Текст книги "Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)"

Автор книги: Борис Георгиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 50 страниц)

– Маргошка, – негромко позвал Волков, перенесший толчок в грудь нечувствительно. Однако мисс Лэннинг всё же покинула рубку, оставив на полу неоконченные расчёты плотности распределения тёмной пыли в зоне Дитца, составленные на материалах последних изысканий Александра Волкова, кандидата в действительные члены Совета Исследователей, математика по призванию и планетолога поневоле.

– Да что же с ними всеми сегодня такое? – пробурчал, испытывая угрызения совести, но по-прежнему ничего не понимая, Саша.

– Я думаю, вы вторую девушку тоже обидели вдруг, – понимающе покачивая головой, изрёк опытный в сердечных вопросах Ватанабе.

– Похоже на то. – Волков вздохнул. – Пойдёмте, Кацуми, я провожу вас в грузовой отсек. Но снять информацию из памяти бабла…

Волков машинально говорил кибернетику что-то, не вполне осознавая, о чём говорит. Привёл его в спальню бабла, нашёл технологический лючок, за которым разъём, машинально открыл его, сам же думал: «Вот ещё новости! Маргошка на меня за что-то обиделась и сбежала. Иришка тоже. Где её теперь искать? Только бы ей не пришло в голову…»

– Спасибо, Саша. Дальше я разбираю сам, – остановил Волкова Ватанабе. – Я думаю, вы хотите сейчас идти принести вашей жене… Мм-м… Удовлетворение? Спокойствие?

– Да, Кацуми, вы правы. Нужно её успокоить, – согласился, поднимаясь и отряхивая колени, Саша. – Я оставлю вас наедине с Ариной. Арина, это Кацуми Ватанабе, наш кибернетик.

– Здравствуйте, Кацуми-сан, – приветливо поздоровалась Арина, обрадовавшись гостю. Кибернетик, энергично копавшийся в брюхе «фавна» в поисках соединительного кабеля, вздрогнул. Покидая спальню жены, Саша услышал:

– Здравствуйте, извините. Арина? Рад знакомить. Я немного беспокою вас. Этот разъём введу осторожно. Вы мне нужны не здесь.

«Надеюсь, они поймут друг друга, – подумал Волков. – В любом случае, у Арины нет возможности от него сбежать. Ах, Ирка, Ирка! Что же я такого, грубиян, наделал? Так всё хорошо было, я даже забыл о… Стоп. Нужно глянуть почту. Пока была здесь Маргошка, не мог. Ага, всё правильно. Опять письмо от дяди Володи». Волков дочитал письмо только до половины, издал горловой звук и бросился к лифту. Мысли о делах сердечных мгновенно вылетели из головы, нужно было немедленно найти Моргана.

* * *

Ирочка не сразу обнаружила, что ошиблась этажом. Предметом первой необходимости для неё в тот момент была стена. Любая причём, лишь бы крепкая. Выскакивая из кабины, по сторонам не смотрела, да и бесполезно было – всё равно сквозь слёзы ничего не разобрать, – поэтому и не заметила, что не в кессон попала, а туда, куда совсем не нужно – в нижний грузовой отсек. Впрочем, как и было сказано, требовалось от помещения только одно – чтобы там имелась хотя бы одна стена, и никого не было. Не удосужившись проверить выполнение второго необходимого условия, Ирочка обнаружила стену (как раз такую, как нужно – крепкую, серую и холодную), уткнулась в неё лбом и дала волю эмоциям. Ревела в голос, стучала по стене кулаком, гладила её после этого нежно и снова била – в общем, уж ревела так ревела, отвела душу. Всё заканчивается когда-нибудь, даже запас слёз. Наступил момент, когда, всё ещё икая и всхлипывая, девушка обнаружила, что плакать больше не может, да и не хочет, в общем-то. Пришло время вернуться в общество, нужно было только пробраться предварительно в душевую, чтобы «…не пугалом туда явиться, а войти достойно. Спросить как бы невзначай: вы здесь, Маргошечка? А, так вы ещё здесь!» Вовремя сообразив, что снова начинает горячиться, Ирочка отыскала средство – носовой платок и оказала себе необходимую первую помощь, после чего и заметила: «Где это я? Это не кессон… Лифт…» Но, как будто специально, стоило ей потянуться к панели управления, взвыл двигатель и кабина ушла вверх. «Сашка-деревяшка меня искать собрался. Пусть поищет!» – подумала девушка и осмотрелась. «Грузовой отсек. Что это? Был ведь пустым!» Нет, пустым нижний трюм «Улисса» теперь не назвал бы даже закоренелый лгун. Тяжёлые лапы захватов не топорщились бесполезно, а удерживали за талию гигантское насекомое с шаровидной блестящей головой и четырьмя мощными длинными коленчатыми ногами, прижатыми к туловищу. За хвост уродца держался всеми четырьмя своими лапами второй такой же круглоголовый красавец. «Они на осьминогов похожи, только щупалец меньше. Какие забавные!» – восхитилась Ирочка и побрела по круговому трапу, не решаясь потрогать «голову» неизвестного науке насекомого. «Вдруг схватит! Вон как тот, первый, лапы свои расотпы…»

