Текст книги "Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 68 страниц)
1927-й год был для Тихонова урожайным; третья книга, которую он послал Эренбургу, – «Рискованный человек» – была прозаическая: сборник из восьми рассказов. Действие их происходит на Востоке – в Туркмении, в Бухаре, в Баку, Тифлисе, Эривани, в Персии [1744]1744
Место действия неопределенно только в одном рассказе, где много русских героев (это, по существу, повесть из 20 главок, давшая книге название).
[Закрыть]; их центральные герои – русские, окруженные восточным бытом и восточными персонажами. Книга произвела на Эренбурга сильное впечатление [1745]1745
В этом впечатлении Эренбург был не одинок. Рассказы Тихонова, впервые печатавшиеся в «Звезде» (1927, № 5), тогда же читала Ахматова. П. Лукницкий записал 1 июня 1927 г. ее отзыв: «„Бирюзовый полковник“ Тихонова понравился. Считает, что очень много прекрасных мест» (Воспоминания об Анне Ахматовой. М., 1991. С. 167). Это, кажется, единственный, судя по воспоминаниям мемуаристов, отзыв Ахматовой о сочинениях Тихонова.
[Закрыть], но когда он стал писать о ней конкретно, то выделил лишь один, действительно лучший, литературно самый свежий, свободный от конъюнктурности рассказ [1746]1746
«Если бы не мы, – говорит герой, – если бы не революция, здесь бы ничего не было – стены, глина, жара или бы сидели англичане», – это единственная политическая формула в рассказе. Заметим, что, кроме стен, глины и жары, ничего в тот момент и не было в Бухаре, как, впрочем, не было и англичан…
[Закрыть](без басмачей) – и не страдающий, как другие, многословием: «Чайхана у Ляби-хоуза». Рассказ с впечатляющей картиной душной бухарской ночи, с емко выписанным образом нищего еврея-дантиста, заброшенного судьбой далеко на Восток. Читая книгу Тихонова, Эренбург, несомненно, вспомнил о своем рассказе «Веселый Паоло», где действие происходило в Тифлисе в 1926 году: сходный восточный колорит, но без русских – жизнь изнутри, и ситуация совсем не такая, как у Тихонова: политически острая и злободневная. «Веселый Паоло» был отправлен в «Новый мир» в ноябре 1927 года, потом перекочевал в «Прожектор», в итоге ни редактор «Нового мира» В. П. Полонский, ни Бухарин, редактировавший «Прожектор», не рискнули его напечатать [1747]1747
Подробнее об этом см. в наших публикациях: Вопросы литературы. 1999. № 1. С. 306–307; Фрезинский Б.Писатели и советские вожди. М., 2008. С. 174–175.
[Закрыть]. Теперь Эренбург работал над новыми рассказами, не связанными с Востоком, но читать тихоновскую прозу ему все равно было интересно. Отклик Эренбурга послан из Гренобля, куда И. Г. на короткое время приезжал:
«29 января <1928>.
Дорогой Тихонов, спасибо за книгу [1748]1748
Сборник рассказов Тихонова «Рискованный человек» (Ленинград, 1927).
[Закрыть], не только за то, что послали ее (Вашу дружбу я ценю и чту), но и за то, что Вы ее написали. Это прекрасная книга!Все Ваши качества, которые в стихах оставались ясными только для<1 слово нрзб.>, – здесь всенародны и бесспорны. Я уже готов был отчаяться в следующем за нами поколении. Где его опыт? Где его жестокая молодость? Дряблость одних, церебральная нелепость других – слабость, скудость. И вот Ваша книга – первая книга мужества и подлинности, т. е. почти физиологического ощущения описываемого „action direct“(прямое действие. – Б.Ф.).Очень, очень хорошо. Особенно люблю я бухарскую ночь. Это незабываемо – и зной, и кот, и брезгливость русского [1749]1749
Обозвав вспрыгнувшего на него кота «азиатом», русский герой сбрасывает его с колен.
[Закрыть]. Месяц тому назад я начал новую книгу рассказов [1750]1750
Об этой книге («Рассказы»), вышедшей в ленинградском «Прибое» в 1928 г., см. в первой части – «Книги»: «Проза Ильи Эренбурга 1920-х годов». Слова о близости их к рассказам Тихонова – большая натяжка.
[Закрыть]– очень близкую Вашим. И когда получил „Риск<ованного> человека“ – обрадовался, как будто своей победе.Немецкое издательство „Malik Verlag“ [1751]1751
Издательство «Malik Verlag», которым руководил приятель Эренбурга Виланд Герцфельде, включило рассказы Тихонова в антологию «30 новых рассказчиков новой России» (1931).
[Закрыть]на днях спрашивало меня, что я им могу подготовить из новых русских книг для перевода. Я указал „Риск<ованного> человека“. Пошлите им экземпляр. Это серьезное и<здательств>во, и я думаю, что они возьмут книгу.Вышла в Париже моя новая книга „Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца“. Жду оказии, чтобы и Вам послать.
Напишите, где Вы и что делаете.
В те годы Эренбург уже не писал рецензий – для «Рискованного человека» Тихонова и «Заката» любимого им Бабеля было сделано исключение, причем рецензии написаны специально для парижского журнала «La revue européenne»; они появились в разделе «Lettres russes» [1753]1753
La revue européenne. 1928. № 5. Р. 530–535.
[Закрыть]и по-русски никогда не публиковались. Рецензию на «Рискованного человека» приводим в обратном переводе И. И. Эренбург, т. к. рукопись ее не сохранилась.
Имя Тихонова было абсолютно не известно французам, и разговор о его прозе Эренбург начал с упоминания о стихах:
«Николай Тихонов – лучший поэт молодого поколения. Он появился после Гражданской войны, когда люди, только что державшие в руках винтовки, относились к печатному слову с иронией. Его первые баллады о революции, о новом человеке, грубом и твердом:
Гвозди бы делать из этих людей,
Крепче бы не было в мире гвоздей.
