Текст книги "Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)"

Автор книги: Борис Георгиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 50 страниц)

– Ой… Иван Арнольдович, что это…

Шаги торопливые каблучками по плитам. Волков попробовал приоткрыть глаза. Белая тень мелькнула, скрипнула дверь, каблучки дробно, гулко застучали в отдалении, и опять женский голос, но уже далеко, крикнул:

– Иван Арнольдович! Иван Арно…

– Ты, – глухо прозвучал Ирочкин голос, и – кап! – что-то на щёку.

– Са-шеч-ка, – по слогам, шёпотом. И снова капля на щёку, и ещё…

– Не плачь, Иришка, – дивясь собственному хриплому голосу, сказал жене Волков. – Всё хорошо. Конечно, я тебя не оставлю.

* * *

Ego Omnituens

Эго-Волков остался доволен результатом. Получилось хорошо. Можно было оставить надоевший бурый маленький шарик, который человечки почему-то называют именем придуманного ими самими жестокого юного божка. Оставить и отправиться в путешествие. Только память того человечка придётся пока сохранить на всякий случай, потому что по-прежнему нет полной уверенности, что судьба его сложится благополучно. Но ничего. Человечья жизнь – миг. Эго мог себе позволить прихоть – на этот короткий миг одну из бесчисленных своих рук оставить в слабом и непрочном человечьем теле.

Глава девятнадцатая

Госпиталь поселения «Центрум», кратер вулкана Олимп, Марс.

Семнадцатого числа первого весеннего марсианского месяца президент Внешнего Сообщества пришёл в себя. Ему казалось – только что он пытался ответить «Да!» на глупый вопрос, придуманный программистом, но…

– Володя? – услышал он и открыл глаза. Мягкий свет из окна сквозь тонкие шторы. Несколько силуэтов. Люди? На лбу чья-то ладонь.

«Было же подземелье, выстрелы, – вспомнил Владимир Борисович, – удар в левое плечо, кровопотеря, приклад карабина, осколки терминала летели на пол…»

– Что с Сашей? – спросил он. Собственный его электронный голос прозвучал непривычно.

– Всё в порядке, Володенька, – отозвалась Аня Волкова. «Её ладонь на лбу», – понял очнувшийся паралитик. «На нас смотрят. Но я не хочу шевелиться, пусть смотрят. Больше не хочу ничего скрывать. Голос Анюткин дрожит. Значит, было всё-таки с Сашей не всё в порядке».

– Он сегодня пробовал вставать, – сказал от окна голос Ивана Арнольдовича Короткова. – Ещё одно доказательство нашей близорукости. Тянемся к звёздам, тщимся мир переделать, но о самих себе не знаем ничего. Понимаешь, Володя? Ни-че-го.

– Это скорее дальнозоркость, чем близорукость, Ваня, – проворчал президент и попробовал осторожно приподняться. Кресло слушалось прекрасно, однако что-то переменилось в управлении.

– Володя, Володя! – предостерёг голос Лосева, – не торопись шевелиться, освойся сначала. Мы переделали интерфейс и кое-что поменяли в контроллере.

Глаза Владимира Борисовича привыкли к свету в достаточной мере, чтобы оглядеться.

Анютка рядом, смотрит снизу вверх. Глаза счастливые, но складки в уголках губ. Значит, чего-то боялась, но это прошло. Ваня Коротков. Этот наклонил голову, щурится. Переживает собственную близорукость. «Вернее дальнозоркость», – поправил себя президент и глянул на тех, кто поодаль. Лёшка Лосев. Доволен. Руки за спиной, нос вперёд. Победитель. Балтазаров – тот, как всегда. Знал заранее, что всё будет хорошо, и теперь нам всем об этом тридцать раз напомнит. Исаак Лэннинг собственной персоной. Бакенбарды – горизонтально. Похаживает. Ну и Харрис, конечно. Мрачный прорицатель. Неизвестно, мол, каким поражением обернётся эта ваша победа. «Они не просто так собрались, – понял президент. – Не просто для того, чтобы дождаться, пока меня включат. Любопытно».

– Вы решили устроить выездное госпитальное заседание комитета? – съязвил он. – Все в сборе. Кворум.

