Текст книги "Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)"

Автор книги: Борис Георгиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 50 страниц)

Глава двадцатая

Exodus

Иван Арнольдович согласился выписать Сашу неохотно. Если бы не заступничество Джеффри Моргана, с неделю ещё неистовому капитану пришлось бы изображать подопытное животное и следовать утомительным предписаниям главврача. Но Джеффри Морган и с ним Маргарет Морган собирались в рейс к Титану, не позволить Саше проводить друзей детства – жестоко, кроме того, опытный хирург не без основания полагал, что в данном случае запрет всё равно будет нарушен. Поэтому измученный капитан и был отпущен на поруки после трёхнедельного оздоровительного заключения.

Попытавшись спуститься по узенькой боковой лестнице обычным способом – через две ступеньки, капитан Волков установил, что торопиться, пожалуй, не стоит, если он не хочет вернуться под опеку Ивана Арнольдовича. Оказалось, единственный приемлемый режим движения по ровным участкам – шаркающая старческая походка, а для спуска по лестнице приходится прибегать к способу и вовсе унизительному: переходить на приставной шаг. Спустившись таким манером на один этаж, Саша отказался от первоначального замысла – добраться до ангаров пешком. Сел в лифт. И всё равно опоздал минуты на три – горизонтально ведь лифты не ходят. Морган как раз часы разглядывал, когда отъехавшая обрезиненная дверь ангара пустила на стартовую площадку его друга.

– Ты научишься когда-нибудь… – начал он раздражённо, однако, оценив оригинальный способ передвижения капитана Волкова, замолчал, и тщательно подготовленный упрёк пропал втуне.

– Ничего, Джеф, зато прощание не затянется. Минуты две у нас есть?

– Есть. Сейчас, я шепну пару слов оператору и жену позову.

Морган скрылся за боковой дверью. Саша неторопливо оглядел новый десантный корабль, ощутив лёгкий укол ревности – Джеф пойдёт к Титану без него, Волкова, и без него будет строить лагерь на берегу углеводородного озера. «И появится на Титане лагерь первопоселенцев, который потом, конечно же, назовут лагерем Моргана. Потом поселение бросят, точно как лагерь Нортона здесь у нас, но название останется, и зелёные практиканты Сектора Планетологии лет через тридцать будут строить на зачёт кроки с привязкой к метке с таким названием. А я…»

– Саша! – пискнул за спиной знакомый голос. Волков повернулся. Маргошку не узнать. Непонятно даже, что изменилось в ней за какие-то три недели. Улыбается неуверенно. На Джефа тайком глянула. «Нужно что-то сказать, но не выговариваются слова. Что это у неё за спиной? И у Джефа…»

– Ты что же, Джеффри, опять собрался поохотиться на марсианских пиявок? – осведомился Саша, установив, что из-за спины Моргана выглядывает воронёный сдвоенный ствол.

– На титанянских, – смущённо ответил Джеффри и просунул палец под ремень дедовского карабина.

– Зачем он тебе там?

– Отец подарил. Сказал, теперь моя очередь.

– Он вообще много странного на прощанье наговорил, – вмешалась Маргарет. – Чтоб Джеф не позволял сыну брать оружие, пока Джеф не убедится, что сын вырос. Палка, мол, раз в год стреляет. Чем стреляет, если нет патронов? Почему сын? Может быть, будет девочка… И все уши прожужжал своим карабином, даже не попрощались из-за этого как следует. Говорил зачем-то несколько раз, чтоб Джеф не смел направлять эту палку на людей, даже если знает, что она не заряжена. Не понимаю, зачем он вообще, этот карабин, нужен?! Вот ты, Саша. Ты же вечно всё обо всём знаешь. Ты понимаешь, зачем Джефу карабин?

«Нет, я ошибся. Маргошка как Маргошка», – подумал Саша, и сказал, пряча улыбку:

– Понимаю. Гэмфри прав: у вас, конечно же, будет сын.

И, пока Маргарет Морган открывала и закрывала рот, пытаясь решить, стоит ли обижаться на бесцеремонного друга детства, или простить ему бестактность на этот раз, Саша пожал руку Моргану, сказав: «Удачи, Джеф», – собирался попрощаться точно так же и с его женой, но передумал. Склонился и был допущен к руке. К узкой Маргошкиной лапке.

– Ты что, Саша? Зачем? – Марго захлопала глазами.

– Извини, Маргарет.

