 1986. С. 27.
[Закрыть]). Некоторые эпизоды этих встреч содержатся в книгах воспоминаний Н. Я. Мандельштам [1435]1435
Мандельштам Н. Я.Воспоминания. М., 1989. С. 101; Мандельштам Н.Вторая книга. М., 1990. С. 20–21, 26.
[Закрыть], приводятся они и в письме А. Б. Гатова Эренбургу 25 ноября 1959 года:
«Когда мы познакомились? Я думаю, в Киеве в 1919 году – вспоминаю, что Вы зашли к Хазиным утром; с Вами была рукопись перевода трагедии о каком-то короле (забыл, кто автор и какой король). Нас познакомил О. Э. Мандельштам, наш общий друг и посетитель кафе вблизи Думской площади…» [1436]1436
П3. С. 381–382.
[Закрыть].
Эренбург и Мандельштам приняли участие в харьковском журнале «Камена» (в № 2 за 1919 год напечатана статья Эренбурга «Святое „нет“» и сообщено, что по техническим причинам не напечатаны статьи О. Мандельштама и Б. Лившица), а перед отъездом Мандельштама из Киева – в литературном еженедельнике «Жизнь» [1437]1437
См. их публикации в № 1 за 1–7 сентября 1919 г.
[Закрыть]. С приходом в Киев белых публицистика Эренбурга (преимущественно для газеты «Киевская жизнь») становится свободной, достигая значительной общественной силы; в ней утверждается необходимость не монархического и не большевистского, но демократического пути России (от иллюзорности этих надежд первое время не могли излечить даже погромы – «излечение» пришло лишь после переезда в Крым в конце 1919 года).
Мандельштам из Киева отправился в Крым в конце августа 1919-го, а Эренбург с молодой женой и Я. И. Соммер направились непростым путем в Коктебель к М. А. Волошину уже в конце года. Весной 1920-го Эренбург и Мандельштам встречаются в Коктебеле (в доме Волошина) и в Феодосии. В 13-й главе 2-й книги мемуаров Эренбурга и отчасти в 14-й главе, посвященной Мандельштаму, говорится о тяжкой зиме 1920-го, о житейской помощи А. Э. Мандельштама, о тягостных раздумьях над будущим: «У меня позади были и стихи, и вера, и безверье, мне нужно было связать розовый отсвет Флоренции, неистовые проповеди Леона Блуа, пророчества Модильяни со всем, что я увидел» [1438]1438
ЛГЖ. Т. 1.С. 320.
[Закрыть]. Катализатором этих раздумий стали стихи Мандельштама, особенно – коробившие Эренбурга в 1918-м «Сумерки свободы»; строка «Ну что ж, попробуем…» – стала его девизом в 1920 году. Прямые переклички с «Сумерками свободы» есть в написанных в Крыму стихах Эренбурга «Бунтом не зовите годы высокой работы…» и «Боролись с ветрами, ослабли…» [1439]1439
См. финал цикла «Ночи в Крыму» (Коктебель, январь – март 1920 г.): БПбс. С. 409, 410.
[Закрыть]. Итогом раздумий стало его решение вернуться в Москву (через тогда независимую Грузию).
Единственная публикация крымских стихов Эренбурга и Мандельштама 1920 года появилась в феодосийском поэтическом сборнике «Ковчег» [1440]1440
Ковчег: Альманах поэтов. Феодосия, 1920; см. также издание с факсимильным воспроизведением правленого экземпляра Ильи Эренбурга: Возвращение «Ковчега» / Сост. Е. М. Голубовский, комм. В. П. Купченко. Одесса, 2002.
[Закрыть](вышел 6 апреля 1920 года).
7 августа 1920 года Мандельштам отправил Эренбургу копию своего оскорбительного ответа Волошину, с которым рассорился из-за похищенных книг [1441]1441
Мандельштам О.Собрание сочинений. Т. 4. М., 1997. С. 26.
