Текст книги " Рокоссовский: терновый венец славы"

Автор книги: Анатолий Карчмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

Когда отдельные генералы начали говорить Гитлеру о том, что эти бессмысленные меры приведут к массовому обнищанию и смерти многих людей, он на это ответил: «Если проиграна война, то погибает и народ»*.

С выходом войск 2-го Белорусского фронта к Балтийскому морю все сухопутные коммуникации восточно-прусской группировки противника" были перерезаны. С 14-го по 26-е января армии фронта продвинулись на 200 – 220 километров. Они овладели крепостями Модлин (обошли и взяли в кольцо), Млава, Фордон, Мариенбург и окружили крепость Торн*.

Немецко-фашистское командование понимало масштабы катастрофы, поэтому, собрав все силы, нанесло мощные контрудары.

В свою штаб-квартиру Рокоссовский подъехал к вечеру. Эту ночь запомнил маршал на всю жизнь.

В первой половине ночи поднялся ураганный ветер, плотной стеной повалил снег, разыгралась дикая метель. А на КП летели сообщения одно тревожнее другого.

– Противник наступает превосходящими силами, ничего поделать не могу – давит по всему фронту, – докладывал командарм-48 Романенко.

– Немцы приближаются к командному пункту! Прошу срочного разрешения перейти в распоряжение войск армии Федю-нинского! – кричал в трубку командарм Вольский.

Рокоссовский немедленно перебросил на угрожающие направления стрелковый, механизированный и два танковых корпуса, пять истребительно-противотанковых бригад и стрелковую дивизию. На вторые сутки гитлеровцы были сначала потес-, йены, а потом отброшены на исходные позиции.

Только сумел командующий фронтом устранить угрозу, как затрещала оборона на другом участке. В районе города Торна 70-я армия блокировала группировку фашистов, но по оценке командарма в крепости должно было быть около пяти тысяч солдат, а их оказалось там более 30 тысяч.

Рокоссовский с Боголюбовым только начали искать силы для закрытия брешей в обороне и ликвидации торнского гарнизона, как командующего фронтом срочно вызвали к телефону.

– Товарищ маршал! – взволнованно докладывал командарм-70 Попов. – Немцы прорвали кольцо и идут на север к Грауенцу.

– Что вы предприняли?

– У меня нет резерва! Противник подходит к КП!

– Хорошо! Переходите в ближайшую дивизию и попытайтесь остановить противника. Я прикажу Батову оказать вам помощь!

В это время армия Батова вела бои за расширение плацдармов на берегу Вислы.

– Павел Иванович, помогай! – говорил Рокоссовский с хрипотой в голосе.

– Что случилось?

– Немцы вырвались из Торна и разгуливают по тылам 70-й армии. Они взяли курс к вашим переправам. Что у тебя имеется на восточном берегу?

– Дивизия и полк.

– Этого мало. Верни обратно с плацдарма минимум две дивизии.

– Хорошо, выполняю!

Объединенными усилиями двух армий прорвавшаяся группировка гитлеровцев была разгромлена.

Настоящее лицо полководца проявляется не только в победах, более отчетливо оно обнаруживается в период неуДач и непредвиденных обстоятельств. Побеждать проще, а вот осмыслить неудачу, мгновенно оценить обстановку и принять единственно возможное решение – для этого необходимо нечто большее, чем упорное выполнение хорошо продуманной операции. И способен на это только тот, кто сохраняет в сложной обстановке ясность ума, спокойствие и дар предвидения.

В этой нестандартной и сложной для войск фронта ситуации Рокоссовскому удалось на одном участке обеспечить стабильность, а на другом – непрерывность ударов по противнику и их нарастающую силу.

4

В середине февраля пришли оттепели и начали раскисать дороги.

Рокоссовский подъехал к КП, который находился на хуторе в перелеске на берегу Балтийского моря. Нудно шумели мокрые сосны; вокруг стоял неумолчный шорох капель.

Переговорив с начальником штаба фронта, командующий попросил адъютанта высушить плащ и фуражку, а сам вызвал начальника разведывательного управления фронта.