– Для тебя я всегда Маргошка, – возразила та, поднялась на цыпочки, неловко чмокнула Волкова в щёку, тут же оттолкнула его, задрала нос, подхватила под руку мужа и потащила его к десантному кораблю.

– Пока, Сашка! – бросил Морган через плечо.

Они шли быстро, не оглядываясь; кажется, уже говорили о чём-то. За спиной Моргана мерно покачивал стволом дедовский карабин, а Маргошкино движимое имущество состояло из дарёной гитары в удобном чехле с ремнём через плечо.

«Хоть на край земли, хоть за край», – припомнилось Саше. Он вздохнул. Пора идти, но может быть… Лампа над обрезиненной дверью мигала: «Уходи, цыган, уходи…» – но Волков медлил. И он оказался прав. Перед тем как шагнуть в невидимую трубу гравитрапа, они оглянулись. Саша поднял в знак прощания руку, после чего заковылял, не оборачиваясь, к двери. Нелепый предрассудок, конечно, но теперь ему почему-то казалось – скоро он снова встретится и с Джефом и с его женой.

В госпиталь Саша решил не возвращаться. Очень хотелось сделать жене приятный сюрприз – без предупреждения нагрянуть на работу. Скрыть от Ирочки утром выписку получилось без труда. Она, как и всю последнюю неделю, торопилась попасть на первый экспресс «Центрум – Радужное», поэтому и не заметила ни верхней одежды в шкафу, принесенной накануне Морганом, ни отметки о выписке на информационном табло больничной палаты. Жена, разрываемая противоречивыми чувствами, вообще забавное зрелище, но цейтнот – особая к этому спектаклю приправа. Осознанное чувство долга и стремление быть пунктуальной тащили Ирочку от постели мужа прочь, заставляя при этом судорожно дёргать за рукав халат. Но желание продлить прощальный поцелуй вынуждало тянуть шею. В конце концов, неизбежное свершилось. Ирочка содрала с себя халат и умчалась, выбившись из графика всего на три с половиной минуты, а муж её получил возможность обдумать создавшееся положение. Что-то странное творилось с Ириной Волковой в последние дни. Однажды вечером сообщила, не глядя в глаза, что собирается на следующий день в Радужное – осмотреться. Казалось бы, что может быть любопытного в детском поселении? Обычный купол, большой только – больше прочих. Ну, растения там земные, трава, цветы, но ведь Ирочке это не в диковинку! Подумаешь, деревья… В «Центруме» тоже есть парк. Нет, не флора, естественно, интересовала бывшую принцессу Грави. Но фауну Радужного составляли дети, да ещё три или четыре сотни взрослых. «Я как-то, помнится, сказал в шутку, что если Иру интересует педагогика – ей к Можейко, – припомнил Саша. – Приняла всерьёз?» Вечером того же дня попытался осторожно расспросить жену, но Ирочка смущалась и отвечала неопределённо. Призналась только, что принята в Радужное стажёром. «На общественных началах», – пояснила она, и больше не прибавила ни слова. И Саша хочешь – не хочешь, но вынужден был смириться. Стажёром так стажёром. Но что же она там целыми днями делает? Возвращалась Ирочка усталая, на расспросы отвечала неохотно. И вообще – появилась у неё такая привычка – замолкать вдруг на полуслове, смотреть, округлив глаза, в пространство и не отвечать, прислушиваясь к чему-то, для слуха прочих недоступному. Осунулась, побледнела… Ну, это не странно – при таком-то распорядке, да и госпитальная жизнь сама по себе способна испортить цвет лица вполне здоровому человеку, и всё же… В общем, было на душе у Волкова неспокойно. В конечном итоге он решил, что виноваты вести с Земли. Джоан настоятельно звала капитана Волкова, дочери же являться на Землю запретила категорически. «И правильно, – в который раз думал Саша, направляясь к пассажирскому терминалу станции «Центрум». – Здесь безопаснее. Всё равно я бы её с собой не взял. И пробраться на «Улисс» на этот раз у неё не выйдет. Корабль на орбите, пойду я к нему на боте, в кабине спрятаться негде, там я едва-едва помещаюсь». Тут капитану «Улисса» пришлось прервать размышления – дверь «экспресса» собиралась закрыться, следовало поспешить. И он наддал. «Километра три в час – бешеная скорость. Ходок из меня… Дождутся? Там есть кто-то в салоне».