[Закрыть](замечу, что одной из причин этой ссоры был «Камень», «уведенный» автором у владельца и подаренный Л. М. Козинцевой, – через какое-то время она вернула его Волошину [1442]1442
Купченко В.Ссора поэтов // Слово и судьба. Осип Мандельштам: Исследования и материалы. М., 1991. С. 179.
[Закрыть]). Узнав об аресте Мандельштама в Феодосии, Эренбург, несмотря на собственную бытовую ссору с Волошиным, уговорил его отправиться на выручку арестованного поэта [1443]1443
Миндлин Э.Необыкновенные собеседники. М., 1968. С. 26–29.
[Закрыть]. Мандельштама отпустили, и он 7 сентября морем отправился в Батум; вслед за ним из Феодосии баржей Эренбург добрался до Батума и вскоре встретился с Мандельштамом в Тифлисе, где 26 сентября 1920 года в Консерватории состоялся вечер их поэзии (программа: вступительное слово Г. Робакидзе о новой русской поэзии; доклад Эренбурга «Искусство и новая эра» и стихи из книг «Огонь» [1444]1444
Гомель, 1919.
[Закрыть]и «Новая зоря» [1445]1445
Не издана; составлявшие ее стихи вошли в: Эренбург И.Раздумья. Рига, 1921.
[Закрыть]; «Камень» и стихи последнего времени Мандельштама; стихи обоих поэтов в исполнении актера Н. Н. Ходотова).
Выхлопотав в Тифлисе советские паспорта для себя, Л. М. Козинцевой, Я. И. Соммер и братьев Мандельштам и получив визы, Эренбург и его спутники в октябре 1920 года в качестве дипкурьеров отправились поездом из Владикавказа в Москву. Поездка описана в мемуарах Эренбурга [1446]1446
ЛГЖ. Т. 1. С. 329–331.
[Закрыть]и упомянута в конце 1920 года в его письме к М. Шкапской [1447]1447
П1. С. 103.
[Закрыть].
Путь Мандельштама лежал из Москвы в Петроград; разговор, состоявшийся у него с Эренбургами перед этим, и последствия этого разговора в личной судьбе Мандельштама существенно повлияли на их дальнейшие отношения. Вот свидетельство Надежды Яковлевны:
«Мандельштам вернулся в Москву с Эренбургами. Он поехал в Петербург и, прощаясь, попросил Любу, чтобы она узнала, где я. В январе Люба написала ему, что я на месте, в Киеве, и дала мой новый адрес – нас успели выселить. В марте он поехал за мной – Люба и сейчас называет себя моей свахой» [1448]1448
Мандельштам Н. Я.Вторая книга. С. 25.
[Закрыть].
В конце 1960-х годов Б. М. Сарнов записал рассказ Л. М. Козинцевой-Эренбург:
3. Взгляд из Брюсселя, Берлина и Парижа; Поездки в Москву (1921–1938)«Я знала, что Ося влюблен в Надю, что у них все давно сговорено. Но Надя томилась в Киеве, а он болтался то в Москве, то в Питере и делать решительный шаг не спешил. И вот, страдая за подругу, Любовь Михайловна однажды не выдержала и сказала ему: „Ося, по-моему, вам надо поехать в Киев за Надей и привезти ее сюда“. Осип Эмильевич послушался. Поехал, и привез. А совсем недавно, закончила свой рассказ Любовь Михайловна, – вспомнив про это, я сказала Наде: „Ты должна проклинать меня. Ведь это я обрекла тебя на твою ужасную, кошмарную жизнь!“ И что она вам ответила? – спросил я. – Она сказала: „За всю жизнь у меня не было ни одного дня, когда я пожалела бы об этом“» [1449]1449
Записано автором со слов Б. М. Сарнова.
[Закрыть].
