Текст книги "Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 68 страниц)
Сообщалось в номере и о планах издательства «Гелиос» – в них были как раз те книги, которые упоминал М. Талов, вспоминая заваленный корректурами стол Оскара Лещинского. Почти все объявленные в номере книги вышли, а вот третьего номера «Гелиоса» читатели не дождались – в 1914 году он перестал существовать…
В те годы в Париже И. Г. Эренбург профессионально занимался поэзией и каждый год выпускал по сборничку стихов. И. Л. Эренбург столь же профессионально занимался живописью – учился у мастеров в студиях, посещал музеи, не пропускал выставок, на которые тогда был щедр Париж, выставлялся и сам. Свои достижения он оценивал скромно; еще в 1910 году самокритично писал сестре:
«Я продолжаю работать в Академии Каньо. Позавчера опять была корректура Moris Denis [1059]1059
Морис Дени (1870–1943) – французский художник, символист в стиле «модерн».
[Закрыть]. Он мне указал на мои недостатки – очень интересно и правильно. Дело в том, что я теперь борюсь с грязными тонами и стараюсь делать красивые вещи, согласно принципу того же Дени: Votre étude doit toujours être une oeuvre d’art. Elle doit être belle et agréаble à regarder [1060]1060
«Ваш этюд должен всегда быть прекрасным и приятным для глаза» (франц.).
[Закрыть]. Я стараюсь также оторваться от шаблонных красок и свободнее относиться к ним и выбирать те, что мне нравятся. Вот относительно этого Дени и говорил. Он находит, что я смотрю на тона „по кускам“. Беру один тон, нахожу в нем тот или другой оттенок, который мне нравится, и делаю его чище и красивее. А потом произвожу ту же операцию с другими тонами, не заботясь об общей гармонии, которой у меня нет. Можно изменять краски и тона, говорит он, но нужно сохранить гармонию. А она бывает чистой и красивой иногда и при серых тонах, а не ярких <…>. Это именно то, чего у меня не достает: гармонии. И это вещь, которая не приобретается или приобретается с трудом. Это дело вкуса и главным образом врожденного вкуса. Его-то у меня нет».
(Любопытно, что знаменитый впоследствии парижский художник Мане-Кац [1061]1061
Мане-Кац Мане Лазаревич (1894–1962) – живописец, скульптор, в 1913–1915 и в 1922–1940 гг. работал в Париже; в 1918–1919 гг. работал в Харькове (преподавал в Художественной школе, провел персональную выставку).
[Закрыть], который в Гражданскую войну был в Харькове, писал в 1919 году об И. Л. Эренбурге: «В работах Эренбурга, даже при поверхностном знакомстве с ними, чувствуется, что художник больше понимает, чем умеет, что у него гораздо больше художественной культуры, чем технических познаний» [1062]1062
Творчество. Харьков, 1919. № 1. С. 32.
[Закрыть].)
В Париже И. Л. Эренбург не только занимался живописью и регулярно посещал выставки, он писал о них. И еще – дружил с парижскими художниками. В одной из биографий Шагала сообщается, что, приехав в Париж в 1914 году, он обосновался в квартире художника Эренбурга в тупике Мэн, 18 [1063]1063
Marchessau D.Chagall ivre d’images. Paris, 1995. P. 23.
[Закрыть]…
Обоим Эренбургам было свойственно стремление к изданию журналов. И. Г. Эренбург, после того как безвременно скончался «Гелиос», начал выпускать (совместно с В. Немировым, а точнее говоря – на его средства) поэтический журнал «Вечера». Образцом для него в какой-то мере служил петербургский «Гиперборей» (с ним «Вечера» установили деловую и творческую связь). Всего вышло два номера «Вечеров» – в мае и в июне 1914 года. И. Л. Эренбург, закончив университет и сдав докторат, почувствовал, что сможет уделять журналистике больше времени. Он задумал издавать общественно-политический журнал «Современный мир»; деньги на журнал согласился дать его отец Л. Г. Эренбург, приглашенный для консультаций с лидерами меньшевистской партии в Париж. Согласие было достигнуто…
4. Война и революция, Россия и войнаСвободная художественная и литературная жизнь обоих Эренбургов оборвалась в августе 1914 года, с началом Первой мировой войны.
