Текст книги " Рокоссовский: терновый венец славы"

Автор книги: Анатолий Карчмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Маршал Борис Михайлович Шапошников, только что сменивший Жукова на посту начальника Генерального штаба, разложил на столе карту и с разрешения Сталина коротко доложил обстановку на Смоленском направлении.

– После отхода советских войск из Белоруссии командование самой мощной немецкой группировки – группы армий «Центр», не ожидая подхода полевых армий, начало наступление двух танковых групп. Мы думаем, что цель этого наступления – окружение и уничтожение наших войск на смоленском направлении. Этим самым гитлеровцы хотят открыть дорогу на Москву. Используя свое явное превосходство в живой силе, танках, артиллерии и авиации, противник форсировал Днепр на участке Орша – Рогачев и стремится овладеть господствующими высотами к югу от Ельни и к востоку от Ярцево. Командование вновь сформированного Резервного фронта еще не овладело обстановкой. На наиболее опасных направлениях создаются пять армейских групп. Перед ними ставится задача – нанесение контрудара в общем направлении на Смоленск с целью восстановления связи с 20-й и 16-й армиями и оказания им помощи в выходе из окружения.

Сталин, склонившись над картой, выслушал доклад Шапошникова, а затем сказал:

– На пост командующего группой, действующей под Ярце-вом, назначаетесь вы, Константин Константинович.

С тех пор и до конца войны Рокоссовского и Шапошникова Сталин называл по имени и отчеству, а остальных, в том числе и Жукова, только по фамилиям.

– Есть, товарищ Верховный Главнокомандующий! – принял «строевую стойку» Рокоссовский. – Постараюсь ваше доверие оправдать!

– Какие дивизии и полки входят в состав группы? – спросил Сталин у маршала.

Шапошников покраснел и ничего не ответил.

– Подчиняйте себе все, что найдете по дороге от Москвы до Ярцева, – произнес Сталин, пожимая генералу руку. – Более конкретно получите задачу у командующего фронтом Тимошенко.

Глава четвертая 1

После тяжелого разговора со Сталиным, спустя два часа, Рокоссовский с небольшой группой молодых выпускников академии М.В. Фрунзе на двух автомашинах, на которых были зенитные пулеметы и радиостанция, выехал из Москвы. К вечеру этого же дня новое «соединение» прибыло на фронт.

Когда группа подъезжала к Касне, где располагался командный пункт маршала Тимошенко, на горизонте пылал яркий июльский закат. Над верхушками леса висела ярко-багровая полоса, будто предвестница кровавых боев в этой красивой лесной стороне.

Рокоссовский представился командующему фронтом и познакомился с обстановкой. Она была более чем серьезная. Поступали непроверенные сведения о воздушных десантах и появлении танковых частей противника в районе Ярцёво, с некоторыми армиями не было связи.

Темной ночью Рокоссовский выехал в район Ярцево. Маршал напутствовал:

– Подойдут подкрепления – получишь две-три дивизии, а пока подчиняй себе все, что попадется под руку. Я надеюсь, что противодействие на Ярцевском рубеже будет прочным.

В короткое время Рокоссовский собрал большое количество людей. К нему стекались пехотинцы, артиллеристы, связисты, саперы, медицинские работники. В местных колхозах он раздобыл несколько грузовиков. В процессе боев в районе Ярцево началось формирование соединения, которое официально называлось «группой Рокоссовского».

Ярцево уже было захвачено противником, и генерал в спешном порядке организовал оборону по реке Вопь. Здесь под руководством командующего складывался уникальный коллектив руководителей, которые впоследствии были его соратниками почти на протяжении всей войны. В первую очередь это начальник штаба М.С. Малинин, начальник связи П.Я. Максименко, начальник артиллерии В.И. Казаков, начальник бронетанковых войск Г.Н. Орел. Это они под бомбами и артиллерийским огнем приучали необстрелянных бойцов к окопам, учили их обороняться и наступать.

Бои на ярцевском рубеже шли днем и ночью. Группа несла большие потери, но и противник не продвинулся к югу и не смог окружить армии, сражающиеся под Смоленском.

