Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Глава III

Госэкзамен в Ленинградском институте. Распределение выпускников. Направление в ГДР. Первый день службы в Особом отделе Берлинского гарнизона Группы советских войск в Германии.

В июле 1953 года проходила сдача госэкзаменов у первого выпуска Ленинградского института иностранных языков МГБ СССР. Я чувствовал себя морально готовым, поскольку максимально выкладывался в учебе, не щадил себя и сам практически не ощущал пробелов в знаниях по программе. Поэтому и на экзаменах выходил отвечать в числе первых. Между собой мы предварительно обговаривали очередность.

Председателем комиссии по основам марксизма-ленинизма был доцент Ленинградского госуниверситета. Требования по данному предмету были просто жесточайшие. Так, например, необходимо было тщательно конспектировать тома «Капитала», конспекты проверялись, без них не допускали к экзамену. И тут, сразу же, на первом экзамене – сюрприз! Помню, первым вопросом в билете была работа В. И. Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме». Я знал эту работу, уверенно владел существом темы и вышел первым отвечать. Осветил проблему, ответил на серию дополнительных вопросов. Вижу по лицам своих преподавателей, что они удовлетворены. И тут взялся за меня председатель комиссии, требуя по отдельным главам:

– А как по тексту?

Почувствовав явные придирки, я осмелился сказать, что дословно не помню, не в этом суть, а пути решения проблемы В. И. Ленин предложил такие-то. Слышу опять:

– А ближе к тексту!

И вдруг в дополнение еще один вопрос:

– А что сказал автор во вступлении к работе, начиная полемику с Каутским?

Это был нокаут! Не помню, чтобы во вступлении было что-нибудь теоретически важное. Торжествуя, председатель заявил:

– Вот видите, он этого не знает! А ведь В. И. Ленин, давая отпор своим оппонентам, сказал: «Как пахучие розы в трескучий мороз» – как это образно! И этого ваш курсант не знает!

На остальные вопросы я ответил полностью, но уже без подъема. Председатель пообещал мне «3», а заведующий нашей кафедрой тут же заявил протест и сказал, что оценку мне сообщат позже. Вышел. Вижу растерянность на лицах товарищей: никто не решается идти на «расстрел» к экзаменационному столу.

На следующий день объявили, что мне коллективно поставили «5». Оказалось, что именно по этой работе В. И. Ленина председатель госкомиссии из Ленинградского госуниверситета защитил кандидатскую диссертацию и демонстрировал свои познания на курсанте. Его поведение признали неэтичным, и он как председатель госкомиссии был заменен. Ну везет же!

Это действительно образное сравнение – «как пахучие розы в трескучий мороз» – теперь реально сопровождает меня всю жизнь. Мою жену зовут Роза, она с Урала, и морозы для нее привычны. Только В. И. Ленин не предупредил, что эти прекрасные цветы бывают с шипами и иногда колются. Я хорошо знал пословицу, базирующуюся на немецкой народной мудрости: «Es gibt keine Rosen ohne Dornen» – «Нет розы без шипов». Но ведь я был все-таки воспитан на марксистско-ленинской идеологии и, веря ей, строя жизнь по Ленину, проигнорировал опыт немецкого народа. И… ничего, живем хорошо. Есть внуки. Скоро золотая свадьба.

Экзамен по немецкому языку прошел ровно, без сюрпризов. Председатель комиссии – предметник из госуниверситета – была очень довольна ответом. Удивлялась, откуда мы знаем о новом административном делении в ГДР:

– У нас еще нет этих материалов!

27 июля 1953 года нам вручили дипломы об окончании Ленинградского института с присвоением квалификации референта-переводчика немецкого языка. Я получил диплом с отличием за № 5. Это был первый выпуск Ленинградского института иностранных языков. Бланк диплома отпечатан в типографии им. В. Молотова на фабрике Гознак, 1953 год.

Поистине, говорят, неисповедимы пути господни! Мог ли я знать тогда, что судьба когда-то приведет меня на работу именно на то предприятие в системе Гознака, где печатался бланк моего диплома?

Всех выпускников распределили на работу в Особые отделы в ГДР и в Австрии. После отдыха на родине в первых числах сентября 1953 года я прибыл в распоряжение Управления особых отделов по Группе советских войск в Германии, город Потсдам.

