Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава XV

На мусорной свалке у Перлеберга, или чем иногда заканчивались вылазки в ГДР любителей легкого заработка.

В первой половине пятидесятых годов американская военная разведка проводила масштабные акции по сбору информации о советских войсках в ГДР путем осмотра свалок в районах дислокации наших воинских частей. Спросом пользовались все документы о внутренней жизни части: наглядная агитация, листовки, стенды о боевой истории части, брошюры и журналы из воинских библиотек и отходы из туалетов (Schesspapier), конверты от советских писем, которыми пользовались военнослужащие за отсутствием нормальной туалетной бумаги. Последние, испачканные солдатами треугольники, ценились и пользовались у американцев большим спросом. Именно на них имелась самая нужная разведывательная информация – номер воинской части (в/ч), полевая почта (п/п).

При анализе материалов внешнего наблюдения за воинской частью (артиллеристы, танкисты, мотопехота и др.) и наличии номера воинской части, полученного на свалке, выяснялась ее идентификация. А по перемещениям, например, конкретной танковой части разведка могла уже делать выводы о возможных изменениях стратегических замыслов командования ГСВГ.

Например, конкретная танковая дивизия ранее располагалась в тылу группировки, на германо-польской границе. Если обнаруживается ее перемещение из тыла непосредственно на границу с Западной Германией, то это могло свидетельствовать об изменении задач ГСВГ, переход от стратегии обороны к планам наступательного характера. Отсюда и цена солдатского конвертика и спрос на него в американской разведке.

При американских размахах, их глобальности в постановке задач, кадры для решения этих задач подбирались также в массовом порядке без особой подготовки. База для их подбора – лагеря беженцев из ГДР в Западном Берлине, биржа труда безработных уже из числа жителей самого Западного Берлина. В этой работе активно участвовал и «рынок резидентов» в Западном Берлине, о существовании которого я уже упоминал выше и где третий отдел имел определенные оперативные позиции и возможности следить за направленностью разведывательной деятельности американцев и других разведслужб бывших союзников.

Обычно вербовочный подход американского разведчика к выбранной им жертве начинался с безобидного вопроса: не желает ли это лицо «подзаработать», так как по имеющейся у него информации этому немцу живется тяжело, а он, американец, всегда готов помочь нуждающемуся, прийти ему на помощь.

Отметив заинтересованность собеседника, разведчик ставил вполне «простую и безобидную» задачу. Съездить в определенный район ГДР и по месту дислокации советской воинской части поработать на мусорной свалке.

Места нахождения свалок, названия населенных пунктов, средства транспорта, имеющиеся в этом районе, и др. американец подробно называл любителю легкого заработка. Обговаривали и условия оплаты за найденное на свалке – что и сколько будет стоить. Ну, а дальше шли «профессиональные» детали: по какому номеру телефона в Западном Берлине докладывать о результатах посещения свалок в ГДР, места явок и др.

Расскажу о конкретном примере поездки в ГДР одного из таких «агентов из-за нужды», который был задержан на свалке в районе города Перлеберга в начале пятидесятых годов.

Это был уже пожилой человек, бывший солдат, прошедший войну, знавший содержание пропагандистских мифов Геббельса о русских. Назовем его условно Штюрмер.

В Перлеберг из Западного Берлина на выполнение задания американцев Штюрмер выехал вдвоем со знакомым.

Быстро, по данной американцем схеме, нашли свалку. Принялись за «работу» по сортировке мусора.

Здесь нужно заметить, что все советские штабы воинских частей были ориентированны на максимальную утилизацию отходов внутри части, а при невозможности полного их уничтожения у себя, они должны были регулярно путем патрулирования контролировать свалки своих отходов вне части до их полного уничтожения немецкими властями.

В то время, пока Штюрмер и его напарник работали на свалке по сортировке мусора, из расположенной поблизости части вышел дневальный, чтобы проверить сигнал, полученный от постовых наружной охраны, что на свалке появились посторонние люди.

