Текст книги "Берлин: тайная война по обе стороны границы"

Автор книги: Аркадий Корнилков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Глава IV

Служба на Гознаке. На страже экономических интересов государства (1975–1988).

Что представляет собой Гознак в структуре органов государственного управления – мало известно широкому читателю. Отсутствует доступная информация о его работе. Хотя каждый из нас ежедневно сталкивается с одним из образцов его продукции – бумажными деньгами. Так что продукция Гознака постоянно сопровождает нас в повседневной жизни. Потребитель редко задумывается, сколько труда и усилий вложено в этот листок бумаги под названием «денежная купюра», который повседневно используется при расчетах за товары и услуги. Количеством наличных денег обычно определяется и уровень материального благополучия населения.

Расскажу кое-что из истории системы предприятий Гознака. В его прошлом легко можно найти объяснение, почему широкая гласность вредна и опасна для них.

Днем рождения типографского печатания бумажных денег России считается 21 августа 1818 года. Инициатором этого проекта был генерал-лейтенант А. А. Бетанкур, инженер-технолог, видный российский ученый и архитектор, по происхождению – испанец. Он рекомендовал царю построить в Петербурге специальное предприятие для изготовления бумажных денег, совместив в нем бумагоделательное и типографское производство. С одобрения Государственного совета царь Александр I своей краткой резолюцией «Быть по сему!» утвердил создание нового российского производства под названием «Экспедиция заготовления государственных бумаг». Она и положила начало предприятиям системы Гознака, которые по характеру своей работы всегда были режимными.

Интересна история возникновения понятий «режим», «охрана секретов технологии производства», обеспечение «сохранности продукции». Уже в 1818 году при утверждении царем штатов и положения об Экспедиции заготовления государственных бумаг предусматривалось введение особых условий работы и охраны предприятия.

В инструкции для экспедиции по этому вопросу предусматривалось следующее: «…Работники обязаны под страхом строжайшего взыскания сохранять молчание о деятельности предприятия… Состав и изготовление всяких государственных бумаг содержать в глубокой тайне от всех, не принадлежащих к Экспедиции лиц, и даже от своего семейства».

О некоторых технологических особенностях производства говорилось так:

«…Изготовленная ассигнационная и гербовая бумага передается из отделов… с подробным пересчетом листов…

При доме Экспедиции для содержания как внутренних, так и наружных хранилищ быть караулу военному…»

Все вышеуказанные требования инструкции по режиму строго выполнялись. Уже само создание такого важного для государства предприятия сразу же повлекло за собой утверждение специальных мер по защите содержания его работы, внешней охране, что оказалось даже в тех условиях очень своевременной и необходимой мерой.

Потому что уже через год после начала работы экспедиции качество русской бумаги для ассигнаций оказалось лучшим в Европе.

Этот факт вызвал ревностный интерес со стороны противников России. Их разведслужбы сразу же были нацелены на выведывание секретов русской бумаги. В августе 1819 года Министерство финансов России, основываясь на сведениях своей разведки, направило управляющему экспедицией секретное уведомление следующего содержания: «Некоторые злонамеренные люди в Англии намерены послать сюда нарочных для покупки бумаги, приготовляемой для делания ассигнаций или для узнавания состава, из которого она приготовляется. Посему считаю нужным предложить Вам принятие строжайших мер осторожности и надзора за производством работ при Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг, особливо по части делания ассигнационной бумаги. Дабы, паче чаяния, не мог кто-либо из посторонних видеть или узнать способ такового производства или пропорции материалов, для того употребляемых…»

Еще один, не менее характерный, пример из истории работы экспедиции свидетельствует о попытках другого иностранного государства, Германии, выкрасть русские секреты. Тогда в России трудно было найти своих специалистов, поэтому грамотных иностранцев охотно брали на службу. Так, 1876 году на работу в экспедицию был принят прусский подданный, гравер по специальности, некто Карл Роберт Лау, родом из Берлина. По окончании контракта он вернулся в Германию и сразу приступил к изготовлению фальшивых русских кредитных билетов с целью наживы. Хотя больших успехов в печатании фальшивых денег он не достиг, но хлопот экспедиции и русскому казначейству доставил немало[5]5
  См.: Михаэлис А. Э., Харламов Л. А. Бумажные деньги России / Ред. Ю. Г. Медведев. – г. Пермь, 1993 г.


