Текст книги " Рокоссовский: терновый венец славы"

Автор книги: Анатолий Карчмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

Рокоссовский ко всем командармам относился ровно и старался не повышать голоса даже на тех, кто допускал промахи и ошибки.

Но Батов был его любимцем и верным другом. Он доверял ему во всем, и между ними за всю войну не возникло никаких разногласий. И в операции «Багратион» он отвел армии Батова нанесение самого сложного, главного удара на бобруйском направлении.

В начале июня КП фронта армии находилось в лесу рядом с деревней Просвет. Батов уже много раз побывал на передовой, все изучил, в охотничьих резиновых сапогах облазил болота. И сегодня, вернувшись из окопов, ходил по лесной тропе недалёко от палаток и землянок, все размышляя о плане наступления, который необходимо было представить в штаб фронта 8 июня 1944 года. Его мучил вопрос: где нанести главный удар? Над самыми сложными вопросами он любил ломать голову один. Единственные свидетели его дум – немые сосны да хилые, выросшие в тени кусты малины.

Его армия перед наступлением занимает полосу, сплошь покрытую лесами. А сколько небольших рек с широкими поймами, каналов и топких болот? Какой же тут маневр по таким гиблым местам?

Гитлеровское командование использовало эти особенности местности и создало сильную, глубоко эшелонированную оборону. Но у них есть очевидная промашка – они слепо поверили в условный топографический знак «Непроходимые болота* и поддались иллюзии: по болотам и топям никто наступать не сможет.

Батов присел на валежину, положил на пенек уставшие ноги. «Вот почему гитлеровские генералы ждут главного удара в районе Паричей и сосредоточили там основные силы, – подумал он. – А между тем разгадать ваш замысел, выходит, просто, проще пареной репы».

Командарм, прислушиваясь к беззаботному пению лесных птиц, вновь вышел на тропу и начал ходить туда и обратно.

Конечно, паричское направление является весьма заманчивым: участок местности сухой, без водных преград. Но господствующие высоты у противника. Плотность огневых средств здесь самая высокая. Наступать под Паричами – значит нести здесь тяжелые потери. «Нет, такой план наступления Рокоссовский ни за что не одобрит, – размышлял он, отгоняя фуражкой комаров. – А что, если пройти там, где нас не ожидают?»

В отдалении Батов заметил тлеющий костер, а возле него группу пожилых людей. Подошел, завязался непринужденный разговор.

– Пройсти по гэтым балотам можно, товарищ генерал, – сказал пожилой мужчина. – Я тутэйпшй и знаю, як можна пройсти. Кали были малыя, мы тут шмыгали як зайцы.

– Ну, а все-таки, как можно преодолеть эти болота? – спросил генерал.

– Як, все просто, на мокроступах.

– А что это такое?

– Гэга лыжи из лазы. В них ноги в трасине не тонуть. Гразь в рашотках тожа не задерживается. Идешь сабе як па дарозе, толька вада хлюпая.

– Можешь сделать завтра десяток? – загорелся командарм.

– Кали памогуть, магу зрабить и двадцать. Скольки тут той работы? Была бы тольки лаза.

Батов выдал распоряжение поставить крестьянина на довольствие и выделить ему необходимое количество помощников. Он зашел в свою палатку, развернул карту, долго рассматривал ее и, улыбнувшись, вслух произнес: •

– Если подтвердится, что по болоту могут пройти люди, значит, найдем способ провезти и боевую технику. Вот тогда мы преподнесем фашистам подарочек!

На следующие сутки, ночью, гвардейцы начали освоение одного из участков болота. Разведчики шли в мокроступах, каждый солдат нес два-три соломенных мата дли подстилки в самых топких местах. На болотах у немцев не было сплошного фронта обороны. Она строилась по принципу отдельных опорных пунктов, расположенных на возвышенных участках, имевших между собой лишь огневую связь. Офицеры инженерного отдела шли за разведчиками и через определенные промежутки времени измеряли глубину топи.

Отряд вышел незамеченным на передний край обороны противника, Несколько солдат подкрались с тыла к опорному пункту немцев и захватили в плен дремавшего у пулемета часового.

