Советская поэзия. Том первый
Текст книги "Советская поэзия. Том первый"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц)
ДМИТРИЙ ГУЛИА
(1874–1960)
С абхазского
МОЯ РОДИНА
Милая родина, что ты
Смотришь с печалью такой —
Иль потеряла кого-то,
Кто был любимым тобой?
Или о тех, кто оставил
Гнезда свои, ты грустишь?
За морем след их растаял…
Ты не туда ли глядишь?
Или о том загрустила,
Что прозябаешь во тьме?
Что тебе, свет мой, не мило?…
Можешь довериться мне.
‹1920›
МИР
Что может быть прекрасней в мире,
Чем без тревоги – в мире жить,
Растить семью в своей квартире
И грамоте детей учить,
Из них готовя нашу смену,
Которая отчизну-мать
В труде прославит непременно,
А надо – будет защищать!
‹1945›
НА МОРЕ
Дорожка серебряная легла
На темно-зеленое море,
Но волны ее в осколки стекла
Превратили в яростном споре.
Но все же она опять ожила,
Легла от края до края
И море надвое рассекла,
Живым серебром играя.
Светящийся, зыбкий и гибкий путь
Лежит над равниной плоской;
Взволнованная морская грудь
Украшена узкой полоской.
Волна поднимается в полный рост
И рьяно о берег бьется,
Но этот непрочный и шаткий мост
Разбить ей не удается.
‹1947›
НАС СЛЫШИТ ЦЕЛЫЙ МИР
Лишь только заблестит рассвета первый луч,
Я слышу голос. Говорит столица.
Родимый голос тот, и ласков и могуч,
Сквозь мглу пространств сюда, ко мне, стремится.
Тот голос мне советы подает,
Вперед и ввысь идти мне помогая.
Столицу вижу я. Она встает
Перед глазами ясно, как живая.
Людей мильоны, где бы ни были они,
Услышат голос тот, знакомый и родимый, —
Повсюду зреет мощь, куда ты ни взгляни,
Везде велик в борьбе народ непобедимый.
В горах, в песках, на берегах морских,
На кромке вечных льдов, в полях, где зреет колос,
Где только люди есть, – звучит везде для них
Москвы родной и мужественный голос.
Нас слышит целый мир! Мир понимает нас!
Простые люди паи везде всем сердцем внемлют —
Все, кто у горнов трудится сейчас,
И пахарь, обрабатывая землю.
А в час, когда земля в ночной тиши лежит
И сонмы звезд горят над морем и над сушей,
Ты думаешь, что спит Москва? Не спит!
Со всей землею говорит! Послушай!
‹1949›
НА МОРСКОМ БЕРЕГУ
Я над утренним морем стою
И под шум его думаю думу свою:
Вот каким должен быть
Человек настоящий —
Необъятный душой, как оно,
Полный силы живой, как оно,
Как простор этот, вечно шумящий,
Мчащий бурные волны в разгоне безбрежном
Должен быть он и ласково-нежным,
Словно море летней зарей.
И таким после жизни своей
Будет в памяти жить он людской.
‹1956›
Я У МОРЯ ЖИВУ
Я у моря живу. Открыт предо мной
Необъятный простор голубой.
И когда я спускаюсь к нему, то сперва
Камни крепкие под ногой.
Дальше – галька и мягкий песок…
Я на волны гляжу – белеют они,
Я на горы гляжу – синеют они.
Небосвод несказанно высок,
И сверкают звезды на нем
Золотисто-янтарным огнем.
Поучиться премудрости жизни у моря
Я сегодня хочу, чтоб корабль свой вести,
С ветром встречным и волнами споря.
Нет, не отдыха я ищу
В задушевной беседе с пучиной кипящей!
Чувства новые в ней почерпнуть я хочу.
Жить – как море в труде и борьбе настоящей:
Неустанно ворочая глыбы камней
И немолчно шумя всею ширью своей.
‹1959›
АВЕТИК ИСААКЯН
(1875–1957)
С армянского
К РОДИНЕ
Из наших древних дымоходов
Клубится добрый дым,
Перед тобою – путь свободы,
Твой дух непобедим.
Летишь, как быстрый конь крылатый,
К созвездьям новых дней,
Храня и мужество и веру
Былых суровых дней.
Преградам и угрозам вражьим
Не удержать тебя.
И песню новую о мире
Поешь ты, жизнь любя.
Земля отцов, ты стала новой.
О мой народ, мой хлеб.
Отчизна– солнечная птица,
Твой дух в борьбе окреп.