Для заинтересованного читателя можно пояснить, что в первые годы существования Ленинградского института иностранных языков он был в ведении военной контрразведку, и поэтому большую и лучшую часть выпускников она брала себе, а меньшую передавали в распоряжение Первого главного управления – внешней разведки службы госбезопасности. Позже положение изменилось, и распределение выпускников производилось в обратной пропорции.

На следующий день после прибытия меня представили заместителю начальника Управления полковнику Сазонову. Тогдашний начальник Управления генерал Г. К. Цинев был в отпуске. В кабинете Сазонова сидел еще один офицер, на которого я вначале не обратил внимания, сосредоточившись на краткой ознакомительной беседе с хозяином кабинета. После знакомства я спросил, где буду служить. Улыбнувшись, он сказал:

– Мы уже все решили. Знакомься, это твой будущий начальник – полковник Шаталов. Будешь служить в Особом отделе Берлинского гарнизона. – И подчеркнул: – У них там сейчас очень, очень сложная обстановка! Сейчас же и выезжайте!

В тот момент я не знал, что скрывается за этой репликой о сложности положения в Берлине, а уточнить не решился.

Зашел в гостиницу, чтобы забрать свои вещи и попрощаться с сокурсниками, тоже ожидавшими назначений. Но их не было на месте – ушли знакомиться с Потсдамом. Я оставил записку с координатами своей службы и убыл в г. Берлин.

Приехали под вечер. Меня разместили в офицерской гостинице в Карлсхорсте. Предложили отдохнуть с дороги, а назавтра явиться на службу к 9.00. Сообщили, что в 10.00 назначено совещание в отделе. На этом дежурный офицер попрощался со мной.

Я долго не мог забыться. Не давали заснуть впечатления прошедшего дня, состоявшееся назначение. Подумал, что завтра нужно будет разыскать своих коллег по институту, получивших назначение в Берлин по линии Первого главного управления в аппарат уполномоченного КГБ СССР в Германии.

Но отдохнуть с дороги не удалось. Часов около пяти утра будят. Надо мной стоят два офицера.

– Ты наш новый переводчик?

Я с трудом вхожу в ситуацию. Ведь я в Берлине, за границей, этих офицеров не знаю, кто они?

– Ребята, вы кто такие, я вас не знаю, покажите документы!

– Да ты что, рехнулся? Ты к Шаталову приехал?

– Да, но…

Нехотя предъявляют документы, читаю. Действительно, оперработники контрразведки.

– Поторопись, надо до совещания успеть!

В машине объяснили, что нужно срочно перехватить свидетельницу до ее выхода на работу. Я в недоумении.

– Что же так рано?

– Привыкай! Немцы встают рано, в 6 утра, а в 7–8 у них уже начало рабочего дня. У нас в 10 совещание, вот до него и надо успеть.

Приехали на окраину Берлина, район Бух. Оперработники разворачивают передо мной советскую топографическую карту военного времени этого района города.

Показывают улицу – Генрих Гейне штрассе, которую следовало найти в этом районе, так как по карте военного времени мы не могли определить ее расположение. Я вышел на перекресток и стал по-немецки спрашивать прохожих, спешащих на ближайшую электричку:

– Скажите, пожалуйста, где здесь Генрих Гейне штрассе?

У одного, другого. Все отвечают, что не слышали такой, не знают. Спросонья не разберусь, все прохожие не знают этой улицы или меня не понимают? Мои спутники в машине уже бросают колкие реплики:

– Ну вот, учили их! Даже улицу толком спросить не может!

Вижу, идет пожилая, интеллигентного вида женщина. Я к ней, с этим же вопросом. Она внимательно посмотрела на меня и уточнила:

– Вы, очевидно, имеете в виду Хайнрих Хайне штрассе?

Боже мой, да что же я делаю?! Видя эту ситуацию, мои преподаватели со стыда за меня провалились бы под землю. Грубейшая ошибка! Спросонья, прочитав на предоставленной мне оперработниками советской карте военного времени название улицы как Генрих Гейне штрассе, я пошел в народ и ляпнул, как там было на бумаге русскими буквами писано!

Здесь я вынужден сделать небольшое отступление от изложения событий.