Но уже вскоре он отказался от столь легких тем. Дыхание его стихов осложнилось, стало стесненным, почти мучительным, как дышит человек, взбирающийся на гору. В них вошли вершины Кавказа, смех комсомольцев, море аллитераций. Последний его сборник озаглавлен „Поиски героя“.
Теперь Тихонов напечатал первую свою вещь в прозе: „Рискованный человек“. Он не нашел героя, но герой нашел его. Сюжет этой книги Восток – Бухара, Азербайджан, Армения, а вернее, русский человек в мире, который ему дик и в то же время – глубоко сродни. Рассказ „Чайхана у Ляби-хоуза“ – один из лучших в нашей послереволюционной литературе. Это – знойная душная ночь в старой Бухаре, где перемешаны советская статистика, кровавая месть, казино с рулеткой и дряхлые муллы. Переплетены многие судьбы: командированный русский, старик басмач, укравший и собравший деньги, чтобы купить женщину, гид, говорящий по-русски, потерявший состояние и повстречавшийся со своим обидчиком. Плюс старый еврей, дантист, которому все время хочется пить, а у него нет денег на бутылку боржоми, и он ищет, кто бы ему составил компанию. Затем кот и мыши, удравшие из мышеловки. В начале страсть, потом сытая лень. Наконец, убийца. Душный, безжалостный климат и безграничная покорность созданы не географией. Это – климат душевный, и старая Бухара легко может встретиться в Ленинграде. Потому книга Тихонова отличается от „восточных“ сочинений французов и англичан. Они, дивясь экзотике, восторгаются ею либо возмущаются. Тихонов же не должен пересекать ни границы своей страны, ни свои собственные. Эта граница – в нем самом, в его сердце русского человека. Она была установлена до того, как построены минареты Бухары. Это ограничение перманентно.
В рассказах, как и в стихах, Тихонов остается романтиком. Он презирает пропорции и плюет на традиционную благопристойность наших литераторов. Если жизнь кипит новостями, самовары шумят, поют, а возведение гаража описывается с чеховской тоской („мы увидим небо в алмазах“), значит – Тихонов не обманул ожиданий. Он показал, что промозглый ветер и патетика Октября, ночной дым над Варшавой могут быть открыты всюду – в ужимках экзальтированного дервиша, в духоте азиатских базаров, в жалкой страсти старого банковского клерка, в последней позе банкрота небезызвестного Энвер-Паши [1754]1754
Энвер-Паша (1881–1922) управлял Турцией в годы Первой мировой войны, в 1918 г. бежал из страны, примкнул к бухарским басмачам и был убит в бою с красноармейцами.
[Закрыть], даже в кошке, даже в землянике.Словом, эта мужественная книга о патетичной тяжеловесности нашего времени для читателя – кислородная подушка» [1755]1755
Архив автора.
[Закрыть].
По-видимому, вместе с «Рискованным человеком» Тихонов прислал и письмо, поскольку 3 февраля 1928 года Эренбург сообщил В. Г. Лидину в Москву: «С моим „Лазиком“ дела плохи. Тихонов пишет, что Главлит не одобряет. Попробую еще прибегнуть к героическим мерам» [1756]1756
П1. С. 557. Под «героическими мерами» Эренбург имел в виду обращение к Н. И. Бухарину, которое в данном случае не помогло.
[Закрыть].
Следующее, короткое послание Эренбурга – несколько строчек в коллективной открытке, отправленной Тихонову. Это произошло 11 августа 1928 года в берлинском винном погребке «Schwenske’s weinstuben», где собрались по случаю приезда Ильи Александровича и Татьяны Кирилловны Груздевых [1757]1757
Серапионову брату И. Груздеву Тихонов посвятил стихотворение «Махно» в книге «Брага» (1922).
[Закрыть]. Присутствовало 7 человек – помимо самих Груздевых и Эренбургов были: писатель Овадий Савич (путешествуя в то лето вместе со своими друзьями О. Савичем и Р. Якобсоном по Словакии, Эренбурги возвращались в Париж через Берлин), поэтесса Вера Лурье, влюбленная в Л. М. Козинцеву (эмигрировав в 1922 году из Питера, Лурье успела познакомиться на берегах Невы и с молодыми Серапионами, и с Островитянами), а также писатель Роман Гуль [1758]1758
В воспоминаниях «Я унес Россию» Гуль пишет о встречах с Груздевым, но, разумеется, не вспоминает об этом вечере – он был дружен с Эренбургом, много и хвалебно писал о нем, а впоследствии крепко рассорился и в мемуарах соответственно и обильно «исправлял» историю былых отношений (Эренбург в таких случаях предпочитал глухое молчание – имя Гуля не упоминается в «Люди, годы, жизнь»).
[Закрыть]. Груздевы знали, что путешествовавший по югу Тихонов вскоре должен был прибыть в Новороссийск – туда и адресовали коллективное послание.
Открытку с видом кабачка «Schwenske’s weinstuben» (Берлин, Ранкештрассе, 4) первым заполнил Груздев: «Дорогой Коленька! Вот мы собрались, пишем тебе, думаем о тебе, спорим о тебе. Вообще целый акафист. Потрясайся! Твой Илья».
Затем жена Эренбурга (Л. М. вела свою переписку с Тихоновым, а приветы посылала ему, едва покинув Питер в 1924 году – в письме Шкапской: «Если встретите Тихонова, передайте ему привет»; тогда, впервые увидев Л. М., Тихонов испытал душевное волнение – возникшее чувство оказалось сильным и прочным, и об этом здесь еще пойдет речь): «Милый Николай Семенович, тут про Вас рассказывают и мне очень хочется Вас видеть. Спасибо за приветы. Приезжайте в Париж. Обязательно. Ваша Л. Эренбург».
Приглашение в Париж (Тихонову довелось воспользоваться им лишь однажды – в 1935-м) подтверждал и Эренбург: «Вспоминаем Вас с нежностью. Приезжайте в Париж, обещаю экзотику ничуть не меньше туркестанской. Ваш И. Эренбург».
