Текст книги " Рокоссовский: терновый венец славы"

Автор книги: Анатолий Карчмит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

– Товарищи, больше времени у нас для разговора не будет, -сказал он в заключение более спокойно. Он повернулся к Лобачеву: – Алексей Андреевич, вы хотите что-нибудь сказать?

– Нет, вы все сказали.

– А теперь группы офицеров штаба и политотдела, назначенные нами, на инструктаж в Малинину, – сказал командарм. -Шипа главная задача – отыскивать и перехватывать прорывающиеся из окружения части, подразделения, группы и даже отдельных солдат.

Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние и на Рокоссовского. Он собственными глазами видел немецкую силу, зачастую безнаказанную наглость, был иод нулями и бомбами, видел народное горе, кровь и смерть. Все это горькой печатью лежало на его сердаре, а если прибавить к этому разлуку с семьей, которая длилась многие годы, то можно было удивляться, как ему удалось держать себя в руках. Об этом знал только «ж один.

Сегодня у него был очень усталый вид и чувствовалась огромная душевная усталость. Но засиживаться было некогда, и он сразу же после разговора с офицерами и генералами управления армии направился на передовые позиции. Командарм понимал, что объехать и обойти 100 километров участка фронта до начала наступления немецких войск он не сможет, поэтому решил в первую очередь пообщаться с командирами, организующими оборону на самых важных направлениях.

На широком фронте севернее Волоколамска вплоть до Волжского водохранилища занимал оборону кавалерийский корпус под командованием генерала Доватора. Корпус оказался во вражеском тылу и только благодаря таланту и мужеству командира был выведен из окружения. Рейд конницы Доватора в тылу противника навел на фашистов панику.

День был на исходе, когда командарм вместе с командиром вернулся в штаб корпуса.

– Лев Михайлович, меня здесь нет, командуй, – сказал Рокоссовский, уселся в углу у окна деревенской избы и закурил.

Генерал-майор Доватор, молодой, сознающий свою красоту, с небрежно-решительным лицом, не раздеваясь, подошел к столу, с каким-то особым шиком развернул карту и, оживленно обведя взглядом командиров дивизий Плиева и Мельника, прибывших на КП несколько минут назад, стал объяснять обстановку и план усовершенствования обороны. Он говорил быстро, коротко и ясно. -

– Я принял решение о переводе штаба корпуса из села, – сказал начальник штйба. – Когда вас не было, немцы сбросили сюда четыре бомбы.

– Отменить! – произнес Доватор весело. – Темнота – наше время, а для них помеха. Командный пункт остается здесь, поближе к войскам. Разговор закончен.

Рокоссовский наблюдал за командиром корпуса и улыбался. Ему нравились его манера поведения, непринужденность в обращении и остроумие.

– Лев Михайлович, – обратился Рокоссовский, когда командиры соединений ушли етавить задачу командирам полков. -Расскажите, как вы гуляли по тылам немцев?

– О! Это долгий разговор, – просиял Доватор. – Наделали мы у них'шороху. Мне попал в руки приказ командира корпуса генерала фон Нагеля. Вот это умора!

– Что же он писал в том приказе?

– Приказ извещал немецкие войска, что в их тыл прорвалось не 100 тысяч казаков, а всего лишь 18 тысяч.

– А на самом деле сколько вас было? – спросил командарм, собираясь уходить.

– Смешно сказать – всего лишь три тысячи.

– Ну что ж, надеюсь, что и здесь, под Коломенском, вы наведете на фашистов страху, – усмехнулся Рокоссовский, прощаясь. – Держите клинки наготове.

– Наше главное оружие – винтовка! – картинно проговорил Доватор. – Клинок, граната. Бутылка с горючей смесью и наше лихое казачье «ура!»

Левее лихих кавалеристов расположился сводный курсантский полк, созданный на базе военного училища имени Верховного Совета РСФСР, под командованием полковника Младенце-ва. Он приступил к созданию обороны по восточному берегу реки Лама. Для оказания помощи курсантам в организации обороны к ним был направлен Лобачев, боевая юность которого начиналась в стенах кремлевской военной школы.