[Закрыть].

6 июня 1919 года наркомфин РСФСР утвердил Положение «Об управлении фабриками заготовления государственных бумаг», назвав их «Гознак». Название группы предприятий, производящих деньги и ценные государственные бумаги, сохранилось до сих пор.

Важнейшей особенностью системы Гознака является непосредственное участие в происходящих внутри страны и за рубежом важных политических и экономических событиях. Провозглашенная после окончания Гражданской войны и разрухи Новая экономическая политика (НЭП) неоднократно сопровождалась мерами по стабилизации экономики и финансового положения в стране. Перед гознаковцами также ставились новые задачи.

Во время Великой Отечественной войны в интересах сохранения дееспособности государственных органов и бесперебойного функционирования советской экономики все предприятия Гознака из Москвы и частично из Ленинграда были срочно эвакуированы на Урал. А осенью 1941 года только что построенная в городе Краснокамске бумажная фабрика Гознака уже приступила к выпуску продукции. С этого момента началась история работы на Урале бумажного, полиграфического и металлургического производства Гознака.

Следующая веха в истории Гознака наступила после окончания Великой Отечественной войны, в период восстановления разрушенного народного хозяйства, когда в 1947 году в стране была осуществлена денежная реформа. Она положила начало введению новой послевоенной валюты в СССР, стабилизировавшей экономическое положение.

В конце войны предприятия Гознака в короткие сроки приступили к изготовлению новых денег и для освобождавшихся от фашизма стран Восточной Европы: Болгарии, Румынии, Венгрии и Германии. Китаю также была оказана помощь в восстановлении финансовой системы.

14 июля 1964 года в Перми завершилось строительство самого крупного полиграфического предприятия в его системе – Пермской печатной фабрики Гознака, расположенной по шоссе Космонавтов, 115.

Хорошо помню первую оперативку начальников цехов и отделов в начале 1975 года, когда директор фабрики А. Э. Михаэлис представил меня руководящему составу предприятия.

Я внимательно слушал доклады начальников цехов о ходе выполнения планов, проблемах в работе, о влиянии на эти процессы производственного отдела фабрики.

Я слушал и пытался определить для себя: где же мое место в этой работе? Естественно, что с первого раза мне не удалось найти ответа на этот вопрос. Я тогда имел только общее представление о специальном полиграфическом производстве.

Видимо, заметив мое смятение, Михаэлис пригласил меня к себе в кабинет и спросил, каково мое мнение о руководящем составе предприятия. Я откровенно признался, что мало понял из того, о чем говорилось на оперативки. Директор мне на это заметил:

– Для полного освоения особенностей производства потребуется время. Не думай, что на лету все схватишь! Для начала усвой основные технологические связи между цехами, чаще бывай на прямом производстве. А потом сможешь перейти к режимным вопросам. Без знания технологии их не решить.

А. Э. Михаэлис опытный инженер-полиграфист, заслуженный экономист, отличный организатор и знаток производства, имел в системе Гознака репутацию лучшего директора. Он руководил строительством фабрики в Перми и еще с 1941 года был хорошо знаком с инженернотехническим коллективом, который был эвакуирован из Москвы на Урал. Пермская фабрика Гознака всегда имела устойчивую положительную репутацию в городе и районе как передовое и экономически стабильное предприятие.

Хорошо была развита социальная сфера, в стадии завершения строительства находился дворец культуры Гознака.

К началу 1975 года на фабрике насчитывалось около 4200 сотрудников. При этом отмечалась значительная текучесть кадров, особенно в цехе контроля и в подсобных подразделениях.

Отдел режима был небольшим по численности. Основной его задачей была защита государственной тайны и проведение постоянных мер контроля, гарантирующих сохранность выпускаемой продукции. На фабрике имелся также специальный отряд военизированной охраны Министерства финансов СССР, отвечающий за охрану предприятия и поддержание необходимого пропускного режима при доступе на фабрику, а также за охрану при транспортировке полуфабрикатов и готовых изделий.