И. Л. Эренбург держался последовательно социалистической позиции и, чтобы избежать участия в войне, которую отвергал, вынужден был перебраться в нейтральную Швейцарию; жизнь там была нелегкой. Н. Л. Эренбург-Маннати вспоминала:
«В 1914 году война застигла людей врасплох. Это обстоятельство для деятелей искусства было катастрофой: они привыкли разъезжать за границей и даже проживать там. Им пришлось худо. Все лишились возможности работать. Решительно все, бедные, как и богатые, были в нужде. На несколько лет все денежные получки из России были прекращены. В Лозанне, в 1914 году очутились три художника, приятели: Евгений Зак [1064]1064
Евгений Савельевич Зак (1884–1926) – живописец и график, уроженец Польши; жил и работал в Париже.
[Закрыть](не Леон [1065]1065
Леон (Лев Васильевич) Зак (1892–1980) – живописец, график, сценограф и поэт; эмигрировал из России в 1920 г., с 1923 г. – в Париже.
[Закрыть], который, слава Богу, жив и успешно работает), Крамштек [1066]1066
Польский художник; был застрелен в Варшавском гестапо.
[Закрыть], Илья Эренбург (не писатель Илья Григорьевич, а Илья Лазаревич). Не брезгая грошовым заработком, они пошли веселой компанией к дягилевскому костюмеру, дающему работу: окраску костюмов золотом (Дягилев в ту пору был в Лозанне с Мясиным [1067]1067
Леонид Федорович Мясин (1895–1979) – танцовщик, балетмейстер, мемуарист; в 1914–1921 и в 1924–1928 гг. был солистом в антрепризе С. П. Дягилева.
[Закрыть], которым он тогда увлекался; подготовлялись костюмы для будущих постановок)» [1068]1068
Эренбург-Маннати Н.Русские художники XX века // Русские новости. Париж, 1968. 22 марта. № 1187. С. 2.
[Закрыть].
И. Г. Эренбург остался в Париже; он пытался записаться добровольцем в Иностранный легион, но был отвергнут по состоянию здоровья; не имея средств к существованью, разгружал вагоны на вокзале Монпарнас. В 1915 году по протекции М. А. Волошина он становится корреспондентом русских газет на франко-германском фронте, и чем ближе узнает подлинную войну, тем определеннее и резче судит о ней. Его отношение к мировой бойне было выражено в книгах «Стихи о канунах» (М., 1916), «Лик войны» (София, 1920) и «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников» (Берлин, 1922).
Февральскую революцию оба Эренбурга встретили восторженно. Оба ринулись в Россию. У Ильи Лазаревича, как у «действующего» меньшевика, это получилось раньше, чем у его кузена; он ехал в «пломбированном» вагоне (как Ленин и Мартов), оставив в Женеве жену с ребенком, и прибыл в Петроград, где оставался до 1918 года [1069]1069
В уже цитированной биографии И. Л. Эренбурга сказано, что он поселился в родительской квартире, а родители его застряли в Кисловодске, где проводили лето; между тем в справочнике «Весь Харьков. 1917» Л. Г. Эренбург значится среди жителей города, и, наоборот, в справочнике «Весь Петроград. 1917» его нет, а значатся лишь его брат З. Г. Эренбург и племянник И. З. Эренбург.
[Закрыть].
Илья Григорьевич, связи которого с РСДРП были полностью разорваны, ехал в составе межпартийной группы, подтвердив принадлежность к политэмиграции свидетельством своего приятеля – знаменитого эсера-террориста и писателя Б. В. Савинкова [1070]1070
ГАРФ. Ф. 479. Оп. 1. Ед. хр. 26. Л. 3.
[Закрыть]; дата его отъезда определилась жребием. Он добирался в Россию из Парижа через Англию вместе с сотнями русских политэмигрантов и попал в Петроград в самый момент подавления июльского выступления большевиков. Через неделю после приезда И. Г. в Питер «Биржевые ведомости» уже печатали его путевые очерки с впечатляющим описанием дороги и первых питерских впечатлений – журналистский дар автора (острота, оперативность, точность отбора деталей) проявился в них полной мерой:
«На Выборгской стороне обругали „буржуем“, на Невском – большевиком. В трамвае какой-то старичок сказал: „Всё от жидов, их убить надо…“ Все одобрили. Второй сказал: „От буржуев“. Тоже одобрили. Озлоблены все друг против друга, за что и почему – кто разберет» [1071]1071
Эренбург И.Париж – Петроград // Биржевые ведомости. Петроград, 1917. 21 июля.