– Иван Владимирович, прошу доложить свежие данные о противнике, – сказал маршал, кивнув на карту, у которой стоял генерал.

– Как мы и предполагали, на территории Восточной Пруссии, – с ходу начал Виноградов, – немецкие войска объединились в группу армий «Висла». Командовать ими теперь назначен сам Гиммлер*.

– Гиммлер? – удивился командующий фронтом. – Насколько мне известно, он в военном деле профан.

– Гитлер подчинил ему опытных и обстрелянных генералов. В его распоряжении находятся части танкоистребительной дивизии.

– А что она собой представляет?

– Эта дивизия сформирована по приказу самого Гитлера. Это соединение состоит из рот самокатчиков под командованием отборных лейтенантов-фанатиков.

– Чем они вооружены?

– Фаустпатронами. Расчеты этих рот призваны уничтожать наши Т-34 и тяжелые танки.

– Какими силами располагает группа «Висла»?

– В общей сложности она насчитывает свыше тридцати дивизий, в том числе восемь танковых и моторизованных.

Командующий фронтом поднял трубку.

– Александр Николаевич, готова справка о наличия наших сил?.. Зайдите.

Генерал Боголюбов разложил перед командующим фронтом справки, схемы, отдельные листы карт.

После доклада начальника штаба фронта Рокоссовский в невеселом настроении подошел к карте.

– В данный момент противник оказался сильнее нас. Это не дело. Четыре армии, которые мы передали 3-му Белорусскому фронту, ослабили нашу мощь.

– Некомплект личного состава составляет пятьдесят процентов, – произнес Боголюбов. – Вот и воюй.

– А воевать надо, – сказал маршал, закуривая.

Генералы смотрели на Рокоссовского и ждали, что он скажет.

– Посмотрите на карту, – размышлял маршал. – Фактически вся Восточная Пруссия отрезана от центра Германии. Так ведь?

– Да, образован изолированный остров, – сказал Виноградов.

– Он может снабжаться только воздушным и морским путем, -добавил Боголюбов.

– Именно так, – поддержал его командующий фронтом. -Это ослабляет воздушные и морские силы противника. – Он подошел к столу, потушил папиросу и снова подошел к карте. -Мне кажется, учитывая наши возможности, с ликвидацией окруженной группировки противника можно не торопиться. Ее разгром – это вопрос времени. Пока мы находимся в ослабленном состоянии, я предлагаю начать операцию по разгрому померанской группировки немцев, и, как только мы получим подкрепление, сразу же ускорим развязку на берлинском направлении.

В конце февраля войска 2-го Белорусского фронта вновь пошли в наступление. Рокоссовскому хотелось как можно скорее разделаться с окруженной группировкой противника, чтобы высвободить силы для дальнейшего наступления. Но ему для выполнения этой задачи не хватало подвижных соединений. Рокоссовский по ВЧ связался с Верховным Главнокомандующим.

– Я прошу, товарищ Сталин, передать фронту одну из двух танковых армий, действующих в составе 1-го Белорусского фронта.

– Чем обоснована ваша просьба?

– Чем быстрее мы покончим с гитлеровцами в Восточной Померании, тем скорее освободятся войска для Берлинской операции.

– Какая армия находится ближе к вашему фронту?

– Первая танковая армия генерала Катукова.

– Хорошо, я согласен. Сейчас же даю команду.

Через несколько минут позвонил командующий 1-м Белорусским фронтом. ¹

– Предупреждаю! – произнес Жуков недовольным голосом. -Армия должна быть возвращена в таком же составе, в каком она к вам уходит.

– Хорошо, – ответил Рокоссовский. – Я не предупреждаю, а прошу, чтобы армия нам была выделена боеспособная. Иначе нечем будет прикрыть фланг 1-го Белорусского, нашего уважаемого соседа.

Обмен «любезностями» между маршалами можно понять: всем хотелось иметь в своем распоряжении побольше сил – противник был еще силен и отчаянно сопротивлялся.