Полный мальчишка лет семи и особа женского пола неопределённого возраста. Сорока или шестидесяти лет примерно. Сообразительный мальчик, увидев, как человек в комбинезоне с эмблемой Сектора Планетологии шаркает ногами, нажал-таки кнопку «Стоп». Последнее усилие – и задыхающийся, красный Волков рухнул в ближайшее пассажирское кресло. Впрочем, в салоне рейсовика свободных мест сколько угодно: толстый мальчик, женщина неопределённых лет и Саша, – вот и все пассажиры. «Ещё бы – разгар рабочего дня, кому туда ездить, кроме симулянтов, вроде меня», – подумал капитан и скосил глаза на толстого мальчика.

– Вы очень старый? – без всяких предисловий поинтересовался юный джентльмен, поймав взгляд капитана.

– Женечка! – одёрнула мальчика его чопорная спутница. Волков глянул на ней с любопытством, пытаясь определить: мама, бабушка или тётушка?

– Ну что вы, Евгений! – покачав головой, отозвался Саша. – Я немногим старше вас. Между прочим, здравствуйте.

– Да? – не ответив на приветствие, удивился мальчик. – А ходите как старик.

– Женечка! – снова одёрнула мальчика его… «Нет, не мама, определённо, – решил Волков, – Бабушка, или тётя». Это выяснилось тут же: леди стала шептать на ухо юному джентльмену, на что тот отвечал громко: «Ну и что, ба? Что тут такого, если он ползает, как…» Но бабушка, очевидно желая скрыть от капитана эпитет, каким его наградил смышлёный мальчик, громко повторила: «Женя! Замолчи, тебе вредно много разговаривать!»

«Ага, – решил капитан, – есть, оказывается, тут кроме меня ещё один симулянт. Бабушка его конвоирует в Радужное. Выписали беднягу. Что ж, это хорошо, когда вредно много разговаривать. Может быть, вздремну – полчаса лёту»

Но на предприимчивого крепыша увещевания бабушки не подействовали. Он устроился удобно, склонил голову набок и задал следующий вопрос:

– Вы планетолог же?

Волков значительно кивнул. Раз уж не выйдет подремать, нужно хотя бы поразвлечься.

– А слыхали вы, что Волков с Морганом… Ну, вы знаете же! Ба, не мешай! Они же тоже из вашего же сектора! Что откопали каве… пещеру марсиан? Это правда же?

– Правда, – подтвердил Волков, изо всех сил пытаясь сохранить серьёзный вид.

– Да?! А мне Сёмка из параллельного врал, что это враки! У них воспиталка новая, так Сёмка врал, что о ней врали, что она – жена самого Волкова! И она всем им врала, что никакого города нет и марсианских пиявок там тоже нет. А я так думаю, если нет марсианских пиявок, то почему же тогда Волков попал в госпиталь? Что ему, делать нечего? Ха! И никакая она не жена Волкова! Зачем Волкову эта противная воспиталка?

– Женя! – снова попыталась урезонить внука его деликатная бабушка, но цели не достигла.

– Евгений, а вы не скажете, как зовут новую воспитательницу вашего друга? – полюбопытствовал Александр. Беседа занимала его чрезвычайно.

– А! – мальчик махнул рукой. – Обычно как. Ирина Робертовна.

– Ага. Ну, так я вынужден вас огорчить, она действительно жена Волкова.

– А чего она тогда врёт, что нет там города? Или… – мальчик глянул на капитана подозрительно:

– А вы-то откуда знаете? Вы что же, знакомы с самим Волковым?

– Знаком немножко. По работе, – уклончиво ответил Саша, прикрыв ладонью нижнюю часть лица.

– Да?! – интерес мальчика к разговору возрос, попытки бабушки вернуть голосовой аппарат внука к щадящему режиму провалились бесповоротно. – Вы с ним работаете? Тогда вы должны знать, что было в той… пещере. Знаете?

– К сожалению, марсианских пиявок там действительно не было. И древнего города тоже.

– О-о! – собеседник капитана огорчился.

– Да, коллега, увы, – покивал Саша, и, чувствуя потребность как-то компенсировать урон, нанесенный надеждам юного исследователя пещер, перегнулся через проход и спросил шёпотом:

– Хочешь, я расскажу тебе об одной штуке, о которой Волков не говорил пока никому?

Ответ на этот вопрос не требовался. И так было видно – так хочет, что даже не заметил явного противоречия: откуда же тогда сам капитан знал тайну, если Волков не рассказывал о ней никому?