Затем следовало пылкое послание Т. К. Груздевой:
«Коленька, милый мой, вспоминаю тебя здесь часто, часто. Помнишь ли ты обо мне. Это лирическое. Наверное общество Эренбурга. А жена его – ты прав – прелесть. Вкус у тебя верный. Целую твоя
(последнее слово подчеркнуто дважды. – Б.Ф.)Татьяна».
Далее приписка:
«2 ч. ночи. Сидим в этом ресторане – вот топография
(следует план столика, за которым обозначены места по овалу: „Т. К. Гр-ва, Роман Гуль, Л. М. Эр-бург, Вера Лурье, И. А. Гр-в, Илья Эр-бург, О. Савич“. – Б.Ф.).Марии Константиновне [1759]1759
М. К. Неслуховская (1892–1975) – жена Тихонова.
[Закрыть]привет. Надеемся, что она охранит тебя от одичания. Malik хочет печатать твои рассказы „Бирюз<овый> полковник“ и „Английские жены“ [1760]1760
Первый и шестой рассказы из «Рискованного человека».
[Закрыть]. Федин уехал наконец в Норвегию, Никитины – в Париже. Мы уезжаем в Прагу и в Татры. Где вы теперь?»
Следующим письмом Эренбурга стал ответ на послание и книгу Тихонова «Поэмы» [1761]1761
Тихонов Н.Поэмы. М.; Л., 1928; в книгу вошли «Выра» (1927), а также известные Эренбургу «Красные на Араксе», «Лицом к лицу», «Дорога» и «Шахматы».
[Закрыть](М.; Л., 1928), надписанную так: «Илье Григорьевичу и Любовь Михайловне Эренбург с неизменной любовью. Н. Тихонов. 1928. Декабрь. В общем, зима 10 число» (была еще и кокетливая приписка под напечатанной на фронтисписе наппельбаумовской фотографией автора: «Это не я. Это для красоты поместили мексикан<ского> генерала Хуэрту – я тут непричем. Возьмите меня под защиту. P. S. За обложку тоже извиняюсь»). В письме Тихонова наверняка, как и раньше, речь шла о современной поэзии и, возможно, негативно упоминался Маяковский. Критическая фраза Эренбурга о последних стихах Маяковского, скорей всего, связана с этим [1762]1762
Еще в 1922 г. Эренбург восторженно относился к новым стихам Маяковского; после встречи с ним в Берлине И. Г. писал Шкапской 30 октября 1922 г.: «Большой поэт. Огромный глыбистый человек» (П1. С. 213); явное неприятие новые стихи Маяковского начали вызывать у Эренбурга в основном с 1927 г. Тихонов вообще не принимал Маяковского; еще в 1925 г. Пастернак написал ему: «Вы всегда несправедливы к Маяковскому» (Пастернак Б.Собрание сочинений: В 5 тт. Т. 5. М., 1992. С. 171).
[Закрыть].
«Париж, 5 января <1929>.Дорогой Тихонов,
спасибо за книгу и за хорошее Ваше письмо. Кроме дружбы радость его редкую вдоволь определяет география отправителя. Не думайте, что Европа легко мне дается. Маяковский пишет теперь плохие стихи. Кажется случайно он написал настоящую строфу и разумеется ее не напечатал. Вот она: „я хочу быть понят родной страной, а не буду понят, что ж, по родной стороне пройду стороной, как проходит косой дождь“ [1763]1763
Цитируется неточно; приведя эти строки в мемуарах «Люди, годы, жизнь», Эренбург написал о Маяковском с риторикой оттепели: «Он зачеркнул эти строки, найдя их чересчур чувствительными. А родная страна его поняла, поняла также выброшенные им прекрасные стихи» (ЛГЖ. Т. 1. С. 272).
[Закрыть]. Ну вот, на „что ж“ не всегда хватает человеческой силы. Я не знаю, выйдет ли мой „Заговор“ [1764]1764
Имеется в виду написанный в феврале – мае 1928 г. роман Эренбурга о французской революции и о Бабефе «Заговор равных», выпущенный издательством «Петрополис» (Берлин; Рига) в декабре 1928 г. В СССР в 1928 г. были напечатаны лишь фрагменты романа («Прожектор», № 26, «Красная новь», № 11–12); полностью опубликован впервые в 1964 г. ( Эренбург И.Собрание сочинений: В 9 тт. Т. 3. М., 1964).
[Закрыть], прочтете ли Вы его. Я писал эту книгу честно. Что теперь делать, не знаю. Я Вам завидую. Не только молодости, но и тому, что Вы поэт. Это иногда дело возраста, иногда же сверхъестественное дело. Кроме того Вы начинаете писать прозу. Вы пишете ее изумительно. Я чувствую, что натянутость интриги еще не давит Вас. Мне трудно стало жить с вымышленными людьми, других нет, другие газета. Поэтому у меня стопы бумаги, два пера паркера, капризный норов и ни черта не написано. Может быть я весной приеду к Вам [1765]1765
Поездка Эренбурга в СССР осуществилась лишь в 1932 г.
[Закрыть]. А Вы молодец. Ваши рассказы великолепны и остается одно: роман. Вы моложе, крепче и как-то органичней нашего собачьего поколения. Может быть, Вы снова в такой то раз докажете, что снашиваются люди, а не формы и что не только вещи – понятья, чувствования куда долговечней нас. Не забывайте обо мне и хоть изредка пишите: большая радость Ваше письмо.Обнимаю Вас
Этим письмом, по существу, завершается переписка. Во всяком случае, прочитав в 1930 году в «Красной нови» очень понравившиеся ему очерки Тихонова [1767]1767
Красная новь. 1930. № 9–10. С. 94–101.
[Закрыть], Эренбург написал не автору, а Елизавете Полонской: «Если видишь Тихонова, скажи ему, что его очерки „Белуджи“ прекрасны. Это единственное значительное из нашей письменности за последние месяцы» [1768]1768
П1. С. 600.
[Закрыть]. Передано это было Тихонову наверняка, но никакого письменного отклика от него не последовало.