Рокоссовский сознавал, что гитлеровцы используют малейшую задержку в продвижении его войск для организации сопротивления, поэтому наступление шло без остановок и перегруппировок. За несколько дней войска фронта продвинулись на сотню километров и освободили около тысячи населенных пунктов.

В первой половине марта они подошли к Гданьску*, мощному Данцигскому укрепленному району. Предстояли осада и штурм крепости.

Командующий фронтом перед штурмом отправился изучать оборонительные сооружения противника.

Его автомобиль с трудом пробирался по забитой техникой дороге. Но больше всего досаждали беженцы, которыми были запружены дороги. Давала о себе знать геббельсовская пропаганда, которая трубила об ужасах и зверствах советских солдат. Поэтому, едва заслышав об их приближении, люди с ужасом покидали насиженные места и убегали куда глаза глядят. По мере того как они убеждались, что советские солдаты не воюют с мирными жителями, людская река текла в другом направлении.

Обгоняя понуро бредущих по обочинам дороги немцев, маршал вспоминал горькие дни начала воийны, когда вот так же, выбиваясь из сил, шли по дорогам наши старики, дети и женщины. Разница была лишь в том, что фашистские самолеты никого из них не щадили.

С командующим 19-й армией В.З. Романовским маршал поднялся на вышку, построенную в верхушках елей.

Балтийский ветер с гневом налетал на деревья, безжалостно тормошил их зеленые космы. Внизу, опираясь на собратьев, продолжала жить наполовину обнажившая свои корни сосна. На земле густым ковром росли вереск и можжевельник. Над' Гданьской бухтой, куда впадала Висла, над розовым маревом висело яркое солнце.

В течение нескольких часов командующий фронтом вел наблюдение за крепостью Данциг – старинной, одной из сильнейших на Балтийском побережье.

Мощные, хорошо замаскированные форты держали под обстрелом все окрестности в радиусе 16 километров. Крепостной вал, сохранившийся с давно ушедших времен, плотным кольцом опоясывал город. Перед валом был построен внешний Пояс современных оборонительных сооружений, к которому приложили руку лучшие военные инженеры фашистской Германии. На всех командных высотах были сооружены железобетонные и камнебетонные доты. По сведениям нашей разведки, эту цитадель защищали почти два десятка дивизий.

Не менее сильными были и укрепления на подступах к Гдыне*. Сухопутная оборона подкреплялась огнем с моря: в Данцигской бухте стояли шесть крейсеров, тринадцать миноносцев и десятки более мелких кораблей. Рокоссовский убедился, что такой хорошо укрепленной крепости ему еще не приходилось штурмовать.

– Непросто будет штурмовать такие укрепления, – сказал Романовский. – Потребуются крупные силы. Крепость расположена так, что придется брать ее в лоб.

Рокоссовский молча достал складной нож, спустился по лестнице на несколько ступенек вниз, срезал несколько березовых веток.

– Владимир Захарович, – улыбнулся маршал и протянул командарму соединенные вместе несколько палочек. – Ломайте.

Романовский, покраснев, взял их обеими руками и пытался сломать, но, как ни старался, у него ничего не получилось.

– Не могу.

– А по одной? – Рокоссовский не сводил с командарма улыбчивых глаз.

– По одной – пожалуйста.

– Вот так и мы поступим, будем ломать противника по частям, – сказал Рокоссовский, прильнув к стереотрубе. – Владимир Захарович, посмотрите в центр города, видите?

– Да, вижу.

– Красное здание – это ратуша. Она построена в 14 – 15 веках, – продолжал наблюдение маршал. – Метрах в двухстах правее – костел Святой Марии, тоже 14-16 век. Надо постараться все это сохранить при штурме.

– Откуда вы знаете историю этого города? – Романовский с удивлением посмотрел на маршала.

– Откуда? – задумался Рокоссовский. Его брови взлетели вверх. – Во время учебы в гимназии Купеческого собрания в Варшаве мы изучали историю города Гданьска. Я его хорошо помню по фотографиям. Гррод принадлежал тогда Германии, но поляки законно его считали своим.