‹Ереван, 1926›
* * *
– Что плачешь ты, бесценный друг? —
У друга я спросил. —
Коль ты рыдаешь обо мне, —
Уже утешен я.
Коль о себе – устроим пир,
Исчезнет скорбь твоя.
О человеке плачешь ты?
О страждущей земле?
Так сядем вместе слезы лить
О вечном горе всех.
‹1928›
РОДИНЕ
На берегу волнующихся нив
Один стою, в раздумии застыв.
Ты ль это, гордая моя страна,
Была затоплена потоком орд,
И ливням стрел несметных предана,
И тысячами копий пронзена?
На каменном пути народных рек
Лежала ты, томясь за веком век,
Растоптана копытами коней.
И с ликованьем чуждые орлы
Точили клювы о твои скалы,
Чтобы терзать тебя!
И много дней
И лет без счета протекло, – и вот
Теперь мой край ликует и цветет.
И мирно вновь над домом вьется дым,
Где сладко мать баюкала меня,
Сознанье пробуждая, полоня
Мой дух могучим языком родным.
Пусть без конца плуги твоих сынов
Твой будут древний чернозем пахать,
И пусть гусаны будут воспевать
Твою любовь, твой цвет, страна отцов!
Победно будешь ты звучать, звучать
В чудесных песнях, – древен и велик,
– Сердечный, вечно юный мой язык!
‹ Ленинакан, 1929›
МОЕЙ РОДИНЕ
К чудесному, нагорному, зеленому,
В весенних розах склону я прильну,
К дыханью материнскому, бездонному,
Что шевелит пшеничных нив волну.
Меня чаруешь речью ты прекрасною,
Меня влюбленным зовом кличешь ты.
Тебя я вижу новую и ясную
С чертами древней, вечной красоты.
О мать! Твое грядущее, как молния,
Могуче, ярко блещет предо мной.
Армения, сил вечно юных полная,
Звук гордый речи сладостной, родной!
‹Париж, 1935›
* * *
Безмятежная ночь! Один я сижу
На вершине скалы. Кругом – тишина.
Я на спящее море молча гляжу.
Даже время прервало вечный полет,
Тишина без границ, молчанье растет.
Вся вселенная тишью сонной полна.
О мгновенье! Как ты блаженно молчишь!
Беспредельная и безмерная тишь!
И невольно я слушаю душу свою
И себя понимаю, себя познаю!
‹Севан, 1940›
ПЕРВЫЕ СЛЕЗЫ
Целует солнце землю весной,
Весь мир в изумрудный наряд одет,
Синие очи фиалки лесной
С улыбкою детской глядят на свет.
Подул ветерок и ей на ушко
Пошептал о чем-то и улетел.
Цветной мотылек упорхнул легко, —
Остаться с нею не захотел.
Фиалка по ним вздохнула, склонясь
Но след их пропал – зови не зови…
Скатились с доверчивых синих глаз
Первые слезы первой любви.
‹1940›
ПЕСНЯ ПТИЦ
Однажды девочка, резвясь,
Играла средь полей,
А мотылек, зарей светясь,
Кружился перед ней.
Она хотела мотылька
Красивого поймать,
Но тщетно тянется рука, —
Никак его не взять.
Тот мотылек неуловим,
Веселый, золотой…
И вот она, гонясь за ним,
Вбежала в лес густой.
Он закружился меж ветвей
И улетает прочь…
Она устала, а над ней
Уже темнеет ночь.
Забралась девочка в дупло,
Ей захотелось спать.
В лесу и утром не светло, —
Дороги не видать.
Три дня она в лесу жила,
Ей ягоды – обед.
И так тепло на дне дупла,
Лишь тропки к дому – нет!
Но девочку пошли искать
Соседи и отец.
Счастливый день! Она опять
Среди родных сердец.
Мать, плача, целовала дочь.
Лелеяла ее:
– Скажи, тебя пугала ль ночь,
Сокровище мое?
И дочка отвечает ей:
– Нет, ночь там не страшна.
Мне пели птицы меж ветвей,
Была я не одна.
‹Ессентуки, 1941›
ДЕНЬ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
(9 мая 1945 г.)
Меч в ножны вложили достойно мы,
Великой Победы день наконец,
Разбили всю вражью мы силу тьмы,
Песни звучат, как веселье сердец.
Радость, как трепет парящих крыл,
Шумит, сливаясь в потоке одном.
Хозяин на улице стол накрыл,
Стаканы налил золотым вином.