Переписка неслучайно оборвалась в пору, когда практически сформировалась сталинская диктатура. В 1929 году Тихонов уже ни в чем не противоречил власти и ничем ее не огорчал (кто бы мог поверить, что в 1922-м он писал о себе: «Сидел в Чека и с комиссарами разными ругался и буду ругаться <…>. Закваска у меня анархистская, и за нее меня когда-нибудь повесят» [1769]1769
Литературные записки. Пг., 1922. № 3. С. 29.
[Закрыть])… Тихонов до конца дней сохранял запал неутомимого рассказчика, был прост в общении, но уже с той поры, как черт ладана, избегал неправоверных граждан. А Илья Эренбург, лишившись пусть и не всегда срабатывавшей, но несомненно мощной «крыши» [1770]1770
Эренбурга знали (по Парижу и Вене) В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, еще гимназистом он подружился с Н. И. Бухариным.
[Закрыть], обрел тогда статус, по существу, неправоверного гражданина СССР. Его положение на книжно-журнальном рынке Советского Союза стало никаким: новые книги либо запрещались, либо печатались изуродованными цензурой. Жить приходилось на ненадежные деньги от европейских переводов своих книг (Европа уже вступала в пору жесточайшего международного кризиса). Беда его заключалась в том, что он не мог писать «в стол». Дело не в деньгах, хотя и это важно. Эренбург считал, что пишет сегодня о сегодня и для сегодня и, возможно, не очень-то верил в долговременную прочность написанного. Иначе говоря, ему необходим был читатель, а главный читатель жил в СССР [1771]1771
Отношения Эренбурга с эмигрантской печатью к тому времени окончательно испортились.
[Закрыть]. Лишиться его – означало литературную смерть, равносильную самоубийству. Эренбург пытался найти выход, энергично искал такие темы, которые позволили бы ему печататься на родине, сохранив в рамках избранных сюжетов определенную внутреннюю свободу (мера этой свободы временами превращалась в фикцию).
К 1929 году сошла на нет почти вся его дружеская переписка с СССР. Разве что московский приятель В. Г. Лидин [1772]1772
Отношения с веселым остроумцем (в жизни) В. Г. Лидиным стали особенно дружескими после совместного отдыха в Бретани в 1927 г.
[Закрыть]оставался надежным адресатом еще несколько лет. Из эренбурговских писем ему: «Дела мои дрянь. Вот уже семь месяцев не получаю из отечества ни копейки» (начало сентября 1929 года) [1773]1773
П1. С. 588.
[Закрыть]; «Я все еще работаю, хотя неизвестно зачем. У нас меня не печатают. Нет ни любви, ни денег. Года же проходят и все начинает основательно надоедать. Выстрел Маяковского я пережил очень тяжело, даже вне вопроса о нем. Помните наш разговор о судьбе нашего поколения? Ну вот» (27 апреля 1930 года) [1774]1774
Там же. С. 594.
[Закрыть]. И еще строчки из письма Савича к Лидину: «Зубы лежат на полке и стучат о полку. Рядом лежат эренбурговские и тоже стучат. Стучит весь Монпарнас» (24 декабря 1931 года) [1775]1775
Фотокопия; архив автора.
[Закрыть]. Вот тогда, в конце 1931 года и было принято Эренбургом нелегкое и ответственное решение стать «советским писателем».
Однако Эренбург продолжал жить в Париже, а с 1934 года писать за границу стало для советских граждан смертельно опасным, и, понимая это, И. Г. ограничивал себя исключительно деловой, точнее – официальной перепиской (да и напряженная работа корреспондента «Известий» почти не оставляла свободного времени на письма друзьям [1776]1776
Переписка с Полонской приостановилась, например, еще в 1931 г., с Лидиным – в 1933-м.
[Закрыть]).
Не переписываясь, советские писатели Эренбург и Тихонов регулярно встречались в Питере, в Москве, даже в Париже. Эренбург продолжал дарить Тихонову свои новые (с 1933 года уже советские) книги, а иллюстрированные сборники своей прозы (их выпускало «Издательство писателей в Ленинграде») Тихонов присылал Л. М. Эренбург, которая в те годы увлеченно занималась книжной графикой (в тридцатые годы возобновился ее «роман» из Парижа с советскими издательствами – было много проектов, немало работ она исполнила, но издать, кажется, удалось лишь книгу Ольги Форш «Под куполом» [1777]1777
Форш О.Под куполом. 5-е изд. Л., 1933. Суперобложка и рисунки в тексте художника Л. Козинцевой. Тихонов, разумеется, знал об этой работе и потому еще, что дружил с Форш, а редактором книги был И. Груздев.
[Закрыть]). Вот известные мне дарственные надписи Тихонова: «Милая Любовь Михайловна я очень хочу, чтобы Вы прочли внимательно этот рассказ. Ваш Н. Тихонов. 1930» (на «Анофелесе» с рисунками В. М. Конашевича); «Всегда чудесной Любовь Михайловне с глубочайшим уважением. Старый бродяга, раздираемый страстями, достойный презрения Н. Т. 1933» (на сборнике трех рассказов «Клятва в тумане» с рисунками К. И. Рудакова).
В июне 1935 года в составе советской делегации Тихонов приехал на Парижский антифашистский конгресс писателей; следующим же утром он пешком отправился к Эренбургам, ориентируясь по старинной карте Парижа эпохи Наполеона III («Мне открыл дверь изумленный моим неожиданным появлением Илья Григорьевич. Тут же была его жена, милая и добрая Любовь Михайловна, и две собаки…» [1778]1778
«Устная книга» ( Тихонов Н.Собрание сочинений. Т. 6. М., 1986. С. 107). В этом рассказе Тихонов перепутал Монпарнасский вокзал, возле которого жили Эренбурги, с Северным, на который советская делегация прибыла в Париж.