Со стороны города раздалось несколько громовых удавов, гулким эхом прокатившихся над лесом.

– Слышите, Владимир Захарович? – кивнул Рокоссовский.

– Слышу.

– Немцы нам напоминают, что пора заканчивать, – усмехнулся маршал.

Они спустились вниз, зашли в палатку и за чаем обговорили с командованием армии все детали предстоящего штурма.

Солнце уже садилось за дюнные сосны, когда Рокоссовский выехал на дорогу, близко подходившую к берегу моря.

Следуя чувству, которое пробудилось в нем в евязи с воспоминаниями об учебе в гимназии, он вышел из машины.

С закатной стороны туго наседал моряник, подгоняя к берегу клочковатые, набрякшие весенней влагой тучи. Слева, обнявшись ветвями, стояло целое содружество деревьев: сосна, дуб, береза, ель. Правее, ближе к берегу, росли крепкие одинокие сосны. Маршалу подумалось, что они первыми'принимали бой со свирепыми штормами, чтобы не допустить бешеной атаки на своих сестер и братьев в лесу. Эти сосны стояли, как часовые на посту, чтобы своим шумом предупредить других о приближении опасности. ^

Рокоссовский прошелся по берегу. Из-заневидимых в темноте облаков появлялись и исчезали звезды. Тяжелые удары волн но песчаному берегу, шипение воды вывели Рокоссовского из раздумья, и он сел в машину.

5

– Фронт наступления войск Рокоссовского теперь не превышал по протяженности 60 километров (в начале Восточно-Поме-райской операции он достигал 240 километров). Ширина полосы каждой из армий, действующих на ударном направлении, составляла всего лишь 10 -12 километров.

Командующий фронтом решил, не допуская ни малейших промедлений в боевых действиях, нанести раскалывающий удар в направлении Цоппота (Сопота), чтобы вбить клин между крепостями, расчленить их и уничтожить группировки по частям.

Штурм начался 14 марта. Рокоссовский во время наступления постоянно находился на своем КП. Сведения, приходившие с переднего края, обнадеживали командующего фронтом. По его приказу в первый же день боя воздушная армия Вершинина уничтожила на данцигском аэродроме все находившиеся там самолеты. Бомбардировщики и штурмовики нанесли удар по кораблям, и они вынуждены были спешно покинуть бухту.

Танковая армия Катукова опрокинула заслоны противника, вышла к заливу и совместно с армией Романовского ударила по Гдыни с севера. На правом фланге теснила немцев 2-я ударная армия Федюнинского.

Сосед справа, 3-й Белорусский фронт, подошел к правому берегу Вислы и соединился со 2-й. ударной армией. Между ними образовался треугольник, плотно занятый гитлеровцами, которые старались уйти из-под ударов 2-го Белорусского фронта, предпочитая уклониться в сторону соседних армий.

Вступивший в командование 3-м Белорусским фронтом после нелепой гибели Черняховского А.М. Василевский связался с соседом:

– Константин Константинович, зачем ты гонишь на мой участок вражеские войска?

– Этому радоваться надо.

– Чему я должен радоваться?

– Вам достанется больше пленных, почестей и наград, – отшутился командующий фронтом.

Конечно, Рокоссовскому тогда было не до лоскутка пустого побережья, где скрывались гитлеровцы. Весеннее половодье вывело реки из берегов и превратило почти всю местность в болото. Нои в этих неблагоприятных условиях войска фронта завершали первый этап Данцигско-Гдыньской операции. Трудно, тяжело, но армии шли вперед,

Донесения с мест боев все больше убеждали Рокоссовского,

что время работает на нас и в операции наступает решающий перелом. Войска очистили от гитлеровцев Цоппот и вышли к предместью Данцига. С выходом войск к заливу группировка фашистов была рассечена на три части.

Во избежание бессмысленных потерь и разрушений гитлеровцам был направлен ультиматум:

«К гарнизонам Данцига и Гдыни.