– Володя, я здесь останусь, так и знай, – безапелляционно заявила Анна Волкова, с тревогой заглядывая в глаза мужа, для чего ей пришлось приподняться на цыпочки.

– Вообще-то срочной необходимости нет, – осторожно заметил Лосев, – Но…

– Я понимаю, Лёша, понимаю. Но вам придётся смириться с присутствием на заседании моей жены, поскольку выдворять её я не стану и вам не позволю. И ещё. Скажет мне, наконец, кто-нибудь, что с моим сыном?! Рэтклифф…

– Рэтклифф не смог, – поспешил успокоить выздоравливающего больного Лосев. – Вы с Гэмфри подоспели вовремя. Если бы не стрельба охранника…

– Что с ним? Я надеюсь, Морган удержался в рамках?

– Да. Этот охранник… Зовут его Клод. Он рвался поговорить с тобой, но мы решили сначала спросить тебя.

– Что тут спрашивать? Конечно, мне нужно поговорить с ним. Вина его сомнительна. Что об этом… мм-м… инциденте думает Гэмфри?

– Они долго беседовали с Клодом. И я знаю, о чём ты. Действительно, Морган со своим карабином…

– Ладно, это потом. Вы всё время увиливаете от ответа. А я ведь прямо спросил: что с Сашей?

– Очень сложно в двух словах рассказать, что натворил твой сын на пару с Джеффри Морганом, но я попробую, – смакуя каждое слово, проговорил глава Сектора Планетологии. – Тем более что я готов разделить ответственность за его поступки, да и тебе, господин президент, пожалуй, придётся поучаствовать. Они подошли к указанной тобою точке на «Улиссе», оставили корабль на орбите, а вместо него пустили к поверхности гравитационный призрак. Твоя же придумка? Что? В соавторстве с Сашей? Хорошо, слушай дальше. Сами они пошли к поверхности на ботах.

– Мальчишки, – проворчал Владимир Борисович.

– Ты сам был не лучше, за что и получил в награду кресло, – напомнил Алексей Мстиславович. – Если бы они этого не сделали, всё могло закончиться банально – аварией полярной энергостанции. И мы бы долго пытались разобраться в причинах чрезвычайного происшествия, но твой сын вместе с отпрыском Моргана сунулись прямо в эпицентр. Говорят – случайно получилось. Но как тогда объяснить то, что их вдвоём однажды уже ловили в двух километрах от этого самого места больше десяти лет назад? А после, лет пять спустя, практикант Сектора Планетологии Морган в нарушение всех запретов пытался ковырять там базальт в одиночку, но сломал бур. Такая настойчивость подозрительна, господин президент, и указывает на умысел. Однако на сей раз им всё-таки удалось проникнуть в подземную пустоту.

– Там была пустота? В древней лаве? – живо спросил Володя.

– Подповерхностная пустота, довольно обширная, сформированная искусственно – гравитационным способом. Каверна. И в ней – остатки древней Планетарной Машины. Не нашей, естественно. Точнее пока говорить рано, в каверне Волкова – Моргана Швыдкой пока копается и провозится он, я думаю, долго. Кстати, господин президент, пора выделить ареопалеологов в отдельный сектор, потому что управлять Фёдором Семёновичем мне не под силу. Пусть сам за свои фокусы отвечает.

– Ты сказал – остатки машины. Откуда тогда взялись…

– Гравитационные аномалии? – Лосев хихикнул. – Вот тут мы приблизились вплотную к сути преступных действий шайки Александра Волкова. Оказавшись совершенно случайно изолированными в подповерхностной пустоте, они совершенно случайно оную пустоту обследовали и, опять таки, абсолютно случайно, обнаружили там некое существо.

– Существо? – коротко переспросил президент.

– Могу сказать точно, что не вещество. Существо, по словам главаря шайки, спокойно спало. Обстоятельства сложились таким образом, что Александр Волков совершенно случайно разбудил это существо. И оно на него посмотрело. Так он сам говорит, Володя, не нужно таращить глаза. Взгляд этого монстра поразил Сашу в самом прямом смысле. Иван Арнольдович после осмотра тела признал попытки вдохнуть в него жизнь безнадёжными. Было, Иван Арнольдович? Ну, хорошо, хорошо, Ванечка, извини. Просто хочу ещё раз сказать: есть много, друг Горацио, такого, что и не снилось нашим мудрецам. Саша жив, не совсем здоров, но это пройдёт, а Иван Арнольдович после того случая, кажется, стал немного мистиком. И все мы тоже. Я лично – потому что наблюдал исход этого существа из кокона. И тебе покажу – всё зафиксировано. На видео, в радиодиапазоне, в инфра, в ультра и гравископами «Фобосов».