Данные разведки подтвердили вывод Батова: во первых, противник исключал возможность наступления на этом направлении и имел здесь слабую оборону; во-вторых, топи проходимы для людей, а если проложить гати, то и для техники.

7 июня, на рассвете, на КП армии неожиданно приехали Жуков и Рокоссовский.

г– Когда последний раз был в войсках? – спросил Жуков.

– Сегодня ночью.

–Где?

– В корпусе Иванова, на участке 69-й дивизии.

– Покажи на карте.

– Вот этот участок. Здесь болотистая местность.

– Можно проехать?

– Не рекомендую, местность открытая, обстреливается артиллерией. Ночью безопаснее.

– Ну что, едем сейчас? – Жуков посмотрел на командующего фронтом.

– Едем.

Сообразительный Батов был недоволен таким ходом дела. «Черт подери, – подумал он. – Никакой срочности в этой поездке нет, а им зачем-то приспичило. Они могут скомпрометировать это направление. Немцы наверняка обнаружат эту рекогносцировку и могут догадаться о моих намерениях.

– Если решено ехать, товарищ маршал, то весьма ограниченному кругу лиц. Интервал между машинами – две-три минуты.

Рокоссовский глянул на Батова и, словно догадываясь, о чем думает командарм, в знак согласия кивнул.

Все рекомендации Батова были выполнены – на этом настоял Рокоссовский.

От опушки леса генералы прошли небольшое расстояние пешком и вскоре укрылись в ходах сообщений. Солнце уже поднялось над горизонтом, но в лесу было прохладно – давала о себе знать густая болотная сырость. Батов живо семенил впереди, а за ним едва поспевали маршал и генерал армии. Изредка на позициях немцев трещали пулеметные очереди. Следовали один за одним рапорты командиров подразделений. «Оставайтесь на месте, занимайтесь своим делом», – звучал зычный голос Жукова.

Гости расположились в первой траншее и стали внимательно изучать местность и тактическую глубину обороны противника. ♦Ищут направление главного удара? – мелькнула мысль у Батова.-Неужели наши Планы совпадают?»

После продолжительного наблюдения группа переехала на другой участок переднего края.

– Павел Иванович, – расспрашивал Рокоссовский по дороге,

– скажи мне, почему ты бываешь больше всего в районе болот, а не в районе Паричей.

– Товарищ командующий, я там тоже бываю, – отвечал с хитринкой в глазах Батов.

– Ты не хитри. Здесь ты бываешь почти каждый день, – засмеялся Рокоссовский. – Это, видимо, не с бухты-барахты.

– И вы, наверное, неспроста приехали именно на этот участок, – ответил Батов, заглядывая в глаза командующему фронтом. – Я так д^маю.

– Скажи, хитрец, как расцениваешь возможности наступления войск на Паричи? – спросил генерал армии.

– Отрицательно, немцы тоже не дураки. Там хорошо организованная оборона.

– Ты считаешь, здесь выгоднее нанести главный удар? -спросил до сих пор молчавший Жуков.

– Да, именно так.

– Каковы реальные возможности? – спросил Рокоссовский.

– Про твои мокроступы я уже знаю, хотя ты и темнишь, а вот как быть с техникой? Ты представляешь, какая работа предстоит, чтобы превратить эти болота в проходимые участки?

– У нас уже кое-что сделано.

– А о танках ты подумал? – уточнил генерал армии.

– Разрешите показать, как это будет выглядеть.

Командарм привез гостей на один из танкодромов на болоте,

и они уселись на бревна у кромки болота.

Командующий бронетанковыми войсками армии рассказал, как все щели в нижней части машин заделываются промаслен’ ной паклей, как на случай опасности танки соединяются стальными тросами. После показа, как танки преодолевают болото на гатях, Жуков, улыбаясь, подошел к командарму:

– Спасибо, Павел Иванович, теперь ты родоначальник инженерной операции. Не зря тебя хвалит Рокоссовский. Не зря.

Оперативная группа представителя Ставки с этого дня капитально обосновалась на территории армии Батова.