Прохожих зовет и просит к столу:
– Братья, прошу я Победы вином
Сыну-герою воздайте хвалу,
Пейте за здравие ваших сынов!
Пьют, и на лицах веселье горит,
Звонко стакан лишь стучит о другой,
Тихо один тут отец говорит:
– Пью за сыновьей души упокой!
Строго смолкают на слово отца,
Шапки снимают пред тостом таким,
Молча за мертвого пьют храбреца,
Хлеб омывая вином золотым.
‹1945›
АВИКУ
Пусть будет прям всегда твой путь
Будь справедлив и честен будь.
Горячей доброю душой
Люби весь этот мир большой.
Люби товарищей своих,
Всегда будь радостью для них.
В беде от друга не беги,
Ему, чем можешь, помоги.
И до конца счастливых дней
Будь предан родине своей,
Ее защитой верной будь.
И если ты когда-нибудь
Пойдешь на подвиг для нее, —
Не возгордись, дитя мое:
Ты только долг исполнишь свой.
Иди ж дорогой трудовой
И с чистой совестью живи
Для мира, счастья и любви.
Когда ж умру я, ты, один,
К моей могиле подойди,
И помолчи над ней, грустя,
Любимое мое дитя.
‹Ереван, 1954›
МИХАИЛ ЛЕБЕДЕВ
(1877–1951)
С коми-зырянского
ЗЕМЛЯ КОМИ
Я иду землею коми
И гляжу: тайга кругом.
Лес стеной, могуч, огромен, —
Не сыскать в краю другом!
Ввысь вершину надо мною
Стройная взнесла сосна,
Вечно – летом и зимою —
И красна и зелена.
Как старуха, ель седая
Встала на глухой тропе:
На ее ветвях лесная
Птица вьет гнездо себе.
Над рябиной молчаливой
Кедр таинственный поник.
И, смеясь, сиротка-ива
Загляделася в родник.
Пропадет в траве тропинка.
Человек, не заблудись!
Вот крадется невидимкой
В сумрачной трущобе рысь.
Зубы скаля, волк таится,
И, как тень, – медведь в бору,
В миг один шмыгнет лисица
Рыжим пламенем в нору.
И, головушку спасая,
Хвост по ветру – за стволом
Белка промелькнет, и заяц
Лихо мчится в бурелом.
Птиц в лесах у нас – без счета,
Снегири и глухари;
Меряет журавль болото
От зари и до зари…
На дорогу вышел: вечный
Гул тайги по всей стране;
Но – как жизни новой вестник
Шум машин навстречу мне…
За селом чернеют пашни,
Сеять хлеб пришла пора.
На полях колхозных наших
Не смолкают трактора.
Есть ли в мире где такое
Счастье, как в моей стране?
Я иду землею коми,
Древний лес навстречу мне.
‹1930›
ГАМЗАТ ЦАДАСА
(1877–1951)
С аварского
СЛОВО О КРОВНОЙ МЕСТИ
«Мертвых кровь не высыхает,
Отомстить она зовет», —
Поговорка не смолкает,
Будоражит наш народ.
«Если ты свернешь с дороги,
Родовую месть презрев, —
Уноси отсюда ноги:
Ждут тебя и смех и гнев.
Если, кем-нибудь обижен,
Ты смолчать решил, на грех
Будешь близкими унижен,
Окружен презреньем всех».
Дикий, зверский тот обычай
Сдуру доблестью зовут.
С удальством, с упорством бычьим
Самочинный правят «суд».
В Харачи я был, мой милый, —
На кладбище бросил взгляд.
Там в безвременных могилах
Убиенные лежат.
Тех, что умерли в постели,
Мало сыщется средь них.
Семьи все осиротели
От кинжалов родовых.
Двое спорят, по досаде
Слово за слово зайдет.
И один уже в засаде,
За кинжал схватившись, ждет.
…Харачи высокогорный.
Как хорош он, краше нет.
Воздух чист, ручьи проворны,
И целебен солнца свет.
Встал Хиндатль зеленый рядом,
Шелестят весной сады.
Все там есть, что людям надо, —
Сыр, и масло, и плоды.
Пашни там, вблизи аула,
И, лаская взор людской,
Ель к седой скале прильнула
И берез шатер сквозной.
Жить да радоваться впору,
Но, на горе и позор,
Не пшеницу, а раздоры
Высевают с давних пор.
Страхолюдный дьявол мести
Под людской забрался кров.
И во имя ложной чести
Друга друг убить готов.