Специалисту хорошо известно, что на русском языке иностранные собственные имена должны писаться так, как они звучат на иностранном языке. У нас же до сих пор, по научно не обоснованной, но кем-то и когда-то узаконенной традиции, пишут и печатают иначе. Поясню на примере. В нашей печати и литературе мы традиционно пишем «Гитлер», хотя правильно должно быть «Хитлер». Пишем «Гиммлер» вместо «Химмлер» и «Генрих Гейне» вместо «Хайнрих Хайне». Вот эта старая порочная традиция и занесла на карту слова «Генрих Гейне штрассе». Сторонники этой традиции признают справедливость замечаний, но разводят руками:

– А что же прикажете делать? Все книги перепечатывать?

Вот так и живет эта «традиция» до сих пор!

В оперативной работе за долгие годы службы пришлось столкнуться с рядом серьезных ошибок, имевших тяжелые последствия. В этих случаях исполнители придерживались безграмотно «сложившейся традиции» и игнорировали принцип написания по-русски иностранных фамилий по их звучанию. Об этом позднее, уже на конкретных примерах работы за границей и службы в органах госбезопасности уже в Пермской области.

Из этой ситуации я сделал и другой вывод, ставший для меня непреложным законом на все время службы в Германии. Никогда не пользоваться нашими картами военного времени. В них встречалось много искажений, неточностей, но это была война. Взял за правило всегда иметь под рукой карты, планы, справочники немецкого производства, независимо от места их выпуска, на Западе или Востоке. Это неоднократно выручало и повышало мой уровень компетентности в решаемых вопросах.

Я подтвердил догадку женщины, и она подробно объяснила дорогу. Я нашел дом, и мы, действительно, едва застали свидетельницу на пороге квартиры, уже собиравшуюся на работу. Успели подробно опросить ее, получили нужные сведения, а к 10 утра прибыли на мое первое в жизни совещание оперсостава.

Новый дежурный, сменивший предыдущего, встретил меня словами:

– Это ты наш новый переводчик? Где ты гуляешь? Ведь рабочий день начинается в 9.00, а сейчас уже около 10. Мы в гостиницу за тобой солдата посылали! Оперработники, возившие меня утром, шли сзади. Они дружно заявили дежурному:

– Оставь его в покое! Мы уже по делу с ним съездили и на совещание ко времени доставили!

Так начался мой первый день службы. Я подумал вначале, что это был какой-то необычный, по интенсивности загрузки рабочего дня, случай в практике оперативной работы. Но, увы, такова была повседневная реальность того времени. Надо было успевать. Почти все вопросы требовали немедленного решения, иначе можно было опоздать. А при опоздании часто терялся весь смысл контрразведывательной работы. Правда эти выводы сложились у меня позже, с приобретением опыта, но тогда все было для меня новым и порой не очень понятным.

Уже на этом совещании мне стал во многом ясен смысл реплики заместителя начальника Управления полковника Сазонова, что в Берлинском отделе сейчас «очень, очень сложная обстановка».

Глава IV

Оперативная обстановка в Западной и Восточной частях Берлина. Формирование подрывных организаций. Американские планы «REDCAP». Усложнение внутриполитической ситуации на Востоке Берлина. Попытка государственного переворота 17 июня 1953 года. Деморализация советских органов госбезопасности по вине Берии. Первые провокации «фирмы» Курта Голлина.

Для лучшего восприятия читателем описываемых мной событий даю краткую историческую справку по оперативной обстановке, в которой работал Особый отдел Берлинского гарнизона в сентябре 1953 года.

Берлин – бывшая столица фашистской Германии, был разделен к тому времени на две части: восточную и западную, и четыре сектора: советский, американский, английский и французский, находившиеся под контролем бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Между военными руководителями секторов поддерживались вялые контакты, на уровне представителей комендатур. Город исторически имел 20 административных районов, 12 из которых находились в западных секторах Берлина, 8 – в советском секторе. Западному Берлину территориально принадлежало около 54,4 % городской площади, к демократической части города относилось соответственно 45,6 %. В советском секторе Берлина проживало на то время около 1 миллиона 200 тысяч человек, или примерно 35 % населения, в западных секторах – около 2 миллионов 180 тысяч человек. (Статистические данные по численности населения города были очень не стабильны.)

