Текст книги "Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)"
Автор книги: Борис Георгиев
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц)
Глава семнадцатая
Волков смотрел на оставшуюся внизу синюю чашу безучастно. Нет смысла жалеть о сбежавшем молоке.
Чтобы успокоить разыгравшееся воображение, он совершил неторопливую экскурсию, обойдя все помещения доставшегося в подарок кораблика, но цели не достиг. Всё, на чём ни останавливался его взгляд, напоминало о бывшей хозяйке этого забавного пузырька. Скошенные ступени спиральной лестницы – по ним она спускалась, осторожно ступая, ножки её в тех прозрачных туфлях на высоком каблуке… Нет! Дальше. Гостиная. Пахнет кофе. Почему так сильно пахнет кофе? Здесь она тогда, в кресле… Чашка кофе в её руке – тонкий фарфор в тонких пальцах её, кисть, запястье тоже как фарфор тонкий… Нет! Нет… Дальше. Прихожая. Странное помещение – уже не дом, но ещё не стыковочный узел, что-то среднее. И пахнет уже не по-домашнему. Чем же? Еле заметно, не разберёшь. Водоросли? Да, здесь я сидел. И подошла она. Рука её на моём плече… Босые ноги, маленькие, рядом с рукой моей… Ветер в лицо, жар солнца, холод воды, брызги… И она села рядом… И… О небо! И прижалась ко мне… Нет! Да нет, же! Прочь отсюда. Что там за шум? Голос чей-то? Где? Внизу, в спальне. Никого. Полумрак, солнце над ромашковым лугом, ромашковый потолок. Нет никого. Показалось. Или?
– Арина! – позвал Волков.
– Да, Саша, здравствуйте.
– Это вы здесь разговаривали?
– Нет. Иронька не велела.
«Иронька… – отдалось в ушах, кровь бросилась в голову, дышать трудно, – Иронька».
– Да я и сама не люблю разговаривать, когда нет у меня собеседника. Хорошо, что вы зашли, приятно. Мне вообще нравится принимать гостей.
– Мне тоже очень приятно, – пробормотал машинально Волков, думая о другом: «Это жестоко – делать мне такой подарок. Знала ли она, что мне будет так…»
– Приятно будет поболтать с вами изредка, Саша. Когда я узнала, что вы научили Ироньку говорить по-русски…
«…и когда я разбудил её стихами, когда она глянула на меня из своего сна, разве не понял я тогда же, что всё пропало и нет мне пощады?»
– …я была счастлива. Мне нравится говорить по-русски. Это же так естественно, вы понимаете? Всё-таки я получила от Арины многое, в придачу и эту любовь…
«…любовь… Она права. Я люблю Ирис Уокер».
– …к русскому языку. Вы же будете навещать меня иногда?
– Конечно, Арина, – не раздумывая, ответил Волков, три минуты назад поклявшийся себе самому немедленно отправить бабл, принадлежащий мисс Уокер, обратно на Землю. Чтобы избавиться от боли. Сразу же, оказавшись в рубке «Улисса», открыть грузовой отсек и скомандовать Тому…
– Боюсь, буду даже слишком часто навещать вас, – проговорил он с горечью в голосе, – обязательно скажите, если это станет вам в тягость. Вы не можете представить себе, как давит одиночество, когда изо дня в день видишь одни только серые стены, ставшие ненавистными, ненавистные спасительные стены, единственная защита от чёрной пустоты. Вы не будете против, если я приглашу вас в рубку «Улисса»? Это несложно, нужно только…
Послышался шорох сзади.
Волков обернулся резко. Нет, почудилось. Зеркальная стенка шкафа, и в ней – он сам, капитан исследовательского судна «Улисс» Александр Волков, затравленно озирающийся. «К чёрту! Хватит ныть!» – обозлился он на себя самого, а отражение в зеркале выпрямилось и сунуло руки в карманы.
– Ну что вы, – мягко проговорила Арина, – что ж тут тягостного? В рубке у вас, должно быть, забавно. А одиночество… Знаете, Саша, мне иногда кажется, что у меня опять есть руки и ноги, что я могу выйти из этой комнаты. Это как сон. Потом это проходит, я вспоминаю, что не Арина я, а всего лишь электронная камеристка, приставленная когда-то к неразумной девчушке, моей собственной правнучке. В общем, я прекрасно понимаю, что такое одиночество, Саша. С удовольствием загляну к вам в рубку. Когда вы будете готовы меня там принять?