Детальное знакомство с работой отдела режима и общим состоянием дел по защите государственной тайны показало крайнюю запущенность этой работы. Новая государственная инструкция, регламентировавшая ее, действовала уже на протяжении нескольких лет, а на фабрике даже не был переоформлен картотечный учет работающих. Сам руководитель первого отдела не видел разницы между новым и старым документом. Если старая инструкция являлась по правовому положению документом органов госбезопасности, то новая инструкция являлась директивным указанием Совмина СССР, и ответственность за сохранность гостайны возлагалась на руководителей предприятия. За КГБ СССР оставалось только право контроля за ходом ее выполнения.

При обсуждении вопросов состояния режима в цехах на директорских оперативках нередко приходилось слышать: «Наше дело – выполнение плана. Режим – ваша забота. И оставьте нас в покое с этими проблемами!»

Нужно отметить, что мне нелегко далась перемена отношения к этому вопросу в умах руководителей. Михаэлис пытался даже обжаловать мои требования у начальника главка Н. П. Хрушкова. С ним у меня состоялся разговор во время его пребывания в Перми, в котором я объяснил мотивы «наступления на полномочия директора». Приходилось учитывать и авторитарный метод руководства, и непривычное для директора напоминание о его обязанностях по укреплению режима в свете новых решений правительства.

Ввиду такого отношения руководящего состава фабрики к вопросам режима мне пришлось детально проработать новую инструкцию с директором, поскольку на своих оперативках он не пресекал подобные заявления и не требовал от подчиненных изменения отношения к режимным задачам в соответствии с положениями инструкции. Мы вместе с ним сформулировали основной тезис: «Укрепление режима – дело каждого руководителя» и спрос за это будет с каждого из них.

После этого была проведена специальная оперативка с руководящим составом. В своем выступлении Михаэлис заявил, что он больше не намерен слышать от них оправданий при выявлении фактов нарушения режима, что режим – это забота не только первого отдела – ответственность за его несоблюдение несут в первую очередь руководители подразделений.

Такой постановкой вопроса, опираясь на авторитет директора, мы стали постепенно менять отношение к проблеме обеспечения сохранности государственной тайны на фабрике. В целом взаимопонимание было достигнуто: без моей письменной визы не проходили никакие распорядительные документы по режимной тематике. А при необходимости я напоминал директору о поддержке с его стороны предложений по укреплению режима на предприятии.

Почувствовав ответственность, руководители цехов и отделов стали просить провести с ними занятия по основным требованиям новой инструкции. В течение полугода отдел режима занимался этим по отдельному плану, согласовав предварительно эту работу с главком.

Предприятие стало получать значительные объемы международных заказов секретного характера. Обстановка требовала конкретных мер по упорядочению пропускного режима на фабрику и допуску в режимные цеха.

В обстановке планомерного укрепления статуса режимного предприятия неожиданно для нас прозвучала критика этих усилий со стороны Индустриального райкома КПСС. На районной партийной конференции первый секретарь райкома Уваров вдруг заявил, что «…режим на Гознаке мешает проведению политико-воспитательной работы в коллективе».

Удивительно: усилия по наведению государственной дисциплины не понравились партийному руководству!

Его слова мне передал директор фабрики, поскольку сам я в конференции участия не принял по причине болезни. Инструкторы райкома прокомментировать причины такой критики мне не смогли. Тогда я отправился на прием к первому секретарю РК КПСС. После двух часов демонстративного игнорирования моего присутствия в приемной я все-таки прорвался на прием к нему и попросил объяснить, чем вызвана такая оценка моей работы.

В ответ я услышал:

– Раньше все, кому нужно, кого посылал райком, ходили к вам на предприятие. А теперь не пускают!

Из обороны я перешел в наступление. Объяснил Уварову разницу между старыми и новыми требованиями инструкции по соблюдению режима, заострив внимание на том, что это решение правительства, а не КГБ. Поэтому мой долг – обеспечить ее неукоснительное выполнение.

Обратил также внимание Уваров на то, что инструкция согласована с ЦК КПСС, и я вправе рассчитывать на поддержку партийной организации в решении этой задачи, а не наоборот.