[Закрыть].
Далее была Москва, родительский дом, первые встречи с русскими поэтами и прозаиками, поездка в Крым, Коктебель Волошина, ощущение полной катастрофы на пути туда и обратно; большевистский переворот и его неприятие, сотрудничество с левоэсеровскими газетами, острые, откровенно антибольшевистские статьи, книга едва ли не истеричных стихов «Молитва о России», угроза ареста и бегство на Украину (сентябрь 1918 года).
На Украине жизненные пути братьев не пересекаются, хотя они жили совсем рядом (И. Г. – в родном Киеве, И. Л. – в родном Харькове) и занимались близкими делами; их пути складываются похоже и непохоже.
В Киеве И. Г. Эренбург работал с октября 1918 по октябрь 1919-го – при немцах, украинцах, красных и белых. Все это время он писал стихи и пьесы. При красных – служил в Наркомпросе, преподавал в студии поэтического слова, выступал с лекциями и участвовал в дискуссиях о пролетарской культуре (чем злил ортодоксов; в итоге его перестали печатать). Он приветствовал приход белых и выступал с гневными антибольшевистскими статьями в «Киевской мысли». Его надежды на демократическое возрождение России рухнули вместе с деградацией белого движения, когда ему пришлось бежать в Крым к Волошину и в Коктебеле о многом задуматься [1072]1072
Подробнее обо всем этом см.: Фрезинский Б.Илья Эренбург в Киеве (1918–1919) // Минувшее. Вып. 22. СПб., 1997. С. 248–335.
[Закрыть]. По дороге в Крым, в ноябре 1919 года, он побывал в «белом» Харькове, но его кузена там уже не было (да и столковаться они не смогли бы)…
Столь долго ожидаемая и столь желанная революция принесла Илье Лазаревичу не одни только радости: во-первых, споры с родителями (Лазарь Григорьевич Эренбург сочувствовал кадетам), затем – ради идеи приходилось сотрудничать с политическими противниками – большевиками (успех революции оставался для И. Л. главным). Меньшевики Октябрьского переворота не одобряли, но поначалу рядовые члены их партии не ушли в подполье. 6 июля 1919 года Илья Лазаревич писал жене: «Еду на фронт, несмотря на то, что наш Центральный комитет сидит в тюрьме. Но дело идет не о защите большевиков, а о защите революции, хотя бы и изуродованной» [1073]1073
Письма И. Л. Эренбурга 1919–1920 гг. цитируются по его биографии (Гуверовский институт, США).
[Закрыть]. Это была программа, осуществлялась она самоотверженно.
От деятельности Ильи Лазаревича на Украине остались печатные и рукописные следы – статьи в журналах, воспоминания очевидцев…
В Харькове И. Л. Эренбург не знал устали. Его деятельность была связана прежде всего с Художественным цехом (Харьков, Сумская, 14). Цех – это мастерские, где И. Л. преподает и где работает. Но это и ежемесячный журнал «Творчество» (с февраля по июнь 1919 года вышло 5 номеров, последний сдвоенный: № 5–6), который Цех издавал. Главным редактором журнала был И. Я. Рабинович; на 2-м и 3-м номерах значилось: «Заведующий художественной частью И. Л. Эренбург». В номерах журнала было напечатано несколько репродукций с работ И. Л. (панно, портрет), его графика – заставки, концовки, фронтисписы.
Журнал «Творчество» – литературно-художественный, иллюстрированный; художественно в нем чувствуется опыт «Гелиоса». В журнале печатались стихи Ахматовой, Бальмонта, Блока, Мандельштама, Шенгели, Сологуба, Кузмина, Гумилева, проза и критика Ремизова, Кузмина, Осоргина, Гершензона…
В № 1 опубликована обзорная статья И. Л. Эренбурга (она подписана «И. Э-ргъ»), посвященная выставке молодых художников, организованной в Харькове Цехом; статья одновременно доброжелательная и требовательная; она содержала исключительно высокую оценку живописи участника выставки Мане-Каца. В этом же номере, в разделе, посвященном выставке, – уже цитированная выше заметка Мане-Каца, главным образом, о живописи И. Л. Эренбурга.