На КП, расположенный в некотором удалении от фронта, зашел Рокоссовский.

– Слушай, Михаил Сергеевич, – обратился он к начальнику штаба полковнику Малинину, – я только что с передовой. Не могу понять, почему наша пехота ведет жиденький огонь по наступающему противнику? В основном мы выезжаем за счет артиллерии. В чем дело, ты можешь мне сказать?

– С ходу ответить на этот вопрос трудно, – произнес Малинин. Он подошел к умывальнику, протер холодной водой глаза, виски.

– Так вот, слушай, мой друг. Я добрался до ячейки и сменил

сидящего там солдата. Сидя в ней, я сознавал, что слева и спрд-^ ва находятся такие же бойцы, как и я. Но понимаешь, какая штука? ^v

– Стоило ли вам так рисковать?

– Стоило, Миша, – Рокоссовский закурил папиросу. – Как ты знаешь, я старый солдат, был не в одной Передряге. Сознаюсь откровенно, я чувствовал себя в этом гнезде, как трусливый заяц в своей норе. Меня все время не покидало желание выбежать и заглянуть, сидят ли мои товарищи в своих гнездах или они уже давно их покинули.

– Ну, если ощущение тревоги не покидало вас, то легко можно представить себе, как трепещет солдат, впервые попавший в бой, – сказал Малинин, вытирая полотенцем свое круглое лицо. -Но наши уставы учат строить оборону по ячеечной системе. Мол, пехота будет нести меньшие потери от огня противника.

– Я пришел к выводу: человек всегда остается человеком и в минуты опасности ему хочется чувствовать локоть друга. Не зря же говорят: на миру и смерть красна. И командир отделения обязательно должен видеть подчиненных: кого похвалить, кому дать совет, а кого и подбодрить.

– Давайте от ячеек переходить к траншеям. Я «за» .

– Посоветуйся еще со своими штабистами и давай распоряжение.

– Командующего фронтом ставить в известность?

– Обязательно.

Командующий фронтом Тимошенко одобрил инициативу, и обороняющиеся начали рыть траншеи на всех фронтах.

2

В тяжелые дни конца июля и начала августа действия группы Рокосеовского, успешно освоившей активную оборону, становятся популярными, О ней заговорили центральные и фронтовые газеты. Ее боевые успехи поддерживали веру, подорванную неудачей в первые месяцы войны.

Бри приняли затяжной характер. К концу июля положение войск группы значительно упрочилось, и у Рокоссовского родилась смелая идея. Он более суток лазил по переднему краю, изучал обстановку, советовался на передовой с командирами, а затем собрал короткое совещание командования.

– Противнику не удалось сомкнуть кольцо окружения вокруг наших армий в районе Смоленска, – говорил он. – Он хочет обеспечить себе условия для овладения автострадой, иду? щей к Москве. Наша активность, вероятно, озадачила немец? кое командование. Оно нас «признало», и с нами считаются.

Фашисты увидели, что наши части не только обороняются, но и наступают. Все это создало у них преувеличенное представление о наших возможностях. Думаю, мы должны этим воспользоваться.

– Каким образом? – спросил начальник артиллерии Казаков.

– Я предлагаю атаковать Ярцево, – сказал Рокоссовский, взглянув на Малинина. – В случае успеха, а я в этом уверен, мы поднимем боевой дух наших войск, и не только наших, но и соседей.

– Противник вряд ли сможет предположить, что после тяжелого оборонительного боя мы способны еще и наступать, – сказал Малинин. – Время выбрано удачно.

В результате тщательной подготовки силами трех дивизий был нанесен внезапный удар и части овладели Ярцевом.

Наступил август. Он принес печальное известие – Смоленск сдали. Маршал Тимошенко в этой ситуации принял единственно верное решение – отдал приказ об отступлении.