– А-а! – завопила Ирочка, обнаружив, что из приоткрытой пасти чудовища торчат чьи-то ноги в башмаках с рубчатыми подошвами. Как раз между двумя расставленными лапами. И не просто торчат, а шевелятся, как будто чудовище ухватило беднягу живьём, но проглотить не смогло. А несчастный брыкался, пытаясь освободиться. Ирина Волкова не могла смотреть спокойно, как гибнет человек, и бросилась на выручку. Стала спускаться по выдвижной лестнице, оказавшейся, будто нарочно, не только прицепленной к поручням трапа, но и крепко привинченной к ним. Кричала, карабкаясь:

– Я сейчас! Я помогу!

Длины лестницы оказалось достаточно для того, чтобы увидеть – помощь не требуется. Просто открытый овальный люк, вовсе не пасть. А человек…

– Послушайте! – крикнула Ирочка. – Вы что, глухой? Не слышите, что я вам кричу?

Но потерпевший не обращал на истошные вопли девушки никакого внимания. Шевелил ногами и громко, но довольно немузыкально свистел мотивчик, похожий на марш. Тогда Ирочка, рискуя свалиться с лестницы, сильно подёргала его за штанину. Свист прекратился, некоторое время было совсем тихо, потом из люка заревели:

– Чёрт тебя возьми, Волков! Я тебя просил меня не дёргать! – ноги втянулись в люк, вместо них оттуда высунулась красная физиономия в больших наушниках, орущая: – Я из-за тебя винт уронил, чтоб ты… – в этот момент Джеффри Морган (это был именно он) обнаружил, что произошла ошибка. Наушники были сдёрнуты с ушей немедленно и украсили шею Джефа. Краска мгновенно сошла с его лица, он запричитал:

– О-о-о, как неудобно вышло, Ира, я действительно не знал, что это вы, думал, Сашка пришёл подгонять и мешать советами, дёрнул рукой, уронил четвёртый винт от координат-панели…

– Давайте я помогу найти, – предложила Ирочка, отнюдь не из желания загладить вину. Как-то подозрительно вёл себя Морган – как мелкий воришка, пойманный на горячем. «Непохоже, – думала, приглядываясь, Ира, – что он выполнял здесь в грузовом отсеке «Улисса» обычную свою работу… Работу? Как он сказал тогда? Пойду, поработаю. Ботаю. Бот! Вот, на что он Сашке намекнул! Они тайком от меня погрузили на «Улисс» бот! Нет, два бота. Что он там говорит?»

– Ира, Саша будет сердиться, если узнает, что я позволил вам…

«Хитрецы! – подумала Ира. – Держись, Джеф! Ну-ка!»

– Саша рассердится, если узнает, что я помогаю вам готовить бот? Ну что вы, Джеффри! Может быть, вам показалось, что Саша хочет от меня что-то скрыть? У нас нет друг от друга секретов! – лгала с невинным видом Ирочка. – Да он же меня, можно сказать, сам сюда выгнал, чтоб я ему не мешала заниматься с Маргошей! Джеф, я же вижу, вы устали, поэтому и роняете эти, как их?

– Винты, – подсказал Джеф, ловко выбираясь из люка. Как-то не было по нему заметно, что устал, но висеть вниз головой, должно быть, не очень любил – решил уступить место даме, раз она сама просит.

– Только осторожнее, Ира, не наступите на панель управления.

– Не волнуйтесь, – успокоила его Ирочка, с любопытством заглядывая в люк. «Кнопок-то сколько! А экранов! И какие-то рукоятки. Да, тут и вправду не развернёшься.