Несмотря на нежелание первого секретаря райкома смотреть «эти красные книжки из КГБ», он все-таки вынужден был ознакомиться с параграфом, регламентирующим порядок посещения фабрики. Тогда он спросил:

– А что же ваш секретарь парткома? Почему он этого не знает?

Я заметил, что объяснял ему это дважды, что он расписался за ознакомление с инструкцией, но, видимо, не считает ее документом для руководства в работе. А поскольку он в штате райкома, то райкому КПСС и удобнее спросить с него за несоблюдение требований документов, рекомендованных ЦК КПСС для руководства в работе.

И все же ответа на свой вопрос о причинах огульной критики я так и не получил. При прощании заметил, что такая инструкция имеется в спецчасти обкома КПСС.

Через неделю на приеме у начальника управления КГБ я узнал, что секретарь райкома Уваров, не доверяя моим толкованиям инструкции, посетил спецчасть обкома партии и ознакомился с ее содержанием. Затем он был на приеме у одного из секретарей обкома. Там состоялся разговор о причине моего визита к нему. Однако извинений за необоснованность публичного обвинения в создании препятствий партийной работе мне никто так и не принес, но и критики в свой адрес я тоже больше не слышал. Партия всегда была у нас права! Мое предложение заслушать меня на заседании райкома о состоянии работы по укреплению режима на фабрике также услышано не было.

Следующим этапом явилась работа с исполнителями секретных документов и лицами, допущенными к сведениям, составляющим государственную тайну. Мне было ясно, что только сознательное отношение к сохранности секретов может явиться залогом успеха в деле защиты и сохранности государственной тайны. У меня еще свежи были в памяти горькие уроки провала этой работы (точнее – результат ее отсутствия) с носителями секретов на оборонных комплексах в Мотовилихе, вскрытые моим отделением в работе по делу «английского партизана из Чехословакии». Мы также организовали учебу с этой категорией инженеров и служащих с последующим принятием зачетов по знанию требований инструкции.

Для повышения качества работы по укреплению режима были переработаны старые должностные инструкции контролеров первого отдела. Их предстояло учить работать на упреждение событий. Акцент был сделан на повышение требований к мастерам на производстве и усиление внимания контролеров к намечающимся изменениям в технологии работы цехов с секретными изделиями и продукцией строгого учета. Стали требовать от них предложений по упреждающим мерам, необходимость в которых могла быть вызвана предстоящими изменениями.

В целом стали просматриваться определенные положительные сдвиги в сознании сотрудников.

Стали давать результаты совместные усилия руководства фабрики, начальников цехов и отделов, исполнителей секретных работ и отдела режима, направленные на решение единой задачи – сохранность выпускаемой продукции и защита государственной тайны.

Соблюдение режима перестало быть делом только первого отдела. Хочу отметить в своих воспоминаниях одну важную черту, присущую коллективу гознаковцев: люди четко осознавали всю ответственность и свою причастность к решению задач государственной важности. Я бы назвал эту черту наличием государственного сознания в трудовом коллективе. Фабрика периодически получала внезапные правительственные задания, требующие срочного исполнения. В выходной день, а иногда и в праздничный, в связи с поступившей телеграммой срочно собирали руководящий состав, необходимый для решения поставленной задачи.

Ввиду срочности таких заказов сразу вводился трехсменный рабочий день. Я порой удивлялся постоянной мобилизационной готовности людей. Я никогда не слышал жалоб по поводу работы в три смены и не помню случаев отказа выхода на работу в выходной день.

Эту особенность основного костяка трудового коллектива фабрики я также остро чувствовал при решении своих специфических задач. Например, при подборе и подготовке лиц, сопровождающих грузы, направляемые за границу.

Их задачей было сопровождение и доставка продукции, изготовленной на фабрике для иностранных заказчиков. Возвращаясь из таких ответственных загранкомандировок, исполнители часто шутили: «Это как целовать львицу: страху и ответственности много, а удовольствия мало!»

Люди ехали в эти командировки несмотря ни на что; они понимали, что выполняют задачу государственной важности, которую нельзя доверить постороннему.