– Сразу же, как только уложу пузырёк в грузовой отсек старины «Улисса», а самого его уложу на курс, – пообещал Волков. – А это что за лестница?
– Та, на которую вы смотрите? Это вход на нижнюю обзорную площадку.
– Да? Интересно, – проговорил капитан, спускаясь. Круглый диван, прозрачный пол. «Смешная комнатушка. И ничто в ней не напоминает о… Нет! Хватит!»
И Волков стал смотреть на синюю, подёрнутую молочно-белой плёнкой облаков чашу, оставшуюся внизу, уже безучастно. Нет смысла жалеть о сбежавшем молоке.
Казалось, там внизу идёт дождь. Блестящие росчерки, сходящиеся в одну точку, как струи дождя… Какой может быть дождь в ионосфере?
– Что за притча? – проворчал Волков, тараща глаза на странное метеорологическое явление.
– Не понял вопрос, – отозвался исполнительный навигатор.
Волков звучно хлопнул себя по лбу и сказал раздражённо:
– Да я уже сам всё понял. Это возвращаются баблы. Не так-то мало и уцелело их, оказывается. Урсуле будет чем заняться, и не только ей. Ну, что ж… Меня это больше не касается. Всё, что мог, я уже для них сделал. И хватит. Кончено. У нас есть дела на Марсе. Правда, Том?
– Конечным пунктом в последнем вашем приказе обозначено судно «Улисс», – напомнил добросовестный навигатор. – Если вы считаете нужным изменить маршрут, дайте мне знать заблаговременно, я должен отправить запрос Планетарной Машине…
– Ты неисправим, – вздохнул Волков. – Не хватает ещё, чтобы после очередной перезагрузки забыл о выданной мне доверенности на управление.
– Старая доверенность потеряла силу с момента передачи прав собственности на корабль, – оповестил капитана любивший порядок во всём навигатор, – новый владелец доверенностей на управление не выдавал.
– Что?! – зарычал Волков. – Какой ещё новый владелец?
– Вы, – коротко ответил навигатор.
– А-а… – обескураженно протянул Александр. «Иришка уже успела… Но как? Впрочем, какая теперь разница, если я всё равно решил оставить кораблик себе. Он может пригодиться на Марсе, если меня действительно начнут травить «осами». Кстати, недурно было бы глянуть почту».
С этими мыслями он покинул нижнюю палубу кораблика, ставшего его собственностью «де-юре», и отправился на верхнюю палубу, к монитору, не обращая больше внимания на шорохи и запахи. Поднявшись поспешно и разбудив монитор, Волков удостоверился – не зря его потянуло проверить почту. Письмо от Владимира Борисовича.
Выдержка из служебной и личной корреспонденции командира исследовательского судна «Улисс», порт приписки – Аркадия, Марс.
Личный канал грависвязи № XXX–XXXXX.
Срочно. Конфиденциально.
Улиссу
от Лаэрта.
Тема: Скитания Улисса.
Сынок!
Весть о падении Трои достигла моих ушей. Ты победил, но война не окончена. На Итаке найдётся немало желающих судить победителя, очень скоро ты сможешь убедиться в этом сам. Путь домой заказан тебе, сынок, боюсь, что надолго. Время выступить открыто не настало ещё, удел Улисса – скитаться меж островов и там найти поддержку. Сгораю от любопытства: что сталось с Еленой?
Антиклея тоскует, тоска гибельна для неё, что передать ей, сынок?
Лаэрт.
Подумав с полминуты, Волков тряхнул головой и надиктовал ответное письмо, произнося слова так, будто вбивал гвозди.
Личный канал грависвязи № XXX–XXXXX.
Срочно. Конфиденциально.
Лаэрту
от Улисса.
Тема: Скитания Улисса.
Старик!
Победа моя далась такой ценой, что впору вспомнить имя одного эпирского царька. Но есть в создавшемся положении и приятная сторона: я так зол на некоторых почтенных граждан Итаки, что их желание судить победителя вряд ли сможет меня удержать. Я знаю кое-что и намерен обратить это знание в оружие против них. «Улиссу» не придётся скитаться слишком долго.