⁶

План операции «Багратион» захватил Рокоссовского своей необычностью, масштабностью и смелостью. Перед наступлением он наладил контакт с руководством партизанского движения Белоруссии. Получив задание от командующего фронтом, партизаны ударили по коммуникациям и базам немецкотфашист-ских войск. Не один военный эшелон гитлеровцев улетел под откос на железнодорожных магистралях Бобруйскм – Осиповичи -Минск.

Через руководителей партизанского движения Рокоссовский пытался найти Белозерова, но он как в воду канул – о нем не было ни слуху ни Духу.

К двадцатым числам июня войска фронта заняли исходные позиции. На направлении главных ударов было обеспечено превосходство над противником в 4 – 5 раз в людях и технике.

До наступления оставались считанные дни, и Рокоссовский решил побывать на левом крыле фронта, которому предстояло вступить в дело позднее. Здесь действовала 1-я польская армия, подчиненная его фронту, и ему хотелось с ней познакомиться. Ведь он оказался первым военачальником, под чьим командованием польские дивизии делали первые шаги в борьбе с фашистами.

На ковельское направление (левое крыло фронта) он добирался сначала на бронепоезде (в лесах бродили банды бандеров-цев), а затем на самолете «У-2».

Рокоссовский сидел рядом с начальником артиллерии фрон-та Казаковым и думал о предстоящей встрече с поляками*.

Через несколько минут самолет подрулил к деревянному зданию, где командующего фронтом ждали командармы четырех армий, занимавших позиции в первом эшелоне. На следующий день Рокоссовский обговорил с ними все вопросы, связанные с предстоящей военной страдой, и выехал в штаб польской армии в окрестностях города Сарны.

Машины командующего фронтом и охраны прибыли в расположение польской армии под вечер. Жара спала. На западной окраине села, где размещался штаб армии, пламенели верхушки берез, широкие тени от дворов и заборов покрыли улицу, темными полосами легли на двор КП армии. Лиловыми красками переливались окрестные поля.

Когда Рокоссовский вышел из машины, загремела маршевая музыка и, чеканя шаг, ему навстречу шел командующий армией Зигмунд Берлинг. «Мне только этих торжеств не хватало», -подумал генерал армии и поспешно протянул руку.

– Здравствуйте!

– Здравия желаю, пан генерал армии!

«Давно меня паном не называли», – подумал Рокоссовский, улыбнувшись, и вслух произнес: – Благодарю вас, товарищ генерал, но у нас очень мало времени. Надеюсь, вы сократите торжественную часть?

Но командующий фронтом ошибся – Берлинг не дал себя сбить с намеченного церемониала и продолжал щелкать каблуками.

Рокоссовский прижал правую ладонь к сердцу и, поклонившись в сторону оркестра, сказал:

– Если можно, товарищ Берлинг, дайте команду, чтобы они перестали бить в барабаны. Ведь я приехал на деловую Встречу.

Генерал поднял руку вверх и резко ее опустил. Оркестранты оборвали музыку.

– Рокоссовский! Рокоссовский! – молниеносно разнеслось по

ротам. На двор школы стекались все новые и новые толпы солдат, сержантов и офицеров. »

Мгновенно гёнерал армии оказался в плотном окружении поляков. На десятки метров зеленели четырехугольные фуражки, раздавались восхищенные возгласы, заставлявшие Рокоссовского краснеть.

Он обвел собравшихся улыбающимися глазами и приветственно помахал рукой.

– Панове, Панове, соблюдайте тишину! – кричал Берлинг.

Рокоссовского засыпали вопросами.

– Как по-вашему, скоро будет освобождена Варшава?

– Да, скоро.

– Ваши войска будут брать Варшаву?

– Я об этом мечтаю.

– Почему наша польская армия находится в резерве?

– Вам надо обязательно подучиться. Чтобы фашистов бить наверняка, нужно овладеть военными знаниями. Освобождать Польшу мы будем вместе.

– Как вы относитесь к Армии Крайовой? – спросил полковник.

– Боюсь, что ее авантюризм может дорого стоить полякам.