25 октября 1920 года Эренбурга арестовала ВЧК, затем освободила благодаря вмешательству Н. И. Бухарина; в марте 1921 года он отбыл за границу с советским паспортом. Вскоре после приезда в Париж, в конце мая, Эренбурга выслали из Франции, и ему (с помощью бельгийского писателя Ф. Элленса) удалось обосноваться в Бельгии, где за месяц им был написан роман «Хулио Хуренито»; одновременно для журнала Элленса «Signaux de France et de Belgique» Эренбург написал статью «Русская поэзия и революция» [1450]1450
Напечатана в № 4 (1 августа 1921 г.); перевод на французский жены Элленса М. М. Милославской.
[Закрыть], в которой сгруппировал лучших, на его взгляд, поэтов в зависимости от их отношения к революции (противники: Цветаева и Бальмонт; сторонники: Брюсов и Маяковский; промежуточная группа: Вяч. Иванов, Мандельштам, Волошин, Ахматова, Пастернак, Блок, Белый и Есенин). «Осип Мандельштам, поэт камня и величия, соборов и Баха, не поддался вялому лиризму слез и отчаяния. Потрясенный пафосом событий, он воскликнул: „Ну что ж, попробуем…“» [1451]1451
С. 184–185; обратный перевод на русский Пита ван Пауке (Гент), разыскавшего по моей просьбе текст этой публикации.
[Закрыть], – далее следуют знаменитые и еще недавно отвергавшиеся Эренбургом строки «Сумерек свободы». Возможно, это было первое упоминание о поэзии Мандельштама по-французски. Обосновавшись с ноября 1921 года в Берлине, Эренбург выпустил около двух десятков книг, сотрудничал в «Новой русской книге», пропагандируя современную русскую поэзию, вместе с Эль Лисицким издавал конструктивистский журнал «Вещь».
Эренбург включил стихи Мандельштама (из «Ковчега») в свою антологию «Поэзия революционной Москвы» (Берлин, 1921), а в программной статье «О некоторых признаках расцвета российской поэзии» [1452]1452
Русская книга. Берлин, 1921. № 9. С. 3.
[Закрыть], отметив мужественность как один из признаков русской поэзии эпохи катастроф, назвал в качестве высших достижений русской поэзии, в частности, и то, что осуждал еще в 1918-м, – «Двенадцать» Блока и «Сумерки свободы» Мандельштама. В статье Эренбурга, стилизованной под обзор новой русской поэзии вымышленного французского критика Жана Сало [1453]1453
Вещь. Берлин, 1922. № 1–2. С. 9. 31 мая 1922 г. Эренбург писал М. Шкапской: «Сало (entre nous) – я. (Неужели Вы думали, что кто-нибудь другой может избрать себе подобную фамилию?)» (П1. С. 165–166). Salaud (франц.) – мерзавец.
[Закрыть], стихи Мандельштама рассматривались в контексте устойчивого противопоставления поэзии («европейскость» и «мертвечину» Петрограда подчеркивают, по мысли Эренбурга, сборники издательства «Петрополис», создающие впечатление, что войны и революции не было):
«Если Мандельштам жил бы во Франции, он был бы комичным эпигоном (pompier), вся эта мифология, географическая звукопись и пр. нам (т. е. французам) давно ничего не говорят. Но к его работе в России я отношусь с величайшим уважением. Ваш поэтический язык еще настолько девственен, несделан (как я вам завидую!), рыхл, что упругая, конструктивная поэзия Мандельштама (при всей ее археологичности) – явление положительное».
В статье Эренбурга «Русская литература в 1922 году», напечатанной по-французски, содержится то же противопоставление поэзии Москвы и Петрограда; среди питерских стихотворцев, пишет Эренбург, «всего лишь два настоящих поэта – Анна Ахматова (Anno Domini, 1921) и Мандельштам (Tristia)» [1454]1454
Le disque vert. Paris; Bruxelles. 1922. Juliet. № 3. P. 66.