Международная тема, которой была посвящена почти вся моя предыдущая служба, стала для меня одной из основных и на Гознаке. Работа по подбору и подготовке кадров для заграничных командировок была мне хорошо известна. Только теперь мне нужно было еще учитывать и то, что их отвлечение на загранкомандировки не должно отрицательно сказываться на выполнении производственных планов.

В конце семидесятых – начале восьмидесятых годов фабрика получила ряд ответственных международных заказов по изготовлению бумажных денег и документации для ряда развивающихся стран. По условиям соглашений советская сторона должна была доставить изготовленную продукцию в страну заказчика и там осуществить ее передачу.

Все долгие годы военного конфликта в Афганистане пермская фабрика Гознака печатала для него деньги и доставляла их в Кабул. Там груз передавался представителям министерства финансов. «Афгани» были в ходу и у наших военных, проходивших там службу. За эти годы Кабул посетили с миссией сопровождения немало гознаковцев. Факт изготовления афганской валюты, пути и средства ее доставки, место передачи хранились тогда в секрете. Единственный действующий аэродром в Кабуле периодически подвергался ракетному обстрелу и был под постоянным наблюдением. Во время командировок возникали иногда и «нештатные» ситуации, свидетельствующие о рискованности этих поездок.

Обычно наши командированные после выполнения задания оставались ночевать в аэропорту Кабула, в левом крыле которого размещались помещения советского торгпредства и имелся небольшой холл для отдыха. Экономя и без того скудные командировочные, наши посланцы спали обычно в этом холле. Но однажды сопровождающие во главе с Н. С. Быковым лишь чудом остались в живых, изменив заведенной порядок. Они слишком долго ждали вылета из Ташкента, очень устали. Летчики сказали им, что в гостинице дали воду. Соблазнившись перспективой принятия душа, сопровождающие решили разместиться в гостинице.

Прибыв на следующее утро в аэропорт, они обнаружили на месте помещения торгпредства груду развалин.

Сотрудники торгпредства, подъехавшие немного раньше, разбирали завалы в поисках их трупов. Оказывается, моджахеды, отследившие прибытие самолета, рассчитывали накрыть их в помещении торгпредства.

Не менее напряженные ситуации неоднократно возникали при доставке готовой продукции в Кампучию. Груз доставлялся туда разными путями: по воздуху – с запада, через Индию, с востока – через Вьетнам, а также морским путем – из Одессы по Черному морю и Индийскому океану.

Кампучия тогда была, как сейчас принято говорить, горячей точкой на карте мира. В стране шла гражданская война. Положение усугублялось также противостоянием двух великих государств в Азии: полпотовцев поддерживал Китай, а новое правительство страны опиралось на поддержку вьетнамской армии.

Нашу первую группу по доставке продукции в эту страну возглавлял Б. В. Новопашин. Их путь в столицу Кампучии Пномпень пролегал через Ташкент и Индию. В Индии заранее согласованный маршрут был внезапно изменен. Вместо плановой остановки и отдыха в Калькутте, самолет посадили в Хайдарабаде.

Естественно, никто из наших дипломатов самолет не встречал. Что делать? Летчики ушли на отдых в гостиницу.

Индийские администраторы, принявшие самолет, запретили сопровождающим остаться в нем. Но по инструкции они не имели право отходить от груза, так как отвечали за его сохранность. С трудом удалось связаться с советским консульством.

Прибывший консул только в общих чертах знал о намечавшемся через Индию спецрейсе. Он знал также, что самолет ждали в Калькутте, и сам был не готов к его приему. Но-вопашин с трудом объяснил консулу необходимость охраны груза. Он пообещал помочь. Вскоре помощь прибыла в виде трех вооруженных индусов-полицейских, которые поняли свою задачу как личную охрану для русских, не желающих идти на отдых в гостиницу и беспокойно наблюдавших всю ночь из зала ожидания аэропорта за своим самолетом.

Сами индусы с наступлением ночи устроились на ночлег на полу на глазах удивленных гознаковцев, посчитав, очевидно, свою задачу выполненной.

