Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Этот кадр: ствол русского автомата, трое англичан в джипе с поднятыми руками и штуммовский полицейский, сиротливо стоящий возле будки, – появился на страницах всех газет и журналов, издающихся в Западном Берлине. Мой земляк «с миром» ушел на свой пост, полицейский был в шоке от увиденного. Западная пресса бурлила, смакуя в деталях это событие.

Назаров на другой день честно изложил в объяснительной мотивы своего поступка. Они, естественно, перепроверялись. Но все подтвердило правдивость изложенного, и он уехал спокойно домой на родной Урал.

Это все были фрагменты хроники военно-исторических событий того времени. А оперативная работа продолжалась. Весь отдел напряженно работал над раскрытием причин измены Родине военнослужащего из охраны памятника «Победы» в Тиргартене. Возникали на «обводе» и другие вопросы. Например, поиск спрятанного оружия, брошенного пограничными полицейскими ГДР во время июньского путча 1953 года.

По пути в Берлин от Барсукова, в местечке Глинике, где стояла рота, охранявшая уже советский сектор Берлина, меня перехватил капитан Рожков, курировавший этот участок:

– Пойдем, есть сигнал!

Заехали в роту. Передает серый кусок оберточной бумаги:

– Читай!

На нем крупными буквами, явно старческой рукой, готическим шрифтом было написано: «Товарищи, будьте осторожны! Кулаки попрятали много оружия!» И дальше:

«Рот фронт!» Откуда это? В рапорте командира роты говорилось, что вчера, поздно вечером, солдату наружного поста эту записку передал неизвестный старик, который быстро ушел от поста в сторону дачных поселков. Рожков сообщил мне, что это – серьезный сигнал. Во время событий 17 июня 1953 года недалеко от Глинике стоял батальон немецких погранвойск, который разбежался, побросав оружие и снаряжение. Этот факт, известный нам, был одним из элементов обстановки на этом участке границы. Рожков сказал:

– Нужно искать заявителя. Придется в выходные поработать у меня вне графика (дело происходило в пятницу, и я уже навострился было отдохнуть в отделе в Берлине). А что ты остаешься у меня в отделе – я сам доложу руководству.

Из бесед с офицерами выяснилось, что дачный поселок (Laubenkolonie) занимает площадь около 5 квадратных километров, внутри имеются два ресторанчика, часть домов капитальная, есть большие сады. Пришли к выводу: придется искать мне. Других возможностей под рукой нет.

В субботу с утра я пошел знакомиться с поселком дачников. Посетил рестораны, попробовал яблоки, побывал на отдельных участках. Пожилых людей не заметил. С обеда – вновь по этому же маршруту. Видя мое бесцельное гуляние, хозяин дальнего ресторана, указав на сумку купленных на разных участках яблок, спросил – зачем я это делаю, в магазинах яблоки лучше, эти безвкусные.

Виной тому климат: сыро и мало солнца. Я сказал по легенде, что мы хотели бы подарить их жене командира.

Она родилась на юге, и мы не можем ей угодить, вот и взял фрукты с разных участков. Ресторанщик, стараясь помочь мне, посоветовал посетить три участка, обрисовал их местоположение и объяснил, что их хозяева – опытные садоводы-экспериментаторы, каждый год сажают новые сорта. У них могут быть и более вкусные яблоки, которые понравятся русской даме, но предупредил, что эти хозяева очень неохотно торгуют своими фруктами.

Я обошел два указанных участка – безрезультатно. Звоню в третий. Хозяйка долго не открывала, видя, что у калитки советский офицер. Открыла с нескрываемым неудовольствием. Я извинился, заявил, что обращаюсь к ней по рекомендации хозяина ресторана. Чтобы смягчить ситуацию, похвалил заранее ее сад и попросил продать яблок с наиболее красивых деревьев. Плоды висели высоко! Она с неохотой дала согласие. Сама не тронулась с места. Закричала громко:

– Герхард, Герхард! Иди же сюда! У нас гости. Где ты пропадаешь?

