Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Глава XX

На тихом хуторке под Ораниенбаумом. Пресечение утечки секретных сведений из учебного центра ВВС в ГСВГ.

Наряду с решением главных задач – проведение закордонных контрразведывательных мероприятий против органов военной разведки стран НАТО в Европе, нацеленных на Группу советских войск в Германии, – на третий отдел возлагалась также задача оказания помощи особым отделам ГСВГ в работе по серьезным делам и сигналам на граждан ГДР, обоснованно подозреваемых в шпионской деятельности против советских военных объектов в Германии.

В реализации одной из таких серьезных разработок по шпионажу мне пришлось принимать участие лично.

В книге С. 3. Острякова «Военные чекисты», выпущенной «Воениздатом» в 1973 году, по данному делу на странице 249 написано дословно следующее:

«…Бывало, что западные разведки снабжали свою агентуру из местных жителей оптическими приборами для наблюдения за советскими военными объектами.

Около одного нашего аэродрома был задержан немец, который на чердаке своего дома установил фотоаппарат с мощным телеобъективом и через специальное отверстие в черепичной крыше фотографировал самолеты на аэродроме примерно с расстояния в 1000 метров…»

А вот как на самом деле проходила операция по задержанию этого опасного агента английской военной разведки.

В июне 1958 года руководство третьего отдела направило меня на совещание во второй отдел управления, где началось обсуждение серьезного мероприятия по пресечению шпионской деятельности агента противника, работающего против одного из аэродромов воздушной армии ГСВГ. Спрашиваю, разве нельзя в этом мероприятии использовать возможности МГБ ГДР? Мне разъяснили, что именно для совместных действий с сотрудником МГБ ГДР при аресте и намечается мое участие. Всю операцию поручать немецким органам госбезопасности нецелесообразно: слишком серьезен наш объект, которым заинтересовалась разведка противника.

Я узнал на этом совещании, что военный аэродром в местечке Ораниенбаум является единственным учебным центром на всю ГДР. Командный и инженернотехнический состав 24-й воздушной армии ГСВГ имел возможность знакомиться здесь с новой авиационной техникой, поступающей на вооружение советских ВВС. Но этими самолетами вооружаются пока только внутренние военные округа в СССР. Ввиду новизны разработок, а естественно, и их степени секретности, данные типы самолетов за границу на вооружение сейчас не поставляются из-за опасности утечки секретной информации.

Сюда, на аэродром в Ораниенбаум, время от времени прилетают, так сказать, «демонстрационные» экземпляры.

Здесь с ними знакомят командиров авиационных частей и старших инженеров полков, а потом самолеты улетают обратно в СССР. Таким образом, отпадает необходимость командировок летчиков из ГДР в Союз для знакомства с новой техникой.

Естественно, требования к охране и режиму секретности этого аэродрома в Ораниенбауме были повышенные. Особый отдел, ответственный за его контрразведывательное обеспечение, в процессе оперативной работы вышел на одного подозрительного человека, жителя близлежащего хутора, которого предстояло арестовать, чтобы убедиться, насколько основательны наши опасения.

А начало этой истории было самым банальным для военных объектов ГСВГ в ГДР.

Несколько раз вблизи данного аэродрома были обнаружены разбросанные листовки на русском языке зарубежной антисоветской организации ЦОПЭ (Центральное объединение послевоенных эмигрантов). Последние варианты листовок были с ухищрениями. Чтобы привлечь внимание наших солдат и заставить их поднять с земли листовку, на одной ее стороне печаталось изображение денежной купюры ГДР (50, 100 марок), а на другой текст на русском языке с обращением к советским военнослужащим.

Оперативник особого отдела, занимавшийся розыском распространителя листовок, подошел к работе творчески и проявил дотошность опытного криминалиста. Он добился увеличения количества наружных постов охраны аэродрома, установил между ними телефонную связь, четко проинструктировал солдат о задачах выявления подозрительных лиц по периметру аэродрома, открыл два дополнительных поста, снабдил часовых биноклями. Кроме того, он подготовил служебно-розыскную собаку – овчарку, освежил свои навыки консервации запаха на предметах, причастных, возможно, к преступлению (свежие листовки, их упаковка, следы на месте разбрасывания и т. д.). Его усилия оправдались.