Само здание Особого отдела располагалось в центре военно-административного городка Карлсхорст. Этот городок являлся в то время резиденцией Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Немецкое население в быту называло его «маленькая Москва». Карлсхорст лежит на юге столицы и входит в административный район Лихтенберг. Его название вошло в историю как место подписания пакта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии маршалом Жуковым. Имелся музей, посвященный этому важному событию в истории прошедшей войны.

Следует заметить, что этот городок хорошо охранялся. По внешнему периметру – ограждение, въезд на территорию и выезд с нее – строго по пропускам. Двойные посты: наши солдаты и часовые охранного полка МГБ ГДР. Патрулирование по периметру. Кроме того, у входа в каждое служебное помещение своя охрана и пропускная система. Городская военная комендатура разместилась в здании бывшей германской военноинженерной школы. Административным центром традиционно считалось Управление военного коменданта города Берлина. Его служба дежурных комендантов имела некоторые военно-дипломатические функции. Была и группа других учреждений, под крышами которых размещались советские спецслужбы. Состояние охраны городка внешне впечатляло, казалось надежным. В этой надежности уже в ближайшие месяцы службы пришлось разочароваться.

Причиной тому стало близкое соседство с Западным Берлином, буквально начиненным службами всех разведок мира. Здесь обосновался самый крупный в Европе филиал Центрального разведывательного Управления США. Открытая граница внутри самого Берлина, а это 45 километров никем не охраняемой черты, незримо разделявшей два противостоявших мира. Для передвижения из одной части города в другую существовал 81 открытый уличный переход и 13 переездов на городской электричке и метро. К сентябрю 1953 года, времени моего прибытия на службу в Особый отдел Берлинского гарнизона, международная обстановка вокруг этого города в центре Европы значительно обострилась. Это было вызвано рядом исторических обстоятельств. Со стороны американцев, англичан и французов – наших бывших союзников по антигитлеровской коалиции – в это время уже наблюдалась полная внешнеполитическая переориентация от союзнических отношений к скрытому враждебному противостоянию. Виной этому было провозглашение доктрины «холодной войны». Американцы организационно определились со своей линией поведения в международных делах по отношению к СССР и его союзникам по Варшавскому пакту, как в области политической, так и в военных делах. Для продвижения в жизнь своих внешнеполитических устремлений Конгресс США еще в конце 1948 года утвердил директиву для ЦРУ «О проведении тайных операций в мирное время», где предусматривалось создание нового самостоятельного органа разведки, основной задачей которого рассматривалась работа по «поддержке оппозиционных движений в странах Восточного блока».

Работа этого нового подразделения разведки, получившего кодовое название ОПК или «Отдел политической координации», велась самостоятельно и строилась обособленно от других служб ЦРУ. В Западном Берлине ОПК разместился отдельно от основного филиала в районе аэродрома Темпельхоф на улице Колумбия Дамм. Отдел возглавил в 1949 году опытный сотрудник разведки Фрэнк Визнер.

Для прикрытия своей враждебной деятельности ОПК создал в Западном Берлине ряд буферных политических организаций: «Восточные бюро» СДПГ, ХДС, НДПГ; «Союз свободных юристов», «Группа борьбы против бесчеловечности», «Свободные профсоюзы» и ряд других. Эти организации под руководством американцев и на их средства активно включились в подрывную работу против ГДР. ОПК с их помощью тщательно отслеживал ход развития событий в республике. Американцы сумели использовать недовольство жителей Демократического Берлина и части населения ГДР экономическими реформами молодого правительства. В республике росло неприятие сельским населением ряда мер по политике СЕПГ в вопросах кооперирования сельского хозяйства. В промышленности и строительстве были допущены грубые ошибки при модернизации производства и связанном с ним изменением оплаты труда работников.

Все это с тайной и явной поддержкой западных спецслужб вылилось в массовые беспорядки в советском секторе г. Берлина. Демонстрации, проходившие вначале под лозунгами с чисто экономическими требованиями, под их воздействием моментально приобрели политический характер. 17 июня 1953 года эти политические манифестации стали сопровождаться нападениями на представителей власти и госучреждения, погромами, поджогами и групповыми бесчинствами в столице.

