Текст книги "Изгнанник"

Автор книги: Аллан Фолсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 54 страниц)

25

Аэропорт Фульсбюттель. Гамбург, Германия. Тот же день – среда, 2 апреля, 17.30

Мартен увидел Коваленко выходящим вместе с другими прибывшими рейсом «Люфтганзы». Отделившись от толпы пассажиров, тот направился к стойке кафе-бара, где была назначена встреча. Русский озирался в поисках старого знакомого. Но Мартен не сомневался в том, что останется неузнанным. У него не только отросла борода, делавшая его похожим на самого Коваленко. Потеряв около пятнадцати килограммов, он стал по-настоящему тощ. К тому же за несколько часов, остававшихся до прибытия рейса, сменил наряд, избавившись наконец от потрепанного смокинга. Потратив 160 евро из своего «золотого запаса», Мартен купил по дешевке коричневый вельветовый костюм, хлопчатобумажную рубашку и темно-синий свитер и обрел профессорский вид. Двое ученых мужей встречаются в аэропорту за чашкой кофе. Обычное дело.

Коваленко вошел в бар. Подошел к стойке, купил себе кофе и сел за столик в глубине зала, поближе к стене. Достал газету. В следующую секунду за соседний стол неслышно опустился Мартен.

– Эй, товарищ, – тихо произнес он по-русски.

– Товарищ… – Коваленко пристально вглядывался в него, словно желая удостовериться, что имеет дело не с призраком. – Но как же?.. – пробормотал он наконец. – Как вам удалось спастись? Почему вы здесь? И где были несколько недель?

Десять минут спустя они уже ехали автобусом по маршруту аэропорт – город, взяв курс на Гауптбанхоф, главный железнодорожный вокзал Гамбурга. А через четверть часа Коваленко ввел своего спутника в ресторан Петера Лембке, что на Эрнст-Меркштрассе.

Лишь когда они выпили по второму бокалу пива и подоспел суп из угря, Коваленко смог услышать ответы на свои «как», «почему» и «где». Во всяком случае, то, что Мартен ясно помнил. Он рассказал о девочке, нашедшей его в снегу, о семье беженцев, о «перевозчике», о Роттердаме, о поездке в грузовике закатанным в ковер, об одиночном заключении в темных каморках, об ужасе допросов, проводимых людьми, которых так и не смог увидеть в лицо… Он по-прежнему не знал, кто это был и где его держали.

Мартен рассказал о телепрограммах, которым, казалось, не было конца. О том, как увидел Ребекку и Александра вместе с ее биологическими родителями в Дании, с королевой английской и президентом Соединенных Штатов. Как увидел изуродованный остов машины, в которой погиб Питер Китнер. На этом месте Мартен вынул конверт, полученный от похитителей, и передал его Коваленко.

– Откройте, – попросил он.

Коваленко выполнил просьбу. В его руках оказалась изящно оформленная карточка с покоробившимися краями.

Мартен следил за выражением лица русского.

– Второе меню, – продолжил Мартен. – На обратной стороне. Обратите внимание на нижний правый угол.

Коваленко снова повиновался. Изучил указанное место и удивленно хмыкнул. Микроскопическим, едва различимым шрифтом там было набрано: «Г. Лоссберг, наборщик высшего класса. Цюрих».

– Вдова Лоссберга говорила, что ее покойный муж всегда сохранял копию того, что печатал. – Николас смотрел в глаза своему собеседнику. – Но когда пошла искать это меню, не нашла ничего. И еще она сказала, что нужно было отпечатать ровно двести экземпляров – ни больше ни меньше, а набор после рассыпать, все следы уничтожить. Лоссберг и агент по продажам Жан-Люк Вабр были добрыми приятелями. А речь шла о крупной новости. Не могло ли случиться, что Лоссберг отдал свою единственную копию меню Вабру, а тот, в свою очередь, собирался передать ее Дэну Форду? Александр не мог допустить огласки того, что сам намерен стать царем, до того как Китнера представят семье Романовых. Только потом, уже став престолонаследником, Китнер должен был отречься от престола.