Из толпы вышел молодой красивый офицер.

– Пан генерал армии, мы гордимся вашей славой, вашими победами. Разрешите пожать вашу мужественную руку!

– С удовольствием подаю руку смелому польскому офицеру, -засмеялся Рокоссовский и, сняв с руки часы, протянул: – Na pami-

naszego spotkania!⁸

– О Пресвятая Дева! – гордо воскликнул офицер, глядя на командующего фронтом, – Клянусь честью! Я постараюсь быть похожим на вас!

Вскоре разговор с солдатами и офицерами пришлось завершить, а дальше длилась беседа с командованием армии, которая закончилась далеко за полночь. На следующий день рано утром Рокоссовский улетел на правый фланг фронта, где решалась судьба операции «Багратион».

7

24 июня 1944 года утро в Белоруссии выдалось тихим и настороженно-спокойным. После короткой и теплой ночи незаметно выплывали из темноты березовые рощи, синевато-дымчатые сосняки. На восточной стороне горизонта зловеще светилась красная полоса, похожая на раскаленное железо. В этом пугающем свете было что-то жуткое и тревожное. Все вокруг притихло, задумалось и онемело. В лесу не было слышно никаких посторонних звуков, словно все живое, получив какой-то сигнал, притаилось в ожидании какого-то необычного события.

Над бобруйскими болотами густой пеленой повис туман, и солдаты, занимавшие исходные позиции для наступления, копошились в этой пелене, будто сказочные богатыри в морской пучине.

И вот чуть свет эту тишину расколол гром артиллерийской канонады. Тысячи орудий, сотни бомбардировщиков обрушили на передовые позиции фашистов шквал огня. Два часа снаряды и бомбы взрывали вражеские доты и траншеи, громили переправы, мосты, штабы...

Затем пошли вперед танки и самоходки, поднялась в атаку пехота. Северная группировка – Горбатов и Романенко – в этот день смогла захватить лишь первую и вторую траншеи. А от Батова Рокоссовский получил донесение: «Прорыв закреплен надежно. Танковый корпус, не встречая сильного сопротивления, идет к населенному пункту Брожа, обтекая с юга и запада бобруйский узел сопротивления».

Это сообщение Жукову показалось преувеличенным. Вскоре Батов получил телеграмму: «Лично доложите действительную обстановку перед фронтом армии. Жуков». Когда же Батов вновь сообщил о крупном успехе его войск, телеграф отстучал лаконичную телеграмму: «Приеду смотреть сам».

В этот же вечер Жуков и Рокоссовский были у Батова на новом наблюдательном пункте в только что занятом местечке Гом-за. Едва машины проскочили на НП, немецкая артиллерия на-крыла дорогу.

– Жарковато у тебя, Павел Иванович, – сказал Рокоссовский.

– Да, жарковато, советую не задерживаться.

– Никуда не поедем, – произнес Жуков. – Доложи, что с противником в Паричах,и давай обедать. '

– Противнику в Паричах мы зашли с тыла, окружили его и теперь добиваем.

– Ловко у тебя получается, – сказал Жуков, окинув одобрительным взглядом командарма. – А вот у Горбатова и Романенко дела похуже.

– Вот-вот они увеличат темпы наступления, – проговорил Рокоссовский, разглядывая карту. – Песня бобруйской группировки гитлеровцев спета.

Видимо, другой бы на месте генерала армии напомнил бы о порочности плана, на котором настаивала Ставка (это подтвердили действия Двух армий с плацдарма Рогачево), но Рокоссовский за все время успешной операции «Багратион» не сделал Жукову об этом даже малейшего намека.

Приходится только удивляться, как некоторые военные историки и писатели, не моргнув глазом, заявляют: «Творцом и исполнителем операции «Багратион», освободившей Белоруссию и часть Польши, был опять же Г.К. Жуков...»

Этими «опять же» напичкана наша мемуарная и художественная литература. Пусть простит меня читатель за это отступление.

А тем временем, наспех пообедав, Жуков И Рокоссовский уехали на правый фланг фронта.

