Текст книги "Изгнанник"

Автор книги: Аллан Фолсом

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

3

Лондон, Йорк-хаус, клиника «Бэлмор», понедельник, 1 апреля, 13.45

Джон Бэррон… то есть Николас Мартен (ему стоило больших усилий постоянно помнить, кто он теперь) был озадачен первым впечатлением от Клементины Симпсон. Высокая, примерно его возраста, с темно-рыжими волосами до плеч, в мешковатом деловом костюме синего цвета, она выглядела как заведующая какого-нибудь медицинского учреждения. Он только потом узнал, что к медицине она имела лишь косвенное отношение, поскольку являлась членом Бэлморского фонда и дважды в год в течение недели работала в клинике в качестве добровольного помощника. И именно в таком качестве она сейчас сопровождала нового лечащего врача Ребекки – Энн Максвелл-Скот, невысокую толстушку лет пятидесяти, обладавшую, как показалось Мартену, исключительной проницательностью, а также двух ее ассистентов. Все они приехали в аэропорт Хитроу, чтобы встретить прибывший из Лос-Анджелеса рейс авиакомпании «Бритиш эруэйз», на котором прилетела Ребекка Мартен в сопровождении своего брата.

Ребекка проснулась примерно за час до посадки и, хотя все еще нетвердо держалась на ногах после приема лекарств, умылась и позавтракала. Она осознавала, где находится и почему они с братом летят в Лондон. Такое же спокойствие она сохраняла на протяжении поездки из аэропорта в Йорк-хаус, где на Белиз-лейн располагалась клиника «Бэлмор».

– Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, мистер Мартен, не стесняйтесь спрашивать, – сказала Клементина Симпсон перед тем, как выйти из маленькой, но светлой и уютной комнатки на третьем этаже, которую отвели Ребекке. – Я пробуду здесь до конца недели.

Затем она ушла, и Николас Мартен занялся обустройством Ребекки на новом месте, а закончив с этим, отправился поговорить с лечащим врачом.

– Вы наверняка понимаете, господин Мартен, что являетесь для Ребекки не только братом. Вы – ее единственная опора и защитник, поэтому очень важно, чтобы вы оставались рядом с ней хотя бы первые несколько дней. Скоро, может быть даже завтра, помимо двух ежедневных встреч со мной Ребекка начнет принимать участие в сеансах групповой психотерапии, в ходе которых она и другие пациенты будут работать над постановкой какой-нибудь театральной пьесы или придумывать дизайн нового здания нашей клиники. Смысл этого метода – ставить перед пациентами задачи, которые требуют коллективного мышления и работы, не позволить им создать внутри своей психики некие «потайные места», где они могли бы укрыться от окружающего мира и, как следствие, замкнуться в себе и деградировать. Наша конечная цель – превратить Ребекку в полноценного члена общества, позволить ей стать более или менее самодостаточной.

Мартен слушал очень внимательно. Он хотел убедиться в том, что здесь, в «Бэлморе», как и обещала доктор Фланнери, практикуются такие же методы, как и во всем мире психотерапии. История болезни каждого из пациентов и все связанные с ним записи являются конфиденциальными и доступны только лечащему врачу или ближайшим родственникам, каковыми для Ребекки – в единственном числе – являлся он. Доктор Фланнери заверила его, что, договариваясь о переводе Ребекки в «Бэлмор», предупредила своих английских коллег, что причины столь срочного решения не подлежат разглашению.

Для Мартена было очень важно увериться в том, что конфиденциальность действительно будет соблюдена, и пятнадцатиминутный разговор с доктором Максвелл-Скот убедил его в том, что так оно и есть. Врач рассказывала о реабилитационной программе, которую они с доктором Фланнери разработали для девушки, и о том, насколько значительными и успешными могут быть результаты ее применения.

В конце беседы его охватило чувство умиротворения. Он проникся глубочайшим доверием к этой женщине, чему способствовала ее теплая и сердечная манера общения. Кстати сказать, те же чувства Мартен испытывал, общаясь с мисс Симпсон и со всеми остальными, – с того самого момента, когда они встретили его в зале прилета аэропорта Хитроу, быстро провели через таможенный и пограничный контроль к машине «скорой помощи», и даже во время оформления Ребекки после их приезда в клинику.