При обнаружении рано утром в очередной раз новых листовок два поста зафиксировали появление неизвестного пожилого мужчины на велосипеде, удалившегося от аэродрома в сторону хутора. В бинокли часовые определили, что он вошел, ориентировочно, в первый дом при въезде на хутор, в котором насчитывалось всего шесть дворов.

Утверждать однозначно, в какой дом вошел неизвестный, часовые не могли, так как первый дом от аэродрома был скрыт деревьями. Со стороны аэродрома хорошо просматривалась только красная черепичная крыша этого дома.

Оперработник особого отдела с собакой и понятыми немедленно прошел по периметру аэродрома. Они обнаружили в нескольких местах разбросанные листовки и свежие следы от колес велосипеда. Нашли также одно место, где неизвестный слезал с велосипеда и разрывал упаковку от пачек листовок, которую он бросил на землю. Упаковка была предъявлена собаке и аккуратно сложена в присутствии понятых в приготовленные для этого полиэтиленовые пакеты. С собакой тщательно обследовали то место, где неизвестный топтался на земле, разбрасывая листовки. Все это было задокументированно.

Через полтора часа группа солдат и оперработник с собакой пробежали через хутор под видом сдачи кросса.

Собака дважды садилась у входной калитки первого дома (при пробеге через хутор вперед и назад), дав знать, что она нашла известный ей запах. Так окончательно определился дом, в котором скрылся в то утро неизвестный, разбросавший листовки. Но кто он? Хозяин этого дома или гость, приезжавший из города? Это еще предстояло выяснить. Понятно, что с этого времени часовые на аэродроме, несшие круглосуточную охрану, да временами и сам оперработник, не спускали глаз с хутора и его первого дома, утопающего в зелени. Хоть аэродром и располагался на возвышенности по отношению к хутору, однако просматривалась хорошо, как уже говорилось, только крыша дома. Поэтому не было возможности выяснить, кто посещает этот дом и кто там фактически живет.

Через пару дней – новое открытие! Один из наблюдавших доложил оперработнику, что в крыше этого дома он какое-то время наблюдал появление темного окна или отверстия. Потом его не стало. Обратили внимание других постовых на эту деталь. Наблюдение в бинокли с двух точек подтвердило факт появления и исчезновения в крыше темного отверстия на фоне красной черепицы.

Зафиксировали время его явления. Опять открытие! Оно совпадало со временем выкатывания на летном поле «демонстрационного» типа самолета и начала занятий с очередной группой обучающихся!

Стало ясно, что окно служило для наблюдения за аэродромом. Но расстояние только по прямой было около полутора километров. Значит, там, под крышей, должно находиться мощное оптическое устройство. Эти детали и заставили бить тревогу.

На данном этапе работы этому особому отделу была оказана вся возможная срочная помощь со стороны управления особых отделов. Было установлено круглосуточное наружное наблюдение (НН) за хутором и его первым домом. Бригады НН подтвердили результаты войскового наблюдения. С появлением самолета на летном поле на крыше дома отодвигались изнутри две черепичные плитки, и в темноте слегка просматривался блеск оптического прибора. При удалении самолета с летного поля отверстие в крыше изнутри закрывалось.

Через МГБ ГДР срочно выяснили, что в доме живет пожилая супружеская пара. Брак не зарегистрирован.

Мужчина по фамилии Краузе – выходец из отошедшей к Польше Силезии, где во время войны работал каким-то чиновником. Больше пока ничего выяснить не удалось. Правда, соседи знали, что у этого мужчины якобы есть родственники в Западном Берлине, куда он изредка ездит. Близких отношений с соседями он не поддерживает. В мансарде этого дома имелась небольшая жилая комната.

Данные сведения означали, что противником, возможно, раскрыто истинное предназначение аэродрома в Ораниенбауме как учебного центра воздушной армии ГСВГ, в котором изучалась новая авиационная техника, и возникла реальная угроза оптического наблюдения или фотографирования образцов новейшей техники. Этот факт был взят на контроль в Москве. Для координации работы по нему срочно прибыл представитель центрального аппарата.