Войска 1-го Белорусского фронта за пять дней наступления прорвали оборону противника на 200-километровом фронте; они окружили и уничтожили бобруйскую группировку и продвинулись вглубь на сто километров.

Войска фронта вырвались на оперативный простор. 28 июня Ставка поставила войскам новую задачу – частью сил наступать на Минск, а основными – на Слуцк, Барановичи* Войска Рокоссовского совместно с 3-м Белорусским фронтом завершили окружение 4-й армии немцев и 3 июля после упорных боев освободили Минск. Более чем 100-тысячная группировка гитлеровцев агонизировала в лесах восточнее Минска.

Атакуемые на дорогах партизанами и авиацией, немцы пытались пробиться то на одном, то на другом направлении, но ни одна из попыток успеха не имела. К 13 июля с группировкой противника было покончено. 17 июля по улицам Москвы прошли 57 600 фашистских солдат и офицеров, плененных во время операции в Белоруссии. Впереди колонны, опустив головы, брели немецкие генералы. Три часа, по двадцать человек в ряд, шли мимо молчаливых москвичей «победители» Европы без всякой надежды на благоприятный исход войны.

8

Белорусское сражение и его результаты уже на пятые сутки вызвали яростное раздражение Гитлера. Как всегда, ему понадобился козел отпущения, на которого можно было снова свалить вину за поражение. Своему окружению он дал понять, что кто-то должен ответить за провал боев в Белоруссии. На развалившийся фронт бросаются все наличные силы. 28 июня он отстраняет фельдмаршала Буша от командования группой «Центр», а вместо него назначает командующего группой «А» фельдмаршала Модели. Несмотря на свои 53 года, Модель был бодр, полон энергии, подвижен и оптимистично смотрел в будущее. Он еще верил, что его кумир Гитлер спасет Германию от поражения. Воодушевленный получением звания «генерал-фельдмаршала», Модель, официально не приняв дела у Буша, в день назначения вылетел в Бобруйск в штаб окруженной девятой армии. Он считал, что своим присутствием сможет предотвратить катастрофу.

Судьба распорядилась так, что ровно три года тому назад, 28 июня 1941 года, тогда еще командир 3-й танковой дивизии, входившей в танковую группу генерал-полковника Гудериана, генерал-лейтенант Модель первым ворвался в Бобруйск.

Теперь он увидел пылающий город и деморализованные части своих войск. Окруженная группировка, вместо того чтобы вести борьбу с противником, уничтожала орудия, тягачи, танки и машины. В течение полутора суток ему удалось навести кое-какой порядок. Он собрал в один кулак войска прикрытия, состо? явшие из отборных солдат и офицеров, и пытался во. что бы то ии стало вырваться изокружения. Он понимал, что это безумие, но другого выхода не видел.

Пьяные офицеры, переступая через трупы солдат, рвались вперед на северо-запад. Им даже удалось прорвать оборонительный рубеж. В прорыв хлынуло более пяти тысяч солдат, но спастись им не удалось. 29 июня русские овладели Бобруйском и бегущие части были уничтожены.

Надо отдать должное храбрости и смелости Модели; он сумел вылететь из бобруйского «котла», и его самолёт приземлился в окрестностях города Слуцка, где располагался штаб фельдмаршала Буша.

• -Ну что, Вальтер, тебе удалось вывести хотя бы часть войск из окружения? – спросил устало Буш, когда Модель переступил порог кирпичного дома, который занимал бывший командующий группой «Центр».

– Эрнст!.. Коньяк у тебя есть? – вместо ответа спросил Модель.

– Есть, – ответил Буш, и по его лицу пробежал нервный тик.

– Налей, – произнес Модель, тяжело опустившись на диван.

Буш повернулся, подошел мелкими шажками к шкафу, достал бутылку коньяку, плитки шоколада, поставил на журнальный столик перед Моделей.

С глазу на глаз они пробеседовали за коньяком около часу.

– Скажи мне, Эрнст, – проговорил Модель, – почему мы терпим в белорусской операции такие неудачи? Где, по-твоему, кроется их основная причина?