Генералы, офицеры и солдаты 2-й немецкой армии!

Мои войска вчера, 23 марта, заняли Цоппот и разрезали окруженную группировку на две части.

Гарнизоны Данцига и Гдыни изолированы друг от друга. Наша артиллерия обстреливает порты Данцига и Гдыни и подходы к ним с моря. Железное кольцо моих войск все теснее сжимается вокруг вас.

Ваше сопротивление в этих условиях бессмысленно и приведет к гибели сотен тысяч женщин, детей и стариков.

Я предлагаю вам:

1. Немедленно прекратить сопротивление и с белыми флагами в одиночку, отделениями, взводами, ротами, батальонами и полками сдаться в плен.

2. Всем сдавшимся в плен я гарантирую жизнь и сохранение личной собственности.

Все офицеры и солдаты, которые не сложат оружия, будут уничтожены в предстоящем штурме.

Вся ответственность за гибель гражданского населения падет на ваши головы.

Командующий войсками 2-го Белорусского фронта Маршал Советского Союза К. Рокоссовский.

24 марта 1945 г.»

Гитлеровское командование не ответило на это предложение, и Рокоссовский отдал приказ о штурме.

28 марта была освобождена Гдыня, 30 марта – Гданьск. Остатки неприятельских войск бежали в заболоченное устье Вислы, откуда, вывозившись по уши в грязи, шли сдаваться в плен.

Над старинным польским городом взвился польский национальный флаг. Польскому народу было возвращено все Поморье с крупными городами и портами на Балтийском море.

После ликвидации сильной восточно-померанской группировки противника фронту предстояло принять непосредственное участие в Берлинской операции.

Отдыхать было некогда – внимания маршала снова требовав ли неотложные дела. Надо было позаботиться об отдыхе войск, дать распоряжения на несколько дней вперед.

Рокоссовский связался с начальником штаба фронта Боголюбовым. Как и с Малининым, маршал быстро нашел с ним общий язык и внимательно прислушивался к еш советам и предложениям. Они коротко обсудили итоги операции и наметили задачи на ближайшие дни.

Только Рокоссовский закончил разговор с командующим воздушной армии, как позвонил маршал Жуков.

– Слушай, Костя, в одном селе, которое мы освободили, к нам подошла женщина и сказала, что она Елена Ксаверьевна Рокоссовская.

– Елена? – воскликнул Рокоссовский.

– Да, Елена.

– Это моя родная сестра! – взволнованно сказал маршал.

– Как тебе ее доставить?

– Георгий Константинович, направь ее ко мне машиной. Буду благодарен.

– Какой вопрос! Часа через три будет у тебя. За безопасность не переживай.

– Спасибо, Георгий!

6

Давно не испытывал Рокоссовский такого душевного трепета. Как всегда в минуты сильного волнения, он курил одну папиросу за другой и не находил себе места. Он пытался заняться служебными делами, но срочных не оказалось, а повседневные оттеснялись предстоящей встречей с сестрой.

До предполагаемого приезда Елены оставалось чуть больше получаса. Рокоссовский снял Полевую форму и облачился в повседневную, с золотистыми погонами и большой маршальской звездой.

Рокоссовский бросил взгляд на стол: шоколад, консервы, копченая колбаса, печенье, чашки для чая.

Чтобы скоротать время, он вышел во двор. К нему подошел какой-то бродячий пес, поднял голову, посмотрел недоверчиво и потрусил к соседнему дому.

Деревня, где располагался КП фронта, не была изранена вой-•ной, хотя в нескольких километрах от нее проходили кровопролитные бои. Поляки, жившие здесь, почтительно относились к своему знаменитому земляку. Вот и теперь местный житель, проходивший по улице, поклонился и снял шапку:

– Dien dobry! Szanowy pan Rokosowskij!*

– Dien dobry! Dien dobry! – кивнул маршал. – Wszystkiego najlepszego!^{9 10}

Походив по двору, Рокоссовский вызвал адъютанта и дал ему команду, чтобы тот выехал на перекресток дорог, где долж-; на появиться машина с Еленой, арам вышел за ворота.