– Вы выглядите очень уставшим после путешествия, и, конечно же, вы обеспокоены. Я уверена, что вам удастся найти гостиницу где-нибудь неподалеку.

– Да, я уже выбрал – отель «Хэмпстед холидей инн».

– Ну вот и замечательно, – улыбнулась она. – Поезжайте туда и отдохните. За Ребекку не волнуйтесь, ей у нас будет очень хорошо. А вы можете снова ненадолго навестить ее перед ужином, примерно в шесть часов вечера.

– Хорошо, – ответил Николас Мартен, а потом, не сдержавшись, эмоционально добавил: – Спасибо вам! Огромное спасибо!

4

Отель «Хэмпстед холидей инн» действительно находился всего в нескольких минутах езды от клиники «Бэлмор». Николас откинулся на спинку заднего сиденья, пытаясь почувствовать дух города, который до сегодняшнего дня он знал лишь по книгам, кинофильмам и оглушительной музыке британских рок-групп.

Такси свернуло на Хаверсток-Хилл, и Мартен вдруг вздрогнул, осознав, что поток встречных автомобилей едет не слева, как обычно, а справа от них. Во время поездки из Хитроу в машине «скорой помощи» он не обратил на это внимания и заметил только теперь. Данное обстоятельство заставило его окончательно поверить в то, что они с сестрой оказались совершенно в ином месте и что благодаря Дэну Форду и доктору Фланнери они не оставили за собой следы, а их тылы надежно защищены.

После выписки из больницы Дэн Форд сразу же отправил его в дом своего коллеги, расположенный среди апельсиновых плантаций к северо-западу от Лос-Анджелеса. Затем он расторг договор аренды с домовладельцем, у которого его друг снимал жилище, и распродал все его вещи, оставив лишь самые нужные и поместив их в платное хранилище, причем документы оформил на свое имя.

А доктор Фланнери со своей стороны не только договорилась о переводе Ребекки в «Бэлмор», но и уладила все формальности с пансионатом Святого Франциска. Буквально за несколько часов до их отлета в Лондон она сообщила сестре Рейносо, что по просьбе Джона Бэррона Ребекку переводят в медицинское учреждение, находящееся в другом штате. Меньше чем через полчаса после разговора с сестрой Рейносо врач уже везла Бэррона и Ребекку в своей собственной машине в аэропорт. Оказывается, она умудрилась договориться с начальством аэропорта о том, чтобы в связи с «тяжелым состоянием» пациентки ей и ее брату разрешили подняться на борт самолета задолго до объявления посадки. Таким образом, никто из публики, толпившейся в зале ожидания, их не видел.

Итак, основные шаги были сделаны, и они, проделав долгий перелет через Атлантический океан, оказались здесь – целые и невредимые. Поэтому теперь Николас Мартен мог позволить себе хотя бы на несколько минут расслабиться и заняться созерцанием улиц, по которым проезжало такси. И при этом не думать о том, почему он отдал предпочтение именно «Бэлмору», а не клиникам Рима и Женевы. Не думать о том, почему ему понадобилось приехать именно в Лондон.

5

Все еще понедельник, 15.25

Мартен зарегистрировался в гостинице и, поднявшись в номер, распаковал свои вещи. Сразу же после этого он принял душ, надел чистые джинсы, легкий свитер и спортивную куртку, после чего спустился в вестибюль и спросил у швейцара, как проехать на Аксбридж-стрит. Через двадцать минут такси, в котором он сидел, свернуло с Ноттинг-Хилл-гейт на Кемпден-Хилл-роуд и поехало по направлению к Аксбридж-стрит.

– Какой вам нужен дом? – осведомился водитель.

– Я выйду вот здесь, спасибо, – ответил он.

– Как пожелаете, сэр.

Такси затормозило у обочины, Николас расплатился с шофером, вышел, и машина уехала. А он словно вступил в мир Реймонда или, по крайней мере, в его кусочек – тот, который нашел на листке бумаги среди вещей преступника.

Дом 21 по Аксбридж-стрит представлял собой элегантный трехэтажный особняк, отгороженный от улицы и тротуара черной кованой узорчатой оградой высотой в шесть футов. За оградой росли два огромных платана, на ветвях которых уже начали лопаться почки. Очевидно, виной тому были ласковые солнечные лучи и весна, которая в нынешнем году, по словам таксиста, выдалась на удивление теплой.