– И каким-то образом через связи в Цюрихе, – продолжил мысль Коваленко, – он узнаёт о поступке Лоссберга. Он пускает своих людей по следу Вабра или устанавливает прослушку его телефона. Или и то и другое вместе. А когда Вабр идет на встречу с Дэном Фордом, чтобы передать ему меню, его там уже поджидает наш герой.

Николас подался вперед:

– Я должен забрать у него Ребекку.

– Вы хоть сознаете, что произошло за эти несколько недель? Вы понимаете, в какую важную птицу он превратился?

– Еще бы не понимать…

– Понимаете, да только, боюсь, не до конца. В России он теперь звезда, властитель дум, полубог. И она тоже.

Мартен повторил медленно и упрямо:

– Я должен забрать у него Ребекку.

– Он постоянно окружен людьми из ФСО. Мурзин стал его личным телохранителем. Это все равно, что пытаться отнять жену у президента Соединенных Штатов.

– Она ему не жена. Пока.

Коваленко накрыл ладонь Мартена своей ладонью.

– Эх, товарищ, а согласится ли она уйти от него? Даже если вы очень попросите. Ситуация-то нынче совсем другая.

– Согласится, если я приду к ней и расскажу ей в глаза всю правду о нем.

– «Приду к ней»? Да вас и на милю к ней не подпустят – тут же сцапают. Не говоря уже о том, что вы сейчас здесь, а не в Москве.

– Поэтому мне и нужна ваша помощь.

– Что же я должен сделать? У меня на службе и так положение шаткое. А чтобы выйти на такой уровень…

– Достаньте мне сотовый телефон, сделайте паспорт и какую-нибудь визу, лишь бы можно было въехать в Россию и выехать. Если нужно, документы пусть будут на мое имя. Понимаю, что это опасно, но таким образом можно без особых сложностей восстановить мой американский паспорт. Так и проще, и быстрее. – Для Мартена Коваленко во многом до сих пор оставался загадочной личностью, но сомнений в том, что русский обладает широкими возможностями, почему-то не было.

– Вы же теперь числитесь в мертвых.

– Тем лучше. Я не единственный человек на свете, которого зовут Николас Мартен. Скажем так, я специалист по ландшафтной архитектуре из Манчестера, который желает изучить устройство лучших парков по всей России. Если кто-нибудь захочет проверить, то столкнется только с неразберихой. Той самой, которая способна нам помочь. Я мертв. Я не тот, за кого меня принимают. Я преподаватель, а не студент. Никто ничего не сможет выяснить наверняка. Университет – это настоящие бюрократические джунгли. Люди приходят, уходят, постоянная текучка. Чтобы докопаться до сути, могут потребоваться дни, а то и недели. Но нет гарантии, что даже тогда все разъяснится до конца. – Николас, не мигая, опять смотрел собеседнику в глаза. – Вы сможете сделать то, о чем я вас прошу?

– Я… – замялся Коваленко.

– Вспомните, Юрий, он ведь еще мальчишкой убил своего брата, а став мужчиной, убил отца.

– Вы это про взрыв машины, в которой погиб сэр Питер?

– Да.

– И вы думаете, что это дело рук Александра?

– Нетрудно догадаться.

Коваленко оцепенело смотрел на Мартена. Он поднял глаза, лишь когда к ним подошел официант.

– Действительно, отгадывать нетрудно. – Коваленко навалился грудью на столик и понизил голос: – Было использовано сложное взрывное устройство, и таймер был российского происхождения. Расследование идет ни шатко ни валко. Но все это еще не повод утверждать, что преступление совершил или подготовил Александр.

– Если бы вы видели его глаза там, на мосту, над виллой, когда он пытался убить меня, если бы видели нож и то, как он им ловко орудовал, то у вас не осталось бы вопросов. Он теряет контроль над ситуацией, у него почти не остается возможностей. Именно об этом мы с вами думали при виде Дэна, которого доставали из реки. И когда мы увидели, что он сделал с Вабром. То же самое произошло и с Лоссбергом в Цюрихе.