[Закрыть]. В рецензии на «Tristia» (Берлин, 1922) Эренбург отметил своевременную мужественность стихов Мандельштама в эпоху революции и их неизменную патетичность («Мандельштам патетичен всегда, везде, это не ходули, но рост, но манера, но голос»). Важным в устах именно Эренбурга было осознание автора «Tristia» «одним из немногих строителей» – в уже «великих „Сумерках свободы“» он углядел столь ценимую «современность», но вне «юродствующих восторгов и кликушеских причитаний», на которые еще недавно и был так падок сам, полагая их знаком нового искусства: «Пусть это не постройки заново, а лишь ремонт старых ямбов (наивное и постепенно уходящее предпочтение внешне новых форм), но никто лучше его не знает тайны цемента, скрепляющего неповоротливые стопы» [1455]1455
Новая русская книга. Берлин, 1922. № 2. С. 19.
[Закрыть]. Эренбург связывает переход от «Камня» к новой книге со всем, что испытал Мандельштам в последние годы:
Рассуждая в другой статье о конструктивизме в современном искусстве, Эренбург заметил, что часто он выявляется в творчестве поэтов, внешне якобы стоящих в стороне от так называемого «нового искусства», но « живыхи поэтому не могущих отойти от современных орудий поэтического производства, как например Мандельштам и Цветаева» [1457]1457
Там же. № 9. С. 2.
[Закрыть]. В написанную еще в России книгу «Портреты русских поэтов» (Берлин, 1922) вошел и «портрет» Мандельштама, «в котором все цельно и гармонично», но построено на последовательном контрасте «„незыблемости“ стихов „Камня“, давящих грузом германского ума, и суетливости, даже легкомысленности их автора». Говоря о революции, Эренбург написал о прозрении поэта:
«<…> бедный Мандельштам, который никогда не пьет сырой воды, и, проходя мимо участка комиссариата, переходит на другую сторону, – один понял пафос событий. Мужи голосили, а маленький хлопотун петербургских и других кофеен, постигнув масштаба происходящего, величие истории, творимой после Баха и готики, прославил безумие современности: „ну что ж, попробуем огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля“».
Этот прием, связанный и с пониманием стиха, и со склонностью подмечать смешное, неизменно присутствовал в устных рассказах Эренбурга о Мандельштаме (как поведал известный летчик Б. Г. Чухновский, в Париже в 1930 году Эренбург настолько точно описал внешность, поведение, повадки Мандельштама, что, случайно увидев в Сухуми незнакомого ему прежде поэта, он его сразу опознал [1458]1458
Осип и Надежда Мандельштамы в рассказах современников. М., 2002. С. 83.
[Закрыть]). Эти, подчас смешные, рассказы не были ироничными; как вспоминала Я. Соммер: «Эренбург мог говорить и даже писать о долгах Мандельштама, но при этом он горячо любил О. Э.» [1459]1459
Минувшее. Вып. 17. С. 125.
[Закрыть]Такова и глава о Мандельштаме в мемуарах «Люди, годы, жизнь», породившая впоследствии клише «эренбурговский Мандельштам» [1460]1460
Осип и Надежда Мандельштамы в рассказах современников. С. 80. Дело в специфике жанра мемуаров: в отличие от статей и монографий, в них рассуждения о творчестве перемежаются повествованием о жизни; неслучайно не одобрявшая книгу «Люди, годы, жизнь» Э. Герштейн в собственном рассказе об О. Э. от кратких и торжественных деклараций немедленно перешла к подробным анекдотическим картинкам, несравнимым по хлесткости с «эренбурговским Мандельштамом» (см. дальше).