Подойдя поближе, Мартен увидел приоткрытые чугунные ворота и стоящую возле них стремянку. Выложенная кирпичом дорожка у ворот была закрыта кусками ткани, а на лестнице висело ведро с черной краской. Самого маляра видно не было.

Он остановился у ворот и посмотрел на дом. Парадная дверь была закрыта, а влево от нее, за дом, уходила садовая дорожка. Но и там не было видно ни одной живой души.

Николас скользнул в ворота и, обогнув лестницу, пошел по дорожке вдоль дома. Обогнув особняк, он увидел приоткрытую дверь, к которой вели три ступеньки. Поглядев вокруг и снова никого не увидев, Мартен поднялся по ступеням, замер у двери и стал прислушиваться.

– Эй! – позвал он. – Есть тут кто-нибудь?

Ответа не последовало.

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы обойти дом с первого до третьего этажа, а затем вновь спуститься вниз. Все, что он успел увидеть за время этого короткого осмотра-обыска, были богато обставленные комнаты и никаких признаков того, что в них сейчас кто-то обитает.

Мартен был весьма разочарован, но, с другой стороны, именно чего-то в этом роде он и ожидал. Как он помнил из присланного в Лос-Анджелес отчета лондонской полиции, дом принадлежал некоему Чарльзу Диксону, ушедшему на покой биржевому брокеру, живущему большую часть года на юге Франции. В отчете также говорилось, что, будучи допрошен, мистер Диксон сообщил, что знать не знает никакого Реймонда Оливера Торна, никогда о нем не слышал и понятия не имеет, с какой стати могло понадобиться этому Торну его разыскивать. Он приезжает в свой лондонский дом лишь на рождественские каникулы да на неделю в конце июня, когда проходит теннисный турнир Уимблдон, вот и все. Остальную часть года он проводит во Франции, а дом стоит пустой.

И все же в середине марта Реймонд должен был оказаться в Лондоне и явно собирался прийти по этому адресу. Это казалось лишенным всякого смысла, если только дом время от времени не сдают, но лондонская полиция ни словом не упомянула об этом.

– Кто вы такой, черт вас возьми?

Вздрогнув от неожиданности, Николас Мартен резко обернулся и увидел на пороге двери, через которую он попал в дом, огромного седоволосого мужчину в рабочем комбинезоне.

– Вы, должно быть, маляр?

– Я-то маляр, а вот вы кто такой? И какого дьявола вы здесь делаете?

– Я ищу мистера Чарльза Диксона. Ворота были открыты, вот я и вошел. Мне сказали, что время от времени он сдает дом, и я хотел…

– Не знаю, кто вам это сказал и кто вы такой, – маляр ощупывал его подозрительным взглядом, – но мистер Диксон никогда не сдает дом. Ни-ког-да! Если вам это понятно, мистер…

– Каплан, – быстро сымпровизировал Мартен, – Джордж Каплан.

– Так вот, мистер Каплан, вы уяснили?

– Да, вполне. Благодарю вас. И простите, что потревожил. – Мартен уже направился к двери, но тут в голову ему пришла неожиданная мысль, и он вновь повернулся к маляру. – А вы, случаем, не знаете, нет ли у мистера Диксона друга по имени Обри Коллинсон в Кингстоне, на Ямайке?

– Чего?

– Мистер Обри Коллинсон. Мне называли его имя вместе с именем мистера Диксона. По-моему, он адвокат. Он часто путешествует в Лондон и другие места, и в основном на чартерных самолетах.

– Не пойму, какого дьявола вам надо, мистер, но я отродясь не слышал ни про какого Обри Коллинсона, а если мистер Диксон его и знает, то меня это не касается. – Маляр с угрожающим видом шагнул вперед. – И если вы через пять секунд не уберетесь, я вызываю полицию.

– Еще раз спасибо, – улыбнулся Николас, а затем повернулся и вышел.