– Ты не просто мистик. Ты меня мистифицируешь. Что за существо?

– Об этом лучше спроси Сашу. Он пробовал мне рассказать, но кое-что я не в состоянии понять, а кое-чему попросту не верю. По-моему, это бред. Но бред вполне материальный, посуди сам: авария на энергостанции, исход монстра, наблюдения, сделанные всеми обсерваториями Сообщества после исхода, Сашино выздоровление – всё это зафиксировано приборами, даже вмешательство в нервную систему твоего сына.

– Да, да, Володя, – вклинился Иван Арнольдович. – Много пока непонятного, и я не хотел тебе говорить заранее, но… Но всё же скажу. Я понемногу разбираю этот… мм-м… загадочный случай с медицинской точки зрения… Это может оказаться беспочвенной надеждой…

– Ну! Говори же! – не выдержал президент. – Я не мальчишка. Плевать на беспочвенность.

– Возможно, получится вернуть тебе некоторую подвижность, Володя.

Кресло президента скользнуло к оконной нише, вынудив расступиться членов центрального комитета. Айзека пришлось отодвинуть манипулятором. Володя двумя резкими движениями раздёрнул шторы, и только после этого, щурясь от яркого света, проворчал:

– Я и так достаточно подвижен.

Надлежало скрыть от всех присутствующих, особенно от жены, то, какое впечатление произвели на президента Внешнего Сообщества осторожные слова Ванечки Короткова. Владимир Борисович помолчал немного, разглядывая привычный пейзаж за окном – освещённые полуденным солнцем красные спины ангаров, – и сказал, стараясь придать электронному голосу официальный тон:

– Предлагаю приступить к обсуждению срочных вопросов.

– Да-да, конечно, Володя, – спохватился Лосев. – Мы не стали бы докучать вам с Анечкой, если бы не настоятельная необходимость устроить несколько неотложных дел. Прежде всего, формальности. Де-юре президентом Внешнего сообщества до твоего полного выздоровления остаётся Евграфов… м-м… Евгений Семёнович. Нужно решить…

– Нечего тут решать, – перебил его президент. – Снять к чёртовой матери моим приказом. Я хоть и не президент, пока болею, но главой Сектора МТФ остался. Этому человеку нечего делать в науке, пусть хозяйством занимается. Но не на руководящей должности.

– Он хотел с тобой встретиться, – с непонятной интонацией проговорил Алексей Мстиславович. Краем глаза Володя заметил, что Лэннинг энергично помотал головой. Отрицательно.

– Не советую, – сухо ответил президент.

– Что? – не понял Лосев.

– Не советую ему со мной встречаться. Передайте ему, если увидит меня, пусть прячется. Перейдёт на другую сторону, залезет под стол, наденет маску зайчика и тому подобное. Он не Клод, а я не Морган.

– Хорошо, хорошо, – Лосев поспешил закрыть тему. – С этим всё. С Семёновым…

– Алексей Мстиславович, – раздражённо прервал его президент. – С этим проходимцем, по-моему, и без меня можно было решить. Он всего только глава департамента. Проголосовали бы комитетом, и все дела.

– С Семёновым, – повысив голос, продолжил упрямый планетолог, – решать ничего не придётся. Он сбежал на энергостанцию сразу, как только почуял запах жареного. Там у него, по свидетельствам персонала, был приготовлен полностью снаряжённый корабль. Что произошло дальше – неизвестно. Систему слежения контролировал «Арес». Айзек запустил свою штурмовую программу как раз в тот момент, когда «Арес» тягался с этим… существом из каверны Волкова-Моргана. Ну и…

– Я же не знал, – стал оправдываться Лэннинг. – И вы, Володя, сами дали мне указание!

– Успокойтесь, Айзек, никто вас не обвиняет. Туда ей, системе слежения, и дорога. Так что же Семёнов?