Из глубины сада из маленького сарайчика вышел старик, нездоровый на вид. Смотрю, по описанию солдата – похож! Он взял стремянку, стал устанавливать ее у дерева. Я бросился помогать ему. Хозяйка кричит мне:

– Не волнуйтесь, он сам все сделает. Он только с виду такой хилый.

Я осторожно спрашиваю, не хочет ли он что-нибудь сказать мне? Старик, опасливо оглянувшись, прошамкал:

– Да, да! Я передавал записку!

Я с трудом его понимал, так как оказалось, что во рту у него совсем не было зубов. При сборе яблок со второго дерева мы договорились о встрече вечером в субботу.

В сумерках он пришел на обусловленное место и сообщил нам, что 17 июня 1953 года он был в этом дачном поселке.

Видел, как паниковали немецкие пограничники. Наблюдал их бегство. На другой день разбросанное оружие и снаряжение собрали в окрестностях богатые торговцы овощами, которые содержат большие теплицы на дальней границе поселка. Туда они и сносили все собранное, там, по-видимому, и укрыли.

О себе рассказал, что он – бывший коммунист, с 1944 года сидел в концлагере. Гестаповцы повыбивали ему все зубы, сломали левую руку. В лагере он приобрел хроническую болезнь желудка. Семья погибла при бомбежках Берлина. После прихода наших войск живет из милости у богатых родственников. Летом живет в сарайчике на их дачном участке на положении раба. Плакал. Мы спросили, почему же он не оформляет пособие как бывший узник фашизма? Он сказал, что власти потребовали указать свидетелей по концлагерю. Этого он не смог довести до конца, так как постоянно болен, плохо видит и говорит, шепелявя. Это раздражает чиновников. Мы записали его координаты, установочные данные, поблагодарили Герхарда за информацию и попросили по возможности следить за дальнейшими событиями в этом районе.

В воскресенье утром я добрался до Берлина. Несколько позже было организовано прочесывание этой местности группой саперов с миноискателями. Оружие действительно обнаружили в указанных им теплицах.

Нашего знакомого местные власти срочно восстановили во всех правах как узника фашизма, подлечили и освободили от рабской «опеки» родственников, поселив его в дом ветеранов.

Глава VI

На карнавале.

У немцев с давних времен широко отмечаются карнавальные праздники. С размахом, масштабно, шумно, разгульно и весело, приобретая общенациональный характер. И все это с широким освещением в печати бытующих ритуалов и хода этих празднеств. Избираются «короли» и «королевы» карнавалов, в свите которых демонстрируется блистательное сопровождение из молоденьких полуобнаженных красавиц – «гвардейцев».

Нечто подобное появляется сейчас и у нас. Нельзя ведь нам «отставать» от просвещенной Европы!

Из литературы о существовании такой традиции теоретически знали и мы как будущие переводчики. Но на практике, конечно, карнавалов не видали. Начинаются эти гуляния по традиции в ноябре, с магического числа «11»: одиннадцатого числа, одиннадцатого месяца, в одиннадцать часов, одиннадцать минут. То есть в середине ноября. К этому моменту я не прослужил в отделе еще и трех месяцев. Вызвал меня начальник отдела полковник Шаталов и сходу озадачил вопросом:

– Что такое карнавалы у немцев, ты знаешь?

Я смог неуверенно ответить, что это какие-то не то праздники, не то гулянки. Он заметил, что, судя по разговорам, это больше гулянки, и в такой мне сегодня предстоит участвовать. Он ввел меня в курс дела и поставил задачу.

Американский разведчик из Западного Берлина Курт Голлин, организовавший побег нашего солдата с памятника «Победы» в Тиргартене, готовит новую провокацию. Планирует вывод на Запад «втемную» одного из офицеров Берлинского гарнизона, кого – пока не известно. По полученной информации, исполнительница – жительница Западного Берлина, нам не известна. Все должно произойти предположительно этой ночью на карнавале.