На наше счастье дневальным оказался солдат, бурят по национальности, из разведывательного батальона, хорошо обученный «брать языка» и конвоировать его.

Подойдя скрытно к свалке, он заметил двух нарушителей. Солдат подкрался к Штюрмеру сзади, схватил его за воротник и резко применил к нему физический прием на «удушение», в результате чего у того сразу пропало желание сопротивляться. Потом солдат громко словами «Хенде хох!» заставил Штюрмера поднять руки вверх и повернул его к себе лицом. Тут у задержанного от страха совсем помутилось сознание. Перед Штюрмером стоял солдат с монголоидными чертами лица, на котором читалось жесткое выражение решимости к дальнейшим действиям; в его руках был плоский штык-нож.

Солдат отпустил ворот задержанного и быстро показал ему рукой на пояс брюк и ширинку. Штюрмер этот жест истолковал так, что этот странный по виду, не славянского происхождения солдат, видимо, хочет по своему азиатскому обычаю лишить его – немца мужского достоинства. Он вдруг ясно припомнил одну из листовок последнего года войны, в которой Геббельс писал, что придут азиаты из глубин России и будут резать всех немцев без разбора.

Видя «непонятливость» задержанного, солдат с силой расстегнул у того пояс на брюках, вырвал ремень из петель брюк, рывком раскрыл ширинку, штыком срезал все пуговицы на ней, сдернул с нарушителя брюки ниже колен… и бросился на свалку ловить его напарника. Штюрмер остался стоять посреди свалки с поднятыми руками и брюками, спущенными ниже колен. Напарник оказался более шустрым, да и был намного моложе Штюрмера, он сумел убежать от нашего солдата.

Штюрмер, переживший сильнейший стресс, уже плохо соображал. Как в тумане помнил он дальнейшие события. Был удивлен, когда прибежавший после неудачной погони солдат не стал применять свой штык, а приказал поднять брюки и придерживать их обеими руками, и отконвоировал его в таком виде к дежурному по части. Последний передал задержанного вызванному оперработнику контрразведки.

Дар речи полностью вернулся к Штюрмеру только после ухода солдата-бурята из кабинета оперработника.

Солдат написал рапорт об обстоятельствах задержания немца на свалке, передал вместе с рапортом пакет с бумажными отходами, отобранный им у задержанного, а также вернул ремень от брюк Штюрмера, изъятый у того при захвате.

Дальнейшую искреннюю беседу с работником военной контрразведки Штюрмер воспринял как благословление судьбы. А свой испуг при появлении бравого солдата с азиатской внешностью он объяснял позже остатками влияния на свое сознание лживой нацистской пропаганды.

Бойцов разведбатов в то время учили и на опыте финской кампании. А учили их тому, например, как делать при 40-градусных морозах беззащитными задержанных финнов и правильно их конвоировать. Это солдат и применил успешно на деле.

Здесь же Штюрмер смог в полной мере оценить «доброжелательность» американского разведчика из Западного Берлина, толкнувшего его за жалкие гроши на край пропасти, злоупотребившего по существу его бедственным положением безработного.

Глава XVI

Экскурсия по парку Сан-Суси и дворцу Цецилиенхоф в Потсдаме с членом Политбюро ЦК КПСС Д. Т. Шепиловым в июне 1957 г,

В июне 1957 года, в один из субботних вечеров, редко бывавших свободными, мы отмечали у приятеля-сослуживца какое-то событие. Были еще молодые и здоровые. Заметно «расслабились» – отошли от забот текущих. Довольные проведенным вечером пришли с супругой домой. Я блаженно заснул.

Ну, надо же! Около шести утра неожиданная побудка – посыльный с лаконичной запиской: «В восемь часов быть в управлении у дежурного. В форме».

Я явно еще не доспал. Пришлось срочно дважды принять холодный душ, размяться, принять другие профилактические меры, чтобы стряхнуть с себя дрему.