На левом фланге, прикрывая Волоколамск с запада и юго-запада, занимала оборону 316-я дивизия. 14 октября Рокоссовский ехал ва встречу с командиром этого соединения.

Утром подморозило, и под колесами машины хрустела морозная корка. Веяло холодней свежестью, казалось, туманное небо прижималось к земле. Поглядывая по сторонам, командарм подумал, что и небо может быть серым в грустным. Направо – свинцовая гладь озера, налево, затерявшись в холмах, покрытых смешанным лесом, тесной толпой стояли деревянные дома.

Штаб дивизии размещался в деревне Шишкино, примерно в пятнадцати километрах от Волоколамска. Зайдя в комнату, Рокоссовский приветливо оглядел Панфилова, пожал ему руку. Генерал, в противоположность Доватору, был щупловат и небольшого роста. Бросалась в глаза его аккуратность. Лицо умное, строгое, под крючковатым носом чернел квадратик усов.

Рокоссовский заглянул в карту, лежащую на столе, и опытным глазом окинул картину раздробленного фронта. Он видел красные ощетиненные дуги, кружки, обозначавшие боевые части и подразделения. Разрывы и промежутки между ними достигали кое-где километра.

– Ну что, уважаемый Иван Васильевич, – сказал Рокоссовский, – не хватает сил организовать сплошную оборону?

– Не хватает, товарищ командующий, – взволнованно ответил Панфилов.

– И я не могу ничем помочь, дорогой мой, хотя понимаю -сил у вас маловато.

– Как у всех, – сказал уже менее взволнованно командир ди

визии. Видимо, участливый и уважительный тон разговора обуздал его волнение. – Посмотрите, пожалуйста, – продолжал он, нагнувшись над картой, – это опорные точки, так сказать, узелки нашей обороны. '

– Промежутки простреливаются?

– Да, я уверен, что машинам и орудиям пройти будет трудно.

– Хорошо, – сказал Рокоссовский. – Теперь давайте посмотрим, как выглядит ваша оборона на местности.

Они обошли позиции двух батальонов. Подходя к реке Рузе, Панфилов сказал:

– А здесь мы сидим на колышках.

– Как это?

– Строители не успели ничего сделать. Вместо оборонительных сооружений мы нашли только колышки.

– Постарайтесь в короткий срок залезть в землю, – проговорил командарм. – И еще: исходя из оценки местности, мы считаем, что, вероятнее всего, свой главный удар противник обрушит на левый фланг вашей дивизии. Передвиньте сюда хотя бы тройку противотанковых орудий. Казаков занимается маршрутами перегруппировки артиллерии на угрожающие участки, в том числе и на ваш. Кроме того, созданы подвижные отряды саперов с минами и зарядами.

– А как они будут передвигаться?

. – На машинах и повозках. Их задача – в процессе боя перехватывать танкоопасные направления и преграждать им пути в глубину нашей обороны.

– Меня беспокоит, что мы выделили почти все силы в первый эшелон.

– Армия занимает оборону на широком фронте, – пояснил Рокоссовский. – У нас в резерве только один стрелковый полк да дивизия ополчения.

Командарм распрощался с Панфиловым, когда начинались сумерки.

2

На рассвете 16 октября противник нанес удар танковыми и моторизованными подразделениями на левом фланге 16-й армии, именно там, где предвидело командование. Гитлеровцы навалились на соединение Панфилова двумя танковыми и двумя пехотными дивизиями.

Воздух раскалывался от рева орудийных залпов, от воя пикирующих бомбардировщиков, рычания танков и стонов умирающих людей. Завязался тяжелый оборонительный бой на всем участке армии. За два дня боев фашистам удалось оттеснить части Панфилова, но и противник выдохся и вынужден был прекратить атаки. Потери наших войск были очень большими. В жестоких боях, встречая танки гранатами и бутылками с горючей смесью, гибли пехотинцы, от сильного огня, восстанавливая связь, падали связисты, у своих орудий умирали расчеты.