Немецкое командование, нанося мощные удары войсками группы ♦Центр», было уверено, что операция закончилась удачно и войска Западного фронта окружены. Но противник просчитался. Он встретил на московском стратегическом направлении не пустоту, как предполагал, а вновь созданную оборону. Для ее преодоления потребовалось немалое количество войск и времени. А это в планы гитлеровцев не входило.

3

На ♦ЗИС-101» Рокоссовский подъехал к КП под утро. Днем он обычно ездил на ♦козле». Это было вызвано тем, что фашистские летчики гонялись за командирскими машинами, не жалея времени, пуль и бомб. Он передал дежурным, чтобы не будили Начальника штаба, который часто от усталости валился с ног, поставил машину возле мотоцикла Малинина и сам решил передохнуть.

В лесу было спокойно. В бездонном небе сверкали звезды. Где-то далеко громыхали глухие взрывы: не то бомбежка, не то громовые раскаты.

Сердце Рокоссовского сжималось от тоски. Сегодня из Москт вы вернулся знакомый полковник, обещавший разыскать его семью, но ничего утешительного не привез. Ему удалось выяснить, что семьи руководства корпуса добрались до Киева, а дальше все спасались, кто как мог. Где теперь искать жену и дочь? И живы ли они?

Под тяжестью печальных мыслей о семье и нелегких забот нового дня, он опустил сиденье и крепко уснул. За эти годы он выработал привычку отключаться на три-четыре часа от всех забот и волнений, и это спасало его от переутомления, помогало постоянно находиться в рабочей форме.

Когда забрезжил рассвет, к машине подошел Малинин и легонько постучал по ветровому стеклу.

– Константин Константиныч!

– Да, – отозвался генерал, надевая фуражку.

– Вас срочно требует маршал Тимошенко.

– Хорошо, сейчас иду! – Рокоссовский вышел из машины, умылся, облил голову холодной водой и, разминаясь на ходу, спустился в землянку, где связался с командующим фронта, ко; торый попросил его немедленно приехать к нему.

КП фронта было рядом, в 20 километрах, й он через полчаса уже был на месте. -

– Поедем к героям Смоленска, – сказал Тимошенко. – Вам поручено принять под свое командование 16-ю армию, а Лукин назначается на 20-ю, вместо Курочкина, который уезжает в Москву.

Белые березы, похожие друг на друга, как родные сестры, облепили деревню Васильки. Здесь не было слышно пулеметных очередей, разрывов снарядов и бомб. Яркое солнце, синеголубое небо. Запах скошенных лугов. В зеленой палатке командарма – бревенчатый стол, наспех сколоченная скамейка.

Из палатки вынесли Лукина Михаила Федоровича, тяжело раненного во время бомбового удара по переправе, где он, спасая людей, наводил порядок. Возле командующего неназойливо хлопотал, усаживая раненого, плотный, среднего роста дивизионный комиссар, – генеральское звайие до него не успело дойти.

– Лобачев, член Военного Совета, – с трудом произнес Лукин. – Мировой мужик.

Тимошенко поздравил Курочкина, Лукина и Лобачева с награждением орденом Красного Знамени, пожелал Лукину выздоровления, познакомил с обстановкой на фронте. В заключение спросил:

– У кого есть вопросы?

– Произошло, по сути дела, объединение войск нашей группы с войсками 16-й армии, – сказал Рокоссовский. – Я прошу назначить начальником штаба армии полковника Малинина, а начальником артиллерии генерала Казакова.

– Хорошо, ваша просьба будет выполнена.

После объединения в распоряжении Рокоссовского оказалась внушительная сила: пять дивизий, из них две танковых и одна мотострелковая, танковая бригада и тяжелый артиллерийский дивизион. Группа занимала оборону на протяжении более 50 километров, перехватывая основную магистраль Смоленск -Вязьма – Москва.

Впервые на этом участке была применена батарея реактивной артиллерии («Катюши»). Когда она давала залп, наши воины выскакивали из окопов и, стоя в рост, кричали:

– По фашистам – огонь! Ура-а-а!

Но Казаков был недоволен сверхсекретными инструкциями, которые ограничивали применение этих мощных артиллерийских установок.