Журнал «Творчество» не был единственной сферой литературной работы И. Л. Эренбурга; он печатался еще в одном журнале, идейные и художественные установки которого разделял. Это еженедельный научно-марксистский журнал «Мысль», который издавался меньшевиками (ведущими авторами. Журнала были Л. Мартов, В. Базаров, С. Девдариани…).
С января по июнь 1919 года вышло 14 номеров; в майском № 11 есть объявление об издании Библиотеки журнала «Мысль», где вышли 5 книг К. Каутского, книги Л. Мартова «Мировой большевизм», В. Базарова «О пролетарской культуре», М. Левидова «Итоги и перспективы пролетарской литературы» и т. д. В этом журнале И. Л. Эренбург напечатал «Художественные заметки» (№ 12, май 1919 года; подписаны «И. Э-гъ»), рецензии на роман А. Лиштанберже «Новая кровь» (№ 9; подписана «И. Эренбург»; в этой рецензии проявилось увлечение автора спортом) и на Альманах мировой литературы под редакцией М. Горького (Пг., 1918) (рецензия подписана «И. Климов» – это партийный псевдоним И. Л. Эренбурга); последняя рецензия заканчивается неутешительно: «Книгу оставляешь с досадой. Тому, кто незнаком с литературой, она ничего не даст, растрепав его внимание. Тот же, кто знаком с литературой, отложит ее в сторону, решив, что она издана не для него» (№ 9, с. 332). «Художественные заметки» выражают существо взгляда И. Л. Эренбурга на проблемы пролетарской культуры, и резкость, нелицеприятность его вывода (пока пролетариат не разовьет свою культуру, «нам будут преподносить мещанское безвкусие или неудобоваримую окрошку») фактически совпадает с аналогичными высказываниями сотрудника киевского Наркомпроса И. Г. Эренбурга.
В Харькове И. Л. Эренбург много работает и помимо Цеха: заведует художественной школой и культурно-просветительным клубом при артиллерийском училище, пишет театральные и декоративные панно. «Люди, видавшие Илью Лазаревича в Харькове в этот период, – пишет его безымянный биограф, – недоумевают: как это сын богатых родителей ходит в отрепьях, в сильный мороз носит летнее пальто? Удивляться было нечему, ибо он отдавал охотно другим и деньги, и вещи» [1074]1074
Цитированная машинопись биографии (Гуверовский институт).
[Закрыть].
6 июля 1919 года он пишет жене за границу:
«Еду на фронт. Наша партия мобилизована, даже несмотря на то, что наш Центральный Комитет сидит в тюрьме. Но дело идет не о защите большевиков, а о защите революции, хотя бы и изуродованной. Признаться, мне этот поход будет отдыхом. Еду с артиллерийским училищем, где заведовал уже 2–3 месяца клубом и сдружился с молодежью» [1075]1075
Там же.
[Закрыть].
Последнее письмо от Ильи Лазаревича было получено родными в 1920 году; 11 августа он писал из Александровска (теперь – Запорожье):
5. Запоздалые поиски И. Л. Эренбурга«Вы все должны были считать меня погибшим. Было недалеко до того, но все-таки эти известия оказались, как говорил Марк Твен, сильно преувеличенными. Правда, я был на фронте, и на самом фронте, а не в тылу, получил награду за боевые отличия (серебряные часы), был близок к смерти, но <…> она меня миновала. Был болен сыпным тифом. Выздоровел и даже поправился пуще прежнего. Нужно сказать, что поход мне, как туристу, ничего, кроме пользы, не принес. Там, где остальные падали от изнеможения, для меня было моционом. Пришлось на фронте также режиссировать и играть; так что можете меня видеть в новой роли – актера. Теперь продолжаю от времени до времени эту профессию. Сейчас пять месяцев жил в Александровске» [1076]1076
П3. С. 592.
[Закрыть].