– Тёсно! – пожаловалась Ирочка.

– Это ещё что! А представьте, нужно залезть сюда в скафе, в наморднике, извернуться как-то, защёлкнуть фиксаторы!

– В чём? – переспросила Ирочка, шаря по приборной панели в поисках упрямого винта.

– Ну, в скафе… Скафандр понимаете?

– Это я поняла. Что такое намордник?

– Да щиток же на шлеме такой прозрачный. Вечно обо что-нибудь стукается. А когда открыт – цепляется. И вот, представьте, сидишь ты в скафе, пристёгнутый, с намордником на морде, жара, со лба льёт… Внизу эта дрянь – серный гейзер – чёрт его знает, когда он тебе даст под брюхо. Ну что, нашла винт?

– Нет, – соврала Ирочка, давно поймавшая мелкого беглеца. – И что же гейзер?

– Да он-то что! – Морган вошёл во вкус. – Серный гейзер дело обычное. Самое ужасное – спина чешется, сил нет терпеть. А тут по радио зануда Волков: Джеф, посмотри, говорит, что это такое там, на гравископе, в секторе аш-двенадцать? Жара, понимаешь, спина чешется, шурф, который я сам четыре часа назад пробил, найти не могу. Гейзер, сволочь, вот-вот даст под брюхо, а тут твой Волков: приспичило ему посмотреть, что это во-он там, в секторе…

– Ну и что же ты? – поинтересовалась Ирочка, поощрив таким способом непринуждённый переход собеседника на «ты».

– А я и говорю ему: Волков, не пошёл бы ты… – О-о-о, Ира, я не хотел. Просто увлёкся. Ты не подумай, я не какой-нибудь там грубиян, просто иногда очень сложно сдержа…

– Джеффри! – заорали снаружи, – бросай всё, слезай оттуда! Слышишь? Есть разговор!

«Саша, – определила Ирочка по голосу, но высовываться из кабины не стала. – Посмотрим, что за разговор».

– Саша, послушай. Там в кабине…

– Потом! – раздражённо перебил его Волков. Ирочка перевела дух. Чуть не сболтнул!

– Но Саша…

– Слушай меня, я тебе говорю. От Лаэрта письмо. Пишет, на Итаке стало известно о скитаниях «Улисса». Понимаешь, что это значит?

– Погоди, я…

– Да молчи же! Тугодум. «Улисс» прибыл шесть часов назад, а на Итаке уже об этом знают. Ты понимаешь? Значит, здесь есть человек Паламеда.

– Кто? – коротко спросил Морган. Тон его выдал крайнюю степень презрения.

– Нам некогда разбираться. И времени на долгие сборы у нас тоже нет. Пора лезть в эту мясорубку, даже без надежды выжить, потому что завтра может быть поздно.

– Саша, я хочу сказать…

– После. На «Улиссе» можно говорить спокойно, здесь я всё проверил, а вот на станции… сам понимаешь, раз там есть человек Паламеда…

– Неужели ты думаешь, что Рэтклифф способен на такую подлость?

– Чёрт тебя возьми, Морган, я же просил вслух имена не называть даже во сне! Кто-то же из ребят оказался…

– Сволочь.

– Вот и я о том. Некогда разбираться, кто на что способен. И есть у нас всего семь-восемь часов. Я договорюсь с Кливи, чтоб обеспечил Ирке охрану, но так, чтоб она сама об этом не догадывалась. Мы с тобой вылетим ночью. Как только Ирка заснёт.

– Саша, послушай же! – безнадёжным тоном проговорил Морган, пытаясь остановить друга.

– Нет, это ты меня сначала дослушай, – отрезал Волков. – Я сейчас пойду искать Ирку. За что-то она на меня, дурака, обиделась.

– И было за что! – гневно выпалила Ирочка, высовываясь из люка.

Последовавшая за её появлением сцена оставалась немой не больше трёх секунд. Саша сгрёб Моргана за грудки и стал трясти, рыча:

– Джеф, чтоб ты скис! Я тебя о чём просил?! Какого номера ты меня не предупредил, что она здесь?! Какого номера она вообще здесь?!