– Основная причина, Вальтер, заключается в том, что русские нас обхитрили. – Буш отошел на несколько шагов, чтобы видеть собеседника целиком. В связи с отстранением от должности он чувствовал некоторую неприязнь к своему преемнику, оказавшемуся в этот момент более удачливым.

– Спасибо, Эрнст, за откровенность, – едва усмехнулся Модель.

– Я верил нашей разведке. – Буш подошел к карте, висевшей на стене. – Основной удар мы ждали в районе Рогачева^ Я надеялся, если русские будут сильно наседать, я переброшу туда силы с других участков. К этому все было готово. Как мы и предвидели, они бросили в прорыв две армии*

– Так почему ты не осуществил свой замысел? – спросил Модель, смакуя коньяк.

– Русские перепутали мне все карты.

– Не укладывается в голове, как это могло случиться? – повысил голос Модель, давая понять, что Буш виноват в провале операции.

– Русские нанесли одновременно второй, мощный удар, -продолжал Буш, обращаясь к карте. – Он был нанесен не в районе Паричей, где у нас был хорошо укрепленный район, а в другом направлении.

Буш замолчал и прошелся по комнате. Модель встал, начал рассматривать карту.

– Они что, высадили в тылу десант? ■

– Нет, они вылезли, как черти, из болота и зашли нам в тыл, – с огорчением произнес Буш и протянул руку к карте. -Здесь сплошные дремучие леса, зыбкие трясины... Рокоссовский сумел переправить здесь не только пехоту, но и технику. Это невероятно, но факт остается фактом – он нанес здесь мощный удар. Рокоссовский это сделал вопреки всем ожиданиям. – Буш повернулся так, что Модели» был виден коротко подстриженный седой затылок и яйцевидная плешь на макушке головы фельдмаршала. – Я тебе не завидую, Эрнст: Рокоссовский – очень хитрый противник. А тебе с ним предстоит воевать.

– Все говорят «Рокоссовский, Рокоссовский», – Модель сел на диван рядом с Бушем. – Когда я стажировался в русской военной академии вместе с Манштейном и Боком, такой фамилии я даже не слышал. – Модель чуть отодвинулся, чтобы не дышать в лицо Бушу. – Что это за птица?

– Это птица высокого полета, – сказал Буш, наполняя рюмки коньяком. – Ему около пятидесяти лет, поляк, воевал на стороне красных во время революции. Воевал под Москвой, под Курском. Я уже не говорю о Сталинграде. Это он разделался с Паулюсом. – Буш замолчал, взял в рот кусочек шоколада. – Самое странное заключается в том, что Рокоссовский был репрессирован. Три года тюрьмы никак не повлияли на его патриотический дух.

– Да, таких людей трудно понять, – произнес Модель, закуривая. – В них есть что-то такое, что не поддается нашей логике.

– Как ты думаешь, Вальтер, почему наша лучшая в мире армия терпит одно поражение за другим? – Каждую фразу Буш произносил так, будто ему было тяжело ворочать языком.

– Ее довели до этого безголовые генералы из окружения фюрера, – с раздражением произнес Модель. – Они вводят его в заблуждение. Чем дольше тянется война, тем лучше они себя чувствуют. Они ведь не кормят вшей на передовой, а живут в особняках и получают награды первыми. – Он повернулся к Бушу и с пафосом произнес: – Запомни, Эрнст, скоро придет время -фюрер позовет нас, и только мы спасем Германию от поражения! Да, да, только мы!

– Вальтер, с тобой можно разговаривать откровенно, – неуверенно произнес Буш, поднимаясь. – Только чтобы разговор был между нами?

– Конечно, Эрнст, конечно, слово офицера.

– Я имел честь присутствовать на совещании 14 июня 1941 года, – начал тихо Буш, расхаживая от одного окна к другому. – Тогда Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, чтобы обосновать решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении Подготовки к войне. Гитлер сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, ему необходимо добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение в Европе, надо разбить Россию. На мой взгляд, изложенные им причины, вынудившие начать войну с Росси: ей, были неубедительными.