16.15

Примерно через двадцать минут, пройдя пять кварталов, он оказался перед фасадом посольства Российской Федерации – внушительного здания, официальный адрес которого звучал не менее представительно: Великобритания, W8 4QX, Лондон, Кенсингтон-Пэлас-гарден, 13. У ворот застыли охранники, во дворе о чем-то беседовали несколько человек.

Мартен постоял несколько секунд, разглядывая здание, а затем к нему шагнул вооруженный охранник.

– Все в порядке, я просто смотрю, – проговорил Мартен, подняв руку в успокаивающем жесте, а затем повернулся и быстро пошел прочь от посольства в направлении Кенсингтон-гарденз. В доме на Аксбридж-стрит он не увидел ничего, что могло бы насторожить или вызвать подозрение. То же самое и здесь: посольство как посольство, и ничего больше. Разве что два этих здания находились неподалеку друг от друга. Что это означало, и означало ли вообще что-нибудь? Единственным человеком, который мог бы ответить на этот вопрос, был Реймонд, а он – мертв.

И еще. Что смог бы предпринять Мартен, даже если бы наткнулся на что-нибудь необычное? Предупредить власти? Допустим. А что потом? Попытаться объяснить им, что происходит, чтобы они принялись выяснять его подноготную? Нет, на это он пойти не мог. Он должен был оставить все как есть. Здравый смысл подсказывал ему, что это чистой воды безумие – пытаться в частном порядке расследовать некий заговор, в котором участвовал – и из-за чего в итоге оказался убит – Реймонд. Но другой голос, звучавший в его мозгу, требовал, чтобы он не бросал своих попыток. Возможность довести расследование до конца искушала его, а он не мог противиться этому искушению, словно наркоман или алкоголик, который не имеет сил устоять перед смертельно опасной привычкой.

Второй голос одерживал пока убедительную победу, и с этим надо было что-то делать.

6

«Хэмпстед холидей инн», 21.00

Николас Мартен проснулся внезапно, словно его кто-то толкнул. Он не имел ни малейшего представления о том, где сейчас находился и как долго спал.

Он сел на кровати и увидел свет, падавший из приоткрытой двери, и только затем сообразил, что это – ванная комната и, очевидно, он сам не закрыл дверь. Потом воспоминания стали медленно возвращаться.

Отойдя от российского посольства, он прошел через Кенсингтон-гарденз на Бейсуотер-роуд, поймал такси и отправился в клинику «Бэлмор», чтобы повидаться с Ребеккой. Сестра была рада видеть его, но вид у нее был усталый – не пришла в себя после долгого перелета, поэтому Мартен не стал задерживаться у нее надолго. Пообещав прийти на следующее утро, он вернулся в гостиницу, снял куртку, лег на кровать, намереваясь посмотреть телевизор, и, видимо, уснул.

Смена часовых поясов, переживания, связанные с путешествием, утомили и его, но сон, пусть и недолгий, пошел ему на пользу. Он был снова бодр и готов к действиям. Вот только к каким?

Ополоснув лицо и проведя расческой по волосам, Николас спустился в вестибюль отеля и вышел на улицу. Воздух был теплым, уже зажглись вечерние огни.

Мартен перешел через дорогу и стал спускаться по Хаверсток-Хилл – обычный турист, вышедший на прогулку, впитывающий звуки и запахи нового для себя места.

«Предметы», – неожиданно для Мартена прозвучал в его мозгу голос Реймонда. Он был негромким, но отчетливым и настойчивым.

«Предметы, – повторил голос, а потом еще раз: – Предметы».

– Нет! – вслух проговорил Николас и ускорил шаг. Сегодня он уже пережил такое же внутреннее сражение и не хотел его повторения.

«Предметы», – вновь послышался шепот, и молодой человек пошел еще быстрее, словно мог убежать от этого засевшего в нем невидимого мучителя.

Но нет, тот не отставал.

«Предметы, предметы, предметы…».

Внезапно Мартен остановился. Вокруг него кипела жизнь: рекламные огни, запруженные пешеходами тротуары, неослабевающий поток машин на проезжей части. И именно в этот момент он понял, что голос, звучавший в его мозгу, принадлежал не Реймонду, а ему самому. Бригады больше не существовало, но он-то остался! Он приехал в Лондон и привез сюда Ребекку только по одной причине: его привел сюда Реймонд и все то, что стояло за его спиной; поэтому последнее, что Николас мог предпринять, – уйти и забыть.

