Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)

Чтобы полностью развязать нам руки для службы и снять нарастающую угрозу для безопасности наших семей, со второй половины ноября мы начали планово, без паники и шума, отправлять своих близких на родину, в Союз. Свою семью, молодую жену и годовалого сынишку, я отправил одних на родной Урал, в село Ильинское Пермской области.

Приведу лишь несколько картинок этого жаркого по накалу событий дня – 6 ноября 1956 года.

Во-первых, буквально через 30–40 минут советского демарша сенату Западного Берлина вся западноберлинская полиция и пожарные части были подняты по тревоге.

С воем сирен, в сопровождении мигалок колонны грузовиков с западноберлинскими полицейскими мчались к границе Демократического сектора Берлина с задачей перекрыть со стороны Западного Берлина основные маршруты движения колонн в сторону ГДР и не допустить их проникновения в Демократический Берлин. Тревожно было и за судьбу нашего памятника у рейхстага, стоящего как раз на пути движения колонн погромщиков.

Первую колонну полицейских и пожарных машин возглавлял тучный полицейский в каске в звании майора. Он приказал поставить несколько пожарных машин у Бранденбургских ворот. Пожарные сноровисто развернули шланги. Но гидрантов для подачи воды в западной части не хватило, а, может, они не работали. Этот майор, взяв под козырек, обратился к смешанному патрулю в составе советского и немецкого офицера из ННА ГДР с просьбой разрешить подключиться к гидрантам на нашей стороне, так как при этом приходилось «нарушать границу». Такое разрешение он получил. Вода пошла. Пожарные быстро разбросали на асфальте у ворот около десятка больших брезентовых полотнищ и стали поливать их водой. В это время полицейский майор, очень волнуясь, на ломаном русском языке говорил нашим офицерам: «Вы только не волнуйтесь, не стреляйте! Мы их остановим! Они все очень, очень, немножко пьяни! Мы их будем дубинками угощать! Да, да, резинова дубинка! Если они не будут нас слюшайт, то мы их холодна вода поливайт, в брезент пеле-найт и на машина, вег отсюда, в полицай ревир! Мы их все равно остановим!» – и подкреплял это фразой из русской ненормативной лексики. От волнения он вспотел, снял с головы каску и бегал вдоль шеренг западных полицейских, выстраивая из них защитный кордон с западной стороны перед Бранденбургскими воротами.

Примерно такая же картина наблюдалась на других маршрутах движения колонн демонстрантов в Демократический сектор Берлина.

Вот ведь истинное лицо западной демократии на деле, когда их поймали за руку, пробирающуюся в чужой карман! А до этого ультиматума они о чем думали? Не знали, что происходит? Теперь они засуетились, нашлись силы, средства и «понимание» возможных последствий.

Для оценки опасности сложившейся обстановки и решительности нашего ультиматума сенату Западного Берлина можно указать, что в заключение беседы нашими представителями было заявлено примерно следующее: «Если власти, сенат Западного Берлина сами не в состоянии навести у себя в городе элементарный демократический порядок, то в такой обстановке советская военная администрация будет вынуждена ввести свои войска в Западный Берлин для прекращения беспорядков, используя свои законные права как Верховного комиссара в Германии, потому что прибегать к этому праву его вынуждает сама политика сената в Западном Берлине».

Еще одна любопытная ситуация, сложившаяся в это время в Западном Берлине около памятника советским солдатам у рейхстага в районе Тиргартен. У Бранденбургских ворот полицейские и пожарные стали активно останавливать колонну, энергично двигавшуюся с Запада на Восток и напиравшую на жидкую цепь полицейских, которые усердно поливали «демонстрантов» холодной водой и лупили их беспощадно резиновыми дубинками. На особенно сопротивляющихся полицейские набрасывали мокрый брезент, заталкивали их в грузовики и увозили с места событий. Движение всей колонны замедлилось: у нашего памятника началась толкучка, возник затор. Из-за тесноты людские массы стали выходить с широкого шоссе, заходить на газоны и скверы парка у памятника, обтекая его со всех сторон. Стихийно сформировались группы беседующих друг с другом людей, так как движение колонны застопорилось. В такой обстановке агрессивность пьяных людей «интернациональна», то есть они морально готовы на любые бесчинства. Им лишь бы бить и громить, не думая кого и за что. Им надо действовать!