[Закрыть]. С 1920 года символика «Сумерек свободы» остается для Эренбурга знаковой (она употребляется в его текстах, заполняющих диапазон от провокативного в 1921-м до едва ли не демагогического в 1965-м). В романе «Необычайные похождения Хулио Хуренито» (1921) образы «сумерек свободы», «поворота руля», «корабля, идущего на дно» существенны в трех главах (в 23-й – когда герои оказываются в Петрограде, на лекции в Тенишевском училище (!), где слышны лозунги «Уберите свободу, она тяжелее всякого ярма!», и в последующем утверждении «великого провокатора» Хуренито: «Наступают как будто полные сумерки свободы»; в 25-й, с подзаголовком «Спор о свободе в ВЧК», – где Хуренито, обсуждая лозунг «РСФСР – подлинное царство свободы» и признав, что за год революции большевики «вышибли из голов <…> само понятие свободы», заметил: «Но мне очень обидно видеть, что в безумном повороте корабля повинен не руль, а волны»; и в 27-й главе, где герой по имени Эренбург в кабинете Ленина представляет себе всю угрюмую Россию «диким кораблем, отчалившим в ночь» [1461]1461
СС8. Т. 1. С. 378, 394, 403.
[Закрыть]).
В романе «Рвач» (1924), в главе о Киеве эпохи Гражданской войны, появляется образ «первейшего поэта», в котором угадываются черты Мандельштама:
«Это был вымирающий ныне тип традиционного поэта, всю свою жизнь нищенствующий и бескорыстно влюбленный в былую помпезность, веселое дитя, надоедливая птица, словом, чудак, не раз описанный нашими предшественниками <…>. Его стихи были формулами звукового блаженства» [1462]1462
СС8. Т. 2. С. 246–247.
[Закрыть].
Образ поэта дан через восприятие молодого ловкача, овладевшего версификацией, чтобы достичь общественного положения; при личной встрече с ним поэт, раздосадованный формальными ухищрениями пустой души, останавливает его жестким вопросом: «Скажите, зачем вы это делаете?» [1463]1463
Там же. С. 248.
[Закрыть]Именно о романе «Рвач» Мандельштам в феврале 1926 года сообщал жене из Ленинграда [1464]1464
Мандельштам О.Собрание сочинений. Т. 4. М., 1997. С. 65.
[Закрыть]: в ГИЗе Федин и Груздев «стараются протащить „Рвача“ Эренбурга» – как оказалось, безуспешно.
Перечислим отсылки к стихам Мандельштама в эренбурговских текстах 1920-х годов. Эпиграф к книге «Белый уголь, или Слезы Вертера», куда вошли очерки 1922–1927 годов («В ком сердце есть, тот должен слышать, время, / Как твой корабль ко дну идет») и фраза в предисловии («Обманчивым дневным формулам я предпочитаю несвязный бред. В стихах Осипа Мандельштама старый маниак бессмысленно повторял: „Россия, Лета, Лорелея“, соединяя в одно – время и пространство, образ своей эпохи, уютный как любовь мечтательного бурша, и холод исконного бытия»); в очерке «Глазами проезжего» (1926; вошел в «Визу времени», 1933): «Я не осмеливаюсь прославить купол Айя-София – о нем уже написаны немецкие монографии и стихи Осипа Мандельштама»; в очерке «Грузия» (1926): «„Горбатому Тифлису“ посвящает стихи Мандельштам» [1465]1465
Эренбург И.Белый уголь, или Слезы Вертера. Л., 1928. С. 9, 210, 113.
[Закрыть]. В главу «Притяжения и отталкивания» книги «Мы и они» (русские писатели о Франции), которую Эренбург составил вместе с О. Савичем в 1930 году, были включены 18 строк из стихотворения «Я не увижу знаменитой Федры…».
О поддержании эпистолярных связей Мандельштама с Эренбургом говорит письмо 1929 года М. Зенкевичу о проблемах с переводами Майн Рида, в котором Мандельштам берется раздобыть необходимые французские издания «частью в Киеве, частью через Эренбурга» [1466]1466
Мандельштам О.Указ. изд. Т. 4. С. 104.
[Закрыть]; в 1927 году Эренбург послал адрес Мандельштама («Лицей кв. 7. Детское Село») П. П. Сувчинскому, отвечая на его запрос [1467]1467
Письмо от 3 марта 1927 г. (ксерокопия; архив автора).