Одел форму, попросил жену критически осмотреть меня и в 7.20 вышел из квартиры.

Подхожу к управлению. У выхода сталкиваюсь с начальником управления генералом Г. К. Циневым. Поприветствовал по уставу. Слышу вопрос: «Почему опаздываете?» Протягиваю записку, где стоит время явки 8.00. На часах было еще семь минут до восьми. Посмотрев записку, он вернул ее мне со словами: «Инструктаж получите у дежурного!» Дежурный встретил меня словами:

– Ты где пропадаешь? Генерал тебя не дождался.

Я говорю в ответ:

– Да вы что? Вот же ваша записка, читайте. Там стоит: быть к 8.00, а сейчас без пяти минут восемь. Какие претензии?

Надо было указать другое время, и я бы пришел раньше.

Есть у немецких военных мудрая поговорка: «Fuenf Minuten vor der Zeit, ist des Soldaten Puenktliclkeit» – «Быть на месте за 5 минут до назначенного времени, такова точность солдата». Правы они. Ведь у начальства после команды вызвать тебя всегда что-то может измениться, а ты об этом и не знаешь. Поэтому надо являться до, а не после назначенного времени. Это дисциплинирует, порой просто выручает и может уберечь от неприятностей. Эту солдатскую мудрость я взял на вооружение, и она, как видите, уже оправдывала себя на деле.

Дежурный коротко ввел в суть дела.

В Группу советских войск в Германии прибыл известный политический и государственный деятель, секретарь ЦК КПСС по идеологии, кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, он же главный редактор газеты «Правда» Шепилов Дмитрий Трофимович.

Шепилов высказал пожелание познакомиться с достопримечательностями города Потсдама, прежде всего с парком Сан-Суси и дворцом Цецилиенхоф. Мне поручено выступить в качестве гида-переводчика и познакомить его с городом. Д. Т. Шепилова сопровождает начальник Политического управления ГСВГ генерал-полковник (фамилии сейчас не помню). Я попытался было как-то оценить ситуацию, спросил:

– А что, в Разведуправлении Штаба Группы войск разве нет своих переводчиков?

Дежурный ответил:

– Разговор беспредметен – это приказ. Да и они через 30 минут уже будут здесь. Иди, встречай и действуй, нет времени для обсуждений. Машина подъедет к входу в наш служебный городок.

Это было знаменитое место в Потсдаме. На развилке трех дорог рос могучий столетний дуб. Я направился вы-поднять указание. У дверей меня остановил «человек в штатском», руководитель нашей службы наружного наблюдения. Взяв меня за рукав, сказал:

– Мы с тобой.

Дежурный крикнул мне вслед:

– Забыл напомнить! Шепилов ведь охраняемое по закону лицо, так что взаимодействуй там с ребятами. Они будут охранять!

Вышли от дежурного вместе. Спрашиваю, в чем суть моего взаимодействия, я ведь никогда еще не работал с охраняемыми государством лицами, да еще такого высокого положения. Руководитель «НН» пояснил, что моя задача очень проста: следить, чтобы при посещении залов и экспозиций, при переходе из зала в зал немцы-экскурсоводы не закрывали двери перед охраной.

– Вас-то они пропустят и будут вам кланяться, а перед нами обычно закрывают дверь.

Договорились, что я буду говорить гидам, что «эти товарищи тоже с нами» и следить за тем, чтобы нас не разделяли. У дуба уже стояла скромная машина с нашей бригадой «НН».

Минут через десять, мягко шурша шинами, подкатил правительственный ЗИС. Машина остановилась, вышел генерал-полковник, открыл дверцу у первого сидения. Оттуда вышел высокий пожилой, но энергичный человек в штатском с приятными интеллигентными чертами лица. Я представился. Д. Т. Шепилов подал руку, спросил:

– Так это вы будете нашим путеводителем? Что вы хотите нам показать?