После августа 1920 года родные И. Л. Эренбурга не получили от него ни строчки. В мае 1921 года в Париже Н. Л. Эренбург встретилась со своим кузеном Ильей Григорьевичем, приехавшим в Париж с советским паспортом. Встречи были недолгими. Вот как вспоминала об этом Н. Л.:
«В Париже говорить о каких-то „потрясающих“ постановках тогда не полагалось, а писатель И. Эренбург, приехавший из России (дело было в 1920 году [1077]1077
Ошибка: Эренбург пробыл в Париже с 8 по 26 мая 1921 г. Не исключено, что ошибка неслучайна: относя ее к моменту, предшествовавшему получению последнего письма от И. Л. Эренбурга, Н. Л. как бы снимает с себя ответственность за то, что тогда же не обеспокоилась судьбой брата и не посоветовалась с И. Г. на предмет возможных путей его поиска.
[Закрыть]), сидя в кафе в кругу друзей, восторженно расхваливал Мейерхольда и показывал снимки его постановок! Помню мое изумление, когда дня два спустя я открыла дверь жене Эренбурга в сопровождении двух полицейских. Обливаясь слезами, она объяснила, что их высылают. В ожидании вечернего поезда, Эренбург сидит на вокзале, охраняемый двумя полицейскими. Под предлогом съездить попрощаться с родными она мне привезла поручение от мужа: объездить влиятельных его знакомых, дабы задержали высылку. Что я и сделала – но ничто не помогло» [1078]1078
Эренбург-Маннати Н.Русские художники XX века.
[Закрыть].
Следующая их встреча состоялась в Берлине в начале 1923 (или в конце 1922) года. Возможно, этих встреч было по крайней мере две, и в первую И. Г. Эренбург мог дать совет Н. Л. Эренбург запросить о судьбе брата Наробраз г. Александровска (Запорожье), откуда пришло его последнее письмо. (И. Г. вполне мог это предложить, меньше шансов, что такой вариант, предполагающий знание реалий советской жизни, придумала сама Н. Л.) Так или иначе, но в январе 1923 года Н. Л. Эренбург написала в александровский Наробраз. Ее письмо случайно попало в руки журналиста газеты «Красное Запорожье» Николая Варламова, хорошо знавшего Илью Лазаревича, и он прислал Н. Л. большое письмо: «настоящий отчет о жизни Ильи Лазаревича в период: конец февраля – июль 1920 года», как оно аттестовано в уже цитированной биографии И. Л. Повествование Н. Варламова об энергичной и разнообразной работе бескорыстного и доброго И. Л. в Александровске и Славянске кончается рассказом о нападении казачьей банды на поезд, в котором И. Л. вместе с ранеными красноармейцами ехал из Славянска в Александровск, и тем, как бандиты (в основном калмыки) сняли Илью Лазаревича («жид и комиссар»!) с поезда и увели якобы в штаб… Приведем несколько фрагментов этого письма:
«В Славянске он очень тосковал по семье. Рассказывал о жизни в Швейцарии, в Париже, в Берлине. Часто вынимал карточку – ту, где снят со своей супругой, и подолгу смотрел на нее. Рассказывал о совместных работах с А. В. Луначарским в Париже, и мы собирались при первой возможности ехать в Москву. В этот период Илья ездил в Харьков и привез нам приглашения работать в Наркомпросе Украины, но мы мечтали о Москве. В июле нас вызвали обратно в Александровск. В дороге мы оба заболели: Илья – острым катаром желудка, я – брюшным тифом. А в скором времени [1079]1079
К сожалению, неясно – когда именно? Это могло быть и в августе, и позже, тонных дат в письме нет, а по прошествии трех лет даты могли забыться.