Передышка длилась недолго – бои возобновились с новой силой. Командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Бок, которому казалось, что до Москвы остался один шаг, приказал своим генералам, не считаясь с потерями, идти напролом. На Волоколамское направление были выведены свежие части противника.

Имея подавляющее превосходство в силах, фашисты километр за километром теснили наши войска.

К концу октября немцы овладели рядом населенных пунктов, форсировали реку Рузу и, бросив в бой около 150 танков, захватили станцию Волоколамск.

На КП к Рокоссовскому зашел потемневший в лице генерал Казаков. .

– Товарищ командующий, армия понесла чувствительные потери в артиллерии.

– Разведка и показания пленных свидетельствуют о появлении перед нами новых танковых частей, – сказал командарм.

– У нас не хватает артиллерии для борьбы даже с теми силами, которые противник уже ввел в сражение.

Рокоссовский посмотрел долгим взглядом на Казакова и, не сказав ни слова, позвонил по ВЧ командующему фронтом Жукову.

– Георгий Константинович, Христом-богом молю помочь артиллерией. Нечем остановить лавину танков.

– Почему отошла дивизия Панфилова? – вместо ответа на просьбу грубо спросил Жуков.

– Потому отошла, что не смогла сдержать удар! – ответил Рокоссовский, чуть повысив голос.

– Приказано стоять насмерть!

– Армия осталась без артиллерии! Я прошу помочь! – повторил свою просьбу Рокоссовский.

– Почему, на каком основании, отступая, бросили артиллерию и тягачи? – не меняя тона, спрашивал командующий фронтом. Держа трубку, Рокоссовский поднялся во весь рост. У него заходили скулы.

– Они потеряны в неравном бою, а не на полигоне! – произнес он, опершись кулаком о стол. – Люди сделали больше, чем могли. Я жалею, что позвонил.

– Ты извини, Костя, – проворчал Жуков. – У твоего соседа в армии Говорова положение еще хуже. Противник прорвал оборону, занял Дорохово и рвется на Тучково и Кубинку. В 30-й армии дела не лучше. Фашисты овладели Калининым и продвигаются на восток вдоль берега Московского моря.

– Я все это понимаю, – сказал Рокоссовский примирительно.

– Сейчас же звоню начальнику штаба Соколовскому, – продолжал Жуков. – Он даст команду выделить тебе два полка зенитных пушек.

– И на этом спасибо, – положил трубку командарм.

– Чем поможет? – спросил Казаков.

– Двумя полками зенитных пушек.

– Из них хорошо стрелять по воробьям, – с грустью произнес Казаков, Трагедия заключалась в том, что и командующий фронтом, и командарм – оба были правы: у Рокоссовского не было сил защищать Волоколамск, а у Жукова не было резервов, чтобы ему существенно помочь. Командующий армией, будучи ранимым и восприимчивым человеком, переживал, что на него незаслуженно повысили голос. Командующий фронтом, будучи излишне крут и суров в своей требовательности, мучился от того, что не смог удержаться от повышенного тона.

Как известно, всякая сила имеет свой предел, даже если она во сто крат увеличена волей к победе. На Волоколамском направлении силы противоборствующих сторон были далеко не равны. Человек не мог устоять против танков, артиллерии й авиации, как ни старался это сделать, даже ценою своей жизни.

27 октября немцы овладели Волоколамском. Но попытка противника перехватать шоссе восточнее города, ведущее на Истру, была остановлена кавалерийской дивизией генералаПлиева. Панфиловская дивизия и курсанты не позволили противнику продвинуться дальше. Немцы тоже понесли огромные потери, особенно в артиллерии и танках. Они вынуждены были остановить наступление для подтягивания свежих сил и перегруппировки.