– Не знаю, – со злостью отозвался Алексей Мстиславович. – Обломки корабля не найдены. Но там камня на камне… Больше всего меня беспокоит вопрос – куда этот тип собирался бежать. Волков бредит о каких-то Княжествах. Почему-то позвал к себе в пала… в комнату Люсеньку Житомирскую и выспрашивал у неё об иолантах. Кажется, выяснилось, что Житомирская передала большую партию этих стекляшек в распоряжение Департамента Энергетики. Был запрос Семёнова, в котором указывалось, что камни нужны для энергетической установки. Ты что-нибудь об этом знаешь, Володя?

– Если ты об энергетической установке – отвечаю: иоланты нужны ей, как рыбке зонтик. Если о Княжествах…

– Конечно о них, – огрызнулся Лосев, – неужели ты можешь допустить, что я ничего не понимаю в гравитационных реакторах?!

– А о Княжества спрашивай у Саши. Потому что я в земных делах понимаю меньше, чем ты в гравитационных реакторах.

– Кстати, о земных делах, – вмешался в перепалку Харрис. – Я не знаю, что там произошло с земной Планетарной Машиной, и не хочу знать. Я не знаю, в каких отношениях состоит чрезвычайный и полномочный представитель правления «Грави инкорпорейтед» с сыном президента Внешнего Сообщества, и не стремлюсь разбираться в чужих семейных делах. Но мне не нравится, что Внешнему Сообществу фактически навязывается объединение с Землёй. Мне очень хотелось бы знать, на каком основании…

– Джонни, – президент поморщился. – Я прекрасно знаю, что ты собираешься сказать дальше. Объединение с Землёй. Диктат Планетарной Машины. Посредственность при власти, и прочая, прочая, прочая. Попробуй посмотреть на это глазами наших детей: они хотят иметь возможность вернуться на Землю. Возможность, понимаешь? Сейчас у них такой возможности нет. Теперь о диктате Планетарной Машины. Ты, именно ты ратовал всегда за ускоренную колонизацию Марса и за создание условий для комфортного проживания, но чего мы можем достичь без Планетарной Машины? По-прежнему будем сидеть под своими куполами. А Планетарная Машина – это возможность подправить гравитацию в планетарном масштабе. Нет, я не шучу. Это вполне реально, не сразу, правда, нужно будет несколько мощных гравитационных реакторов на экваторе и полюсах. И тогда можно будет подумать о генерации атмосферы. Силикобактерии Балтазарова… Помолчи, Александр Романович, дай закончить! И тогда, Джонни, ты, именно ты сможешь обойтись без своих теплиц. Выращивать свои ужасные овощи прямо на разлюбезных твоих краснозёмах, если будет атмосфера. Понимаешь? Прямо в открытом грунте. Но это, конечно, не скоро. А пока что… ты видел бабл чрезвыча… жены моего сына? Мы поставляем землянам автоматические заводы для изготовления таких домов. Почему мы не можем пользоваться ими сами? Качество жизни наших детей… Нет, Джонни, не нужно морщиться. Посредственность, которой ты так боишься, легче всего приходит к власти там, где ради идеи плюют на человеческие жизни. Ради какой – не слишком важно. Торжество позитивистской науки в этом смысле ничем не хуже и не лучше любой другой отвлечённой идеи. Посмотри хотя бы на любимое нами всеми Внешнее Сообщество. Изначально – учёные. Все как один. А теперь? Два поколения всего сменилось. И без всякого вторжения извне – пожалуйста! – Семёнов. Я его с детства знаю. Прекрасный был мальчишка. И эта сволочь – Евграфов. И Клод. Оглянись вокруг, Джонни, их много. Ты хотел просто отодвинуть их в сторону, забыть о них. Ради науки, о да! Но они же есть! Они наши дети, Джонни, а на детей не должны падать грехи их отцов. И земляне, между прочим, тоже наши дети. Они дети нашей отстранённости, нашего пренебрежения, нашей аскезы. Да-да, дорогой мой борец за идею, сибариты – дети чьей-нибудь аскезы. Поразмысли над этим, Джонни. А я…

– Володя, голубчик, – вмешался вдруг Иван Арнольдович. – Извини, что перебиваю, но я, как лечащий врач, вынужден буду прервать заседание, если ты будешь так горячиться. Это тебе вредно – сердце работает в тестовом режиме, система не успела адаптироваться к твоему неумеренному темпераменту.