[Закрыть]). В Париже Тихонов общался не только с Эренбургами, но и с их близкими друзьями – Савичами, Путерманом. А. Я. Савич вспоминала:
«Николай Семенович Тихонов упивался Парижем, ходил ночью по городу, был настроен безумно лирически, писал изумительные стихи (некоторые из них посвящены Л. М.; они еще не все напечатаны). Он даже как-то отделился от нашей делегации и почти все время проводил с Эренбургами и с нами. Его „Парижская тетрадь“ [1779]1779
Цикл, посвященный Л. М. К<озинцевой> (непосредственно к ней обращено стихотворение «Художнице, рисовавшей астурийских шахтеров»), вошел в сборник Тихонова «Тень друга» (М., 1936).
[Закрыть]рождалась на наших глазах…» [1780]1780
Савич А. Я.Минувшее проходит предо мною… / Авторизованная машинопись; архив автора.
[Закрыть].
По-видимому, это состояние поэтической взволнованности Тихонова явственно ощущалось. Марина Цветаева, познакомившаяся тогда с Тихоновым в Париже, писала ему в Ленинград (июль 1935 года): «У меня от нашей короткой встречи осталось чудное чувство. Я уже писала Борису (Пастернаку. – Б.Ф.). Вы мне предстали идущим навстречу – как мост, и – как мост заставляющим идти в своем направлении» [1781]1781
Цветаева М.Собрание сочинений; В 7 тт. Т. 7. М., 1995. С. 552.
[Закрыть]…
Между тем на Эренбурга поэтическая взволнованность Тихонова в 1930-е годы уже не производила прежнего впечатления (совершенно безотносительно к тому, что и кто был причиной этой взволнованности – подчеркнем это ответственно). Ощущение Тихонова как надежды русской (тогда говорили – советской) поэзии [1782]1782
Это ощущение тогда разделяли многие, соответствующий список весьма значителен и вес о м.
[Закрыть]у Эренбурга иссякло: Тихонов не только не шел вперед, но хорошие стихи становились у него все большей редкостью. Недаром его последняя поэтическая книга, которую Эренбург хвалил, – «Поиски героя». В 1940-е годы осознанная многими деградация Тихонова-поэта полностью подтвердила точность ощущения Эренбурга десятилетней давности. Не надо думать, однако, что уже в 1930-е годы это было очевидно и широко осознанно. В 1937 году Пастернак писал Тихонову о книге «Тень друга»:
«Я давным-давно не испытывал ничего подобного… Где и когда, в какие непоказанные часы и с помощью какой индусской практики удалось тебе дезертировать в мир такого мужественного изящества, непроизвольной мысли, сгоряча схваченной, порывистой краски. Откуда это биение дневника до дерзости непритязательного в дни обязательного притязанья…» [1783]1783
Пастернак Б.Собрание сочинений. Т. 5. М., 1992. С. 370. Откровенная деградация Тихонова-поэта, ставшая очевидной к концу войны, совпала по времени с важным переосмыслением Пастернаком своего отношения к советской системе, деградировавшей после 1920-х гг. столь же откровенно, и в 1945 г. он писал Н. Я. Мандельштам: «Не только никаких Тихоновых и большинства Союза нет для меня и я их отрицаю, но я не упускаю случая открыто и публично об этом заявить» (Там же. С. 434).
[Закрыть].
Все дальнейшее сугубо биографично.
В конце 1937 года Эренбурги приехали ненадолго в Москву (почти полтора года И. Г. был и оставался военным корреспондентом «Известий» в Испании). Оказавшись неожиданно для себя в эпицентре террора, Эренбург перед бухаринским процессом был лишен зарубежного паспорта. Настойчивое (дважды) обращение к Сталину непредсказуемо позволило вернуться в Испанию, но уезжал Эренбург (в мае 1938 года, через Ленинград) в крайне тяжелом психологическом состоянии. Н. С. Тихонов поехал проводить Эренбургов до финляндской границы [1784]1784
Рассказано И. И. Эренбург и А. Я. Савич.
[Закрыть], что требовало по тем временам мужества – уверенности, что Эренбургов не арестуют в дороге, не было никакой [1785]1785
Из опубликованных в последнее десятилетие документов очевидно, что НКВД давно разрабатывало впрок «дело» Эренбурга, ожидая команды на арест писателя.
[Закрыть](мужество, понятно, диктовалось влюбленностью). Эренбург, очень критично относившийся к Тихонову в послевоенное время, это признавал. Вот свидетельство художника Б. Г. Биргера, который в 1960-е годы часто навещал Эренбургов и о многом с ними беседовал:
«Не помню в связи с чем зашел разговор о Тихонове. И. Г. стал говорить о том, что между „комодом“, каким стал Тихонов, и молодым Тихоновым – очень хорошим поэтом и мужественным и честным человеком – нет ничего общего. Увидев на моем лице насмешливую мину, И. Г. рассказал, как Тихонов в 1938 году поехал провожать Эренбургов до границы, так как все друзья были уверены, что полученное Ильей Григорьевичем разрешение ехать во Францию корреспондентом „Известий“ чисто символическое и что их арестуют в поезде. По тем временам поступок Тихонова был удивительным» [1786]1786
Биргер Б.Правленая машинопись воспоминаний об Эренбурге; архив автора.
[Закрыть].
Эренбурги, конечно, понимали, что в основе этого поступка Николая Семеновича лежала его тогдашняя пылкая влюбленность в Любовь Михайловну, но эта тема за тогдашним столом, понятно, не возникала… В 1938 году Тихонов был (и оставался потом) в большом фаворе у Сталина, так что его арест в ту пору казался маловероятным. Между тем…
В 1937–1938 годах и Эренбурги, и Тихонов «разрабатывались» НКВД вовсю. Эренбург в нескольких делах проходил как агент международных разведок (именно он-де завербовал среди прочих вскоре арестованных и расстрелянных Бабеля и Кольцова [1787]1787
См. документы, приведенные в книгах: Поварцов С.Причина смерти – расстрел. М., 1996; Фрадкин В.Дело Кольцова. М., 2002.
