Текст книги " Рокоссовский: терновый венец славы"

Автор книги: Анатолий Карчмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

Рокоссовский вновь прильнул к иллюминатору. Под крылом самолета уже плыли приволжские степи. Темно-бурая поверхность была изрыта траншеями, в которых торчали солдатские каски. Заблестела Волга, вдали были видны контуры Сталинграда. Плотную пелену дыма разрывали яркие вспышки, то тут, то там поднималась в небо огненные языки.

Самолет лег на правое крыло и вскоре коснулся земли. Из-под шасси взметнулись буруны пыли.

– Приземлились? – протер глаза Жуков.

"Да, – ответил Рокоссовский, отправляясь в хвост самолета за багажом.

С аэродрома генералы немедленно направились на наблюдательный пункт фронта, находившийся возле населенного пункта Ерзовка. День был солнечным и ветреным. Машины неслись по фронтовой дороге, поднимая огромные клубы пыли.

Зарево пожарищ над Сталинградом становилось все более страшным. Берег Волги был окутан дымом и огнем. Фашисты по-прежнему пытались сбросить защитников Сталинграда в Волгу. Атака следовала за атакой. Войска Сталинградского фронта (теперь уже Донского) должны были помочь истекающей кровью армии Чуйкова. Армию от фронта отделял коридор около десятка километров шириной. Гитлеровцы захватили его еще в августе, и войска фронта не могли их оттуда выбить.

Когда Жуков и Рокоссовский приехали на НП, заместитель командующего фронтом генерал Гордов, увлеченный управлением войсками, не заметил их прибытия.

– Что, что? Я не слышу! – кричал он надсадным голосом. -Что, поджилки затряслись?.. За это топтание на месте ты будешь отвечать перед судом военного трибунала... Ты на меня не кричи! Я что, за твое бездействие хвалить тебя должен?.. Так, что ли? Где я тебе возьму танкй?.. – нервничал Гордов, не стесняясь в выражениях. Это был невысокого роста худощавый средних лет мужчина с издерганным нервным лицом.

– Знаешь что, генерал-лейтенант, – не выдержал даже Жуков. – Бранью ничего не добьешься.

– Виноват, не заметил!

– Командующий 24-й армией Галанин, – буркнул, оправдываясь, Гордов. – Никогда не промолчит... Я его тоже понимаю: мы требуем активных действий, а у противника в два раза больше сил и средств. Поэтому атаки все время захлебываются.

Услышав поучения Жукова, Рокоссовский не мог сдержать улыбки.

Когда Гордов отлучился по каким-то делам, Жуков спросил:

– Чему улыбаешься? Вспоминаешь подмосковную битву?

– Именно так.

– Но ведь это было под Москвой.

Уточнив обстановку, Жуков и Рокоссовский отправились на КП фронта. Он находился почти на самом берегу Волга. Ночью сюда возвратился и Гордов.

– Я приказал войскам перейти к обороне, – доложил он Жукову.

– Как это – к обороне? – с металлом в голосе спросил Жуков.

– Я вынужден был это сделать.

– Чем вы это объясните?

– У меня не хватает артиллерии, боеприпасов, – резко ответил Гордов. – Меня всё время торопят. Войска вступили в бой без подготовки. Нет времени на организацию взаимодействия.

– Кто в этом виноват? – спросил Жуков.

– Я докладывал в Ставку, чтобы дали время на подготовку операции. Оттуда один ответ – наступать.

– Георгий Константинович, – вмешался Рокоссовский. – Доводы генерала Гордова вполне обоснованны.

– Хорошо, – сказал Жуков, бросив неодобрительный взгляд на Гордова. – Константин Константинович, принимай командование фронтом. Разбирайся сам с положением дел. Но при любых обстоятельствах активных действий не прекращать.

– Я это прекрасно понимаю, – проговорил Рокоссовский.

– Подумаем вместе, как это сделать.

– Георгий Константинович, у меня есть одна убедительная просьба.

– Какая? – насторожился Жуков.

– Позволь мне единолично командовать войсками фронта в объеме той задачи, которую мы обговорили в Генеральном штабе.