– Что скажет глава Сектора Кибернетики? – мгновенно успокоившись, спросил президент.

– А что я могу сказать? – задрав брови, изрёк Лэннинг. Было заметно, что вопрос застал его врасплох. Стал мямлить:

– Мы хорошо знаем программу земной Планетарной Машины, что же касается личности… м-м… в ней обитающей, – вопрос не ко мне, а к психологам. Программа написана удовлетворительно. Можно кое-что улучшить в обработке пулов входных данных, увеличить… м-м… вес обратных связей, расширить эффекторную зону, в общем…

– В общем, вы «за» или «против»?

– Я как-то не созрел. И не готов. И никто ещё, по-моему, не готов к голосованию. Вы, Володя… Извините, конечно, но в таких сложных вопросах нельзя торопиться. А вы, извините меня, лезете напролом.

– Я не тороплю, – проговорил сквозь зубы президент. – Всё равно придётся восстанавливать энергостанцию. До той поры, пока мы её отстроим, вопрос можно не голосовать – пока что он не имеет прикладного значения. Есть поважнее дела.

– Да, – Лосев встрепенулся, – Нужно бы выделить в отдельный сектор ареопалеологов, создать комиссию по расследованию обстоятельств аварии на энергостанции, проголосовать план исследований каверны Волкова-Моргана…

– Нет, Лёша, всё это подождёт. И может идти пока своим чередом, по-старому. Я хочу инициировать создание другого сектора, более важного.

– Какого же? – удивился планетолог.

– Сектора Педагогики, Лёша. Ты удивлён? Мы опоздали с этим лет на пятьдесят, но, может статься, не навсегда опоздали. Главой сектора рекомендую назначить Можейко. Ставлю на голосование. Кто «за»?

– Но я не понимаю, – планетолог развёл руками. Лицо его вытянулось резиново; чрезвычайно стал похож на продавца лечебных пиявок из старой сказки.

– Экий ты, голубчик, непонятливый, – усмехаясь, проговорил Иван Арнольдович, поднимая руку с выставленным вверх большим пальцем. – Между тем, всё очень просто. Прошляпили мы детей. Между прочим, Лёшенька, знаешь ли ты, что дети за глаза называют тебя Дуремаром?

– Знаю, ну и что? – планетолог растерялся. – Я не обижаюсь, говорят – действительно похож.

– Дело не в том, похож или нет. Я спросил одного, потом другого: ребята, а кто таков этот Дуремар?

– Ну, как это – кто?! – оскорбился Алексей Мстиславович. Это же…

– Вот ты знаешь. А они – нет. Услышали, как кто-то тебя так назвал и повторяют. Бездумно, Лёшенька. Как попугайчики. Так что голосуй «за», голубчик.

И глава Сектора Планетологии, подавленный весом аргументации, поднял руку.

– Единогласно, – удовлетворённо констатировал президент.

– Теперь, когда мы разобрались с вопросами первостепенной важности… – начал Лосев.

– Нам пора оставить больного в покое, – бесцеремонно прервал его Коротков. – Извини нас, Анютка, мы уходим. Я говорю, уходим, Алексей Мстиславович!

Первым подал сигнал к отбытию Лэннинг – водрузил на голову свою невообразимую шляпу, сделал в ней углубление точно посередине, после чего, взявшись за поля двумя руками, наклонил элегантный головной убор под нужным углом к горизонту.

Члены комитета зашевелились, стали церемонно прощаться.

– До свидания, Володя.

– Анечка, моё почтение.

– Следи за ним, Анютка, может сбежать.

– Володя, если Коротков будет тебя тиранить, дай знать.

– Отдыхай, Володя.

– Владимир Борисович…

– Погодите, Айзек, – президент остановил кибернетика, собиравшегося величественно покинуть больничную палату.

– Да?

– Я хотел попросить… Кто-то из ваших программистов, когда делал интерфейс моего кресла, накрутил в меню аварийной программы.

– Что такое? – спросил главный кибернетик с явным неудовольствием.

– Программа спрашивает клиента, хочет он включить режим обратимой смерти, или нет.

– А! – Леннинг просиял. – Иван Арнольдович поставил меня в известность. Мы устранили эту глупость. Слава небу, тот кретин догадался поставить «флажок» по умолчанию в положение «Да».