Разоренный дом в забросе,
И семья не дорога.
Что хозяин хочет, спросишь:
«Смерти кровного врага!»
Взор его пылает злобой.
Не к добру аул притих, —
Редкий год проходит, чтобы
Не убили пятерых.
Помириться дико, странно,
Разве слыхано о том?
Как сочащаяся рана,
Месть людей палит огнем.
Замурованы проходы,
Двери заперты в домах.
В горный край пришла свобода,
Перестанем жить впотьмах…
Распри дедов похороним,
Дорогие земляки.
Злую память рвите с корнем,
Уничтожьте сорняки.
Стали новыми порядки.
Хватит распри раздувать.
Людям нечего повадки
У зверей перенимать.
Звери дикие хвостаты.
И слова мои просты:
Наших прадедов адаты —
Это прошлого хвосты.
Если каждую обиду
Раздувать опять начнем,
К новой жизни мы не выйдем, —
К прошлой жизни повернем.
Верю, солнце не затмится, —
Нас, друзья, культура ждет.
Распрей мрачные страницы
Позабудет мой народ.
‹1928›
ИЗ ЦИКЛА «УРОКИ ЖИЗНИ»
*
На юношу смотрю не без надежды
И говорю ему сегодня снова:
«Пусть будет нрав твой краше, чем одежды
Дела твои – значительнее слова».
*
Страницы книг – познания истоки,
Но людям Жизнь в любые времена
Преподавала главные уроки,
Учительница лучшая – она.
Дело делай свое, как всегда, ты
И спокойствие в жизни храни,
Чем бы ни были ночи чреваты,
Чем чреваты бы ни были дни.
*
Считалось встарь: нет краше смерти,
Чем за отчизну умереть.
И вы мне, юноши, поверьте,
Что так считаться будет впредь.
*
Всех длиннее у того дорога,
Кто в наплывах солнца и тумана,
Вдалеке от отчего порога
Ищет человека без изъяна.
*
Крупица воска встретится в меду
И волосок в овечьем сыре.
Что делать? К моему стыду,
И я не совершенен в мире.
*
Отца главнее в доме нет души,
В семье слывет он «первым барабанщиком»
Под музыку его, сынок, пляши,
Будь хоть министром, хоть простым чеканщиком.
*
Мысль за собой вести на поводу
Обязаны слова в любую пору,
Они, зубов перелетев гряду,
Перелетают каменную гору.
*
Благоразумье продлевает годы
И возвышает в жизни нас весьма,
А всякое затмение ума
Приумножает слезы и невзгоды.
*
Прямое слово стоит многих фраз
И действеннее многих заклинаний.
Короткий уважительный отказ
Честней невыполнимых обещаний.
*
У нас характер, словно у пророков,
Не видим часто собственных пороков,
Когда бы замечать их научились,
В наш адрес меньше было бы упреков.
*
Воистину тот славен и велик,
Кто победил во гневе свой язык.
И тот, кто самого себя сильнее,
Воистину сильнейший из владык.
*
Известно, что дурная голова
Напрасно ноги целый день тревожит,
Предпочитает действию слова
И ложь от правды отличить не может.
*
Человека скромного заметили,
Честь к нему направила стопы.
Ничего нас так, как добродетели,
Выделить не может из толпы.
*
Себя не уважает тот,
Кто в понедельник, вторник, среду
Без приглашенья, словно кот,
К чужому явится обеду.
*
Проси, коль надо, но без лести,
Когда ты сам себе не враг.
И никогда ценою чести
Не обретай житейских благ.
*
Не плачь, когда тебе не грустно,
Не смейся, если не смешно.
Не льсти ни письменно, ни устно:
Всем не потрафишь все равно.
*
Хоть похвалы достоин ты вполне,
Остерегайся самовосхваленья,
Все эти «Я», «Моими», «Обо мне» —
Опасные в речах местоименья.
*
По виду мышц оцениваем разом
Двужильного коня или вола,
А сила человека – это разум,
Способный отличать добро от зла.
*
Доброе имя дороже всего,
Друга верней не дано никому.
Годы бессильны состарить его,
Память о нас завещаем ему.
*
Тому друзей иметь не сложно,
Кто от рождения не глуп,
Чье слово каждое – надежно,
Взгляд ясен и карман не скуп.
*
Не могут быть символом дружеских уз
Шашлычное братство и винный союз.
Медовое слово сказать на пиру
Способен и тот, кто не склонен к добру.