Передышка нужна была и 16-й армии Рокоссовского. Ведя локальные бои, она продолжала укреплять оборонительные позиции и пополняться свежими силами. Сюда прибыли четыре кавалерийских дивизии из Средней Азии, но самым существенным пополнением была сибирская 78-я стрелковая дивизия полковника А.П. Белобородова. Были получены танковая дивизия без боевой техники и две танковые бригады с мизерным количеством танков.

Командарм в начале ноября ехал в Звенигород по вызову Жукова.

Ночь стояла тихая и лунная. Рокоссовскому казалось, что он давно не видел таких сказочных ночей. По сторонам дороги то и дело появлялись и исчезали деревушки, нежно окутанные розовым маревом, деревья, одетые в пушистую белую изморозь. Уходящие к лесам поля, запорошенные ранним снежком, сверкали приглушенным золотым блеском. По дороге попадались колонны пехотинцев, отдельные машины с потушенными фарами. Рокоссовский, покачиваясь в машине, вспоминал подробности прошедших боев, и его сердце наполнялось горечью и обидой за то унижение, которое испытывает самый выносливый солдат в мире. «Что-то Не то и теперь творится в нашей армии, – думал он. – Казалось бы, обожглись на многих догмах стратегии и тактики. Ан нет? «Стоять насмерть!» – и всё. Остановить противника надо было в глубине за счет отвода соединений, сохранивших боеспособность, и свежих сил. Сколько зря погибло людей и техники? Разве нельзя было применить подвижную оборону, отходя от рубежа к рубежу? Измотали бы противника и сохранили бы основные силы. А теперь бросаемся на танки с бутылками с горючей смесью. На словах твердим, что не надо забывать опыт своих великих предков, а что на деле?.. Ведь Кутузов и Барклай де Толли в 1812 году тоже могли дать приказ «стоять насмерть», но они этого не сделали, хотя были уверены, что русский солдат выполнит их волю. Не то, что мц, – они мудро учитывали неравенство сторон и на смерть зря солдат не посылали. Им надо было уравнять силы и только потом дать решительное сражение».

На рассвете Рокоссовский уже был в штабе Жукова.

– Константин Константинович, я предлагаю возглавить тебе конную армию, – начал Жуков.

Рокоссовский недоумевающе посмотрел на командующего фронтом.

– Ее можно будет сформировать из прибывших из Средней Азии дивизий и корпуса Доватора.

– Предположим так, – Рокоссовский внимательно посмотрел на командующего фронтом. – И что будет делать вновь сформированная конная армия?

– Этой армии предстоит прорвать вражеский фронт южнее Волжского водохранилища и нанести решительный удар во фланг и тыл противнику в районе Волоколамска, – совершенно серьезно заявил Жуков.

– Лошади среднеазиатских дивизий не перекованы к зиме, бойцы и командиры представления не имеют, как их конница будет действовать на пересеченной и лесисто-болотистой местности – это раз, – пояснил Рокоссовский. – А второе – мы что, хотим потешить немцев и взять их в плен, когда они будут качаться от хохота?

– Я тебя не пойму.

– А что тут понимать? – сказал командарм, улыбнувшись. -Их авиация, артиллерия и танки перещелкают нас, как куропаток.

Рокоссовскому пришлось долго доказывать, что эта затея, кроме гибели людей, ни к чему не приведет.

На прощание Жуков просил обдумать это предложение, но больше к нему не возвращался.

Глава седьмая 1

Ноябрь 1941 года, особенно вторая его половина, выдался морозным. Порой температура опускалась до 15 градусов. Выдержанный на морозе ветер продирал насквозь; с неба часто сыпалась мелкая ледяная шрапнель.

12 ноября температура упала до 10 градусов. В этот день в белорусском городке Орше под руководством главнокомандующего сухопутными войсками Германии фельдмаршала Браухича и начальника его генерального штаба генерала Гальдера проводилось совещание командующих группы армий «Центр» . Цель совещания – подбросить горючей смеси в затухающий «Тайфун». Гитлер приказал: развеять панические настроения среди некоторых высших военачальников и всеми силами поддержать здоровый наступательный дух командующего группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока. Последний просил Браухича, чтобы он передал фюреру, что солдаты и офицеры полны решимости сделать последнее усилие и захватить Москву.