– Волков считает, – внятно шепнул капитан в подставленное ухо, – что это не единственная такая каверна здесь на Марсе. Волков думает, что их ещё как минимум три. И расположены они… Ты только никому об этом пока не рассказывай, это же только гипотеза. На экваторе их нужно искать.

«Вернее, там, где миллиард лет назад был экватор», – добавил про себя Саша, с удовольствием наблюдая за произведенным впечатлением.

Остаток пути прошёл в полном молчании: коллега Волкова обдумывал открывшиеся перспективы и, должно быть, именно поэтому забыл попрощаться.

Капитану Волкову не приходилось бывать в Радужном, – селение построили года через три после того, как Саша закончил школу. Студента Александра Волкова Обобщённая Теория Взаимодействий интересовала значительно больше, чем марсианские новости, поэтому известие об открытии интерната не удостоилось его внимания. Позже, узнав о существовании купола, построенного революционным для того времени методом – литьём по гравитационной опалубке, Саша собирался съездить и посмотреть (не на детей, естественно, а на купол), да так и не собрался. Через месяц необходимость в поездке отпала. Метод стали применять повсеместно; можно было увидеть не только результат, но и сам процесс где угодно, на любой стройке.

И всё-таки купол интерната Радужное оставался самым большим из построенных на Марсе куполов. Просто из соображений целесообразности.

Выйдя из кессона на освещённую солнцем дорожку, обсаженную с обеих сторон непричёсанными кустами, Саша тут же задрал голову. Слой силикофлекса казался на таком расстоянии мыльной плёнкой, огромная радуга делила песочное предвечернее небо Марса на две неравные части – Восток и Запад. Тепло, жарко даже. И пахнет скошенной травой. Фыркает влажным туманом дождевальная установка, похожая на жёлтого богомола с длинным чёрным хвостом. И даже ветер пошевеливает листья невысоких деревьев с белыми стволами. Не хочется вспоминать, что это всего лишь поток воздушной смеси из скрытого где-то поблизости воздуховода.

– Ирина Робертовна, Ирина Робертовна! – голосил за кустами писклявый девчоночий голос. Раздвинув ветви, – колючие оказывается, надо же! – Саша обнаружил источник пронзительных звуков: голоногий, в одеянии, вид коего вызвал из закоулков Сашиной памяти слово «сарафан». Чрезвычайно подвижный источник и очень широковещательный. «Но это нам на руку, – думал капитан Волков, пробираясь сквозь кусты в том месте, где вроде бы прогалина. – Мы так быстрей найдём. Вот только пролезем… Что ж они так цепляются!»

– Ирина Робертовна! Ири… – крики смолкли. Саша пошёл быстрее: либо девочка уже добежала, либо на пути её встретилось коварное препятствие. В обоих случаях следовало поторопиться. «Нет, всё в порядке. Вон они где, в беседке. Ну, Александр Владимирович, смотрите. Так нужно к ним подобраться, чтоб не заметили».

Беседка, увитая зелёными, как русалочьи волосы, волнистыми плетями, припорошена была меленькими белыми цветами сплошь. Волков, подбираясь к ней с восточной, затенённой стороны, имел неосторожность потянуть носом напитанный незнакомым запахом воздух и едва смог сдержаться, чтобы не чихнуть.

– Ирина Робертовна, – захлёбываясь от торопливости, но не так широковещательно, как раньше, пищал девчоночий голос. – Там строго-строго приказывали, чтоб на полдник все явились без опоздания, потому что нельзя же всегда опаздывать, как вчера. И мне сказали, чтобы я вам это передала срочно, потому что уже накрывают на стол и вы опять опоздаете…

– Да-да, – ответил женский голос; Волков, рискуя быть обнаруженным, раздвинул зелёные плети и заглянул внутрь. – Мы уже заканчиваем, Лизонька. Пять минут.

– Скройся, Кондакова! Сказали тебе, сейчас придём! – зашипел на добрую вестницу чей-то тонкий, но дьявольски грозный голос. – Лиза-подлиза.

– Сам такой, – обиженно фыркнула Кондакова, и, судя по звукам, прибегла к обычному в таких спорах аргументу – показала язык.

– На чем я остановилась? – спросил знакомый капитану Волкову женский голос.

– Медведь сказал: «Нет, смотри сам, Маленький Брат», – подсказал кто-то.

Голос Ирины Волковой стал толстым и хрипловатым, вполне медвежьим:

– Нет, смотри сам, Маленький Брат, – повторил Балу. – Ничего постыдного нет в этой охоте. Когда мёд съеден, мы оставляем пустой улей.