– Да, – согласился с ним командующий армией. – С этими «катюшами» приходится возиться, как с капризами женщин. -И он под свою ответственность внес некоторые послабления в инструкцию.

Во второй половине августа немцы усиленно укреплялись западнее реки Вопь. На холмах рылись окопы, траншеи, впереди оборонительной полосы ставились мины. Данные разведки и опрос пленных подтверждали, что немецкое командование хотело сковать наши войска и освободить резервы для боев под Ельней.

Перед Рокоссовским была поставлена задача – перейти в наступление и не допустить переброски резерва на Ельнинский выступ. Его армия должна была обойти Смоленск с севера и освободить его.

Река Вопь, где предстояло наступать армии, проходила по широкой долине. Фашисты занимали крутой берег, хорошо приспособленный к обороне. Глубина реки была до трех метров,' а ширина доходила до тридцати. Войскам предстояло преодолеть около трех километров открытого пространства, которое простреливалось всеми видами оружия, и форсировать водную преграду.

Ударная группировка, собранная в один мощный кулак, под покровом темноты построилась в четыре эшелона. Это позволило постепенно наращивать силы в ходе наступления. Для нанесения удара по возможным контратакам командарм выделил в резерв отряд подвижной артиллерии.

Вечером Рокоссовский на «газике» объехал вСе войска и пришел к выводу: к наступлению все готово. В темную ночь части форсировали Вопь и заняли исходные позиции. Немцы наконец очухались и открыли беспорядочную стрельбу.

Командарм находился на армейском КП, когда в 6.30 заговорила артиллерия. Вскоре он направился к реке, чтобы лучше видеть картину боя. Пробираясь по оврагу, он вышел на самую опушку леса, где шел бой за деревню Кривопусково. Он видел, как немцы метались, падали, забегали в окопы, суетились. После получасовой артподготовки пехота, сопровождаемая огневым валом и танками, пошла в атаку. Передний край противника был сломлен, и пехота стала продвигаться в глубь обороны. Командарм, а за ним и работники штаба переправились через реку Вопь. Рокоссовский, как всегда, был в форме и при всех орденах.

Не все понимали такое демонстративное поведение командира, Член Военного Совета 16-й армии Лобачев впоследствии писал об этой привычке:

«В начале совместной работы меня несколько обескуражила эта манера появляться в окопах, словно на параде. Я усмотрел в этом чуть ли не рисовку, однако потом убедился, что все показное чуждо Константину Константиновичу. У него выработаны твердые нормы, согласно которым командиру положено всем своим поведением, внешним видом, вплоть до мелочей, внушать войскам чувство спокойствия, ощущение хозяина положения».

Сам же командарм в этот момент чувствовал глубокий душевный подъем: после мучительных дней отступления войска успешно бьют противника. У него гулко билось сердце, от волнения горели щеки, глаза блестели.

Немцы пришли в себя и сообразили, в чем дело. К 11 часам авиаразведка донесла, что со стороны Смоленска и Духовщины вдут длинные колонны машин с пехотой. К исходу дня эти резервы вступили в бой и сопротивление противника усилилось. Сражение продолжалось до глубокой ночи. 2 сентября бой возобновился с еще большей силой. Создавалась явная угроза прорыва немецкого фронта. Фашисты в срочном порядке начали подтягивать резервы и к вечеру 3 сентября предприняли контратаку. В следующих два дня бои шли с переменным успехом. Для того чтобы сохранить силы, Рокоссовскому пришлось отводить войска.

Армия не смогла прорвать оборону и освободить Смоленск. Это было ей не под силу. Но она отвлекла значительную часть резервов противника, которые предназначались для Ельнинского выступа. 6 сентября войска 24-й армии освободили город Ельню. В немалой степени способствовала этому армия Рокоссовского. Ее заслуги были признаны: ряд дивизий стали именоваться гвардейскими, а командарм 11 сентября получил очередное воинское звание генерал-лейтенанта.

