Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

В современной публицистической печати часто встречается устоявшийся журналистский штамп, характеризующий этот этап контрразведывательной работы, грубо искажающий ее суть. Многие «труженики пера» утверждают, что сотрудники КГБ «пасли» советских граждан за границей, чтобы они не сбежали. Совершенно нелепое и нереальное по самой постановке вопроса утверждение.

«Пасти» после факта выезда за рубеж – поздно! В нашу задачу входило выявление в стране пребывания людей, которые занимаются изучением и сбором информации на советских граждан. Необходимо было выяснить: это житейский интерес иностранца или за ним что-то кроется? Подлинное лицо и цель сближения с советскими людьми иностранцев обычно и проявлялись при последующих навязчивых контактах с их стороны. Но к этому нужно было подготовить оперработника и негласных помощников, иметь представление о стране пребывания.

В круизах по Дунаю, особенно во время стоянок в Вене, на маршрутах следования наших туристов появлялась интеллигентная дама «из бывших русских», как она себя представляла. Мы взяли ее на заметку. И в одном из последующих круизов снова встретили ее. Беседуя с незнакомкой, наш помощник «разоткровенничался» и сказал, что дважды в одну страну у нас не дадут съездить по путевке, а он так хотел бы посмотреть всю Европу: «Ведь от официально прикрепленного гида всего не узнаешь!»

Дама поинтересовалась, в какую страну он хотел бы поехать в следующий раз, и услышала в ответ: «В Чехословакию! В июле будущего года». Незнакомка тут же сообщила, что у нее там есть друг: интеллигент, профессор, который будет рад знакомству с русским с Урала. Она вручила ему пражскую визитку своего знакомого и сказала, что предупредит своего друга письмом о том, что в июле следующего года его навестит гость из России. Узнать тот ли это человек, о котором она написала в письме, ее друг сможет по своей же визитке.

Нам было ясно, что нашего агента передавали из рук в руки с целью дальнейшего изучения. В качестве повода они умело использовали его «интерес к Европе». Оперативная проверка владельца пражской визитной карточки только подтвердила наши предположения о принадлежности той дамы и ее знакомого из Праги к спецслужбам противника.

«Профессор» оказался объектом розыска Московского управления КГБ СССР с послевоенного времени как бывший сотрудник немецких спецслужб. Нас поблагодарили из центра за информацию, но дальнейшую разработку этой пары запретили. Дело взял в свои руки КГБ СССР.

Мы знали о том, что разведка противника при изучении наших людей в условиях заграницы пытается учитывать их менталитет, национальные особенности и традиции.

Для этого в спецслужбах противника работали штатные ученые-психологи, определявшие линию поведения своей агентуре с учетом профессиональной и территориальной принадлежности наших граждан. Сейчас их работу мы часто можем видеть при просмотре детективов и боевиков, а тогда это направление еще только начинало внедряться на практике.

Характерен в этом отношении и ряд примеров из нашей работы по обеспечению безопасности жителей Пермской области во время относительно редких тогда визитов пермяков в ФРГ, Испанию, Австрию.

При нахождении групп пермских туристов в ФРГ в их окружении оказался «земляк», живший когда-то в Перми. Он живо интересовался у туристов: «Как там наша Пермь?» Говорил, что скучает по Родине, что ради возможности пообщаться с пермяками он бросил якобы все дела и прилетел из Стокгольма в Германию. От ответа на резонный вопрос как же он, живя в Швеции, узнал о дате приезде в ФРГ туристов с Урала, бывший пермяк уклонился.

«Землячество» – вот удачный повод для общения с туристами, на который многие клюнули. Любопытный гость из Швеции оказался на деле эмиссаром НТС[4]4
  НТС – Национально-трудовой союз, или Народно-трудовой союз солидаристов. Антисоветская организация русских эмигрантов. Субсидировалась американцами.


[Закрыть] Сорокиным, который в послевоенные годы действительно проживал в Перми. Позже, получив высшее образование в Москве, изменил Родине. Как видите, земляк из Стокгольма оказался с «начинкой». Его многократное появление рядом с группой в самых разных местах – в гостинице, музее, на вокзале – было под оперативным контролем. Избранная им основа для общения в условиях заграницы срабатывала. Наши туристы охотно шли на общение с «земляком».