[Закрыть].
Вполне возможно, что очередная личная встреча наших героев случилась в Москве в январе 1924 года (они оба были на похоронах Ленина 27 января 1924 года, о чем пафосно отчитались в прессе [1468]1468
Мандельштам О.Прибой у гроба // На вахте. М., 1924. 26 января; Эренбург И.Об обыкновенном и о необыкновенном // Однодневная газета «Ленин». 1924. С. 2.
[Закрыть]; при этом в однодневной газете «Ленин», которую Эренбург редактировал вместе с В. Инбер, материалов Мандельштама нет). Может быть, к 1924 году относится встреча, назначенная Мандельштаму Эренбургом в ресторане «Прага», которую упоминает Миндлин [1469]1469
Миндлин Э.Осип Мандельштам // Осип Мандельштам и его время. М., 1995. С. 226.
[Закрыть]. Встречались ли они в 1926-м – неизвестно, зато о встрече в 1932-м есть свидетельства очевидца [1470]1470
Герштейн Э. Г.Мемуары. М., 1998. С. 37.
[Закрыть], а встречу в 1938-м Эренбург сам упоминает в мемуарах [1471]1471
ЛГЖ. Т. 1. С. 323.
[Закрыть].
Приехав в СССР в июне 1934 года, Эренбург узнал об аресте Мандельштама и говорил об этом с Н. И. Бухариным, который писал Сталину о волнениях в писательской среде в связи с арестом поэта. Поездка Эренбурга в Воронеж (16–18 июля) была незапланированной и скоропалительной (до нее он побывал с Андре Мальро на художественных промыслах и на Волге, а после нее вместе с дочерью ездил на Север – собирал материал для нового романа «Не переводя дыхания»; увиденное в Воронеже ни в какой литпродукции Эренбурга не использовалось); скоропалительность поездки связана с тем, что Эренбургу удалось присоединиться к начальнику строительства магистрали Москва – Донбасс, направлявшемуся из Москвы в Воронеж (это камуфлировало цели Эренбурга, но о магистрали Эренбург ничего не написал, хотя виденные им стройки того времени занимали немалое место в его писаниях). Думается, что Эренбургу стоит верить, когда в мемуарах «Люди, годы, жизнь» он напрямую связал эту поездку с Мандельштамом: «Летом 1934 года я искал его в Воронеже» [1472]1472
Там же.
[Закрыть]. Однако найти Мандельштама Эренбург не смог – видимо, не рискнул из осторожности спрашивать адрес ссыльного у незнакомых ему местных и сугубо советских писателей. В этой связи отметим некий эпизод 1966 года. Читатель Эренбурга Чириков (возможно, бытовой краевед) запросил его о поездках в Воронеж, в своем запросе он о Мандельштаме ничего не спрашивал: погибший поэт оставался все еще малоизвестным – даже в Воронеже. Как обычно, читателю ответила секретарь Эренбурга Н. И. Столярова. Сочиняя ответы ежедневным корреспондентам шефа, она обычно использовала его пометы на письмах, если они были, но в данном случае их не было, и Н. И., дружившая с Н. Я. Мандельштам, сочиняя ответ, автоматически увязала Воронеж с погибшим поэтом, использовав фразу из мемуаров Эренбурга; получилось так: «24 декабря 1966 г. Уважаемый товарищ Чириков! В Воронеже я был в 1934 году, и после этого мне не приходилось там бывать. В Воронеж я приехал, чтобы навестить моего друга поэта Мандельштама, который там жил в эти годы. Сожалею, что ничего большего Вам написать не могу» [1473]1473
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 436. Л. 3 об.