Заместитель Верховного, генерал армии, резко повернулся в сторону генерал-лейтенанта Рокоссовского и неодобрительно сверкнул глазами. Подобную просьбу он выслушивал впервые. На всех фронтах его присутствие воспринималось с благодарностью. Он готов был взорваться, но, увидев уверенность и невозмутимое спокойствие командующего фронтом, произнес:

– Ты считаешь, что мне здесь делать нечего?

Рокоссовский пожал плечами и промолчал.

– Хорошо, я сегодня же улечу в Москву. Командуй! – Жуков сухо попрощался, сел в машину и уехал.

2

Так 1 октября 1942 года Рокоссовский начал командовать Донским фронтом. Свои чувства и настроение он выразил в очередном письме к жене и дочери.

«Дорогие мои!

Перелет к новому месту совершил благополучно. Уподобился перелетной птице и потянул на юг. К работе приступил с первого дня и со всем остервенением и накопившейся злобой направил усилия на истребление противника.

Теперь немного о себе. Здоров и бодр. Несколько дней жил в балке, в землянке, чаще бывал в разъездах. Теперь живу в деревянном домике. Это подлинная избушка на курьих ножках.

Здешняя местность – это кония Даурии. И когда вылез из самолета, невольно начал искать глазами даурский гарнизон. Растительности – никакой, кругом лишь голые сопки да степи. Уже несколько дней дует сильный ветер и поднимает столбы пыли. Придется заводить себе очки, а то начали болеть глаза.

Как живете вы? Пишите обо всем. Буду рад получить от вас весточку. Как только получите приглашение приехать в Москву, немедленно отправляйтесь в дорогу. Квартира вам обеспечена. Не вздумайте задерживаться в Новосибирске, а то мы и так продолжительное время были в разлуке и томились в неизвестности. Ваш К. Рокоссовский».

На новом месте, не раздумывая, Рокоссовский взялся за дело. Вновь, как и под Москвой и на Брянском фронте, ему помогали начальник штаба фронта Малинин, начальник артиллерии Казаков, начальник бронетанковых войск Орел, начальник связи фронта генерал Максименко.

Войска фронта вели активную оборону. Их постоянные удары не позволяли противнику перегруппировать силы. Прочно удерживая рубеж на реке Дон, войска наносили контрудары в междуречье и тем самым помогали Сталинградскому фронту за-щищать город.

Для обеспечения прочной связи с войсками, растянувшимися по фронту на протяжении 400 километров, командующий перенес свой КП на хутор Малоивановку, который находился как раз в центре участка. Отсюда легче было организовывать взаимодействие с армией Чуйкова. В начале октября фронт оттянул на себя более десятка фашистских дивизий.

Когда генерал Батов зашел под вечер на КП, командующий фронтом говорил по телефону.

– Скажи честно, Михаил Сергеевич, левое крыло фронта мы можем двинуть в контратаку? Все, тогда начинай, как условились. А вместо безвольного командира дивизии назначь толкового командира полка. Приказ отдадим задним числом. Пока.

Командующий фронтом положил трубку, протянул руку Батову:

– Павел Иванович, поздравляю с назначением командующим 4-й танковой армией

– Спасибо, что сдержали слово.

– Но есть одна закавыка, – улыбнулся Рокоссовский.

–Какая?

– В этой танковой армии всего лишь четыре танка.

– Многовато, – рассмеялся Батов.

– Срочно принимай командование, – торопливо проговорил Рокоссовский. – На днях мы ее переименуем в 65-ю общевойсковую армию. Так что не расстраивайся, принимай. Разберешься – доложишь.

За несколько дней Рокоссовский побывал на позициях трех армий. Последним соединением, с которым приехал знакомиться командующий фронтом, была 66-я армия Р.Я. Малиновского. Своим левым флангом она упиралась в Волгу и нависала над Сталинградом. Перед ней была поставлена задача – ликвидировать десятикилометровый коридор. Но немцы здесь сосредоточили большие силы и заняли построенные когда-то нами оборонительные укрепления. И выкурить их оттуда было не так-то просто.

В штабе армии Рокоссовский командарма не застал.