Аналогичный предлог для знакомства и общения с нашей туристической группой избрал другой «земляк» из ФРГ, представлявшийся как «журналист Алик». Он, пытаясь разговорить наших людей, о себе сообщал мало.

Саму Пермь знал плохо, проявил некоторые знания только в отношении наших горнозаводских районов.

Предлагал нашим туристам познакомить их с достопримечательностями Германии, не входящими в официальную программу пребывания. Дальнейшая спецпроверка этого гражданина показала, что под псевдонимом «Алик» выступал член НТС, сотрудник редакции радио «Свободная Европа». До 1953 года он жил в городе Кизел Пермской области. Его настоящая фамилия Ашихмин. Изменил Родине во время срочной службы в Группе советских войск в Германии.

Практика показала, что если во время пребывания наших людей за рубежом велась целенаправленная контрразведывательная работа, то уже на дальних подступах к Перми мы выявляли агентуру противника, используемую в изучении наших граждан, и могли еще за границей принять необходимые контрмеры.

Приведу еще один поучительный пример. Во время гастролей в Мадриде пермского творческого коллектива были выявлены признаки подозрительного внимания к одному из наших артистов. Его явно активно изучали.

Он не отличался особой выдержкой, позволял себе в присутствии иностранцев бестактные высказывания в адрес своего художественного руководителя, легко сорил своими небольшими командировочными деньгами. Это не осталось без внимания иностранцев, и около него сразу же появились зарубежные «поклонники его таланта».

Они соблазняли его дармовыми угощениями, готовили интервью с ним для местной прессы, которое обещали оплатить отдельно. В конце концов, когда весь творческий коллектив должен был вылететь в Париж, наш герой обнаружил в аэропорту, что у него пропала куртка вместе со всеми документами.

Ситуация складывалась драматическая. Все уже готовы были идти на посадку, только одного пассажира не пропускали в самолет по причине отсутствия документов, удостоверяющих личность. Иностранные «друзья», пришедшие проводить этого артиста, вызвались помочь ему отыскать документы и обещали потом отправить следом за всеми в Париж: не отменять же рейс! Руководитель группы и оперработник, внимательно отслеживавший ситуацию, твердо заявили решительный протест организаторам гастролей, обвинив их в преднамеренном нарушении условий контракта. Сохранность вещей артистов не была обеспечена в должной мере, в результате у одного из них пропала куртка вместе с документами. Поэтому принимающая сторона должна будет взять на себя материальные обязательства за все возникающие последствия этой кражи и срыв запланированного вылета.

Видя непреклонность позиции руководителей советской стороны, испанцы сами предложили перенести вылет на два часа и пообещали принять все возможные меры по розыску пропавшей куртки с документами. Действительно, через некоторое время куртка вместе с документами была обнаружена. «Поклонники» его таланта заметно поубавили свою эмоциональную активность на проводах. Только во время полета виновник этих событий с трудом осознал, в какой ситуации он оказался по вине своего легкомыслия. Так была сорвана готовившаяся провокация против члена нашего творческого коллектива.

После успешных гастролей в Париже они благополучно вернулись на Родину.

Кстати, почти по такому же сценарию спустя два года была организована провокация против труппы ленинградского Мариинского театра. Ее исход был другим.

Контрразведчики не заметили подготовки провокации, с опозданием и неорганизованно прореагировали на ее возникновение, и враждебная акция, к сожалению, была претворена противником в жизнь…

Приведу один поучительный эпизод, иллюстрирующий наше сотрудничество с ОВИР УВД Пермской области.

Начиная с 1969 года в паспортный стол Мотовилихинского района неоднократно обращалась гражданка Механошина, пенсионерка, в прошлом рабочая завода им. Ленина.

Она настойчиво ходатайствовала о разрешении приезда в гости к ней сына из братской Чехословакии. Сын проживал там с послевоенного времени, имел семью. В письмах он не раз писал родным о желании повидать мать и своих земляков из «революционной Мотовилихи».