– Ты пришел к такому выводу сейчас или ещё тогда?

– Тогда я был на стороне фюрера.

– А теперь? – сверкнул на него глазами Модель.

– Хайль Гитлер! – поднял руку Буш.

– Говори дальше, – ijaK-то непроизвольно вырвалось у Мо-деля.

– Ты, Вальтер, опытный военный и знаешь, к чему приводит недооценка противника.

– Так, так, – сказал Модель и подошел к окну.

– Гитлер'не верил ни в донесения о военной мощи огромного государства, ни сообщениям о возможностях промышленности и, если хочешь, прочности государственной системы России. Для военного времени она оказалась незаменимой.

– Я не могу согласиться с тобой, Эрнст. Я верю в гений Гитлера! – сказал Модель. – Я до сих пор неуклонно выполнял его приказы и буду их выполнять. Я стал солдатом для того, чтобы защищать отечество. Я честно исполню свои обязанности до конца*.

В дверь постучали. Оба фельдмаршала, вытянув шеи, устре-милй взгляд на генерала, стоявшего на пороге.

– Господин фельдмаршал, разрешите доложить?

– Докладывайте, – поднялся Модель.

– Вчера, 29 июня, командующему 1-м Белорусским фронтом русских Рокоссовскому присвоено воинское звание «маршал», -заглядывая в папку, произнес генерал. – Танки Рокоссовского находятся в пятидесяти километрах отсюда. По нашим расчетам, они могут быть здесь через 2-3 часа.

– Это черт знает что такое! – взорвался Модель. – Начальника штаба ко мне!

– Нам пора отсюда уезжать, Вальтер, – сказал Буш, когда начальник штаба ушел. – Дела передам в дороге.

Через несколько минут машины фельдмаршалов под усиленной охраной уходили по дороге на Брест.

Глава двадцать третья 1 .

Итак, войска правого крыла 1-го Белорусского фронта к середине июля ушли далеко вперед, а теперь пришла пора показать себя левофланговым армиям. 7-го июля Ставка утвердила план Люблинско-Брестской операции. Замысел маршала Рокоссовского заключался в том, чтобы уничтожить брестскую и люблинскую группировки противника ударами войск фронта в обход Брестского укрепленного района с юга, севера и, продолжая продвижение на варшавском направлении, выйти широким фронтом на рубежи реки Вислы. 18 июля пять общевойсковых армий, танковая и воздушная армии левого крыла фронта перешли в наступление и уже 20 июля вышли к Западному Бугу на границу.

Рокоссовский оставался самим собой – он постоянно находился в войсках. На пыльных фронтовых дорогах его походный, защитной окраски автомобиль видели и пехотинцы, и летчики, и артиллеристы.

К вечеру 22 июля командующий фронтом приехал на берег Западного Буга, где на хуторе размещался временный КП фронта. После ужина на стол легли радиограммы, телеграммы, донесения о перехватах радиоразговоров противника.

Из донесений стало ясно, что наиболее тревожная обстановка у Батова. Его соединение выдвинулось далеко на запад. Слева войска Лучинского и справа войска Романенко отстали на десятки километров. «Это что за близорукость? Неужели они не видят, что фланги 65-й армии открыты?» – мелькнула мысль у Рокоссовского. Он тут же наткнулся на радиоперехват: «Командир пятой танковой дивизии СС «Викинг» Галла ведет радиопе-реговор с командиром четвертой танковой дивизии Петцелем. Галл – в Высоколитовске, Петцель – в Вельске. Готовятся в четыре ноль-ноль нанести по нашим войскам встречные удары и соединиться в районе Клешелей».

Рокоссовский связался с Батовым.

– Павел Иванович, что делается в ответ на замысел немецких генералов?

– Вывожу КП из Клешелей в Гайновку. Войска готовлю для отражения танков. Сил мало, резервов нет..

– Держись на занимаемых рубежах. Помощь будет оказана.