В одной из таких группок после распития очередной дозы спиртного возник разговор примерно такого содержания:

– А почему мы стоим?

– Почему, почему! Русские уже, наверное, выставили танки у Бранденбургских ворот, пока мы все собирались да примерялись! Вот и стоим поэтому.

– Да что это мы все про русских да про русских?

– А как же иначе! Ведь они воюют против венгров, и в газетах об этом пишут!

– А ты сам вообще читал газеты? Ведь сегодня воюют не только одни русские. Англичане, французы и евреи тоже воюют, но только против арабов. Они хотят снова отобрать у Насера Суэцкий канал.

– Да откуда ты это все взял, наверное, коммунистических газет начитался?

– Да ты что, совсем обалдел по пьянке? Да я их в руки не беру, не хочу мараться!

При этих словах инициатор разговора достал из кармана «случайно» оказавшуюся у него широко известную и издающуюся в ФРГ газету и говорит:

– Вот, смотри, здесь на первой странице большими красными буквами написано, как русские воюют против венгров, а на четвертой странице мелким шрифтом набрано, что происходит в Египте. Ты ведь, наверное, читаешь только то, что пишут на первой странице!

На четвертой странице сообщалось, что с 31 октября 1956 года авиация англичан, французов и израильтян успешно бомбит столицу Египта – Каир и города в районе Суэцкого канала. Что войска объединенной коалиции готовятся к решительному штурму города и порта Порт-Саид, чтобы вернуть себе контроль над Суэцким каналом.

– Вот это да, новость! Англичане, оказывается, сегодня тоже воюют! А мы-то все подальше, с претензиями к русским норовим.

А тут и патруль английской военной полиции пришелся как раз кстати. Вот он, рядом, в ста метрах. Полицейские все – в красных фуражках, лица тоже красные – от волнения и напряжения.

– А они ведь здесь, в нашем городе, ведут себя, как оккупанты, вон выставились. Да что мы стоим и смотрим, покажем англичанам, что мы тоже за арабов, как и за венгров, раз их англичане обижают!

Эта идея понравилась пьяной, жаждущей действий толпе. В патрульные машины англичан полетели пустые бутылки из-под пива и других алкогольных напитков. Несколько человек прорвались к ближайшему английскому джипу и принялись раскачивать машину, грозя перевернуть ее вместе с пассажирами. Остальные английские полицейские вышли из джипов и попытались отогнать «демонстрантов», но те, настроенные на драку, всей массой набросились и на них.

В результате возникшей потасовки поле боя осталось за «демонстрантами». Как трофеи победителей стояли джипы, брошенные убегающими полицейскими. Наиболее активные «демонстранты» преследовали убегающих англичан. Те стремились добраться до своих казарм, которые находились в нескольких километрах от места драки. Вторая часть английских полицейских, тоже на джипах, стоявших по другую сторону советского памятника, быстро ретировалась с глаз «демонстрантов» под защиту нашего караула.

Решительный вид советских солдат заставил погромщиков отступить с территории, окружавшей наш мемориал и оставить этих англичан в покое.

Значительная часть «демонстрантов» из общей колонны, двигавшейся в сторону Бранденбургских ворот, с возгласами: «А там что-то происходит!» – обтекая территорию памятника с двух сторон, через парк, скверы и газоны, быстро ушла в сторону английских казарм. Шоссе перед советским памятником опустело, напор «демонстрантов» на полицейские кордоны у Бранденбургских ворот ослаб. Вскоре из центра Западного Берлина появились колонны городских автобусов, собиравших «бесплатно» несостоявшихся погромщиков и увозивших их в сопровождении полиции в центр города на «сортировку».