В аэропорту Пномпень нашу группу ожидал другой сюрприз. Облетев аэродром, командир экипажа заявил, что аэропорт он знает, но на летном поле он не увидел ни одного пассажирского самолета. Обычно их бывает несколько. Ему показалось подозрительным, что аэродром пуст и оцеплен военными и бронетранспортерами. Может быть, у них произошел государственный переворот? Он пояснил, что у него есть инструкция на этот непредвиденный случай: при посадке не глушить полностью моторы и высаживать только старшего, то есть Новопашина. Он должен был разобраться с обстановкой и в случае опасности дать знак командиру экипажа, чтобы самолет с грузом немедленно взлетал без него. По этому поводу ему было сказано: «У тебя дипломатический паспорт. Тебя не бросят в беде. А груз надо спасать!»

Б. В. Новопашина встретил на земле незнакомый человек. Его внешность совершенно не соответствовала портрету сотрудника министерства финансов республики, с которым его знакомили перед отъездом. Новопашин через переводчика поинтересовался, где тот чиновник, который должен был их встречать. Стоящий перед ним человек ответил, что его не будет, пояснил, что он здесь главный и предложил незамедлительно начать выгрузку. Новопашин твердо заявил, что не имеет права нарушать протокол, и попросил для внесения ясности в вопрос о полномочиях встречающего срочно вызвать посла СССР.

Летчик нервничал, не глушил моторы и внимательно следил за ходом переговоров.

Вскоре на аэродроме показалась машина посла СССР. Новопашин представился послу, объяснил суть проблемы. Посол заверил его, что встречающий самолет человек является премьер-министром страны, подтвердил его полномочия. Потом посол лично присутствовал при приеме груза кампучийской стороной. Все окончилось благополучно, но каких переживаний это стоило старшему группы! Осознание важности выполняемой государственной задачи и жизненный опыт помогли ему в Индии и Кампучии найти правильное решение в непростых ситуациях. Обговаривая перед выездом за границу возможные осложнения, мы не могли предвидеть, как все обернется на самом деле.

Доставка продукции в эту страну каждый раз сопровождалась непредвиденными ситуациями. Ввиду постоянных изменений маршрута на воздушных трассах одну партию денег в Кампучию решено было доставить морским путем. Из Одессы груз отправился по Черному морю, далее через Суэцкий канал, Индийский океан, Южно-Китайское море до устья реки Меконг в Кампучии. Дойти по Меконгу до столичного порта Пномпень корабль не смог из-за резкого обмеления реки.

На сей раз группу возглавлял Ф. В. Глухих. Разгрузка была организована с трудом и происходила на временном, плохо оборудованном причале в устье Меконга. Вскоре скомплектовали первый конвой – колонну грузовиков с контейнерами под охраной. Пересчитали погруженное: это была одна треть от всей партии продукции. До столицы было порядка трехсот километров. Глухих собирался сопровождать головную колонну. Его отъезд был внезапно задержан сотрудником советского торгпредства, который срочно прилетел на вертолете. Он сказал: «Мы поедем вместе, когда прибудет новая охрана и необходимое количество грузовых машин. На трассе, ведущей в столицу, неспокойно, полпотовцы пошаливают!»

Когда прибыла охрана и транспорт, отгрузку с теплохода завершили, и новый конвой отправился в Пномпень.

В пути выяснилось, что первая колонна попала в засаду полпотовцев. Охрана была перебита, ее трупы были повсюду. Часть продукции была похищена. Стало ясно, что и в этой стране контрреволюционными силами отслеживались сроки поступления денег из России с целью их захвата.

Сопровождение иностранных грузов из соображений секретности оформлялось по документам как командировка в Москву. Когда таких командировок стало много, меня начали донимать звонками члены семей: почему в Москву отправляют так надолго? Поубавилось и число добровольцев, которых поначалу было много. Однажды я даже получил ультиматум.

Позвонила жена одного сотрудника, который уже побывал в деле и вскоре должен был отправиться в новую командировку. Сначала она уточнила, действительно ли я как руководитель кадровой службы направляю людей в длительные командировки в Москву «или куда-то там еще». Затем она сообщила, что у них двое детей, и она намерена сделать все, чтобы сохранить семью. Но если я еще раз отправлю ее мужа в так называемую Москву, то она разведется с ним. Таким образом, вина за распад семьи ляжет на меня. Угроза была серьезной.