Мне больно говорить о Елене. Парису – парисово, Елена не пожелала стать Пенелопой. Встретимся на Итаке, если ты не решишься отправиться к островам.
Успокой Антиклею, старик. Я напишу ей.
Улисс.
Он собирался тут же надиктовать ещё одно письмо – успокоить мать, но глянул случайно на верхний обзорный экран и подумал: «Ну, вот и всё. «Улисс» близко. Нужно открыть грузовой отсек, пока Тому не пришло в голову дружески боднуть старого знакомого. Маме напишу из рубки».
Отдав нужные команды, капитан «Улисса» внимательно проследил за раскрытием створок, отметив мимоходом, что назрело очередное ТО гидравлики, постоял бесцельно у погасшего экрана, потом спохватился – давление! Снова вошёл в консоль и проверил – всё в порядке, грузовой отсек завоздушен, можно выходить. Но покидать бабл не хотелось. Обшарив без всякой нужды карманы комбинезона, Волков обнаружил, что потерял где-то отвёртку, махнул рукой легкомысленно – чего-чего, а этого добра на «Улиссе» хватает, – спустился в гостиную, скользнул рассеянным взглядом по плодам деятельности неизвестного дизайнера – стеклянным вставкам в деревянном обрамлении. «Книга какая-то под стеклом. Зачем она здесь? Иришка ведь раньше читать не умела. Название знакомое, где-то я уже видел… Прихватить? Поставлю в стеллаж, может, почитаю когда-нибудь на досуге», – решил Саша, вытащил книгу, не без труда разобравшись в том, как открывается декоративная дверца витрины, и побрёл, едва переставляя ноги, в прихожую. На ходу строил планы: «Первым делом – письмо маме. Нет, сначала уложу корабль на курс, потом письмо. И ещё я хотел… Что за сквозняк тут? Или кажется? Свистнуло что-то. Люк?»
Волков обошёл по очереди все четыре стыковочных узла, убедился – все люки закрыты. Потом направился к первому попавшемуся, рассеянно думая: «Мерещится всякая чушь, как и всегда в рейсе. Обычно на второй день начинается, а сейчас… Да, совсем распустился я. Люк вот выбрал самый дальний. Фу-у, холодина здесь всегда. В рубке, небось, тоже. Нужно приказать шкипу, чтоб нагрел там воздух, простыть недолго. И без того знобит, и всякая чепуха в голову… Стоп. Почему лифт внизу?»
Волков воззрился на панель управления лифтом и протёр глаза, но надпись не исчезла никуда, разумеется, указывая недвусмысленно – кабина лифта на этаже рубки, а не в грузовом отсеке, где ей полагалось быть. «Не хватало мне ещё проблем с электроникой, – растерянно подумал он, нажимая на клавишу вызова. – Не-ет, граждане, так дело не пойдёт. Гидравлика гидравликой, но если начнут хамить контроллеры отсеков… Вот и будет чем заняться, чтобы не лезло в голову всякое. Одиночество, видите ли. Застрянешь в лифте, будет тебе тогда одиночество».
Оказавшись в кабине, он поспешно ткнул пальцем в панель, решив не замечать очередную галлюцинацию – запах, которому решительно нечего было делать в кабине лифта исследовательского судна. Пол провалился, замелькали в стёклах кабины огоньки ярусов, потом подогнулись колени, на табло – уровень рубки. Дождавшись, пока разъедутся створки двери, Волков шагнул в привычный гулкий полумрак и… остолбенел, услышав явственно звук, не имевший права раздаться в пустой рубке покинутого командой корабля. Смех.
Справившись с оторопью, Волков ринулся к пульту управления. «Схожу с ума? Может, навигатор подключил к пульту гравитон бабла… О небо!»
В дальнем от лифта кресле, развалившись и задрав на пульт босые ноги… – нет, не привидение, – сидела Ирис Уокер собственной персоной и заливисто хохотала над раскрытой на последних страницах толстенькой книгой в жёлтой обложке.
– Нет, ты погляди, Сашка… – ха-ха! – сюда… Ох! Какого чёрта он так воет, когда я играю? Ха-ха! О боже, давно так не смеялась, слёзы из глаз… Слышишь, Сашка, и башмаком в него… Ох-х…
– Ты? – только и смог вымолвить вторично остолбеневший Волков.