Наш караул у памятника выполнил свой союзнический долг: взял под защиту английских полицейских, прибывших с задачей охранять советский памятник и наш караул от посягательств погромщиков.

На этом, в основном, закончилась, провокация, запланированная нашими недругами в Западном Берлине, на фоне трагических событий в Венгрии и Египте.

Как уже показали события по нейтрализации попытки этого путча чисто локального характера, на возникновение идеи путча значительно влияли и возникшие вооруженные конфликты далеко от Германии и Западного Берлина. Я имею в виду Суэцкий кризис 1956 года. Как судили о Суэцком кризисе того времени и что о нем знали «демонстранты» из Западного Берлина – я уже показал.

А вот, что мы почувствовали в настроении жителей Западного Берлина и ФРГ в связи с событиями в Египте. Придется рассказать, так как это показательно и небезынтересно, что думали люди на Западе о роли СССР в оказании помощи Египту в отражении англо-французскоизраильской агрессии.

Почти каждый агент, приходящий с Запада в эти дни – а это было в первую половину ноября 1956 года, приносил с собой «разведывательную информацию»: издающиеся на Западе газеты и журналы. В них, примерно, двое – трое суток подробно освещались военные действия союзной эскадры, направленные на попытку генерального штурма города Порт-Саида в Египте, который состоялся 5 ноября 1956 года.

В ответ на широко разрекламированные планы объединенной коалиции о предстоящем генеральном штурме ключевой позиции египтян в районе Суэцкого канала – города и порта Порт-Саид наше правительство выступило с предостережением к мировому сообществу: «…внять голосу благоразумия и остановить войну в Египте». Конечно же, не вняли, пошли на штурм.

Любители сенсаций, фотокорреспонденты западных СМИ были, естественно, на месте предстоящих ожидаемых победных действий англо-французской эскадры.

И вот что они увидели. Утром 5 ноября 1956 года объединенная англо-французская эскадра пошла с моря на штурм города и порта. Эскадру возглавлял французский крейсер, который огнем с моря поддерживал высадку десанта. Ему в кильватере следовали другие корабли поддержки десантников. Западная пресса сообщала, что в разгар операции по высадке десанта «…французский крейсер как-то странно задрожал, окутался клубами пара и на глазах всей эскадры стал рассыпаться». На помощь к нему стремительно бросился миноносец сопровождения, который «вдруг на что-то налетел и взорвался, не дойдя до терпящего бедствие крейсера». Никто из экипажей этих двух кораблей не спасся. Видя происшедшее, десантники, частично зацепившиеся за египетский берег, панически бежали на кораблях поддержки. Вся объединенная эскадра срочно покинула поле боя.

Естественно, «свободная» пресса на Западе первые два-три дня в ноябре 1956 года публиковала потрясшие весь мир снимки и сдержанные комментарии к ним. Наша агентура штурмовала нас этой «разведывательной» информацией с прямым вопросом: «Что же такое вы сделали с этими французами?»

После этих событий последовала и соответствующая реакция со стороны стран-участников антиегипетской коалиции. Правительство Израиля уже 5 ноября 1956 года отдало приказ войскам о прекращении агрессии против Египта, а правительства Англии и Франции отдали такие приказы на другой день, то есть 6 ноября 1956 года. К двум часам утра 7 ноября 1956 года все военные действия против Египта были прекращены. (См. Дипломатический словарь, том 1, стр. 122)

Так что же случилось с западной прессой? Почему она вся и в одно время замолчала, забыла об этом событии?

Ведь мировая сенсация, только бы и поговорить!

Злые языки утверждают, что этой прессе было сказано примерно так: «Господа, это же не хорошо и не патриотично, расписывать в таких тонах чужие успехи в научнотехническом прогрессе. Да так можно и весь мир перепугать!