Ирочка сделала паузу и зашипела по-змеиному:

– Сбросив кожу, – сказал Каа, – уже не влезешь в неё снова. Таков Закон.

«Таков закон, – думал Волков, удобно устраиваясь на тёплой земле в тени беседки, с восточной стороны. Руки сунул под голову, смотрел в небо с радужной плёнкой. – Таков закон, я же не спорю. Я и сам понимаю, что в старую кожу влезть не получится. Ну не интересуют меня больше остатки древних планетарных машин и пиявки марсианские тоже. А Обобщённая Теория Взаимодействия… не такая она, как выяснилось, обобщённая. Неприятное занятие, оказывается, рассматривать с высоты птичьего полёта вершины, покорённые с таким трудом. И даже не птичьего… Из космоса, из пустоты, из центра Галактики горы эти кажутся даже не песчинками, а вообще… Не хочу я бродить по лабиринту, который видел сверху. Ну не интересно мне, понимаете? Кожа сброшена. Кое-что мне кажется важнее всех этих вершин, какими бы они высокими ни были. Это не леность ума, не усталость, совсем другое. Просто за спиной остались долины, заселённые людьми. Зелёные поля. Никто из живущих там знать не знает, что есть вершины, и не хочет знать. Это несправедливо, потому что только с вершин можно рассмотреть, каковы они – их зелёные поля. Это разновидность умственной слепоты. Сон разума…»

– Проснись, Сашенька! – Ирочкин голос зашептал на ухо. Тёплое дыхание на щеке. Волков открыл глаза, и в первый момент ему показалось – ослеп, но потом он понял. Тёплая ладонь на глазах пальцы шевелятся, сквозь пальцы – свет.

– Проснись, нельзя тебе на земле.

Фактор внезапности был утерян. «Я что, заснул?» – удивился Волков.

– Соня! – подтвердила жена. – Вставай же!.. Тихо!.. Ты что, Сашка!.. Дети же могут увидеть! Ну, Сашенька…

– Ничего, пусть видят. Не будут, по крайней мере, распускать сплетни о своей воспитательнице. Об Ирине Робертовне.

– Саша, я хотела рассказать тебе, но…

– …но ты боялась, что у тебя здесь не будет ничего получаться, а потом, когда начало получаться, ты боялась…

– …что один мой знакомый капитан обидится. Я ведь выбрала педагогику, а не математику или планетологию. Пойдём, Саша. Пока они на полднике, можем пройтись. Я сегодня всё равно рассказала бы тебе, потому что…

– …потому что мне скоро лететь на Землю. А тебе…

– …а мне нужно будет остаться здесь, – сказала Ирочка твёрдо. Остановилась и стала заглядывать в глаза мужа. Конечно, так и знала. Огорчился, ещё и как.

– Да, я понимаю, Иришка. И Джоан тоже так хотела. И я сам тебя об этом прошу, потому что…

– …потому что ты не знаешь главной причины. Иначе не дулся бы так и не расстраивал меня. Вот когда расскажу тебе эту тайну…

«Сегодня день раскрытия тайн», – подумал Саша, наклоняясь так, чтобы жене удобнее было шептать на ухо.

– Я остаюсь, потому что у нас с тобой, Сашечка…

Ирина Волкова нашептала мужу на ухо такую новость, от которой выздоравливающий капитан забыл на некоторое время о необходимости дышать. Вдохнув после этого полной грудью, он почувствовал себя совершенно здоровым.

– Поставь меня немедленно! Сашка-дурашка! – велела воспитательским голосом Ирина Робертовна, и муж послушался беспрекословно. И сделал, что приказали – бережно и осторожно.

– Теперь, когда ты это знаешь, – проговорила Ирочка, снова подвергая глаза мужа тщательному осмотру. – Может быть, ты откажешься лететь на Землю?

– Нет, Иришка. Наоборот. Теперь у меня есть очень важная причина лететь. Я не хочу, чтобы мой сын рос под куполом. Пусть даже под радужным.

– Надеюсь, у нас будет девочка, – сказала ему Ирина Робертовна Волкова.

* * *

Фарсида, Марс.