– Что с тобой, Саша? – откладывая книгу в сторону, спросила Ирис. Смех так и прыгал из её глаз. – Слушай, Волков, почему у нас здесь зябко? Нельзя ли сделать так, чтобы не приходилось стучать зубами?
– Я се… сейчас… Мину… – засуетился окончательно растерявшийся капитан, бросился к соседнему креслу, потом вернулся и уже другим тоном:
– Минутку! Ты как здесь очутилась?
– Ну-у… – протянула мечтательно Ирис, устраиваясь поудобнее в кресле. – Это долгая история. Один мой знакомый капитан осмелился пойти на прогулку по берегу океана, не соизволив позвать меня с собой. Смотрела я на него сверху и думала: ну-у-у, голубчик, раз ты такой бесчувственный, толстокожий… гм-м… дурашка, отомщу же я тебе! И побежала. По дороге, правда, объяснилась в двух словах с мамой, сказала ей, что собираюсь выйти замуж… Что у тебя с глазами, Саша? Да, так вот. Сказала я ей это и попросила намекнуть этому… гм-м… недогадливому капитану, чтоб зашёл попрощаться с Барбарой. И сама тоже к ней побежала. «Барбара, – сказала я ей, – милашечка, задержишь этого недотёпу как можно дольше, ладно?» Набрала продуктов, чтобы набить холодильник…
– П-продуктов? – переспросил Волков, хлопая глазами.
– Ну да, огурцов там всяких, картошки, поми… – господи, ну никак не могу запомнить, как эти красные называются, – помидоров этих набрала и ещё много чего. Еле дотащила. И как только холодильник закрылся? Ну, я перевела дух, сказала пару слов Тому, чтоб не брыкался, когда явится мой капитан и станет тут командовать, выпила чашечку кофе для поддержки сил…
– Кофе… – машинально повторил за ней Волков, так и не сумев вернуть лицу обычное выражение.
– А что тут такого? Я же устала, пока бегала с этими мешками, как ломовая лошадь! Выпила я свой кофе, а капитан всё не идёт, должно быть, с Барбарой общается. А мне того и нужно. Тогда я что? – спросила Ирис, выбираясь из кресла с видом кошки, вышедшей на охоту.
– Что? – переспросил Волков, едва справившись с дыханием. Так близко она…
– Тогда я спустилась в спальню, – вкрадчиво проговорила Ирис, сокращая и без того небольшое расстояние, разделявшее их, до полушага. – И спряталась в одёжном шкафу.
Сказав об этом, Ирис свела расстояние на нет, обвив остолбеневшего своего капитана руками, повиснув на нём и прижавшись щекой к его груди.
– Ох, Сашка, Сашка, – шептала она, – какой же ты всё-таки…
– Иришка, милая, – лепетал Волков, – но как же… Со мной опасно, я же вне закона… И ты помолвлена…
– Глупенький! Поверил в эту враку?!
– Пусть врака, но всё же… Я неизвестно кто. Почти бродяга. А ты – принцесса Грави, мисс Уокер.
– Не называй меня так больше, – попросила его Ирис. Она привстала на цыпочки и заглянула в его серые глаза. – Моя фамилия Волкова. Запомнишь? Ирина Волкова. Ира, Ирочка, Иришка, Иронька. Запомнишь?
– Но…
– Никаких «но». Обычно у нас принято сообщать о свадьбе Планетарной Машине, и я сказала об этом маме, когда мы прощались. Я вышла за тебя замуж, Сашка-дурашка. И не собираюсь ждать, словно эта – как там её? – Пенелопа. Ты мне нужен прямо сейчас. Что это за книжка опять у тебя? Отдай, потом почитаешь.
– Я её у тебя взял, – обнимая жену, проговорил капитан исследовательского судна «Улисс» Александр Сергеевич Волков.
– Ох, Сашенька… Какой ты… Погоди секундочку, я только прочту, что на обложке. Борис Георгиев, «Охота на Улисса». Странное название.
Старая книга легла на пульт управления корабля «Улисс» и оставалась там долго, а «Улисс», повинуясь приказу своего капитана, взял курс на Марс.