*
Пред пламенем родного очага
Еще мой дед говаривал, бывало:
– С лихвой хватает одного врага,
А ста друзей, как ни крутись, все мало
*
Знает каждый истинный мужчина
На сто верст вокруг:
Хороша двуглавая вершина,
Плох – двуликий друг.
*
Не закрывай по воле злого норова
Ворот, которых не раскрыть опять,
И не завязывай узла, которого
Не сможешь и зубами развязать.
*
Единомышленник не тот,
Кто мысли у тебя крадет
И, не имея собственных достоинств,
Пускает эти мысли в оборот.
«Не спорь с невеждой» – этому совету
Ты следуй, друг, в любые времена,
В никчемный спор кидаться смысла нету:
В нем истина не будет рождена.
*
Схожи слава и тень неизменностью нрава:
За достойным, как тень, ходит слава вослед,
И бежит от ловца настоящая слава,
Как за тенью, за славой гоняться не след.
*
С тех пор как род людской возник,
Он неспроста считать привык,
Что вправе змеи, а не люди
Иметь раздвоенный язык.
*
Опасней пули в наши времена
Слывет обида не без основания,
Простреливает сердце нам она
Без промаха с любого расстояния.
*
Ума палата – выше всех палат,
К ней за советом обращайся, брат,
И правду отличишь ты от неправды,
И будешь знать, кто прав, кто виноват.
*
На рынках закон существует издревле:
Чем больше товара – тем стоит дешевле.
Товар и талант меж собою не схожи,
Таланта чем больше, тем стоит дороже.
Всему своя мера. И должен, к примеру,
Ты чувствовать гнева границу и меру,
Но если покаялся битый в грехах,
Ты гнев свой на милость смени, как аллах
*
Не собирай богатства про запас,
Богатство – это нынешний наш час,
Все то, чем обладаешь ты сегодня,
Накопленных богатств ценней в сто раз.
*
Живи, на чужое не зарясь,
Судьбы не темни небеса
И помни, что черная зависть
Опаснее черного пса.
‹1948–1950›
САДРИДДИН АЙНИ
(1878–1954)
С таджикского
ВО СЛАВУ ОКТЯБРЯ
О справедливости святое знамя,
Ты перед нами!
Ты в прах швырнуло царскую порфиру,
На радость миру!
Ты, мудрое, горами и полями
Прошло, как пламя,
Сожгло богов, что в страхе нас держали,
И их скрижали.
Мир старый, тот, что создан был веками,
Разрушен нами —
И новый мир, как бы чудесным даром,
Возник над старым.
Так воцарись же навсегда над нами,
Святое знамя,
Во имя попираемых столь долго
Труда и долга.
‹1918›
НА СМЕРТЬ МОЕГО БРАТА ХАДЖИ СИРАДЖИДДИНА
Я услыхал суровый голос рока,
Я был сражен мечом его жестоко,
И голос этот сжал в груди дыханье,
Померк рассудок, жизнь ушла глубоко.
Сосед сказал мне: «Друг мой, ты не слышал —
Твой брат скончался, волею пророка:
От топора погиб на грязной плахе
В столице благородного Востока».
Мой милый друг, мой брат, надежда ока,
Далеко ты, далеко ты, далеко…
Теперь навек забуду я о славе,
О чтении, о шахматной забаве…
Навек ушел, померкло утро жизни.
Конь красоты погиб на переправе.
Не спрашивайте больше у поэта
Стихов о розе, милой, сне и яви…
И вот они идут, гремя о мести,
Стихи вражды, без рифм и без заглавий.
Мой милый друг, мой брат, надежда ока, —
Далеко ты, далеко ты, далеко…
Но говорю: падут ночные тени,
И захлебнется мир в крови гонений,
Тогда эмиры, и муллы, и шейхи
Потонут в мутном море преступлений.
Я говорю: тогда падут короны,
Обрушатся дворцовые ступени!
Я говорю: мы выйдем из темницы,
Перед рабом хан рухнет на колени!
Но ты, мой друг, мой брат, надежда ока,
Далеко ты, далеко ты, далеко…
‹1918›
АЛИ КА3ИЯУ
(1879–1964)
С кумыкского
ГОРА ТАРКИ
Ты с парохода видишь каждый раз,
Из Астрахани двигаясь на юг:
Махачкала сияет, словно глаз,
Тарки-гора – как брови полукруг.
Ее топтал и грабил кто хотел,
Не счесть убийств, набегов, святотатств!
Гора Тарки, был жалок твой удел,
А сколько затаила ты богатств!