[Закрыть]. Эренбург этот ответ просмотрел и велел его переписать: фразу о Мандельштаме он вычеркнул. О воронежской невстрече с Эренбургом Н. Я. Мандельштам в воспоминаниях не упоминает вообще [1474]1474
При этом Н. Я. замечает, что в 1936 г. Мандельштам мог надиктовать Эренбургу новые стихи ( Мандельштам Н. Я.Вторая книга. С. 390); между тем в 1936 г. Эренбург в СССР не приезжал.
[Закрыть]. Я запрашивал Н. Е. Штемпель о том, какие были разговоры в доме Мандельштама, когда в Воронеж приехал Эренбург, и она мне ответила 15 октября 1985 года:
«В период моего знакомства и постоянного общения с Мандельштамом, как Вы выражаетесь, „эренбурговская тема“ не возникала. Из своих современников очень часто О. Э. вспоминал Ахматову, Пастернака, Шкловских, как-то – Тынянова, Катаева (последний прислал свою книгу с надписью). Я думаю, что в 1934 году Мандельштамы не могли и не виделись с И. Г. Основания: Н. Я. попала надолго в больницу с сыпным тифом, О. Э. чувствовал себя ужасно. Вначале – гостиница, потом в привокзальном поселке снял застекленную терраску… „Эренбурговская тема“ появилась у Н. Я. после смерти О. Э., когда она уже жила в Москве. К этому времени относится и дружба с Н. И. Столяровой» [1475]1475
Архив автора.
[Закрыть].
О том, что судьба Мандельштама занимала в 1934 году Эренбургов, говорит, в частности, вопрос в конце парижского письма Л. М. Козинцевой-Эренбург к ее киевской подруге художнице С. К. Вишневецкой (первым ее мужем был шурин Мандельштама Е. Я. Хазин) 23 октября 1934 года: «Привет горячий Лене (художница Е. М. Фрадкина, вторая жена Е. Я. Хазина. – 6.Ф.) и Жене (Е. Я. Хазин. – Б.Ф.). Как Надя и О. Э.?» [1476]1476
РГАЛИ. Ф. 2441. Оп. 1. Ед. хр. 323. Л. 3.
[Закрыть]Заметим, что в 1930-е годы с Мандельштамом в Москве и Ленинграде общался зять Эренбурга, поэт и прозаик Б. М. Лапин [1477]1477
См.: Фрезинский Б.О Борисе Лапине // «Сохрани мою речь…». Вып. 4/1. М., 2008. С. 203–225. См. также: Фрезинский Б.Современник Мандельштама Борис Лапин // Фрезинский Б.Мозаика еврейских судеб: XX век. М., 2008. С. 199–226.
[Закрыть], и это был надежный источник информации для И. Г.
Информация об Эренбурге в связи с важным для судьбы Мандельштама звонком Сталина Пастернаку не кажется безошибочной. По свидетельству Н. Я., сразу после разговора со Сталиным Пастернак зашел к Эренбургу и сообщил ему о разговоре с вождем, а больше никому о нем не говорил – слух о звонке Сталина пошел по Москве именно от Эренбурга [1478]1478
Мандельштам Н. Я.Воспоминания. М., 1989. С. 136.
[Закрыть]; Л. Флейшман также подчеркивает роль Эренбурга в распространении слуха о звонке и (с помощью А. Мальро) использовании его в ситуации, связанной с открытием Первого съезда советских писателей [1479]1479
«Можно предположить, что и распространение в Москве летом 1934 года слухов о действительном <…> телефонном разговоре вождя с поэтом также восходило не к Пастернаку, а к Эренбургу. <…> содержание беседы с Пастернаком не разглашалось <…>, факт же беседы стал известен благодаря усилиям Эренбурга» ( Флейшман Л.Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. СПб., 2005. С. 238, 240).
[Закрыть]. Звонок Сталина справочники относят к 13 июня 1934 года [1480]1480
См.: Мандельштам О.Указ. изд. Т. 4. С. 459.
[Закрыть], а Эренбург приехал в Москву 17 июня – неужто Пастернак четыре дня никому не сообщал о столь значимом разговоре?