Конец первой книги
Книга вторая
КВАНТ ПУСТОТЫ
Глава первая
Поселение «Центрум», кратер вулкана Олимп, Марс
– Слово за вами, Владимир Борисович, – почтительно напомнил, прервав затянувшееся молчание, Семёнов. Его солнцеобразное, неизменно самодовольное лицо обратилось к затенённому углу комнаты, где висело, покачиваясь в нескольких сантиметрах от пола, массивное чёрное кресло президента. «Что-то случилось с нашим солнечным мальчиком, – отметил про себя президент, не без труда выдержав испытующий взгляд купоросных глаз главы Департамента Энергии. – Болезненное несоответствие: почтительность и самодовольство, напор и неуверенное ожидание. Он что же, боится – проголосую против? Что-то он знает, но что? Если проголосую против – выдам замысел, иначе – убью человека. Но чтобы убить, им и без меня голосов хватает. Солнечный наш мальчик «за» – это понятно, Рэтклифф «за» – этот вообще родился с большим пальцем книзу, но от Люды Житомирской не ожидал. Кровожадная Люська. Один только Морган, кажется, против».
– Я ещё не слышал соображений главы Департамента Обеспечения, – скрипнул из динамиков, вмонтированных в президентское кресло, голос паралитика, возрождённый всемилостивой электроникой. Громоздкое сооружение невесомо скользнуло к столу, повернулось, и карие шарики с чёрными точками зрачков, жившие в прорезях лица-маски, отыскали Людмилы Александровны глаза библейские, смятенные. «Нервничает Люська, – заметил про себя президент. – Не хочет казнить. Не привыкла. Может быть, получится…»
– Людмила Александровна, – проговорил он, стараясь, чтобы электронный голос звучал безразлично, – мне бы хотелось знать, почему вы собираетесь его казнить.
Людмилу Александровну при слове «казнить» передёрнуло. Краем глаза Владимир Борисович успел заметить, как беспокойно шевельнулся Рэтклифф.
– Но ведь, – без особой уверенности начала Житомирская, – он же вне закона! Сознательно нарушил запрет! Кораблям же с гравитационным двигателем, – Людмила Александровна обернулась за поддержкой к Рэтклиффу, – запрещено пребывание в околоземном пространстве. Мы же не можем ссориться с Землёй из-за одного сумасбродного капитана, который…
– Который решил, что он царь, бог и единственный спаситель. Но закон для всех один и… – пришёл ей на помощь не знающий сомнений Джим Рэтклифф, в прошлом военный лётчик.
– Доводы главы Департамента Безопасности мне известны, – перебил его президент. – Беда лишь в том, что практики применения этого единственного для всех закона не существует. Нам ни разу не приходилось казнить гражданина Внешнего Сообщества. Вас, Людмила Александровна, я спрашивал не «за что» вы хотите его казнить, а «почему».
Глава Департамента обеспечения коротко передохнула, мельком глянула на Семёнова, потом устремила взгляд библейских глаз своих к силикофлексовому куполу, за которым в песочном небе Марса угасал синий закат.
«Отмолчится, – с тоской подумалось президенту. – Всё решено уже». Но он ошибся.
– Земля может прекратить поставки продовольствия, – проговорила твёрдо Житомирская. – Вы сами прекрасно знаете, Владимир Борисович, что в прошлом отчёте сектора биологии Харрис снова не сообщил ничего обнадёживающего относительно возможности производства натурпродуктов в промышленных масштабах. Вы сами голосовали против широкого распространения синтетической пищи и даже мой проект постепенного внедрения синтетов зарубили на корню. Чем прикажете вас всех кормить? Родильные дома переполнены, этим летом нас ждёт очередной бэбибум, чем будем кормить детей? Тех, что родятся, и тех, что уже родились?..
«Понятно, – сообразил президент, перестав слушать доводы, – сыграли, значит, на её материнских чувствах. Люська всегда была клушей. Как и все матери-одиночки. Мишку давно нельзя назвать ребёнком, за двадцать парню, но для неё… Да-а, не хочет Люська кормить Мишку продукцией наших синтез-комбинатов. Ишь, как убедительно она!.. Мать за сына. А я что же?»