7

Хай-стрит, бар «У Пентрита», 21.35

Николас Мартен замер на пороге, оглядываясь по сторонам. Заведение «У Пентрита» представляло собой классический английский паб, обшитый панелями из темного дерева, шумный и тесный. Несмотря на будний день, здесь и сейчас яблоку негде было упасть.

Барная стойка, по форме напоминавшая лошадиную подкову, находилась в центре зала; вдоль нее тянулись высокие табуреты, а столики стояли в глубине зала. Один из барменов был темноволосым крепышом, второй – немного выше, худощавый, с коротко стриженными высветленными волосами. Обоим было примерно по тридцать с небольшим.

Наблюдая за их поведением, Мартен пришел к выводу, что главный здесь – крашеный блондин. Он то и дело отходил к концу стойки, чтобы перекинуться с кем-то парой слов, но его собеседника рассмотреть было невозможно.

«Если с кем-то и говорить, то именно с блондином», – решил Николас и начал прокладывать себе путь сквозь толпу по направлению к стойке.

В большинстве своем посетители напоминали студентов университета, но имелись и обладатели профессорской внешности, еще меньше было бизнесменов и деловых женщин. Иными словами, вряд ли убийца вроде Реймонда стал бы проводить время в обществе подобной публики. Но, с другой стороны, нельзя забывать и о том, каким хамелеоном являлся преступник, как ловко он менял внешность, манеры и даже язык. Ведь именно из группы студентов он выдернул Йозефа Шпеера. Человек с такой подготовкой и такими навыками мимикрии мог сойти за своего абсолютно в любой среде.

Протиснувшись между двумя молодыми парнями и глазеющей на них девицей, Николас наконец оказался у стойки, меньше чем в десяти футах от того места, где стоял бармен. Как оказалось, блондин разговаривал с двумя мужчинами в спортивных куртках. Один из них был незнаком Мартену, а второго он знал хорошо, даже слишком. Старый легавый пес из «убойного» отдела управления полиции Лос-Анджелеса, детектив Джин Вермеер. Один из двух дежуривших у его дома детективов, мимо которых он проехал, вывозя спрятавшегося на заднем сиденье Реймонда в аэропорт Бербанка.

Вермеер был ближайшим другом Рыжего Макклэтчи и частенько выпивал вместе с членами бригады. Из-за его необузданного, непредсказуемого нрава и склонности к насилию его не сочли достойным войти в состав знаменитого подразделения. Из всех полицейских Лос-Анджелеса именно с ним Мартену хотелось встретиться меньше всего, поскольку Вермеер винил его в смерти коммандера и был бы счастлив увидеть в мешке для трупов.

– Господи! – выдохнул Николас и поспешно отвернулся.

Вермеер мог находиться здесь лишь по двум причинам. Либо он идет по тому же следу, что и Мартен, используя в качестве ориентиров заметки из ежедневника Реймонда, либо он узнал его новое имя, проследил последние передвижения и приехал в Лондон, надеясь, что их пути пересекутся, если Мартен также идет по следу, оставленному Реймондом. Если так, то сейчас Вермеер, возможно, расспрашивает бармена не только о Реймонде и загадочном И.М., но и о нем, Николасе Мартене.

– Мистер Мартен, если не ошибаюсь? – послышался за его спиной громкий женский голос.

Сердце Николаса подпрыгнуло; обернувшись, он оказался лицом к лицу с Клементиной Симпсон.

– Клем Симпсон, – напомнила она, широко улыбаясь. – Мы виделись с вами сегодня днем. В клинике «Бэлмор», помните?

– О да, конечно!

Мартин быстро оглянулся через плечо: Вермеер и его спутник все еще разговаривали с барменом. Он взял женщину под руку и молча повел в глубь зала. Когда они отошли подальше, он сообщил:

– Мне нужно было… немного развеяться, а один человек, с которым я познакомился в самолете, назвал мне этот бар, сказав, что тут можно почувствовать подлинную атмосферу Лондона.

– Да уж, развеяться вам не помешает, – все так же улыбаясь, согласилась женщина. – Мы тут отмечаем день рождения нашего друга. Не хотите присоединиться к нам?