Такова была политическая составляющая событий лета 1953 года в Берлине, привносимая извне в ход развития ГДР. В плане политическом директивы американского правительства определили Западный Берлин к лету 1953 года как «…плацдарм для наступательных политических операций против СССР».

В военном отношении с началом «холодной войны» национальный Совет безопасности США утвердил для своих разведслужб международную государственную программу «стимуляции дезертирства» из стран Восточного блока под кодовым обозначением «REDCAP» («Красная шапка»). При этом, Западный Берлин рассматривался в американских планах как основной центр проведения операций «REDCAP», поскольку «…этот город располагался в центре самой большой в мире дислокации советских войск».

События эволюционировали от мирных демонстраций недовольных рабочих до погромов поджогов и актов насилия по отношению к органам власти ГДР, проходивших с активным участием провокаторов из Западного Берлина.

Главной задачей международной программы «REDCAP» считалась «…вербовка советских людей и их задействование в качестве агентов». По образному выражению инициаторов программы, «…нужно помогать им дезертировать на месте… Если это не получалось, то их следовало переправлять на Запад и выжимать здесь из них всю информацию, которую они могли дать».

В соответствии с указанными директивами американского Совета национальной безопасности в Западном Берлине был размещен самый крупный филиал ЦРУ США в Европе, проходящий по американским документам как БОБ (Берлинская оперативная база ЦРУ).

Наиболее крупным и активным подразделением в структуре БОБ ЦРУ того времени было отделение «REDCAP», укомплектованное опытными офицерами разведки. Здесь служили также по контракту американские граждане, которые родились за рубежом. «Они так хорошо говорили по-немецки и по-русски, что легко могли сойти за тех или других». При необходимости эти разведчики выступали перед нашими гражданами как представители зарубежных антисоветских организаций НТС, ЦОПЭ или СБОНР. Этим облегчались первичные контакты с изучаемыми советскими людьми, которых американские разведчики планировали для вербовки.

И тем самым скрывалась прямая причастность бывших союзников к подрывной работе против нас.

В некоторых случаях «оперативниками» отделения «REDCAP» являлись бывшие советские граждане, изменники Родины.

В качестве примера успешной деятельности ЦРУ против советских военнослужащих в Берлине одним из руководителей Д. Мерфи приводится работа «контрактника» отделения «REDCAP», изменника Родины Игоря Орлова, жившего в Западном Берлине под фамилией Койшвитц Франц.

С 1953 года в отделении «REDCAP» в Западном Берлине он активно работал против советских военнослужащих. Он проводил операции типа «юноша встречает девушку», организовывал агентурное наблюдение за местами отдыха советских военнослужащих в Берлине и др.

«…Его «специализацией» была вербовка восточногерманских женщин легкого поведения для операций связанных с бегством на Запад и поощрением дезертирства советских военнослужащих. Одно время у него было на связи 11 проституток из Восточного Берлина и однорукий пианист. Основная задача – вербовка с помощью девушек советских военнослужащих».

Кроме изложенного американские разведчики активно занимались выявлением советских граждан, появляющихся на «черном рынке» в Западном Берлине. Они искали в Демократическом Берлине женщин, имеющих устойчивые связи с нашими гражданами, организовали их изучение, часто с выводом в Западный Берлин для установления агентурных отношений. В основе этих действий лежал аналитический вывод ЦРУ, что «…по крайней мере 95 % неслужебных контактов советских граждан в ГДР происходят между восточногерманскими женщинами и советскими мужчинами…».

Рассматривая политическую и военные составляющие подрывной доктрины США «О проведении тайных операций в мирное время» применительно к обстановке в Западном Берлине, следует иметь в виду, что здесь, наряду с филиалами ЦРУ, активно, не менее агрессивно и независимо от ЦРУ, работали, в соответствии с этой директивой, и органы военной разведки и контрразведки США. В наше время появилась возможность, со ссылкой на американские источники, ознакомить русского читателя с директивными установками американского правительства о работе своих разведслужб в Западном Берлине в условиях «холодной войны». Это помогает мне в моих воспоминаниях давать оценку обстановки в ГДР также и устами противников во время моей службы там в пятидесятые годы.