– И если нет других средств остановить нарушителя, – говорила всё увереннее женщина, – то нужно…
– Натравить на него наши великолепные истребители-автоматы, – вставил мрачно Гемфри Морган. – Заодно и проверим, каковы они в деле на живой мишени. Да, Джимми? Почему, кстати, вы не сообщили нам ничего о личности нарушителя? Кто этот негодник, который посмел?
– Это не моё решение – скрывать личность преступника, – огрызнулся Рэтклифф, – мы давно уже постановили в таких вопросах судить поступки, а не людей.
– Казнить тоже будете поступки, а не людей? – повысил тон Гэмфри по прозвищу «Громобой», выбрался из-за стола, толкнув стул, и отошёл к округлой оболочке купола, за которой быстро темнело.
– Могу только заверить, что не я курирую сектор, где трудится этот молодой человек, – кривя рот, проговорил ему в спину Рэтклифф.
– Молодой человек? – растерялась Житомирская.
– Но кто-то же из нас хорошо знает, о ком идёт речь, – процедил Морган, снова поворачиваясь к столу.
«Ещё бы», – мелькнуло в голове президента, и он покосился на Семёнова.
– Да, конечно, – спокойно проговорил тот, не глядя ни на кого. – Я курирую этот сектор и знаю, о ком речь.
– Так сообщите нам, раз знаете, – неприязненно проворчал Морган. – Развели секретов…
– Кой чёрт! – взорвался глава Департамента безопасности Джим Рэтклифф. – Наши секреты вам спать не дают! Торопитесь обеспечить себе бессонные ночи?! Да все же всё знают, кроме вас, Морган! И не знайте себе ничего, оставайтесь со своим строительством, и вас не будут изводить кошмарные сны!
– Как это «все знают»? – удивилась Житомирская, оглядывая по очереди остальных четверых участников заседания. – Мне никто ничего не…
– Минутку! – прервал её Рэтклифф. – Мне сообщение из Центра управления.
Он замолчал, зрачки его забегали по строчкам сообщения, видимого ему одному. Замолчали и остальные, даже Морган к столу вернулся, словно предвидел, что содержание письма, полученного шефом Департамента Безопасности, имеет прямое отношение к предмету разговора.
– Ну вот, – удовлетворённо бросил Рэтклифф, дочитав, – обнаружили его. Хитрец. Думал, если оставит корабль на стационарной орбите, так его и не заметит никто. Владимир Борисович! Он собирается нарушить ещё один закон – высадиться на Землю.
– Как же на Землю, если вы говорите, что корабль на орбите? – спросил Морган.
– Подцепил где-то бабл. Такой, знаете, шарик, в каких живут теперь земляне. Вы же в курсе, Морган, у вас в департаменте…
– Да знаю я, знаю, – Гэмфри поморщился.
Президент не слушал их. Голова разрывалась от беспорядочных мыслей: «Обнаружили! Как, как смогли?! Он подошёл к Земле на гравидвигателе?! Нет, он не мог. Я же специально напомнил ему… Я видел, он получил и прочёл. Да и зачем? Нет. «Оса» случайно на них наткнулась? Нет, вероятность… К чёрту. Не хочу считать. Не может этого быть. Нет. Гравископ «осы» просто не в состоянии обнаружить бабл на большом расстоянии. Вот если Планетарная Машина… Но откуда люди Рэтклиффа узнали? Ага. Вот в чём дело. На Земле, стало быть, поселилась «крыса», а наши этим воспользовались. Нужно сообщить Саше, что троянский конь в городе. Саше. Которого уже обнаружили истребители-автоматы».
Президент пытался побороть приступ отвратительного беспомощного страха, запустившего холодные щупальца прямо в мозг, такого же точно животного ужаса, какой чувствовал тогда на Ио, лёжа под скалой, размозжившей его тело в сверхпрочном карбофлексовом скафандре, словно мороженое в бумажном стаканчике колесом грузовика. Как и тогда, надлежало думать, а не паниковать: «Только тогда было больно вдобавок. И что же? Ведь живу. Двадцать лет скоро. И он выживет. Мы ещё посмотрим. Нужно написать ему, предупредить». Капли пота на лбу, но стало легче. Гораздо легче. Искалеченное тело, навсегда прикованное к гравитационному креслу, иногда всё же напоминало о себе – устраивало такие вот подлые выходки. Озноб, пот на лбу. Не нужно никому видеть. И Владимир Борисович почти неосознанным усилием воли заставил гравикресло беззвучно и легко крутнуться на сто восемьдесят градусов, одновременно пустив его вспять. «Пусть думают, что решил полюбоваться закатом», – решил он, упершись залысым лбом в прохладную прозрачную силикофлексовую броню купола. Сквозь мертвенный свет фиолетовой марсианской зари проступили янтарные буквы меню гравимейлера, президент стал шептать, едва шевеля губами, команды, а после и сам текст короткого письма, на ходу подбирая слова простого шифра.