– Я… – Николас снова оглянулся. Вермеер и его спутник, вероятно закончив разговор, направились к выходу, прямо к ним! – Да, с огромным удовольствием, – торопливо договорил он и пошел следом за Клементиной Симпсон по направлению к стоявшему в конце зала столу, за которым разместились с полдюжины человек, напоминавших университетских преподавателей.

– Вы часто здесь бываете? – поинтересовался Мартен.

– Когда оказываюсь в городе – да. У меня в Лондоне много друзей, которые собираются здесь уже не первый год. Встречаться в ближайшем от дома пабе – это очень по-английски.

Мартен снова оглянулся. Вермеер остановился и смотрел в его направлении. Затем второй мужчина тронул его за рукав и кивнул в сторону двери. Полицейский постоял, глядя на Мартена еще пару секунд, затем резко повернулся, и они пошли к выходу.

– Мисс Симпсон. – Мартен положил ладонь на руку женщины.

– Клем, – с улыбкой поправила она.

– Клем, если вы не возражаете, – он с трудом улыбнулся, – мне бы надо отлучиться на минутку.

– Разумеется. Наш столик – вон там.

Николас кивнул и повернулся к ней спиной, не сводя глаз с входной двери. Вермеер и его спутник исчезли. Он перевел взгляд в сторону стойки бара. Там царило временное затишье, и, воспользовавшись этим, бармен протирал бокалы. Его напарника рядом не было.

«Не исключено, что Вермеер расспрашивал бармена обо мне, описал внешность и оставил свой телефон с просьбой позвонить в случае, если я появлюсь».

Мартен вновь покосился на дверь, но не увидел никого, кроме посетителей. Он снова посмотрел на бармена и, немного поколебавшись, решил рискнуть. Подойдя к стойке, он прошел в ее конец и заказал пиво. Секунд через двадцать бармен поставил перед ним запотевший бокал с шапкой пышной пены.

– Я разыскиваю одного человека, который, судя по всему, является завсегдатаем вашего бара, – заговорил Мартен, пододвигая к бармену банкноту в двадцать фунтов. – В одном из Интернет-чатов мне подсказали, что он – или она – мастер подыскивать жилье для аренды. Я знаю только две буквы – «И» и «М». Может, это его или ее инициалы, может, ник для Сети – не знаю.

Он перехватил внимательный взгляд. Значит, Вермеер действительно дал его описание, и сейчас бармен пытается сообразить, тот ли это человек. Однако Мартен даже не моргнул и продолжал невинно смотреть в глаза мужчины. А затем бармен наклонился к нему.

– Вот что я вам скажу, приятель. Всего пару минут назад меня расспрашивал об этом И.М. полицейский детектив из Лос-Анджелеса. С ним был инспектор Скотланд-Ярда, но ни тот, ни другой ни словом не обмолвились про Интернет-чат или аренду квартир.

Блондин покосился на банкноту, лежавшую на стойке, и понизил голос:

– Меня не интересует, зачем вам всем вдруг понадобился этот И.М., но я скажу вам то же самое, что сказал им. Я нахожусь за этой стойкой шесть дней в неделю на протяжении последних одиннадцати лет, но ни разу за все это время я не слышал ни о ком, кто назывался бы И.М. или Им. Не слышал про Иглокожего Майка, не встречал Идиотского Мерфи, не видел Ирен Мэри. А если тут кто-то что-то и может знать, то только я, потому что я, ко всему прочему, еще и хозяин этого заведения. Понятно?

– Вполне, – кивнул Мартен.

– Ну вот и славно. – Бармен взял банкноту, не сводя глаз с Мартена.

– Мистер Мартен, – послышался голос Клементины. Она незаметно подошла и теперь стояла рядом. – Так вы идете к нам?

– Простите, – улыбнулся ей Николас, – я тут заговорился.

Он взял со стойки бокал, кивнул бармену и отошел от стойки. Только что бармен узнал его фамилию.

– Послушайте, Клем, – заговорил он, – я вдруг почувствовал страшную усталость. Наверное, дает себя знать перемена часовых поясов. Поэтому, если вы не возражаете, давайте пообщаемся в следующий раз.

– Конечно, мистер Мартен. Увижу ли я вас завтра в клинике?