– Мы уже у цели. Русские деморализованы, – говорил он. -Мы проявим максимум упорства и сделаем трудный, но решительный бросок. Противник по численности не уступает нашим войскам, но он не может как следует обороняться, тем более наступать. Для наступления на Москву группа «Центр» имеет: тринадцать танковых, семь моторизованных и тридцать одну пехотную дивизии, около десятка тысяч орудий и более шестисот самолетов. Эта сила сметет русскую армию. Победа близка, она за нашей доблестной немецкой армией.

Здесь же Браухич объявил приказ Гитлера об осеннем наступлении 1941 года. В эти трудные дни все силы командования Западного фронта были подчинены одному – мобилизации усилий на защиту Москвы. В обращении Военного Совета говорилось: «В час грозной опасности для нашего государства жизнь каждого воина принадлежит Отчизне. Родина требует от каждого из нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства и стойкости. Родина зовет нас стать нерушимой стеной и преградить путь фашистским ордам к родной и любимой Москве. Сейчас, как никогда, требуется бдительность, железная дисциплина, решительность действий, непреклонная воля к победе и готовность к самопожертвованию».

1 ноября 1941 года в ставку был вызван командующий Западным фронтом генерал-полковник Жуков.

– Мы хотим провести в Москве, кроме торжественного заседания по случаю годовщины Октября, парад войск, – сказал Сталин. – Как вы думаете, обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?

– В ближайшие дни враг не начнет большого наступления,^– ответил Жуков. – Он понес в предыдущих сражениях серьезные потери и вынужден пополнять и перегруппировывать войска. Против авиации, которая наверняка будет действовать, необходимо усилить ПВО и подтянуть к Москве авиацию с соседних фронтов.

И действительно, в канун праздника в столице на станции метро «Маяковская» были проведены торжества, а 7 ноября на Красной площади неожиданно состоялся военный парад. Бойцы прямо с парада шли на фронт. Это имело огромное влияние на укрепление морального духа армии, советских людей, на поднятие авторитета страны на международной арене.

Западный фронт активно готовился к обороне. Душой этой обороны был командующий фронтом Г.К. Жуков. Строилась глубоко эшелонированная оборона, создавались противотанковые опорные пункты и районы. Войска пополнялись личным составом, вооружением, боеприпасами.

Основная часть войск концентрировалась на Волоколамском, Клинском и Истринском направлениях, где, как правильно решило командование фронта, фашистами предполагалось нанести главный удар.

Именно на этом направлении находилась и 16-я армия. Рокоссовский активно использовал передышку между самыми горячими боями: части и соединения глубоко зарывались в землю, строили инженерные сооружения. Со своими замами и начальниками служб он посетил все возможные направления.

К обеду в один из морозных дней командарм оказался на позициях дивизии генерала Панфилова. Он никого не предупреждал, что будет именно там. На этом направлении позиции немцев не простреливались – мешал лес.

Оставив машину в лощине, он с адъютантом шел по длинному, отлого поднимающемуся склону, в конце которого виднелась полоса елей. По дороге попадались воронки от снарядов и неглубокие, по-видимому, недорытые траншеи. Рокоссовский расстегнул полушубок и, шагая по мерзлой трескучей траве,

слегка припорошенной снегом, подошел к траншее. По ней, как куклы, двигались каски. Они то появлялись в траншее, то исчезали.

– Что здесь происходит? – спросил командующий и, сняв перчатку, протянул руку командиру. – Рокоссовский.

– Командир батальона Исаев! – вытянулся в струнку молодцеватый, лет двадцати пяти мужчина.

– Что это за странное передвижение?

– В сапогах мерзнут ноги, вот и греемся.

Рокоссовский покачал головой и спросил:

– Валенки обещали?

– Так точно, обещали, но пока не привезли.

– Связь со штабом полка есть?