Беседуя с сотрудниками ОВИРа, гражданка Механошина показывала им эти письма сына, которые, по ее мнению, должны были их убедить в его высокой сознательности. На попытки сотрудников ОВИРа выяснить, почему же любящий сын не вернулся, как все, после войны домой, всегда следовал уклончивый ответ: всех мотивов его поступка она не знает. Мать высказывала предположение, что, скорее всего, причиной стала женитьба на чешке, которая заставила его принять гражданство ЧССР. Так он и остался за границей. Он дал о себе знать только в начале шестидесятых годов.

Было принято решение дать разрешение на въезд в Пермь бывшего земляка, а ситуацию по этому делу взять под контроль с проведением дополнительной оперативной проверки достоверности вышеизложенных сведений.

Работу по делу Механошиной квалифицированно и успешно провел сотрудник отделения Б. Н. Школин. Наши усилия по оперативному прояснению ситуации стали давать неожиданные результаты.

«Революционная» мотовилихинская сознательность сына Мехоношиной оказалась с двойным дном. К 1941 году он был осужден во второй раз и встретил начало войны в местах заключения. Когда тюремная баланда его утомила, то он в 1942 году изъявил желание прямо из мест заключения идти защищать Родину. Просьба его была удовлетворена. 1943 год он встретил на фронте в рядах штрафбата.

Дальше документально проследить его биографию не удалось – в рядах Советской армии не значился. Однако была получена информация, что в конце войны он сражался в рядах чешских партизан против фашистских оккупантов. После запроса в чешские органы безопасности стало известно, что Механошин в те годы воевал в рядах чешских партизан, но состоял он в партизанском соединении, созданном на базе английского разведывательнодиверсионного отряда, действовавшего в Чехословакии в конце войны. После окончания войны длительное время проживал в ЧССР как лицо без гражданства. Вопрос о выезде на Родину перед властями не поднимал. Чешское гражданство Механошин получил после оформления брака с местной жительницей.

Итак, нам предстояла встреча с бывшим мотовилихинским вором-рецидивистом, имевшим теперь паспорт гражданина ЧССР. Результаты спецпроверки давали основание для более внимательного приема бывшего земляка. Были своевременно согласованы мероприятия в отношении него с использованием средств технического слухового контроля. Пермь была в то время городом, закрытым для въезда иностранных гостей. Поэтому приезд иностранца, бывшего земляка, стал значимым событием. Было ясно, что кругом общения станут для него старые знакомые и бывшие сослуживцы матери по заводу им. Ленина. Речь шла о людях, работавших в оборонном комплексе предприятий города.

События в Мотовилихе вокруг гостя из Чехословакии развивались стремительно. Были оповещены родственники, его знакомые с довоенных времен и сослуживцы матери, которые приняли деятельное участие в подготовке встречи бывшего земляка. Сын Мехоношиной тоже основательно подготовился к встрече. Он привез с собой для продажи два чемодана женской и мужской обуви производства популярных в то время заводов «Батя».

Во время встреч Механошина с заводчанами живо и в подробностях обсуждалась реорганизация на мотовилихинском оборонном комплексе. «Ты этого еще не знаешь!» – так доброхоты-земляки в деталях сообщили гостю о создании нового ракетного производства, названного «завод ПЗХО». Они рассказали, что в каких цехах конкретно производится, кто возглавляет наиболее важные участки производства. Персоналии комментировались словами: «Да ты его должен помнить. Он раньше работал на заводе им. Ленина по пушкам!» Друзья охотно делились новостями, касающимися работ по системам залпового огня на заводе им. Ленина. Говорили, что заказы по ним вытесняют пушечное производство. За интересные и существенные новости Механошин поощрял рассказчиков парой дамской или мужской обуви фирмы «Батя».

В течение всей первой недели пребывания Механошина на родине мы с содроганием читали сводки с откровениями людей, посещавших его у матери. Слово «ракеты», которое мы не смели печатать в УКГБ, практически не сходило с уст собеседников. Складывалось впечатление, что находишься на производственном совещании на оборонном предприятии. Гости стремились приятно удивить своей осведомленностью бывшего земляка, осчастливившего их своим приездом из-за границы.

Проверка болтливых посетителей Механошина показала, что пятеро из них являются инженерно-техническими работниками и служащими завода им. Ленина и ПЗХО.

Все они имели допуск к работам и документам, представляющим государственную тайну. Об ответственности перед государством за ее сохранность все они были предупреждены под подписку!