Он состоится в здании спортзала и столовой клуба обслуживаемого нами авторемонтного завода в Обершеневайде.

Завод я уже знал. В ремонтных цехах завода работали немцы, начальниками цехов были наши офицеры, нам часто приходилось там бывать. Клуб, спортзал и столовая располагались в отдельном помещении, вход из города туда был свободный. Знаю, что это помещения большие, вмещают несколько сотен человек.

Моя задача состояла в том, чтобы выявить среди сотен гуляющих исполнительницу плана американского разведчика и принять участие в ее задержании и допросе. Для этого на месте уже была группа оперработников во главе с моим наставником майором Рамзаевым.

Я, естественно, спросил, как же я среди сотен гуляющих и подвыпивших людей в масках должен узнать ее. Мне было сказано, что эту задачу я буду решать не один. Там будет и агент – наша помощница. Она знает меня в лицо и укажет в этой толпе исполнительницу плана. Все мои дальнейшие действия после получения информации от агента должны быть направлены на ее задержание. Чтобы помощница могла увидеть и найти меня в этой маскированной полупьяной толпе среди многих людей, мне необходимо быть в форме. Иначе, при необходимости, меня не найти. Ведь не известно, как сложится реальная обстановка. На таких гулянках тайком в штатском бывают и наши офицеры, но им не нужно выделяться и привлекать к себе внимание. А я должен быть заметным для своих и чужих.

Внутри у меня осталось опасение, что мне может еще что-то помешать. Некоторые члены этого немецкого трудового коллектива из числа немцев-руководителей завода знали меня в лицо и мое служебное положение. Но, к счастью, немецкое руководство завода не гуляло здесь, видимо, из идеологических соображений.

Вооруженный напутствием начальства, я отправился на первый в моей жизни немецкий карнавал. Однако осложнения для моего участия в этой гулянке возникли сразу, буквально с порога, там, где мы их и не ожидали.

При входе в клуб меня сразу же решительно остановили, не пропуская, его организаторы. Спросили:

– Куда и зачем идете, да к тому же в форме?

Я недоуменно спросил:

– Что, разве офицеру советской армии не позволительно присутствовать на карнавале? Вы что, друзья, с каких это пор нас ограничивают? И по чьему указанию?

Услышав мой немецкий, встречающие смущенно пояснили:

– Нет, нет! Мы не это имеем в виду! А знаете ли Вы, товарищ офицер, что такое карнавал, как там себя надо вести? Да и почему Вы пришли именно в форме?!

Они указали мне на красочный лозунг, висевший над входом: «Входящий сюда, оставь все свои заботы на улице! Вход без масок запрещен!»

– Смысл карнавала – жизнь без забот! А у Вас такое серьезное лицо! Имейте в виду, что с серьезными посетителями допустима любая, даже неприятная для Вас шутка, которую Вы можете воспринять, как шутку над вашим мундиром, оскорбление чести мундира. А подгулявшие женщины все могут, они такие!

Встречающие дружно посоветовали мне сходить домой и переодеться в штатское. Я отпарировал, что недавно прибыл на службу в Берлин, и у меня еще нет штатского платья. Тогда один организатор предложил дружескую услугу: сходить к нему домой, он живет рядом, и он одолжит мне свой костюм. Правда… за скромную плату. И я спокойно прогуляю в нем эту ночь. Зная, что без формы может пропасть весь смысл задуманной операции, я решительно отказался. Сказал, что мне, как новичку в Германии и знающему немецкий язык, уж очень хочется посмотреть карнавал в реальности. Организаторы, к их чести, решительно заявили, что предупредили меня и не берут на себя никакой ответственности за возможные, неприятные лично для меня, последствия. Уже при подъеме в зал меня неожиданно догнал один из них и сказал:

– Пойдемте в зал, я покажу Вам, где наш основной буфет.