Требует уточнения и фраза из главы о Мандельштаме в книге «Люди, годы, жизнь»: «В последний раз я его видел весной 1938 года в Москве» [1481]1481
ЛГЖ. Т. 1. С. 328.
[Закрыть]. Эренбург приехал в Москву из Испании, где был военкором «Известий», на две недели 24 декабря 1937 года, а 29 декабря уже был в Тбилиси на пленуме ССП и в Москву вернулся поездом в начале января 1938-го. (Отмечу, что тем же поездом ехал Фадеев, и, как вспоминал Эренбург, «А. А. Фадеев принес несколько стихотворений Мандельштама, сказал, что, кажется, их удастся напечатать в „Новом мире“» [1482]1482
Там же. Т. 2. С. 187.
[Закрыть]; в предисловии к публикации стихов Мандельштама в 1965 году Эренбург пишет, что Фадеев показал ему верстку [1483]1483
Простор. Алма-Ата, 1965. № 4. С. 58.
[Закрыть].) Видимо, Эренбург рассказал об этом при встрече Мандельштаму, который был в Москве вплоть до 3 марта 1938 года. Встреча эта могла произойти никак не весной, а, думаю, лишь с января по первую половину февраля, когда начались грозные для Эренбурга события – их череда тянулась до апреля и поглощала его всецело: готовился процесс по делу друга его юности Н. И. Бухарина, трудно было не связать с этим то, что впервые у Эренбурга отобрали зарубежный паспорт, затем ему настоятельно рекомендовали прийти на открывающийся судебный процесс, и 2 марта (в первый день его работы) на двух заседаниях процесса Эренбург присутствовал, ужасаясь услышанному и не понимая его, однако писать о процессе наотрез отказался. 15 марта Бухарина расстреляли, а 21 марта 1938 года Эренбург обратился к Сталину с просьбой выпустить его в Испанию [1484]1484
П2. С. 255–256.
[Закрыть]и получил отказ – лишь после крайне рискованного вторичного обращения к вождю в конце апреля последовало неожиданное разрешение. В начале мая 1938 года Эренбург, едва ли не раздавленный увиденным в СССР, вернулся в Барселону. А 2 мая 1938-го арестовали Мандельштама и отправили в лагерь – в желтом кожаном пальто, подаренном ему Эренбургом [1485]1485
Поляновский Эд.Гибель Осипа Мандельштама. Париж, 1993. С. 158.
[Закрыть](в этом пальто его и запомнили солагерники). Одна и та же дьявольская сила отпустила (на время) Эренбурга и погубила Мандельштама – такая вот лотерея [1486]1486
Слово «лотерея» употреблял, говоря о том времени, Эренбург (ЛГЖ. Т. 2. С. 195) – непохоже, что удастся сказать точнее.
[Закрыть].
В 1938 году Мандельштам погиб; этот год оказался смертельно опасным и для Эренбурга, но он таил также смертельную опасность и для Л. М. Козинцевой-Эренбург, которая в каждую поездку мужа в СССР навещала в Ленинграде свою мать. 11 января 1938 года на допросе арестованного 21 октября 1937-го в Ленинграде Б. К. Лившица ей была отведена роль «троцкистского эмиссара» парижского «центра», вербовавшего в шпионы; в протоколе допроса среди других обвинений против нее значится: «Ее возмущало отношение советской власти к писателям, в частности, „расправа“ с О. Мандельштамом» [1487]1487
Шнейдерман Э.Дело Бенедикта Лившица // Звезда. 1996. № 1. С. 95.
[Закрыть]. Местонахождение «троцкистского эмиссара» было в тот момент не известно ленинградскому Большому дому, а когда в начале мая Л. М. со свеженьким загранпаспортом приехала в Ленинград, Большой дом не проявил расторопности, может быть потому, что следователей НКВД в ту дивную пору отстреливали с не меньшей тщательностью и регулярностью, чем их жертв.