– Родион Яковлевич убыл в войска, – доложил начальник штаба Корженевич.

– Странно, он же знал, что я выехал в вашу армию, – удивился Рокоссовский.

– Сейчас мы его вызовем на КП.

– Не надо, я его сам найду, заодно и с частями познакомлюсь.

Но ни на дивизионных, ни на полковых командных пунктах Малиновского не оказалось. Рокоссовскому доложили, что он находится на ротном опорном пункте. Добрался туда командующий фронтом с трудом. Под артиллерийским и пулеметным огнем пришлось понюхать пороху. Один раз чуть не попал под танк, одно звено гусеницы у которого было сорвано и который, взрыхляя землю, продолжал елозить на уцелевшей гусенице. Видимо, кто-то заметил увернувшегося из-под танка человека. Вдруг открылась крышка люка и оттуда высунулась голова в засаленном шлеме.

– Какого хрена ты здесь крутишься? Тебе что, жить надоело?

– Ты не ругайся, а лучше скажи, где здесь КП роты?

– Дальше, метров триста! .

Рокоссовского мучил спортивный интерес: чем может заниматься командарм на самой передовой?

Познакомившись с Малиновским, генерал спросил:

– Родион Яковлевич, вы не находите, что руководить армией гораздо удобнее со своего КП? Разве позиция роты для этого подходит?

Командарм взглянул на закопченное, как у кочегара, лицо командующего фронтом и, сдерживая смех, произнес:

– Все это я прекрасно понимаю, товарищ командующий фронтом. Только уж много развелось начальства и не дает житья своими указаниями. Вот я и прячусь от него.

– Как от нечистой силы, – рассмеялся Рокоссовский. Командующий вымыл лицо, руки и, сев в блиндаже, обговорил с командармом все вопросы, связанные с тяжелым положением армии и непосильными задачами, наметил меры по оказанию помощи.

– Катастрофически не хватает людей, – пожаловался Малиновский. – Три недели тому назад прислали штрафной батальон, и от него уже осталась только половина.

– Как они воюют?

– Прекрасно, – ответил Малиновский. – На одного я послал документы на присвоение Героя Советского Союза.

– Чем он отличился?

– Вечером переоделся в форму немецкого офицера и к утру со своим напарником притащил языка – штабного немецкого генерала, который, изрядно хлебнув шнапсу, очухался только у нас. Говорят, в Москве дает очень ценные сведения.

– Он что, знает немецкий язык?

– Да, в совершенстве. Он еще и снайпер-охотник. Часами подкарауливает фрицев и редко выпускает их живыми.

– Как его фамилия?

–Белозеров.

– Не помните, как его звать?

Малиновский заглянул в записную книжку.

– Андрей Николаевич.

– Где его Можно найти? – оживился генерал.

– Его снайперская позиция метрах в пятидесяти отсюда.

– Позовите, – командующий фронтом вышел из блиндажа.

В серой запыленной шинели, в каске, со снайперской винтовкой на плече, по траншее приближался к генералу старшина Белозеров. Не дойдя несколько шагов до начальства, он в испуге остановился, а затем начал пятиться назад.

– Андрей! – воскликнул Рокоссовский, пошел навстречу и заключил друга в объятия.

Обнявшись, они некоторое время стояли молча, а затем, улыбаясь сквозь слезы, сначала тихо, а потом в полный голос

запели:

По диким степям Забайкалья,

Где золото роют в горах,

Бродяга, судьбу проклиная,

Тащился с сумой на плечах.

Малиновский и командир роты недоумевающе смотрели друг на друга и не могли понять, что случилось с командующим фронтом.

Немцы, видимо, услышав звуки песни, сделали несколько выстрелов, затем по громкоговорителю закричали:

– Рус! Рус! Скоро буль-буль Вольга! Ха-ха-ха! Буль-буль Вольга!

– Дайте нам только срок, мы вам покажем буль-буль! – сказал Рокоссовский, освободив из объятий Белозерова.

Рокоссовский в нескольких словах пояснил причину всплеска эмоций.

– Товарищ командующий, – сказал Малиновский, – надо отсюда уходить. Нас могут накрыть минометным огнем.