4

В сентябре генерал И.С. Конев был назначен командующим Западным фронтом. 19^:ю армию возглавил Лукин, 20-ю – генерал Ерщаков. На участке 16-й армии и у соседей в основном было спокойно. Штабы трех армий держали друг с другом связь и совершенствовали взаимодействие.

Командующий армией со штабом разработали подробный план действий на занятом рубеже, где предусматривалось дать решительный отпор наступлению противника. В то же время, учитывая горький опыт боев с превосходящими в несколько раз силами немцев, был предусмотрен и второй вариант – противнику удалось прорвать оборону. Тогда войска, нанося врагу максимальный урон, организованно отходят и закрепляются на новом рубеже. Рокоссовский считал, что таким методом можно ненцев измотать, обескровить и в конце концов перейти в контрнаступление. Только таким образом можно сберечь силы и не дать фашистам растерзать части и соединения.

Как ни настаивал командарм на своем варианте, Конев категорически отверг его предложение. Между ними по этому поводу состоялся резкий телефонный разговор.

– Вторая часть твоего плана размагничивает людей, – говорил Конев, – и настраивает их на отступление. Это я утвердить не могу.

– Иван Степанович, эта ошибка может нам дорого стоить.

– Война требует жертв. Не уговаривай, утверждать не буду.

– Противник во всех отношениях еще сильнее нас. Надо правде смотреть в глаза. Инициатива пока за ним, и, когда очевидно поражение, организованный отвод войск – единственный разумный выход.

– Только жесткая оборона может спасти нас от поражения, -настаивал на своем Конев.

– Жаль, что мы ничему не научились. Я подчинюсь. Мне тоже хочется, чтобы я оказался неправ.

¥

К концу сентября в штаб 16-й армии прибыл командарм 19-й -генерал Лукин. На поляне среди пожелтевшего леса и пожухлой травы из свежих берез была сооружена сцена, и на ней выступали московские артисты. Мужской хор из пары десятков мужчин разбудил лесную тишину.

. Вставай, страна огромная.

Вставай на смертный бой С фашистской силой темною,

С проклятою ордой.

Находясь в сторонке вместе с Лукиным, Рокоссовский исподволь наблюдал за суровыми и напряженными лицами солдат я командиров, слушающих эту святую для всех песню. О чем они теперь думают? На что надеются каждый в отдельности и все вместе? Думают ли о том, что, может быть, завтра не будет кого-то в живых? Он прислонился плечом к березе и думал, что слова и музыка песни обладают каким-то волшебством и заряжают его душу оптимизмом и верой в победу.

После хоровых песен баянист, наклонившись к мехам, отчаянно заиграл плясовую. В такт музыке дробно застучали пять пар ног. Парни перед девушками извивались, прыгали вокруг вприсядку, а те кружились, с вызывающей улыбкой вздрагивали, и снова вихрь танца носил их по неровной сцене. Ноги их обнажились выше колен, и видны были кружева панталон.

Солдаты аплодировали, переговариваясь между собой, и улыбались так, что уши уходили к затылку.

– Песни и танцы – это хорошо, – сказал Рокоссовский, удаляясь с Лукиным в лес. – В данный момент мне не нравится затишье на немецкой стороне. Не перед бурей ли это, как ты думаешь?

– Да, меня тоже это волнует, – ответил Лукин, прихрамывая.

На следующий день оба командарма провели по отдельности силовую разведку. Пленные фашисты показали, что в тылу на ярцевском направлении появились новые танковые и моторизованные части. В связи с этим генералы приняли меры по усилению войск, прикрывающих главную магистраль Вязьма – Смоленск.

Вечером 5-го октября пошел холодный осенниидождь. Он не переставал несколько дней подряд и с шумом заливал оборонительные позиции. Все вокруг заполнила серая застоявшаяся мгла. Солдаты ежились от сырости. Командарм проверял прочность обороны на шоссе Смоленск – Вязьма. В зеленой накидке с капюшоном он обходил одну траншею за другой. Он подошел к солдату, укрывшемуся плащом.

– Вы же так ничего не видите?

– Зато слышу, как немцы начинают болтать! – ответил резко солдат, не поворачивая головы.