Было принято решение предотвратить возможную утечку секретной информации. Стало ясно, что хозяин этого дома, Краузе, кроме распространения листовок ЦОПЭ, а доказательства его причастности к этому уже имелись (консервация запаха, собака, показавшая калитку), также ведет оптическое наблюдение за новой техникой с крыши своего дома. А вот этот состав преступления предстояло еще доказать.

С этой целью для Краузе устроили небольшую приманку, на которую он должен был отреагировать. К вечеру самолет не убрали с летного поля в ангар, как обычно делали раньше, а оставили на летном поле, только закрыли чехлами на ночь и выставили часовых. Как и предполагалось, а наружное наблюдение подтвердило это, «окошко» в крыше не было закрыто на ночь. Дали возможность предположить вражескому наблюдателю, что рано утром у самолета начнутся новые занятия (кстати, так уже бывало раньше, и он мог об этом знать). А он, закрыв окошко, может упустить шанс пронаблюдать новые детали конструкции самолета. Вот в такой ситуации и было принято решение сделать рано утром обыск у Краузе на чердаке и в квартире и провести его арест.

Оперативная группа, участвовавшая в этом мероприятии, была выстроена часов около пяти утра на аэродроме.

Инструктаж участников проводил представитель центрального аппарата. Я в строю стоял рядом с сотрудником МГБ ГДР. Он и рассказал мне о результатах установки по дому и хутору. Я переводил ему существо главной задачи, выпавшей на нашу с ним долю.

Быстро и скрытно сотруднику госбезопасности ГДР предстояло через веранду проникнуть в жилище с тыльной стороны строения, а оттуда на чердак. Здесь ему надлежало обнаружить «окно» в крыше со стороны аэродрома, внимательно осмотреть обстановку с целью обнаружения улик шпионской деятельности и при их обнаружении взять это место под охрану.

Наша главная задача состояла в том, чтобы не дать Краузе опередить нас. Чтобы он не смог до нас попасть на чердак, закрыть «окно» и уничтожить возможно имеющиеся там какие-либо улики, изобличающие его в преступлении, и затруднить тем самым следствие по его делу. Если хозяева дома обнаружат присутствие постороннего на чердаке, я был обязан остановить и, не допуская их на чердак, объявить им об аресте. То есть, по замыслу, я снизу страховал действия оперработника органов госбезопасности немцев. Он, в свою очередь, должен был сверху дать мне знать о том, что он наверху у «окна», и я могу вызывать помощь.

Но так гладко все выглядело только на бумаге, в планах операции. Не у всех ее участников была полная ясность понимания своих задач и путей их решения.

На первом этапе все прошло хорошо. Мы проникли во двор, бесшумно открыв калитку. Немецкий оперативник ушел на другой конец дома, к веранде, и занялся входной дверью в нее. Я по его сигналу, вошел внутрь двора и подошел к окну на кухню, расположенному у двери в жилой дом.

Едва я подошел к окну, как на меня бросилась с громким лаем большая черная овчарка. К счастью, собака была посажена на цепь. Я отпрыгнул от нее на выступ фундамента у стены дома. Пес рвался с цепи, хрипел в ошейнике. Конура в углу дома, к которой была прикреплена цепь, стала поддаваться усилиям пса, пытавшегося дотянуться до меня.

Я растерялся… Пристрелить собаку не составляло труда, но делать этого было нельзя – неизвестно, чем это потом могло обернуться. Отходить от окна тоже нельзя – сюда нужно вызвать хозяина.

Так в один миг сорвалось скрытное проникновение на чердак дома, и пропал фактор внезапности ареста. Овчарки в наших расчетах не было. Мы, непосредственные исполнители плана, не знали о ней. Срочность подготовки операции не дала возможности нам изучить все детали, могущие повлиять на исход операции.

Лихорадочно думаю: «Где может находиться сейчас хозяин дома? Только бы он не бросился на чердак, полагая, что это обыск. Ведь тогда он может испортить весь наш замысел, убрать улики с места наблюдения и закрыть отверстие в крыше».