И Лэннинг откланялся. За ним потянулись остальные. Стало слышно, как в коридоре Балтазаров наскакивает на Харриса со своими силикобактериями, потом дверь закрылась и голоса членов комитета потеряли внятность, а вскоре и смолкли вовсе.

– Они так и не рассказали мне толком, как дела у… – Володя хотел сказать: «у Саши» но глянул на жену искоса и сказал совсем по-другому:

– …как дела у нашего сына?

«Она улыбнулась. Счастье из глаз так и брызжет. Анютка моя… Значит, у Саши…»

– Всё хорошо, Володенька. Иван Арнольдович не даёт ему ходить из чистой перестраховки. Никак не может поверит до конца, что всё восстановилось после такого… После такой… А я верю, Володенька! Ира тоже.

– Как она тебе? – обеспокоился президент.

– Совсем ещё девчонка. Точно как я была, когда мы с тобой…

– Да ты и сейчас такая же.

– Прекрати, Володька… (никогда Аня Волкова не умела справляться с румянцем) Она такая же, как я. У меня сердце болит, когда представлю, что ей ещё придётся вынести.

– Что? – спросил президент отстранившись. – Куда он собрался?

– Не хотела тебе говорить, но лгать тоже не хочу. Мама Ирины просит его вернуться на Землю. У них там осложнения с какими-то Княжествами. Я спрашивала – почему Саша? Больше некому уладить это дело? Но вразумительного ответа не получила, а Саша, когда узнал… Тихо, Володенька, тихо, тебе нельзя волноваться. В общем, я не смогу его остановить. Ирочка тоже не может. Вспомни наш разговор, когда ты шёл в рейс к Ио. Мне показалось, он повторился. Ох, Володька, я не нахожу себе места.

– А Джеффри? – неприятным тоном спросил президент.

– Джеффри Морган женился. Маргарет Морган поменяла научного руководителя и теперь собирается отправиться вместе с ним на Титан.

– Но там ведь нет базы! Лосев докладывал – этой весной только начнётся строительство.

– Вот они и начнут. Я хорошо знаю мать Маргошки. Если дочь унаследовала хотя бы половину твёрдости характера маменьки…

– Понятно, – буркнул президент. – Ну, что ж. Когда-то это должно было случиться. Мне можно к Саше?

– Конечно. Но имей в виду, Володенька, разговор предстоит непростой.

– Он спрашивал тебя о чём-нибудь?

– Ты только не волнуйся. Он спрашивал, как твоя фамилия. Понимаешь, все давно привыкли, что ты не любишь, когда её вспоминают. Молодым она вообще неизвестна, даже я…

– Что? – спросил Володя, чувствуя – искусственное сердце действительно ещё в тестовом режиме.

– Тихо, тихо, милый. Даже мне известно только то, что ты серьёзно поссорился с отцом перед тем, как отправился сюда, на Марс. Я сегодня поговорила с Ариной…

В глазах у Владимира Борисовича потемнело, он подышал глубоко, выждал, пока нормализуется пульс. Слава небесам чёрным и красным, Аня ничего не заметила, потому что голова её лежала у президента на плече, а глаза невидяще смотрели в окно.

– Это электронная камеристка. Ей достался голос и память Ирочкиной прабабушки, которая… Ты только не волнуйся, Володенька! Она знала тебя на Земле. Её звали Арина Плотникова. Она давно умерла, но записи… Может быть, ты хотел бы поговорить с Ариной?

– Нет, – ответил Володя спокойно. – Это призрак Арины, а не она сама. Беседуя с призраками, сам становишься немножко… Нет, Аня, я не хотел бы с ней говорить, если не будет крайней необходимости.

Это было сказано твёрдо. Сияющие глаза Анюты Волковой были теперь близко.

– Но ты скажешь сыну свою фамилию?

– Да, милая. Могу и тебе сказать. Моего отца звали…

– Я знаю, знаю, – услышал Володя. – Я-то ведь поговорила с Ариной.

Губы малоподвижного лица, похожего на деревянную маску, шевельнулись, отвечая на поцелуй, и ничего больше между президентом и его женой о прошлом сказано не было в тот день – семнадцатого числа первого весеннего марсианского месяца.