Вы только подумайте, что будут люди про нас говорить!!!»

И вот результат. Будто бы и не было генерального «победоносного» штурма союзной эскадрой Порт-Саида. Все все позабыли. А газеты этих дней? Снимки хода высадки десанта? Газеты – это же однодневки, они не живучи. Говорят, что прессу этих дней даже не доставляли в Лондон, чтобы факты не попали на учет в книгу рекордов Гиннеса, но об этом знают все в Лондоне и Париже.

Корреспонденты на Западе писали, что, якобы, французский президент, во время очередного визита, спрашивал у Н. С. Хрущева: «Что же вы сделали с нашим крейсером у Порт-Саида?» На что получил вполне дипломатичный ответ: «Так вы же с Насером воевали. Вот у него и спросите!»

Нам приходилось, рассматривая снимки из западных газет и журналов начала ноября 1956 года, так же отвечать на вопросы своих заграничных помощников: «Что произошло с кораблями эскадры агрессоров – об этом знают в Египте». Но содержание сообщений их родной – буржуазной, а не коммунистической – Западной прессы было для них впечатляющим – нас поздравляли.

Я согласен – нехорошее это дело, ставить ультиматумы. Но, давайте подумаем, а что же было бы, если бы не такая твердая позиция нашего государства в отстаивании своих интересов. Опять кровь и погромы в Демократическом Берлине, разруха и нестабильность на всем Востоке Германии? А что было бы с Египтом и его соседями?

В такой обстановке приходится из двух зол выбирать меньшее. Не мы нападали, а нападали на нас. Мы же, фактически, оборонялись. Но оборонялись активно, наступательно, зная заранее планы противника. И как результат такой политики – успешное пресечение агрессивных замыслов против нашей Родины.

Глава XII

«Комиссионер». «Черный рынок» в Западном Берлине. Пробелы в знании оперативной обстановки в Берлине. История достопримечательности города-ресторана «Последняя инстанция».

После ввода американский оккупационных войск в Западный Берлин осенью 1945 года здесь стихийно возник и постепенно утвердился «черный рынок», где спекулянты перепродавали продукты, кофе, сигареты, одежду, предметы военного снаряжения и другие товары, похищенные американскими военнослужащими со своих складов и баз тылового обеспечения. Сформировались свои воровские обычаи и утвердились неписаные законы.

В работе «черного рынка» видную роль играли местные граждане из числа жителей города Берлина, которые исполняли роль посредников. Сами себя они именовали комиссионерами. Роль посредников была значительна.

Именно из их рук сбывался покупателю товар, ворованный на военных складах. Сам американский военнослужащий оставался при этом в тени; он лишь передавал товар комиссионеру, определял цену и получал из рук комиссионера вырученные деньги. По усмотрению и настроению американца посредник получал комиссионные из его рук за сбытый товар. Цены на товары колебались в зависимости от сезона, что давало возможность американскому хозяину-поставщику товара иногда «кидать» своих посредников со ссылкой на изменившуюся конъюнктуру рынка. Это вызывало с их стороны озлобленность и недовольство своими американскими компаньонами по сделкам.

Несколько позже, с возникновением в Западном Берлине крупных лагерей беженцев из ГДР и других социалистических стран, в районах их размещения появились также свои «черные рынки». Предметами спекуляции здесь служили посылки с гуманитарной помощью, направляемые в лагеря беженцев по линии международных и американских организаций Красного Креста. Распределением посылок среди беженцев зачастую занимались сами американцы. Здесь работала другая группа берлинских комиссионеров, специализировавшаяся на сбыте гуманитарной помощи.

Практика обмана комиссионеров была также хорошо известна местному населению, участвовавшему в работе рынка. В случае конфликтов, чтобы «свести счеты» с американцами-кидалами, они не имели возможности жаловаться в полицию, а были вынуждены искать свои меры «возмездия» к зарвавшимся американским партнерам по сделкам.