Я назвал комплекс дворцов в парке Сан-Суси, дворец Цицилиенхоф в парке Новый Сад и гарнизонную церковь, известную тем, что там якобы венчался Гитлер. Шепилов сразу отвел как объект осмотра гарнизонную церковь:

– Она может представлять интерес только для бывших поклонников Гитлера, а в архитектурном отношении ничего не значит.

Затем спросил:

– А у вас нет ли каких-либо затруднений по ходу осмотра?

– Есть.

– В чем дело?

– При осмотре комплекса дворцов в Сан-Суси и картинной галереи, где выставлены собрания работ известных французских, фламандских и итальянских мастеров искусства, гиды часто переходят на французский язык, чтобы блеснуть перед посетителями своими познаниями. Та же ситуация при осмотре летней резиденции короля и кабинета Вольтера. Могут возникнуть паузы в переводе, так как французский я не знаю, и о чем они там говорят – передать не смогу. В новом дворце, в музее под названием «Мушельзал» (музей палеонтологии и полудрагоценных камней, по существу – геолого-минералогический музей) гиды часто переходят на латынь, которой я тоже не владею.

Опять будут паузы в переводе.

Шепилов как-то дружески хлопнул меня по плечу, пытаясь, видимо, подбодрить, и сказал:

– А вы, знаете, не робейте. Вдвоем мы наверняка справимся. Французским я владею, латынь еще не позабыл. А немецкую часть перевода берите на себя. То, что вы там уже побывали и представляете себе обстановку – это уже половина дела.

Вот так мы и «распределили» обязанности по ходу намечаемой экскурсии.

При осмотре дворцов на меня произвели глубокое впечатление тактичность Д. Т. Шепилова, знание им ряда аспектов французской живописи и философии, немецкой военной истории, мировоззренческих взглядов многих прусских королей и вообще истории Германии, и, наконец, его познания в области палеонтологии и минералогии. Последнее меня особенно удивило. Должен напомнить, что до учебы в Ленинграде я закончил первый курс Свердловского Горного института. Сдавал зачеты по минералогии, бывал в Свердловском геолого-минералогическом музее, то есть уже имел представление об этой отрасли знаний.

В памяти осталось несколько наиболее характерных эпизодов этой экскурсии. Так, в одном из дворцов Сан-Суси, в летней резиденции короля, нам была представлена комната отдыха одного из прусских королей. Шепилов внимательно выслушал объяснения гида и шепнул мне:

«А теперь давай “подопрашиваем” этого гида. Внимательно переводи мои вопросы и также точно, буквально дословно его ответы».

– Так вы говорите, что это комната отдыха вашего короля?

– Да.

– Охарактеризуйте его мировоззренческие взгляды, его пристрастия, увлечения, любимая музыка и так далее.

Гид подробно ответил на вопросы.

– И это – диван, на котором он отдыхал? Он стоял на том же месте, где стоит сейчас?

– Да.

– И предметы тоже на своих местах, диван, картина, висящая на стене напротив дивана? Французского философа Вольтера, говорите? Расскажите о мировоззренческих взглядах этого философа.

Гид начинает отвечать по-французски. Шепилов включается с ним в диалог на французском. Переводит мне:

– Он сказал, что этот философ был, по существу, идеологическим противником этого их короля.

И обращаясь ко мне:

– Теперь ты спроси его, неужели королю доставляло удовольствие в минуты отдыха наслаждаться прекрасно написанным портретом Вольтера – своего идеологического противника? Все ли выставленные здесь предметы действительно сохранены так, как это было при короле?

Гид остановился, замолчал. После некоторого замешательства заявил, что портрет француза, видимо, попал в эту комнату случайно и что он сам вообще-то за этот раздел музея не отвечает. Данный раздел музея ведет его коллега, который болен, а он, так сказать, вынужден вести его раздел «по совместительству». Шепилов бросил: «Так, начинают делать реверансы! Но это не для перевода». На что я кивнул понимающе.