[Закрыть]), а Тихонов значился главой антисоветского подполья в Ленинграде, причем завербован он был в 1935 году троцкистским эмиссаром Л. М. Эренбург [1788]1788
См.: Шнейдерман Э.Бенедикт Лившиц: Арест, следствие, расстрел // Звезда. 1996. № 1. С. 82–126).
[Закрыть]. Немало людей, обвиненных в том, что были завербованы Эренбургом и Тихоновым, погибло. Самих же «вербовщиков» судьба помиловала (они числились за Сталиным, а от него команды на арест не поступало [1789]1789
В планах Сталина отдаленный и даже скорый арест Эренбурга возникал не однажды, но всякий раз что-то мешало его осуществлению.
[Закрыть]).
Оставаясь в Испании до поражения Республики, Эренбург в начале 1939 года вернулся в Париж. В апреле 1939-го его «освободили» от корреспондентских обязанностей, отправив в бессрочный «отпуск» (готовилась официальная смена советской внешней политики, и потребность в антифашистской публицистике отпадала). Безработный Эренбург впервые с 1923 года начал сочинять стихи, и это вернуло его к жизни. 28 апреля он отправил несколько своих «вторичных дебютов» в Ленинград Елизавете Полонской, а в мае – редактору «Знамени» Вс. Вишневскому (с которым познакомился в Испании в 1937 году) и заведовавшему отделом поэзии «Звезды» Тихонову [1790]1790
Это письмо не сохранилось.
[Закрыть]. Реакция Вишневского была мгновенной: 15 мая Эренбург отправил ему стихи, а 18-го Вишневский их получил, прочел, принял решение печатать «испанскую поэму» Эренбурга в № 7 «Знамени» и сообщил об этом автору. Тихонов же с ответом не спешил (возможно, он ответил, когда стороной узнал, что стихи Эренбурга решено печатать в Москве [1791]1791
Во всяком случае, в июне Тихонов узнал об этом от Полонской, которой 5 июня Эренбург сообщил о положительном решении «Знамени» и о намерении «Советского писателя» издать книжку его испанских стихов, а также предложил ей взять на прочтение стихи у молчащего Тихонова (П2. С. 281).
[Закрыть]). Ответил вполне дружески, похвалив стихи, но, видимо, страницы «Звезды» не предлагал, а написал лишь о некоем гипотетическом «испанском сборнике», в котором-де собирался напечатать стихи Эренбурга. Впрочем, вопрос уже потерял остроту. Ответ Эренбурга Тихонову оказался последним в их переписке:
«11 <июня [1792]1792
В подлиннике написано «май» – несомненная описка Эренбурга, датируется по содержанию.
[Закрыть]1939>.Дорогой Николай Семенович.
Спасибо за Ваше хорошее дружеское письмо. Ваши слова о стихах меня обрадовали и ободрили.
Вы мне долго не отвечали. За это время стихи взяли в Москве – „издательство писателей“ [1793]1793
Первоначально «Испанские стихи» Эренбурга собирался издать «Советский писатель» (о выходе книги объявила 10 июля 1939 г. «Литературная газета»), но, видимо, этому «помешали» новые стихи Эренбурга, и в итоге в его сборник «Верность», выпущенный в 1941 г. Гослитиздатом, вошли и испанские, и парижские стихи.
[Закрыть]. Они будут также напечатаны в седьмом номере „Знамени“.Конечно, меня только обрадовало, что Вы их взяли в испанский сборник. Но где Вы достали материал для этого сборника? Наши стихи на эти темы были скорее нехорошими. Что касается переводов с испанского, то переводит Кельин [1794]1794
Федор Викторович Кельин (1893–1965) – испанист, переводчик испанской поэзии; участвовал в просоветском Втором международном конгрессе писателей в Испании в 1937 г.
[Закрыть]. Он хорошо знает испанский язык, но русский стих для него китайщина. Причем он переводит рифмованными виршами белые стихи, честное слово. Да и по-испански не так много хороших стихов за эти годы: Мачадо на смерть Лорки [1795]1795
Стихотворение Антонио Мачадо памяти Фредерико Гарсиа Лорки известно в русских переводах: Ф. Кельина(«Это было в Гранаде …» // Мачадо А.Избранное. М., 1958), А. Гелескула («Преступление было в Гранаде…» // Романсеро испанской войны. М., 1962) и Н. Горской («Преступление было в Гранаде…» // Мачадо А.Избранное. М., 1975).
[Закрыть], книжица Неруды [1796]1796
Книга чилийского поэта Пабло Неруды «Испания в сердце» вышла в Москве в 1939 г. в переводе Ильи Эренбурга.
[Закрыть], несколько стихотворений Альберти (одно неплохо перевел Б. Л. [1797]1797
Имеется в виду стихотворение Рафаэля Альберти «Крестьяне», опубликованное в переводе Б. Л. Пастернака (Литературная газета. 1938. 15 июля); Пастернак перевел 10 стихотворений Альберти.
[Закрыть]), несколько Прадоса [1798]1798
Русские переводы А. Эйснера и И. Чижеговой стихов Эмилио Прадоса (1899–1962) опубликованы в книге «Романсеро испанской войны» (М., 1962).
[Закрыть], вот и все.Вы говорите, что мои стихи молодые. Меня корили за их „пожилой“ характер: избыток опыта и пр. Мне кажется, что теперь перепутались все времена человеческой жизни. Я об этом говорил в „Книге для взрослых“ [1799]1799
Имеются в виду слова из 19-й главы «Книги для взрослых»: «Я говорил, что возрасты в моей жизни перепутались, они перепутались и в жизни мира. Прежде юноши губами, еще по-детски припухлыми, твердили о равнодушии, теперь старики влюбляются и начинают сызнова жизнь» (СС8. Т. 3. С. 571).
[Закрыть]. Лютость, присущая времени, связана с молодостью, его грусть, напротив, можно отнести за счет старости, что касается войны, то с ней – рядом с грустью, с тоской окопа, с повседневностью смерти, с сыростью, высокие похождения, отрыв от быта и наконец то, что я называю „воском надежды“ [1800]1800
В стихотворении «Бои забудутся…» (1939).