В этой связи припоминается судьба одного из таких комиссионеров, принадлежавшего ранее к одной из организованных групп перекупщиков в Западном Берлине, кормившихся с конца 1945 года на подачки американских военнослужащих. Это были зачастую сотрудники разведслужб, воровавших и сбывавших военное и гуманитарное имущество. Их жажду к преступной наживе не останавливали даже строгие кадровые инструкции для служащих американских разведок. Среди них был один житель Западного Берлина, назовем его условно «Комиссионер». Он активно сотрудничал с нами, скорее, из накопившегося у него желания отомстить своим американским партнерам по сделкам на «черном рынке», чем по материальным или идеологическим соображениям, так как американцы неоднократно «кидали» его. Он «завязал» свои знакомства в Западном Берлине с немецким полууголовным сообществом, и это нас устраивало, так как снимало вопрос угрозы его личной безопасности со стороны криминальной полиции.

Однажды через соответствующего офицера связи в Берлине получаем информацию, что наш «Комиссионер» сидит в следственном изоляторе городского управления полиции демократического сектора города Берлина (полицайпрезидиума). Офицер связи сообщил также, что, по мнению начальника следственного отдела, задержанный возможно имеет служебные контакты с представителями советских властей. Срочно выезжаю разбираться. Думаю, хорошо, что здесь есть возможность что-то предпринять для его спасения. А если бы это случилось в Западном Берлине?

Начальник следственного отдела полицайпрезидиума на мой вопрос, почему он допускает возможность наличия у нас с задержанным служебных взаимоотношений, заявил, что он впервые видит такого политически грамотного рецидивиста. Уже на втором допросе «Комиссионер» заявил ему, что он, начальник следственного отдела, неправильно трактует вопрос «борьбы за социализм».

По мнению «Комиссионера», если он случайно, стоя на «шухере», помог своим старым знакомым в Западном Берлине ограбить крупный универмаг, то этот факт здесь, в ГДР, надо расценивать не как банальное воровство, а как реальные действия по подрыву экономических устоев капитализма на Западе. Это не пустая газетная болтовня о борьбе с капитализмом! И если его думают выдать шуммовской полиции как участника ограбления универмага в Западном Берлине, то это будет акт пособничества капиталистическому строю. После такой политической аргументации задержанного начальник следственного отдела решил искать истоки его политической грамотности и обратился к советскому офицеру связи.

Мы договорились о форме «закрытия» дела и освобождении «Комиссионера».

Последующая встреча с «Комиссионером» показала мне, как мало мы порой знаем о людях, сотрудничающих с нами, далеко не всегда вникаем в детали, при каких условиях они добыли интересующую нас информацию или каковы их истинные взаимоотношения с окружающими людьми. Я спросил «Комиссионера»: что его толкнуло на возобновление связей со своими старыми дружками по «черному рынку»? И при этом просил его быть максимально искренним, иначе больше не может быть и речи о доверительных отношениях между нами.

Ответ был для меня первой неожиданностью: он пошел «гасить» старый долг.

К нашему «Комиссионеру» зашли бывшие дружки по городскому сообществу американских торговых посредников и напомнили ему, что за ним есть давний «должок». Они сказали ему, что уважают его позицию, знают, что он «завязал». Ему было заявлено, что они оказались в безвыходном положении, у них готово «дело», но в последний момент выпал один соучастник, который планировался для страховки. Сам он в краже участвовать не должен, и делиться с ним украденным тоже не будут. Но, учитывая старый «должок», просят погасить его сейчас и принять участие в акции, будучи только на страховке. Все спланировано заранее. Откладывать нельзя. И он вынужденно пошел на помощь. Через несколько дней после удачного завершения этой операции по ограблению крупного универмага кто-то из ее участников попался на сбыте ворованного, и западноберлинская полиция стала искать других сообщников, обоснованно полагая, что часть из них может скрываться в Демократическом Берлине, и обратилась за помощью в полицайпрезидиум демократического сектора.