В одном из последующих залов, кажется в библиотеке короля, был ряд стендов, посвященных войне России против Наполеона и участию в ней прусских войск вместе с русскими. Шепилов стал подробно, детально «потрошить» гида об этом интересном периоде истории Германии, так как вопрос был актуален и в сегодняшнее время. Ведь речь шла об истоках русско-немецкого братства по оружию. О том, как немцы и русские вместе били французов. Это, по существу, задача дня в рамках популяризации идеи германо-советской дружбы.

Вымотав гида до изнеможения по этой проблематике, Шепилов обратил свой взор на начальника политуправления, предупредив меня, что для немца перевод их разговора делать не нужно. Он спросил генерал-полковника, насколько широко эти исторические корни германо-русского братства по оружию политуправление пропагандирует среди личного состава ГСВГ? Знает ли об этом хотя бы офицерский состав, включено ли это в план политучебы?

И так далее, и тому подобное.

Мне было не очень удобно слушать этот довольно острый разговор двух руководящих политработников: секретаря ЦК КПСС по идеологии и начальника Политуправления ГСВГ. Я немного посторонился и услышал шум за закрытой дверью в зал – ее кто-то явно дергал с другой стороны.

Я осмотрелся и не заметил наших сопровождающих. Вредный гид успел захлопнуть дверь перед их носом, а я, увлеченный его «потрошением», не заметил этого. Пришлось быстро нырнуть к двери, впустить сопровождающих и вновь обратиться к гиду:

– Ведь я же просил вас, говорил, что они «тоже с нами». Прошу еще раз: не закрывайте перед ними дверь, а пускайте их вместе с нами.

Гид молча развел руками, мол, пардон, извините.

Закончив «собеседование» с начальником политуправления, Д. Т. Шепилов вновь обратился ко мне:

– А ну-ка, давай еще раз попытаем твоего гида!

Я не удержался:

– Почему моего?

– Но ведь ты же ходил и договаривался с ним.

– Да я…

– Давай-ка пощупаем его еще, что он сам-то думает о своей роли в пропаганде истоков германо-советской дружбы.

Последовал ряд наводящих вопросов гиду. Как он оценивает значимость экспонируемых документов по проблематике «немецко-российского братства по оружию»?

Есть ли у них еще материалы по этой теме? Где они? Кто над ними работает? Считает ли он достаточным скромный материал, выставленный здесь? Видит ли он актуальность этой темы в настоящее время? И другие.

Взмокший гид явно начал вибрировать. Сказал, что в общем и целом понимает значимость данной проблемы. Материалы по этой теме у них есть, выставлены не все.

Но ведь они не очень вписываются в научный профиль их музея. Для этого специально нужно создавать отдельный музей с военно-историческим уклоном. Но это же не их задача.

Шепилов бросил начальнику политуправления:

– Слышишь, что они говорят?

Перед посещением минералогического музея Шепилов сказал мне:

– Договорись в дирекции, чтобы нас в музее сопровождал не временно исполняющий, а кандидат наук, а еще лучше – сам директор этого «мушельзала», компетентный в камушках, выставленных там.

Перед тем как пойти снова в дирекцию музея и видя удрученного гида, я спросил Шепилова:

– Теперь меня, наверное, спросят о вас: кто же этот господин? Что отвечать?

– Скажите, что это личный гость, ну, родственник что ли генерала. С них хватит!

В дирекции я изложил просьбу Шепилова о компетентном гиде по следующему намеченному к осмотру музею.

Немцы дружно кинулись к окну, оценили машину, посмотрели на удрученный вид своего коллеги и сказали, что через 30 минут там будет сам директор «Мушельзала» – палеонтологического и минералогического музея, он кандидат геолого-минералогических наук. Задали вопрос о служебном положении «того штатского возле генерала», на что я ответил в соответствии с договоренностью.