Из служебной и личной корреспонденции президента Внешнего Сообщества, действительного члена Совета Исследователей, председателя ЦКСИ.
Личный канал грависвязи №ХХХ-XXXXX [9]9
Здесь и далее номер этого канала грависвязи опущен по требованию владельца.
[Закрыть]Сверхсрочно. Конфиденциально.
Улиссу
От Лаэрта.
Тема: Осы Итаки.
Сынок!
Вы обнаружены. Пора тебе вспомнить о Протесилае, пока не собрался весь рой.
Лаэрт.
Дав команду «отправить», он ощутил прилив сил. Нельзя победить того, кто не признаёт себя побеждённым. «Это мы здорово тогда с Сашей придумали – шифр. Даже если вскроют канал и перехватят…»
– Каков Фобос сегодня, а! – сказал за плечом президента голос Гэмфри Моргана, в прошлом – ареолога, ныне – главы Департамента Строительства.
– Красавец! – восхитился Гэмфри Морган, не зря носивший прозвище «Громобой»; Гэмфри Морган, видевший Фобос во всех его фазах много тысяч раз: и с покорённой им некогда вершины вулкана Павлин Монс, и со дна разломов Лабиринта Ночи, где он разыскивал остатки снесённой гигантским оползнем ареостанции.
– Красивый – страх, только красноватый сегодня какой-то, – ответил президент, поворачиваясь к столу. – Быть песчаной буре. А я как раз собирался слетать в Аркадию.
И додумал мысль, прерванную астрономическими восторгами бывшего ареолога: «Даже если вскроют канал и перехватят, никто из них, – президент оглядел присутствующих, – всё равно не знает, кто такой Протесилай. Мы с Сашей молодцы».
Чтобы не дать себе снова нырнуть в пучину уныния, он энергично двинул кресло к столу, вынырнул из тьмы в освещённый круг, глянул отшатнувшемуся от неожиданности Рэтклиффу прямо в глаза и проговорил с вызовом:
– Ну что же, будем голосовать?
– Да, но… – забормотал тот.
– Ставьте же вопрос на голосование, Владимир Борисович, – нетерпеливо прошелестел Семёнов, – хватит из нас жилы тянуть.
– Кто за то, – внятно проговорил искусственный голос президента, – чтобы признать необходимым уничтожение корабля, нарушившего запрет о пребывании судов с гравитационными реакторами в околоземном пространстве? Вы, Джим? «За». Роман Анатольевич? «За». Я так и думал. Людмила Александровна? Всё-таки вы «за»?
– Понимаете, Владимир Борисович…
– Нет нужды объяснять, – жёстко перебил её президент. – И, хоть в голосовании остальных членов совета нет больше никакого смысла, я, тем не менее, спрашиваю. Кто против? Вы, Гэмфри? Спасибо. Что же касается меня самого…
– Владимир Борисович, зачем вам голосовать? – попытался остановить его Рэтклифф. – Большинство «за», ваш голос ничего не изменит.
– Изменит, – ответил президент. На малоподвижном лице его, казавшемся в ярком свете деревянной маской, заострились тени. – Я голосую «против».
– Но это же… – начала Житомирская.
– Незаконно, – продолжил за неё Рэтклифф. – И глупо. Корабль обнаружен, теперь, когда у меня есть санкция уничтожить его… Да что ж такое! Минутку, мне опять сообщение.
Глаза его снова забегали по строчкам письма, но на этот раз он читал вслух: «Корабль-нарушитель удаляется от Земли, используя гравитационный двигатель, с предельно допустимым для судов такого типа ускорением. Центр Управления полётами запрашивает санкцию на перехват и уничтожение означенного корабля».
– Он бежит? – Семёнов усмехнулся.