– Товарищ солдат! – повысил голос командир полка, сопровождавший командарма. – Кто вы такой?

– Рокоссовец я, – буркнул солдат.

Генерал улыбнулся и направил бинокль на немецкие окопы.

– Я фамилию вашу спрашиваю.

– А кто ты такой, чтоб я тебе свою фамилию выкладывал?

Командир полка от такой дерзости солдата готов был взорваться, но успокаивающий жест Рокоссовского остудил его пыл.

– С вами разговаривает командующий армией, – сказал, сжимая губы, майор.

– Кто? – произнес солдат из-под плаща. Он небрежно снял капюшон и вдруг подскочил, словно его ошпарили кипятком. -Виноват!

– Не надо кричать, рокоссовец, противник услышит, – усмехнулся генерал и, нагнувшись, пошел дальше по траншее.

Рокоссовский всегда ходил по передовой без свиты. Он любил сам наблюдать, общаться с солдатами, узнавать их настроение. Собственное мнение о противнике, о состоянии морального духа своих войск для него было очень важным, особенно перед принятием решения.

Ночью, находясь на переднем крае, со стороны противника командарм слышал гул моторов и лязг гусениц. Рано утром он прибыл на КП, который располагался в восьми километрах от переднего края, и срочно собрал командование.

– Я уверен, противник вот-вот начнет наступление, – говорил Рокоссовский. Он повернулся к начальнику штаба. – Чем мы можем усилить центральную часть фронта?

– У нас в резерве только один полк.

– Пошли туда хотя бы один батальон и пять противотанковых пушек. -

– К вечеру они будут там.

– А что артиллерия? – командарм посмотрел на Казакова.

– Для стрельбы прямой наводкой у меня больше артиллерии нет, – ответил тот. – Я прикрою это направление тяжелой артиллерией.

– И это дело, – сказал Рокоссовский.

На пороге землянки появился заместитель начальника штаба армии.

– Товарищ командующий, вам телеграмма.

Командарм развернул ее и зачитал вслух:

«Немедленно передать участок генералу Ершакову, а самому

со штабом 16-й армии прибыть в Вязьму и организовать контрудар в направлении Юхнова. В районе Вязьмы получите пять стрелковых дивизий со средствами усиления. Командующий Западным фронтом Конев».

– Уходить в такое время из войск? Уму непостижимо! – воскликнул Малинин.

– Может, это немцы дали такую телеграмму, подключившись к нашей связи? – с недоумением произнес Лобачев.

– Михаил Сергеевич, готовь телеграмму. Пусть подтвердят приказ в письменном виде за подписью Конева, – решительно заявил Рокоссовский.

• – И за подписью члена Военного Совета, – добавил Лобачев. -

Нас что, разыгрывают? Но сегодня же не первое апреля!

Ночью летчик доставил аналогичное распоряжение за подписью Конева и члена Военного Совета Булганина.

Передав армию Ершакову, штаб Рокоссовского направился к новому месту войны.

2

Чем дальше уходил Рокоссовский со своим штабом от позиций 16-й армии, тем тревожнее становилось на душе. На оборонительном рубеже восточнее Ярцева они не увидели в окопах ни одного человека. Что здесь произошло, никто не знал. По дороге в панике убегали люди в сторону Москвы. Высланные вперед разведчики в районе Вязьмы не обнаружили никаких войск. Командарма мучил вопрос: где находятся дивизии, обещанные в приказе Конева?..

В перелеске, километрах в десяти северо-восточнее Вязьмы, они нашли КП.

– Михаил Сергеевич, давай связывайся с фронтом или ставкой и организуй розыск войск, – сказал Рокоссовский. – Мы с Лобачевым отправимся в город.

– Хорошо, – сказал Малинин и крикнул вдогонку: – Зря не рискуйте, там могут быть немцы!

Начальник гарнизона генерал Никитин доложил:

– В Вязьме осталась только милиция, в городе и его окрестностях войск нет.

– Где местная партийная и советская власть? – спросил Рокоссовский.

– В соборе.