– Со мной пойдет и Белозеров, – произнес Рокоссовский. -Нам не хватает работников в штабе фронта, владеющих немецким языком. – Он повернулся к растерявшемуся старшине. -Андрей, не возражаешь?

– Сочту за честь!

И в этот же миг раздался вой снаряда, летевшего, как казалось, прямо над головами. Это заставило всех пригнуться. Но снаряд разорвался метрах в сорока за окопами.

Пока они выходили из траншеи, немцы сделали еще несколько артиллерийских выстрелов. Постепенно разгорался бой – ружейный и пулеметный огонь становился чаще, а потом перешел в сплошной грохот.

3

Чуткая фронтовая ночь. Небо над Сталинградом охвачено сполохами, словно северным сиянием. Поминутно слышны разрывы бомб и снарядов. Стены деревянного домика послушно отзываются на сильные глухие звуки.

Рокоссовский и Белозеров засиделись за чаем допоздна. Генерал в приказном порядке заставил своего друга разговаривать с ним на равных и на «ты».

– Хорошо, – согласился Белозеров. – Но на людях я буду знать свое место.

Рокоссовский про себя отметил, что Андрей сильно сдал. У него уже не было того огня, который постоянно светился в глазах в прошлые годы. Преждевременная седина и морщины на лице явно говорили о том, что тюремная жизнь не прошла для него бесследно. Теперь он вряд ли с безумной удалью вскочит в стремя и безоглядно пустится вскачь.

Уже ночь перешагнула на вторую половину, а они все еще не могли наговориться. На столе лежали открытые консервы, хлеб и сахар. На углу стоял самовар. Стеклянная банка, заменявшая пепельницу, была доверху наполнена окурками. Тускло горела керосиновая лампа, едва освещая две солдатские кровати, стоявшие в противоположных углах комнаты.

– Вот мы тут откровенничаем, – сказал Белозеров и, взглянув на потолок, на стены, спросил: – Тебя тут не прослушивают?

– Нет, конечно, теперыне до этого, – ответил Рокоссовский, улыбнувшись. – Здорово же тебя напугали.

– Четыре года тюремных приключений даром не пропали,. -сказал Андрей, отхлебывая чай. – Постоянные допросы с зуботычинами и без... Но самым тяжелым для меня испытанием был март 1939 года, когда на суде объявили мои показания. – Ты, конечно, помнишь?

– Ну как же не помнить, – сказал генерал, прикуривая очередную папиросу. – Такое не забывается. – Перед его глазами возникли камеры, следователи, допросы... Он старался не думать и не вспоминать о тех страшных годах, и это ему удавалось, но Белозеров всколыхнул душу, и воспоминания пришли сами собой.

– У меня до сих пор стоит перед глазами председатель суда. Он взглянул на тебя презрительно-победоносно: мол, теперь ты не отвертишься – дело о шпионаже в пользу польской разведки сейчас будет подкреплено железными показаниями.

– Да, ты прав, Андрей, это я тоже заметил.

– А сколько же презрения ко мне было в твоих глазах? – Белозеров закурил, помолчал. – Я жалел, что у меня не было пистолета. Единственный выход в моем положении – это пуля в лоб.

– Но у тебя же хватило мужества отказаться от своих показаний, – сочувственно поглядел на Андрея генерал.

– Это был поворотный пункт в моих тюремных похождениях. – Белозеров подошел к койке, взял полотенце и вытер вспотевшее лицо. – Даже в Лефортовской тюрьме из меня не могли выбить ни одного слова неправды, – сказал он, садясь за стол. – Своим взглядом ты преподал мне урок на всю жизнь. – Чувствовалось, что ему хотелось высказаться. Рокоссовский глянул на часы и спросил:

– Скажи, Андрей, как тебе удалось попасть на фронт?

– Всесоюзному старосте я написал около десятка писем. Я ему изложил всю свою подноготную и просил направить меня на фронт. И только на последнее письмо я получил положительный ответ. – Белозеров потушил папиросу и положил окурок в банку. – Знаешь, чем я прошиб Калинина?