Свирепый лай собаки услышал оперработник МГБ ГДР, возившийся с дверью на веранде. К счастью, он имел опыт обращения со служебными собаками. Немец отвлек ее внимание на себя и стал толкать ей в пасть небольшие палки и поленья для растопки печи, которые были сложены в поленницу в углу двора. Он крикнул мне:

– Делать нечего, стучи в окно, вызывай хозяев!

Я энергично постучал в окно. На мой стук у окна на кухне появился пожилой мужчина в исподнем белье. Опознав в нем по описанию самого хозяина дома Краузе, я громко крикнул, направив через окно на него пистолет:

– Ни с места! Вы арестованы! Посылай жену, чтобы она открыла дверь и убрала собаку, иначе я ее пристрелю!

Краузе сделал было движение, чтобы отойти от окна, но я с яростью повторил:

– Ни с места! Руки вверх! Иначе я стреляю без предупреждения, – и пригрозил направленным ему в грудь пистолетом.

Хриплым, обрывающимся голосом Краузе вызвал жену. Та открыла дверь и затолкала хрипящую овчарку в чуланчик у входа в дом.

Немецкий оперработник немедленно воспользовался этим. Когда хозяйка занималась собакой, а хозяин стоял у кухонного окна с поднятыми руками, – нырнул в открытую дверь дома и устремился на чердак. Минут через пять я услышал сверху его громкий уверенный голос:

– Все в порядке! Вызывай срочно остальных. Все на месте!

По моему сигналу прибыла вторая опергруппа, уже в форме советских военнослужащих. Я передал им Краузе и плачущую хозяйку, которой я пока не разрешил заходить в дом, чтобы она не мешала во время обыска и допроса, и велел держать в чулане собаку.

Сам стремительно бросился на чердак. Да! То, что я увидел, было достойно документальной киносъемки и стоило всех наших хлопот. Чистое чердачное помещение.

«Окно» в черепичной крыше, выходящее в сторону аэродрома. У отверстия на треноге установлена труба – мощный телеобъектив длиной около 80 см с прикрепленным к нему фотоаппаратом. Возле фотоаппарата – стул, у стены – кушетка. Рядом на столике – две катушки с запасной фотопленкой, термос с кофе, одна чашка кофе недопита, на тарелке бутерброды. Да! Шпионить, так с удобствами!

Вот это чисто по-немецки!

Прибывший с опергруппой фотограф азартно фотографировал эту шпионскую «композицию». Все доказательства налицо. Цель шпионажа была также в кадре: в телеобъектив хорошо просматривался зачехленный «демонстрационный» самолет и часовой возле него.

При задержании Краузе пытался было убежать от окна, и я повторно крикнул ему, что буду стрелять без предупреждения. Он, видимо, уловил по моему произношению, что я не немец, а по моему решительному виду понял, что я действительно могу пристрелить его на месте.

У Краузе при осознании факта, что его арестовывает русский, случился шок, нижняя челюсть отвисла. Наверное, поэтому, когда во время допроса он увидел меня, входящего в помещение, он снова потерял способность связно говорить и придерживал рукой отвисавшую челюсть. По этой причине в допросе Краузе я не участвовал.

Когда рассвело и по нашей просьбе на аэродроме сняли чехол с самолета, то мы сами смогли ясно увидеть даже заклепки на узлах истребителя, его номер и узнавали по лицам оперработников, которые подходили к самолету.

Вот так! Новейший образец советского истребителя оказался в объективе разведки противника. Отснятые пленки, а их оказалось пять катушек, до натовских разведслужб, правда, не дошли. Советская военная контрразведка отреагировала точно и своевременно. Это дело вошло в историю работы Управления особых отделов КГБ по ГСВГ.

Через несколько дней после ареста Краузе на аэродром пришла его жена, представилась оперработнику и сообщила, что у нее есть дополнительные сведения, касающиеся арестованного сожителя. Пригласив в дом оперработника, она сказала, что под крышкой водонапорной колонки, стоявшей в центре двора, он что-то прятал. Подняв крышку, оперработник обнаружил хорошо смазанный исправный пистолет системы «Вальтер» с досланным в патронник патроном, магазин снаряжен. Рядом был второй полностью снаряженный магазин.