Тобой властитель алчный обладал,
Народ кумыкский угнетал злодей,
С твоих обрывов сбрасывал шамхал
В корзинах крепко связанных людей.
Тарки, твой газ горит у нас в печах!
Тарки, твой мощный свет блестит в ночах,
Плывут при этом свете рыбаки, —
Ты далеко видна, гора Тарки!
Что в мире камня твоего прочней?
Мы строим зданья из твоих камней.
Полны водою жизни родники, —
Ты наша здравница, гора Тарки.
В твоем подножье, древняя гора,
Сокровища находят мастера,
Фонтаны бьют – фонтаны высоки, —
Богата черным золотом Тарки.
Ты Дагестана ценное добро,
Ты Дагестана лучшее тавро,
И знают молодежь и старики:
Ты свет ночей, ты свет очей, Тарки!
‹1950›
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
(1880–1934)
РОДИНЕ
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия, —
Безумствуй, сжигая меня!
В твои роковые разрухи,
В глухие твои глубины, —
Струят крылорукие духи
Свои светозарные сны.
Не плачьте: склоните колени
Туда – в ураганы огней,
В грома серафических пений,
В потоки космических дней!
Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.
Пусть в небе – и кольца Сатурна,
И млечных путей серебро, —
Кипи фосфорически бурно,
Земли огневое ядро!
И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия, —
Мессия грядущего дня!
‹Поворовка, август 1917 г.›
МАЖИТ ГАФУРИ
(1880–1934)
С башкирского
ВЫРВАННЫЕ СТРАНИЦЫ
1
Вот летопись моей души, и в ней
Начертано на первой из страниц:
«Ты – раб аллаха и его слуга,
Пади пред ним, непросвещенный, ниц!»
Сперва аллаха, а потом царя,
Как бога, возвели на пьедестал
И почитать велели. И с тех пор
Я подневольным человеком стал.
– Обычай – царь, религия – аллах.
И жить тебе под ними и расти,
Чтоб честным мусульманином прослыть!
И клятву мне велели принести.
– Ты верь законам и не верь глазам! —
Сказали мне и сделали слепым;
Меня зажали бог и шариат.
Во всех делах я подчинен был им.
– Аллах и царь – властители твои.
Все, что они прикажут, в тот же миг,
Беспрекословно, не кривя душой,
Ты должен выполнять по воле их!
Сказали: – Пусть живется тяжело,
А ты терпи, хоть тяжесть невтерпеж,
Зато в загробном мире навсегда
Ты, несомненно, счастье обретешь!
Перелистали летопись души,
Заставили страницы подписать,
Потом скрепили подписи мои
И приложили круглую печать.
2
Все тяжести и беды вынося,
Как было суждено, я жил и рос,
Но размышленья мучили меня,
И задал я себе такой вопрос:
«Страх не понятен сердцу моему, —
Так почему ж я в рабстве до сих пор?
Ведь руки у меня крепки, сильны, —
Так почему же я терплю позор?
Неужто должен крыльев я просить,
Ведь крылья за спиною у меня?
И если у меня есть быстрый конь,
Зачем просить мне нового коня?
Кто темную повязку снимет с глаз,
Коль сам за это дело не возьмусь?
Кто цепи угнетенья разорвет,
Коль сам я до конца не напрягусь?»
Я так подумал и пересмотрел
Всю летопись израненной души
И вырвал беспощадно, навсегда
Страницы рабства, ханжества и лжи.
На чистых же страницах начертал
Слова великой веры наших дней:
Слова высокой правды и любви
И трудового братства всех людей.
‹1923›
* * *
Хочу для человечества всего
Трудиться свято я в моей стране.
И все деянья лучшие мои —
Тебе, Россия, в память обо мне.
‹1933›
КЛЯТВА
Клинок остер, рука тверда,
закалена в боренье грудь.
Рубить врага, громить врага —
таков мой справедливый путь!
Пока враги родной страны
в крови не лягут, присмирев,
Я не вложу меча в ножны,
не усыплю свой правый гнев.
Иду вперед! Моей спины
врагам не увидать в бою:
Чем больше их передо мной,
тем им грознее предстаю.
А если в схватке дрогну я,
пусть не зовут меня «джигит» —
Опасностям наперерез,
подобно льву, душа спешит.
Лишь в гуще боя для бойца
достойнейшее место есть.
Клянусь – сквозь горы и леса
я пронесу святую месть!
Я клятву дал, я знамя взял,
мой красный стяг, со мною будь:
Рубить врага, громить врага —
таков мой справедливый путь!