В книге бывшего в середине 50-х годов руководителем Берлинской оперативной базы ЦРУ (БОБ) Дэвида Мерфи, Дж. Бейли и советского разведчика генерала Кондрашева под названием «Поле битвы – Берлин», вышедшей в свет в 2002 году, подробно освещаются наиболее крупные разведывательные операции американцев этого времени с позиций Западного Берлина. В них немало страниц посвящено подрывной работе американской разведки против военнослужащих Берлинского гарнизона ГСВГ, где я проходил службу в это время, и мне пришлось реально противостоять им в проведении ряда конкретных подрывных акций.

Обо всем этом в 1953 году мы, конечно, не знали, а лишь догадывались и поэтапно реально ощущали двуличность бывших союзников по их конкретным делам.

Теперь рассмотрим другую сторону оперативной обстановки в Берлине, какой она была для советской военной контрразведки и в каких условиях несла службу вся Группа советских войск в Германии в это время, то есть к лету 1953 года.

Международная и внутриполитическая обстановка в нашей стране в значительной степени определялась тогда смертью советского руководителя И. В. Сталина в марте 1953 года. За ней последовала смена высшего политического и государственного руководства. Ощущался период становления новых руководителей страны, началась реорганизация основных государственных структур. Происходила смена руководителей министерства государственной безопасности, министерства обороны и внутренних дел.

В этой ситуации определенную дезориентацию при оценке обстановки в ГДР и задачах органов госбезопасности внесли весной 1953 года непонятные для военных, принятые под влиянием Берии, решения министерства обороны о выводе из Демократического Берлина всех советских войск за исключением батальона охраны Управления военного коменданта. За этим последовала директива о сокращении советских служб госбезопасности в ГДР. С марта по июнь 1953 года Берия и Кобулов сократили около 1700 человек из 2800 сотрудников аппарата госбезопасности СССР в ГДР. Естественно, указания Берии о замене сотрудников в ГДР в таком масштабе привели к дезорганизации работы чекистов в Германии. Новые осложнения в работе вызвал срочный вызов в Москву на совещание в начале июня 1953 года всего основного оперсостава из ГДР, владеющего немецким языком. Это привело к тому, что на момент беспорядков в Берлине не было оперработников, которые бы могли хорошо говорить по-немецки.

Возникли предположения у нас и на Западе о возможном изменении политики СССР в германском вопросе, что явно не способствовало мобилизации органов контрразведки на успешное решение задач по обеспечению безопасности нашего государства. Реальная внутриполитическая обстановка в ГДР к этому времени требовала как раз обратного – повышения бдительности в связи с появившимися в республике негативными тенденциями развития и мобилизации всех имеющихся сил на их устранение. Именно это и не было сделано новым руководством СССР в сложившейся обстановке, что немедленно и эффективно использовал наш противник.

Попытка государственного переворота в ГДР 17 июня 1953 года вынудила действовать военных. Командование Группы советских войск в Германии временно ввело военное положение в советском секторе Берлина и вновь вернуло в город войска, ушедшие оттуда только пару месяцев назад, чтобы исключить распространение массовых беспорядков по всей республике.

Интересны выводы американской разведки по ситуации, сложившейся у нас в Германии летом 1953 года.

«В условиях борьбы за власть после смерти Сталина появилась нерешительность в действиях советской разведки. Госбезопасность оказалась неспособной эффективно реагировать на усугубляющийся германский кризис. Служба была деморализована попытками Берии вернуть себе контроль над госбезопасностью.

Восстание в ГДР в июне 1953 года дало основание политбюро ЦК КПСС отстранить Берию от власти…»

Все вышеизложенное входило в емкое служебное понятие «оперативная обстановка», то есть условия, в которых велась «работа в окружении». А «окружение» – вот оно, такое многоликое, объемное и враждебное.