Но не менее серьезным был тот факт, что наш сотрудник рассказал жене больше, чем имел право. Я пригласил его на беседу. Он признался, что рассказал жене о своей командировке. Я был вынужден официально предупредить его о нарушении им подписки о неразглашении и об отводе его от дальнейших загранкомандировок.

Инцидентов, подобных этому, больше не возникало.

Поэтому он не изменил общей картины понимания государственных задач, решаемых гознаковцами. Я свидетельствую в своих воспоминаниях об их добросовестном и сознательном отношении к своим обязанностям во время сложных заграничных командировок, которые стоили им и их семьям немалых переживаний. Мы не ошиблись в них, доверив им такое сложное и ответственное дело. Никто из них не обманул наших ожиданий.

Другой моей трудоемкой обязанностью на фабрике была работа с кадрами: прием и увольнение, подготовка и обучение вновь принятых рабочих. С учетом специфики гознаковского производства обучение они могли пройти только на фабрике.

Приходилось бороться с текучестью кадров. Не многие работницы выдерживали ручной монотонный труд в цехе контроля готовой продукции. Там требовалось жесткое соблюдение режима и хорошая нервная система. По причине низкой зарплаты высокой была текучесть в подсобных цехах.

Работа с кадрами тогда включала в себя и борьбу за укрепление трудовой дисциплины, борьбу с прогулами и пьянством, этим извечным российским злом. Я же занимался организацией участия сотрудников фабрики в сельхозработах. Работы носили сезонный характер: сначала помощь подшефным колхозам в ремонте техники перед посевной, потом заготовка кормов для животноводства, уборка зерновых и овощей. Выезды рабочих на поля, как правило, заканчивались только с «белыми мухами». Чтобы организовать размещение и питание рабочих фабрики в колхозах и совхозах, приходилось регулярно выезжать в Сивинский, Большесосновский и Пермский районы области. Иногда возникала необходимость урегулирования конфликтов с местным руководством. Все это происходило при постоянном одергивании со стороны Индустриального райкома КПСС, которое они называли помощью. Ничего, кроме раздражения, эта помощь не вызывала. Такие накачки ни коим образом не улучшали положение дел в колхозах и при этом еще изрядно портили нервы.

Особенно трудоемкой и изматывающей была работа «по коммунистическому воспитанию трудящихся», которая велась совместно с фабкомом в отношении пьяниц и нарушителей трудовой дисциплины. Она осуществлялась в цехах через группы дисциплины труда. Согласно должностным обязанностям, я, как заместитель директора по кадрам, также должен был ее возглавлять. Фабричная группа дисциплины имела свою стенную газету, стенды в цехах, через которые мы пытались создать обстановку нетерпимости вокруг таких проявлений.

Скоро я убедился, что только осудив их поведение непосредственно по месту их работы – в цехе, смене, бригаде, на участке, мы можем добиться реального результата. Этот вывод подтвердился путем анализа обстановки на местах в течение целого года, о чем я смело доложил на директорской оперативке. Неожиданно с этими своими выводами я попал в оппозицию к линии партии.

Я огласил свой опыт борьбы с этим злом на совещании директоров предприятий в горкоме КПСС. Но там я услышал совершенно иную точку зрения: с пьяницами и прогульщиками каждое утро должен заниматься директор предприятия лично. Тогда пропагандировался подобный опыт какого-то завода в Молдавии, на котором ранее побывал Л. И. Брежнев. Поэтому он считался передовым. В связи с этим на совещании был констатирован факт, что на Пермской фабрике Гознака не смотрят телевизор и потому не знают, что делать с пьяницами. То есть не следуют линии партии.

На следующий день на фабрику приехал секретарь горкома партии с задачей разобраться, почему здесь не перенимают передовой опыт борьбы с пьянством. Мне грозил выговор. К встрече я был морально готов.

Я предъявил годовые графики с анализом обстановки по всем цехам, итоговую справку по этой проблеме. Мы работали над ними с проверяющим с утра и до обеда. Я подробно осветил специфику этой работы в гознаковском коллективе, рассказал о своих усилиях, совместном вкладе в решение проблемы пьянства отдела кадров, фабкома, общественных организаций в цехах и профсоюза.