Здесь необходимо сделать небольшое отступление.

В период описываемых событий, в конце шестидесятых годов, в пермском управлении КГБ по настоянию промышленного отделения второго отдела было введено жесткое правило: даже в секретной переписке управления, касающейся пермских оборонных предприятий, слово «ракеты» не разрешалось печатать. Вместо него в тексте документа делался прочерк, само слово вписывалось потом оперработником от руки. Все это преподносилось как образец сохранения государственной тайны, обеспеченный нашими коллегами на всех оборонных предприятиях города, где к секретной работе были допущены тысячи людей.

Так создавалась лубочная картинка полного благополучия в деле сохранности государственной тайны, которого якобы добились руководители второго отдела, курировавшие это направление служебной деятельности. Жизнь показала, что все это далекие от действительности, только желаемые кабинетные представления о степени режимной воспитанности людей, допущенных к совершенно секретным работам. Это мнимое благополучие рухнуло на наших глазах в процессе работы по делу Механошина.

Никого из словоохотливых гостей «английского партизана» не насторожили странные обстоятельства его исчезновения из действующей армии в годы войны, причины, по которым он не вернулся на родину в 1945 году, а остался жить за границей и принял чужое гражданство, обстоятельства, которые привели его в последний год войны под опеку англичан. Его уголовное прошлое перед войной воспринималось всеми как веселое жизненное приключение. Кстати, от вопросов на эту тему Механошин ловко уходил и отвечал примерно так: «За границей тоже жить можно!» Но почему он остался там, так никому и не ответил. Зато в беседах с земляками пытался напомнить о своем «партизанском прошлом» в годы войны, чтобы повысить свою значимость в их глазах.

В отдел промышленной контрразведки нами была передана информация о крайне низком уровне бдительности и житейской осторожности, а также о степени ошеломляющей откровенности в беседах с иностранным гостем сотрудников оборонных предприятий, являвшихся носителями государственной тайны. Это вызвало крайне нервозную реакцию с их стороны. Началась возня вокруг выявленных нами болтунов с заводов им. Ленина и ПЗХО.

Пытаясь запоздало локализовать провал в воспитательной работе среди носителей секретов, наши коллеги из отдела промышленной контрразведки, видимо, слишком грубо наступили на пятки кому-то из выявленных нами болтунов.

Гость из Чехословакии стал заметно волноваться.

Было очевидно, что кто-то из бывших друзей успел его предупредить. Несмотря на настойчивые просьбы матери остаться, он спешно собрался и уехал, оставив в Перми один чемодан с нереализованной обувью.

После того визита в Мотовилиху, гражданин Чехословакии Механошин больше в Перми не появлялся.

Интересна такая деталь. Вернувшись в ЧССР, он обратился к властям с просьбой предоставить ему официальный статус «партизан Второй мировой войны» с вручением медали «Партизан – участник Сопротивления». Эта награда кроме общественного признания заслуг перед государством давала право на хорошие льготы в ЧССР. Власти ЧССР Механошину в просьбе вежливо отказали. Ему ответили, что за партизанской медалью ему следует обратиться к английской королеве, которой он лично служил. А о его заслугах в годы войны в национально-освободительном движении Чехословакии им ничего не известно.

На этом, собственно, и закончилась активная часть оперативной работы по проверке сигнала на нашего земляка, «английского партизана», который воспылал любовью к своей родине через двадцать лет после окончания войны.

Его правовой статус как гражданина другого государства не позволил нам за столь короткое время довести его разработку до логического завершения. Нам требовалось для этого согласование всех деталей по межгосударственным каналам с чехословацкой стороной.

На упреки по этому делу от куратора из КГБ СССР, который в то время как раз находился в Перми в командировке, я ответил, что, занимаясь проверкой гостя, мы видели в его лице в первую очередь гражданина Механошина, бывшего пермского вора-рецидивиста, дезертировавшего в годы войны из рядов советских вооруженных сил. Он нашел покровителей в лице английских разведывательнодиверсионных служб, а от участия в чешском национальноосвободительном движении уклонился. Уже в те далекие военные годы он сознательно выбрал своих будущих хозяев. Ну, а вопрос с его иностранным гражданством мог бы быть со временем решен нами путем взаимных согласований с чехами. Но вот времени на это у нас как раз и не было. Чтобы прояснить ситуацию, нам необходимо было действовать. Что мы и делали.