Не сопротивлявшийся поначалу Морган пришёл в себя и тоже ухватил Волкова за ворот комбинезона, шипя:

– Дробь-шестнадцатого номера, понял? Я тебе сто раз пытался сказать, ты ж не слушаешь ни черта! Чтоб ты сам скис! Откуда я знаю, что ты не знаешь, где твоя жена?! Какого номера она мне говорит, что это ты её сюда прислал?!

– Дробь-шестнадцатого номера, – спокойно сообщила Ирочка, грациозно спускаясь с лестницы. – Может быть, кто-нибудь поможет даме сойти?

Воротники комбинезонов были оставлены в покое, две руки были протянуты даме, элегантно слезавшей с лестницы. Стоя на последней ступеньке, дама оглядела одного расхристанного кавалера, потом другого. И с благодарной улыбкой приняла помощь Моргана.

– Спасибо, Джеф, ты мне очень помог. Даже не знаю, как бы я без тебя… Саша, перестань скрипеть зубами, это неприлично. Джеффри, я так тебе благодарна, – щебетала Ирочка, не отпуская руку залившегося краской Моргана.

– Ч-ч-чёрт! – прохрипел Волков.

– Благодарна, – продолжила, едва удостоив мужа взглядом, справедливо негодующая жена, – что ты помог мне вывести на чистую воду этого бессовестного враля.

«Только бы он не полез в драку», – думала она между тем, но ссора как-то неожиданно кончилась. Мгновение – и Саша больше не ест глазами Моргана. Хохочет.

– Ох-х, Джеф, какого мы дурака сваляли с тобой.

– Ты свалял, – буркнул Морган и отвернулся, глубоко сунув руки в карманы. «Совершенно как Сашка! Если бы мне сказали, что они братья…» – умилилась Ирочка.

– Ну, пусть я. Такой я дурак сегодня – прелесть. С Маргошкой вот только что считали распределение пыли, чинно, спокойно. И вдруг – бах!

– Что – «бах»?! – натянуто спросил Морган.

– Да тетрадью об пол она. Вдруг. Понимаешь, Джеф, что-то я такое ей сказал…

– Что ты ей сказал?! – заворчал Джеффри, возвращаясь к угрожающему тону и снова хватая Волкова за воротник. Ирочка ужаснулась: «Опять они начали!»

– Э! Э! Ты что, Джеф? Да я сам не знаю – что… Потише, ты! Убери руки! С чего ты так…

– Это ты потише! Язык свой распускаешь, болтаешь что попало! Но знай, Волков, если ты что-нибудь такое Марго сказал… Если ты…

– Да ничего такого! – заорал, отпихивая Моргана возмущённый капитан «Улисса». – Вы что, все тут у меня с ума посходили?! Брякнул просто что-то, она обиделась, швырнула мне тетрадь под ноги, запищала, что пусть теперь мне моя жена распределения считает, и…

– Где она сейчас? – перебил его Морган, умеренно мрачным тоном и выпустил воротник капитанского комбинезона.

– Не знаю, – в тон ему ответил Волков, поправляя одежду. – Может быть, тоже здесь где-нибудь спряталась и подслушивает. Маргошка, ты здесь?

– Нет, – ответил вдруг Морган. – Я знаю, где она. Я пойду.

– Через шесть часов отлёт! – напомнил ему капитан Волков, но Джеффри только плечом дёрнул: отстань, мол, без тебя знаю. Ирочка выдохнула с облегчением. Всё-таки права была Сашкина мама, что нервы нужно заменить стальными канатами.

– Ты что-нибудь понимаешь, Ирка? – растерянно спросил Саша. – Что с ними? И с тобой тоже… «Сашка-дурашка», – подумала, кивая головой, бывшая принцесса Грави, ныне жена капитана исследовательского судна «Улисс». Подошла ближе, ухватила в кулаки многострадальный комбинезон и уткнулась в него носом.

– Что со мной? Я тебя люблю, – пояснила Ирочка, думая при этом: «Ну, хоть теперь догадался обнять!»

– А с Маргошкой?

– Она тоже тебя любит. «Ну что же ты, дурашка? Так и не сообразишь…»

– Дела! Бедная Маргошка! У неё еще день рождения завтра… А с Морганом что?

– Ты всё-таки невозможный тупица. Ни о чём сам догадаться не можешь! «К чёрту Моргана, К чёрту Маргошку».

– Погоди, ну что ты… Морган, значит, в неё… О, небеса, чёрные и красные! То-то я смотрю!