[Закрыть]началась вторая эвакуация. Нас, больных, поместили в военно-санитарную летучку № 514, и мы отправились. Отъехали недалеко от Александровска. Возле станции Софиевка, верстах в 25 от Александровска, наш эшелон, шедший первым, остановился. Еще раньше, подъезжая к станции, мы слышали редкую пушечную пальбу и стрекотание пулеметов. Врач успокаивал: „Это небольшой отряд бандитов. Впереди нас красные броневики, прогонят, и мы тронемся дальше“ <…>. Наступила ночь. Постепенно в вагоне угомонились. Илья вывел меня из вагона. У него еще чудом уцелело пальто и шинель. Он одел пальто и укутал меня в шинель. Мы сели на ступеньках <…>. Не хотелось идти в вагон. Долго сидели, вспоминали пережитое. Илья сказал, поднимаясь и указывая рукой в небо, в сторону: „Вот там, должно быть, Швейцария, а вот тут Берлин. Что они там делают, что думают? Вероятно, давно уже считают погибшим. Знаешь, у меня глубокая уверенность, что я завтра – послезавтра умру. Понимаешь, уверенность. И так странно – в душе ни малейшей тревоги. Я думаю спокойно о смерти. Только бы не была она мучительной!..“ Вошли в вагон. Илья долго не спал. К утру забылся. Только встало солнце, ввалились казаки: урядник и несколько калмыков. Пошарили, забрали недограбленное накануне, спросили: есть ли евреи? Евреев в вагоне было человек шесть, но вагон дружно ответил: „Нет, ни одного“. Ильи в это время в вагоне не было. Вдруг под окном вагона крик: „Ребята, жидка поймали“. Казаки высунулись в окно: „Да ну? Веди его сюда, к уряднику“. Смех, ругань и ввели Илью. Урядник допрашивал: „Документы?“ Илюша показал паспорт. „Ага, значит, в самом деле жид?“ Илья ответил: „Да, имел несчастье родиться евреем“. – „Чем занимаешься? Комиссар? Коммунист?“ – „Нет, я художник и актер“. – „Ну, все одно. Раз жид – кончено. Жидам и коммунистам пощады нет“ <…>. Илюшу увели. Мы, уцелевшие, высунулись из окон и следили за серой сгорбленной фигуркой, шагавшей пошатываясь среди взлохмаченных и пьяных дикарей…» [1080]1080
Архив Гуверовского института (США).
[Закрыть].
Несомненно, что в 1923 году у Н. Л. Эренбург сообщенное Н. Варламовым не вызвало вопросов, она даже не ответила ему, затеряв конец письма с его адресом, и никаких розысков брата не предприняла.
Далее в истории возникает сорокалетний перерыв.
Почему о письме Варламова зашла речь в 1960-е годы? Дело в том, что в 1960-м году в журнале «Новый мир» начали печатать мемуары И. Г. Эренбурга «Люди, годы, жизнь», и в третьей главе первой их части, в рассказе о семье Эренбургов было написано:
«Один из моих дядюшек разбогател; звали его Лазарем Григорьевичем, и жил он в Харькове. Его сын, мой двоюродный брат, стал социал-демократом, долго просидел в Лукьяновской тюрьме, эмигрировал в Париж, там занялся живописью, а во время гражданской войны пошел в Красную армию и был убит белыми» [1081]1081
Новый мир. 1960. № 8. С. 29; слово в слово это было повторено и в отдельном издании первых двух частей мемуаров: Эренбург И.Люди, годы, жизнь. Книги первая и вторая. М., 1961. С. 20.
[Закрыть].
В 1963 году международный интерес к мемуарам Эренбурга был подогрет «критикой» их Н. С. Хрущевым, и – случайно или нет – именно в тот момент среди эмигрантских историков меньшевизма возник интерес к фигуре И. Л. Эренбурга. Об этом можно судить по материалам фонда Б. И. Николаевского в Гуверовском институте [1082]1082
Сужу об этом по выпискам, сделанным Дж, Рубинштейном и любезно мне предоставленным.
[Закрыть]. По-видимому, именно тогда Н. Л. Эренбург-Маннати передала в фонд Б. И. Николаевского рукописные материалы И. Л. Эренбурга (письма его и о нем), которые у нее хранились. В августе 1965 года ею были разысканы последние страницы письма Н. Варламова, и она решила, что рассказ о том, как калмыки уводят Илью Лазаревича, датируется именно июлем 1920 года, в то время как последнее письмо И. Л. датировано 11 августа, и поэтому слова из письма «был близок к смерти, но она меня миновала» Н. Л. отнесла как раз к эпизоду, описанному Варламовым. Так родилось предположение, что в июле 1920 года И. Л. остался жив. Возник и вопрос – имел ли И. Г. Эренбург какие-либо дополнительные сведения о гибели И. Л., кроме того, что он узнал из письма Варламова в 1923 году? Н. Л. твердо решила, что «не имел» (она написала Б. И. Николаевскому 21 августа 1965 года в связи с упоминанием о брате в мемуарах «Люди, годы, жизнь»: «Создается превратное представление о нем. И. Г. вместесо мной читал письмо Варламова, как только оно прибыло, а других сведений не имеет»).