Солнце уже повернуло на вторую половину дня. На скворечне, прикрепленной к дереву, перебирая крылышками, высвистывал свою извечную мелодию скворец. На пригорке кудрявились столетние дубы; у луговой излучины темнел молодой ельник.

Рокоссовский думал о сестре. Как давно он ее не видел? Они жили долгое время в разных странах: он – на русской земле, она -в Польше. Из неумолимого времени, словно из тумана, вырастал образ его сестрички, с которой он расстался, когда ему не было еще и восемнадцати, а ей шел шестнадцатый год. Он помнил ее маленькой лепетуньей, потом повзрослевшей девочкой, заводилой среди сверстниц в предместье Варшавы – Праге. Его постоянно мучила тревога, что из-за него гитлеровцы могут расправиться с. Еленой.

Маршал заметил шлейф пыли на дороге, по которой шли машины. Первая машина притормозила. Старшина-водитель, расплывшись в улыбке, открыл дверцу. Из машины вышла одетая в темный плащ женщина, поклонилась старшине – не то благодарила, не то прощалась.

Женщина огляделась вокруг. Она была среднего роста, живая, подвижная, на вид ей было лет сорок. Некоторое время она смотрела на клен, стоявший у дома, видимо, пораженная размером гигантского дерева, потом взглянула на шагавшего ей навстречу Рокоссовского, кинулась в его объятья и заплакала.

– Konstanty kochany moj... Brat rodzony... Jakie szcz^scie!¹¹

– Хеленка, родная моя!.. Как я рад! – обнимал и целовал сестру Рокоссовский. – Как же мы давно с тобой не виделись... Хеленка.

– Да, Константы, да. – Глаза Елены вскинулись на лицо брата, на погоны маршала. – Ту teraz wiadomy¹².

Елена была очень похожа на брата: тот же интеллигентный красивый профиль, те же небесного цвета глаза, тот же мягкий и доверчивый голос, те же светлые волосы.

Уже давно на землю опустилась ночь, уже адъютант дал команду повару убрать со стола, уже начали перекликаться в деревне петухи, а брат и сестра после долгой и мучительной разлуки не могли наговориться. Непроизвольно, сами по себе все бежали и бежали слова о том, что было обоими пережито, о былом сиротстве, скитаниях с места на место, о безжалостной судьбе родных, так рано ушедших из жизни. Почти никому не рассказывал Рокоссовский о своем глубоко личном – об увлечении стихами. Оказывается, он выкраивал минуты между боями, находил уединенный уголок и сочинял стихи о природе, о любви, о смысле жизни. Единственное, о чем умолчал Рокоссовский, – это о годах, проведенных в тюрьме. Он не хотел скрывать эту трагическую страницу своей жизни от родной сестры, но сейчас ему не хотелось об этом говорить.

Елена рассказала брату, как за ней во второй половине 1944 года охотились гестаповцы, как обещали за нее фашисты сто тысяч марок тому, кто поможет ее задержать.

Опершись локтями на стол, он добрыми глазами смотрел на сестру и слушал ее рассказ.

– В Варшаве, где я остановилась у знакомых, за час до прихода гестапо, прибыл ксендз¹³ и увез меня в район Груеца. В селе Золотоклосс меня укрывали до прихода-ваших войск. Я часто болела. – Она замолчала, влажными глазами посмотрела на брата. – Теперь, Константы, все будет по-другому. Кончится война, люди подумают, что они натворили, опомнятся и будут жить спокойно.

Рокоссовский сочувственно посмотрел на Елену и, моргнув усталыми глазами, произнес:

– Хорошо бы так, Хеленка, но человеку, к сожалению, трудно перемениться сразу. Можно говорить, думать по-другому, а уклад жизни долго будет прежним. Так же, как зимой идет снег, а весной – дождь, так же, как птицы улетают в теплые края, а потом возвращаются обратно, так же своими маршрутами ходит и человек. Очень трудно направить его на другую дорогу.