– Ну-ну?

– Я написал о-тоМ, что наш вождь и учитель товарищ Сталин в своем выступлении по радио 3 июля 1941 года обратился к советским людям со словами: «Граждане! Братья и сестры, друзья мои!» Я сижу безвинно в тюрьме и являюсь гражданином, братом и другом, к которому обратился товарищ Сталин, – писал я. -После этого никто не имеет права держать меня в тюрьме, так как я готов выполнить просьбу нашего вождя и горю желанием отдать все силы на разгром фашизма, а если понадобится, то и жизнь.

– В остроумии тебе не откажешь, – усмехнулся Рокоссовский. – Ну и какой же ты получил ответ?

– Товарищ Калинин поблагодарил меня за патриотические чувства и разрешил направить меня в штрафной батальон.

– Ну что ж, Андрей, поговорили и хватит, лучше об этом не вспоминать. Теперь у нас другая задача – бить фашистов до полной победы. Я уже дал команду начальнику штаба Малинину. Тебе присвоят капитанское звание, и ты будешь заниматься радиоперехватом. Нам нужно знать, о чем говорит противник.

– Спасибо, Костя, я тронут твоим вниманием.

Вскоре они убрали со стола и легли отдыхать.

4

А между тем в Сталинграде шли бои и днем, и ночью – на улицах, в домах, на заводах и на берегу Волги.

Разведчики и политотдельцы фронта, убедившись, что капитан Белозеров в совершенстве знает немецкий язык, задействовали его в полную силу: он Вел работу среди пленных, выступал по радио на переднем крае, составлял листовки, обращенные к солдатам противника, прослушивал немецкие переговоры.

– Где вы откопали такого прекрасного работника? – спросил однажды Малинин у командующего фронтом.

Рокоссовский подробно рассказал начальнику штаба о судьбе своего друга Белозербва и попросил:

– Михаил Сергеевич, он человек ранимый, держи его под своим крылом.

– Обязательно. Я ему подыщу более высокую должность. Кстати, он прекрасна ориентируется на карте и обладает каллиграфическим почерком.

С помощью разведки, допроса пленных и радиоперехвата удалось узнать, что Гитлер установил очередной срок взятия Сталинграда. К середине октября, после небольшой передышки, противник перешел в решительное наступление.

Донской фронт получил срочную задачу: разгромить гитлеровцев севернее Сталинграда и соединиться с дивизиями Чуйкова в городе. Эта задача нё отличалась новизной. И в этот раз прорвать оборону противника не хватало сил. Но активные действия войск Рокоссовского заставили немцев сохранить свою группировку в междуречье Дона и Волги. Войска 6-й армии фашистов понесли большие потери и потеряли свою былую боеспособность.

Тем временем в Ставке шло обсуждение плана предстоящего контрнаступления, определялись основные направления ударов, необходимые силы и средства, районы сосредоточения.

Когда план был утвержден Жуковым, Василевским и завизирован Верховным, к его обсуждению подключились командование и штабы фронтов. Во второй половине октября работа по составлению плана операции была в основном закончена.

В начале ноября осень уже находилась в обороне, а зима готовилась к решающему наступлению. В природе установилось равновесие: днем моросил холодный дождь, а ночью дули студеные ветры и шел мокрый снег. Утром часто были заморозки.

Во второй половине ночи, когда легкий мороз сковал землю, 4 ноября на хутор Орловский приехали Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, Н.Н. Воронов, Н.Ф. Ватутин, командующие армий, члены Военных Советов фронтов и несколько генералов из Генштаба.

Это представительное совещание проводил Жуков. Здесь были заслушаны доклады командующих фронтов и армий, зачитан план операции и обсуждены планы взаимодействия.

Дошла очередь и до 65-й армии Донского фронта.

Генерал Батов коротко доложил о готовности армии к контрнаступлению и, переходя к оперативной обстановке, сказал:

– Экономя ваше время, прошу разрешения начать сразу с выводов о противнике перед фронтом армии.

– Докладывайте, как положено, а выводы мы сделаем сами, -оборвал его Жуков.