–Так точно.

– Девушка, будьте добры, соедините меня с командиром полка, – сказал командарм, держа трубку полевого телефона.

Поздоровавшись, Рокоссовский спросил:

– Товарищ Назарбеков, вы во что обуты?-

– В валенки. -

– А ваши солдаты в окопах мерзнут в сапогах. Как вы думаете, это влияет на настроение солдат?

– Конечно, товарищ командующий. Теплое обмундирование прибыло, но мы не успели его развезти.

– Передайте генералу Панфилову – сегодня к вечеру он должен мне доложить, что вся дивизия переодета в зимнее обмундирование.

Командарм осмотрел окопы, расспросил, поставлены ли перед колючей проволокой мины.

– Чем прикрыта полевая дорога, выходящая из леса? – уточнил он. – Противотанковыми минами, а в самом лесу я ее завалил поваленными деревьями.

– Молодец, – похлопал по плечу комбата Рокоссовский. – Готовы отбить атаку?

– Будем стоять до конца! – ответил Исаев.

– Что ж, я рад был с вами познакомиться, – прощаясь, Рокоссовский улыбнулся все той же обаятельной улыбкой, которая поднимала у бойцов настроение и вселяла уверенность в победу.

К вечеру он был на КП командира дивизии Панфилова.

– Ну что, Иван Васильевич, одели солдат? – спросил Рокоссовский.

– Только что доложили: ваш приказ выполнен, – смущенно ответил Панфилов. – Это моя оплошность, товарищ командующий.

– Это и наша вина. Могли бы снабженцы проявить заботу об этом и раньше. – Командарм оглядел руководство дивизии, которое собрал командир. – А теперь поразмыслим о предстоящих боях. Он подошел к карте. – У нас обобщены данные о группировке немецко-фашистских войск. Против нашей армии противник сосредоточил семь танковых, три моторизованных и три пехотных дивизии, до двух тысяч орудий и большое количество авиации*.

– Извините, Константин Константинович, ваши сведения о противнике немного не совпадают с фронтовыми данными, -сказал присутствовавший на этом совещании генерал, представитель штаба Западного фронта.

– Представитель фронта склонен считать, что наши донесения преувеличивают силы противника, – продолжал Рокоссовский. – Мы, разумеется, понимаем товарищей. Вам очень хочется, чтобы у противника было сил поменьше. Да и мы не возражаем против этого. Но пленные, взятые на различных участках, неоднократно подтверждали наши сведения. Поэтому успокаивать себя и войска мы не имеем права.

Рокоссовский попросюг начальника штаба дивизии доложить, как организована оборона, сделал ряд существенных замечаний, дал советы по организации взаимодействия со средствами усиления..

– Против левого фланга нашей армии, – говорил командарм, – это значит против вашей дивизии и полка курсантов развернулись четыре танковых дивизии и моторизованная дивизия СС под названием «Рейх». Это очень серьезная сила. Прошу это иметь в виду.

– В случае необходимости, на что мы можем рассчитывать в ходе боя? – спросил Панфилов.

– Для этого мы привлекаем корпус Доватора. За счет сибирской дивизии Белобородова создаем глубину обороны. При необходимости она вступит в бой немедленно.

Вскоре Рокоссовский был вызван к ВЧ.

– Командующий фронтом приказал, – говорил генерал Соколовский, – вашей армии нанести удар севернее Волоколамска по группировке противника.

– Срок подготовки?

– Одна ночь. Завтра утром вы должны атаковать волоколамскую группировку противника.

– Василий Данилович, вы же опытный военачальник и должны понимать, что такую ответственную операцию за ночь нельзя подготовить, – сказал Рокоссовский. – Переговорите с Жуковым. Я прошу отменить эту операцию. Или'же дайте мне больше времени для подготовки.

– Я разговаривал с командующим по этому поводу. В своем решении он непреклонен. Завтра утром я ему обязан доложить о начале операции.