– Да, Констанцы, но все же... – сказала она усталым голосом.

– Пойдем, дорогая, спать, – поднялся Рокоссовский. – На втором этаже тебе приготовлена постель. Иди отдохни, моя радость, я вижу, ты очень устала.

Он проводил сестру на отдых, асам успел написать письмо в Москву, в котором поделился своей радостью. Он рассказал жене, что Елене будет оказана медицинская помощь и потом она будет направлена в город Груец к знакомым. Он указал адрес, где она будет жить, и просил жену написать ей письмо.

Глава двадцать шестая 1

После ликвидации Померанской группировки противника опасность срыва наступления наших войск на Берлин ударами во фланг и тыл с этой территории Германии совершенно исключалась. Поэтому можно было смело приступать к Берлинской операции.

Штабы фронта, армий, родов войск, тыла днем и ночью работали над планом операции. Получив директиву Ставки, 3 апреля командующий фронтом собрал представительное совещание на своем КП.

Во дворе дома, в центре просторной штабной палатки, стояли длинные столы, по обеим сторонам выстроились стулья. С левой стороны, на подставке, висела оперативная карта.

У торца стола, в полевом обмундировании находился Рокоссовский.

– Требования Ставки сводятся к следующему. – Он взял указку, подошел к карте. – Нашему фронту предписано наступать в штеттин-ростокском направлении. На Одере мы должны сменить части 1-го Белорусского фронта. Сложность нашей операции заключается в том, что мы шли на восток, а теперь поворачиваем на 180 градусов и наступаем на запад. Нам предстоит форсированным маршем преодолеть 300– 350 километров, – говорил он, глядя на присутствующих, лишь время от времени оборачиваясь к карте, чтобы показать маршруты движения, исходные позиции для наступления и сосредоточение войск противника. – Нам предстоит пройти по местам, где только что закончились ожесточенные бои. Инженерные работы по расчист-кс дорог только что начались, нам предстоит перебросить сотни тысяч людей, десятки тысяч единиц техники, тысячи тонн боеприпасов.

Поставив задачи службам и родам войск, Рокоссовский перешел к характеристике противника.

– Установлено, что в полосе нашего наступления противник имеет два рубежа обороны в 20 километрах от Одера. В глубине воздушная разведка обнаружила третью полосу. – Маршал повернулся "к Виноградову. – Иван Владимирович, данные подтвердились?

– Да, подтвердились, – поднялся генерал.

– Против нашего фронта находится крупная группировка противника, состоящая из курсантов учебных заведений. Кроме того, на Южном участке фронта обороняются 3-я танковая немецкая армия, три армейских корпуса, три артполка и артиллерийская дивизия. – Он сел за стол и продолжил: – Самое тревожное заключается в том, что наиболее сильная группировка гитлеровцев располагается именно там, где мы собираемся, вопреки нашим правилам, наносить главный удар. Спросите: почему? Отвечу: обстановка сложилась так, что изменить направление главного удара невозможно. – Рокоссовский поднял руку, призывая к тишине. – Разрабатывая Бер–линскую операцию, советское командование учитывало стратегическую и политическую обстановку. Несмотря на явный проигрыш войны, фашистская верхушка на что-то надеется. Она рассчитывает на какие-то силы, которые могут Германию спасти. Отсюда вытекает и главная задача наших войск: как можно быстрее разгромить немецко-фашистскую группировку на Берлинском направлении, овладеть немецкой столицей и выйти на реку Эльба.

Рокоссовский сделал паузу, давая возможность участникам совещания осмыслить сказанное, потом продолжил:

– Выполнение этой задачи возлагается на три фронта. – Он снова подошел к карте. – На 1-й Белорусский, 1-й Украинский и 2-й Белорусский. В общих чертах операция должна развиваться следующим образом. – Командующий фронтом подошел к столу, выпил несколько глотков чая и вернулся к карте. ~ Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходит город с севера, 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина. Наш 2-й Белорусский фронт наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных ударов противника с севера, и на этом направлении ликвидирует вражеские войска, прижимая их к морю. Срок начала операции для войск Жукова и Конева – 16 апреля, для нашего фронта 20 апреля.