– На такой доклад Павел Иванович имеет веские основания, -заступился за него Рокоссовский. – Докажите листы опроса пленных.

Батов положил на стол увесистую папку. Жуков тут же прочитал документы, и на его лице появилась довольная улыбка.

– Вы тут ничего не напутали?

– Нет, – ответил Рокоссовский. – Наш переводчик Белозеров владеет досконально немецким языком. Здесь ошибки быть не может.

Жуков подошел к телефону и вызвал по прямому проводу Ставку. Через несколько минут он докладывал Верховному.

– Товарищ Сталин, ваши предположения о наличии стыка между двумя группировками противника на Клетском направлении подтвердились. Да, это подтвердили пленные румыны и немцы, захваченные войсками Рокоссовского. Нет-нет, сомнения быть не может. Да, товарищ Сталин, это в нашу пользу. Спасибо, передам. – Жуков положил трубку и, повернувшись к генералам, довольно сказал: – Верховный желает всем вам успеха.

Под конец совещания, в узком кругу, Жуков обговорил план будущей операции.

Он подошел к карте и обычным деловым тоном докладывал:

– Хочу обратить ваше внимание на то, что план Ставки мае? штабен. Предполагается нанести два сокрушительных удара по растянувшимся флангам сталинградской группировки противника, окружить и уничтожить ее. Эту задачу будут выполнять войска трех фронтов: Сталинградский – А.И. Еременко, Юго-Западный – Н.Ф. Ватутин и Донской – К.К. Рокоссовский.

Еременко наносит удар'своим левым флангом в направлении северо-запада, Ватутин, действуя с плацдармов на южном берегу Дона, наносит удар в сторону Сталинградского фронта и соединяется с ним.

Жуков попросил генерала из Генштаба подержать угол карты и, повернувшись к командующему фронтом, продолжил.

– Рокоссовский наносит два удара. Один удар совместно с соседней армией наносит Батов на юго-восток. Он должен заставить противника свернуть оборону на правом берегу Дона. В то же время армия Галанина наступает вдоль левого берега Дона на юг и отсекает войска противника в малой излучине Дона. -Жуков положил на стол указку. – Вот такой, товарищи, вкратце план операции.

– Какую задачу будет выполнять армия Малиновского? -спросил Рокоссовский.

– Она остается на месте и сковывает противостоящие части противника, – ответил Жуков и, выйдя на середину комнаты, напомнил: – О масштабах операции можно судить по тому, что она развертывается на фронте в 400 километров. А войскам, которые будут совершать маневр на окружение, предстоит пройти с боями расстояние в 120 – 140 километров. Я понимаю, что задача непростая. Поэтому каждому из нас надо пораскинуть мозгами, как ее лучше выполнить.

Под конец совещания в голосе Жукова чувствовалась усталость, под глазами появились синеватые круги. Видимо, сказалась бессонная ночь.

Вечером Жуков пригласил Рокоссовского на ужин. Они выпили по фронтовой стопке водки, перекусили, но отвлечься от предстоящей операции не смогли. Они обменялись мнениями о построении войск, об особенностях использования артиллерии резерва Верховного командования, о маневре войск в глубь вражеской обороны.

– Ну, как тебе показалась операция? – спросил Жуков.

– Это первая подобная операция в этой войне, и я думаю, мы зададим перцу фашистам. Я доволен, что все наши предложения учтены, но есть одно исключение.

–А именно?

– Армия Батова действует на главном направлении, а у него в танковых бригадах по 12 -14 танков.

Жуков достал из полевой сумки расчет сил и средств и, нахмурив брови, углубился в чтение.

– Хорошо, можем тебе выделить около пятидесяти танков. Это максимум, что я могу сделать.

– Это, пожалуй, весомое подкрепление, – произнес Рокоссовский и, заглянув в глаза Жукову, спросил: – Ты не сказал ничего о сроках начала операции. Для нас теперь это самый важный момент.

– Мы планируем начать операцию 9-10 ноября. Время не терпит.

– Георгий, поверь мне, это нереально. Мы так можем провалить, может быть, самое важное дело в своей жизни.