Женщина еще раз заявила, что о шпионской деятельности своего сожителя она ничего не знала и не одобряет ее, поэтому добровольно сообщает об этом тайнике советскому командованию.

Уже в тюрьме бывший гестаповец Краузе рассказал сокамернику о своих планах, связанных с хранившимся у него пистолетом. Он полагал, что рано или поздно его могут арестовать русские, так как он им сознательно вредил, как мог – и листовками, и фотографированием их самолетов, сотрудничая с западной разведкой.

Он рассчитывал, что при аресте его сначала будут допрашивать дома (на деле так и было), потом поведут в тюрьму. При выходе из дома (а здесь и стояла водонапорная колонка) он хотел попросить напиться и умыться, надеясь, что это ему разрешат. Тогда он намеревался выхватить из-под крышки колонки заряженный пистолет и перестрелять русских, арестовывавших его. На вопрос сокамерника, почему он так не сделал, Краузе ответил, что не смог. У него при аресте от испуга что-то случилось с головой, и он напрочь забыл о своих планах в случае ареста.

Поучительным для чекистов оказалось и прошлое Краузе. В конце Второй мировой войны он работал в Силезии то ли в гестапо, то ли в полиции, но активно сотрудничал с гестапо. Участвовал в арестах рабочих и шахтеров, противников фашистов. Первые послевоенные годы находился в Польше в розыске как пособник гестапо. Словом, являлся убежденным противником нашей страны.

В целом операция по своевременному обезвреживанию опасного шпиона английской военной разведки Краузе прошла успешно. После ее завершения был и детальный разбор результатов. У меня, естественно, возник вопрос: почему в сводках НН не оказалось упоминания о том, что у хозяев дома есть крупная овчарка, наличие которой должно учитываться при разработке операции по аресту объекта? Ведь бригада наружного наблюдения несколько дней следила на хуторе за домом. Знали и день предстоящей операции.

Руководитель службы НН майор Дроняев на этот вопрос никак не смог вразумительно ответить.

– Главное – мы следили за окном на крыше! – это все, что он смог сказать в свое оправдание.

В частных беседах с членами бригады НН выяснилось, что они наблюдали хозяйку дома, гулявшую по вечерам на хуторе с большой черной овчаркой, указывали это в сводках наблюдения, но их начальник майор Дроняев почему-то вычеркнул эту информацию из итогового документа и не доложил руководителю операции о наличии собаки у объекта разработки. О том, что он не понимал значимости этого факта, не может быть и речи. Так и осталось неясным, какими соображениями он руководствовался, скрыв эту информацию. А ведь майор Дроняев, прибывший в Управление особых отделов из Москвы, хвалился нам, видимо для поднятия своего авторитета, как успешно он следил за иностранными разведчиками, бывшими под крышей диппредставительств в нашей столице. Вот такой «опыт», если он был у него вообще, и халатное, безграмотное отношение к оценке получаемой информации чуть не поставили на грань провала важное мероприятие.

Вскоре после описанных событий этот руководитель службы НН был заменен. За ним значился еще ряд крупных провалов, бывших до этого случая.

События того дня до сих пор остаются в памяти. Еще долго во сне я видел то утро на небольшом хуторке в Германии. Тихое предрассветное время. Вижу в полумраке незнакомого двора внезапно бросающуюся на меня сзади с громким лаем большую черную овчарку. Физически чувствую ее близость, слышу хриплое дыхание, вижу красную оскаленную пасть с крупными белыми зубами, пытающуюся дотянуться до меня. Лихорадочно работает мозг. Почему мне нельзя защититься от этой угрозы, пристрелить собаку? Обычно в этот момент сна, уже как бы в поисках выхода, с облегчением просыпаюсь.

…Мне позже говорили, что справка по делу Краузе, фотоаппарат с мощным телеобъективом и другие вещественные доказательства демонстрировались в Центральном музее КГБ СССР. Здесь же прилагалась и выписка из материалов следственного дела МГБ ГДР в переводе старшего лейтенанта Корнилкова как память о моем участии в этой разработке.