[Закрыть].Вчера глядел фильм Мальро [1801]1801
Фильм «Такими они были» («Кровь Испании»), снятый Андре Мальро – французским писателем, командиром французской авиаэскадрильи, воевавшей на стороне республиканской армии в Испании (см. статью Эренбурга «Кровь Испании» – Известия. 1939. 29 января; перепечатана в: СС8. Т. 4. С. 526–529). О сильном впечатлении, произведенном фильмом Мальро, Эренбург писал также Вс. Вишневскому и Е. Полонской 7 июля 1939 г. (П2. С. 284–285).
[Закрыть]. Много хорошего: воздушный бой, особенно настоящая Испания, крестьяне и очень патетично, как деревня за деревней провожают с горы вниз мертвых и раненных летчиков. Снимал и монтировал в исключительно тяжелых условиях.Я продолжаю наслаждаться отпуском [1802]1802
Последовавшее «сверху» запрещение печатать статьи Эренбурга формально было оформлено в «Известиях» как отпуск писателю. Выражение «продолжаю наслаждаться отпуском», разумеется, не выражало достаточно мрачного отношения Эренбурга к запрету его публицистики, но душевный подъем, вызванный рождением стихов, покрывал все.
[Закрыть]и писать стихи: дорвавшись до такого хорошего дела, трудно остановиться. Посылаю Вам несколько [1803]1803
К письму приложена машинопись шести стихотворений, одно из которых Тихонов впоследствии, когда статус Эренбурга в СССР определился, напечатал в «Звезде» (№ 10 за 1940 г.).
[Закрыть]. Рад буду Вашему письму.
1939–1940 годы Эренбург оставался в Париже; в Москве распространялись злонамеренные слухи о его «невозвращенчестве». Через год после падения Испанской республики ему пришлось пережить разгром Франции. На его глазах немцы вошли в Париж. Три стихотворения Тихонова той поры обращены к Л. М. Эренбург («Пусть серый шлак…», «Никаких не желаю иллюзий взамен…» и «Твой день в пути…»); подлинные чувства он еще умел облечь в поэтическую форму. В этих стихах ощущается сердечная тревога за любимого человека [1805]1805
Стихи были переписаны для Л. М. Эренбург и посланы ей – автограф их, в отличие от довоенных писем, сохранился; архив автора.
[Закрыть]. Стихи 1940 года – может быть, последний всплеск тихоновской лирики…
Осталось рассказать немногое.
Когда в июле 1940 года Эренбурги вернулись в Москву и через месяц разрешение под специальным контролем НКИД печатать Эренбурга в «Труде» было дано, «Звезда» опубликовала ряд стихотворений полуопального автора [1806]1806
В № 10 за 1940 г. и в № 4 за 1941 г. (здесь Тихонов напечатал, правда без названия, стихотворение Эренбурга «Лондон», хотя собственные стихи на эту запретную тогда тему опубликовал лишь в 1945 и 1956 гг.).
[Закрыть]. Война с Германией стояла уже у порога.
Блокаду Тихонов оставался в Ленинграде. В феврале 1942 года он на короткое время прилетел в Москву. Эренбург, встречавшийся с ним тогда, вспоминал: «Из Ленинграда приехал исхудавший Тихонов. Он часами рассказывал о всех ужасах блокады, не мог остановиться, говорил о героизме людей, о дистрофии, о том, как съели всех собак, как в морозных нетопленых квартирах лежат умершие – у живых нет сил их вынести, похоронить» [1807]1807
ЛГЖ. Т. 2. С. 313.
[Закрыть]. В записной книжке 1942 года Эренбург обошелся без «героизма»: «Февраль. 2. – Тихонов. Похудел. О Л<енингра>де. 5. – Тихонов. Мертвых не убирают… Мочатся на Невском. Летаргия. Сам Тихонов изменился» [1808]1808
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед.хр. 389.
[Закрыть]. В упоминаниях о Тихонове 11 и 14 февраля подробностей нет.
В апреле 1943 года Тихонов написал предисловие к подготовленному в Ленинграде сборнику статей Эренбурга, посвященных блокированному городу. Тогда Эренбургом восторгались все, и Тихонов писал, особенно не выбирая слова:
«Он пишет так же безостановочно, как безостановочно сражаются на фронте… Эренбург неутомим в своей работе, он одновременно и снайпер, и судья, и свидетель, и бронебойщик, громящий врага на всех фронтах. Недаром бойцы зовут его ласково: наш Илья. И постоянно ищут в газетах, что нового он написал» [1809]1809
Эренбург И.Ленинграду. Л., 1943. С. 3.
[Закрыть].
Когда летом 1943 года в Ленинграде вышла книга публицистики Тихонова, он прислал ее Эренбургу, надписав: «Дорогому Илье Григорьевичу Эренбургу дружески, с величайшим уважением и благодарностью за его слово солдата и мужество писателя – Николай Тихонов. 1943 15/VI Ленинград» [1810]1810
Тихонов Н.Ленинградский год: Май 1942–1943. Л., 1943.
[Закрыть]. Это была последняя книга, подаренная Тихоновым Эренбургу. В 1943 году он переехал в Москву, поскольку Сталин назначил его генеральным секретарем Союза советских писателей вместо уволенного Фадеева…
За полтора месяца до окончания войны Тихонов, Эренбург и Маршак отправили на имя Л. П. Берии письмо с просьбой о возвращении в Ленинград находившегося в казахстанской ссылке Н. А. Заболоцкого [1811]1811
Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике: 1917–1953. М., 1999. С. 534.
[Закрыть], и это письмо сработало…
Упомянув на одной странице мемуаров про встречи с тремя советскими поэтами в годы Отечественной войны (Долматовским, Тихоновым, Алигер – в таком порядке), Эренбург заметил в скобках: «С той поры прошло почти четверть века, и многие из тех, с которыми я встречался в трудные годы войны, выпали из моего зрения – одним слишком хотелось мнимой славы, другие преждевременно состарились и превратились в чтимые многими окаменелости былой эпохи. А с Маргаритой Иосифовной я подружился» [1812]1812
ЛГЖ. Т. 2. С. 314.