– А что прикажешь делать? – возбужденно спросил Жуков. – Дать возможность противнику перехватить инициативу?

– Противник находится в таком состоянии, что для серьезного наступления у него не хватит духу, – это во-первых.

– А что во-вторых? – спросил Жуков, выходя из-за стола.

– А то, что погодные условия не позволят в короткий срок перебросить войска и обеспечить всем необходимым для боя, -убежденно произнес Рокоссовский. – К примеру, переброска артиллерийского полка резерва Верховного командования лишь на 150 километров заняла шесть суток.

– Может, ты и прав, – сказал Жуков и вновь сел за стол. – Я попробую убедить Верховного.

Они допили чай й, попрощавшись, разъехались. На второй день Рокоссовскому позвонил по ВЧ Жуков и сообщил, что операция переносится на 19 – 20 ноября.

Когда стали известны сроки операции, Рокоссовский собрал командующих армиями. Были поставлены задачи по сосредоточению войск, уточнены направления ударов, тщательно разработаны меры для сохранения строжайшей секретности.

– Дух немцев парализован, – заявил командующий армией Галанин. – Они не смогут оказать серьезного сопротивления.

– Нет большей опасности на войне, чем предположение о том, что противник глупее тебя, – вынужден был повысить голос Рокоссовский. – Немцы более года нам доказывают, что они умеют воевать и у них есть чем воевать. Такого арсенала оружия, который собран под Сталинградом, не видела еще ни одна война. – Он гневно взглянул на генерала Галанина. – Вы вынуждаете меня напоминать очевидные факты. Разве не здесь сосредоточены тяжелые и огнеметные танки, шестиствольные минометы? Здесь применяется лучшая артиллерия, термитные и разрывные снаряды. Армады бомбардировщиков сосредоточены под Сталинградом. А вы смеете говорить о слабости противника!

– Извините, – сконфуженно сказал Галанин. – Подвели эмоции.

Несколько часов спустя командующие армиями доложили, что прибыли на свои КП.

Донская степь днем была безжизненной, унылой и однообразной. Она была вся усеяна холмиками старых нор, кое-где торчали высохшие кусты дикого терна и боярышника; густо темнел степной ковыль, и носился над степью горький запах полыни. Зато, кбгда спускалась на землю ночь, все менялось. Чувствовалось, как наливаются силой мускулы готовящихся к сражению войск Донского фронта.

Все, что днем пряталось и таилось по балкам и глубоким лощинам от глаз противника, ночью оживало и двигалось на исходные позиции. На фоне горящего горизонта можно было заметить контуры танков, артиллерийских тягачей, машин с горючим и боеприпасами. К запаху полыни и вспаханной войной земли примешивались запахи солдатского пота и нефтяной копоти.

Почти все последние дни перед наступлением командующий фронтом колесил по степи. Вместе с ним трудились работники штабов, начальники всех родов войск и служб армейского и фронтового звена. Войска к установленному сроку сумели совершить перегруппировку и занялй исходные позиции для наступления.

К началу артиллерийской подготовки командующий фронтом вместе с членом Военного Совета Телегиным, генералами Казаковым, Орлом и Руденко прибыл на свой вспомогательный пункт управления на участке 65-й армии. Это был довольно просторный блиндаж, обшитый ольховыми досками; красноватый оттенок дерева придавал этому фронтовому жилью какой-то особый деловой вид. Здесь же находился стол, несколько стульев, рация, на стене висела плановая таблица взаимодействия. У стен по углам – четыре топчана.

До начала артподготовки осталось мало времени, но Рокоссовский успел переговорить со всеми командующими армиями.

Звонок командующему 65-й армией Батову:

– Павел Иванович, дорогой, как настроение?

– Превосходное. Готов выполнить приказ.

– Как противник?

– Нервничает. Всю ночь ведет ружейно-пулеметный огонь.

– Проходы в минных полях готовы?

– Да, готовы.

– Держись, Павел Иванович! От твоих, действий во многом зависит наш успех.

Разговор с командующим 66-й армией Малиновским:

– Родион Яковлевич, надеюсь, начальство тебя не достает?

– Нет, товарищ командующий.