И тут Н. Л. вспомнила еще об одном свидетельстве. Это сообщение вдовы Оскара Лещинского Лидии Николаевны [1083]1083
По-видимому, художница Лидия Николаевна Мямлина (1890–1966), работавшая в 1910-е гг. в Париже, и Лидия Николаевна Лещинская, жившая после революции в Москве, – одно и то же лицо. Но тогда И. Л. вполне мог встречаться с ней в Париже, в редакции «Гелиоса», например; однако Л. Н. Лещинская, судя по биографии И. Л. Эренбурга, познакомилась с ним лишь в 1921 г. в Москве.
[Закрыть]. Информация о нем в Цитированной биографии И. Л. Эренбурга невнятна: «Судьба Ильи Лазаревича остается загадочной, ибо есть другая версия, сообщенная несколько лет спустя» [1084]1084
Непонятно когда – после 1923 г.? И кому? И почему Н. Л. не связалась с Л. Н. Лещинской сразу? В биографии написано: «Рассказ ее был принят за вымысел» – кем принят?
[Закрыть], и далее приводится это сообщение: Л. Н. Лещинская познакомилась с И. Л. Эренбургом в Москве, куда он приезжал из Донецкого бассейна с мандатом на съезд школьных и внешкольных работников и откуда уехал в Сибирь 13 или 14 января 1921 года с поездом имени Калинина в качестве инструктора; перечислила Лещинская и нескольких лиц, с которыми общался в Москве И. Л. Эренбург (инженер из ВСНХ И. И. Средников, парижский в прошлом художник А. Шингарев, поэт Натан Венгров, Д. П. Штеренберг и А. В. Луначарский [1085]1085
Биографу И. Л. почему-то кажется, что благодаря упоминанию двух последних имен «ее утверждения приобретают некоторую правдоподобность».
[Закрыть]). В биографии И. Л. это сообщение комментируется так: «Не такие были времена, чтобы обращаться к людям за справками о ком бы то ни было. Кроме того, рассказ Лещинской был принят за вымысел. Ведь все (! – Б.Ф.) знали, что Ильи Лазаревича уже давно нет в живых».
О версии Л. Н. Лещинской Н. Л. Эренбург-Маннати сообщила в уже цитированном письме И. Г. Эренбургу; приведем здесь это письмо (оно было напечатано на машинке с ее слов и содержит в конце рукописную приписку Н. Л.: «Все что на машинке, писала не я, а моя приятельница. Этим объясняется, что величает Илью (Лазаревича. – Б.Ф.) по отчеству» [1086]1086
Письмо И. Г. Эренбургу от Н. Л. Эренбург-Маннати 1 октября 1965 г.; см.: П3. С. 591–594.
[Закрыть]):
«
1-го октября 1965-го г.Обращаюсь к Вам, Илья Григорьевич, с просьбой сделать то, что только возможно, чтобы узнать о судьбе моего брата. Люди, знающие, как я стараюсь узнать, что с ним стало, указывают на Вас. И это потому, что Вы пишете в мемуарах: „пошел в Красную армию и был убит белыми“. Я бы этого не сказала. Быть может, Вы знаете больше, нежели я. Вот что я знаю».
Далее рассказывается о письмах И. Л. от 6 июля 1919 и 11 августа 1920 года (машинописная цитата из последнего наклеена, как картинка). К письму, как сказано в нем, приложена машинописная копия письма Н. Варламова, но ее в деле № 1868 эренбурговского фонда РГАЛИ, где хранится письмо Н. Л., нет. О письме Варламова Н. Л. Эренбург-Маннати пишет кузену:
«Мы с Вами вместечитали его в Берлине. Кроме нас обоих об этом письме никогда никто не знал, ибо я хотела скрыть от родителей, что Илья погиб. Правда, что последнего листка Варламовского письма мы не читали: он затерялся по прибытии письма и я нашла его только на-днях [1087]1087
Конечно, не «на-днях», а раньше, ибо эти страницы цитировались ею в письме Б. И. Николаевскому в августе 1965 г.