– Значит, боитесь, что однажды жертвой его безумия может стать и ваша сестра?

– Да.

– Тогда, товарищ, вы правы. Надо что-то делать.

26

Петропавловский собор, придел Святой Екатерины. Санкт-Петербург, Россия. Четверг, 3 апреля, 11.00

Похоронные свечи чинно горели в руках Александра и Ребекки, стоявших в одном ряду с президентом Гитиновым и королем Испании Хуаном Карлосом. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Григорий II вел заупокойную службу, которая отличалась особой торжественностью. Слева стояли три взрослые дочери Китнера с мужьями. Присутствовали еще несколько священников, помогавших его святейшеству, да баронесса, одетая в черное, с вуалью на лице. Вот и все. Служба была частной – только для самых близких.

Перед ними стояли три закрытых гроба с останками Питера Китнера, его сына Майкла и жены Луизы, кузены Хуана Карлоса.

– И после кончины своей Петр Романов служит России, возвратив величие ее душе и земле. – Слова Патриарха отражались гулким эхом от инкрустированных золотом колонн и каменных плит, под которыми покоился прах прапрадеда Александра – убитого царя Николая, его жены и троих из их детей.

Эта церковь, наполненная мрачным великолепием, служила местом последнего успокоения всех русских монархов со времени царствования Петра I. Сейчас здесь с согласия российского парламента хоронили Петра Романова-Китнера и членов его семьи, хотя он так и не взошел на престол.

– И после кончины телесной дух его живет.

«И после кончины…»

Губы баронессы, скрытые вуалью, тронула ироническая усмешка. И после кончины своей укрепляешь ты власть и влияние Александра, делая для этого даже больше, чем мог при жизни. В кончине своей ты любим народом, даже стал в глазах его мучеником. Но главное в том, что ты сослужил неоценимую службу Александру, оставив его единственным среди Романовых законным наследником престола по мужской линии.

«И после кончины…»

Те же слова находили отклик и в душе Александра, но очень своеобразный. Мысли его занимали не похороны, а метроном, который не переставал биться внутри. С каждым часом удары становились все сильнее и тревожнее. Он бросил украдкой взгляд на Ребекку. Ее лицо и глаза выражали необычайное спокойствие. Эта безмятежность, не покидавшая ее даже здесь, в склепе, где у них буквально под носом в виде ряда гробов были выставлены доказательства неотвратимости смерти, сводила его с ума. От этого подозрение перерастало в крепнущую уверенность: Николас Мартен не погиб. Отнюдь! Он был где-то рядом, надвигаясь, как приливная волна.

– Нет, – помимо воли вырвалось у него из груди. – Нет!

Все, включая Патриарха, посмотрели на него. Он поспешно прикрыл рот рукой и закашлялся. Потом отвернулся и покашлял еще, словно у него просто запершило в горле.

Николас Мартен, он же Джон Бэррон. Не важно, как тот сам себя называет. Александр полагал, что разделался с ним на тропинке над виллой «Энкрацер». Оказывается, нет. Мартен каким-то образом вывернулся, и теперь сам за ним охотится. Хочет разоблачить его, восстановить против него Ребекку.

Да, это так. И он вполне отдавал себе в этом отчет.

Метроном застучал еще громче. Нет, нужно просто выбросить этого Мартена из головы. Подавив последний приступ наигранного кашля, он постарался снова настроиться на службу. А Мартен все-таки мертв. Об этом твердят все, кто участвовал в поисках, – Мурзин, прочие агенты ФСО, швейцарские коммандос, кантональная полиция, горноспасатели, в число которых входят трое врачей. Иными словами, опытные люди, которые говорят только то, что знают наверняка. Более того, он сам буквально дюйм за дюймом исследовал берег безымянной горной речушки. Все же он прав в своем первоначальном выводе. Правы все. Такую ночь не пережить никому в подобных обстоятельствах – раненому, обескровленному, в бешеном ледяном потоке. Нет, Николас Мартен мертв. Вне всяких сомнений. Мертв точно так же, как и отец, лежащий вот тут, в гробу, перед его глазами. Александр скосил глаза на баронессу, и она ободряюще кивнула в ответ.