Гэмфри Морган шёл привычным ровным шагом по каменистой плоской равнине, изредка посматривая на гряду невысоких холмов, над которой висело закатное солнце. Назад оглядываться не хотелось, но спутники Моргана не обладали таким же походным опытом, как он – оба новички. Постоянно вынуждали останавливаться и ждать, пока нагонят, и смотреть при этом приходилось туда, откуда шли. А там проклятый вулкан, который, кажется, не стал за эти два дня дальше ни на километр. «Но это всегда так в начале пути, – успокаивал себя Морган, щурясь на бурые, с синеватым отливом, выгнутые спины, которые придвинулись ощутимо. – До ночи будем там. Я успею сделать замеры. Сегодня по эту сторону, завтра, когда пройдём перевал, – по ту. Но здесь мы вряд ли что-то найдём, слишком близко. Можно было начать с обратной стороны, где-нибудь у двести семидесятого градуса, но… Но какая разница? Если решили пройти вдоль экватора – весь путь наш. Володя так и сказал – нет гарантии, что они строили реакторы на равных расстояниях друг от друга. Нет гарантии, что реакторов было четыре. И вообще никакой гарантии нет. Но Володя прав – хватит жаться к обжитым местам. Хватит».

В наушниках охнули и невнятно выругались. «Опять этот художник отстал. И споткнулся», – подумал Морган. Пришлось остановиться и посмотреть назад. Так и есть. Отстал, споткнулся, остановился и разглядывает что-то в стороне. И Фавна с толку сбил.

– Фавн! – позвал Морган. – Ты-то куда?

Непривычному к ходьбе Клоду угнаться за Гэмфри Морганом было трудно. Даром, что Громобой нёс чуть ли не вдвое больше – всё равно ему. Вон, как вышагивает. Прямиком к солнцу. Художник старался изо всех сил, но рюкзак поддавал в затылок, давили лямки, пот катился по лбу и постоянно подворачивались под ноги крупные камни. Тяжело приходилось Клоду, но на душе его было легко. В рюкзаке, на самом верху, – планшет. Когда будет покончено с обычной вечерней лагерной вознёй, а Морган станет, бурча под нос, делать свои замеры, можно будет позвать «Микеля», ни от кого не скрываясь. Выбор темы не вызывал сомнений. Утром, когда солнце осветило вершину вулкана… Нет-нет, забыть такое нельзя. Вот она, картина, стоит перед глазами. Нужно только перенести её на экран. «И каждый день, куда ни глянь…» – подумал художник, бросив взгляд вправо, и не смог оторвать глаз от фантастического зрелища: камни на песке. Тени от них длинные, чёткие, как будто все камни обширной равнины одновременно двинулись на запад, прочертив за собой чёрной тушью след на терракотовой… «Ох, ты!..» – выругался Клод. Опять подвернулся под ноги булыжник. Тут же примчался надоедала Фавн, и, конечно, Морган раздражённо окликнул: «Фавн! Ты куда?» Нужно было идти. Но уверенности, что тема задуманной Клодом картины определена точно, уже не было.

Фавн не мог разорваться на две части. Огромное удовольствие – двигаться рядом с человеком, который всегда идёт впереди, потому что тогда видишь то же, что видит он. И становится понятно – это стоит искать, а это можно оставить без внимания. Настойчивость идущего впереди человека была близка и понятна Фавну, но был и второй человек, идущий позади. Фавн давно заметил – человек этот умеет видеть вещи, недоступные первому. Если посмотреть туда, куда направлен взгляд того, второго, становится почему-то понятно – на это стоит смотреть. Ресурсов электронного мозга робота-планетолога не хватало для экстренного подробного анализа, поэтому он просто запоминал картины, указанные вторым человеком. А вчера случайно увидел одну из этих картин снова. Второй человек сделал так, что она появилась у него в руках. Сначала Фавну казалось, что это просто уменьшенная копия, но, сравнив копию, сохранённую в памяти, с тем, что в руках у второго, робот заметил разницу. Теперь нужно было понять, зачем второй человек внёс в картину изменения, но для этого требовалось накопить большое количество человечьих картин. Если человек опять будет копировать то, что увидел… Вот он снова остановился. Куда смотрит? Песок, камни. Да. Это нужно сохранить. «Фавн! Ты куда?» – позвал голос первого. Фавн поспешно запомнил указанную вторым человеком картину, развернулся и бросился вперёд. Подставил первому лобастую рогатую голову и тот похвалил. Погладил по лбу широкой ладонью.

– Клод, догоняй! – сказал Гэмфри Морган. – Пойдём, Фавн.

И снова двинулся по каменистой необъятной равнине вперёд.