– На ротную позицию не собираешься?

– А зачем? Вы отшили от меня надзирателей, я теперь командир-единоначальник и могу позволить себе роскошь управлять войсками из КП.

– Ну, как управляется?

– У меня все готово.

– Вот и прекрасно, давай жару фашистам, как условились.

Рокоссовский повернулся к командующему воздушной армией Руденко.

– Сергей Игнатьевич, как погода?

– Пока нелетная, сплошной туман.

– Авиация работать будет?

– При такой погоде нет.

– Это хуже, – сказал Рокоссовский и покрутил ручку телефона. – Зиночка, достань мне командующего армией. – Иван Васильевич, здравствуй! Скажи, пожалуйста, как твое здоровье?

– В такие моменты Галанина здоровье не подводило.

– Ну что ж, это очень хорошо. Дорогой мой, я тебя очень прошу учесть то обстоятельство, что у тебя очень сильный противник. Переговори еще раз с командирами дивизий. Меня до сих пор в вашей армии волнует-шапкозакидатедьское настроение.

– Не беспокойтесь, товарищ командующий, я понял свою ошибку и на эту тему подробно переговорил с командирами соединений.

– Вот это уже серьезный подход к делу. Желаю успеха.

Рокоссовский взглянул на начальника артиллерии Казакова,

а затем на часы: секундная стрелка перескочила деление и будто остановилась на 7.30. И в тот же миг задрожала земля, и следом раздался тягучий непрекращающийся рев. Лицо командующего было по-юношески азартным и напряженным, глаза горели тревожным блеском. Он представил себе, как сотни тысяч солдат и командиров, затаив дыхание, прислушиваются к этому реву и с волнением готовят себя к броску на гитлеровские укрепления. Невероятно, каждый Из них погружается в свой мир, вспоминает родных, близких, думает о самом сокровенном.

Простонал первый залп гвардейских минометов. Мелькнули в облаках огненные хвосты реактивных снарядов и исчезли в сизой пелене. Туман окрасился в желто-багровый цвет. Казалось, небо смешалось с землей и этот мир не выдержит напряжения и развалится на части.

Рокоссовский подошел к телефону.

– Павел Иванович, какая у вас видимость? – кричал он в трубку.

– Метров на триста. Но, кажется, туман рассеивается.

– Скоро буду у вас!

До НП армии Батова было недалеко, и командующий фронтом через несколько минут уже был на месте.

Рокоссовский встал у стереотрубы. В 8.50 раздался залп тяжелых минометов – сигнал к атаке. На мгновение все затихло, и вдруг весь плацдарм ожил, зашевелился и заполнился людьми. Командующему было видно, как солдаты выскакивали из окопов, бежали за танками и вместе с ними исчезали в тумане.

Первые линии траншей, расположенных на береговой возвышенности, были взяты с ходу.

Рокоссовский продолжал наблюдать за одним из самых напряженных моментов боя. По извилистому глубокому оврагу, упирающемуся в меловую стену высотой 20 – 25 метров, бежали солдаты, цеплялись руками за стену, лезли вверх и по размок-тему мелу скользили вниз. Срываясь, падая, они поддерживали друг друга и все-таки преодолевали преграду.

Начал рассеиваться туман, и Руденко доложил, что в бой вступает авиация. На участке фронта Ватова наступление развивалось успешно, и командующий, посетив Галанина, направился на КП фронта.

После обеда похолодало и мороз сковал землю. Машина Рокоссовского, крытая зеленым брезентом, виляла по разбитым дорогам, но скорости не сбавляла. Ему хотелось как можно быстрее добраться до цели, чтобы вникнуть во всю картину боя. Глядя на погоду, он не ощущал ни малейшей надежды на то, что она будет на руку наступающим войскам. Наоборот, мороз и снег помогают обороняющимся.

Когда Рокоссовский зашел на КП фронта, Малинин доложил, что сегодня, 23 ноября, части Юго-Западного и Сталинградского фронтов соединились в районе хутора Степного. В неплотном кольце оказались 6-я армия и часть 4-й танковой армии фашистов Общей численностью свыше 300 тысяч человек.