[Закрыть]. Теперь все меняется. Из конца письма Варламова – страницы 5 и 6 – выясняется, что он сам не был уверен в смерти Ильи [1088]1088
Поскольку И. Л. Эренбург не был убит на его глазах, Н. Варламов пытался по приезде в Александровск наводить о нем справки; эти розыски ничего не дали, о чем он и написал Н. Л.
[Закрыть]. За неимением окончания письма я не знала ни фамилии, ни адреса отправителя и даже не могла ему ответить. Досадно, ибо он предлагал дополнительные сведения. Письмо его пришло через три года после последнего письма Ильи, и я не сообразила тогда (а теперь грызу себя за это), что Илья писал на месяц позже своего исчезновения, т. е. когда его решительно все считали убитым. Установив, что он тогда остался жив, надо допустить версию Лещинской: возможно, что он и сейчас жив. В свое время я ни перед чем не остановилась, чтобы напасть на след брата(? – Б.Ф.).Я тщетно искала все возможности поездки в Москву, а сейчас я слишком стара, не в состоянии даже передвигаться одна. Если я порывалась ехать разыскивать его следы тогда, когда считала его погибшим, то можете себе представить, как мне горько, что не могу заняться этим сейчас, когда есть надежда узнать, что с ним стало, какова его судьба и даже, быть может, разыскать его самого. Очень прошу Вас сделать это вместо меня. Только Вы один можете (никто другой на свете не смог бы) добиться необходимых справок по списку Лещинской. За давностью лет это, конечно, не легко. Надеюсь, что не откажете помочь. Извиняюсь, что утруждаю, но как мне быть? Привет Любе [1089]1089
Любовь Михайловна Козинцева-Эренбург (1899–1970) – художница, вторая жена И. Г. Эренбурга.
[Закрыть]и сестрам. Не отсылайте мне этого повествования [1090]1090
Видимо, машинописную копию письма Н. Варламова.
[Закрыть], а передайте лучше им, которым это будет интересным. Тося» [1091]1091
Приложено письмо от 8 октября 1965 г. к сестрам И. Г. Эренбурга по-французски (оно начинается сердечным: «Mes chères Jenny et Isabelle…» и заканчивается по-русски: «Пишите. Целую. Тося»). См.: РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 1868. Л. 6.
[Закрыть].
И. Г. Эренбург ответил на это письмо сразу же и очень определенно:
«Москва, 7 октября 1965.Дорогая Наталия Лазаревна,
я получил Ваше письмо. Обе мои сестры в это лето умерли, сначала Евгения Григорьевна, потом Изабелла Григорьевна. Любовь Михайловна больна и лежит в больнице.
Совершенно исключено, что Илья Лазаревич остался жив сколько-нибудь длительное время после 1920. Несомненно кто-то знал бы его за этот период, и мне бы это стало известно. Из перечисленных Вами имен – Штеренберг, Луначарский и Венгров умерли. Я постараюсь все же навести справки, и если что либо узнаю, сообщу Вам.
От души желаю Вам здоровья.
Второго письма Н. Л. Эренбург-Маннати Илья Григорьевич не написал.
В заключение упомянем еще два факта.
2 января 1966 года, отвечая на запрос В. А. Морозова, нашедшего в архивных бумагах крупного партийного и государственного деятеля В. П. Затонского, тогда реабилитированного, упоминание об И. Эренбурге, писатель написал ему в ответ, допуская, что речь может идти и о его кузене: «В 1919 году я работал в Киеве в системе социального обеспечения, причем Киев уже был советским. Я не помню о встречах с В. П. Затонским, но если Вы укажете, в чем заключалось распоряжение его, я вспомню об обстоятельствах дела (в Киеве (? – Б.Ф.) жил в ту пору мой двоюродный брат Илья Лазаревич Эренбург, который ушел в Красную Армию и погиб на гражданской войне)» [1093]1093
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр. 794. Л. 1.
[Закрыть].
В последнем прижизненном издании мемуаров «Люди, годы, жизнь» автор в краткую справку о судьбе своего кузена, прежде безымянного, вписал его имя – Илья [1094]1094
Эренбург И.Собрание сочинений: В 9 тт. Т. 8. М., 1966. С. 15 (сдано в набор 19 мая 1966 г.).
[Закрыть].