[Закрыть]. Здесь все предельно точно объяснено. Тихонов именно «выпал» из зрения Эренбурга, хотя встречаться в послевоенные годы им приходилось достаточно часто, и, волей-неволей, имя бывшего ленинградского поэта мелькает в последних частях мемуаров «Люди, годы, жизнь», как метка.
P. S. Пожалуй, об одном эпизоде с Тихоновым из седьмой, незаконченной части стоит сказать. Речь идет о Будапеште октября 1955 года. Тихонов и Эренбург, ведущие советские «борцы за мир», оказались там случайно по пути в Вену, причем без копейки денег (самолет застрял из-за нелетной погоды) [1813]1813
Этому посвящена короткая 4-я глава седьмой книги подцензурных мемуаров, написанная очень дипломатично (см.: ЛГЖ. Т. 3. С. 345–347).
[Закрыть]. Ожидая вылета, долго бродили по аэропорту, говорили о поэзии Мартынова (это Эренбург) и о пакистанских обычаях (это Тихонов). Потом сильно проголодались. Тихонов вел себя как стоик, а Эренбург терпеть голод не пожелал и позвонил в Венгерский комитет защиты мира (такие государственные комитеты существовали во всех странах Восточной Европы, занятых советскими войсками). Звонок сработал – через час прямо в аэропорту был накрыт дивный ужин, причем кроме официантов в зале оказался венгерский вождь Матиас Ракоши. Он уже ощущал колебания почвы (до восстания в Венгрии оставался год; пока бунтовали только писатели [1814]1814
За день до этого семь членов правления Союза писателей Венгрии заявили о своем несогласии с политикой компартии в области литературы и ушли в отставку (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957: Документы. М., 2001. С. 453). Ниже при ссылках: Документы.
[Закрыть]) и, не сообщив никаких подробностей, попросил Тихонова и Эренбурга с венгерскими писателями повидаться. Встреча состоялась; перед началом ее с Эренбургом переговорил ощущавший себя ответственным за литературу социалистической Венгрии Бела Иллеш [1815]1815
Б. Иллеш с 1923 по 1945 г. жил в Москве; был одним из вождей МОРПа; Эренбург еще в 1934 г. в письме к Сталину предлагал сектантскую МОРП распустить (см. об этом: Фрезинский Б.Писатели и советские вожди. С. 279–289).
[Закрыть].
Венгерские писатели, присутствовавшие на встрече, были возбуждены; они расспрашивали Эренбурга об «Оттепели», изданной в Венгрии «для служебного пользования», о его отношении к официальной критике повести в СССР. Эренбург отвечал, что с политической критикой «Оттепели» не согласен и «больше всего на свете не любит красного и синего карандаша редактора», то есть цензуры [1816]1816
Документы. № 117. С. 466.
[Закрыть]. Иллеш и его единомышленники присутствовали на встрече, но молчали, а затем направили донос в советское посольство в Будапеште, где на его основе составили докладную записку в ЦК КПСС. Узнав об этом доносе, Эренбург написал 8 декабря 1955 года письмо М. А. Суслову и о предварительной беседе с Иллешем, и о последовавшей за этим встрече с писателями Венгрии [1817]1817
Эренбург писал Суслову: «Мне думается, что, если бы то или иное мое выражение показалось дающим повод для кривотолков, то венгерские товарищи-коммунисты, присутствовавшие на встрече, могли бы мне задать вопросы и рассеять недоразумения, вместо того, чтобы впоследствии выдвигать против меня обвинения» (П2. С. 405–406).
[Закрыть]. Суслов отправил это письмо Поликарпову, по чьей команде на основе всех последних доносов на Эренбурга [1818]1818
Три доноса: из советского посольства в Париже (май 1954 г.), от «прогрессивного» мексиканского художника Сикейроса (октябрь 1955 г.) и от редактора «Иностранной литературы» Чаковского (1955 г.) – цитируются в: Документы. № 117. С. 467. Подлинники документов: РГАНИ. Ф. 5. Оп. 36. Ед. хр. 2. Л. 69–70.
[Закрыть]подготовили грозный документ:
«<…> В высказываниях Эренбурга сквозило нигилистическое отношение ко всему опыту развития советской литературы <…>. Фрондерские, рассчитанные на эффект заявления Эренбурга бурно приветствовались сторонниками правого мелкобуржуазного уклона и использовались в качестве аргумента в защиту „свободы творчества“, против идейного партийного руководства литературой <…>. Эренбург не скрывает свою приверженность к современному буржуазному декадентскому и формалистическому искусству <…>. Свои взгляды Эренбург высказывает в прямой или завуалированной форме в различных выступлениях за границей и при встречах с зарубежными деятелями искусства. Причем его личные суждения воспринимаются как мнение доверенного представителя советской литературы, Союза советских писателей. Тем самым подобные выступления способны наносить ущерб влиянию советской литературы и советского искусства за рубежом. Полагали бы целесообразным пригласить т. Эренбурга в ЦК КПСС и обратить его внимание на непозволительность высказывания им в беседах с зарубежными деятелями литературы и искусства взглядов, несовместимых с нашей идеологией и политикой партии в области литературы и искусства» [1819]1819
Документы. № 117. С. 466–468.
[Закрыть].
Это заключение, названное «Запиской», было представлено Суслову и Шепилову. Шепилов написал, что беседу с Эренбургом следует провести – Поликарпову. Тот с нелегким для него общением не спешил (Эренбурга он побаивался [1820]1820
См.: Кондратович А.Новомирский дневник 1967–1970. М., 1991. С. 108–109.
[Закрыть]). Только через 8 месяцев (4 сентября 1956 года) на Справке появилась приписка: «В соответствии с поручением секретарей ЦК КПСС с тов. Эренбургом проведена беседа по вопросам, поставленным в данной записке» [1821]1821
Документы. № 117. С. 468.
[Закрыть].