– Да, ничего-то ты, Сашечка, не замечаешь. И того не замечаешь… «Что я хочу…»

– Иришка, ну что ты! Может же Морган вернуться.

– Пойдём.

– Куда?

– Куда-нибудь. В жилой отсек. Куда угодно.

– Тише, тише, Иришка! Застрянем в лифте!

– Ну и застрянем, и пусть… «К чёрту лифт. Сашка-деревяшка!»

В каюте жилого отсека, тесной даже для одного, может стать ещё тесней и жарче. Никакая, даже самая холодная порция пустоты в таких граничных условиях существовать не может. Мучивший Ирочку изнутри пузырёк вакуума исчез без следа, вылетел из лёгких вместе с трудным горячим дыханием, схлопнулся, лопнул с треском, а треск потонул в стоне.

Каюта жилого отсека может казаться просторной, даже если вы касаетесь стен пальцами ног и рук, когда придёт охота потянуться.

– Я не хотел говорить. Через шесть… нет, через пять часов мы с Морганом идём к Марсу. Тебе нельзя с нами, слышишь? Останешься на Весте.

– Мм-м… «Это мы ещё посмотрим. О-о-о, говорить не хочется. Тело, как желе. И в этом желе – пульс».

– Мы с Морганом приготовили подарок Маргошке. Она давно мечтала… ты ей завтра утром отдашь. Хорошо?

– Мм-м… «Да, хорошо. Мне хорошо. Бедная Маргошка… А я – нет. Я теперь не бедная. Мне хорошо. Я знаю, почему такой пульс».

– Дядя Володя пишет, они пустили на Марсе Планетарную Машину. Они чуть было не убили его и теперь не остановятся ни перед чем. У нас есть шанс, но…

«Но я знаю, почему так бьётся пульс».

– Понимаешь, Иришка, выбора у нас теперь нет. Или смерть, или жизнь.

«Да, я знаю. Жизнь».

– Я уже выбрала, – шепнула Ирочка, прижимаясь крепче.

Волков говорил что-то об охране и о том, что нужно сказать Маргошке, о чём нужно поговорить утром с Кливи и что передать маме Волкова, но Ирочка даже и не думала слушать. Всё это не имело теперь никакого значения.

– Джоан обещала помочь. Я догадываюсь, что она имеет в виду, но информация с Земли может запоздать, или кто-нибудь из наших «друзей» выкинет очередную штуку. В общем, я решил не ждать помощи. У нас есть шанс справиться, дядя Володя прав. Поэтому мы и погрузили на «Улисс» боты. Они автономны, даже если Рэтклифф свалит корабль, нас это не остановит. Жаль, бабл наш сгрузить не выйдет – слишком заметно. Если корабль погибнет, пузырёк наш пропадёт вместе с ним. Понимаешь?

– Мм-м… «Понимаю, но это тоже не важно».

– Главное – дело будет сделано.

«Главное – я с тобой».

– А бабл… О! Я забыл! Сюда сейчас толпа любопытных вломится!

– Каких любопытных?

– Да я же обещал всем желающим показать наш бабл! Они после работы… Который час, Иришка? О!

Волков вскочил и стал хватать разбросанную по полу одежду. Прыгая на одной ноге (вторая никак не могла попасть в штанину комбинезона) бросал коротко:

– Я забыл. Закрыл мэйлер или нет? Там письмо от Лаэрта. По всему «Улиссу» бродят всякие…

«Консприратор», – с улыбкой подумала Ирочка, следя за лихорадочными сборами мужа.

– И Ватанабе в спальне с Ариной остался.

«Звучит интригующе» – отметила про себя Ирочка.

– А дядя Воло… Лаэрт в последнем письме предупреждал: кто-то из ребят на Весте… А я даже не дочитал письмо! Прочёл только о том, что случилось после заседания комитета.

– И что там случилось? – прихорашиваясь перед малюсеньким зеркалом, вделанным в стенной шкаф, равнодушно спросила Ирина Волкова, понятия не имея, о каком комитете речь.