«Бежать-то бежит, да только не он, а «Протесилай»! – молча торжествовал президент, сдерживая желание заставить своё летающее кресло заложить крутой вираж.
– Далеко не убежит, – уверенно заявил Рэтклифф, закончив диктовать мэйлеру короткий ответ. – Я отдал приказ на перехват.
– Может быть, не нужно?.. – громким шёпотом спросила Люся Житомирская. Он ведь уже бежит…
– Вы же проголосовали «за»? – бесцветно осведомился президент. – Хотите найти оправдание в сомнениях?
– Я протестую, Владимир Борисович, – заявил Семёнов, – вы пытаетесь оказать давление на главу департамента. Это проявление авторитаризма. Я буду вынужден вынести вопрос о недоверии президенту на заседание Центрального Комитета Союза Исследователей.
– Прекрасно, – не сдерживаясь более, ответил ему президент. – Я как раз собирался собрать завтра внеочередное заседание комитета. Там и поговорим. Вы к себе, Гэмфри?
– Сейчас, только скажу пару слов Джимми.
– Тогда я подожду вас в коридоре, – бросил через плечо президент; кресло его облетело вокруг стола, скользнуло в проём разъехавшихся дверей, едва не зацепив створки. Чуткие микрофоны, заменявшие президенту уши, уловили за спиной: «Зачем ты так со стариком, Рома? Он же…» Но створки сошлись, не дав президенту услышать упрёк сердобольной Люсеньки. Люськи Житомирской, сиживавшей на коленях президента в те времена, когда ей не приходилось скрывать ни одного из четырёх прожитых ею лет, а сам Владимир Борисович не был президентом и не собирался им быть. И не стариком был, а желторотым тридцатитрёхлетним охламоном, жаждавшим покорить Марс и прилегающие к нему территории отсюда и до плюс бесконечности. Подняв правый манипулятор, Владимир Борисович подплыл к толстой колонне лифтовой шахты, развернулся и нанёс ей короткий полновесный удар, вложив в него всю злость, какую успел накопить за время вечернего совещания глав департаментов. Никакого заметного урона это его действие не нанесло ни манипулятору, ни дурацкой колонне, самодовольной, как главный энергетик Семёнов Р.А. Semen RA. Семя Солнца, чёрт его побери совсем. «Люська девчуська! – сокрушался Володя, втягивая манипулятор, – и ты тоже за то, чтобы убить его!»
– Володя! – позвали сзади. Президент не сразу понял, что это всего лишь Гэмфри – фонили микрофоны после избиения колонны, впечатление было такое, будто кровь в голову бросилась и поэтому звенело в ушах. Переждав, пока адаптируются входные усилители, он повернулся к терпеливо ожидавшему Моргану и спросил:
– Можем идти? Я провожу тебя к ангарам, потом заскочу к Лосеву и уж потом в Аркадию.
– Я не домой. Мне тоже нужно к Лосеву, Володя, – виновато проговорил начальник Департамента строительства.
– Зачем? Случилось что-нибудь? – равнодушно спросил президент, стараясь приноровиться к быстрому шагу бывшего ареолога, чтоб не обгонять и не отставать. В широком коридоре, спускавшемся пологим изгибом с верхнего обсерваторного яруса к цехам и лабораториям поселения «Центрум», было по-вечернему пусто и тихо – идеальные условия для серьёзного разговора. Собеседника знали друг друга достаточно хорошо, чтобы не приходилось тратить время на изречение благоглупостей о преимуществах пешей прогулки и оправдываться в желании презреть лифт. «Гемфри смотрит виновато», – отметил про себя Володя и понял вдруг, что произошло, раньше, чем услышал ответ.
– Пока не случилось, но вполне может, – проворчал Морган. – Рэтклифф потребовал расконсервировать и передать ему ещё одну эскадрилью истребителей, подготовить к передаче две, а завтра пустить в производство новую партию. К чему бы это, как ты думаешь?
– Кто хочет мира, пусть готовится к войне, – усмехнулся президент.
– И всё это против одного несчастного мальчика?
«Всё против нас», – с тоской заметил про себя Володя, бросив косой взгляд на горбатые спины ангаров, видимые прекрасно сквозь боковую прозрачную стену спиральной галереи. И увидел, как лопнула, раскрыла лепестки одна из красных спин, обнажив веретено корабельного туловища.