Из армии Романенко командующий фронтом направил к Батову стрелковый корпус и танковую бригаду. К утру он получает радиограмму от командарма: «Артиллерия не в силах сдержать удар бронированного кулака. Сто танков с севера и сто танков с юга». Рокоссовский радирует: «Сжать основные силы армейской группировки к центру, оставить часть территории, сократить линию фронта и занять круговую оборону».

К полудню следующего дня командующему фронтом стало ясно, что немецкие группировки соединятся.

Днем Батов по радио докладывал:

– Противник наносит встречный удар на Клешели. Штаб армии отведен в Гайновку. Сам с оперативной группой управляю боем на...

Рокоссовский много раз запрашивал по радио: «Где Батов? Что с ним случилось?» Не получив ответа, он выслал в разведку эскадрилью истребителей, но они машин командарма не обнаружили.

Почти двое суток тревога не покидала Рокоссовского. И только 24 июля поступило сообщение:, подоспевшие на помощь стрелковый корпус и танковая бригада разгромили гитлеровцев под Клешелями и восстановили прежнее положение 65-й армии. Еще днем Батов связался с Рокоссовским.

– Товарищ маршал, спасибо за помощь. Если бы не она, немцы бы меня растерзали.

– Оказывается, даже сам Батов может допускать ошибки.

– Да вот, хватился за ум, но было уже поздно.

– Павел Иванович, ну как же ты допустил, что тебя немцы обхитрили и дали такого хорошего тумака?

– Виноват, товарищ маршал!

– Как видишь виноватых бьют, – рассмеялся Рокоссовский. -Ладно, не расстраивайся. На войне бывает всяко.

Вечером после короткого совещания с членами Военного Совета маршал вернулся к текущим делам. Где-то к полуночи он склонился над картой. Здесь, за Бугом, польская земля. Как давно он не был в этих краях.

Многое думалось Рокоссовскому в эту ночь. Если бы ему сказали раньше, что спустя тридцать лет он будет возглавлять миллионную армию и придет с ней в Польшу, чтобы освободить свою родину от варваров, он ни за что на свете не поверил бы.

Он вспомнил свои детские и юношеские годы, учебу в школе, беззаботные шалости, первую любовь, картины родной природы -невольно возникали в памяти лица отца, матери, сестер. «Жива ли моя родная сестричка Елена, – подумал он. – Из нашей семьи остались только мы с тобой, когд а я уходил в армию. Три десятка лет я о тебе ничего не знаю».

Все безрадостные картины детства как-то сами собой ушли на задний план, и остались в памяти самые яркие и красивые, которые отзывались в сердце маршала сладкой грустью, оттого что все это ушло в невозвратную даль и больше никогда не вернется.

Мысли Рокоссовского перекинулись в Москву к жене и дочери. Он давно их не видел и не писал писем. Он корил себя за то, что но его вине отношения в семье стали неискренними и натянутыми. .

Маршал вызвал адъютанта и попросил связать его с квартирой в Москве. Пока налаживалась связь, он курил и ходил но комнате.

– Юленька, ты? – с волнением произнес он. – Здравствуй, ми-

лая! – В трубке возникли помехи. Он стал говорить громче. – Как вы там? Как здоровье? – Голос жены едва был слышен.

– У нас все хорошо, поздравляем тебя с высоким званием! Как ты себя чувствуешь? Как твое здоровье, настроение?

– Все нормально. Воюю. Думаю, скоро закончим эту канитель. Где Ада?

– Здесь. Даю трубку.

– Папулечка, родной, здравствуй! – затараторила Ада. – Мы по тебе скучаем! Я работаю в партизанском штабе. У меня все хорошо. Понимаешь, все хорошо!

– Молодец, дочурка!

– Папулечка, почему ты нам не пишешь? Мы очень волнуемся. Что же ты у нас стал таким недисциплинированным?

– Адуля, я буду выкраивать время и буду писать. Обнимаю вас и целую. До свидания!

После телефонного разговора непрошеная грусть покинула душу маршала. Он разостлал постель на солдатской кровати, лег и моментально уснул.

На следующий день Рокоссовский поднялся рано. Он уточнил у дежурного, какие соединения переправились через Буг, выяснил общую обстановку на фронте и вышел к реке.