Глава одиннадцатая

Поселение «Центрум», кратер вулкана Олимп, Марс

Приёмная Зала Круглого Стола не уступала размерами залу, поэтому всегда казалась пустой. Трудно понять, почему архитектор позволил себе такую расточительность в поселении, где давным-давно был негласно принят принцип разумной достаточности. Тяга к роскоши во Внешнем Сообществе не поощрялась общественным мнением, излишества считались дурным тоном, хотя никаких административных ограничений на роскошь и не существовало даже в те времена, когда они имели какой-то смысл. И всё же, архитектор, находившийся, надо полагать, под влиянием подсознательного стереотипа, отвёл для приёмной органа верховной власти Сообщества помещение избыточной площади. Тяга неизвестного архитектора к излишествам не отразилась на оформлении интерьера – никакой мебели кроме столика (за ним обычно помещался сонный охранник со своим верным терминалом), и нескольких кресел там не было. Рисунок дешёвых нанодиодных телеобоев мог бы, конечно, компенсировать бедность обстановки, если бы кто-нибудь дал себе труд об этом позаботиться, но уже более полутора десятков лет прошло с той поры, как телеобои окончательно вышли из моды. Старый рисунок надоел, его стёрли из памяти рум-контроллера, а новый придумать как-то не удосужились. Поэтому нетерпеливому посетителю, утомлённому видом пустых кремовых стен, оставалось развлекать себя созерцанием единственного элемента телеотделки, оставленного в активном состоянии – синих цифр стенных часов. В начале века часы эти могли показаться диковинкой какому-нибудь провинциалу-землянину, поскольку цифры более всего напоминали граффити, вышедшее из-под кисти маляра, не слишком полагавшегося на твёрдость рук и по этой причине прибегшего к древнейшему помощнику всех маляров – трафарету. Но граждане Внешнего Сообщества не какой-нибудь царь Валтасар, – и не такие чудеса видали. Исчезновение и появление надписей на стенах могло занять в конце двадцать первого века разве только разменявшего свой второй марсианский год жителя селения Радужное.

И всё же, утром четырнадцатого числа первого весеннего марсианского месяца единственная посетительница приёмной поглядывала на синие цифры так часто, будто ожидала с минуты на минуту, что они нальются кровью и сложатся в какой-нибудь современный аналог устаревшего ныне афоризма «мене, текел, фарес». Кроме аляповатого прибора для измерения времени вниманием женщины попеременно завладевали обе двери (вход и выход), но к вящей радости охранника этим признаки беспокойства в её поведении и ограничивались. Сидела женщина чинно, сложив руки на коленях, в зал не рвалась, не дралась, стол не опрокидывала и не сбрасывала с него терминал. Неопределённые опасения, возникшие у охранника в тот момент, когда посетительница появилась на пороге, рассеялись сразу же – она заговорила приветливо, выражение мрачной решимости исчезло с её лица. «Почудилось! – решил охранник, – Баба как баба. Симпатичная даже». По правде сказать, стража дверей в тот момент больше всего беспокоил заплывающий глаз и (в меньшей степени) необходимость поставить на место стол до появления начальства и водрузить на него сброшенный терминал, который, слава небу, уцелел. «Проклятый яйцеголовый долдон, – злился, двигая свой маленький столик, защитник Зала Круглого Стола, – и надо же было, чтоб прямо по косточке. Хорошо, что не в глаз. И начальничек тоже хорош. Сначала – никого не впускай. А потом… Хрен его поймёшь – начальничка. Вроде свой мужик, но замашки всё равно стервозные. Летун, туда его эскадрилью в хвост. Одно слово… нет, так я кабель выдерну. Полегче». Охранник поднял терминал бережно, почти нежно. Электронику уважал. Пробовал даже после защиты диплома податься работать к Лэннингу, но оказалось – там тоже жить не дадут учёбой. «Нудота – просидеть три года в институте, потом год промаяться с этим дипломом, только подумал – жизнь начинается! – тут опять… Пожалте бриться. Ну, с дипломом можно и к инженерам. Попробовал, и что? Опять нудота. Каждый день одно и то же, с утра до вечера – зачем? Ведь в итоге всё равно скукота ночная. И ребята разбрелись как-то. Даже Ватанабе – самый отпетый! – на тебе. Через два года качеэса отхватил и теперь киберам на Весте мозги парит. Начальник, его мать!» Огорчённый размышлениями страж водрузил терминал на стол, строго глянул на посетительницу, – нет сидит себе, только на часы зыркает, – протёр рукавом верхнюю панель и со вздохом удовлетворения расположился в кресле: «Раз всё тихо, можно немножко…» – оглянулся украдкой на дверь зала и только убедившись, что времени до конца заседания предостаточно, сделал то, о чём мечтал всё утро: вызвал на экран старого друга – «Микеля». Уж он-то никогда не подводил и не подведёт. Как только ни издевались над Клодом в детстве за безобидное, в общем-то, увлечение! Рисовать – такая глупость… И позже, в институте… все причём, даже Ватанабе. И сам себя юный Клод ненавидел за эту слабость. Ненавидел и презирал, но время шло, слабость не становилась слабее, и как-то так вышло, что ничего в жизни кроме неё не осталось. Остальное – зола. Есть только осточертевший стол, осточертевшая дверь, осточертевшие, ничего не понимающие учёные идиоты, которые шныряют мимо стола туда-сюда, и настоящий, огненный, кобальтовый, охряный мир размером десять дюймов на пятнадцать. И дружище «Микель». «Всё. Есть целых полчаса».