Я, естественно, иду дальше: так что же это за старый «должок»?

Мой собеседник с трудом, неохотно, стал пояснять суть дела. Это было еще раньше. Тогда со мной работал другой ваш сотрудник. Я передал ему рукописные копии с трех удостоверений офицера американской военной разведки, работавшего часто в лагере беженцев из ГДР Мариенфель-де; он спекулировавшего гуманитарными посылками и товарами американского Красного Креста. Мои друзья помогали ему при сбыте, но он часто даже не платил за их работу комиссионные, обманывал их или платил жалкие гроши, не возмещавшие даже расходов при перепродаже.

Естественно, росло их возмущение таким беспардонным поведением американского партнера. Решали коллективно: как отомстить ему?

Реально это можно было сделать только при условии, если они будут знать: где конкретно и кем он служит? кто его начальник? какой номер его служебного телефона?

Об обращении в местную полицию думать не приходилось, так как за друзьями имелись грешки уголовного характера.

Сказано – сделано. После очередной удачной акции по сбыту посылок Красного Креста и вручения в ресторане выручки американцу, он опять «задержал» выплату комиссионных подельникам. Тогда его уломали на обильное угощение участников сделки. В ходе выпивки один из комиссионеров вытащил у американца бумажник с документами и деньгами, а пьяного хозяина срочно отправили домой на такси. После этого друзья-уголовники изучили документы американца, сняли с них рукописные копии, записали номера служебных телефонов в американских учреждениях, в которых он числился работающим. Деньги не тронули из-за принципа, чтобы не выглядеть ворами, оставили все в сохранности. Копии служебных документов передали нашему «Комиссионеру», так как он единственный из них мог сносно читать и говорить по-английски. Он же должен был потом жаловаться американскому начальству по телефону на офицера американской армии, ворующего гуманитарные посылки из лагеря Мариенфельд.

На другой день незадачливый американский партнер по спекуляции явился в тот ресторан в поисках своих пропавших документов. Ему сообщили, что их «случайно» обнаружили под стулом, на котором висел его пиджак.

Попросили в присутствии всех пересчитать деньги, проверить все ли документы на месте. Американец подтвердил публично, что все в порядке, деньги и документы целы, все на месте. Тогда от него потребовали «отблагодарить» их за находку и обеспечение сохранности денег и документов, что он и сделал.

Исполнить планы друзей-комиссионеров нашему помощнику не пришлось. Их американский посредник вскоре после этого происшествия исчез из поля зрения. Основания для жалоб американскому командованию отпали, а копии удостоверений оказались в распоряжении советской военной контрразведки.

Это были интересные для исследователя документы. По одному удостоверению американец-спекулянт значился офицером связи главной американской квартиры на Клей Аллее в Целендорфе с сенатом Западного Берлина. По другому документу он числился руководящим сотрудником американского Красного Креста в Западном Берлине, а по третьему он был офицером американской военной разведки. И все в одном лице.

Конечно, о своем «должке» перед западноберлинской братией наш помощник скромно умалчивал перед нами, что и привело его в объятия полиции в Демократическом Берлине.

Все происходящее, безусловно, осложнило на время решение наших текущих задач. «Комиссионеру» пришлось менять место жительства и род занятий, порвать все отношения с бывшими братками. А я получил соответствующее внушение по службе за недостаточную воспитательную работу со своими агентурными кадрами.