В сферу оперативного обслуживания Особого отдела Берлинского гарнизона входили следующие учреждения: Центральная комендатура, 133-й отдельный батальон охраны Управления военного коменданта г. Берлина и части, несшие службу по охране ряда объектов, находящихся непосредственно в Западном Берлине (памятника «Победы» в районе Тиргартен, напротив рейхстага; союзнической тюрьмы в Шпандау; берлинского Центра воздушной безопасности, контролировавшего воздушное сообщение с Западным Берлином и с Западной Германией), а также военный госпиталь, аэродром Шенефельд, два советских авторемонтных завода – один в Берлине-Обершеневайде, другой в местечке Цитен на Юге Берлина, где работали граждане ГДР, а начальниками цехов были наши офицеры. Отделом обслуживались также части правительственной связи в районе Кепеник, части «ВЧ» связи в городе Коттбус, три отдельных мотострелковых батальона, несших службу на внешней границе Большого Берлина. Эта граница составляла 164 километра. На ней – десятки контрольно-пропускных пунктов, на шоссейных дорогах и железнодорожных путях. Среди них были и такие, как КПП Новавес, через который шло регулярное перемещение войск союзников, периодически заменявших личный состав своих гарнизонов в Западном Берлине.

Кроме того, имелось сквозное движение городской электрички из демократического сектора Берлина в Западный и обратно. Так, только через вокзал городских электричек «Фридрихштрассе», расположенный в центре города, в течение суток проходили 285 поездов из Западного Берлина с более чем 50 тысячами пассажиров.

В служебной терминологии внешняя граница города Берлина обычно значилась как «обвод». Вот на этом «обводе» мне, в основном, и предстояло работать. По графику: неделя – на «обводе», неделя – работа по окружению в самом Берлине. Оперсостав немецким языком не владел, и без переводчика было просто невозможно решать стоящие перед нами оперативные задачи по работе в окружении. Были в отделе и два других переводчика – бывшие слушатели курсов немецкого языка в Штраусберге. Однако возможности их использования на «обводе» были ограничены.

Серьезно сказались на оперативной обстановке в городе и события июня 1953 года: попытка государственного переворота, погромы и бесчинства в столице ГДР, инспирированные из Западного Берлина, прошедшие массовые демонстрации и забастовки на предприятиях Берлина, в том числе и попытка срыва работы на авторемонтном заводе в Берлине-Обершеневайде, обслуживавшемся отделом.

Все это до предела накалило оперативную обстановку в столице. Были разгромлены ряд государственных учреждений республики в столице: некоторые здания прокуратуры, судов, райкомов СЕПГ, отдельных полицейских участков. Как следствие – деморализация и бегство отдельных подразделений погранполиции ГДР, несших на «обводе» службу по охране границы с Западным Берлином вместе с нашими батальонами. Все это вынудило командование группы советских войск в Германии объявить о введении военного положения в городе. В Берлин были введены войска, танками перекрыли основные улицы и площади для прекращения доступа погромщиков из Западного Берлина. А ведь до этого наши части были выведены из столицы. К началу путча в Берлине остался только один батальон охраны комендатуры, других войск в столице на этот момент не было.

На этом фоне значительно усложнило условия работы оперсостава дезертирство нашего военнослужащего – бегство с поста на Запад советского солдата из состава караула, несшего службу в Западном Берлине – Тиргартен по охране памятника «Победы» советским воинам, павшим при штурме рейхстага. Ответственность за происшедшее, естественно, возлагалась на оперсостав отдела. И также предельно жестко стояла задача: выяснить – кто и как смог пробраться в ряды лучшего подразделения Берлинского гарнизона. На это событие, в политическом плане, тяжело накладывалось широкое освещение в западных средствах массовой информации самого факта бегства советского солдата с поста у памятника. Максимально подробно были засняты эпизоды его дезертирства (бросил автомат, снял ремень, швырнул фуражку со звездой, слетел сапог – снял на ходу и бросил второй). Ясно, что это была хорошо спланированная, заранее подготовленная подрывная пропагандистская акция. По мотивам события был срочно подготовлен сценарий для короткометражного фильма под названием «Побег на свободу» (Flucht in die Freiheit). В этом особенно усердствовала американская пресса и другие западные средства массовой информации.

Вот в такой обстановке мне предстояло начинать свою службу в органах государственной безопасности. Я был включен в группу оперработников по проверке всех обстоятельств измены со стороны «окружения». Изучением этой же ситуации изнутри воинской части занималась другая группа. От нас ждали ответа на вопрос – с чем мы имеем дело. Это дезертирство, раздутое до европейского масштаба, или результат целенаправленной подрывной работы разведки противника и, как ее итог, измена Родине советского военнослужащего?