По палатке пробежал шумок.

– Да, да, друзья, 20 апреля. – Рокоссовский подошел к столу, оглядел своих соратников. – Кровь из носу, а мы должны быть на исходных позициях и начать наступление в срок. – Он глянул на карманные часы. – Судя по всему, мы проводим последнюю операцию в этой войне. Матери, жены, близкие ждут не дождутся своих родных с фронта. Я прошу вас и требую принять все меры для сохранения жизни людей. Это, пожалуй, самая главная задача в этой операции. Надо – приостанавливайте наступление, не жалея боеприпасов, подавляйте огневые точки, активно привлекайте для этого артиллерию и авиацию. Все команды на Этот счет им выданы. По моему разумению, теперь уже не имеет существенного значения, когда мы добьем фашистов – днем раньше или днем позже, – главное, чтобы было меньше жертв. На этом заканчиваем разговор и приступаем немедленно к делу.

2

В начале апреля уже начали подсыхать дороги. Войска 2-го Белорусского щли и шли на запад. В тучах пыли двигался нескончаемый поток машин, повозок, пехотных колонн.

Рычали тягачи; злобно фыркали грузовики, везущие тяжелые боеприпасы; гудели полуторки, в которых сидели запыленные, с потемневшими лицами, солдаты; парусами поднимался брезент над «Катюшами».

Приспособившиеся к войне, ритмично переставляли ноги лошади; прижимаясь к обочине дороги, скрипели крестьянские телеги; дымящимся потоком скрежетали танки.

Машина командующего фронтом, обгоняя колонны войск, пробиралась между воронками от бомб и снарядов, обгоревших артиллерийских лафетов, танков и машин. Когда до Одера оставалось несколько десятков километров, Рокоссовский подъехал к остановившейся на привал колонне.

– Чье соединение? – спрцсил маршал, заметив хорошую организацию передвижения войск.

– Корпус генерал-лейтенанта Аревадзе, товарищ маршал.

– Где командир?

– В голове колонны.

– Спасибо, полковник! – сказал командующий фронтом и сел в машину.

– Маршал Рокоссовский! – разнеслось по колонне.

Когда этот клич докатился до генерала Аревадзе, он тут же достал из машины принадлежности для чистки сапог и начал наводить на них зеркальный блеск. Он надел новую пилотку, влажным полотенцем протер лицо, машинально поправил брови. Педантичная аккуратность генерала не однажды была предметом досужих разговоров. Многие подчиненные называли его «фронтовым щеголем». Аревадзе знал об этом и не обижался. Он был уверен, что во внешнем виде командира, особенно в условиях войны, заложены любовь к жизни, уважение к людям, которыми ты управляешь, к самому себе и уверенность в победе. Машина командующего фронтом резко притормозила у «Виллиса» , стоявшего у обочины дороги.

– Товарищ маршал Совет... – Пытался доложить Аревадзе, щелкнув каблуками.

– Михаил Егорович, перебил его Рокоссовский, улыбнувшись. – Что случилось, почему без усов?

– Я дал себе слово, товарищ командующий фронтом, как только Ступлю на территорию Германии, то сразу сбрею усы.

– Чем это вызвано?

– Не хочу, чтобы женщины тех мужчин, с которыми я воюю, любовались моими красивыми усами.

– Остроумно, – рассмеялся Рокоссовский.

– Приглашаю на чай, товарищ маршал, – сказал генерал, покосившись на походный столик, за которым хлопотали адъютант с водителем.

– За язык никого не будем привязывать? – усмехнулся Рокоссовский, напомнив генералу о забавном приключении на Курской дуге.

– Никак нет, – покраснел Аревадзе, в душе радуясь, что его еще раз свели фронтовые дороги с этим знаменитым и простым человеком. Их первая встреча, благодаря Аревадзе, приобрела большую огласку, обросла неправдоподобными подробностями и теперь уже смахивала на анекдот, который гулял по всему фронту.