Буфетчик, увидев меня в форме, удивленно поднял брови и поглядел на сопровождающего меня организатора с немым вопросом: «Что это еще такое?!» Спутник, подведя меня к стойке, вдруг заявляет:

– Вам надо выпить!

Мелькнула мысль: напрашивается на угощение, надо его отблагодарить. Заказал пару двойных порций корна, угостил его. Выпили, глядя в зал. Он говорит:

– Заказывайте еще!

Заказываю повторно. Собеседник отказывается и говорит мне:

– Я знаю, русские пьют для начала веселья по сто грамм. Восемьдесят грамм Вы уже выпили, у вас спала напряженность в лице, вы уже не такой серьезный!

Будешь тут серьезным! Знал бы он о цели моего посещения, хотел бы я тогда посмотреть на его лицо!

– Не обижайтесь, что я не выпил повторно с вами, мне ведь предстоит сегодня встречать и провожать гостей.

Он ушел. В мой дополнительный «инструктаж» включился буфетчик:

– Вы впервые на карнавале?

– Да.

– Тогда, чтобы стать его полноценным участником, вам нужно приобрести специальную марку.

– А что это?

Он кивнул в сторону, указав место, где их продают.

– Будете покупать и спросите, Вы ведь говорите по-немецки, там вам и объяснят ее большую значимость! Особую ценность марки мне объяснил их продавец: – Вы платите пять марок, а она бесценна! Она стоит поцелуя той девушки в маске, которой Вы подарите эту марку. Это начнется в два часа ночи, при смотре-параде масок.

Подумал – вот и получил дополнительный инструктаж, действительно полезный для дела. Чувствую некий спад внутренней напряженности. Подействовали две порции корна, выпитые без традиционной закуски, общая атмосфера веселья, музыка, танцы. Нужно входить в обстановку!

Место приобретения марок бдительно наблюдалось присутствующими. Ведь там появлялись новые маски.

Их нужно заранее оценить, как возможных конкурентов в смотре масок, и прикинуть свои шансы. Но это все мне объяснили позже.

Я направился в зал, но был остановлен тремя женщинами в масках – «дамами из гарема». Одна из них, взяв меня за рукав кителя, спросила:

– Это что у тебя, маскарадный костюм или служебный мундир? Если это маскарадный костюм, то ты сразу же должен надеть маску, врученную продавцом марок (я держал ее в руке), и ты будешь иметь колоссальный успех, так как до такого еще никто не додумался – нарядиться на карнавале советским офицером! Но если это твой служебный костюм, то маска не обязательна.

После этих слов я с удовольствием засунул маску в карман.

– Это служебный мундир, а в мундирах маски носить не положено.

Собеседницы, удовлетворенные моим объяснением и тем, что я не являюсь им конкурентом по костюмам и маскам на карнавале, довольно бесцеремонно подтащили меня обратно к стойке и предложили обмыть наше знакомство. Разумеется, за мой счет. Я заказал три рюмки немецкого коньяка по 20 грамм (Normalglas), не забыв и себя. Мы выпили и направились в зал, в толпу гуляющих.

Дамы предложили мне в их компании роль шаха. Я не согласился, сославшись на форму. Тогда эта троица присвоили мне титул «начальника охраны шахского гарема». Делать нечего, приходилось подыгрывать.

Позиция новичка: я ничего не знаю, объясните мне, что это значит, – оказалась в информативном плане чрезвычайно выигрышной. Меня водили из зала в зал, показывали редкие по идее маски, спрашивали мнение. Помню, в этом многообразии масок меня поразила своим каким-то отталкивающим содержанием одна пара. Мужчина и женщина в длинных до пят ночных рубашках, в домашних шлепанцах.