Рокоссовский положил трубку и посмотрел на Панфилова отсутствующим взглядом, затем, словно опомнившись, сказал:

– Иван Васильевич, приказано провести наступательную операцию. Вызовите ко мне срочно Доватора и вашего начальника штаба.

Рокоссовский выполнил приказ Жукова – на рассвете 16 ноября нанес по противнику частный удар. На первых порах группе наших войск удалось вклиниться в оборону немцев на глубину до трех километров. Но в это же самое время гитлеровцы начали наступление на всем фронте 16-й армии и выдвинувшимся вперед частям пришлось срочно уносить ноги. Особенно трудно было группе генерала Доватора. Противник давил на нее со всех сторон. Лишь природная смекалка командира помогла конникам с большими потерями вырваться из этого клина и избежать полного окружения. Ни Рокоссовский, ни другие генералы так й не могли понять «стратегического» замысла этой операции, которая заранее была обречена на неуспех.

2

Итак, 16 ноября немецкие войска группы армий«Центр» перешли в наступление по всему фронту от Калинина до Тулы.

Рокоссовский и Лобачев находились на Щ1 дивизии Панфилова и наблюдали такую картину.

На позиции нашей пехоты сначала обрушился артиллерийский и минометный шквал огня. Создавалось впечатление, что весь наш передний край охвачен пожаром. Грохот орудий и раскаты взрывов слились в ровный протяжный гул. Самолеты, пикируя один за другим, с воем сбрасывали бомбы на позиции дивизии и курсантского полка. То и дело в воздухе завязывался бой немецких штурмовиков с нашими истребителями. Горящими факелами падали на землю те и другие.

– Пошли танки, – не отходя от треноги, хриплым голосом произнес Панфилов.

Несколько танковых клиньев группами по 15-30 машин, рассчитывая рассечь нашу оборону, со скрежетом ползли на позиции. Казалось, что танковые колонны не шли по земле, а плыли в огненном клубящемся тумане. Внезапно налетевший ветер унес плотный вал дыма и высветил пехотные колонны. Пехотинцы, пригибаясь к земле, табунами выскакивали из леса и на ходу сбивались в кучу за броней танков.

За пехотинцами выползали колонны машин с мотопехотой, гремели тягачи, волокущие пушки и тяжелые минометы.

Танки с пехотой подходили все ближе и ближе. Рокоссовский хорошо представил себе напряжение бойцов и командиров, сидящих в окопах и оглушенных взрывами снарядов и бомб.

– Залп дивизиона «Катюш»! – дал команду Панфилов.

Пронзительно завизжали снаряды, и в полосе нескольких

километров загорелась земля под ногами немцев. Мгновенно оправившись от удара снарядов, танки с поредевшими колоннами пехоты продолжали движение.

Наблюдательный пункт Панфилова находился впереди КП, на опушке леса. Он был сооружен В густых кронах елей и с помощью оптики позволял обозревать довольно-таки большой участок боя. Рядом с грубо сколоченной лестницей были вырыты щели – убежища, где находилась связь.

Рокоссовский часто спускался вниз и вел разговор с начальником штаба Малининым, который постоянно держал его в курсе боев на остальных участках фронта.

Танки подошли к рубежу, когда артиллерия могла вести огонь на поражение, но Панфилов медлил с открытием шля, чтобы не обнаруживать свои позиции и не нарваться на артиллерийский огонь противника.

– На каком расстоянии откроет огонь артиллерия? – спросил командарм.

– Примерно с четырехсот метров, – ответил Панфилов. Бинокль в его руке слегка подрагивал. – На местности имеются хорошо видимые ориентиры, и командиры будут открывать огонь самостоятельно.

И в это время перед батареями, размещенными в полосе первого рубежа, мелькнули языки пламени, и в воздухе повисли облачка темного дыма, затем прокатился протяжный залп.

Вспышками орудий озарияся весь передний край. Затарахтели малокалиберная зенитная артиллерия и счетверенные пулеметные установки. Открыла огонь пехота.