Грохнула, распахнувшись, дверь. Рэтклифф. Лицо напряжённое, губы – ниткой. Охранник заметался, погасил экран, но его начальнику было не до того, чтобы через плечо заглядывать.

– Эй, как вас… Клод! Закончится заседание… – Рэтклифф подозрительно покосился на посетительницу. Та бормотала что-то, губами шевелила. Начальник службы безопасности понизил голос: – Клод, когда закончится совещание, сдадите пост сменщику и прибудете…

Остальное было сказано шёпотом на ухо. Добившись от подчинённого понимания, Рэтклифф сухо кивнул и вышел на прямых ногах. Анна Волкова проводила его взглядом и спросила тихо:

– Ты уверен, что нужно было его отпустить?

– Да, – шепнул ей невидимый суфлёр. – Не отвлекайся, Анютка. Этот ничего не знает, его используют. Больше никто не вышел?

– Нет, – ответила Аня, приглядываясь к охраннику: «Опять что-то там делает за своим терминалом. Чем они целыми днями вообще занимаются, эти бездельники?»

– Хорошо. Я уже близко. Продержись.

Полчаса спустя сквозь запертые двери зала заседаний проник грохот отодвигаемых стульев, неясный гул голосов, даже чей-то смех.

– Заседание кончилось, – сказала, поднимаясь, Волкова. Выражение её лица поразило охранника настолько, что он оставил любимое своё занятие и спросил:

– Ну и кончилось. И что? Вы кого здесь ждёте?

– Пока не знаю, – раздельно проговорила Волкова, становясь у выхода.

– Отойдите от двери, – неуверенно охранник ей. – Будете мешать им…

Но тут открылась дверь зала и в приёмную стали выходить, оглядываясь и переговариваясь.

– Морган вывел Лосева, – комментировала вслух Аня, – за ними Семёнов, потом…

– С кем вы разговариваете? – осведомился, повысив голос, охранник и стал неохотно выбираться из-за стола.

– Володя, быстрее, – шепнула Волкова, пятясь к двери. Оглядела лица: Морган зол, Лосев растерян, Семёнов уставился… «Узнал меня. Боится».

Выражение лица Семёнова не вызвало у Волковой ни капли сострадания. Ярость, сдерживаемая с трудом, подступила к горлу. Малости не хватало, чтобы перешагнуть черту, беглый взгляд главного энергетика и стал этой малостью. Не обращая больше внимания на охранника, она повернулась к двери, щёлкнула кнопкой электронного замка, вытащила чип-ключ и сунула его в кармашек блузки.

– Анютка, привет! – радостно поздоровался Морган.

– Вы что делаете?! – зашипел где-то рядом охранник. – Ну-ка, откройте…

– Слушайте вы, все! – громко проговорила Волкова, отбросив протянутую к ней руку бдительного стража.

– Аня? – удивился, повернув голову, Харрис. – Вы что здесь де…

– А, я понял, – Морган покивал. – Погоди, Лёша.

Он оставил Лосева, подошёл к охраннику, отвёл его в сторону за рукав и сказал весело:

– Постой здесь, уважаемый, не мешай даме говорить. Или хочешь и под правым глазом?..

– Охранник! Чего вы ждёте?! – понукал, высовываясь из-за спины Семёнова, прилежно исполняющий обязанности президента Евграфов.

– И тебе такой же сделаю, если будешь перебивать, – пообещал, не поворачивая головы, Гэмфри. – Говори, Аня, мы слушаем.

– Мне стало известно, что кто-то из вас пытается убить моего сына, – начала Волкова, но непослушный голос сломался на слове «сына», пришлось сделать паузу.