Вот только что встали с кровати! В руках – стеклянные ночные горшки. В них налито пиво, по виду, через стекло, как моча. Они предлагают гуляющим маскам понюхать содержимое, те шарахаются. Еще чего не хватало – нюхать чужую мочу! Тогда владелец горшка сам понюхал, изобразив отвращение на лице. Крикнул после этого:

– Пить хочу! Дайте же мне пить!

Прикладывался к ночному горшку, делал несколько глотков со словами:

– О, как же это вкусно!

При виде этой сцены кругом визг, дикий восторг, хохот, крики:

– Пей больше!

Одна из сопровождающих меня дам из гарема включилась в игру, понюхала содержимое кружки, шепнула:

– Да у них же там пиво налито! Вот кто наверняка получит первый приз! Ну и молодцы!

Спросили меня, не хотел бы я отдать этой паре свою марку? Я ответил, что такие сцены не в моем вкусе! Вижу, ответ им не очень понравился.

Весь вечер я, естественно, с напряжением, ожидал появления нашей соратницы, стараясь быть повсюду на виду, чтобы ей было легче увидеть меня. Уже подумал, что может быть, что-то сорвалось, ведь она из другой части Берлина. Было около двух часов ночи, разгар гулянки. Организаторы уже обращались к присутствующим с призывом готовиться к смотру-параду масок. Во время танца с очередной партнершей, вдруг ощущаю сильнейший щипок в спину, с вывертом. Маска – автор этого покушения, решительно отбивает меня у партнерши. Такие ситуации уже не раз были в течение вечера, это было реакцией на мундир советского офицера. Обычно в таких случаях меня вкрадчиво спрашивали, нравится ли мне их маска, и не отдам ли я им свою марку. Подумал, что это очередная соискательница моей марки. Но никто меня так варварски еще не щипал! Слышу «ласковое» такое обращение:

– Где тебя, черт побери, носит?! Бегаю, весь вечер, как дура, по залам, ищу его! Чего ты связался с этими дамами из гарема? Из-за них нет никакой возможности естественно подойти к тебе. – И строго спросила: – А ты не забыл сохранить свою марку для меня?

Ну наконец-то! Хоть не напрасна эта гулянка! Эта полуголая гвардия также усиленно добивалась от меня выдачи им марки. Я с удовольствием отдал марку нашей помощнице. Она провела меня в танце в конец большого зала и показала на ожидаемую нами исполнительницу американских планов. Это была внешне приятная женщина в зеленом бархатном платье. Она была тоже в маске, сидела на коленях у мужчины. Пора действовать! Мы попрощались. Нахожу взглядом среди гуляющих страховавших ситуацию сослуживцев, бывших, естественно, в штатском. Даю им знать о месте предполагаемого действия – запасной выход из клуба. Подхожу к маске в зеленом бархатном платье и приглашаю ее на танец. Она отказывается.

– Вы отказываете в приглашении офицеру советской армии?

Изобразил легкое недоумение слегка подвыпившего человека. Это было бы для нее внешне неприлично: люди в форме в Германии всегда были в почете. Да и окружающие стали оглядываться, кто это отказывает в приглашении офицеру? Она нехотя встала с колен мужчины, вышла из-за стола. Я боялся потерять эту маску в толпе, и мой взгляд был сосредоточен на ней. Мужчина, на которого я до этого даже не посмотрел, вдруг на русском языке, голосом сильно подвыпившего человека, заявил мне:

– Слушай, лейтенант! Я тоже советский офицер, ты что повел мою бабу?! Вот мои документы!

Он хотел предъявить мне свои документы, но никак не мог: руки сильно опьяневшего человека не попадали в карман. Оперработники, наблюдавшие эту сцену, прикинули, что это, видимо, и есть предполагавшаяся жертва покушения американской разведки.