Многие немецкие танки приостановились – одни были окутаны густым черным дымом, другие – крутились на месте, у третьих – были сорваны башни. Уцелевшие танки гитлеровцев, открывая беспорядочный огонь, пытались уклониться от огня наших батарей. Танки, шедшие сзади, напирали на них и тоже попадали под огонь. Солдаты ложились, вставали, ползли. Поле бея напоминало растревоженный муравейник.

А когда Панфилов ввел новый дивизион артиллерии и удачно накрыл пехоту, Рокоссовский, улыбнувшись, сказал:

– Молодец, Иван Васильевич, так держать? – Онловернулея к Лобачеву: – Алексей Андреевич, пошли, нам тут делать нечего,

Лобачев отправился в курсантский полк, где тоже шел горячий бой, а командарм уехал на основной КП армии в Устинове. Вдоль фронта он дважды попадал под обстрел самолетов противника, которые постоянно патрулировали над шоссе Волоколамск – Москва и гонялись почти за каждой машиной.

Малинин, как всегда, аккуратно вел карту и досконально знал обстановку.

– На участок курсантского полка непрерывно идут атаки, -говорил Малинин, склонившись над картой. – Сибирская дивизия вступила в бой левее панфиловской и ведет его успешно.

Рокоссовский глянул на круглую и добродушную физиономию начальника штаба, вымазанную синими чернилами, и ухмыльнулся. Он чувствовал теплую Дружескую привязанность к этому трудолюбивому, беспокойному и неугомонному человеку, которого узнал не так давно, но проникся к нему глубоким чувством уважения.

Именно в этот день, в разгар самых кровопролитных боев, у разъезда Дубосеково совершили свой всемирно известный подвиг двадцать восемь героев из панфиловской дивизии во главе с политруком Василием Клочковым. Его слова «Велика Россия, а отступать некуда» облетели всю страну, а для армии явились живым примером, как надо защищать Родину.

17 ноября противник ввел в бой новые части и усилил давление. Ему способствовали в данном случае морозы, сковавшие болота, – танки и моторизованные части получили свободу действий. В связи с погодой немцы изменили тактику. Когда им не удавалось обойти наши позиции, они в прорыв бросали большое количество танков, массированно применяли артиллерию и авиацию.

В ответ армия Рокоссовского применяла маневр батареями, отдельными орудиями и танками. Им часто удавалось перехватывать танки противника и выводить их из строя. А подвижные группы саперов ставили на путях возможного появления техники фугасы и мины.

В 16-й армии не было резерва, и противник имел подавляющее преимущество в танках и авиации, поэтому она вынуждена была постепенно отходить. За три дня боев она отошла кое-где на 3-8 километров. Но прорвать оборону армии немцы не смогли.

Рокоссовский находился на КП, когда к нему подошел в подавленным настроением Малинин.

– Константин Константинович, на наблюдательном пункте, где вы были, погиб генерал Панфилов.

– Как? – воскликнул командарм.

– Погиб, мне только что доложил начальник штаба.

Опустив голову, Рокоссовский стоял несколько минут, как

статуя. Он снял шапку, посмотрел на Малинина, Лобачева и тихо произнес:

– Сколько же у тебя было благородства и силы воли, Иван Васильевич?! Ты шел своей дорогой до конца... Прости нас, Иван Васильевич... Прости.

Командующего вывел из забытья разорвавшийся недалеко снаряд. Его осколки запели, словно множество скрипок, тянувших различные мелодии.

– Михаил'Сергеевич, – сказал Рокоссовский, надевая шапку, – нас засекли. Перемещай КП на новое место. Он сел в Машину и, пригласив Лобачева, кивнул: – Я жду тебя в Ново-Петровском.

3

Село Ново-Петровское находилось на автостраде Волоколамск – Москва. КП армии размещался в заброшенном доме.

Ночь была темной и морозной, но в доме было тепло: загодя натопили русскую печь. В одной комнате висели светлые полушубки и каракулевые шапки. В другой – более просторной – кипели жаркие споры о дальнейшей организации обороны.