В городе Вязьме, на высоком холме, в тени деревьев стоял величественный, из красного кирпича, с ржавой крышей собор. В его подвале командарм и Лобачев нашли секретаря Смоленского обкома партии Д.М. Попова и других представителей партийной и советской власти. Здесь же оказался и начальник политуправления Западного фронта Д.А. Лестьев.

– О, какие гости! – обрадовался он. – Теперь будет порядок. Знакомьтесь с командующим...

– Командующий есть, да командовать ему некем, – сказал Рокоссовский.

– Как же так? – удивился Лестьев. – Я только что из штаба

фронта. Меня заверяли, что тут у вас не менее пяти дивизий. Они ждут прибытия вашего штаба. .

– Я случайно встретил начальника штаба фронта Соколовского, который с группой офицеров проводил разведку, – сказал Лобачев. – Он тоже ничего не знает.

В это время вбежал запыхавшийся председатель Смоленского горсовета Вахтерев.

– В городе немецкие танки!

– Откуда известно? – спросил Рокоссовский.

– Я видел их сам с колокольни!

– Алексей Андреевич, готовь машины, – кивнул командарм Лобачеву, а сам поднялся на колокольню и, увидев танки, ведущие огонь, быстро спустился вниз.

– По машинам!

«ЗИС-101» и два «газика» под носом у немцев сумели уйти из города.

Появление танков в городе было обусловлено тем, что гитлеровцы 6 октября начали операцию «Тайфун», целью которой было окружение советских войск к востоку от Смоленска (кольцо окружения предполагалось замкнуть в районе Вязьмы) и взятие Москвы. Противнику удалось прорваться в тыл 3-й и 13-й армий Брянского фронта, а также создать угрозу окружения Западного и Резервного фронтов. На этом направлении главный удар наносился в стык 19-й и 30-й армий. К вечеру после минутного совещания Рокоссовский заявил:

: – Скудные сведения по обстановке, которыми мы располагаем, указывают на то, что мы оказались между внутренним и внешним кольцом окружения гитлеровских войск. Когда оно сожмется, мы не знаем. Остается только один выход – сейчас же оставить наш КП и полевыми дорогами уходить в направлении Можайска. Увидев растерянность в глазах некоторых стояк спутников, он, улыбнувшись, добавил: – Я понимаю, что это путешествие будет нелегким. Но если в жизни нет опасности, то в ней мало огня.

Колонна около ста машин уехала в ночь. Как назло, шея проливной дождь, в лесу пахло мхом и прелым папоротником. По раскисшим дорогам колонна выехала утром в поле, пересекла речушку, покрытую плотным туманом, и снова зашла в лес. Первый привал был назначен через двадцать километров близ небольшой деревушки. При подходе к ней разведчики и головная застава встретили немецких мотоциклистов и две машины пехоты. В результате короткого боя противник был уничтожен.

На станции Туманове группа обнаружила эшелон с продовольствием и пополнила свои скудные запасы. На привале Рокоссовский, Малинин и Лобачев зашли в избушку.

– Кругом шныряют немцы на мотоциклах, машинах, – говорила хозяйка дома, подогревая в русской печи консервы. – Спасу нет – загребают свиней, кур...

– Товарищи командиры, что же вы делаете? – подал голос седобородый старик, лежавший на кровати. – Я воевал командиром роты в Первую мировую... Тьфу! Такой позорной войны я не видел. – Он замолчал, а потом сел на кровати. – Едут по полю герои. Эх да Красной Армии герои!

– Папа, прекрати! – сказала хозяйка, расставляя на столе посуду. – Не вйдишь, люди устали, им без тебя тошно,

– Пусть говорит, – произнес Рокоссовский, – выскажется, легче будет.

– Отец, мы все равно побьем гитлеровцев, – сказал Лобачев. -Поверь мне, отец, побьем!

– Что, обязательно надо было драпать до Москвы, чтобы его побить? – откашлявшись, сказал старик.

– Он же на нас напал вероломно, внезапно, – пояснил Лобачев.