Припоминается еще один поучительный для оперработника случай, который преподнес мне этот «Комиссионер». Очередная встреча с ним у нас была назначена в центре Берлина, на Александрплатц. Мы попытались было заглянуть в ряд кафе и ресторанов на площади, но нигде не было свободных мест – время обеда. Тогда я предложил ему пройти в уже известный мне спокойный ресторанчик, расположенный в двух кварталах от центра города. Мы пришли в этот район – остатки старой Берлинской городской стены, где размещался ресторан под названием «Цур лецтэн инстанц» («Последняя инстанция»). Подойдя к двери ресторана, я предложил спутнику пройти впереди меня. Он остановился, недоуменно посмотрел на меня и с выражением смятения на лице резко заявил: «Вы мне предлагаете войти сюда? Ну, уж нет, я не заслужил этого!» – и, повернувшись, пошел прочь от меня.

Я с трудом догнал своего помощника. Вижу его открытое недовольство моим предложением посетить этот немноголюдный ресторанчик, но никак не могу взять в толк, чем же я вызвал у него такое сильное раздражение. Мы устроились для беседы в одной из закусочных. Собеседник был немногословен, сдержан, явно чем-то озадачен, сбивался с темы намеченного ранее разговора. В заключение встречи он, собравшись с духом, резко заявил мне: «Я не ожидал от вас такого отношения ко мне! Если вы недовольны нашим сотрудничеством, то скажите прямо. Я понимаю, основания для этого у вас могут быть, особенно после знакомства со следователем в полицайпрезидиуме.

Но я прошу еще раз: скажите мне об этом прямо, открыто, без намеков, а не как с этим предложением посетить «Последнюю инстанцию».

Ответ ошеломил меня:

– У моих бывших товарищей по бизнесу она имеет свое символическое значение! Больше меня туда не приглашайте! У него дурная слава!

Видя озадаченное выражение моего лица, он в сердцах бросил:

– Сходите в Берлинский краеведческий музей и там все узнаете про этот ресторан!

Делать нечего. Надо срочно пополнять свои знания по оперативной обстановке в городе. В ближайшее же воскресенье иду в Берлинский краеведческий музей (Museum fuer Heimatkunde).

Музей создан руками людей, действительно любящих историю своего города. Это видно по поведению экскурсоводов, оформлению стендов, любовному сохранению и оформлению реликвий, собраниям графических рисунков художника Хейнриха Цилле. Он с юмором отображал в этих рисунках жизнь простых людей на городских окраинах.

В собрании музея были также исторические схемы развития и становления города из провинциального местечка в столицу прусского государства. При ознакомлении с чертежами старых границ города и фотографиями остатков сохранившейся городской защитной стены наталкиваюсь на целый стенд, посвященный истории ресторанчика «Последняя инстанция».

Раньше, когда город находился еще внутри защитной стены, этот ресторанчик разместили непосредственно в ней, вблизи от городских ворот.

Был в средние века такой обычай: всех преступников, осужденных на смертную казнь, выводили за стены города и вели к месту казни мимо это ресторана. Осужденный имел право на последнее волеизъявление. Он мог с разрешения охраны зайти в этот ресторан и угоститься бесплатно, за счет казны, после чего шел к месту экзекуции.

Именно поэтому данный ресторанчик и получил название «Последняя инстанция», то есть последняя в жизни перед смертной казнью. Таков исторический смысл его названия, сохранившегося и в наши дни.

В уголовной среде его название имеет символическое значение. Им пугают сообщников, не очень твердо исповедующих законы уголовного мира или решившихся на заранее обреченную на провал какую-либо бессмысленную преступную авантюру, при реализации которой ничего, кроме тюрьмы или казни, нельзя ожидать…

Дважды перечитал стенд, посвященный истории этого заведения. Да… Не знал я этого ранее! Безусловно, с моей стороны, с учетом прошлого нашего агента, было бестактно и большой ошибкой приглашать его сюда на бесплатное угощение. Это могло быть истолковано как скрытая угроза. Пришлось сообщить на следующей явке моему соратнику о посещении Берлинского краеведческого музея и принести свои извинения за плохое знание местных условий. Нормальные служебные взаимоотношения были восстановлены.