Во время вынужденного отдыха в парке Шепилов сказал:

– С этим музеем, похоже, не совсем чистая история. Во время войны немцы ограбили киевские музеи и увезли в Германию ценнейшую коллекцию минералов. Есть слухи, что они разместили киевскую коллекцию якобы в этом «Мушельзале», куда мы сейчас пойдем. Посмотрим, что они нам там наговорят и покажут.

На пороге «Мушельзала» нас встречал директор. Он представился и сказал, что он геолог, кандидат геологоминералогических наук.

При осмотре экспозиции этот гид действительно давал пространные комментарии по латыни. Я слушал их тоже в переводе охраняемого лица. Осмотрели окаменелости, моллюски, раковины, образцы полезных ископаемых. Обошли весь громадный зал.

Посреди зала был ряд колонн, выложенных полудрагоценными камнями. После пространных объяснений гида Шепилов сказал:

– Переведи ему, что мы сами хотели бы походить и полюбоваться камнями.

Гид согласился и сказал, что если будут вопросы, то он к нашим услугам.

При повторном осмотре зала Шепилов сосредоточил свое внимание на колоннах. Указал мне, что на двух из них просматриваются относительно свежие, вмонтированные образцы. Было заметно, что при сравнении с другими колоннами, где был цельный рисунок монтажа образцов, на двух виднелись нарушения в местах склейки, образцы выглядели свежее.

– Да это и есть, скорее всего, киевская коллекция. Минералы-то не из германской земли, а из наших, российских недр, а вот и уральские камешки. В этом-то я немного разбираюсь! – заметил он.

Мы продолжили прогулку по залу. Через некоторое время Д. Т. Шепилов предложил мне спросить гида, какие образцы минералов выставлены на всех четырех колоннах. Гид уверенно заявил, что все это – сокровища германских недр.

– Правда, могут быть отдельные образцы из Чехословакии.

На это Д. Т. Шепилов бросил реплику:

– Ну, вот и получили ответ!

Дальнейший осмотр парка и дворца Цецилиенхоф прошли ровно, без осложнений. Начальник Политуправления как экскурсант вел себя очень пассивно. От него я не получил ни одного вопроса или просьбы.

В последующие дни я подробно рассказал сослуживцам об этой экскурсии и с восторгом высказал свое восхищение эрудицией и тактичностью Д. Т. Шепилова…

А в это время в Москве уже проходил июньский Пленум ЦК КПСС 1957 года «О преодолении культа личности и его последствий», который признал Маленкова, Молотова, Кагановича и «примкнувшего к ним Шепилова» виновными в выступлении против политического курса партии. На этом пленуме решалась дальнейшая судьба Д. Т. Шепилова как политического деятеля.

Позже на одном из партсобраний, на котором мы обсуждали документы этого пленума ЦК КПСС, кто-то из сотрудников отдела, прибывший к нам из Москвы, в довольно язвительной форме предложил дополнить резолюцию партсобрания словами: «Шепилов и примкнувший к нему Корнилков». Видимо, не всем понравились мои впечатления о личности Д. Т. Шепилова.

Данное «предложение», конечно, не прошло и в протокол не попало.

На меня произвела огромное впечатление интеллектуальная мощь личности Д. Т. Шепилова. Его биографии до этого я не знал, и меня заинтересовали истоки такой эрудиции. Я узнал, что он не только «партийный и государственный деятель», но также профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, председатель Комиссии Верховного Совета СССР по международным делам, министр иностранных дел, написал много книг.

Забавляла мысль, а как бы выглядел наш гид в Сан-Суси, если бы я ему перевел все титулы Дмитрия Тимофеевича Шепилова. В дальнейшей службе мне пришлось столкнуться со многими партийными руководящими работниками в родной Пермской области. Я невольно сравнивал их поведение с поведением Д. Т. Шепилова. Увы, сравнение было далеко не в их пользу.