Промышленное отделение второго отдела отправило в Москву сообщение «Об успешном выявлении и пресечении канала утечки секретной информации». Эта победная реляция должна была подтвердить надежность системы обеспечения сохранности государственной тайны в Пермской области. Да, докладывать тоже надо уметь, чтобы сделать из явного провала еще один заметный шаг вперед по совершенствованию работы. Наличие явного пробела в работе по укреплению бдительности непосредственно среди лиц, допущенных к решению важных задач по укреплению обороноспособности страны, в докладной отражения не нашло. Хотя реальность, с которой мы столкнулись в ходе проведения своих оперативных мероприятий, свидетельствовала совершенно о другом положении дел на этом участке работы…

В начале 1972 года меня направили в Киев на трехмесячные курсы переподготовки руководящего состава. В отделе кадров я высказал сомнения о целесообразности моей переподготовки. Состояние здоровья у меня неудовлетворительное, перегрузки на работе выводили меня из строя, приходилось часто прибегать к стационарному лечению. Заниматься в полной мере физической подготовкой я уже не мог. Да и календарная выслуга лет подходила к финишу. К тому времени у меня уже была выслуга 23 года – оставалось всего два года до выхода в запас. Меня даже упрекнули в неразумности отказа:

«Люди рвутся на учебу, хотят три месяца отдохнуть от работы. А ты отказываешься!»

Пришлось согласиться. Должен отметить, что программа переподготовки была хорошо продумана. Я получил дополнительные, очень важные для работы знания, начиная от криминалистики, юриспруденции до разработки и проведения чекистско-войсковых операций.

На полевых занятиях, хотя физически они не были очень напряженными, у меня случился сильный сердечный приступ во время решения в лесу учебной задачи. Хорошо, что я был в паре с другим курсантом. Пришлось израсходовать весь аварийный запас таблеток, пока мы вышли к своему транспорту. В результате – три дня госпиталя и десять дней освобождения от учебы. Врач предупредила, чтобы после окончания курсов я пролечился в Перми в стационарных условиях.

В это же время мне последовало приглашение от начальника отдела кадров на курсах. Это был мой старый знакомый по совместной службе в Берлине во время второй загранкомандировки. Мы вспомнили с ним те времена, а потом он задал мне прямой вопрос: не скучно ли мне служить в Перми и не пора ли мне снова вернуться в Германию? Он сказал, что из Москвы уже был звонок в Киев, интересовались, как мне здесь «отдыхается». Вот ведь, бывает же так в жизни! Я сказал, что мой «отдых» вынужденно прервался, я пришел к нему на беседу из госпиталя, и что мои физические возможности, видимо, уже на пределе, раз элементарная прогулка по лесной пересеченной местности стала мне уже не по силам.

– Так и передай нашим общим знакомым в Москве. Для загранкомандировки я уже не пригоден по состоянию здоровья, – сказал я.

Так закончился тот кадровый разговор в Киеве.

По возвращении в Пермь у меня состоялся разговор по правительственной связи с Берлином. Звонил бывший сослуживец, занимавший к тому времени в ГДР в Управлении особых отделов один из главных руководящих постов.

Он выразил удивление моим отказом от предложения снова поработать за рубежом. Я был вынужден вновь подробно рассказать о причинах отказа, сказал, что не хочу никого обманывать и скрывать истинное положение дел с моим здоровьем. От этого могли пострадать, прежде всего, служебные интересы.

Скоро истекал положенный по закону 25-летний срок военной службы. Я понимал, что кадровикам нужно было принять какое-то решение относительно моего будущего.

Мне было предложено перейти на другую работу – в систему действующего резерва КГБ СССР. При этом я оставался в штате управления и сохранял свою должность начальника отделения и воинское звание – подполковник.

В Москве в Управлении кадров КГБ СССР я был утвержден, по согласованию с Министерством финансов СССР, в должности заместителя директора по кадрам и режиму Пермской печатной фабрики Гознака. Меня ожидала новая работа на производстве. Основные задачи были сформулированы так – охрана государственной тайны и защита экономических интересов государства.