Танцуя с женщиной в зеленом платье, я почувствовал в ней внутреннее напряжение. Она необычно пристально разглядывала меня в лицо через прорези маски. Мы благополучно протанцевали к запасному выходу, где нас уже поджидала группа поддержки.

На допросе после непродолжительного возмущения порядками, царящими в советском секторе, где порядочному человеку и отдохнуть спокойно не дают, где нет никакой свободы и прочее, выговорившись, маска повела себя на удивление благоразумно.

Она призналась, что прибыла из Западного Берлина по поручению американца. Изложила суть своей задачи. По поручению Курта Голлина, она должна была привезти в Западный Берлин, якобы к себе на квартиру, этого сильно подвыпившего советского офицера, ее знакомого. Офицер не знал, что она с Запада. Для реализации задания предполагалось сесть в городскую электричку, станция которой находилась рядом с местом проведения карнавала, и выйти на первой остановке, но уже в Западном Берлине. Это всего 30–35 минут езды. Там, на квартире, их и ожидал американец, некий разведчик Курт Голлин.

Она подробно сообщила места явок этого разведчика, где и когда она с ним познакомилась, его служебные телефоны для связи, дала его подробный словесный портрет.

Сомнений не было. Это был опять тот самый американский разведчик Курт Голлин, который организовал побег нашего солдата от памятника советским воинам в Тиргартене.

Но его план на этот раз сорвался. Мы выполнили свою задачу, предотвратили преступление. А намечавшейся жертвой американцев оказался офицер берлинского полка правительственной связи, дислоцировавшегося в районе Кепеник.

В завершение допроса, однако, она преподнесла нам и ложку дегтя. Маска, как-то мстительно улыбнувшись, подчеркнуто вызывающе обращаясь ко мне, заявила:

– Вас-то я уже до этого случая знала. Вы же действительно переводчик из контрразведки? Теперь-то я в этом сама убедилась. Правильно мне о вас говорили. Вы думаете, что только вы все знаете?

Молчание с обеих сторон… Ведь я в Берлине всего каких-то неполных три месяца!

– Что? Откуда?! Рассказывай!

Оперработник, ведший допрос, даже встал с места. Маска увидела, что ее реплика произвела на нас впечатление, и, махнув рукой, рассказала, как все просто иногда узнать, если хочешь. Напротив КПП, обеспечивающего контроль входа в административный городок Карлсхорст, располагался, через дорогу, большой немецкий универсальный магазин. При входе в магазин был вместительный стеклянный отапливаемый тамбур, откуда хорошо просматривались все люди, заходящие к нам через КПП в административный городок Карлсхорст и выходящие оттуда.

Оказалось в рамках всего Берлина существовало некое интернациональное содружество девиц легкого поведения.

Причем необязательно профессиональных проституток. Они обменивались между собой информацией. Так, например, они знали дни получения зарплаты русскими, американскими, английскими и французскими военнослужащими. Делились между собой информацией – насколько щедры их клиенты при расчетах. Выявляли и предупреждали друг друга, если кто-нибудь из их компании стал жить не по средствам. Вызнавали источники поступления дополнительных средств, часто по этой причине подозревали подруг в сотрудничестве с контрразведкой.

Оказалось, что признаком принадлежности советских офицеров к контрразведке считалось их участие в работе по пресечению нежелательных контактов наших военнослужащих с асоциальными элементами из местного населения, как правило, по информации, получаемой из криминальной полиции. В этой работе приходилось участвовать и мне как переводчику. Иногда от имени комендатуры, иногда вместе с полицией.

Так вот, в дни наших получек и праздников в Карлсхорсте такие компании группировались в тамбуре указанного магазина, а дамы, попадавшие ранее под нашу профилактику, просвещали наглядно своих товарок о том, кто есть кто.

Так, оказывается, уже в первые же месяцы работы я был кем-то опознан и определилась моя профессиональная принадлежность к контрразведке! Об этом с удовольствием и видимым злорадством проинформировала нас эта дама.