– Я приеду туда утром.

– И я тоже. Спокойной ночи.

Мартен ответил вежливым кивком и пошел к двери. Он был вымотан и ничего не узнал. Хуже того, он раскрылся, вступив в разговор с барменом, а теперь тот знает еще и его фамилию.

– Черт!

Обескураженный, злой на самого себя, он почти дошел до двери, как вдруг увидел группу молодых людей, расположившихся за столиком в отдельной нише. Рядом с ними, прислоненный к стене, стоял большой картонный щит, на котором красными и белыми буквами было написано: «РУССКАЯ ОБЩИНА».

Мартин почувствовал, как внезапно участился его пульс. Снова русские!

Кинув быстрый взгляд в сторону стойки и убедившись, что бармен не смотрит в его сторону, он приблизился к столу За ним сидели десять человек – шестеро мужчин и четыре женщины – и тихо общались на русском.

– Простите, – вежливо обратился он к ним, – кто-нибудь из вас говорит по-английски?

В ответ послышался смех.

– Что вам угодно, приятель? – широко улыбаясь, поинтересовался худощавый юноша в огромных очках.

– Я ищу человека с инициалами И.М. или, может, прозвищем.

Посетители за столиком переглянулись, на всех лицах читалось одинаково непонимающее выражение.

– Извини, друг, – сказал один из мужчин, темноволосый.

Николас бросил взгляд на щит с разноцветной надписью «РУССКАЯ ОБЩИНА».

– А могу я поинтересоваться, чем занимается ваша община?

– Мы собираемся раза два в неделю, чтобы поговорить о нашей родине. О политике, о том, что происходит в обществе, и все такое, – ответил тот же худощавый молодой человек.

– Это называется тоска по дому, – с улыбкой заметила круглолицая блондинка, и все засмеялись.

Мартин тоже улыбнулся и, продолжая разглядывать сидящих, задал еще один вопрос:

– А что такого происходит у вас на родине, что это нужно обсуждать раз в две недели? – Он помнил – «7 апреля/Москва», если, конечно, эта дата вообще хоть что-нибудь значила. – Может, близится событие, о котором должен знать весь остальной мир?

Темноволосый усмехнулся.

– Вы имеете в виду что-то, помимо сепаратистских движений, коррупции и русской мафии?

– Да.

– Ничего особенного, если, конечно, вы не верите сплетням о том, что российский парламент может проголосовать за восстановление монархии. – Он снова хмыкнул. – Тогда мы станем похожи на британцев. Появится то, вокруг чего сможет объединиться вся нация. Неплохая идея, если, конечно, тот, кто взойдет на престол, окажется приличным человеком. Однако это вряд ли случится – как и многие другие великие перемены, о которых мечтают люди. А мы собираемся здесь, – он пожал плечами, – и получаем удовольствие от… – темноволосый взглянул на круглолицую блондинку, – «тоски по дому».

Все, кроме Мартена, снова рассмеялись. Итак, сами русские на интересующую его тему не заговорят, поэтому он решил надавить на них.

– Могу я задать еще один вопрос? Дата седьмое апреля что-нибудь означает для русских? Особенно для тех, которые живут в Москве? Может быть, в этот день должно произойти нечто особенное?

Пухлая девушка снова улыбнулась.

– Я сама из Москвы, и, насколько мне известно, седьмое апреля – это всего лишь седьмое апреля.

Она окинула взглядом сидящих за столом и хихикнула.

– Она права, приятель, – кивнул парень в очках, – седьмое апреля – это седьмое апреля, и больше ничего. – Он неожиданно подался вперед и заговорщическим тоном спросил: – А почему ты спрашиваешь?

– Да так… – неопределенно ответил Мартен, пожимая плечами. Точно так же ответили на этот вопрос следователи из российского МВД, когда приезжали в Лос-Анджелес. – Некоторые думают, что это какой-то ваш праздник, хотя лично я о таком никогда не слышал. Наверное, я просто что-то не так понял. Но все равно, большое вам спасибо.

Мартен повернулся к столу спиной и собрался уходить.

– Но к чему все эти вопросы? – снова обратился к нему русский юноша.

– Еще раз спасибо, – не оборачиваясь, сказал Мартен и вышел.