– Байки эти рассказывай кому-нибудь другому, командир.

– Я не командир. Я – политработник.

– А, вот оно что? – Старик уставился на Лобачева. – Если завтра война... Всё выше и выше... Ля-ля-ля... Долялякались. Тьфу!

– Не надо расстраиваться, отец, – произнес командарм, допивая чай. – Потихоньку все образуется. – Больше ему сказать было нечего.

Ведя непрерывные стычки с немецкими частями и подчиняя себе все встречающиеся на пути подразделения, группа Рокооеов-ского продвигалась все дальше. С 8 на 9 октября, форсировав ночью реку Гжать, генерал-лейтенант остановил подразделения под Можайском, а сам со штабом направился в город. Здесь оказался штаб Западного фронта, которым уже командовал Жуков.

– Костя, – сказал тот, – обстановка – хуже не придумаешь. Как можешь, восстанавливай 16-ю армию и организуй оборону на Волоколамском шоссе.

В октябре 1941 года под Волоколамском Рокоссовский оказался в обстановке не лучше, чем в июцьские дни под Ярцевом. Разница была лишь в том, что он сумел сохранить хорошо сработанный штаб и необходимые средства связи.

Скелет обороны, который начал строить Рокоссовский, состоял из «прихваченной» по пути в Можайск 18-й московской стрелковой ополченской дивизии, 316-й стрелковой дивизии генерала М.В. Панфилова, прибывшей из Казахстана, вышедшего из окружения 3-го кавалерийского корпуса генерала Л.М. Доватора и сводного полка кремлевских курсантов.

Глава шестая 1

В летних оборонительных боях войскам Советской армии, несмотря на большие потери, все-таки удалось сорвать гитлеровский план молниеносной войны. И все же фашистское руководство от блицкрига не отказалось. Немцы продолжали рваться к Москве. По убеждению Гитлера и его окружения, захват советской столицы принес бы им полную победу. Ставка делалась на сокрушение советской обороны мощными и стремительными ударами. Поэтому и сама операция получила громкое название «Тайфун».

В первой половине октября противнику удалось замкнуть вяземскую группировку советских войск не только с юга, но и с севера. Внешнее кольцо окружения, которое предвидел Рокоссовский, не застало его группу врасплох – она, как мы видели, не только успешно вышла из окружения, но и вывела оттуда некоторые части и соединения. Остальные же окруженные войска, в течение двух недель ведя упорные бои, так и остались в этом кольце. Лишь небольшая часть сил сумела выйти на можайский рубеж обороны.

Ничем не обоснованные амбиции, а зачастую и неразбериха в руководстве Западным фронтом играли только на руку немцам. Тем не менее своими действиями окруженные войска внесли немалый вклад в срыв наступательных замыслов гитлеровского командования.

Развернув командный пункт в Волоколамске, Рокоссовский собрал подчиненных. Он всегда был немногословен, но здесь позволил себе высказаться пространно:

– Государственным комитетом обороны в Москве вот-вот будет введено осадное положение. Принято решение срочно эвакуировать из Москвы в Куйбышев часть центральных учреждений, весь дипломатический корпус, а также вывезти из столицы особо важные государственные ценности. Значит ли это, что мы собираемся отдать фашистам Мбскву? Нет. За нашу столицу мы будем драться до последней капли крови. В Москве укрепляется противовоздушная оборона, миллионы граждан добровольно идут на фронт, строятся оборонительные сооружения. Мы с членом Военного Совета Лобачевым и с начальником политотдела Романовым, выезжая из Москвы, с болью в сердцах глядели на изнуренных недоеданием и холодом женщин, которые роют окопы. Такого всеобщего энтузиазма еще не видел мир. Только общими усилиями народа и армии мы отстоим Москву и одержим победу над фашизмом!

Те, кто хорошо знал Рокоссовского, были удивлены тем, с каким душевным трепетом он говорил эти слова. Все привыкли к его сдержанности, спокойствию и ровному голосу. Видимо, у командующего наболело на душе и он изменил в этот момент своей манере общения с подчиненными.