Отвернувшись, он обвел взглядом церковь – великолепную, богато украшенную усыпальницу его венценосных предков. Метроном утих, настроение поднялось. Как-никак он был их прямым потомком, правнуком Николая и Александры. Значит, такова его судьба. Он и только он заслуживает того, чтобы занять престол всея Руси. Этому не в силах помешать никто, тем более мертвецы.

27

Гамбург, Германия, аэропорт Фульсбюттель. Пятница, 4 апреля, 10.10

Николас Мартен стоял в очереди пассажиров, производивших посадку на рейс 1411 авиакомпании «Эр Франс», следующий в аэропорт де Голля, Париж. Там предстояло пересесть на рейс в Москву. На одну из кредитных карточек он купил авиабилет, что было сопряжено с немалыми переживаниями. Ведь Ребекка могла уведомить банк о его смерти, и тогда кредитки были бы закрыты. Очевидно, сестра все-таки этого не сделала: карточка была принята, а билет выдан без всяких вопросов.

Столь же гладко все прошло и в других случаях. Вчера вечером он получил свой паспорт, а вернее, дубликат старого в американском консульстве в Гамбурге. К паспорту прилагался небольшой сверточек. В нем оказались сотовый телефон в рабочем состоянии плюс зарядное устройство. Выдана была российская деловая виза сроком на три месяца. Консульский отдел МИД России дал ее по запросу «Лайонсгейт лендскейпс» – британской компании по землеустройству, базирующейся в Москве. В соответствии с российскими визовыми правилами указывалось местопребывание приезжающего – отель «Марко Поло», Спиридоньевский переулок, дом 9, Москва.

Мартен не знал, чем занимается «Лайонсгейт лендскейпс» на самом деле. Может быть, этой фирмы не существовало вовсе. Но это его не очень волновало. Главное, что виза для него была утверждена. Он получил все, о чем просил, причем на это не потребовалось и двух суток. Для человека с «шатким положением на службе», как аттестовал себя Коваленко, такая исполнительность была просто потрясающей.

Отель «Балчуг Кемпински», Москва. Тот же день – пятница, 4 апреля, 13.30

Александр, Ребекка и баронесса сидели за небольшим обеденным столом в углу роскошного гостиничного номера Александра, откуда открывался вид на Красную площадь, необычайно оживленную в этот солнечный весенний день. Меню было простым и подходило больше для завтрака, а не обеда – русские блины с красной икрой и кофе.

Разговор тоже не был перегружен сложными проблемами. Он касался двух тем: завершающий этап перехода Ребекки в русскую православную веру, что было обязательным условием для женщины, которой предстоит стать императрицей и матерью царских отпрысков, а также выбор нарядов для бракосочетания, проводимой следом коронации, а затем и коронационного бала, который состоится в тот же день вечером. Оба вопроса были важны, поскольку времени оставалось мало, меньше месяца. Через час предстояла встреча с одним из ведущих французских кутюрье и его помощниками. Нужно было снять с Ребекки мерку и остановить выбор на конкретном фасоне свадебного платья. Принятие решений по этому вопросу Александр был готов полностью доверить невесте, баронессе и самому модельеру. Его ждали другие дела: примерка собственного костюма для коронации, интервью государственному телевидению, а затем намеченная на четыре часа дня встреча в Кремле с руководителем администрации президента Гитинова.

На встрече предстояло обсудить протокольные вопросы и полномочия как политического, так и социального плана. В России никогда раньше не было царя, занимавшего фактически номинальный пост. Александру было известно, что внезапный и широкий взлет его популярности встревожил Гитинова. И президент хотел заранее указать молодому царю подобающее место, чтобы тот не вздумал обратить свою популярность в реальное влияние. Сам сказать об этом Александру в лицо Гитинов не решался, поскольку сознавал политическое могущество триумвирата, решившего реставрировать в стране монархию. Однако сообщить Александру о четких рамках, в которых ему надлежит держаться, вполне можно было через главу своей администрации. Иными словами, задача состояла в том, чтобы ознакомить царя с его должностными обязанностями: конституционный монарх является церемониальным главой государства, парадным представителем новой России как внутри страны, так и за рубежом. И все. Точка.

От подобной роли Александра несколько мутило, но он выражал полную готовность играть ее, во всяком случае в течение какого-то времени, которое потребуется ему для того, чтобы расширить связи и создать собственную базу власти. Вот тогда-то и можно будет медленно, поэтапно, тщательно рассчитывая шаги, активизироваться вначале в политической сфере, а затем и в военной среде. Идея заключалась в реализации народной мечты о национальном величии. Причем в этой системе ему отводилось место центрального и незаменимого элемента.

Года через три парламент будет бояться даже пикнуть, не проконсультировавшись прежде с царем. Через пять лет уже президент превратится в номинального главу государства. А через семь истуканами станут парламент и генералы, которые командуют вооруженными силами. Десятилетие спустя слово «монархия» избавится от приставки «конституционная». Тогда Россия и весь мир в полной мере поймут значение слова «царь». Оценивая деятельность Ивана Грозного, Иосиф Сталин считал, что тот был недостаточно грозен. У Александра с этим проблем не будет. Кровь уже на руках его, и он готов к тому, чтобы ее стало еще больше. Этой науке его обучали с младых лет. Баронесса была превосходным преподавателем.

Александр улыбнулся собственным мыслям, и его охватило умиротворение, которого он давно уже не испытывал. Истоки этого ощущения были вполне понятны. В конце концов трон переходил к нему окончательно и бесповоротно, гарантией чего была смерть отца. И Ребекка будет рядом с ним до конца его жизни.

Не менее ясно стало и то, что все эти тошнотворные страхи по поводу чудесного воскресения Николаса Мартена из мертвых всего лишь плод его собственного воображения. Причиной этих кошмаров была животная, почти истерическая боязнь потерять Ребекку. Подобные эмоции нуждались в жестком контроле, поскольку, если их не сдерживать, они могут попросту раздавить его.

– У тебя с собой был какой-то подарок, когда вы уходили вместе с Николасом, – донесся до него откуда-то издалека голос Ребекки.

Благодушие как рукой сняло, когда Александр поднял глаза и встретился с нею взглядом. Она сидела напротив. Баронесса уже ушла.

– Что ты сказала? – не понял он.

– Тогда, на вилле. У тебя был подарок – сверточек в цветной бумаге. Ты еще его под мышку сунул, когда вы с Николасом уходили погулять. Что там было?

– Не знаю. Не помню уже…

– Да как же не помнишь? Ты этот сверток из библиотеки принес. Положил его в бальном зале на стол, за которым мы сидели. А потом забрал, когда…

– Ах, Ребекка, о каких подарках ты говоришь? Где баронесса?

– Ушла. Ей позвонили.

– Стоило из-за этого уходить. Могла бы поговорить прямо здесь, за столом.

– Наверное, что-то личное.

– Да, наверное.

В дверь постучали. Вошел полковник Мурзин, одетый в отлично сшитый синий костюм и светло-голубую рубашку. Такова стала повседневная форма одежды агентов ФСО, которые охраняли Александра.

– Ваше высочество, прибыл портной из Парижа. Его приняла баронесса. Она просит, чтобы молодая царица присоединилась к ним. – По выражению лица Мурзина было видно, что он хочет сказать что-то Александру наедине.

– Ступай, дорогая. – Александр встал из-за стола. – Я приду к вам попозже.

– Конечно. – Ребекка с улыбкой тоже поднялась. Взяв сумочку, она вежливо кивнула Мурзину и удалилась.

Мурзин подождал, пока за ней закроется дверь.

– Я думаю, вам следует знать, ваше высочество. Консульская служба выдала деловую визу человеку по имени Николас Мартен.

– Что? – Александр почувствовал, как у него на пару секунд остановилось сердце.

– Виза выдана вчера в Гамбурге. Через МИД по запросу британской ландшафтно-архитектурной фирмы со штаб-квартирой в Москве.

– Он что, англичанин?

– Нет, американец. Прибывает сегодня из Германии. Для него зарезервирован номер в отеле «Марко Поло» здесь, в Москве.

Александр буравил Мурзина взглядом.

– Это он?

– На визе должна быть его фотография. Я запросил электронную копию. Но пока еще не прислали.

Александр развернулся на месте и пошел к окну. День был все так же ясен, а небо безоблачно. Город жил активной послеполуденной жизнью. На улицах стало больше машин, тротуары заполнились пешеходами. Но здесь, в комнате с Мурзиным, стоящим за спиной, казалось, сгустились сумерки. Где-то глубоко внутри застучал метроном.

Тук-тук, тук-тук…

Опять это проклятое тиканье. Изводящее, неотвязное, пугающее. Словно рождающееся чудовище.

Тук-тук.

Тук-тук.

Тук-тук…

28

Париж, аэропорт имени Шарля де Голля.

Все еще пятница, 4 апреля, 12.25

Сжимая в руке билет, Николас Мартен быстро шел вдоль синей линии, тянувшейся по начищенному до блеска полу. Ему надо было добраться от терминала 2F, где приземлился его самолет, до терминала 2С, откуда рейс 2244 «Эр Франс» возьмет курс на московский аэропорт Шереметьево. Время вылета – 12.55. В его распоряжении было всего полчаса. В душе он был очень благодарен этой синей линии на полу. Она значительно облегчала переход, тем более сейчас, когда его мысли были далеко отсюда. Мартен думал о Ребекке.

Коваленко рассказал ему, что она остановилась вместе с баронессой де Вьен в апартаментах на восьмом этаже отеля «Балчуг Кемпински». Весь этот этаж вместе с седьмым были заняты Александром и теми, кто готовил его коронацию. В этой связи люди из ФСО, должно быть, полностью оцепили эти два этажа, если не весь отель. Это означало, что у него нет практически никакой возможности добраться до нее самому. Значит, нужно придумать какой-то способ выманить ее к себе. У него не было ни малейшего представления, как это сделать. Оставалось надеяться, что способ все же найдется. Да и Коваленко в случае чего поможет.

Москва, Кремль. Все еще пятница, 4 апреля, 17.55

Ровно к четырем Мурзин доставил Александра в управление руководителя президентской администрации. Александра провели в офис, предложили кофе и попросили подождать. Ему сказали, что глава администрации находится сейчас на совещании у президента по делу чрезвычайной важности и прибудет сразу же, как только освободится. Прошел час, а ожидание все тянулось. Наконец в пятнадцать минут шестого пришел секретарь и повел Александра по неприметному коридору к частному кабинету Гитинова. Там его ожидал сам президент. Больше никого не было.

– Прошу вас, присаживайтесь, – учтиво пригласил Гитинов Александра в уютную гостиную.

Два стула с похожими на подушки сиденьями стояли напротив камина, в котором весело потрескивал огонь. Помощник принес чай и тут же удалился. Когда дверь за ним закрылась, Александру пришла мысль о том, что, хотя он беседовал с российским президентом множество раз, им еще ни разу не доводилось оставаться друг с другом полностью наедине. И еще подумалось, что Гитинов на деле физически гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд. Он обратил внимание, насколько широк ворот рубашки, охватывающий толстую шею президента. У него были мощные руки, а широкая грудь резко сужалась к талии. Широкие брючины словно маскировали выпуклые и мускулистые бедра, какие бывают у борцов или велосипедистов.

Да и сами ухватки Гитинова внушали определенное беспокойство. В Давосе он излучал добро и душевность в обстоятельствах, сложившихся после того, как Мартен канул без следа в горную реку. Тогда это диктовалось политическими соображениями. Здесь, у себя в кабинете, президент держался очень непринужденно, словно совершенно забыв о политике. Он спросил у Александра о планах коронации и свадьбы, о том, где они с царицей намерены провести медовый месяц. Высказал кое-какие предложения, упомянув о своих любимых черноморских курортах.

Его открытая, дружелюбная манера вести разговор, веселые искорки в глазах и теплая улыбка способны были обезоружить любого. Создавалось впечатление, что беседуешь со старым приятелем. Хотелось расслабиться самому и поддерживать беседу в том же непринужденном ключе.

Проблема заключалась в том, что все это было чистой воды притворством. В действительности Гитинов изучал его словно под микроскопом, тщательно анализируя каждое слово и каждый жест, пытаясь заглянуть за фасад и выяснить, соответствует ли форма содержанию или собеседник имеет скрытые амбиции и замыслы, а потому не достоин доверия.

Человеку, достаточно сообразительному, чтобы понять происходящее, подобная ситуация могла показаться пугающей и даже угрожающей. Однако Александр, хотя и понимал, что происходит, не был ни встревожен, ни напуган. Ведь это в нем течет императорская кровь, и это он, а не Гитинов вот-вот будет помазан на царство. Значит, пусть другие боятся и трепещут перед ним, а не наоборот. Вместе с тем он прекрасно сознавал и то, что сейчас не время и не место показывать когти. Поэтому Александр просто сел поудобнее, откинулся на спинку стула и завел вежливый разговор о какой-то ерунде, предоставив Гитинову полную возможность изучать себя с любого ракурса.

Беседа длилась двадцать минут. Они обменялись рукопожатием, и Александр ушел, еще раз выслушав от президента глубокие соболезнования, на сей раз по поводу безвременной кончины батюшки. Гитинов и сам вел себя по-отечески. Когда они прощались, со стороны могло показаться, что заботливый папаша провожает сынка в школу.

Если задуматься, то именно этого всего и следовало ожидать. Гитинов показал, кто в доме хозяин, заставив Александра ждать в приемной. А потом огорошил личной аудиенцией с целью как следует прощупать собеседника. Но не на того напал! Александр улыбнулся про себя, думая о том, как опозорился президент, пожелавший разыграть хитроумную партию. Тоже мне, гроссмейстер… Эта беседа на время отвлекла его ум от Николаса Мартена. Гулкий стук метронома затих.

– Ваше высочество, – напомнил о себе Мурзин, поворачивая руль черной «Волги». Отъехав от Кремля, они втискивались в густой автомобильный поток, ползший в вечерний час пик по набережной, которая широкой полосой шла вдоль Москвы-реки. – Вот копия визы Мартена.

Быстро развернув бумагу, Александр всмотрелся в бородатую физиономию. Лицо было болезненно худощавым, значительная его часть была скрыта густой бородой, а глаза, словно нарочно, несколько скошены в сторону. И все же не могло быть никаких сомнений в том, кому это лицо принадлежало. Мурзин не замедлил подтвердить сделанный вывод:

– Это дубликат его старого паспорта. Родился в Вермонте, США. В качестве нынешнего местожительства указан Манчестерский университет в Англии. Это брат царицы.

По-прежнему держа бумажку в руке, Александр посмотрел в окно. Контуры Москвы стали какими-то размытыми.

– Ваше высочество, – вновь подал голос Мурзин, глядя на него в зеркало заднего вида, – с вами все в порядке?

Ответа не последовало. Но после затянувшейся паузы на него из зеркала посмотрели глаза Александра.

– Царское Село, – проговорил престолонаследник твердым тоном. – Доставьте туда царицу и баронессу. Сегодня же вечером. Скажете им, что меня вызвали на срочное совещание. Учитывая свою возрастающую занятость, а также усиливающийся интерес прессы к моей персоне и персоне царицы, я хочу избавить их от всей этой кутерьмы. Никто не узнает, куда они уехали. Официальная версия будет гласить, что обе отбыли в неизвестном направлении, чтобы немного отдохнуть перед коронацией. И никто ни при каких обстоятельствах не должен узнать о Мартене. В особенности царица.

– А с ним-то что делать?

– О нем я сам позабочусь.