– Анна… как ваше отчество? Я хоте… – тут же попробовал вклиниться Семёнов, но, встретившись с Волковой глазами, подавился тем, что собирался сказать.

– Мне стало известно, что кто-то из вас вчера попробовал убить моего мужа.

– Мужа? – колокольчиком прозвенел от дверей голос Люсеньки, выходившей из зала последней. Она продралась поближе, бесцеремонно толкнув Харриса, и спросила, прищурившись:

– Какого, мужа Анечка, ведь все же знают…

– Люсенька, дайте ей сказать, – поморщился Балтазаров.

– Так вот, ни один из вас отсюда не выйдет, пока я не узнаю, кто это сделал. А когда узнаю…

Семёнов не выдержал её тяжёлого взгляда, опустил глаза, но заговорил довольно спокойным тоном:

– Я уважаю ваши чувства, госпожа Волкова, но вынужден заявить, что личное горе не даёт вам права на подобный произвол. В отношении вашего сына решение принималось коллегиально, в полном соответствии с законами Внешнего сообщества, как вчера на совещании глав департаментов, так и сегодня на комитете. – Роман Анатольевич говорил всё уверенней. Голос его приобрёл привычную бархатистость. Но его прервали на полуслове: повернули ручку двери, стали её крутить, дёргать.

– Кто там? – недовольно осведомился Семёнов. – Подождите, здесь совещание.

За дверью кричали. «Галенька, – сообразила Аня. – Нет, открывать не стоит, эти разбегутся. Что-то Володя затих. Долго мне их держать?»

– Так вот, – значительно подвигав румяными щеками, продолжил главный энергетик. – Комитет не несёт ответственности за поступки вашего сына. То, что Александр воспитывался в неполной семье, конечно, до некоторой степени оправдывает его недостатки, но наказания за преступные деяния не отменяет. Кто бы ни был его отец, могу сказать что…

Осталось неизвестным, что мог сказать Роман Анатольевич. Аня, сдерживавшая себя последним усилием воли, окончательно утратила самоконтроль. Физиономия Семёнова как-то вдруг оказалась совсем близко, руку разъярённой женщины повело в сторону широким замахом, и Аня влепила Роману Анатольевичу звучную пощёчину, такую сильную, что голова главного энергетика дёрнулась, а сам он покачнулся, хоть был грузен и высок ростом.

– Хорошо! – облегчённо вздохнул Морган, отпустил рукав остолбеневшего охранника и подошёл на всякий случай ближе – стал за спиной Волковой. Та рассматривала свою ладонь с таким же удивлением, с каким преданный изобразительному искусству страж порядка разглядывал багровую пятерню, украсившую левую щёку главного энергетика. Стоит заметить – было на что посмотреть, такая игра цветов: иссиня белый, розовый, багровый…

– Как исполняющий обязанности президента, – прозвучал в тишине голос с трещиной, принадлежащий Евграфову. – Я настаиваю, чтоб…

На чём настаивал заместитель главы Сектора Математики и Теоретической Механики, тоже осталось неизвестным.

От тяжёлого удара прогнулась дверь и посыпалась на пол краска. Женский голос за дверью.

– Галенька, не нервничай! – крикнул Морган. – Здесь всё в порядке!

На дверь навалились снаружи, жалобно скрипнул замок, грохнула, отлетев, створка, отскочила от стены и снова открылась. Но не Галя Науменко появилась на пороге, а действительный член Союза Исследователей, председатель Центрального Комитета и президент Внешнего Сообщества в комнату вплыл и завис в полуметре от пола, а уж за ним-то и протиснулась взволнованная сверх всякой меры Галина Петровна.

– Здравствуйте, – сказал в наступившей тишине электронный голос президента.

– Володя? – подняв брови, отозвался Иван Арнольдович. – Как кстати! Вот знал я, что слухи эти…

– О моей смерти? Преувеличены, как и всегда, – говорил Владимир Борисович, неторопливо двигаясь к Семёнову. – Роман Анатольевич, что у вас с лицом? Я что-то пропустил? Почему-то связь прервалась. Аня, ты положила трубку?

Волкова, испытавшая при появлении мужа ни с чем не сравнимое облегчение, не сразу поняла, о какой трубке речь, и на вопрос не ответила.

Остановившись в полуметре от Семёнова, Володя услышал: